Copyright: Iskra Research, 2014
The article below may be copied and circulated but proper attribution of authorship is required.
Новая биография Л.Д. Троцкого в четырех томах. Рецензия на том второй.
 |
Ю. Фельштинский и Г. Чернявский. «Лев Троцкий — большевик», том 2, издательство Центрполиграф, 2012 г. |
Все необходимое об авторстве четырехтомной биографии Льва Троцкого было сказано в нашей рецензии первого тома. Мы показали злобное ожесточение и антиисторические предрассудки авторов этого четверокнижия. Вместо описания истории и роли Троцкого в ней они заняты сбором разрозненных анекдотов, слухов и злобных фальсификаций, унаследованных от поколений сталинистских перекройщиков истории.
Второй том продолжает эту мифологию. Авторы назвали книгу «Большевик» и описывают период, начиная с сентября 1917 года, когда Троцкий был освобожден из тюрьмы приливом революции, и кончая смертью Ленина в январе 1924 года. В этот период входит драматическая история большевистского восстания в Петрограде, мирного и почти бескровного распространения советской власти по России, Брест-Литовского мира, трехлетней Гражданской войны и первых мирных годов Советских республик. Троцкий был в центре всех этих событий и подробное описание его биографии неотрывно сливается с подробным изложением истории начинания Советского государства. Мы показали в критике первого тома этой биографии, что авторы придерживаются конституционно-монархистских воззрений. Революция, демократия, да и вообще, республика не нужна; нужен несколько более просвещенный монарх, чем Николай II. Исторические воззрения авторов ослепляют их в отношении к большим историческим событиям. Сбитые с толку, авторы не могут показать, почему и как произошла Октябрьская революция и почти бескровное распространение Советской власти по всей не оккупированной немцами территории бывшей Российской империи.
Впрочем, в задачу наших горе-биографов не входит ни подробное описание деятельности Троцкого, ни детальное описание этого времени. Как заявляют господа Фельштинский и Чернявский: «Подробно описывать деятельность Троцкого на фронтах Гражданской войны в эти годы — значит пересказать историю самой Гражданской войны, которой и в политическом и в военном отношении руководил Троцкий» (стр. 242). В этом мы вполне согласны с лже-историками. Поскольку их цель — не в описании большой истории, а в очернении Октябрьской революции, Советской власти, Ленина и Троцкого, они не могут дать связного изложения событий. Вместо исторического повествования они перескакивают туда и сюда, и кидают в большевиков пригоршни липкой лжи: авось, что-то прилипнет.
На каждой странице этого тома можно найти несколько нелепостей. Начинается книга с страницы 7, и на ней мы читаем: «…Каменев и Сталин продолжали занимать умеренные (по большевистским параметрам) позиции…». Если можно согласиться, что Каменев в течение 1917 года последовательно стоял на правом фланге большевистской партии, то по отношению к Сталину это будет неверно. Самостоятельной позиции он во время революции не имел. До приезда Ленина он следовал за Каменевым и другими правыми, составлявшими в то время центральное ядро партии. После приезда Ленина в Петроград и его выступления с «Апрельскими Тезисами» Сталин замешался, замолчал, отошел в сторону, стерся в толпе, и незаметно перешел к поддержке позиции Ленина. Меньшевик Суханов, написавший свои «Записки о революции» по горячим следам событий, такими словами описывает его:
«У большевиков в это время (в марте 1917 г. — Ф.К.) кроме Каменева появился в Исполнительном Комитете Сталин… Сталин… за все время своей скромной деятельности в Исполнительном Комитете производил — не на меня одного — впечатление серого пятна, иногда маячившего тускло и бесследно. Больше о нем, собственно, нечего сказать» (Москва, Политиздат, 1991, Т. 1, стр. 280).
Подумайте сами: мог ли бы Ленин поручить Сталину выступить на VI Cъезде в июле с докладом от своего имени, если бы Сталин «занимал умеренные позиции»? Могли ли бы большевики вытерпеть его участие в редколлегии «Правды»?, Центрального Органа партии?, накануне революции?.. Абсурд! Но таких абсурдов полна книга. К слову сказать, при жизни Ленина роль Сталина в руководящих органах партии мне представляется ролью надежного порученца. Самостоятельной политической роли от него никто не ожидал.
На следующей странице злобные лже-историки пишут: «… когда дело переходило от митинговых речей и шумных возгласов одобрения толпы к прозе жизни, большевики отнюдь не пользовались поддержкой населения» (стр. 8). Описывается здесь атмосфера сентября-октября 1917 года в комфортабельном здании, населенном зажиточными петербуржцами, то есть, небольшой, привилегированной частью населения столицы. Троцкий с семьей жили там несколько месяцев, и их зажиточные соседи проявляли бытовую ненависть к его семье. Эта ссылка на враждебность привилегированных мещан-соседей к Троцкому и его семье должна, по намерению лже-историков, опровергнуть массовую и все растущую политическую поддержку трудящихся масс Петрограда в отношении власти Советов, социалистического переворота, мировой революции, и большевиков, которые боролись за эту программу. Массовая мобилизация масс только что изолировала и отразила заговор кадетов, Керенского и Корнилова подавить в крови пролетариат Петрограда. В столице, как и во всей стране, шло социальное межевание, низы готовились свергнуть старые верхи, но авторы ничего этого не видят.
Перелистаем еще несколько страниц…
«II Всероссийский съезд Советов происходил в резидентуре Троцкого Смольном» (стр. 35).
Слово «резидентура» выбрано авторами для того, чтобы вызвать у наивного читателя впечатление, будто Троцкий заманил съезд Советов в свою личную штаб-квартиру, чтобы с позиции силы, в своем логове управлять им. На самом деле, Петроградский Совет в начале августа 1917 года переехал из Таврического дворца в бывший «Смольный институт благородных девиц». Советом в то время управляли меньшевики и эсеры, и они пришли к решению переехать в новое помещение, актовый зал которого подходил для многолюдных пленарных заседаний Совета. Троцкий во время этого переезда сидел в тюрьме Кресты, куда его запер Керенский.
Чтобы выявить все нелепые взгляды и оценки авторов пришлось бы исписать тысячи страниц. Мы не станем так утруждать ни себя, ни читателя; дадим лишь несколько примеров, да и те, не ради авторов, а ради тем. Темы Октябрьской революции и Гражданской войны слишком велики; мы возьмем лишь два узких вопроса: во-первых, экономический упадок России и роль Троцкого в восстановлении транспорта; во-вторых, литературный стиль.
Экономический упадок
На годы, описанные в этом томе, приходится период одного из глубочайших хозяйственных падений в истории России. Авторы постоянно винят большевиков за экономическое падение страны, описывают их как «преступников», «идеологизированных фанатиков», полных «иллюзорных надежд» и «бредовых идей», и т.д.
Россия и в самом деле к 1921 году сильно упала в экономическом отношении. Продукция тяжелой промышленности в 1920 г. составляла около 1⁄7 довоенной. В стране не хватало самых необходимых предметов: хлеба, топлива, одежды, мыла и т.д. После семи лет Мировой и Гражданской войн крупные города опустели, фабрики и заводы были закрыты из-за нехватки сырья и топлива, рабочий класс был в ужасном состоянии: более активные пролетарии ушли на фронт или вошли в государственный аппарат, менее активные рабочие были деморализованы безработицей и хозяйственным развалом.
Экономически упала вся Европа. Четыре с лишним года войны привели к хозяйственному падению всех воюющих стран, за исключением, пожалуй, Соединенных Штатов Америки. Промышленность была переведена на военные рельсы, инфраструктура была изношена, города Бельгии, севера Франции, Румынии и Польши были в руинах, новые границы раскроили на куски хозяйство Германии, бывшей Австро-Венгрии и т.д. Голодало население Австрии, Германии, Италии, Бельгии, Франции. Расстройство экономической и общественной жизни, миграционные процессы, связанные с барачными условиями миллионов гражданских беженцев, с казарменной и окопной жизнью миллионов солдат привели ко множеству болезней и бедствий, в частности, ко всемирной эпидемии «испанки», тяжелой формы гриппа, от которой в 1918 году погибло от пятидесяти до ста миллионов человек во всех частях Земного Шара.
Обвинять большевиков и лично Троцкого в хозяйственном коллапсе России — верх лицемерия. Это особенно ясно, когда мы припомним аналогичный по масштабу коллапс не столь далекого прошлого: разрушение советского хозяйства в период между 1990-м и 1998-м годами. В тот период распались и сошли на нет самые передовые советские индустрии: самолетостроение, приборостроение, химическая промышленность, радиоэлектроника и другие. Разрушение и распад, связанные с возвратом России и других республик бывшего СССР в мир капитализма продолжаются до сегодняшнего дня.
Роль Троцкого в экономическом восстановлении Советской республики.
Мы даем здесь отрывок из Автобиографии Троцкого, который ясно обрисовывает положение советского транспорта в 1919-20 гг. и работу Троцкого.
«Осенью 1919 г., когда число больных паровозов дошло до 60%, считалось твердо установленным, что к весне 1920 г. процент больных паровозов должен дойти до 75. Так утверждали лучшие специалисты. Железнодорожное движение теряло при этом всякий смысл, так как при помощи 25% полуздоровых паровозов можно было бы лишь обслуживать потребности самих железных дорог, живших на громоздком древесном топливе. Инженер Ломоносов, фактически управлявший в те месяцы транспортом, демонстрировал перед правительством диаграмму паровозной эпидемии. Указав математическую точку на протяжении 1920 г., он заявил: "Здесь наступает смерть". "Что же надо сделать?" — спросил Ленин. "Чудес не бывает, — ответил Ломоносов, — чудес не могут делать и большевики". Мы переглянулись. Настроение царило тем более подавленное, что никто из нас не знал ни техники транспорта, ни техники столь мрачных расчетов. "А мы все-таки попробуем сделать чудо", — сказал Ленин сухо, сквозь зубы.
«В ближайшие месяцы положение продолжало, однако, ухудшаться. Для этого было достаточно объективных причин. Но весьма вероятно, что кое-какие инженеры искусственно подгоняли положение на транспорте под свою диаграмму.
«Зимние месяцы 1919 — 20 гг. я провел на Урале, где руководил хозяйственной работой. Ленин по телеграфу обратился ко мне с предложением: взять на себя руководство транспортом и попытаться поднять его при помощи исключительных мер. Я ответил с пути согласием.
«С Урала я привез значительный запас хозяйственных наблюдений, которые резюмировались одним общим выводом: надо отказаться от военного коммунизма. Мне стало на практической работе совершенно ясно, что методы военного коммунизма, навязывавшиеся нам всей обстановкой гражданской войны, исчерпали себя и что для подъема хозяйства необходимо во что бы то ни стало ввести элемент личной заинтересованности, т. е. восстановить в той или другой степени внутренний рынок. Я представил Центральному Комитету проект замены продовольственной разверстки хлебным налогом и введения товарообмена.
«…Нынешняя политика уравнительной реквизиции по продовольственным нормам, круговой поруки при ссыпке и уравнительного распределения продуктов промышленности направлена на понижение земледелия, на распыление промышленного пролетариата и грозит окончательно подорвать хозяйственную жизнь страны". Так гласило заявление, поданное мною в феврале 1920 г. в Центральный Комитет.
«…Продовольственные ресурсы, — продолжало заявление, — грозят иссякнуть, против чего не может помочь никакое усовершенствование реквизиционного аппарата. Бороться против таких тенденций хозяйственной деградации возможно следующими методами: 1. заменив изъятие излишков известным процентным отчислением (своего рода подоходный прогрессивный натуральный налог), с таким расчетом, чтобы более крупная запашка или лучшая обработка представляли все же выгоду; 2. установив большее соответствие между выдачей крестьянам продуктов промышленности и количеством ссыпанного ими хлеба не только по волостям и селам, но и по крестьянским дворам".
«Предложения были, как видим, крайне осторожные. Но не надо забывать, что не дальше их шли на первых порах и принятые через год основы новой экономической политики.
«В начале 1920 г. Ленин выступил решительно против этого предложения. Оно было отвергнуто в Центральном Комитете одиннадцатью голосами против четырех. Как показал дальнейший ход вещей, решение ЦК было ошибочно. Я не перенес вопроса на съезд, который прошел полностью под знаком военного коммунизма. Хозяйство еще целый год после того билось в тупике. Мои разногласия с Лениным выросли из этого тупика. Раз переход на рыночные отношения был отвергнут, я требовал правильного и систематического проведения "военных" методов, чтоб добиться реальных успехов в хозяйстве. В системе военного коммунизма, где все ресурсы, по крайней мере в принципе, национализированы и распределяются по нарядам государства, я не видел места для самостоятельной роли профессиональных союзов. Если промышленность опирается на государственное обеспечение рабочих необходимыми продуктами, то профессиональные союзы должны быть включены в систему государственного управления промышленностью и распределения продуктов. В этом и состояла суть вопроса об огосударствлении профессиональных союзов, которое неотвратимо вытекало из системы военного коммунизма и в этом смысле отстаивалось мною.
«На одобренных IX съездом началах военного коммунизма я основал свою работу на транспорте. Профессиональный союз железнодорожников был теснейшим образом связан с административным аппаратом ведомства. Методы чисто военной дисциплины были распространены на все транспортное хозяйство. Я тесно сблизил военную администрацию, которая была самой сильной и дисциплинированной администрацией того времени, с администрацией транспорта. Это давало серьезные преимущества, тем более что военные перевозки, с возникновением польской войны, снова заняли главное место в работе транспорта. Каждый день я переезжал из военного ведомства, которое своей работой разрушало железные дороги, в комиссариат путей сообщения, где пытался не только спасти их от окончательного распада, но и поднять вверх.
«Год работы на транспорте был для меня лично годом большой школы. Все принципиальные вопросы социалистической организации хозяйства получали в области транспорта наиболее концентрированное выражение. Огромное количество паровозных и вагонных типов загромождало железные дороги и мастерские. Нормализация транспортного хозяйства, которое до революции было наполовину казенным, наполовину частным, стала предметом больших подготовительных работ. Паровозы были подобраны по сериям, ремонт их принял более плановый характер, мастерские получали точные задания в соответствии с оборудованием. Доведение транспорта до довоенного уровня было рассчитано на 4 1⁄2 года. Принятые меры дали несомненные успехи. Весной и летом 1920 г. транспорт начал выходить из паралича. Ленин не упускал ни одного случая, чтоб отметить возрождение железных дорог. Если война, начатая Пилсудским в расчете прежде всего на гибель нашего транспорта, не принесла Польше ожидавшихся результатов, то именно благодаря тому, что кривая железнодорожного транспорта начала уверенно подниматься вверх. Эти результаты были достигнуты чрезвычайными административными мерами, неизбежно вытекавшими как из тяжкого положения транспорта, так и из самой системы военного коммунизма». (См. https://www.marxists.org/russkij/trotsky/works/trotl026.html#st38).
Эта длинная цитата вводит нас в суть проблем, вставших перед молодым режимом два года после взятия власти. Приостановка европейской революции вынудила Советскую республику отступить от планов ввести социалистический хозяйственный режим. Троцкий первым в феврале 1920 г. предложил переход от продразверстки к продовольственному налогу (см. https://www.marxists.org/russkij/trotsky/works/trotl839.htm). Когда Центральный Комитет отклонил его предложение а IX Съезд подтвердил политику «военного коммунизма», Троцкий с успехом провел временное восстановление транспорта методами административного командования и милитаризации железных дорог.
Троцкому удалось несколько подлечить железнодорожное хозяйство России и восстановить важнейшие магистрали. Это лечение, хотя имевшее временный характер, оказалось достаточным для того, чтобы победить Врангеля на юге и отразить нападение белой Польши на Украину в мае 1920 года. Более длительным исцелением стал переход от «военного коммунизма» к Новой Экономической Политике в начале 1921 года — который Троцкий предлагал начать годом раньше.
Вот как оценивает действия Троцкого наиболее авторитетный историк Советской России:
«По окончании съезда партии была основана комиссия из представителей Наркомпути и ВСНХ под председательством Троцкого, и 20 мая 1920 года она выпустила ставший знаменитым Приказ №1042. Этот Приказ являлся детальным планом восстановить к концу 1924 года паровозный парк РСФСР. Благодаря импульсу, данному необходимостями Польской войны и «ударной» организацией труда, эта работа двигалась такими быстрыми темпами, что Троцкий, во время своего доклада перед Восьмым Съездом Советов в декабре 1920 года (к тому времени план восстановления вагонов был прибавлен к задаче ремонта паровозов), сообщил делегатам, что первоначальный пятилетний план удастся выполнить за три с половиной года. Этот успех сразу же повысил популярность планирования» (E.H.Carr, The Bolshevik Revolution 1917—1923, W. W. Norton, 1980, Vol. 2, p. 373-374)
Роль современных элит капиталистической России.
А теперь сравним действия Троцкого и Ленина, к середине 1920-х годов восстановившие основные хозяйственные механизмы Советской России, с «работой» нынешних управляющих Кремлем.
Горбачев начал целенаправленно разваливать советскую экономику в конце 1980-х годов. Это продолжили все другие руководители правящих элит бывшего Союза ССР: Ельцин, Кравчук, Назарбаев, Путин, и их партнеры в бизнес-олигархии. В результате, огромная промышленная экономика распалась, на ее месте образовался ряд слабых осколков, полностью подчиненных рынкам Западной Европы и Азии. Сократились, иногда до нуля, самые передовые отрасли советского хозяйства: радиоэлектроника, авиационная промышленность, транспорт и т.д. Россия экспортирует нефть, природный газ и другие полезные ископаемые на мировой рынок, а капиталисты и их власть продолжают грабеж и тайный вывоз капитала. Этот бегство капитала камуфлируется грандиозными потемкинскими деревнями, ставшими характерной чертой современного российского, казахского, украинского и т.д. капитализма.
Во-первых, заурядное очковтирательство: за день до приезда министра местные власти обрызгивают зеленой краской пожухлые, мертвые газоны, чтоб они лучше виделись на телехронике. Иногда, очковтирательство вырастает до незаурядных размеров, как было с камуфляжем развалюх в Суздали перед приездом Путина в ноябре 2013 г. Во-вторых, грандиозные стройки мостов, дорог и дворцов, которые имеют еще то преимущество, что позволяют нагреть руки власть держащим и их близким: 21 миллиард долларов был вбухан в постройки для саммита АТЭС во Владивостоке в 2012 году; 50 миллиардов долларов государственных денег было вложено в Сочинскую олимпиаду. На «независимой» Украине мы видели во время футбольного чемпионата Европы летом 2012 года такой же процесс «хлеба и цирков». В-третьих, личный разврат и продажность властных элит, когда каждый столоначальник получает от посетителя конверт с взяткой, размер которой соответствует рангу этого стола. Личная продажность пронизает все сферы и подразделения правящей элиты (не забудем о часах Брегет патриарха Кирилла). В-четвертых, халатность и безответственность начальников, разворовавших всех и вся. За эту авантюрную халатность приходится расплачиваться жизнями команды подлодки «Курск» или пассажиров очередного упавшего авиалайнера.
В свете современного опыта России, мы рекомендуем тем, кто критикует Троцкого и Ленина, снять слепые очки со своих собственных глаз.
Литературный стиль Троцкого.
Авторы неоднократно критикуют литературный стиль Троцкого, называют его дилетантом. Например, описывая его связь с известной журналисткой Ларисой Рейснер (эта героическая женщина послужила прототипом героя известной советской пьесы Всеволода Вишневского «Оптимистическая трагедия») они вынуждены привести слова Троцкого из его Автобиогафии:
«Ослепив многих, эта прекрасная молодая женщина пронеслась горячим метеором на фоне революции. С внешностью олимпийской богини она сочетала тонкий иронический ум и мужество воина.» (https://www.marxists.org/russkij/trotsky/works/trotl026.html#st33)
По поводу поэзии этих слов они заключают: «Необычайно нежно для Троцкого и почти с намеком на близость звучали слова о ней в книге воспоминаний» (стр. 386). Господа критики инсинуируют, что в литературной палитре Троцкого отсутствуют нежные тона. Для операции обезличения и умаления пера Троцкого им нужно обойти молчанием другие страницы Автобиографии и других книг, например следующий отрывок из рассказа о матросе Николае Маркине.
«С мальчиками угрюмый Николай был на равной ноге. Он посвящал их в свои замыслы и в свою жизнь. Девятилетнему Сереже он рассказывал со слезами, что женщина, которую он давно и крепко любил, покинула его и что поэтому у него бывает черно и мрачно на душе. Сережа испуганным шепотом и со слезами поверял эту тайну матери. И этот нежный друг, который, как ровня, открывал им свою душу, был в то же время старый морской волк и революционер, насквозь герой, как в самой чудесной сказке. Неужели же погиб тот самый Маркин, который учил их в подвале министерства стрелять из бульдога и карабина? Два маленьких тела содрогались под одеялами в тиши ночи, после того как пришла черная весть. Только мать слышала безутешные слезы.» (https://www.marxists.org/russkij/trotsky/works/trotl026.html#st24)
Французский католический писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе Франсуа Мориак (Francois Mauriac) сравнил начальные главы его Автобиографии («Моя жизнь») с работами Льва Толстого и Максима Горького. Немецкий драматург и политический противник Троцкого, Бертольд Брехт в 1931 году, во время беседы с литературным критиком, Вальтером Беньямином и лауреатом Нобелевской премии по литературе, Германном Гессе описал Троцкого как величайшего писателя в Европе. Его собеседники не возразили… В русской эмиграции 1930-х годов книги Троцкого пользовались огромной популярностью, хотя очень немногие из читателей разделяли политические и философские убеждения автора. К счастью, сегодняшний читатель может сам оценить великолепие литературного языка Троцкого; совсем не нужно полагаться на оценки продажных писак.
Что же касается самих авторов этой биографии, то вот один из примеров «меткости» их стиля:
«Супруга Троцкого, как, впрочем, почти все дамы, являвшиеся членами семей большевистских лидеров, занималась не только домашними делами» (стр. 380).
Слово «дамы» должно вызвать у читателя неприязнь к большевистским нуворишам. Хорошо, я согласен нелюбить нуворишей, но к женам большевиков в 1918 году этот образ менее всего применим. Он совсем не подходит к Наталье Седовой, о профессионализме которой в области организации и охраны первых советских музеев недоброжелательные авторы вынуждены написать несколько хвалебных страниц.
Вот другой пример стиля наших любителей изящной словесности:
«Ленин всегда хотел быть первым. Просто потому, что он лучше других знал (или считал, что знает), как именно следует поступать. Остальные полезные люди нужны были Ленину ровно настолько и ровно до тех пор, пока от них была польза. От Троцкого было много пользы. Но он не был своим. Сталин был своим, но от него было мало прока…» (стр. 394).
Не стоит продолжать: господа Фельштинский и Чернявский вместо литературного скальпеля используют топор.
Стоит заметить, что нередко эти два историка описывают какое-то действие Троцкого, освещающее героя с хорошей стороны: он отважный генерал, блестящий аналитик, грамотный экономист, зажигательный трибун. Они тут-же привешивают к этому описанию действий самые негативные оценки: кровожадный диктатор, фанатик, демагог, провокатор и так далее. Другими словами: выводы этих биографов не вытекают из их собственного описания его действий.
В заключение, мы повторяем: повествование господ Фельштинского и Чернявского не заслуживает никакого доверия.
Июль 2014 г.