Проблемы Америки.

Эта беседа Троцкого с группой американских сторонников было проведена на английском языке 7 августа и опубликована во внутреннем бюллетене Социалистической Рабочей партии в сентябре 1940 г. Текст впервые публикуется на русском языке в нашем переводе. — /И-R/

7 августа 1940 г.

 

Вопрос 1. Что должен делать революционер в Соединенных Штатах, которому угрожает призыв в армию?

а) Должен ли он попытаться уклониться от службы?

б) Как может партия сохранить свои кадры?

в) Должна ли партия направлять большую часть своих членов в армию или в промышленные районы страны?

г) Какой выбор стоит перед женщиной-революционером?

 

Троцкий: Если он призван служить, то пусть идет. Я не думаю, что он должен пытаться убежать; он должен быть вместе со своим поколением и участвовать в жизни сверстников. Должна ли партия попробовать сохранить свои кадры, спасая их от армии? Но это означает сохранение их в очень плохом смысле. Когда самая лучшая часть населения мобилизована, значит наши кадры должны быть среди них.

Должна ли партия сосредоточить большую часть своих сил в вооруженных силах или в промышленных организациях? Это зависит от масштабов милитаризации и мобилизации. Если большая часть населения мобилизована, тогда большая часть нашей партии тоже будет в армии. О женщинах — поскольку женщины заменят мужчин во многих отраслях промышленности и общественной работы, то наши товарищи также будут среди своего поколения. Мы должны понимать, что жизнь общества, политика, все вообще, будет вращаться вокруг войны, поэтому революционная программа также должна быть основана на войне. Мы не можем противостоять факту войны, выдавать желание за действительность, задаваться благочестивым пацифизмом. Мы должны выйти на арену, созданную этим обществом. Арена ужасная — это война — но поскольку мы слабы и неспособны взять судьбу общества в свои руки; поскольку правящий класс достаточно силен, чтобы навязать нам эту войну, мы обязаны принять это за основу нашей деятельности.

Я перечитал краткий отчет о дискуссии, которую Шахтман провел с профессором в Мичигане, и Шахтман сформулировал идею: «Давайте создадим программу мира, а не программу войны, для масс, а не для убийства» и т. д. Что это значит? Если нет мира, то мы не можем иметь программу мира. Если перед нами война, то надо иметь программу войны, и буржуазия не может избежать организации войны. Как Рузвельт, так и Уилки* не вольны решать; они должны готовить войну, и когда они ее подготовят, они ее проведут. Они скажут, что они не могут поступить иначе из-за опасности, исходящей от Гитлера, и т.п., об опасности со стороны Японии и т.д. Есть только один способ избежать войны — это свержение этого общества. Однако, поскольку мы слишком слабы для этой задачи, война неизбежна. Вопрос тогда, для нас, не тот же самый, какой ставят в буржуазном салоне — напишем статью о мире и т. д. Такой ответ подходит для таких изданий, как The Nation. Наши люди должны подумать об этом серьезно; мы должны сказать: война неизбежна, поэтому давайте организуем рабочую программу для войны. Призыв молодежи в армию является частью войны и становится частью из нашей программы.

* Уендел Уилки был в 1940 году республиканским кандидатом в президенты. — /И-R/

Открытым остается вопрос, пошлют ли Соединенные Штаты экспедиционный корпус в скором времени. У меня такое впечатление, что они еще пару лет не будут готовы посылать армию в Европу или еще куда-нибудь, потому что нельзя создать такую армию в одночасье в стране, где нет военных традиций, как, например, в Германии, где веками существовала традиция прусского милитаризма.

Теперь капиталисты хотят создать огромную армию из миллионов людей, воспитать офицеров, создать новый военный дух, и они начали успешно изменять общественное настроение нации к милитаризму. Когда Рузвельт произнес свою предвыборную речь, была вспышка гнева общественного мнения за изоляционизм, но теперь все эти настроения ушли в прошлое — к детству нации — несмотря на то, что это произошло всего несколько месяцев назад.

Сейчас национальное чувство — за огромную армию, флот и военно-воздушные силы. Это и есть психологическая атмосфера для создания военной машины, и вы увидите, как она становится сильнее и сильнее с каждым днем, и с каждой неделей. Будут созданы военные училища и т. д., будет запущена пруссификация Соединенных Штатов. Сыновья буржуазных семейств проникнутся прусскими чувствами и идеалами, их родители будут гордиться тем, что их сыновья стали похожи на лейтенантов-пруссаков. В какой-то степени это будет относится и к рабочим.

Вот почему мы должны попытаться отделить рабочих от других через программу военного обучения в рабочих школах: рабочие офицеры, преданные благосостоянию рабочей армии, и т.д. Мы не можем убежать от милитаризации, но внутри ее машины мы можем соблюдать классовую линию. Американские рабочие не хотят быть покоренными Гитлером, а тем, кто говорит: «Пусть у нас будет программа мира», — рабочий ответит: «Но Гитлер не хочет мирной программы». Поэтому мы говорим: «Мы будем защищать Соединенные Штаты с помощью рабочей армии, с помощью рабочих офицеров, с рабочим правительством» и т. д. Так как мы, не пацифисты, которые ждут лучшего будущего, а активные революционеры, наша задача — проникнуть внутрь машины армии. Конечно, из этой армии завтра они могут выбрать какой-то корпус для отправки на какое-нибудь поле боя, и нет сомнения, что этот корпус будет уничтожен, но война — это рискованное дело. Мы не можем изобрести никакого лекарства против этих рисков.

Конечно, партия может сделать некоторые исключения для некоторых членов, которые необходимы для определенной работы, но это касается только отдельных исключений, а здесь мы обсуждаем общее правило. Кроме того, наши товарищи должны быть самыми лучшими солдатами, самыми лучшими офицерами, и в то же время лучшими классовыми бойцами. Они должны вызывать у рабочих недоверие к старым традициям, к военным планам буржуазного класса, к его офицерам, они должны настаивать на необходимости воспитания рабочих-офицеров, которые будут абсолютно преданны пролетариату. В эту эпоху каждый великий вопрос, национальный или международный, будет решаться с оружием в руках, а не мирными средствами. Это не зависит от моей воли или от вашей воли, но вызвано противоречиями общества, которое поставило эту проблему перед нами, и от этой проблемы мы не можем убежать. Вот почему каждый рабочий и каждый революционер должен учиться тому, как умело использовать оружие.

О потерях в профсоюзах. Если будет большая мобилизация, то профсоюзы сразу потеряют лучшие элементы и останутся только пожилые люди. Пожилые не так склонны быть настойчивыми. С другой стороны, молодое поколение впервые в истории почувствует себя вооруженным — и самим государством! Это абсолютно правильно, что в первый период у нас будет взрыв шовинистических настроений, патриотизма, что мы станем более изолированы, чем сейчас, и этот период деятельности неизбежно осложнят репрессии. Но мы должны приспособляться к ситуации. Поэтому было бы вдвойне глупо выступать сегодня с абстрактно пацифистской позиции. Массы думают, что они должны защищаться. Мы должны сказать: «Рузвельт (или Уилки) говорит, что надо защищать страну. Ладно, но это должна быть наша страна, а не страна шестидесяти семей и их Уолл-Стрита. Армия должна быть под нашим собственным командованием; у нас должны быть свои офицеры, которые будут нам верны». Таким образом, мы можем найти подход к массам, мы не будем отталкивать их от себя, а будем готовиться ко второму шагу — более революционному.

Мы должны указывать на пример Франции, использовать его. Мы должны сказать: «Предупреждаем вас, рабочие, что она (буржуазия) предаст вас! Посмотрите на Петэна, который сейчас друг Гитлера. Неужели то же самое произойдет и в нашей стране? Мы должны создать нашу собственную военную машину под контролем рабочих». Мы должны быть осторожны, не отождествлять себя с шовинистами, и не из-за смутного чувства самосохранения, а из-за того, мы должны понять чувства масс и приспособиться к ним критически, и подготовить массы к лучшему пониманию ситуации. Иначе мы останемся сектой, а пацифистская разновидность сектанта является наиболее жалкой.

Надо также сказать, что война толкает к тоталитаризму, к диктатуре. Война развивает централизацию, и во время войны буржуазный класс не может допустить новые уступки рабочим. Таким образом, профсоюзы станут чем-то вроде Красного Креста для рабочих, чем-то вроде благотворительного учреждения. Сами боссы будут находиться под контролем государства, все будет принесено в жертву армии, а влияние профсоюзов упадет до нуля. И мы должны сказать об этом теперь: «Если вы не встанете на классовую, рабочую, военную позицию, с рабочими школами, рабочими офицерами и т. д., если вы останетесь на военной политике старого образца, то вы погибли». И, таким образом, мы защитим сами профсоюзы.

Даже если Соединенные Штаты пошлют армии заграницу, в Европу или Азию, и уровень смертности будет высоким, как и ожидают, нельзя делать исключение для наших товарищей, потому что, с другой стороны, мы не можем предвидеть темп революционного развития в Европе или Азии. Возможно, что американская армия войдет в какую-то страну во время революционного подъема. В таком случае, даже два или три наших товарища смогут сыграть огромную роль в такой период. Враги могут попытаться это сделать, использовать американскую армию против революции, и в в таком случае даже один отважный человек может повернуть полк в другом направлении. Этого нельзя предвидеть, здесь слишком много неизвестных величин; но именно поэтому мы говорим, что мы должны все идти с нашим классом.

Я не думаю, что революционер может отсидеться в стороне какое-то время, в первый критический период — скажем, год или два — а потом придет со своей тросточкой и в цилиндре, и скажет: «Теперь, товарищи, мы начнем революцию!» Простите, что я смеюсь. Но если он будет в армии и расскажет остальным об опасности буржуазных институций, и посоветует им создать рабочую программу на случай войны, несмотря на все шовинистические нападки на него, и даже если рабочие отвернутся от него, они будут позже вспоминать: — Помните, он нам так и сказал. — И тогда он наберет авторитет. Это повторяется во всех войнах, и не только в войнах, но и во время забастовки, и в профсоюзном движении. Они потом вспомнят: «Этот человек предупредил нас, а мы отвернулись». Тогда он становится вождем, героем.

Если вожди стремятся только к сохранить самих себя, то это значит, что они превращаются в сушеные консервы. А если они войдут в движение, то они подталкивают пять, десять, двадцать других. Гораздо важнее умножать наши кадры, чем сохранять их, и их можно умножить в сто раз. Наши кадры нуждаются в образовании и в опыте массовой работы, а как они могут получить этот опыт вне жизни масс? Нет, невозможно выпрыгнуть из своей эпохи. Более того, мы должны были бы договориться с Генеральным штабом, и я уверен, что они не согласятся с идеей увильнуться от призыва!

 

Вопрос 2: Как повлияет отсталость рабочего класса Соединенных Штатов на развитие фашизма; замедлит фашизм, или ускорит его развитие?

(a) Какова вероятность, что военная диктатура станет полноценной фашистской диктатурой?

 

Троцкий: Отсталость рабочего класса Соединенных Штатов только относительна. В определенных очень важных отношениях — это самый прогрессивный рабочий класс в мире: в сфере техники, в его уровне жизни.

Теперь мы можем рассчитывать на изменение экономической ситуации Соединенных Штатов — очень резкая перемена, а потом придет война и принесет с собой лишения. Даже теперь, в рамках программы милитаризации, когда миллионы и миллионы брошены в машину войны, быстрое снижение уровня жизни рабочего класса очень быстро изменит мнение американских рабочих.

Американский рабочий очень воинственный — мы уже видели это во время забастовок. У них были самые буйные забастовки в мире. Чего не хватает американскому рабочему, так это духа обобщения, анализа своего классового положения в обществе в целом. Этот недостаток социального мышления имеет свое происхождение во всей истории страны — Дальний Запад с перспективой неограниченных возможностей каждого стать богатым и т. д. Сейчас все это ушло в прошлое, но мышление осталось в прошлом. Идеалисты думают, что человеческий менталитет прогрессивен, но на самом деле, это самый консервативный элемент общества. Ваша техника прогрессивна, но менталитет рабочего сильно отстает. Их отсталость состоит в неспособности обобщать свои проблемы; они рассматривают все на личном уровне.

Теперь, война научит американских рабочих социальному мышлению. Экономический кризис уже начался и в КИО мы видим первую реакцию рабочих, растерянную, но важную. Они начинают чувствовать себя классом; они видят от десяти до четырнадцати миллионов безработных и т. д. Теперь война будет продолжать учить их социальному мышлению, а это значит революционному мышлению.

О фашизме. Во всех странах, где фашизм стал победоносным, мы видели, еще до роста фашизма и его победы, волну радикализма масс; рабочих и более бедных крестьян и фермеров, а также мелкой буржуазии. В Италии, после войны и до 1922 года была революционная волна колоссальных размеров; государство было парализовано, полиции не существовало, профсоюзы могли делать все, что они хотели, но не было партии, способной взять власть. Как реакция пришел фашизм.

В Германии, то же самое. Была революционная ситуация в 1918 г.; буржуазный класс даже не пытался участвовать во власти. Социал-демократы парализовали революцию. Затем рабочие попытались снова в 1922, 1923, 1924 годах. Это было временем банкротства Коммунистической партии — мы уже описывали это раньше. Затем в 1929, 30, 31 годах немецкие рабочие снова начали новую революционную волну. У коммунистов и у профсоюзов была огромная сила, но затем пришла знаменитая политика социал-фашизма, политика придуманная, чтобы парализовать рабочий класс. Только после этих трех огромных волн фашизм стал большим движением. Нет исключений из этого правила: фашизм приходит только тогда, когда рабочий класс проявляет полную неспособность взять в свои руки руки судьбу общества.

В Соединенных Штатах у вас будет то же самое. Уже есть фашистские элементы, и перед ними, конечно, стоит пример Италии и Германии. Поэтому они будут работать в более быстром темпе. Но у вас есть и примеры других стран. Следующие исторические волны в Соединенных Штатах будут волнами радикализма масс, а не фашизма. Конечно, война может помешать радикализации на некоторое время, но потом она придаст радикализации более мощный темп и размах. Война не может органически изменить ход событий, но только задержит их на некоторое время, а затем даст им толчок. Война, как мы уже говорили ранее, это только продолжение политики другими способами. В этом смысле, я уверен, у вас будет много возможностей завоевать власть в Соединенных Штатах до того, как фашисты могут стать доминирующей силой.

Мы не должны отождествлять военную диктатуру — диктатуру власти, военной машины, генштаба, финансового капитала — с фашистской диктатурой. Для последней прежде всего необходимо чувство отчаяния больших масс народа. Когда революционные партии предают их, когда авангард рабочих показывает свою неспособность вести народ к победе, тогда фермеры, мелкие предприниматели, безработные, солдаты и т. д., становятся способными поддерживать фашистское движение, но только тогда.

Военная диктатура — это чисто бюрократический институт, усиленный военной машиной и основанный на дезориентации народа и его покорности власти. После некоторого времени их чувства могут измениться, и они могут взбунтоваться против военной диктатуры.

Да, чувство против призыва в армию в Соединенных Штатах может стать отправной точкой для такого бунта. Вот наша возможность показать рабочим, как буржуазный класс решает свои проблемы, и мы могли бы сказать: «Видите, теперь они хотят навязать вам прусский милитаризм, с его неуважением к жизни рабочих». Мы можем потребовать выбора должностных лиц. Это может стать очень хорошим лозунгом: «Офицеры, избранные самими солдатами».

 

Вопрос 3: Каковы возможности построения самостоятельного хозяйства в Западном полушарии?

 

Троцкий: Не очень большие, особенно во время войны. В течение войны мы получим углубление продолжительных страданий в обеих Америках. Война — это только начало. Результаты продлятся десятилетия. Даже Гитлер, у которого сейчас вся Европа, а завтра будет и Великобритания, у него голодные люди. Ему нужны колонии, а это означает океаны, а это означает борьбу с Соединенными Штатами из-за доминионов Великобритании. Это будет длительным конфликтом, а после него, немецкие солдаты и матросы, перенеся войну, вернутся домой, в страну нищеты, голода и мора. Таковы достижения Гитлера в будущие годы.

Когда Соединенные Штаты вступят в войну, они введут военную экономику. Это значит, пожертвовать всем ради армии и военных целей, и нищета населения. Как может существовать самостоятельная экономика Соединенных Штатов? В мирное время у вас десять миллионов безработных — и это во время относительного процветания. Во время кризисов, у вас от тринадцати до четырнадцати миллионов безработных. Кроме того, вы должны экспортировать. Для этого вы должны импортировать. Что? Продукты, которые разрушат ваших фермеров, которых даже теперь надо искусственно поддерживать? Нет, это невозможно. Для этого необходимо организовать своего рода фашизм — организованный контроль над несчастьем, ведь что такое фашизм, как не организация страданий для народа? Новый Дил пытался сделать это лучше, но не сумел, потому что в тот период вы оставались слишком богатыми для фашистской нищеты. Однако вы станете беднее и еще беднее, и в результате следующий Новый Дил будет носить фашистскую униформу. Единственное решение носит название социализма.

Панамериканская конференция*, вероятно, последняя помпезная конвульсия Добрососедской политики Рузвельта. Соединенные Штаты не могут вступить в мировую войну, или даже провести серьезную подготовку к ней, не обеспечив сначала полное господство над латиноамериканскими странами. США по настоящему обеспечивает лишь американский флот и авиация, так что за политикой Доброго Соседа виднеется бронированный кулак. Мы наблюдали недавно небольшой бунт в Аргентине, но это была ее последняя судорога независимости. Вашингтон не допустит такую бунтарскую позу. У армий, конечно, есть своя мировая цель, но непосредственный шаг сначала направлен в Южную Америку чтобы научить их повиноваться. Для Соединенных Штатов, Латинская Америка, как Австрия и Чехословакия были для Гитлера, это трамплин для большого прыжка.

* В июле 1940 г. в Гаване, Куба проходила встреча министров иностранных дел членов Панамериканской конференции, где США мобилизовали и дисциплинировали своих клиентов в Латинской Америке. Политика Рузвельта в отношении Латинской Америки называлась «Добрый Сосед». Проводить ее был в августе назначен известный бизнесмен, впоследствии, вице-президент и губернатор штата Нью-Йорк, Нельсон Рокфеллер. Главная цель «Добрососедской» политики — борьба с влиянием Германии и ее союзников. — /И-R/

Что касается того, возьмут ли Соединенные Штаты прямой контроль над странами Латинской Америки и над Канадой, или же они останутся при губернаторах-гауляйтерах — мы увидим обе формы! В следующий период мы увидим различные комбинации, и Вашингтон будет диктовать свои условия.

 

 

Вопрос 4: Как вы думаете, были ли политические разногласия достаточно многочисленными, чтобы оправдать раскол между большинством и меньшинством?

 

Троцкий: Этот вопрос следует осмыслить диалектически, не механически. Что означает это ужасное слово «диалектика»? Оно означает, оценивать вещи в их развитии, не в их неподвижном состоянии. Если мы возьмем политические разногласия сами по себе, то мы прийдем к выводу, что они недостаточны для раскола, но если они развиваются к склонности отвернуться от пролетариата в сторону мелкобуржуазных кругов, то те же самые разногласия получают совершенно иную оценку, другой вес; они связаны с иной социальной группой. Это очень важный фактор.

Перед нами факт, что меньшинство откололось от нас несмотря на все меры, принятые большинством для предотвращения раскола. Это означает, что их внутреннее социальное чувство было таким, что им невозможно оставаться вместе с нами. Это — мелкобуржуазное течение, не пролетарское. Если вы желаете в этом еще раз убедиться, то вот отличный пример в статье Дуайта Макдональда.

Во-первых, что характеризует пролетарского революционера? Никто не обязан участвовать в революционной партии, но если он становится членом, то он относится к партии серьезно. Поскольку мы призываем народ к революционному преобразованию общества, то на нас лежит огромная ответственность и мы должны к ней серьезно относиться. И что же такое наша теория, если не инструмент для нашей деятельности? Марксистская теория является этим инструментом, потому что мы до сих пор не нашли ничего получше. Рабочий, не фанатик в отношении своих инструментов: если они наилучшие из всех имеющихся, то он к ним относится бережно; он не бросает их и не требует прекрасных, но несуществующих инструментов.

Бернам — это интеллектуальный сноб. Он выбирает одну партию, оставляет ее, выбирает другую. Рабочий не может так поступать. Если он вступает в революционную партию, обращается к народу, призывает массы к действию, это так же как генерал во время войны — он должен знать, куда он их ведет. Что вы скажете о генерале, который заявляет, что его пушки слишком плохие и нужно подождать десять лет пока изобретут орудия получше, а пока что всем следует вернуться по домам. Но Бернам рассуждает именно так. Поэтому он выходит из партии. Но безработица продолжается, война продолжается. Эти вещи нельзя отложить. Оказывается, только Бернам откладывает свою деятельность.

Дуайт Макдональд не сноб, он просто дурак. Вот его слова:

«Интеллектуал, если он желает принести обществу пользу, не может вводить себя или других в заблуждение, не принимает фальшивку за чистую монету, не может забыть во время кризиса то, что он выучил в течение многих лет».

Хорошо. Совершенно верно. Дальше:

«Лишь в том случае, если мы встретим ужасные годы впереди со скептицизмом и с преданностью, — со скептицизмом по отношению ко всем теориям, правительствам и социальным системам; с преданностью по отношению к революционной борьбе масс, — только тогда мы оправдаем себя, как интеллектуалы».

Вот перед нами один из лидеров так называемой «Рабочей Партии», который считает самого себя не пролетарием, а «интеллектуалом». Он говорит о скептицизме по отношению ко всем теориям.

Мы готовились к этому кризису, изучая, строя научный метод, и это метод марксизма. Приходит кризис, и мистер Макдональд говорит: «будьте скептичны ко всем теориям», а потом говорит о преданности к революции, но не заменяя это никакой новой теорией. Хотя, может быть это его собственная теория скептицизма. Но как же мы можем работать без теории? Что такое борьба масс и что такое революционер? Вся эта статья скандальна, а партия, которая терпит такого человека в своем руководстве не серьезна.

Я вновь цитирую:

«Какая же у этого зверя (фашизма) природа? Троцкий настаивает, что это ни больше, ни меньше, как знакомый феномен бонапартизма, где одна клика поддерживает себя у власти путем натравливания класса на класс, таким образом добиваясь временной автономности для государственной власти. Но эти новейшие тоталитарные режимы вовсе не временны; они уже изменили глубинную хозяйственную и социальную структуру, не только манипулируя старыми формами, но также уничтожая их внутреннюю жизненность. Является ли нацистская бюрократия новым правящим классом, а фашизм — новой формой государства, подобной капитализму? Это сомнительно».

Тут, он создает новую теорию, новое определение фашизма, но он все же хочет, чтобы мы сомневались во всех теориях. Он и рабочим скажет, что их инструмент и приборы, с которыми они работают не имеют значения, но что они должны преданно работать! Я полагаю, что рабочие найдут для него довольно резкое выражение.

Все это весьма характерно для разочарованного интеллектуала. Он видит войну, ужасную эпоху впереди, потери, пожертвования, и он пугается. Он начинает распространять скептицизм, но все-таки думает, что скептицизм можно объединить с революционной преданностью. Мы может развить революционную преданность лишь тогда, когда считаем что она имеет смысл и возможности, и мы не можем так считать, не имея рабочей теории. Тот, кто проповедует теоретический скептицизм — является предателем.

В фашизме мы оценили три отдельных элемента:

1. Тот элемент, который фашизм разделяет со старым бонапартизмом, т.е., использование классовых противоречий для завоевания государственной властью бóльшей независимости. Но мы всегда подчеркивали, что старый бонапартизм существовал во время подъема буржуазного общества, а фашизм — это государственная власть во время упадка буржуазного строя.

2. То, что фашизм является попыткой буржуазии преодолеть, перепрыгнуть через противоречие между новой технологией и частной собственностью без упразднения частной собственности. Это «плановое хозяйство» фашизма. Это попытка спасти частную собственность но, в то же время, контролировать частную собственность.

3. Преодолеть противоречие между новой, современной технологией производительных сил внутри ограниченного пространства национального государства. Новая техника не может ограничиваться старым национальным государством, но фашизм пытается преодолеть это противоречие. В результате — война. Мы уже анализировали эти элементы.

 

Дуайт Макдональд оставит партию, так же как и Бернам, но поскольку он чуточку ленивей, он это сделает позже.

Бернама тоже одно время считали «ценным»? (good stuff). Да, пролетарская партия в нашу эпоху должна использовать каждого интеллектуала, который может сделать вклад в развитие партии. Я много месяцев провел с Диего Ривера, чтобы спасти его для нашего движения, но я не смог. Первый Интернационал имел свои проблемы с поэтом Фрейлигратом, который к тому же был весьма капризным. Второй и Третий Интернационалы имели проблемы с Максимом Горьким. Четвертый Интернационал — с Риверой. Все они отошли от нас.

Бернам был конечно ближе к нашему движению, но Кэннон в нем сомневался. Он пишет, имеет некоторое формальное знакомство с мышлением, неглубокое, но гибкое. Он может перенять у тебя идею, развить ее, написать о ней хорошую статью — и забыть ее. Автор может забыть эту идею — а рабочий не может. Но пока что мы можем использовать таких людей, хорошо. Муссолини в свое время тоже считался «ценным»!