Письмо Л.М. Карахану.
АВП РФ, оп. 6, п. 4, д. 8, л. 2.
Атами, 17 марта 1923 г.
Лично
№ 28
Дорогой Лев Михайлович.
Меня очень тронула Ваша забота обо мне и моем здоровье в личном письме. За это Вам простятся многие грехи на том свете, а я уже теперь прощаю некоторые на этом. Но так как я все-таки здорово болен, то я Вам отвечу заодно и на личное и на деловое письма.
Прежде всего нечто по поводу порядка подчинения полпредов, которое Вы мне прислали в виде записочки без номера. До сих пор постановления ЦК посылались мне в форме выписок из протоколов заседаний ЦК.
Мне очень жаль, что Коллегия (а как я полагаю «сам» Литвинов) по-видимому очень обиделись, что постановления коллегии я не считаю для себя обязательными и, пошептавшись с кем-нибудь из секретарей ЦК, добились права написать эту бумажку, — но тем не менее я никак не могу себе представить, чтобы ЦК заставил беспрекословно подчиняться в политических вопросах Воровского, Крестинского, Красина, меня, а в ближайшем будущем вероятно и Раковского, который рано или поздно будет нашим послом в Париже, и, возможно, «самого» Литвинова, который спит и видит себя послом в Лондоне, какому-нибудь Ганецкому, Горбунову или Ягоде, а быть может и Конторовичу (так как он наверное скоро у Вас будет Членом Коллегии). С другой стороны я абсолютно не могу себе представить, чтобы ЦК считал необходимым и возможным немедленное проведение в жизнь его политических решений с правом обжалования их после исполнения, когда, как это понятно всякому ребенку, ничего уже поделать нельзя. Мимоходом замечу, что Ваше утверждение, будто ЦК нельзя переубедить, основано на недоразумении и незнакомстве с фактами. Наоборот, вся моя дипломатическая практика в том, главным образом, и заключалась, что мне приходилось «вести мирные переговоры с Москвой», как я выражался, а не с нашими противниками; и если Вы хоть немного захотите утрудить свою память, то Вы наверное вспомните, что в 99 случаях из 100 ЦК в конце концов принимал мою точку зрения. Маленьким, но весьма убедительным доказательством является последнее Ваше письмо. Вы пишете: «все мы против Вашей поездки в Японию», однако в результате я уже более месяца с согласия и по поручению ЦК нахожусь в Японии.
Поэтому, вышеуказанную бумажку я понимаю только в смысле подчинения полпредов Коллегии лишь в административно-финансовом отношении и по прежнему оставляю за собой право не приводить в исполнение политических решений даже самого ЦК, если они мне кажутся несуразными и если я предварительно не высказал всех своих соображений против.
Мне также думается, что Вы несколько ошибаетесь утверждая, что коллегия НКИД поняла мою точку зрения, но «не согласна». Одной из «моих точек зрения» являлось убеждение в том, что в данных условиях и с нынешним китайским правительством нельзя вести переговоров, что поэтому необходимо использовать все дипломатические возможности для оттяжки переговоров. ЦК же, вероятно в согласии с коллегией НКИД, как раз в самый неподходящий момент предложил китайцам перенесение переговоров в Москву, что (как я знал вперед) не удалось, но тем не менее значительно испортило как раз ту часть моей политики, с которой и ЦК и Коллегия согласны. Кроме того, Вы с своем частном письме, любезно и мило уговаривая меня «по настоящему» лечиться и заявляя, что «никакой беды не произойдет, если переговоры с Китаем начнутся двумя месяцами позже», опять-таки показываете свое недостаточное понимание обстановки и условий.
Во-первых, заграницей (несмотря на уверенность кое кого, что меня можно подчинить Ганецкому, а быть может и Конторовичу), ко мне такое отношение, что стоит мне где-нибудь появиться, чтобы вокруг меня создалось такое движение, при котором нужно работать почти целые сутки сплошь и нет никакой возможности лечиться «по настоящему». Во-вторых же, дело обстоит вовсе не так, что никакой беды не произойдет от двухмесячной оттяжки переговоров, но наоборот так, что оттянуть переговоры необходимо во что бы то ни стало и в этом именно должно заключаться все искусство нашей дипломатии.
В то же самое время Вы также как и ЦК не понимаете, что наш отказ Суну в помощи вовсе не столь прост, как кажется, ибо объективно толкает Суна в объятия Англии или Америки и что поэтому, если мы даже действительно не можем помогать, мы все же не должны прямо отказывать, но должны были бы обещать и хоть копеечными посылочками делать вид, что помогаем.
Наконец, Вы, так же как ЦК, не понимаете важности вопроса о КВЖД. Для нас гораздо важнее удержать КВЖД в наших руках, чем получить за нее проблематичный выкуп, который во всяком случае лишит нас возможности требовать нашего управления и нашей охраны на дороге. Еслиб Вы действительно знали положение, Вы были бы вполне уверены, что Китай достаточно избалован подачками ему со всего мира, чтобы хоть сколько нибудь реагировать на те квази подарки, которые мы ему готовы дать, и конечно ни один китайский кули не будет убежден в нашем благородстве, если мы будем доказывать, что КВЖД не можем передать китайскому народу потому, что у него нет настоящего правительства, ибо всякий в этом случае задаст совершенно разумный вопрос: «почему же Вы с этим правительством договариваетесь о формах выкупа дороги, вместо того, чтобы заявить, что пока в Китае нет единого правительства, Вы вопрос о выкупе или передаче КВЖД Китаю оставляете открытым, а пока лишь договариваетесь о том, каким образом будут обеспечены Ваши интересы на этой Дороге». Кстати, это очень серьезный вопрос и единственное компромиссное решение между моею точкой зрения и точкой зрения ЦК. Я Вас очень прошу серьезно его обсудить и передать на рассмотрение ЦК. То есть, мое последнее предложение заключается в том, чтобы вопрос о собственности на КВЖД оставить открытым, при переговорах заявив прямо, что с Пекинским правительством этот вопрос не может быть обсужден и занявшись на конференции обсуждением вопроса о гарантии наших прав на КВЖД.
Конечно, хотя Вы всегда упускаете из виду необходимость разного отношения к одному и тому же вопросу в различных условиях, но с момента моей дружбы с Суном и этот вопрос становится иным.
Как только я смогу вырваться из Японии (а здесь, как я и предвидел, положение весьма серьезное), я намерен поехать в Кантон, а уж оттуда в Пекин. Я всегда стоял на той точке зрения, что решающим является отношение к нам не той или иной личной группировки, но всего национально-освободительного Китая и если я, даже в самых несуразных московских требованиях могу прятаться за широкую спину Сун-Ят-Сена, то вопрос будет все же иным.
Однако, если не перед Вами, то перед историей я в сотый раз заявляю, что принятое решение о КВЖД является максимально скверным и глубоко вредным для всей нашей мировой политики.
Очень сожалею, что Вы так устаете и думаю, что с приездом Чичерина Вы все таки могли бы получить хоть маленький отпуск. Кстати, на Дальнем Востоке давно уже пишут и говорят то о Вашей поездке в Пекин, то в Харбин; вероятно знают, что Вы харбинец, что не делает Вам чести, ибо худшего города нет в мире.
Крепко обнимаю Вас и желаю всех благ,
Ваш Иоффе
P.S. Прошу Коллегию НКИД помнить, что, согласно заявленного мне постановления ЦК я назначен руководить всей внешней политикой на Дальнем Востоке и хотя об этом никому не говорил, фактически вся пресса и соответственные правительства величают меня советским послом на Дальнем Востоке. Если Вы будете игнорировать это, как часто делаете, то (заранее предупреждаю) я буду скандалить, ибо не придавая никакого значения таким вопросам внутри России, я очень щепетилен в этих делах заграницей.
Последний абзац добавлен от руки.
Это конечно не значит, будто я думаю, что НКИД освобожден от обязанности руководить нашей Д. Восточной политикой, но это значит, что по отношению к другим местам Д. Востока НКИД должен считаться со мною. Также по отношению Китая, где я чрезполпред.
А. И.