Китайский кавардак.

«Известия», 5 января 1923 г.

(Письма из Китая).

Всякому, мало-мальски наблюдающему за внутренней жизнью Китая известно, что в Китае происходит «гражданская война», что центральное китайское правительство, находящееся в Пекине, чрезвычайно слабо и постоянно подчиняется тем или иным военным диктаторам, которые, наоборот, чрезвычайно сильны.

Схема китайской внутренней политики обычно такова: военному диктатору, господствующему ныне в Китае, почему-либо не нравится нынешнее центральное правительство; он его сбрасывает и создает новое. Вот и все. Но когда в «чехарду» начинают играть сами военные диктаторы и притом без видимых причин, без того, чтобы один из них в сражениях, в войне победил другого, тогда эта схема начинает «отказывать», и события становятся малопонятными.


Анализ современных китайских взаимоотношений приводит нас к следующему пониманию современных китайских событий.

Дудзюн, «севший на место» в какой-нибудь провинции, выжимает из нее соки не только для собственного «кормления», но и в целях увеличения, усиления и улучшения своей армии. Если данный дудзюн особенно ловок, или если данная провинция особенно экономически выгодна, или, наконец, если данному дудзюну удается заполучить реальную поддержку извне, — он начинает расширять сферу своего господства подчинением себе соседних дудзюнов путем подкупа или путем подавления их вооруженной силой; он объединяет под своей властью ряд провинций и начинает мечтать о том, чтобы сделаться господином во всем Китае. Отсюда децентрализация Китая, постоянная борьба провинций между собою.

Но так как борьба эта тянется на протяжении веков, и так как, с другой стороны, Китай уже давно втянут в мировой капиталистический кругооборот, то и воля дудзюнов ограничена определенными, исторически сложившимися и экономически обоснованными условиями: некоторые провинции независимые от субъективной воли из дудзюнов тяготеют друг к другу или враждебны другим; сидящий там дудзюн вынужден подчиняться этим объективным условиям.

Это же вовлечение Китая в орбиту капитализма, приводящее прежде всего к зарождению современного пролетариата и современной буржуазии, вызывает в Китае к жизни новые центростремительные факторы, существующие наряду со старыми, центробежными. Нарождается идея нации, создается национально-объединительное и, ввиду гнета мирового империализма, национально-освободительное движение.

Китайский Юг, благодаря своей близости к морю, следовательно благодаря тому, что портовые города ранее подпали под влияние иностранного капитала, — в общем и целом является более промышленным, чем Север, где, особенно в Манчжурии, несмотря на высокую интенсивность земледелия, до сих пор еще удержались почти натуральные формы хозяйственных отношений. Поэтому на Юге Китая — колыбель китайского национализма и, следовательно, китайской революции.

В нашем смысле слова в Китае, собственно говоря, нет политических партий. Все партии являются партиями определенных провинций и по большей части носят название соответственной провинции.

Даже самая политическая (ибо она одна имеет политическую программу) из партий Китая, Гоминдан — партия Сун-Ят-Сена, партия национального объединения Китая, в сущности говоря, является партией Юга и имеет не очень-то значительное и серьезное влияние и распространение на Севере. На Севере слова «Гоминданец» и «Южанин» понимаются почти как синонимы.

Что касается других партий, то партия, известная за границей под названием партии У-Пей-Фу, называется чжилийской, по имени провинции Чжили, а партия Чжан-Цзо-Лина называется феньтиянской по китайскому наименованию Мукдена.

Первая охватывает провинции Чжили, Шандунь, Хонан, Шанси; вторая — три северные манчжурские провинции, где царствует Чжан-Цзо-Лин.

Даже создавшаяся за последние десятилетия японофильская партия, называемая аньфуистской, которая, казалось бы, должна быть неограниченной территориально — все же является партией двух провинций — Анхой и Фуцзян. Таковы главные партии Китая.

Борьба Юга против Севера — борьба давняя. Вскоре после китайской революции, низвергшей монархию и установившей республику (тоже «по-китайски», ибо экс-император Китая продолжает жить в Пекине, имеет свой штат и двор и получает от китайского правительства содержание, а когда в этом месяце была его свадьба, то на торжестве присутствовали не только все китайские власти, но и большинство иностранных представителей), Юг установил свое правительство, главой которого был Сун-Ят-Сен, не признававшее центрального пекинского правительства. Пекин же находится то в руках аньфуистов, т.- е. фактически Японии, то в руках Чжан-Цзо-Лина, тоже очень близкого к последней.

Тем временем крепли, развивались в массах идеи национального объединения Китая и его национального освобождения из под гнета мирового империализма.

Именно в этой обстановке У-Пей-Фу пошел на Пекин, разогнал правительство, прогнал президента республики и назначил другого, который немедленно созвал всекитайский парламент, т.-е. не производил новых выборов, а просто собрал всех тех членов парламента, которые еще остаются в живых со времени последнего, разогнанного три года назад.

Правда, это не примирило Юга с Севером. Сун-Ят-Сен попробовал даже пойти походом против Севера, чтобы установить в Китае свою власть, но его «северная экспедиция» не удалась, и У-Пей-Фу прочно укрепился в Пекине, загнав Чжан-Цзо-Лина в Манчжурию, куда он не имел возможности проникнуть для того, чтобы окончательно уничтожить Чжан-Цзо-Лина, так как между ним к последним находилась территория, занятая японскими войсками.

У-Пей-Фу, которого идеалом является уничтожение Чжан-Цзо-Лина и, следовательно, безраздельное господство на Севере (вероятно, с тем, чтобы впоследствии обратить свои взоры против Юга), стал в своей ставке Лаоян деятельно готовиться к новому походу против Чжан- Цзо-Лина, которого он рассчитывал иметь возможность уничтожить весною 1923 года, и, действительно, достиг в военном отношении высокой степени совершенства.

В то же самое время достаточно умный, чтобы понимать, в чем именно живительный источник его силы, У-Пей-Фу не только не разрывает с национально-освободительными группами, но все время поддерживает сношения с ними и ведет переговоры с отдельными лидерами национально-освободительного движения, в том числе и с Сун-Ят-Сеном, ореол которого во всем Китае все же так велик, что без него не мыслимо никакое панкитайское движение.

Однако, У-Пей-Фу из тех же соображений стремится сохранить мир и спокойствие и в своей собственной партии, чжилийской, официальным главой которой, как и официальным военным начальником У-Пей-Фу, является престарелый маршал Цао-Кун, низведя фактически последнего до роли пешки в своих руках и лишив его всякого влияния.

Но будучи по природе диктатором, У-Пей-Фу не может запрятать слишком глубоко своих воинственных когтей, и соглашение его с истинными лидерами национально-освободительного и объединительного движения идет плохо, точно так же, как идет плохо умиротворение старого честолюбца Цао-Куна.

Наступает момент, когда клика Цао-Куна (пребывающая главным образом в Тянь-Тзине и потому получившая название «тянь-тзиньской») выступает в самостоятельной роли, и положение резко меняется. События на Юге содействуют в значительной степени этим переменам.

Случайно ли, а вернее в результате определенных воздействий, население Фуцзянской провинции взбунтовалось и изгнало своего дудзюна. Центральное правительство, т.-е., следовательно, У-Пей-Фу, так как в тот период центральное правительство было еще правительством, — послало войска для усмирения бунтовщиков. Но один из аньфуистских генералов, известный под именем «Маленький Сю«, побил эти войска. Для того, чтобы придать популярность своей авантюре, «Маленький Сю» объявил, что он признает своим господином Сун-Ят-Сена, действует во имя его, и стал передавать часть завоеванных им территорий сун-ят-сеновскому генералу Сюй-Чун-Чжи, ранее намеренному первым в качестве главы «северной экспедиции». Но «Маленький Сю» действовал слишком решительно, удачно для себя, но неудачно для своего дела применяя «большевистские» методы обложения буржуазии контрибуцией, заключения капиталистов в тюрьму с требованием от них выкупа за освобождение и т. п., и этим сильно восстановил против себя население, еще не привыкшее к такому обращению.

Одновременно У-Пей-Фу в переговорах с Сун-Ят-Суном потребовал от него отказа от «Маленького Сю». Когда последний стал невыносим в Фуцзяне, Сун-Ят-Сен заявил, что его не признает и не поддерживает. «Маленький Сю» вынужден был покинуть Фуцзян и бежать в Шанхай, но сун-ят-сеновский генерал Сюй-Чун-Чжи остался в Фуцзяне и прочно там обосновался, удержав за Сун-Ят-Сеном большую часть этой провинции, в другой части которой господствует генерал Ван-Юн-Циань, более близкий Чжан-Цзо-Лину (следовательно, неопасный Сун-Ят-Сену), нежели У-Пей-Фу.

Другим обстоятельством, для У-Пей-Фу довольно невыгодным, было следующее. В провинции Хэнань дудзюном был так называемый «Христианский генерал» Фен-Ю-Сиань. Он считается одним из сильнейших по качественному и количественному составу своей армии

генералов в Китае и настолько самостоятелен, что ведет свою собственную линию, во всяком случае не признает себя вассалом У-Пей-Фу.

Сейчас этот «Христианский генерал» получил назначение в Пекин, но явился туда не один, а с двадцатью тысячами отборнейшего своего войска.

Собственно говоря, сам У-Пей-Фу тоже имеет не более одной дивизии. Вся остальная его армия составляется приверженными ему генералами и дудзюнами. Но, ведь, приверженность последних не без условна и вовсе не столь постоянна. Они идут по большей части за У-Пей-Фу до тех пор, пока он импонирует и гипнотизирует их своей силой и ореолом непобедимости.

Вышеуказанные военные обстоятельства значительно ослабили этот ореол непобедимости, и многие сторонники У-Пей-Фу немедленно заколебались. Еще хуже стало, когда начался конфликт с Цао-Куном.

Еще в тот период, когда Цао-Кун всем казался совершеннейшим нулем, один знаток китайской жизни говорил нам, что «слабость У-Пей-Фу — в Цао-Куне», а когда ему задан был вопрос: «В чем же сила Цао-Куна?» — он ответил: «В У-Пей-Фу».

Этот парадоксальный ответ понятен, если вспомнить все вышеизложенное. Ведь, каждый «сюзерен» силен, главным образом, своими «вассалами». Цао-Кун, не игравший самостоятельной роли, был силен У-Пей-Фу, т.-е. тем, что последний, будучи юридически его подчиненным и не желая ссориться с ним, сплошь да рядом удовлетворял его желания и оставлял его на высоком посту. Но, с другой стороны, многие генералы поддерживали У-Пей-Фу потому, что он фактически был главою чжилийской партии, юридическим вождем которой был Цао-Кун. В момент, когда партия раскалывалась, раскалывалась и военная сила У-Пей-Фу, т.-е. он переставал быть военным диктатором.

Так именно и случилось. Одновременно с той военной склокой, о которой мы говорили выше, началась и склока по вопросу о выборе президента республики.

Дело в том, что Цао-Кун, или, вернее, его клика, решили, что раз он занимает такое высокое положение, он может занять и еще высшее, самое высшее, т.-е. стать президентом республики. Цао-Кун, как и все успевшие нажиться китайские дудзюны, чрезвычайно богат. Его брат Цао-Жуй, более энергичный, чем он, и председатель парламента У-Цзинь-Лянь (имевший здесь свои интересы) начали сорить деньгами, чтобы добиться избрания Цао-Куна президентом. Создалась довольно большая партия и внутри парламента и вне его. У-Пей-Фу же выступил решительным противником президентства Цао-Куна как потому что это не соответствует его личным интересам, так и потому, что кандидатура реакционера Цао-Куна не желательна национально-объединенным группам, с которыми, как указано выше, У-Пей-Фу должен идти в ногу. В целях дискредитирования кабинета, который хотя и не целиком был составлен из ставленников У-Пей-Фу (в нем были и сторонники Цао-Куна), но все же не без оснований считался кабинетом У-Пей-Фу, был начат поход против Ло-Вень-Ганя, министра финансов и одного из наиболее либеральных и честных членов кабинета, кандидатуру которого в свое время поддерживали даже коммунисты. Придравшись к формальному поводу, председатель парламента У-Цзинь-Лянь, обвинил министра финансов Ло-Вень-Ганя во взяточничестве и потребовал у президента от имени парламента (на что, как оказалось впоследствии, он вовсе не был уполномочен) ареста его. Президент подчинился, и Ло-Вень-Гань был арестован. Хотя он немедленно же был освобожден и выяснено было, что обвинение против него совершенно не обосновано, но Цао-Кун через своих ставленников заявил, что если Ло-Вень-Гань не будет отдан под суд, он сам явится со своими солдатами в Пекин «спасать республику». Это было уже прямой победой Цао-Куна.

Назначение С. Т. Вана премьером явилось прямым вызовом националистическим группам и непосредственным продолжением реакционной политики Цао-Куна, а, вместе с тем, дает основание предполагать, что и вся кампания Цао-Куна не обходится без иностранного вмешательства. Тот факт, что цао-куновская клика базируется, главным образом, на Тяньцзинь, где особенно сильно влияние «держав», подтверждает это предположение.

С другой стороны, эпоха диктатуры У-Пей-Фу, быть может совершенно независимо от воли последнего, но объективно совершенно естественно, была эпохой роста национально-объединительного и освободительного движения в Китае, а вместе с тем и периодом усиления рабочего движения. По всему Китаю пронеслась волна более или менее удачных забастовок, некоторые из коих, благодаря тому, что собственниками предприятий являются иностранцы, приняли национально-освободительную окраску. Были случаи, когда вызванные «на усмирение» войска «солдаты У-Пей-Фу) не только отказывались стрелять в рабочих, но грозили более послушной империалистам полиции стрелять по ней, если она окажет насилие над рабочими.

Таковы факты. Какие же можно сделать из них выводы?

Говорят, что кто попытается в Китае что-нибудь предсказывать, тот непременно ошибется, ибо Китай — «страна неожиданностей».

Но какие бы неожиданности еще ни ожидали Китай, — одно можно сказать, что последние события наглядно доказывают, насколько в Китае, как и везде, история не делается лицами. Старое представление, укоренившееся в Европе, будто в Китае все решают отдельные диктаторы, — должно быть совершенно отброшено. Китайские диктаторы, как и всякие диктаторы, — «калифы на час». Они живут и падают в определенной обстановке, в определенных конкретных условиях, а эти условия в конечном счете создаются массовым народным движением. Диктаторы приходят и уходят, а массы остаются, и так как в Китае уже народилось массовое, народно-революционное движение, то от него именно в конечном счете зависит судьба Китая.

С установлением диктатуры Цао-Куна (если только ее удастся установить) в Китае временно восторжествует реакция. Но то национально-объединительное движение, которое уже стало серьезнейшим фактором китайской политики, не может погибнуть. Быть может, на время оно будет придавлено, но возгоревшийся огонь неизбежно будет тлеть под пеплом.

Возможно, что и отдельные лидеры изменят свою политику. Политически изолированный У-Пей-Фу, несмотря на свои диктаторские инстинкты, быть может, подаст руку не менее изолированному Сун-Ят-Сену, и оба пойдут в авангарде китайской революции. Быть может.

Но как бы то ни было, теперь в Китае более или менее ясно противопоставлены друг другу: реакция, поддерживаемая мировым империализмом, и национальная революция, которую должна и может поддержать только рабоче-крестьянская Россия.

А. Иоффе.

Пекин, 12-го декабря 1922 г.