Письмо к Джозефу Хансену §

29 февраля 1940 г.

Мой дорогой Джоу,

Если Шахтман подтверждает, что письмо об Испании, цитируемое мною, было подписано не только им, но и Кэнноном и Картером, то он полностью ошибается. Я, конечно, не скрыл бы другие подписи, но их не было. Как вы увидите на фотографиях, письмо было подписано только Максом Шахтманом.

В своей статье я признал, что в разных вопросах товарищи из большинства могли разделять ошибки Шахтмана, но они никогда не превращали эти ошибки в систему, не делали из них фракционной платформы. И в этом все дело.

Эберн и Бернам возмущены, что я цитирую их устные заявления не «проверив» их предварительно. Но они конечно имеют в виду, что вместо того чтобы публиковать эти мнимые заявления и дать им обоим возможность подтвердить или оспорить их, я должен был бы послать целую конфликтную комиссию в 5-7 человек, плюс пару стенографов. И зачем такой громкий моральный шум? Бернам несколько раз уравнял диалектику с религией. Да, это верно. Но в этом отдельном случае он не произнес эту фразу так, как мне её передали. Ах, какой ужас! Ах, какой большевистский цинизм! И так далее.

То же самое и с Эберном. В его письме ко мне он ясно показывает что он готовится к расколу. Но, видите ли, он никогда не произнес эту фразу при Голдмане. Это клевета! Нечестная выдумка! Позор! И т.д.

Если память мне не изменяет, моя статья о морали начинается с замечания о морализирующих, дезориентированных мелких буржуа. Теперь перед нами предстал новый пример того же феномена в нашей собственной партии.

Я слышал, что эти новые моралисты ссылаются на мое ужасное преступление, связанное с Истменом и Завещанием Ленина*. Какие отвратительные лицемеры! Истмен опубликовал этот документ по собственному желанию тогда, когда наша фракция решила прекратить все открытые действия, чтобы предотвратить преждевременный раскол. Не забывайте, это было до известного Англо-Русского Комитета, до Китайской революции, даже до появления оппозиции Зиновьева. Мы были вынуждены маневрировать, чтобы выиграть время. Тройка, наоборот, хотела использовать публикацию Истмена чтобы спровоцировать вроде бы оппозиционный аборт. Они предъявили нам ультиматум: или я немедленно подписываю заявление, которое они написали от моего имени, или они сразу же открывают против нас борьбу по этому вопросу. Оппозиционный центр единогласно решил, что этот вопрос в это время неблагоприятен, что я должен принять ультиматум и поставить свое имя под декларацией, написанной Политбюром. Превращение этой политической необходимости в абстрактный моральный вопрос возможно лишь для мелкобуржуазных лгунов, которые готовы провозглашать: Pereat mundus, fiat justicia! (Пропадай мир, но да здравствует правосудие!), хотя они применяют менее строгие правила к собственной каждодневной практике. И эти люди мнят себя революционерами! Наши старые меньшевики являлись настоящими героями по сравнению с ними.

W. Rork

* В 1925 году Макс Истмен опубликовал в газете «New York Times» и в своей книге текст Завещания Ленина. Троцкий был тогда вынужден заявить, что Завещание неверно. Перед комиссией Дьюи Троцкий дал такое объяснение своего поведения:

«Истмен опубликовал этот документ не получив у меня и у других разрешения и, сделав это, он ужасно обострил фракционную борьбу внутри Советского Союза, в Политбюро, и это было началом раскола. С нашей стороны мы пытались избежать раскола. Большинство Политбюро попросило меня, потребовало от меня занять в этом вопросе публичную позицию. Документ, который я подписал, был весьма дипломатичным». (The Case of Leon Trotsky, p. 429) /И-R/.