Заседание Русской, Германской и Австро-Венгерской делегаций. (Политическая комиссия).
7 февраля (25 января) 1918 года.
Заседание открывается в 11 ч. 30 мин. утра под председательством фон-Кюльмана.
Кюльман. Открываю заседание политической комиссии. Прежде всего, я хотел бы остановиться на вопросе, который занимал нас уже раньше. Вопрос касается телеграмм Петроградского Телеграфного Агенства, которые г. Председатель Русской делегации считает поддельными. Так как в словах г. Председателя Русской делегации мы усмотрели инсинуацию в том, что эта подделка произошла у нас в Германии, я счел своей особой обязанностью по возможности расследовать этот вопрос. Самым важным и чреватым последствием из упомянутых ложных сообщений было сообщение о заседании в Брест-Литовске от 28-го декабря. Как мною установлено, эта телеграмма была разослана Телеграфным Бюро «Рицау» в Копенгагене. На подлинной телеграмме, имеющейся у «Рицау», значится пометка «из Петрограда» и подпись «Вестник», как и на всех телеграммах Петроградского Телеграфного Агенства. Поэтому, дальнейшее расследование вопроса о том, кто является виновником этого инцидента, я должен предоставить г. Председателю Русской делегации.
Другое сообщение, которое тоже привлекло внимание политических кругов и которое г. Комиссар по Иностранным Делам считает неправильным, касается речи, произнесенной им на 3-м Съезде Советов Рабочих и Солдатских Депутатов. До нас это сообщение дошло в передаче датской газеты «Berlingske Tidende», от 31-го января. Вот два самых важных места из сообщения: «Империалисты ложно утверждают, что мы намерены вести сепаратные переговоры» и далее: «Русская делегация не желает отказаться от своих требований и не собирается подписывать сепаратного мира». Это сообщение на французском языке было получено Агенством Вольфа 29-го января вечером из Стокгольма, как сообщение Петроградского Телеграфного Агенства; из Стокгольма же нам сообщают, что этот французский текст, переданный затем Агенству Вольфа, был получен в виде телеграммы Петроградского Телеграфного Агенства. Если при этом произошла подделка, то только — на пути из Петрограда в Стокгольм. И я просил бы г. Председателя Русской делегации установить, что Агенство Вольфа и германская печать в данном случае действовали вполне добросовестно. Мне кажется, что и в интересах русской политики будет выяснить происхождение этих в политическом отношении крупных подлогов.
Троцкий. Вполне присоединяюсь к мнению г. Председателя Германской делегации, что оставить этот вопрос без полного и окончательного выяснения совершенно невозможно. О подложности первой телеграммы я не говорил до тех пор, пока мне не были доставлены подлинники всех посланных Петроградским Телеграфным Агенством телеграмм, касающихся первого периода здешних переговоров. Я допускал возможность недоразумения и со стороны Петроградского Телеграфного Агенства. Но после того, как я просмотрел подлинники, я убедился, что такого рода объяснение не может иметь места.
Что касается второй телеграммы, то за последний период наших переговоров мы почти совершенно отрезаны от Петрограда. Поэтому я и указал, когда впервые был поднят этот вопрос, что не решаюсь здесь говорить о подложности телеграммы, пока не установлю точно, какая именно телеграммы Петроградского Телеграфного Агенства могла быть так истолкована или так переведена.
Я, однако, должен заметить, что в германской печати по поводу той же самой речи было телеграфное сообщение, — правда, перепечатанное не всеми газетами, — где говорилось, в полном согласии со смыслом моей речи, о том, что Союзные империалисты не имеют права обвинять нас в ведении сепаратных переговоров, так как мы, со своей стороны, сделали все возможное для привлечения их к участию и не можем взять на себя обязательства участвовать в войне до тех пор, пока это будет угодно Правительству Лондона или Нью-Йорка, и что, следовательно, ничто не мешает нам заключить сепаратный мир. Я говорю, что такое сообщение было также напечатано и в немецких газетах. Повторяю, — со своей стороны я предприму, как только технические условия это позволят, все, что возможно, для выяснения в полном объеме и в кратчайший срок этих недоразумений или подделок и доведу об этом до сведения гг. Председателей Германской и Австро-Венгерской делегаций.
Кюльман. Мы возвращаемся к рассмотрению вопроса, на котором мы остановились на последнем заседании. Г. Председатель Русской делегации хотел, насколько я помню, сообщить нам еще некоторые свои соображения по вопросу о привлечении к мирным переговорам Представителей Польши. Я должен был тогда, ввиду позднего времени, отложить это сообщение до следующего заседания.
Троцкий. Я просил тогда дать слово члену нашей делегации Бобинскому, в качестве знатока польского вопроса. Сейчас я повторяю это предложение, но считаю своим долгом, если, конечно, гг. Председатели Германской и Австро-Венгерской делегации ничего не имеют против, обратить внимание гг. присутствующих на то, что та очень хорошо организованная кампания Германской и Австро-Венгерской печати, которая, главным образом, обвиняет нас в затягивании переговоров, совершенно неправильно освещает действительный ход и смысл переговоров. Считаю необходимым, прежде всего, со всей энергией подчеркнуть то обстоятельство, что основные условия, выставленные Германией и Австро-Венгрией, стали нам известны только накануне последнего перерыва. Ввиду огромного значения этих условий, содержание которых стало нам известно лишь в процессе довольно сложных теоретических рассуждений, мы предложили перерыв для того, чтобы дать возможность нашему Правительству взвесить все вытекающие из этих условий тяжелые последствия. После этого перерыва переговоры шли таким темпом, который никто из нас не назовет очень быстрым; но, в данном случае, инициатива никоим образом не принадлежала нам. Итак, я считаю необходимым заявить, что все обвинения, исходящие от противной стороны, ложны в самой своей основе. Поскольку переговоры затягивались, благодаря своему исключительно теоретическому характеру, ответственность и за это ложится не на нас. Именно г. Председатель Германской делегации, отвечая мне на одном из первых заседаний, обратил наше внимание на то, что, ввиду важности вопросов, необходимо, прежде всего, обсудить их с теоретической стороны; в своем практическом значении, эти условия встали перед нами, повторяю, за день до последнего перерыва. Таким образом, я перед лицом обеих соединенных делегаций, перед лицом общественного мнения обеих здесь представленных Держав, решительно отвергаю всякую ответственность за затягивание переговоров.
Если гг. Председатели Германской и Австро-Венгерской делегаций не имеют ничего против, то я прошу предоставить слово нашему товарищу Бобинскому.
Кюльман. Я не следил за кампанией немецкой печати, которую г. Председатель Русской делегации назвал хорошо организованной. Благодаря открытой дипломатии, которой мы вполне придерживались, согласно желанию г. Председателя Русской делегации, Германская печать имела возможность составить себе свое собственное мнение о ходе мирных переговоров из опубликованных протоколов. Германская печать, мне кажется, может составить себе самостоятельное мнение о происходящем, и если ее выводы не нравятся Русской делегации, то Русская печать имеет полную возможность защищать то мнение, которое ей кажется более правильным. Я, во всяком случае, самым решительным образом отклоняю всякие инсинуации, будто бы виновниками затягивания переговоров являются Председатели Союзнических делегаций. Так как при наших переговорах мы вращались в области вопросов, — в большинстве своем новых и не имеющих примеров в прошлом, ни в теории, ни в практике международного права, — то было прямо необходимо осветить эти вопросы также и с их теоретической стороны. Как я уже имел честь указывать г. Председателю Русской делегации, теоретический разбор вопросов был предпринят далеко не из любви к теории, как таковой: теоретические рассуждения имели, как это мог заметить г. Председатель Русской делегации, очень важное практическое значение. И если бы, в результате переговоров, мы пришли к соглашению по этим теоретическим вопросам, то, как это известно г. Председателю русской делегации, мы подошли бы очень близко к удовлетворительному разрешению нашей задачи. Впрочем, порядок, установившийся на наших заседаниях, таков, что в любой момент Председатели трех представленных здесь делегаций имеют возможность поставить любой вопрос на обсуждение. Я, по крайней мере, не могу припомнить случая, чтобы в этом отношении была ограничена свобода слова в малейшей степени. Поэтому, я считаю, что за содержание и форму переговоров до известной степени одинаково ответственны Председатели всех трех представленных здесь делегаций. Г. Председатель Русской делегации был прав, указывая, что наши предложения были настолько важны, что потребовали с его стороны серьезного их изучения. Предложение г. Председателя вполне совпадает с моим намерением поставить на обсуждение ближайшего заседания общий обзор наших переговоров. При этом, мы будем иметь возможность обсудить также тему, затронутую г. Председателем Русской делегации, согласно его намерениям.
Слово принадлежит г. Председателю Австро-Венгерской делегации.
Чернин. Г. Председатель Русской делегации говорил о ловкой кампании, которую ведет немецкая печать против Русской делегации с целью доказать, что с русской стороны стремятся к затягиванию переговоров. Г. Председатель Русской делегации делает из наличных фактов совершенно неправильные выводы. Я был бы очень рад, если бы имел то влияние на печать, которое мне, по-видимому, приписывает г. Председатель Русской делегации. Но г. Председатель значительно переоценивает мое влияние, а также и те средства, которыми я располагаю в этой области. Я обращаю внимание г. Председателя Русской делегации на то, что с тех пор, как я нахожусь на своем посту, ни одна газета в Австрии и Венгрии не была закрыта, как это все-таки иногда случается в некоторых других странах. Я также не располагаю никакими средствами влияния на печать, о чем свидетельствуют те резкие нападки, которым я подвергаюсь со стороны, как левой, так и правой печати. Большинство австрийских и венгерских газет пришло к выводу, что с русской стороны, действительно, не имеется желания прийти к соглашению; причина этого лежит, однако, не во влиянии Австро-Венгерского Правительства, а в той позиции, которую заняла Русская печать, и в тех любезных радиотелеграммах по нашему адресу, которые рассылаются по всему миру. В этих сообщениях, прямо или косвенно, говорится, что не стоит спешить заключать договор с нынешними Правительствами Центральных Держав, ввиду предстоящих больших перемен. Поэтому, в согласии с действительным положением вещей, я констатирую, что мнение нашей печати о тактике затягивания вызвано печатными органами г. Народного Комиссара по Иностранным делам.
Троцкий. Я не рискнул бы занимать время гг. присутствующих дальнейшими прениями по этому вопросу, если бы не опасался, что неправильная информация по данному поводу может сделать бесплодными наши переговоры и по другим вопросам. Прежде всего, г. Председатель германской делегации совершенно напрасно отклоняет мнимое обвинение Русской делегации в затягивании переговоров. Я говорил о том обвинении, которое предъявлено нам, и объяснял его самым ходом переговоров. Я отнюдь не собирался этим сказать, что Германская или Австро-Венгерская делегации пытались искусственно затянуть переговоры. Но сейчас, оглядываясь на весь ход переговоров, я позволю себе заметить, что метод, принятый, как совершенно правильно было сказано, по инициативе гг. Председателей обеих делегаций противной стороны, метод этот сам по себе вел к затягиванию переговоров. Что касается печати, то я должен совершенно открыто признать, что мы, действительно, за время революции, закрыли целый ряд газет, не потому, что они критиковали с точки зрения правых партий — слева у нас нет больше противников — поведение Комиссара по Иностранным Делам, а потому, например, что они призывали юнкеров и офицеров стрелять в рабочих и солдат и высказывали другие, подобного рода, мнения и суждения. Я должен в наше оправдание сослаться еще на тот факт, что у нас нет предварительной цензуры, которая все-таки существует в некоторых других странах. Что касается статей нашей печати, то, разумеется, нельзя упускать из виду, что здесь, в Брест-Литовске, ведут переговоры две стороны, стоящие по политическим вопросам на прямо противоположных позициях. Мы готовы сожалеть о тех преждевременных комплиментах, которые делала официальная Германская и Австро-Венгерская печать по нашему адресу. Это совершенно не требовалось для успешного хода мирных переговоров.
Перед нами стоит практический вопрос, который определяется, по существу своему, комбинацией исторических условий, в самой незначительной мере зависящих от свободной воли обеих сторон.
Я уже однажды имел честь заявить, что мы предпочитаем открытую и резкую речь солдата. С самого начала мирных переговоров, мы не пытались скрыть от другой стороны и от общественного мнения всего мира, кто мы такие. Но совершенно ложно и в корне ошибочно утверждение, будто мы считаем, что до переворота в Центральных Империях нельзя заключать мира. Такого решения у нас не было, и, именно исходя из наших международных революционных задач, мы не вступали на путь такой политики. Правы ли мы или нет, но мы высказывали в наших решениях и в наших резолюциях тот взгляд, что именно заключение мира станет исходным пунктом глубоких потрясений в государствах всего света. Правы ли мы или нет, но мы верим, что широкие народные массы всех стран, возвращаясь из окопов, очнутся и подведут итоги опытам этой войны. Именно по этой причине мы с самого начала войны неутомимо и повсеместно боролись за мир, и, стало быть, раз противная сторона считает нужным — разумеется, не из сентиментальности, а из политических соображений — вести с нами переговоры, то я считаю необходимым дать исчерпывающие сведения по этому важнейшему вопросу, затронутому г. Председателем Австро-Венгерской делегации. Только поэтому я и просил слова.
Что касается мнений Германской и Австро-Венгерской печати, то они к сожалению, основаны на недостаточной осведомленности, и те условия противной стороны, которые нам кажутся наиболее важными, до сих пор не были опубликованы ни Германской, ни Австро-Венгерской печатью.
Кюльман. Я не последую примеру г. Председателя Русской делегации. С самого начала, я по принципиальным соображениям уклонялся говорить с ним по вопросам миросозерцания или политической организации. Ведя подобные бесцельные беседы, при коренном различии основных точек зрения, мы вполне заслужили бы упрек в пустой потере времени. Но я все же признателен г. Председателю Русской делегации за его заявление, что он не намерен поставить мирные переговоры в непосредственную зависимость от ниспровержения существующего строя в Центральных Империях. Что касается его замечания о предварительной цензуре, то в Германии таковой также не имеется. Тот факт, что критика внешней политики и ее руководителей не запрещена немецким газетам, не может не быть известен такому основательному знатоку Германской печати, каковым является г. Народный Комиссар по Иностранным Делам.
Чернин. Я хочу сказать только два слова. Если у нас возник спор, кто именно затягивает переговоры, то в настоящий момент, я полагаю, мы все трое тормозим общее дело, ибо этот спор не приблизит нас к конечному результату. Я должен, однако, сделать еще два замечания. Если г. Председатель Русской делегации утверждает, что с левой стороны на него не может быть нападок, потому что нет стороны левее, то я могу ему только позавидовать. Конечно, гораздо удобнее не подвергаться перекрестному огню. Я, однако, не поручился бы за то, что и в России не возникнет оппозиция слева. По моему мнению, в России возможно движение влево, не солидарное с направлением г. Председателя Русской делегации. Впрочем, это не мое дело.
Если уж г. Председатель Русской делегации заговорил о цензуре, то я должен разъяснить одно заблуждение. У нас, в Австро-Венгрии, правда, существует предварительная цензура. Это весьма благодетельное учреждение, так как оно предохраняет газеты от закрытия. Но цензура наша может только запретить напечатать что-либо; по понятным причинам, она не может заставить газету говорить то или иное. Итак, если наша печать обвиняет Русскую делегацию в затягивании переговоров, т.-е. делает известное утверждение, то цензура тут ни при чем. Что касается остальных утверждений г. Председателя Русской делегации, то я, признаться, никогда не сомневался в открытой честности его заявлений; поэтому, я также принимаю к сведению его заявление о том, что он не ставит заключение мира в непосредственную зависимость от предполагаемого ниспровержения существующего строя в нашей стране. Я должен, однако. сказать, что некоторые органы, близко стоящие к г. Председателю Русской делегации, пытались подорвать нашу веру в честность высказанного им заявления.
Троцкий. Я хочу только сказать, что при ведении переговоров честность намерений подразумевается сама собой; следовательно, и заявление г. Председателя Австро-Венгерской делегации я понимаю только как констатирование само собой разумеющегося факта. Если никто ничего не имеет против, то я прошу предоставить слово члену нашей делегации, по вопросу, затронутому в прошлый раз, — сейчас или после перерыва.
|
Бобинский. Ради цельности впечатления, я прочту нашу декларацию полностью, а потом мы предъявим и подлинный немецкий текст. В прениях по вопросу о Польше не прозвучал еще голос непосредственно заинтересованной страны, а именно — голос Польского народа. Голос этот подымаем теперь мы, польские участники общероссийской делегации, я и товарищ Радек. Мы говорим здесь не только как участники этой делегации, не только как выразители воли двухмиллионного населения так называемого Царства Польского, населения, загнанного войной в Россию, но одновременно и как представители пролетариата Царства Польского. Наша точка зрения выражена в следующей декларации: |
Станислав Бобинский с женой Ядвигой в 1925 г. Бобинский, как и большинство польских коммунистов, был расстрелян Сталиным в 1937 году, а Польская компартия была распущена. — /Искра-Research/
«Наряду с Бельгией и Сербией, Польша представляет собой наиболее разрушенную и пострадавшую от войны страну. Она не только разрушена, но и в экономическом отношении жизнь ее расстроена на многие годы. Война загнала в Россию около двух миллионов жителей Польши, а сотни тысяч польских рабочих принудительно увезены в Германию; все это, не считая солдат Галиции, Силезии и Познани. Население Польши принуждено было сражаться за целых три чужих «отечества», против своих собственных братьев и соотечественников, для того, чтобы теперь судьбы его, на этих мирных переговорах, решались без его представителей и против его воли.
Мы, представители населения так называемой конгрессовой Польши, участвующие в мирных переговорах как часть делегации Российской Республики, обращаем, прежде всего, внимание гг. присутствующих на то, что здесь, на мирной конференции, нет представителей тех миллионных трудовых масс городов и деревень Польши, которые на своих плечах вынесли все тяготы и ужасы этой войны, и судьба которых подлежит здесь окончательному решению.
Трудящиеся массы Польши, т.-е. почти весь Польский народ, считают величайшей несправедливостью то, что они здесь не имеют возможности защищать свои интересы и интересы своей страны.
Поэтому первым требованием трудящегося населения Польши является допущение его непосредственных представителей на эти мирные переговоры.
До тех пор, пока в настоящих мирных переговорах не участвуют непосредственные представители Польши, мы, как выразители двухмиллионного Польского населения, загнанного войной в Россию, считаем необходимым выявить здесь подлинные желания польских трудящихся масс, ибо только польские беженцы, благодаря русской революции, имеют возможность свободно высказаться о своих нуждах и стремлениях. Мы делаем это с тем большим правом, что мы являемся одновременно и представителями социал-демократии Польши и Литвы, т.-е. того течения, которое вот уже 25 лет руководит рабочим движением Польши, и которое, как доказал съезд рабочих организаций в Варшаве 29-ноября 1917 г., и теперь имеет за собой большинство рабочих.
Мы заявляем, что и в так называемой конгрессовой Польше трудящиеся массы Галиции, как и трудящиеся массы Познани, прусской части Силезии и сотни тысяч солдат, погибавших в окопах, громко требуют:
1) уничтожения национального гнета,
2) устранения полицейских перегородок между тремя частями одной страны и
3) возможности свободно устраивать жизнь собственной страны.
Но, хотя требования Польского населения Галиции, Познани и Силезии в отношениях к Центральным Державам и согласуются с нашими стремлениями, мы все же полагаем, что окончательная их формулировка принадлежит непосредственным представителям трудящегося населения данных областей.
Что же касается так называемого Царства Польского, то требования всех слоев населения страны настолько ясны и согласованы, что не могут быть подвергнуты никакому сомнению. Они гласят:
1. Немедленный вывод оккупационных войск и очищение Польши от всех правительственных органов, учрежденных оккупационными властями, так как только такие условия дадут народу возможность свободного волеизъявления.
2. Что касается волеизъявления Польского населения, то главное требование трудящегося народа состоит в том, чтобы это волеизъявление было обусловлено полной свободой печати, слова, собраний, союзов и т.д., без какого бы то ни было давления со стороны более сильных соседних держав.
3. Волеизъявление народных масс Польши может считаться правомочным только после возвращения беженцев, изгнанных войной из страны, и рабочих, насильственно увезенных в Германию и Россию.
4. Разрушенные области Польши должны быть восстановлены на средства международного фонда, составленного путем обложения имущих классов всех воюющих стран.
5. Вопрос о границах разрешается путем голосования и соглашения с соседним, заинтересованным в этом деле населением.
Важнейшим из этих требований рабочий класс, как, впрочем, и другие группы населения Польши, считает удаление оккупационных войск до выборов и голосования и очищение Польши от всех учрежденных оккупационными властями правительственных органов. Без выполнения этого простого требования в полном его объеме, нельзя себе представить прочного и демократического мира, основанного не на явном насилии завоевателей.
Требование это было высказано Всероссийским Съездом беженцев в ноябре 1917 года, на съезде рабочих организаций в Варшаве в конце прошлого года, во многих воззваниях легальных и нелегальных, на митингах, собраниях и в речах всех групп населения Польши. Под этим лозунгом прошла всеобщая забастовка в конце января этого года в Варшаве.
Если Центральные Державы противопоставляют этому всеобщему требованию ссылку на необходимость поддержания порядка в Польше, то мы заявляем, что Польские народные массы и, в особенности, рабочий класс Польши, способны поддержать порядок в стране. Кроме того, этот аргумент, равно, как и ссылка Германской делегации на нежелание допустить в Польше народной революции, являются вмешательством во внутреннюю жизнь страны, против которого, как и вообще против всякой опеки со стороны соседних Империй, мы самым решительным образом протестуем.
Г.г. Представители Австро-Венгрии и Германии не найдут в Польше ни одной более или менее серьезной политической группы, которая осмелилась бы публично выставить другой лозунг.
Далее, гг. Представители Австро-Венгрии и Германии заявляют, что Польша уже самоопределилась. На это мы отвечаем так:
Население Польши и, в особенности, польский рабочий класс, еще ни разу не опрашивались по этому поводу. Более того: оккупационные власти ввели в стране режим, безусловно исключающий свободное волеизъявление, благодаря чему немецкая демократия до сих пор еще не знает, какие порядки царят ныне в оккупированной Польше. Сотни тысяч рабочих, авангард демократии, были увезены в Германию; как это произошло, хорошо известно из заявлений в Рейхстаге гг. Депутатов Тромпчинского и Корфанти; факты, оглашенные ими, до сих пор не опровергнуты Германским Правительством. У рабочих, оставшихся в Польше, отняли свободу печати, слова и собраний; предвыборная агитация в Варшавскую городскую Думу всячески тормозилась, а затем, вожди рабочего класса были вывезены в Германские концентрационные лагери. Печати запрещено свободно высказываться в отношении России и Германии. В указе, опубликованном в немецкой печати, Лодзинский полицмейстер угрожает смертной казнью за забастовки. Рабочие демонстрации разгоняются вооруженной силой. Преследуются не только рабочие и сочувствующие революционной России, но также и сторонники Центральных Держав, поскольку они в практических вопросах осмеливаются иметь свое особое мнение, как это было, например, в связи с арестом Пилсудского, организатора легионов, а равно, и самих легионеров, до сих пор еще томящихся в Германских концентрационных лагерях.
Итак, истинный голос Польши и, в особенности, ее рабочего класса не мог свободно раздаться. Однако, подлинное настроение Польши должно быть известно в Германии, хотя бы из парламентских речей гг. Депутатов Тромпчинского и Корфанти в Рейхстаге. Даже Прусский Министр фон-Лебель принужден был публично констатировать недовольство населения Польши политикой Германии.
Одно не подлежит сомнению, а именно, что все население Польши, в особенности, ее пролетариат, относится отрицательно к оккупации и к немецким планам по вопросу о будущем Польши.
В Польше существуют две организации, опирающиеся на массы: буржуазная — так называемая народовая демократия и социалистические рабочие партии. И вот народово-демократические и социалистические круги самым решительным образом отклоняют всю политику Центральных Держав, якобы дарующую Польше свободу. Это доказывают письменные заявления этих партий, это доказывают демонстрации на улицах городов Польши. Мало того: мы утверждаем, что в Польше нет ни одной партии, которая была бы согласна с немецкими проектами относительно Польши. Существующие в Польше правительственные органы, выражающие, будто бы, самостоятельную польскую государственность, являются учреждениями Германии и ни доверием, ни поддержкой народа, а, в особенности, рабочего класса, не пользуются. Но даже и эти органы относятся отрицательно к германским планам, как это и доказывается перепетиями с Государственной Радой. Настроение последнего времени достаточно ярко отразилось в речи Польского Министра Станишевского в Шиперно, где томятся легионеры.
Не менее остро стоит вопрос о границах Польши, вопрос, оставленный Германией открытым для осуществления ее захватнических целей.
Ввиду всего этого, утверждение именно Германии о будто бы уже происшедшем самоопределении Польши совершенно не основательно.
В доказательство своих слов, мы можем предложить Австро-Венгерской и Германской делегациям документальные данные, даже данные чисто официального характера, достаточно ярко рисующие подлинное отношение Польши к освободительной политике Германии.
Если же Германия желает убедиться в правильности наших утверждений и в подлинности представленных нами документов, пусть она исполнит наше главное требование, — выведет оккупационные войска и тем самым предоставит возможность Польскому трудящемуся народу свободно проявить свою волю.
|
Мы же от имени Польского пролетариата, торжественно заявляем, что до сих пор только революционная Россия стоит на страже истинных интересов и свободы Польского народа, и что, не будь Польша оккупирована, — она уже в настоящее время обладала бы той же свободой, которою пользуются прочие народы России. Отказ же Германии вывести войска из Польши и скрывающееся за этим отказом намерение сделать Польшу орудием завоевательных стремлений Германии являются аннексией и вмешательством во внутренние дела Польши. Вместе с тем, эта политика поддерживает польские имущие классы, в ущерб интересам польских трудящихся масс. Царский гнет заменен в Польше гнетом более современным. Польский рабочий класс, имеющий за собою в прошлом героическую борьбу с царизмом, никогда на это не согласится». Представители социал-демократии Польши и Литвы: Станислав Бобинский. |
Кюльман. Я хотел бы спросить г. Председателя Русской делегации, является ли оглашенное заявление официальным заявлением Русской делегации?
Троцкий. Могу только повторить то, что уже было сказано мною по поводу соответствующего заявления Представителей Украинского Центрального Исполнительного Комитета.
Кюльман. В таком случае, прошу Вас повторить Ваше заявление.
Троцкий. Это я и собирался сделать. По самой конструкции нашей делегации, мы предоставляем слово представителям трудящихся масс соответствующего народа. Поскольку в этих заявлениях охарактеризовано общее положение, эти представители привлечены нами потому именно, что они более компетентны в данном вопросе. Поскольку же эти заявления непосредственно затрагивают настоящие мирные переговоры, — они не выходят из рамок, установленных Русской делегацией с самого начала настоящих переговоров. В этих пределах они должны рассматриваться, как официальные заявления. В остальном же они являются информационным материалом, облегчающим ведение переговоров.
Кюльман. Я нахожу странным, что в том же заседании, в котором г. Комиссар по Иностранным Делам решительно отклоняет упрек в том, что он говорит не по существу и пользуется настоящим заседанием в целях политической агитации, он заставляет нас выслушивать столь длинные заявления из уст одного из членов делегации, заявления, ответственность за которые он наполовину слагает с себя.
На меня лично только что прочитанное заявление произвело именно впечатление политической агитации, и я совершенно не понимаю, как г. Председатель Русской делегации может полагать, что подобные бесцельные митинговые речи могут послужить делу наших переговоров. Что касается меня, то я самым решительным образом отказываюсь принимать со стороны Русской делегации какие бы то ни было заявления, которые не будут делаться официально, от имени всей делегации. Боюсь, что заявления, подобные только что выслушанной речи члена Русской делегации, подвергают серьезному испытанию терпение Председателей Союзнических делегаций, и что не только у немецкой печати возникает весьма серьезное сомнение в действительном намерении Русской делегации довести мирные переговоры до благополучного конца.
Гофман. Я протестую против того, что гг. Бобинский и Радек присвоили себе право говорить от имени польских солдат, входящих в состав Германской Армии. Я должен самым решительным образом взять под свою защиту всех немецких солдат польской национальности, которые на всех фронтах честно сражались за свою родину, Германскую Империю.
Троцкий. Здесь говорилось несколько раз о документах, имеющихся в распоряжении объединенных делегаций и характеризующих отношение заинтересованных пограничных народностей к настоящим переговорам. Мы не имели, правда, возможности до сих пор ознакомиться с этими документами. Но нет никакого сомнения, — за это говорит логика вещей, — что заявления этих учреждений, групп, Рижских ферейнов или союзов, на мнение которых ссылался генерал Гофман, не могут считаться официальными заявлениями. Это и есть тот материал, на который опирается противная сторона в своих доказательствах. Мы, со своей стороны, считаем мнение польской социал-демократии в высшей степени важным для наших суждений по этим же вопросам, и этим вполне определяется наше отношение к заявлениям трудящихся масс Польши. Отмечая, что подобного рода заявления рассматриваются г. Председателем Германской делегации только как агиатационный прием, я не могу не вспомнить следующее: заявление Украинской делегации, подвергавшее критической оценке внутреннее положение России, вне всякой связи с обсуждаемыми здесь вопросами, отнюдь не встретило отповеди со стороны г. Председателя Германской делегации. Я отмечаю, что г. Председатель Германской делегации не указал тогда, что такого рода речи носят явно агитационный характер; мало того, официальный немецкий отчет заключает в себе, насколько я помню, дословную передачу соответствующей агитационной речи; и, в то же самое время, в этом официальном отчете сплошь и рядом отсутствуют краткие и очень важные для хода переговоров заявления нашей делегации. Вот почему я не думаю, чтобы оглашенное здесь заявление могло, в каком бы то ни было смысле, вредно повлиять на ход наших переговоров, ибо, во всяком случае, оно дает нам ясное представление о том, как смотрит на вопрос о судьбе Польши польский рабочий класс, т.-е., с нашей точки зрения, важнейшая часть польского населения.
Кюльман. Никто больше не просит слова?
Согласно желанию г. Председателя Русской делегации, я намерен в следующем заседании дать обзор наших работ. В течение этого заседания будут сделаны желаемые официальные сообщения о важных с нашей точки зрения решениях.
Так как такой обзор потребует некоторой предварительной работы, то я предложил бы назначить следующее заседание на послезавтра, пол-6-го.
Заседание закрывается в 1 час. 15 мин.