Г. Павон Флорес как адвокат ГПУ.

Печатается по копии, хранящейся в Архиве Троцкого в Гарвардском университете, папка MS Russ 13 Т-4918 (Houghton Library, Harvard University) — /И-R/

Как во время моего допроса 2 июля в суде, так и во время судебной визитации 19 июля, господа защитники Давида Серрано Матео Мартинес и др. стремились внушить ту мысль, что в комнате, где были брошены зажигательные бомбы, не было архивов, и даже, что их не было вообще в доме. Господин Павон Флорес и его коллега являются защитниками лиц, которые заявляют, что никакого участия в покушении они не принимали. С этой точки зрения вопрос об архивах не представляет, казалось бы, для обвиняемых интереса: кто не принимал участия в покушении, тот не может отвечать за попытку уничтожить мои архивы. Однако г. П.Флорес и его коллега делают повторные усилия доказать, что покушения уничтожить архивы вообще не было. Почему защитники придают столь исключительное значение вопросу об архивах? Покушавшиеся убили Роберта Харта, пытались убить меня, мою жену и моего внука, связали полицейских и пр. Эти преступления, казалось бы, неизмеримо существеннее попытки уничтожить частное собрание документов. Откуда же это исключительное внимание ко второстепенной частности? Загадочный интерес г. П.Флореса к моим архивам объясняется попросту тем, что попытка сжечь их является не единственной, правда, но крайне важной уликой против Сталина. Никакая другая организация в мире, кроме ГПУ, не может иметь интереса в уничтожении моих бумаг. Наоборот, ГПУ доказало свой интерес тем, что, преодолевая огромные технические затруднения, похитило 65 кг моих бумаг в Париже 7 ноября 1936 г. Мои архивы, давшие возможность Международной комиссии под председательством Джона Дьюи полностью разоблачить московские судебные подлоги, продолжают и сейчас служить для разоблачения преступлений Сталина.

Если бы г. Флорес признал очевидность, именно, что покушение организовано ГПУ, для его подзащитных это признание являлось бы в случае доказательства их вины важным смягчающим обстоятельством: могущественная государственная организация располагает почти неограниченными идейными и материальными средствами, чтобы сломить волю отдельных членов Коминтерна и подчинить их своим преступным целям. Но г. Флорес заинтересован не в судьбе своих подзащитных, а в вопросе о ГПУ и о репутации Сталина. Явно компрометируя своих подзащитных, г. Флорес борется против очевидности, именно против признания руководящей роли ГПУ в преступлении 24 мая. Служа Сталину и защищая его, г. П. Флорес вынужден клеветать на противников Сталина. Только политическая и моральная зависимость г. П. Флореса от ГПУ позволяет понять его роль в процессе, его недостойные инсинуации и его грубые выпады против меня.

В своем заявлении от 7 июля я указал на то, что г. П. Флорес не случайно был включен в ЦК компартии, который за два месяца до покушения был выбран с целью усиления борьбы против Троцкого и троцкизма. Господин Павон Флорес поправил меня во время судебной визитации в том смысле, что в первый раз он был избран в Центральный Комитет не на последнем съезде, в марте 1940 г., а за год до него. Эта поправка ничего не меняет по существу в моих заключениях, наоборот, усиливает их. Господин Павон Флорес мирно и покорно работал в течение 1939 г. под руководством Лаборде, которого он покрывал славословиями. Когда же ГПУ в интересах затеваемого покушения сочло необходимым пересмотреть состав Центрального Комитета, г. Павон Флорес выдержал испытание ГПУ, внезапно открыв в своем вчерашнем вожде Лаборде «предателя» и «врага народа», и оказался поэтому включен в новый Центральный Комитет. Под революционной «верностью» г. Павон Флорес понимает верность «хозяину», т.е. ГПУ. Под «изменой» г. Павон Флорес понимает неподчинение ГПУ и борьбу с его преступлениями. Немудрено, если он называет меня «изменником» в моем собственном доме.

В своем знаменитом «Завещании» Ленин назвал две основные черты личности Сталина: грубость и нелояльность. Эти черты стали чертами целой школы. Грубость стала наглостью, нелояльность — вероломством. В качестве воспитанника этой школы г. П.Флорес представляет тип, прямо противоположный типу революционера.

Я отдаю себе ясный отчет в том, что в распоряжении суда нет юридических средств, чтобы приостановить поток возмутительных инсинуаций со стороны г. П. Флореса, который свою службу ГПУ прикрывает ролью защитника. Я оставляю поэтому за собою право предать гласности все свои заявления по поводу недостойных действий г. Павона Флореса.

Л.Троцкий

26 июля 1940 г., Койоакан