К вопросу о тактике рабочей партии.
Та позорная капитуляция большинства Советов, которая началась с отмежевания эсеров и меньшевиков от левого фланга демократии и закончилась прямым предательством по отношению к нашей партии и её вождям, ставит сейчас в рабочих кварталах вопрос: Что же дальше? Какое отношение к Советам, ставшим ныне пособниками мобилизовавшейся контр-революции должна занять рабочая партия?
И нужно признать, что руководители Советов своей политикой измены революции сделали все для того, чтобы создать вокруг них атмосферу полного безучастия и пустоты, вызывая у рабочих и передовых солдат горькое чувство обиды и разочарования. Престиж Советов падает с каждым днём в рабочих массах, которых не могут ввести в заблуждение перед наличностью политического самоубийства Советов никакие запоздалые декламации о необходимости сохранения единства революционного фронта.
Но именно как раз теперь, когда существование непопулярных Советов висит на волоске, мы хотели бы предостеречь рабочих от преувеличенного разочарования, питаемого всеми событиями последних дней. Зажав крепко зубы, затаив глубоко чувство боли и негодования, классовые политики пролетариата не могут поддаваться нервной впечатлительности, а должны разобраться в политической обстановке и в новом соотношении сил, чтобы строить безошибочно свою классовую тактику в данный момент революции.
Мы несомненно вступили в полосу контрреволюции, делаемой европейским капиталом, втянувшим русскую демократию в орбиту общей империалистской политики и поддержанным в этом отношении империалисткими кругами российской буржуазии, но это контр-революция делается у нас руками мелкой буржуазии, представляющей большинство Советов. В этом характерная особенность переживаемого нами момента. Так же как крупная буржуазия не могла править страной до 21-го апреля, не получив прямой санкции от Совета, так же как от 21-го апреля до 4-го июля ей удавалось успокаивать массы и спасаться от «анархии» лишь за спиной социалистических министров, так и теперь русская контр-революция имеет шансы на успех только при поддержке мелкобуржуазной демократии Советов. Без перебежничества этой общественной группы, без использования поражения на фронте, русская контр-революция вообще была бы предприятием высоко котирующимся лишь на европейской бирже, но без серьезной социальной базы внутри страны. И это обстоятельство, прежде всего, накладывает на нас долг вскрыть предательский характер политики мелко-буржуазной демократии. Партия рабочего класса должна развернуть самую широкую агитацию, чтобы выяснить массам истинную роль эсеров и меньшевиков, былой авторитет которых эксплуатируется ныне агентами европейского капитала в целях удушения революции. Здесь в этой суровой критике мы не должны знать ни пощады, ни дипломатии.
Но, с другой стороны, тот факт, что союзный империализм и его российская агентура в лице кадетской партии бессильны всё же в данный момент взять на себя инициативу обуздания масс, а вынуждены прибегать к представителям той политической группы, которая связана с кругами крестьянской демократии и мещанства, определяют и социальное политическое содержание данного этапа контр-революции. Мы не имеем ещё контрреволюции помещиков и буржуа, но мы имеем контр-революцию мещан. Вместо претендента на престол, мы имеем пока кандидата в Бонапарты, вместо министра земледелия Кутнера, несомненного ставленника помещиков — мелко-буржуазного демократа Чернова, вынужденного заигрывать с сермяжной Россией. И спор внутри нашей партии идёт не о том, подготовляет или нет контр-революция мещан дорогу для власти Милюкову и Михаилу Романову, — ибо на этот счёт двух мнений быть не может, — а о том, заинтересована ли рабочая демократия в ускорении процесса превращения контр-революции мещан в контр-революцию крупной буржуазии. И на этот вопрос мы отвечаем: тактика рабочей демократии при всей своей беспощадной критике по отношению к руководящим партиям Советов должна быть в то же время настолько гибкой, чтобы не способствовать ни этому процессу, ни дискредитировать в массах самой идеи Советов.
Если мы оглянемся назад, то увидим, что этой революционно-непримиримой и в то же время классово-выдержанной тактике и следовала рабочая партия в прошлом по отношению к Советам. По крайней мере до 4-го июля существо этой тактики сводилось к стремлению пролетариата подчинить своему влиянию мелкую буржуазию и, вырвав её из под влияния имущих классов, сделать её своим союзником. И когда революционная социал-демократия выдвигала до 4-го июля лозунг передачи «всей власти Советам», она рассчитывала противопоставить революционный блок между пролетариатом и крестьянской демократией всем консервативным социальным группам. Своей неустанной критикой половинчатости политики мелко-буржуазной демократии, давлением самих масс снизу, рабочая партия пыталась толкнуть своего упиравшегося и трусливо оглядывавшегося назад попутчика на путь самой радикальной демократической политики, подготовляющей внутри страны гегемонию социалистической демократии и создающей наиболее благоприятные условия для пролетарской революции на Западе. Объективно историческое значение выступления 4-го июля в том и состояло, что революционный пролетариат, опирающийся на верные ему полки, сделал во время июльских дней последнюю судорожную попытку восстановить единство революционного фронта и спаять с собою большинство организованной демократии. И если несмотря на то, что в этот день в его распоряжении была материальная сила, что верные ему войска стояли густыми колоннами вокруг Таврического дворца, что правительственные войска отсутствовали, он, после отказа руководителей Советов от принесённой им власти, всё же не решился составить свое правительство, а предпочёл мрачно вернуться мастерские и упустить случай такой легкой на первый взгляд победы, то это объясняется тем, что то он своим классовым здоровым чутьём понял, что в условиях данной изолированности русской революции в международном масштабе он не может сделать вторую революцию в России помимо мелко-буржуазной крестьянской демократии и против неё. Пролетариат понял, что дело не в одной измене Войтинских и Данов, поспешивших вызвать войска фронта для подавления самого себя ликвидировавшего «мятежа», а также в его изолированности от серой крестьянской массы, от массы городского мещанства, что за перебежничеством вождей скрывается более страшное перебежничество в лагерь контр-революции целых классов.
На какой почве произошло поправение мелко-буржуазной демократии? Оно произошло на почве отрицательного отношения мелкой буржуазии к интернационализму пролетариата. Этот интернационализм в глазах городской и сельской мелкой буржуазии связанной с собственностью, олицетворяющей в их глазах «отечество» был ничем иным как пропагандой, завезенной «запломбированными вагонами». Интернационализм расценивался этими кругами населения как измена «родине», как «служение немцу». Только после революции национализм стал боевым знаменем мелко-буржуазной демократии, своего рода новым водоразделом в отношениях различных социальных групп. И те товарищи, которые ныне противопоставляют идеологии большинства Советов — чувства и настроения «беднейших слоев крестьянства», забывают лишь о небольшой мелочи: что пролетариат в своей «внешней» политике, осуществляющей начала международной солидарности трудящихся, так же изолирован от беднейших слоев крестьянства как и от в всей «нации». Национализм революционной формации, искусно раздуваемый после поражения на фронте, явился той внутренней силой сцепления, которая помогла правящим классом противопоставить «всю нацию» пролетариату. И если бы мы считали, что взрыв пореволюционого национализма, охвативший все собственнические элементы, определил собою на долгий период соотношение сил в России, если бы мы пришли к историческому признанию, что русская революция находится в состоянии распада и что все завоевания будут ликвидироваться крупной буржуазией при длительном союзе с мелко-буржуазной демократией, мы должны были бы открыто сказать, что роль Советов кончена, что пролетариат не заинтересован в дальнейшем существовании Советов.
Между тем, роль Советов нельзя оценивать их в данном статическом состоянии. Её надо оценивать в связи с возможностью и неизбежностью полевения целых социальных групп. Классы не выходят на историческую арену, подобно Минерве из головы Юпитера, в доспехах революционеров или контр-революционеров. Они меняют свои позиции — особенно в бурную эпоху революции — в зависимости от политической среды, в которой им приходится действовать, от перекрёщивающегося влияния различных сил, участвующих в процессе революционной борьбы. Для полного уяснения политической судьбы Советов и отношения к ним рабочей демократии необходимо разрешить поэтому вопрос о том, насколько долговечна коалиция крупной буржуазии и мелко-буржуазной демократии? Если национализм, по нашему мнению, был той кандальной цепью, которой кадетские политики приковали к колеснице союзного империализма мелко-буржуазную демократию, то аграрный вопрос должен будет сыграть неизбежно роль взрывчатого вещества, раскалывающего контр-революционной блок на его составные части. Полевение широких крестьянских масс будет идти тем быстрее, чем дальше будет затягиваться война и отсрочиваться созыв Учредительного Собрания, чем шансы на проведение радикальной земельной реформы будут становиться меньше, чем ярче будет вскрываться политика капитуляции Советов перед натиском крупного землевладения и капитала. Только под углом этой перспективы полевения целых классов и можно выработать спокойное отношение к Советам. Дело идёт вовсе не о настроении запуганных интеллигентных мещан, стоящих ныне во главе Советов; дело идёт не о технической замене «дурных пастырей» хорошими, оно не сводится лишь к простым перевыборам. История знает многочисленные примеры, когда органы более реакционные чем нынешнее большинство Советов вынуждены были менять свои позиции в 24 часа. Дело идёт о самых широких массах мелко-буржуазной демократии. А для этих масс Советы продолжают быть центрами их организации. Пусть Советы перестали быть органами революционной власти, но они не перестали оставаться опорными пунктами политической организации классов. Пусть идиотски преступная политика руководителей Советов отрезала от себя, как ненужный ломоть, левый фланг революционной демократии, и обрекла тем самым Советы на политическое бессилие, рабочий класс в сознании своей ответственности перед историей и революцией не может следовать, из-за соображений политической обиды, тактике эеровско-меньшевисткого кретинизма, взрывающего существование «самочинных организаций».
Революция не есть хронологический порядок прыжков в пустое место. Создав формы организации масс, она не возвращается назад, чтобы начинать строительство с того самого места, где разобидевшись на историю и на классы, мы готовы декретировать перерыв в исторической драме в целях «накопления сил», дабы начать историю мироздания с начала… Мы не предрешаем сейчас организационных форм, в какие отольется новый подъём революции, но мы знаем одно, что между старыми и новыми формами будет существовать неизбежная организационная преемственность. Сегодня, так же как вчера, мы остаемся партией крайней оппозиции, выполняющей тот мандат, какой дали нам рабочие массы — охранять революцию от политического маразма, в который тянут её меньшевики и эсэры. Завтра, как и сегодня, мы, как пролетарская партия, будем в оппозиции ко всем правительствам, даже к тому, которое вышло бы из недр как называемого трудового крестьянства. Оставаясь внутри Советов, уйдя из них, если нам суждено испить и эту чашу позорного падения советского большинства, мы в обоих случаях будем углублять революционное сознание масс, отражая в своей деятельности процесс сдвига их настроений, явные признаки которого повсюду налицо. И, конечно, не тюрьмами и ссылками сковать руки революционной социал-демократии, прошедший через горнило более тяжких испытаний при царизме. Я здесь, и здесь остаюсь на своем посту, чтобы охранить достоинство органов демократии, созданных революцией, спасти их от гибели — вот единственный ответ, который должны мы дать на крики контрреволюции «Долой Советы!» Только этот ответ поймут и оценят рабочие, крестьянские и солдатские массы, которые рассудят нас в нашем споре с мелко-буржуазными контрреволюционерами и скажут в недалёком будущем свое решающее слово.
И. Безработный.
«Вперед» № 9, 15 (2) сентября 1917 г.