История Совета Рабочих Депутатов

Слово редакции «Искра-Research» читателю

Памяти Арама Тер-Мкртчянц
Предисловие 1906 г.

Н. Троцкий — Совет и революция

А. Кузовлев (С. Зборовский) — Как возник Совет

Г. Хрусталев-Носарь — История Совета Рабочих Депутатов (до 26-го ноября 1905 г.)

Введение
Октябрьская стачка и возникновение Совета Рабочих Депутатов
До манифеста 17-го октября
Конституционная эра
Демонстрация 18-го октября
Ликвидация октябрьской стачки
Самооборона
Восьмичасовой рабочий день
Ноябрьская стачка
Опять восьмичасовой рабочий день
Мобилизация революционных сил
Комиссия безработных
Состав, функции и политическая физиономия Совета Рабочих Депутатов
Исполнительный Комитет
Отношение к Совету правительства, буржуазии и рабочих
Истекшее десятилетие (1914 1924 гг.)

В. Звездин — Последние дни Совета

С. Введенский — Ноябрьская забастовка

А. Симановский — Пролетариат и свобода печати

Б. Петров-Радин — Борьба за восьмичасовой рабочий день

П. Злыднев — У графа Витте

Н. Немцов — На металлическом заводе Растеряева

А. Симановский — Как печатались «Известия Совета Рабочих Депутатов»

М. Киселевич — Союз рабочих печатного дела

Н. Троцкий — Совет и прокуратура


История Совета Рабочих Депутатов

Хрусталев

Хрусталев-Носарь,
Петр Алексеевич (1877-1918)

 

Особой под-главы требует описание непростой роли и судьбы известного на весь мир председателя Петербургского Совета Рабочих Депутатов. Редакция второго тома Собрания сочинений Л. Д. Троцкого в Москве в 1925 году так описала эту судьбу.

 

 


Хрусталев-Носарь, Петр Алексеевич (1877-1918) — юрист по образованию, некоторое время работал адвокатом на юге России. В июле 1905 года образовал рабочую группу «Союза Освобождения» (из которой впоследствии развилась партия к.-д.); 14 октября 1905 года, на втором заседании Петербуржского Совета, был, по предложению социал-демократов, избран председателем Совета, как беспартийный. Однако, в первые же дни работы Совета, оставаясь формально председателем, был фактически отстранен социал-демократией от политического руководства делами. Ввиду роста влияния социал-демократии в Совете и рабочих массах Хрусталев присоединился к социал-демократам (меньшевикам). Полиция, переоценивая роль Хрусталева-Носаря, как руководителя петербургского рабочего движения, решила арестовать его еще в начале деятельности Совета, но отложила свое намерение по просьбе директора одного металлургического общества, Белова, который указывал на то, что Х. сдерживает страсти. Лишь 26 ноября полиция осуществляет свое намерение и арестовывает Хрусталева-Носаря.

На дознании Х., между прочим, показывал (стр. 51 обвинительного акта), что «Совет стоял за ограждение интересов рабочего населения и твердо стоял на правовой почве, проведенной в жизнь манифестом 17 октября».

В июне 1906 года он уже называет свои показания «нервной развинченностью». Приговоренный к ссылке, он вскоре бежит за границу. В 1907 г. его приглашают на Лондонский съезд, где он пытается играть видную роль, но терпит неудачу и отправляется в Париж. В Париже, после провалившейся попытки организовать синдикалистскую группу, Хрусталев увлекается богоискательством и читает рефераты на темы о религиозном характере русского народа. Потерпев и на этом новом поприще неудачу, он бросается в спекуляцию: получает деньги по фальшивым векселям, заключает займы под несуществующие ценности и т. д. Вначале это проходит для него безнаказанно, так как многие лица, знающие о его проделках, считали необходимым, из сочуствия к русской революции, оградить его имя от скандала. Однако, в 1913 г. Хрусталев-Носарь привлекается к суду собственным товарищем по обвинению в краже. С этого момента Х. опускается все ниже и ниже.

С началом войны Хрусталев-Носарь становится ура-патриотом. При содействии французских министров он получает 2 сентября 1915 г. паспорт, в котором значится: «направляется в Петроград на предмет представления судебным властям». Однако, жандармский офицер не допустил Х. представиться властям в Петрограде, арестовав его на станции Торнео и под конвоем отправив в тюрьму. Через год петроградский окружной суд приговорил его за побег из ссылки к 3 годам каторжных работ. Революция 1917 года освободила его из дома предварительного заключения. Он приезжает в Петроград и принимает участие в организации выборов в Петроградский Совет, надеясь, что рабочие Петрограда, вспомнив его работу в 1905 г., поставят его на видное место. Встреченный холодно рабочими он уезжает на родину, в Переяславль. Летом 1917 года он пытается организовать «переяславльскую республику Хрусталева-Носаря». В 1918 году, под крылышком скоропадчины, Х. выпускает книгу, в которой он обливает грязью деятелей революции и, прежде всего, большевиков. Но он не удовлетворяется одной литературной деятельностью: он становится начальником гайдамацкой полиции и посылает провокаторов и шпионов в местную организацию (большевиков). Узнав о сроке восстания, он вызывает гайдамацкую конницу для его подавления. После прихода Советской власти в Переяславль Хрусталев делает безуспешную попытку проникнуть в советские органы. В то же время он завязывает сношения с петлюровцами и оставшимися гетмановцами, снова принимается за спекуляцию, пьянствует и т. д. В 1918 г. он был расстрелян, как спекулянт и контрреволюционер.

Госиздат, 1925 г.


По поводу ареста Хрусталева-Носаря царским правительством Троцкий провел в Совете 27 ноября 1905 г. следующую резолюцию:

 

26 ноября царским правительством взят в плен председатель Совета Рабочих Депутатов. Совет Рабочих Депутатов временно избирает нового председателя и продолжает готовиться к вооруженному восстанию.

 

В начале 1913 года Хрусталев был арестован в Париже и осужден за мошенничество: он подписывал фальшивые вексели. Троцкий написал тогда две статьи о нем, — первую, для меньшевистской газеты «Луч»: 21 марта — Хрусталев; и вторую, для популярной либеральной газеты «Киевская Мысль»: 16 мая — К ликвидации легенды.


А теперь, дадим слово Петру Хрусталеву-Носарю — в 1905 году он сыграл благородную и революционную роль в истории российского рабочего движения.

Искра-Research.


История Совета Рабочих Депутатов

Введение.

Прологом русской революция считают 9 января 1905 г.

Детальные итоги Кровавого Воскресенья еще не подведены и все последствия еще не учтены. Текущая литература, посвященная одной из кровавых страниц нашей истории, не оттеняет главнейшей черты январской бойни.

Если массовое выступление петербургских рабочих на улицу 9 января оказало громадное влияние на дальнейший рост революционного движения, если 9-го января Россия впервые увидала баррикады, если с 9 января открывается в России сезон политических стачек, то несравненно бóльшее значение имело то, что 9 января нетронутая рабочая масса навеки погребла наивную веру в абсолютизм, разрушила самодержавные иллюзии.

Эту веру расстреляли ружейными пулями и растерзали кавалергардскими шашками.

«Именем царя» и «к царю» — вот те две скобки, в которые может быть заключен длинный ряд массовых движений.

«Именем царя» Пугачев поднял изнывавшее в крепостных тисках крестьянство, «именем царя», его золотыми грамотами, было вызвано в 1876 году чигиринское крестьянское движение.

История русского рабочего движения относит первое хождение пролетариата к престолу «за правдой» к эпохе Екатерины II-й. И та же история запишет, что 9-ое января было его последним хождением.

Поклонница Руссо и Вольтера наивным рабочим, — наивно искавшим правды у подножия престола, ответила кнутом и каленым железом*.

*) Рабочим депутатам Соболеву, Костику и Сальникову было дано по 100 ударов кнута и каленым железом у них были вырезаны ноздри, после чего они была сосланы на вечную каторгу в Сибирь.

Поклонники Трепова и Папюса встретили безоружных рабочих ружейными залпами…

Рабочие в своей петиции говорили самодержавию:

«Учредительное Собрание со всеобщим, равным, прямым и тайным голосованием — это самая главная наша просьба; в ней и на ней зиждется все, это главный и единственный пластырь для наших больных ран, без которого эти раны вечно будут сочиться и быстро двигать нас к смерти… У нас только два пути — или к свободе и счастию, или в могилу».

Самодержавная бюрократия открыла дорогу рабочим в могилу: до 500 человек было убито и до 3.000 ранено*.

* Официальные цифры убитых и раненых значительно уменьшены. Об истинных размерах своих побед правительство скромно умалчивало в январе, как и в декабре. Так, по сведениям правительства, во время московского восстания убито: 408 человек и ранено — 755. Между тем в одной Яузской больнице было зарегистрировано: 548 — убитых и 1.065 раненых.

Бойня не остановила рабочих. Самые невозмутимые возмутились. Похоронив веру в самодержавные пластыри, петербургские рабочие с неутомимой энергией продолжали борьбу за свободу и счастье.

Стачечная волна охватила Петербург и как перекати-поле перебрасывалась из одного промышленного центра в другой.

Министры стали изыскивать меры к прекращению «смуты». На первый выход был пущен сербский сыщик Череп-Спиридович с его телеграммой о 18 англо-японских миллионах, отданных на русскую революцию. Ход оказался неудачен. Клевете никто не поверил, несмотря на широкую агитацию Синода; рабочие не успокоились, и правительству в английском посольстве пришлось опровергнуть инсинуацию.

Рабочие в петиции просили о «пластыре-Учредительном Собрании», а самодержавная бюрократия предложила им «пластырь-депутацию». По приказу Трепова от петербургских фабрик и заводов было вызвано 14 депутатов для представления царю.

Автору этих строк известно, как производились «выборы» на фабрике Чешера. Трепов предложил некоторым фабрикантам доставить ему за их ответственностью «надежного и в приличной одежде рабочего». Всю ночь работала фабричная контора в поисках за царским депутатом. Контингент «надежных» рабочих до чрезвычайности был ограничен. Но и «надежные» категорически отказались от почетной поездки на том основании, что они не выбраны рабочими. Нашелся только один старый браковщик. И впоследствии, оправдываясь перед рабочими за самозванное представительство в Царском Селе, он рассказывал, как Трепов разрешал рабочий вопрос: «Привезли меня в Зимний Дворец, обыскали, а когда все собрались, повели к Трепову».

«Русские люди, — сказал Трепов, — по-русски должны и кланяться — поясным поклоном, а не головой. Сделайте поклон и слушайте, что вам скажет государь. Самим в разговоры вступать нечего, а не то я говорунов вышлю из столицы».

По словам Чешеровского депутата рабочих «представителей в дворцовых каретах доставили на Царскосельский вокзал и в первом классе отправили в Царское Село.

«Что там было, — говорил «представитель», — я не знаю. Мы все время кланялись, а нам царь говорил. Обратно мы шли пешком на вокзал и ехали в третьем классе».

Самозванных депутатов рабочие встретили враждебно и многим из них пришлось «бежать» из фабрик.

Как дополнение к депутации, верховной властью было пожертвовано 50 тысяч в пользу семей убитых и раненых — круглым счетом на каждую семью приходилось 15 руб.

Мы не знаем, как специалист по рабочему вопросу Трепов расплачивался с рабочими за рабочую кровь. Известно одно, что и щедрые пожертвования сверху не остановили волнений снизу.

В этот момент Россия переживала полосу бюрократических комиссий, и рабочим дали комиссию сенатора Шидловского «для безотлагательного выяснения рабочих нужд в Петербурге и его пригородах».

В широковещательных плакатах сенатора Шидловского доводилось до сведения рабочих, что их депутаты не понесут наказаний за «деловые суждения». И хотя рабочие выборщики не успели еще высказать своих суждений, а предъявили только предварительные требования, при исполнении которых считали возможным принять участие в комиссии, — требования не были удовлетворены Шидловским, выборщики отказались от выборов депутатов, комиссия была закрыта, а рабочие выборщики очутились в тюрьме.

Петербургский пролетариат на провокационную выходку правительства ответил стачкой, нашедшей отклик и в провинции.

Ликвидация комиссии Шидловского совпала с Мукденским поражением. Пока внутренние «победы» правительства шли на счет его внешних поражений на Дальнем Востоке; правительство вело две войны: малую с японцами и большую со всем русским народом. История гражданской войны еще не закончена. И скоро ли будут дописаны жизнью её последние страницы?

Но историк русской революции не пройдет молчанием русско-японской войны, сыгравшей решающую роль в нашем освободительном движении. Война, как могучий резонатор, вскрыла всю подпочвенную работу и блестяще демонстрировала разложившийся самодержавный строй. Война не только революционизировала русскую армию, не только ускорила и без того поголовное обнищание крестьянства, не только приостановила промышленную жизнь и закабалила Россию в неоплатные долги; война взорвала последнюю призрачную цитадель — военное могущество России, веру в непобедимость белого царя.

В то время, когда русские моряки тонули в водах Великого океана, а миллионы народных денег в виде броненосцев и крейсеров шли ко дну, патриоты всех рангов и состояний утешали себя надеждами, что мы, сухопутная держава и не ударим лицом в грязь на суше. Мукден разрушил эти иллюзии. Цусима довершила военный позор.

Вместо мира в Токио, приходилось думать о мире в Портсмуте.

Малая война была проиграна правительством. А большая только разгоралась.


Значение революционных выступлений не всегда измеряется достигнутыми завоеваниями. 9-го января пролетариат был расстрелян, а комиссия Шидловского привела рабочих выборщиков в тюрьму; однако оба эти события имели колоссальные последствия для рабочего класса.

Участник январского выступления пишет: «В больнице, когда очнулся, душа кипела обидой, и была даже гордость, что мы значущие люди, что это только начало значения»*. И он был прав: действительно, это было «начало значения». До 9-го января были движения в рабочей среде, с 9-го января началось движение всей рабочей среды.

* См. отзыв раненого рабочего о 9 января в анкетной комиссии Союза Союзов.

Широкая масса рабочих была вовлечена в революционную борьбу, она стала доступна социалистическим партиям en masse. Комиссия Шидловского остро выдвинула громадное влияние выборного рабочего представительства и подчинение ему всей рабочей массы. Авторитетное влияние советских депутатов на своих избирателей ведет свое начало от комиссии Шидловского. Интересно отметить, что многие из выборщиков комиссии Шидловского были депутатами Совета.

После стачки-протеста по поводу ареста выборщиков комиссии Шидловского, рабочее движение входит в спокойное русло, внешне затихает.

Но внутри и вне заводов и фабрик шла скрытая громадная работа.

Массовки в Поповке, Удельной, Сосновке, заводские листки, партийная литература и кружки внедряли в сознание рабочих новые идеи. Движение охватывало низовые слои: работниц из винных складов, работниц текстильного производства, белошвеек, рабочих мелких мастерских. Требования Учредительного Собрания и полного народовластия просачиваются в рабочую психику. Post factum этот перелом отмечается и политическими ясновидцами из «Вестника Европы»; обозреватель толстого журнала говорит:

«Революция приносит новые впечатления. Реагируя на них, общественное сознание кипит, как в котле, и безудержно несется от одного идеала к другому. Вчера неизвестное, сегодня становится признанным, а завтра за него люди готовы жертвовать жизнью». («Вестник Европы», 1906 г., январь, стр. 113).


В период внешнего затишья в рабочей среде на историческую авансцену выступает крестьянство. Оно заговорило таким внушительным языком, что даже русское правительство услышало его.

В Орловской, Курской, Черниговской губ. аграрные беспорядки охватили целые уезды. Кровавое зарево пожаров и разгром экономий сопровождали первые шаги добывания «земли и воли». Крестьянские волнения, как вулканическая лава, от орловских помещиков неслись в черниговские имения Терещенко.

Подноситель «хлеба и соли» начальствующим лицам и неисправный плательщик податей начал аграрную революцию. Раньше неплательщик бунтовал, теперь он восстал. В движение была замешана прокламация, прибитая к колодцу. Хотя прокламация была только искрой, утонувшей в пылающем костре, но появление этих искр внушало тревогу за целость порохового погреба.

Мы так привыкли в аграрным волнениям, что пропускаем рубрику «аграрные волнения» в агентских телеграммах. Аграрные волнения сделались таким же повседневным явлением, как восход и заход солнца или арест и ссылка.

Даже российское агентство набило оскомину на аграрных волнениях и не так давно телеграфировало из Юрьева-Польского: «в уезде аграрных волнений нет».

Иное впечатление произвело выступление крестьян весною 1905 г.

Правительство принялось «разрешать» аграрный вопрос. Пожар был локализован обычными средствами: непререкаемой убедительностью пулеметов и поголовной поркой целых селений. Для окончательного подавления «бессмысленных мечтаний» в мужицких головах о земле и воле, правительство отдало уездным комиссиям на «поток и разграбление крестьянское» имущество, попутно лишив бунтарей ссуд на обсеменение полей.

Положительные реформы выразились в том, что правительство переименовало министерство земледелия и государственных имуществ в главное управление землеустройства и земледелия, и назначило особую комиссию под председательством Горемыкина для разрешения аграрного вопроса.

«Новое Время» и другие официозы от поры до времени оповещали, что горемыкинская комиссия собирает материалы. Как известно, комиссия до самой своей смерти собирала материалы. Тем временем аграрный вопрос обнажался сильнее, и крестьяне революционным путем приступали к его разрешению.

Русский Жак Боном* не сказал еще своего последнего слова в революции, и его слово будет решительнее и грознее, чем его французского собрата.

* Jacques Bonhomme — добрый человек (фр.), литературное выражение обозначающее обычного простолюдина. — И-R.

Французская легенда, расцвеченная цветами народного воображения, резюмирует в двух мучительных противоречиях жизнь дореволюционного крестьянства. При социально-политических условиях старого режима Франции крестьянин не мог существовать, но он должен был существовать, так как «смерть-избавительница» за особую услугу даровала Жану Боному вечную земную жизнь. Революция 1789 г. разрешила эти противоречия. Железное кольцо было разорвано, и Жак Боном на время вздохнул.

История знает три великих революции: 1649 г., 1789 г. и 1905 г. Последняя еще не окончена. В английской революции крестьянство играло незначительную роль, во французской крестьянство занимает видную роль, в русской оно скажет решающее слово. Крестьянство само разрешит аграрный вопрос.


Мы не знаем, ответили ли 9 января министры царю словами Лианкура: «Это не бунт, ваше величество, а революция».

До декабрьских восстаний правительство избегало в своих актах называть вещи своими именами. Говорилось о «бунтах», «беспорядках», «смуте», «крамоле» и т. д., но правительственный лексикон чурался зачумленного слова — революция.

Революция не справлялась с правительственной номенклатурой, революция развивалась, несмотря на частые кровавые бойни, устраиваемые правительством. Еще Талейран сказал: «On peut tout faire avec des baïonnettes sauf s'asseoir dessus». (Штыками все можно сделать, но нельзя на них сесть).

И русское правительство экспериментальным путем, оплаченным ручьями народной крови, начало убеждаться в политической мудрости хитрого дипломата.

Правительство пытается гальванизировать одряхлевший самодержавный строй. Правительство задается целью потушить революцию черепашьими «реформами».

Гальванический ток впервые был пущен в эпоху доверия указом 12 декабря 1904 года (бюрократия его разжевывала чуть ли не в течение всего 1905 г.).

Указ говорил об «охранении полной силы законов» и намечал ряд улучшений в бюрократической машине. Попытка заранее была обречена на неудачу. О полной силе каких законов говорила бюрократия?

— Закон — это воля нации, — крикнул Робеспьер революционному Парижу.

Воля нации требовала Учредительного Собрания, а бюрократия обещала пересмотр «положения об усиленной охране» (пункт 5-й указа); воля нации настаивала на национальной автономии, а бюрократия собиралась пересмотреть «ограничительные законы об инородцах» (п. 6-й указа); воля нации настойчиво требовала полной свободы слова и печати, а бюрократия предполагала устранить «излишние стеснения в постановлениях о печати» (п. 8-й указа)…

Но и в намеченных рамках обещания остались невыполненными. Правительство ничему не научилось, но и ничего не забыло из прошлого. Одна губерния за другой объявлялись на положении усиленной охраны и военном положении, газеты убивались массами…

И на языке указа это называлось «внесением в законодательство существенных нововведений».

Вторая попытка в этом направлении была еще уже, хотя носила громкое название: «единство законодательного пути и устранение отступлений в издании законов».

По мысли автора этого законопроекта — государственного секретаря— отныне фабрикация российских законов должна была производиться в Государственном Совете. Деятельность министров по изданию законодательных актов путем всеподданнейших докладов в порядке управления вводилась в определенные рамки. Такой порядок, по мнению государственного секретаря, мог гарантировать России «хорошие» законы. Законопроект сделался законом, а в России по-прежнему юридические нормы стояли в явном противоречии со всем жизненным укладом. Важно не то, что утопия государственного секретаря не воплотилась в жизнь (ведь кто серьезно мог рассчитывать на законодательное творчество инвалидов Государственного Совета?), важно, что сама бюрократия в дальнейшей законодательной работе обходила Государственный Совет.

Так гальванизировался самодержавный строй.

Тушение революции началось с знаменитого указа 18 февраля и рескрипта на имя Булыгина: «о привлечении достойнейших, доверием народа облеченных, избранных от населения людей к участию в предварительной разработке и обсуждении законодательных предположений». Объявлено было складочное место для обывательских петиций при комитете министров

Рескрипт на имя Булыгина возложил на бюрократию неразрешимую задачу — провести в жизнь «преобразования при непременном сохранении незыблемости основных законов империи».

Для разрешения этой политической квадратуры круга создан был целый ряд комиссий.

Вся русская жизнь была разобрана по комиссиям. Булыгинская комиссия вырабатывала положение о Государственной Думе, комитет министров призван был провести в жизнь указ 12 декабря, горемыкинское совещание — разрешить аграрный вопрос, комиссии Шидловского и Коковцева — успокоить рабочих, печать была вверена комиссии Кобеко, положение об усиленной охране пересматривалось в комиссии Игнатьева, Дальний Восток, занятый японцами, обследывался в комиссии Чреванского…

На Руси воскресли знаменитые щедринские департаменты завязывания и развязывания узлов.

Импотентная бюрократия, как сказочный кулик на болоте, вытаскивая хвост в комиссиях, ещё глубже погружала свой клюв в департаментских болотах. Только раз и то в легенде Мюнхгаузен вытащил себя из болота за свои собственные волосы.

Роль Мюнхгаузена бюрократии не удалась.


Политический календарь России летние месяцы отмечает эпохой штиля.

1905 год совершался не по календарю.

Июньские баррикады Лодзи и Белостока, восстание черноморского флота, разрушение одесского порта, волнения в балтийском флоте, грандиозная Иваново-Вознесенская стачка… прошли в мертвый сезон. Летний ветер обещал осеннюю бурю. И правительство поторопилось 6 августа заткнуть глотку революции положением о Государственной Думе. Общественное внимание фиксировалось на Думе, около Думы вращались все споры, Дума служила предметом горячей литературной полемики.

Идти или не идти в Думу?

Представители рабочего класса в своем обращении к земствам и городским самоуправлениям «торжественно заявили, что будут считать врагом народа всякого, кто примет участие в постыдной комедии выборов в Государственную Думу».

Пролетарская тактика нашла отклик в части разночинной интеллигенции и в незначительной части крестьянства.

В союзах инженеров, учителей, конторщиков и бухгалтеров, ветеринаров и др. назревал раскол на почве разного отношения к Государственной Думе.

Либеральные кандидаты в Думу не страшились эпитетов. Г.г. Милюковы, Гессены и Кº призывали в «Праве» к участию в Думе.

Щедринские либералы из «Вестника Европы», спасавшие печать в комиссии Кобеко, шамкающими ртами вторили «Праву». От них не отставал и г. Сыромятников. Он устами всех «благомыслящих обывателей» клялся постоять за Думу против социалистов-республиканцев.

Но и на этот раз, как всегда, спор был разрешен жизнью. Логика силы оказалась убедительнее силы логики.

Революционный подъем поглотил Булыгинскую Думу.

Осенний сезон открылся грандиознейшей татаро-армянской резней в Баку и уничтожением всей нефтяной промышленности на Балахано-Сабунчино-Романинской, площади. Бакинские события обострили промышленный кризис. Цена нефти возросла на 200—300%. Часть волжских пароходов приостановила свои рейсы за невозможностью перейти к отоплению углем; многие заводы и фабрики Владимирского и Московского районов закрылись за отсутствием нефтяного топлива. Однако, политический эффект бакинских событий не соответствовал их экономическому значению. Гораздо большее влияние на политическую жизнь России оказала сентябрьская московская стачка рабочих печатного дела. Стачка возникла стихийно и неожиданно. Социал-демократический профессиональный «Союз московских типо-литографских рабочих», объединявший несколько сот членов, агитировал за политическую стачку, приурочивая объявление её к созыву Булыгинской Думы. Чистые же экономисты и небольшая группа рабочих, прошедших через зубатовскую школу, пыталась отвести политику, ратуя за немедленную экономическую забастовку. Конфликт в одной из крупных типо- литографий Сытина с 1.100 рабочих способствовал проведению немедленной забастовки. Забастовавшие сытинцы призвали к забастовке остальных рабочих. Не бастующих снимали с работ и закрывали типографии. 20 сентября прекращены были работы в газетных типографиях, типографиях Левенсона, Яковлева, переплетных мастерских. Тогда московский союз стал во главе движения, прядав ему организованность и объединив требования к хозяевам. Восьмичасовой рабочий день и признание хозяевами выборного рабочего представительства занимали центральное место в 12 требованиях рабочих. Но не этими требованиями измерялось политическое значение московской стачки.

В сентябрьскую станку движение было вынесено на улицу. Деловые собрания типографских рабочих обращались в бурные митинги. Городской обыватель впервые приобщался к политической жизни. Митинговая лава разливалась шумным потоком по Тверской, Бронной, Девичьеву полю, у Патриарших прудов, железнодорожного моста, у храма Христа Спасителя. Низы первопрестольной столицы вливались в небольшие ряды организованных рабочих. Обыватель в лице ремесленников, мелких торговцев, служащих и господ «из хорошего общества» в котелках обращали улицы в политические трибуны. Дети и старики, женщины и мужчины, чуйки и английские пальто втягивались в политический водоворот.

Московские гамены отражали казацкие атаки каменным дождем. И те же гамены своими наступлениями освободили несколько арестованных.*

* Мне лично пришлось видеть в Москве, как толпа уличных мальчишек врезалась в разъезд жандармов, конвоировавших двух арестованных типографских рабочих, и остановила лошадей. Пока опешившие жандармы вспомнили о своих нагайках и шашках, гамены рассеялись, увлекши за собою и арестованных товарищей.

Старые не отставали от малых. Скорбные листы сентябрьских дней зарегистрировали в числе убитых на уличных митингах Москвы: Савельева 52 лет, Емельянова — 64 лет, Даниличкина — 52 лет и др.

В сентябрьские дни была первая репетиция уличной борьбы с полицией, жандармами и казаками. Революционный пыл безоружной массы использовал топографические удобства Москвы и хотя в слабой степени уравновешивал преимущества нападающих.

В сентябрьские дни был разрешен жаркий спор о профессиональных союзах. Все возражения против профессионального рабочего движения, как притупляющего революционный пыл пролетариата и замыкающего рабочий класс в круг узких желудочных интересов, были разбиты на улицах Москвы. Московский профессиональный союз типографских рабочих выдержал блестяще экзамен на звание революционера.

В сентябрьские дни рабочая масса конкретно разрешила вопрос о массовом революционном представительстве, о котором с такой настойчивостью говорилось на страницах «Искры». Москва создала первый «Совет депутатов типо-литографских рабочих» с его исполнительной комиссией*.

* Московский типографский Совет состоял из 500 депутатов: по одному представителю на 20 рабочих, а исполнительная комиссия — из 20 человек. Цифры относятся к тем заседаниям, на которых мне пришлось присутствовать.

Удельный вес московских событий увеличился еще тем обстоятельством, что события совершились в Москве. Оплот казенного патриотизма, город лавочников и лабазников с царь-пушкой не стреляющей, и царь-колоколом не звонящим, заговорил революционным языком.

«Москва поднялась», отозвалось гулким эхом по всей России.

Одновременно с типографской забастовкой стачечная зараза коснулась многих фабрик и заводов Москвы и Московского уезда. Прекратились работы на чугунно-литейном заводе Гоппера, механическом Гаперта и Кº, машиностроительном Листа, бисквитно-конфектной Эйнем, металлических заводах Бромлей, Набгольц и др.

Стачечная эпидемия приняла перемежающийся характер. Стачки, как блуждающие огни на болоте, вспыхивая, быстро и гасли.

Была сделана попытка поднять стачечную волну до всеобщей стачки. Возникшее для этой цели 2 октября общее собрание депутатов типографского, механического, столярного, табачного и других производств распалось, так как стачечная волна пошла на убыль.

I. — Октябрьская стачка и возникновение Совета Рабочих Депутатов.

Отлив был непродолжителен. Стачечная метеорология отмечала прибой.

Пятого октября из Москвы сообщали по телефону в петербургские газеты: «стачка окончена, на улицах царствует полное спокойствие». А седьмого октября начались первые шаги железнодорожной забастовки на Московско-Казанской дороге. Забастовали машинисты. Пассажирские и товарные поезда прекратили движение.

Инициативу всеобщей железнодорожной стачки приписывают железнодорожному союзу и железнодорожному делегатскому съезду, заседавшему в Петербурге с 20 сентября. Фактически это неверно. Ни союз, ни съезд не, объявляли стачки. Напротив, они предостерегали от преждевременных выступлений. Железнодорожный союз рассчитывал приурочить пробную стачку-мобилизацию к созыву Булыгинской Думы.

Делегатский съезд формально вел переговоры с правительством об улучшении материального и правового положения железнодорожных служащих и рабочим. Стачка имелась в виду, как ultima ratio, когда будут исчерпаны мирные переговоры.

Созывая делегатский съезд, министерство рассчитывало создать громоотвод для разрешения накопившегося недовольства в железнодорожном мире. После февральских и мартовских железнодорожных забастовок правительство обещало стачечникам целый ряд улучшений. По обыкновению правительство свои обещания не выполнило.

Министерство путей сообщения, по наивности своей, думало внести успокоение одним делегатским съездом, созванным официально для пересмотра пенсионного устава.

Процесс выборов делегатов на съезд объединил линейных и других служащих, разбросанных на громадных расстояниях.*

* Выборы производились двухстепенной подачей голосов. На 12 тысяч избирателей приходился один делегат. В составе съезда меньшинство делегатов принадлежало к рабочему классу — машинисты Екатерининской, Х.-Николаевской, Кур.-Харк.-Севастопольской, Полесских и Юго-западных. Большинство съезда состояло из инженеров, помощников юрисконсультов и агентов разных служб.

При таких условиях громоотвод превратился в громадный рупор, разносивший во все концы России отчеты о заседаниях съезда.

Делегатский съезд приковал к себе внимание всей железнодорожной армии труда. Избиратели телеграммами засыпали делегатов, поручая им со всей смелостью отстаивать все требования. Настроение съезда повышалось, съезд эволюционировал влево. Пенсионный съезд требовал: Учредительного Собрания, политических свобод, 8-ми часового рабочего дня, полной амнистии, автономии, милиции…

В своей резолюции съезд спаял свои требования с требованиями всей России:

«Мы — орудие наших товарищей, мы — слуги народа, не можем молчать, когда заговорил весь народ».

Резолюциями не побеждают. И в этом начали убеждаться железнодорожные служащие и рабочие. С каждым днем напряжение росло. Властный и свободный язык делегатского съезда внушал опасения, что съезд будет закрыт, а делегаты будут арестованы. 7-го октября по Москве разнесся слух, что делегаты съезда уже арестованы, и хотя слух был опровергнут по телефону самими делегатами, и хотя делегаты высказались за отложение стачки, низы Московско-Казанской дороги прорвали плотину выжидательного напряжения.

8-го октября прекратилось движение на Московско-Архангельской жел. дор., Московско-Курской, Московско-Нижегородской, Рязанско-Уральской (между Москвой и Рязанью).

9-го октября забастовала Московско-Киево-Воронежская жел. дор. и Павелецкая ветвь.

10-го октября стачка охватила Сызрано-Вяземскую жел. дор., Харьково-Николаевскую, Курско-Харьково- Севастопольскую и обе Екатерининские дороги.

12-го октября стал Петербургский узел, за исключением Финляндской жел. дор. (последняя забастовала 16-го октября).

14-го октября примкнули к стачке Закавказские ж. д., Средне-Азиатская, Московско-Брестская, Привислинские и Сибирские ж. д.

В течение десяти, дней стачка охватила всю сеть русских железных дорог протяжением более 40 тысяч километров с 750 тысячами служащих и рабочих. Из Москвы, как центра, стачечный пожар снопами раскидывался на периферии. Железнодорожная стачка предрешала всеобщую стачку.

Стачечная волна неслась по стальным рельсам и приостанавливала фабрики, заводы, всю жизнь в промышленных центрах.

10-го октября прекратились работы на всех фабриках, заводах, трамваях, конках… Москвы, Харькова, Ревеля.

11-го октября замерла жизнь во всех торговых и фабрично-заводских предприятиях в Смоленске, Козлове, Екатеринославе, Минске, Лодзи.

12-го октября стачка распространилась на Курск, Белгород, Полтаву, Самару, Саратов…

Телеграфные агентства забыли свой неуклюже-бесцветный язык и заговорили стилем военных реляций. Петербургское агентство от 11-го октября телеграфирует:

«Екатеринослав. Город в темноте. Магазины закрыты. Улицы безлюдны. Изредка проходят патрули солдат. Вокзал закрыт. Некоторые телеграфные линии попорчены» («Наша Жизнь», № 307). От 13-го октября: «Екатеринослав. Настроение дурное. Требуют свободы личности, собраний и печати. Рабочие задерживаются войсками. Телеграф работает неправильно». («Русь», № 246). 3 ). «Москва, 11-го октября. Между Москвой и Мытищами сейчас поврежден городской водопровод. Часть города осталась без воды. Во дворе управления Московско-Курской железной дороги состоялась десятитысячная сходка забастовщиков. Постановлено прекратить действие почты и телеграфа. Городская управа просит градоначальника оградить банки, водопровод и газопровод. Москва в большой тревоге, вокзал Николаевской дороги закрыт для публики. Почта ниоткуда в Москве не получена. Москва без молока, сильно вздорожало мясо». («Наша Жизнь», № 307). «Самара. Все учебные заведения и магазины закрыты. На улицах десятки тысяч народа. Вчера в думе был митинг. Сейчас идет митинг при участии до десяти тысяч народа». («Русь», № 246). «Харьков, 13-го октября. Вечером движение студентов и рабочих разрослось. Митинг железно-дорожников на вокзале нарушился революционерами (?!). Толпа рассеялась по главным улицам. При столкновении с войсками оказались убитые и раненые. С 11-го октября вся общественная жизнь остановлена, учебные заведения, заводы, торговые заведения, банки, городские, земские, общественные и многие правительственные учреждения закрылись. Телеграфные и телефонные провода прерваны. В 4 часа дня прием телеграмм прекращен. Университет и соборная площадь забаррикадированы и увешаны красными флагами». («Русь», № 246).

Словесных дел мастер Меньшиков на страницах «Нового Времени» интерпеллировал правительство: «если это не революция, то скажите, как это называется?»

Правительству было не до ответов.

Прекращение железнодорожного сообщения разрушало по всем швам хозяйственный организм страны.

Железнодорожная стачка рикошетом ударила даже заграничных экспортеров. С прекращением почтового сообщения коносаменты на грузы, отправленные морем, не могли попасть в руки грузополучателей. Между тем, пароходы с хлебом, вышедшие из Петербурга, Либавы, Виндавы… по назначению в заграничные порты, оставались неразгруженными до получения дорожных документов. Все расходы за простой пароходов и неустойки за несрочное исполнение договора падали на экспортеров.

Экспортеры апеллировали к правительству.

Паника охватила биржу. Устами петербургского биржевого маклера Фридлянского биржа свидетельствовала: «подавленное настроение чувствовалось уже 10-го октября. 11-го октября биржевые конторы и банки были охвачены паникой, не был даже строго определен курс большинства акций. 11-го октября биржа прошла безжизненно. Сделок не было никаких, так как не нашлось ни покупателей, ни продавцов». («Русь», № 246).

Поездов нет, почта не доставляется, юзовские аппараты телеграфа отказываются служить. Телеграфная стачка вспыхнула 11-го октября в Харькове, 13-го октября — Челябинске и Иркутске, 14-го — Москве и 15-го — Петербурге.

Биржа апеллирует к правительству. Банковый мир именем векселедателей, бланконадписателей, поручителей и пр. требует от правительства издания временных правил, удлиняющих сроки протеста для сохранения вексельного права за выданными обязательствами.

Правительство обещает пойти навстречу «справедливым требованиям».

Комитет московской хлебной биржи грозит министерству финансов расстройством хлебной торговли и надвигающимся продовольственным голодом.

Председатель московского биржевого комитета Найденов телеграфирует 10-го октября министру финансов, что продолжение железнодорожной стачки приостановит все фабрики и заводы. Московские крупные купцы отказываются от исполнения срочных заказов и поставок.

Срочные платежи приостанавливаются; закрывается кредит; грузы гниют в пути; дорожные документы остаются в руках отправителей; рекрутский набор в больших городах откладывается.

Центральное правительство отрезывается от провинциального. Министры не могут попасть по железной дороге в Царское Село. Министр юстиции Манухин 14-го октября, не доезжая из Царского Села 5 верст до Петербурга, принужден покинуть остановленный поезд и искать лошадей. Попытка правительства установить беспроволочный телеграф между Зимним Дворцом и Царским Селом не удастся. Рабочие отказываются облегчить сношения министров с царем.

Еще стачка не дошла до зенита, а правительство вступает в переговоры со стачечниками.

Портсмутский герой и министр путей сообщения принимают депутацию от делегатского железнодорожного съезда.

Новоиспеченный граф угрожает.

«Помните, — говорит он, — при таких обстоятельствах может пасть правительство, но вместе с тем погибнете и вы, лучшие силы народа, и, таким образом, сыграете в руку той же буржуазия, против которой боретесь».

Захудалый князь склоняет забастовщиков «убеждением», «силой аргументов».

Возражая против всеобщего обучения, князь ссылается на Л. Н. Толстого и Турцию:— «Ведь, в Турции, например, тоже нет всеобщего обучения».

Вопроса о неприкосновенности личности для князя не существует.

— Если пьяного потащат в участок, то смешно против этого протестовать.

Подавление стачек вооруженной силой и применение смертной казни вызывает у князя сомнение:

— Быть может, все это газеты врут.

Ни угрозы Витте, ни институтская болтовня с аргументами Хилкова не оказывают действия. Железнодорожная стачка продолжается, всеобщая нарастает.

В общее стачечное русло всей своей массой влился и петербургский пролетариат.

Вопрос о политической стачке в конкретной форме ставится рабочими 8 октября на митинге Военно-Медицинской академии. С 9 октября на митингах в учебных заведениях центром всех речей служит политическая стачка. Встречаются и противники стачки. Они возражают неудачной ссылкой на практику германской социал-демократии* или оперируют с половинчатой резолюцией Амстердамского социалистического конгресса**.

* Как известно на Иенском партейтаге германская социал-демократия высказалась за политическую стачку.

** Резолюция Амстердамского конгресса допускала ограниченную крупную политическую стачку, преследующую опроделенные политические цели. — Хрусталев.

Иенский партейтаг заседал от 17-23 сентября 1905 г. (по н. ст.); Амстердамский конгресс II Интернационала — в августе 1904 г. — И-R.

Неизбежность «всеобщей стачки чувствовалась всеми, и даже её принципиальные противники не посмели повторить брошенные некогда слова Ауэра) «Generalstreik — Generalunsinn» (всеобщая стачка — всеобщая чепуха). 10 октября против стачки возражали меньше. 11-го возражений не слышно.

12 октября по Шлиссельбургскому тракту прекратились работы на Александровском паровозостроительном заводе, Невском судостроительном, на «Атласе», Императорской картонной фабрике, на фабрике Паля, Максвеля, заводах Аристова, Наумана.

Стачечная волна пыталась переброситься на правую сторону Невы — на фабрики Торнтона и Варгунина. Предупредительная администрация прервала сообщение на пароходе через Неву. Тогда Шлиссельбургский тракт сигнализировал правобережным товарищам прекращение работ. Торнтоновские и Варгунинские рабочие забастовали. 12 октября на тысячном рабочем митинге в Технологическом Институте принята резолюция — о присоединении петербургского пролетариата к всеобщей политической забастовке.

13 октября забастовали: Обуховский завод (за Невской заставой работал один стеариновый завод), оба завода Речкина, Глебова, Пинтша, Озолинга (за Московской заставой), Путиловский завод, (Нарвский район) Франко-русский, Порт, Новое адмиралтейство, Гребной остров городской район), заводы Балтийский и Металлический (последний на Выборгской стороне).

13 октября, с 2-х часов дня, приостановилось движение на конно-железных дорогах, за исключением Невской линии. 1З октября постановили примкнуть ко всеобщей стачке: рабочие электрических станций, служащие С.П.-бургской губернской земской управы С.П.Б. округа путей сообщения, управления железных дорог, служащие банков и контор, окружного суда (в том числе и кандидаты на судебные должности) и центральное бюро Союза Союзов.

13 октября прекратились занятия во многих гимназиях и реальных училищах.

И 13 октября состоялось первое заседание Совета Рабочих Депутатов в одной из аудиторий Технологического Института.


Стачечная революция родила Совет.

С прекращением работ на определенных заводах возник вопрос о выяснении положения на других заводах. Однообразная тактика требовала общей осведомленности. Для этой цели на некоторых заводах, как, например, Обуховском 12 октября выбрали специальных старост. Обуховские старосты, отправившиеся 13 октября в город на разведки, попали на первое заседание Совета. Рабочая масса стихийно стремилась к созданию общегородского аппарата, обслуживающего фабрично-заводскую стачку.

Московский Совет депутатов типо-литографских рабочих при этом не был забыт.

12 октября на митинге в Технологическом Институте мною излагается история сентябрьских дней и роль в них московского Совета.

В рабочую массу бросается призыв — выбирать в Рабочий Совет Депутатов.

Присутствовавшие в большинстве на митинге Технологического Института рабочие Московской заставы уже 13 октября производят выборы депутатов в Совет (на заводах Речкина, Глебова и др.)

13 октября петербургская группа Р. С. Д. Р. П. дает своим агитаторам директиву — агитировать за избрание в рабочий Совет и выбранных направлять в Технологически Институт. В тот же вечер на первом заседании Совета принимается следующее воззвание во всем рабочим и работницам Петербурга:

«Всероссийская забастовка началась. Рабочий класс, крепко скрепивший требования Учредительного Собрания и всеобщего голосования и не получивший никаких прав, прибег к последнему могучему средству всемирного рабочего движения — к всеобщей стачке. И перед сознательной силой пролетарской солидарности дрогнула слепая сила самодержавия. Председатель комитета министров, гр. Витте, открыто признал перед железнодорожными депутатами, что правительство может пасть.

«Товарищи! Мы, депутаты разных петербургских фабрик и заводов, обсудив положение, призываем всех рабочих поддерживать великое дело борьбы за свободу, за счастье народа и присоединиться к всероссийской забастовке. Еще одно усилие — и с народа спадут цепи векового рабства. Но для этого усилия рабочий класс должен крепко сплотить свои ряды, должен выступать, как единая организованная сила. Нельзя допустить, чтобы забастовки то вспыхивали, то потухали по отдельным фабрикам и заводам. Поэтому мы постановили объединить руководство движением в руках общего Рабочего Комитета. Мы предлагаем каждому заводу, каждой фабрике и профессии выбрать депутатов по одному на каждые пятьсот человек. Собрание депутатов фабрики или завода составит фабричный или заводской комитет. Собрание депутатов всех фабрик и заводов составит Общий Рабочий Комитет Петербурга. Этот Комитет, объединив наше движение, придаст ему организованность, единство, силу. Он явится представителем нужд петербургских рабочих перед остальным обществом, он определит, что нам делать во время забастовки и укажет, когда прекратить ее. Организуйтесь, товарищи, спешите выбрать депутатов. В ближайшие дни в России совершатся решительные события. Они определят на долгие годы судьбу рабочего класса; мы должны встретить эти события в полной готовности, в полном сознании, объединенные нашим общим Рабочим Комитетом под славным красным знаменем пролетариата всех стран и народов»*.

* Текст воззвания был выработан Петербургской Группой. Воззвание полностью напечатано в № 1 «Известий Совета Рабочих Депутатов»

14-го октября это воззвание попадает в рабочие кварталы, и 14-го октября стачка охватывает часть фабрик, почти все заводы, все профессиональные союзы: печатного дела, часовщиков и ювелиров, конторщиков и бухгалтеров, приказчиков и фармацевтов*.

* Других профессиональных союзов в то время не существовало.

В подавляющем большинстве, заводы и фабрики, примыкая к всеобщей стачке, в первые дни не конкретизируют своих политических требований. Выработка их вверяется Совету. С определенными мандатами вступили в Совет делегаты Геслеровского и Обуховского заводов, электрических станций, Союза печатного дела, Союза приказчиков, Союза конторщиков и бухгалтеров. Требования геслеровцев вылились в определенную резолюцию:

«Мы, геслеровские рабочие, собравшись 14-го октября на заводской митинг, постановили присоединиться ко всеобщей политической забастовке. Для руководства всем движением Петербурга избираем депутатов в стачечный комитет, действующий по полномочию всех рабочих. Депутаты, не преступая данных им инструкций, должны добиваться осуществления:

1) свободы слова и печати, свободы союзов и собраний, свободы стачек, неприкосновенности личности и жилища;

2) полной амнистии;

3) 8-ми часового рабочего дня.

Мы, рабочие завода, гарантируем неприкосновенность наших депутатов, как со стороны хозяев, так и со стороны полиции».

14-го октября общее собрание Союза приказчиков декретирует присоединение ко всеобщей стачке и посылает своих депутатов в Совет.

В своей резолюции приказчики требуют: «8-ми часового рабочего дня, создания городской милиции, созыва полновластного Учредительного Собрания для установления демократической республики и т. д. (в резолюцию включен целый ряд экономических требований). (№ 3 «Известий Совета Рабочих Депутатов»).

Рабочие печатного дела, посылая 14-го октября в Совет своих депутатов, принимают резолюцию:

«1) Рабочий класс накануне решительного момента, когда ему придется открыто выступить против царских холопов, — он накануне того момента, когда ему для этого необходимо мобилизовать все свои силы.

2) Что всеобщая политическая забастовка, объявленная Р. С.-Д. Р. П., является первой ступенью, с которой рабочий класс пойдет дальше по пути решительной борьбы с царским самодержавием.

Признавая недостаточным одной пассивной борьбы, т. е. одного прекращения работ, постановляем:

обратить армию забастовавшего рабочего класса в армию революционную т. е. немедленно организовывать боевые дружины. Пусть эти боевые дружины позаботятся вооружением остальных рабочих масс, хотя бы путем разгрома оружейных магазинов и отобрания его у полиции и войск, где это возможно.

Да здравствует всенародное Учредительное Собрание!

Да здравствует демократическая республика!

Да здравствует великая русская революция!» (№ 1 «Известий Совета Рабочих Депутатов»).

 

Политические требования рабочих электрических станций и водопроводов по своей яркости и определенности не уступают печатникам. Резолюция их гласит:

«Мы, рабочие электрических станций и водопроводов, на собрании 13-го октября, постановили примкнуть ко всеобщей забастовке для борьбы за полную свободу, за Учредительное Собрание на основе всеобщего, равного, прямого и тайного голосования, за демократическую республику.

Мы начинаем свою забастовку и будем дружно вести ее, пока не добьемся всех наших требований.

Мы, вместе с социал-демократией, будем бороться за свои требования до конца и заявляем перед всем рабочим классом о своей готовности с оружием в руках бороться за полное народное освобождение». (№ 2 «Известий Совета Рабочих Депутатов»).

Определенные политические требования были выставлены еще рабочими Обуховского завода. В их резолюции говорилось:

«Обсудив предложение Петербургского Комитета Российской Социал-демократической Рабочей Партии присоединиться к всеобщей политической забастовке, мы, рабочие Обуховского завода, на собрании 13-го октября, единогласно постановили:

1) Мы объявляем политическую забастовку, выставив требования немедленного освобождения всех политических и религиозных заключенных и возвращения ссыльных, и заявляем, что будем до конца бороться за созыв Учредительного Собрания на основе всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права для введения в России демократической республики.

2) Мы заявляем, что достигнуть этого возможно только путем всенародной открытой борьбы, поэтому мы призываем всех товарищей, понявших это, сплотиться вокруг партийных революционных комитетов для организации и проведения этого последнего натиска на самодержавие.

3) Признавая, что в этот последний и решительный бой с нашим врагом мы должны вступить тогда, когда это выгодно нам, а не нашим врагам, мы призываем всех товарищей воздерживаться от частичных столкновений с полицией и войсками, ослабляющих только наши силы.

4) Свою политическую забастовку мы будем продолжать до тех пор, пока наши организации не призовут нас к прекращению её».

Остальные фабрики и заводы, прекращая работы, не запечатлели своих требований в отдельных резолюциях.

Это не значит, конечно, что подавляющее большинство петербургского пролетариата несознательно примкнуло к всеобщей политической стачке. Петербургские рабочие еще 9-го января вписали в историю своей кровью требования политических свобод, Учредительного Собрания и 8-ми часового рабочего дня. Эти требования провозглашались не раз: в комиссии Шидловского, на сентябрьских и октябрьских митингах в учебных заведениях, на фабриках и заводах. Пролетариат не повторялся, посылая своих депутатов в Совет.

Массовое настроение рабочих в момент открытия октябрьской стачки удачно передано депутатом фабрики Максвеля:

«Нет, жить так дальше нельзя. Припоминая всю нашу борьбу с 1884 г., все стачки 1885, 1888, 1896 годов*, не прекращающуюся борьбу в течение 1905 года, все рабочие нашей фабрики на своей шкуре чувствовали, что наше положение ухудшается с каждым днем. Нам нет другого выхода, как взять в руки дубину сокрушить все, что мешает нам жить. Бороться за жизнь нам мешало самодержавие. Хозяйский гнет удесятерялся двуглавым орлом. Вынесши все на своих горбах, на первый раз мы знали, что надо стереть самодержавие».

* Эти даты относятся к фабрике Максвеля.

** Цитируемый документ не приобщен к архиву Совета.

Без преувеличения можно утверждать, что ближайшая отрицательная работа — полное уничтожение самодержавия, — объединяла всех рабочих, от сознательных верхов до самых глубоких низов. Это констатировали в своих отчетах и депутаты на втором заседании Совета. Положительные требования вырабатывались в процессе борьбы. История Совета есть история вскрытия и оформления не всегда, быть может, ясных и сознанных политических запросов, бурливших в рабочих массах.

Политическая мысль рабочего класса, попадая с низов в советскую лабораторию, отшлифовывалась, оформлялась и в закончѳном виде возвращалась в рабочие кварталы.

II. — До манифеста 17-го октября.

История Совета излагается мною подробно со второго заседания. Я пишу о том, что видел, и в чем принимал непосредственное участие. Рамки моего изложения ограничены двумя датами: 14-ое октября и 26-ое ноября. 14-го октября я вступил в Совет депутатом от Союза рабочих печатного дела. 26-го ноября моя деятельность была прервана арестом.

Второе заседание Совета состоялось 14-го октября в физической аудитории Технологического Института.

Совет, как выборный орган всего петербургского пролетариата, собственно ведет свое начало с 14-го октября, когда в Совет вступили делегаты всех городских районов от 40 крупных заводов, 2-х фабрик и трех профессиональных союзов: рабочих печатного дела, приказчиков и конторщиков. 13-го же октября присутствовали на заседании Совета только депутаты большинства заводов Невского района. Это заседание важно тем, что на нем решено было образовать общий рабочий комитет для руководства экономической и политической борьбой пролетариата в настоящий момент.

«В состав комитета должны были войти депутаты от всех рабочих. Этот комитет объединяет и организует стачку, выступает в качестве представителя петербургского пролетариата, когда такие выступления требуются обстоятельствами». (Протокол первого заседания Совета).

Заседание 14-го октября было посвящено главным образом двум вопросам: выработке требований для предъявления их С.-Петербургской Думе и привлечению к стачке не бастующих фабрик и мастерских.

Против хождения в Думу возражали многие депутаты. Никто не верил в успех. Однако, указание на то, что революция толкает влево и городских гласных, что городские самоуправления Москвы, Тифлиса и Нижнего-Новгорода не остались глухи к событиям дня, что «хождение» в Думу будет иметь агитационное значение, что, наконец, первые практические шаги нарождающегося Совета фиксируют на нем внимание общества и рабочей массы, — обезоружило оппонентов. Совет приступил к обсуждению требований. 14-го октября было выработано четыре требования, остальные два дополнены 15-го октября.

В них говорилось:

«Рабочий Совет всех заводов и фабрик С.-Петербурга, объявивших всеобщую забастовку солидарно со всем пролетариатом России против невыносимого гнета и произвола, обращается к представителям городского самоуправления Петербурга с требованием проявить свое отношение к существующему политическому строю и к освободительной борьбе пролетариата и всей России против этого строя в той или иной практической форме.

Мы предполагаем, что несмотря на односторонность состава городского самоуправления, откуда, благодаря уродливой системе выборов, устранена вся многотысячная городская беднота, Дума, повинуясь даже простому политическому расчету, обязана оказать всевозможную поддержку всеобщей стачке.

Мы требуем:

1) немедленно принять меры для регулирования продовольствия многотысячной рабочей массы;

2) отвести помещения для собраний;

3) прекратить всякое довольствие, отвод помещений, ассигнований на полицию, жандармерию и т. д.

4) указать, куда израсходованы 15.000 руб., поступивших в Думу для рабочих Нарвского района;

5) выдать из имеющихся в распоряжении Думы народных средств — деньги, необходимые для вооружения борющегося за народную свободу петербургского пролетариата и студентов, перешедших на сторону пролетариата.

Руководство этой частью народной революционной армии должно находиться в руках самого пролетариата.

Суммы должны быть переданы общему Рабочему Совету.

6) Рабочий Совет, находя, что закрытие водопровода может вредно отразиться на здоровье населения, требует от Городской Думы немедленного принятия мер к удалению войска из здания городского водопровода и предоставления его в распоряжение рабочих. В противном случае Совет предупреждает о возможности закрытия водопровода».

 

Совет постановил свои требования предъявить городскому самоуправлению через особую депутацию, в состав которой избран был официальный представитель социал-демократической партии. К 10 часам вечера произведены были выборы 14 депутатов. И в тот же день началось первое личное знакомство петербургского пролетариата с отцами города. Раньше пролетариат знал Думу только по больничному и паспортному сбору, знал по плохим больницам и по взысканиям за лечение в них. 14 октября депутация прибыла в Думу после закрытия думского заседания. Разъезжавшиеся гласные, узнав о прибытии рабочей депутации, возвратились обратно. Депутация произвела сенсацию. Сыпались вопросы: «что за депутация? чего она пришла в Думу?» Один из гласных в военной форме, кажется, редактор патриотической газеты, предложил послать за полицией; — предложение это, однако, не встретило сочувствия.

Депутаты вызвали председателя городской думы г. Красовского и заявили от имени Совета, чтобы немедленно было созвано экстренное заседание Думы для слушания требований петербургского пролетариата. Г. Красовский ответил ссылками на городовое положение.

«По закону частные лица не могут выступать со своими предложениями на заседаниях Думы. Вы можете, как и все жители Петербурга, подать ваше заявление в городскую управу, и оно будет внесено на рассмотрение Думы», — говорил г. Красовский.

Один из депутатов отвечал:

«Старые законы бездействуют, их нет, а новые еще не созданы? Пролетариат ставит ребром вопрос городскому самоуправлению: с народом ли оно против самодержавия, или с самодержавием и против народа?».

«Вы говорите о законах, — добавил другой депутат, — но не вы ли сами два дня тому назад постановили ввиду переживаемых событий, объявить свои заседания беспрерывными, не считаясь с требованиями городового положения, при всяком числе гласных. Не вы ли вторично 12 октября нарушили так называемый «закон», заявив правительству, что необходимо немедленно удовлетворить назревшие экономические и политические требования населения».

Часть гласных стала высказываться за прием рабочей депутации. И г. Красовский заявил: «16 октября, в два часа дня, состоится частное совещание гласных. Я предложу гласным выслушать вас».

15 октября депутат от конторщиков, состоящий в тоже время в Союзе Союзов, сообщил последнему о требованиях рабочих и о предстоящем «хождении» депутации в Думу. Союз союзов постановил присоединиться к требованиям рабочих и послать со своей стороны депутацию.

15 октября на митинге в Технологическом Институте студенты решили поддержать требования рабочих и выбрали со своей стороны депутацию. По инициативе студентов совет профессоров Технологического Института также решил послать депутацию в Думу.

К двум часам дня 16 октября начали собираться депутаты. Помещение Думы к нашему приходу было приведено на военное положение. У подъездов Думы стояли усиленные наряды городовых. В помещение Думы впускали с изысканной любезностью, которая уже за порогом думских дверей покидала представителей полиции

Первыми явились три депутата Совета. Полицмейстер распорядился задержать нас в раздевальной.

На лестницах была выстроена рота пехоты, вызванная по ходатайству исправляющего обязанности городского головы г. Резцова. Гласные проходили гуськом сквозь тесные ряды городовых и пехотинцев. Полиция через думских служителей устанавливала личность гласных и только тогда пропускала их наверх. Посторонних не пропускали наверх, но и не выпускали из думского помещения. Вместе с нами был задержан какой-то любопытный обыватель, поинтересовавшийся послушать речи рабочих. Возможность ареста обескуражила его. «Помилуйте, г. полицмейстер, я не какой-нибудь революционер. Я стою за государя и патриот, а вы меня арестовали. Разве нельзя зайти в Думу послушать речи господ гласных? Вы уж позвольте мне уйти!».

— Потом разберем, ответил неумолимый полицмейстер, махнув рукой.

Полицмейстер сильно беспокоился, что не явились остальные 11 депутатов. Около часу нам пришлось их ждать. В это время один из полицейских офицеров, бывших в наряде, подошел в нам и советовал нам не заявлять, что мы депутаты Совета.

— Тогда, быть может, вас и не арестуют. Ну и времячко, трое суток не спал. Хотя бы скорее разрешилось. Выносить больше нет сил. Либо свобода, либо…

Офицер не кончил. Проходили гласные, которые присутствовали 14 октября в Думе при наших переговорах с Красовским, и я им громко выразил негодование по поводу устроенной ловушки. Гласные не подали реплики.

Наконец, полицмейстер успокоился: запоздавшие товарищи явились. Они были задержаны. Задержанию подверглась и студенческая депутация. Свобода была сохранена только представителям Союза Союзов и профессорам Технологического института.

Прождав около двух часов в передней, арестованная депутация, наконец, была приглашена г. Красовским на частное совещание гласных.

— Я предупреждаю вас господа, чтобы вы соблюдали уважение к законам и существующим властям. В противном случае вы будете удалены.

Так напутствовал депутацию представитель Городской Думы.

Г. Красовский не мог не засвидетельствовать еще раз своей благонадежности перед полицмейстером.

Первое слово было предоставлено рабочей депутации.

И едва председатель Совета взошел на думскую эстраду, как раздались голоса гласных: «как фамилия? Пусть назовет свою фамилию?»

«Мою фамилию знают те тысячи рабочих, которые послали меня сюда. Я, как председатель С. Р. Д., заявляю, что депутация избрана Советом, и в её среде нет самозванцев. Представители Союза Союзов могут подтвердить это. Они явились сюда, чтоб поддержать требования выборных представителей петербургского пролетариата — (в среде гласных раздаются голоса: «не надо фамилии»). — Но прежде чем излагать наши требования, мы должны убедиться, что Дума протестует пробив устроенной нам полицейской западни. Председатель Думы сказал нам два дня тому назад, чтобы сегодня мы явились в Думу за ответом — будет допущена депутация или нет? Мы пришли сюда, а вызванные по требованию городской управы войска и полиция арестовали нас. Мы не боимся арестов, но достоинство городского самоуправления требует принятия мер к нашему освобождению. Пусть даже Дума окажется бессильной, полиция нас не освободит, но Дума обязана сказать полицейским властям, что она протестует против нашего ареста. Не прежде, чем состоится такое постановление Думы, мы приступим к изложению наших требований».

По настойчивому требованию части гласных Дума постановляет: «В случае ареста рабочих депутатов командировать к градоначальнику председателя думы г. Красовского и городского голову г. Резцова с заявлением, что гласные будут считать арест депутатов оскорблением Думы».

Дума согласилась с нами. И тогда на эстраду вышел второй депутат. Изложению рабочих требований он предпослал следующие соображения:

«Г.г. гласные! В настоящий момент вся Россия разделилась на два враждебных лагеря: на одной стороне — революционный народ с пролетариатом во главе, который рвется к свободе, на другой — разлагающийся абсолютизм, не сегодня-завтра долженствующий пасть. Борьба с каждым днем все более и более обостряется, и приближается решительная схватка. Все слои населения должны определенно заявить, на какую сторону они становятся; молчание, индиферентизм немыслимы. Мы пришли к вам, чтобы узнать, с кем вы — с народом против абсолютизма, азиатчины или с абсолютизмом против народа, против свободы. Мы не пришли к вам предложить присоединиться к нашим боевым лозунгам, бороться рядом с нами! Мы хорошо знаем, что вы по своему социальному положению никогда бороться за наши лозунги не будете! Не для этого мы пришли. Переворот, совершающийся в России, есть переворот буржуазный, он в интересах и буржуазии. В ваших собственных интересах, чтобы он скорее совершился и закончился. И если вы хотите быть хоть сколько-нибудь дальнозоркими, если действительно понимаете выгоды вашего класса, то должны всеми силами помочь народу в скорейшей победе над абсолютизмом. Нам не нужно от вас ни резолюции сочувствия, ни платонической поддержки наших требований. Мы требуем, чтобы вы свое содействие оказали рядом практических действий. Благодаря уродливой системе выборов, имущество города с полуторамиллионным населением находится в руках выборных нескольких тысяч из имущих классов. Совет Рабочих Депутатов требует, — а он имеет право требовать, а не просить, так как Совет является представителем нескольких сот тысяч рабочих, жителей столицы, а вы — только горсти избирателей — Совет Рабочих Депутатов требует, чтобы городское имущество было предоставлено всем жителям города для их надобности. И так как теперь важнейшая общественная задача есть борьба с абсолютизмом, и для этой борьбы нам нужны места для наших собраний — откройте наши городские здания! Нам нужны средства для продолжения стачки, — ассигнуйте городские средства на это, а не на поддержку полиции и жандармов! Нам нужно оружие для завоевания и отстаивания свободы, — отпустите средства для организации пролетарской милиции».

После рабочих депутатов говорили представители Союза Союзов. Здесь интересно отметить одну характерную подробность. Гласные стали выражать нетерпение, когда на эстраду один за другим всходили представители Союза Союзов. Всех союзных делегатов отцы города так и не выслушали*. Не ораторские способности приковывали внимание гласных к речам рабочих депутатов. Пред их глазами предстала новая могучая сила, приостановившая отправления всей жизни. Чем ещё грозит эта новая сила? И гласные ждали с напряженным вниманием ответа на этот вопрос.

* Студенческая депутация не была допущена на заседание Думы.

Речи кончились. Г. Красовским было предложено, депутациям оставить думское заседание. Гласные не имели мужества с глазу на глаз сказать рабочим, что они против народа.

Этим ещё не закончился думский инцидент. Предстояло испытать новые мытарства. Полицмейстер хитрил: «В помещении Думы никто не будет арестован, за улицу я обещаний не даю».

Пока Красовский с Резцовым объяснялись с градоначальником, мы под эскортом гласных (в их числе было два полковника) добрались до Садовой.

На этом оборвалось личное знакомство петербургского пролетариата с «отцами города»*.

* Впоследствии мы узнали, что Дума выразила доверие петербургской полиция и отказала рабочим во всех их главных требованиях.


Третье заседание Совета состоялось 15 октября в физической аудитории Технологического Института. К этому времени состав Совета возрос до 226 депутатов, представлявших 96 предприятий и 5 профессиональных союзов (в Совет вступили 15 октября депутаты Союза часовщиков и ювелиров и Союза мастеров и техников). 15 октября был избран постоянный председатель и секретариат.

Представителем Петербургского Комитета Р. С.-Д. Р. П. был возбужден вопрос об официальном представительстве партий в Совете. Постановка этого вопроса весьма характерна по своим последствиям. На первых заседаниях Совета были только официальные представители социал-демократии. Как известно, петербургская группа была повивальной бабкой нарождающегося Совета; представитель «меньшинства» председательствовал на заседаниях Совета; социал-демократия была представлена многими депутатами (четырьмя на 15 из Союза печатного дела, пятью на 11 из Союза приказчиков, двумя часовщиками, многими депутатами Обуховского завода, Семяниковского, Металлического и др.). Несколько депутатов социалистов-революционеров не возражали против такого порядка, но и не требовали официального представительства от Центрального Комитета своей партии. Предложение «большевиков» обеспечило представительство социалистов- революционеров. Совет Рабочих Депутатов постановил: пригласить на свои заседания по 3 представителя от двух фракций социал-демократии и 3 представителя от социалистов-революционеров. Официальные представители пользовались только совещательным голосом.

С самого возникновения Совета ближайшей задачей его деятельности являлось привлечение не бастующих предприятий к стачке. 15 октября еще не бастовали стеклянные и пивоваренные заводы, табачные и конфектные фабрики и фабрики по обработке волокнистых веществ (за исключением Паля, Максвеля и Торнтона). Стачка должна была быть всеобщей, и для осуществления её Совет постановил применять по порядку следующие меры: 1) призывать на митингах и в отдельных бюллетенях небастующих рабочих к стачке; 2) командировать депутатов Совета к небастующим рабочим с призывом прекратить работы; 3) командировать делегатов Совета к хозяевам небастующих предприятий с требованием немедленного закрытия фабрик и заводов под угрозой возможного разгрома их, и 4) воздействовать на небастующих через мастеров и техников, делегировавших своих представителей в Совет; 5) снимать небастующих.

В своем обращении к рабочим Совет говорил: «товарищи, тех рабочих, которые не желают, несмотря на все наши убеждения и постановления, прекратить работы, снимайте с работ. Кто не с нами, тот против нас, и к ним С. Р. Д. постановил применять крайнее средство — силу». (№ 1 «Известий Совета Работах Депутатов»).

Один из депутатов картинно рассказывал, как он закрыл фабрику Пеклие.

«Шел я мимо фабрики Пеклие. Вижу работает. Позвонил. Доложите, депутат от Рабочего Совета».

— Что вам нужно? — спросил управляющий.

— От имени Совета требую немедленного закрытия вашей фабрики.

— Хорошо, в 3 часа прекратим работы.

К крайним средствам, однако, прибегать не пришлось. Там, где оказывались бессильными убеждения, достаточно было одного появления забастовщиков, чтобы мигом приостанавливались работы. Уже 16 октября забастовали все текстильные фабрики.

Значительно труднее было осуществить другое постановление Совета о закрытии магазинов.

Совет декретировал: «закрытию подлежат все магазины и лавки; торговые заведения, торгующие съестными припасами открываются от 8 до 11 час. утра, а в праздничные дни от 1 до 3 ч. дня».

Профессиональный Союз приказчиков не мог своими силами провести в жизнь это постановление Совета. В это время Союз приказчиков включал в вой ряды небольшие кадры служащих. Бастующим приказчикам приходилось бороться не только со своими небастующими товарищами, но и встречать сильный отпор со стороны хозяев. И если еще 13 октября хозяева, по требованию публики и союзников-приказчиков закрывали магазины, то уже 14 октября только силой можно было закрыть их. Трепов угрожал всем магазиновладельцам, закрывшим без разрешения полиции магазины, высылкой в 24 часа из столицы.

В заседании 15 октября Совет постановил рекомендовать рабочим и профессиональным союзам оказать приказчикам помощь в проведении забастовки. Условлено было к 10 часам 16 октября собраться на курсах Лесгафта и оттуда направиться закрывать магазины. Но 16 октября все высшие учебные заведения были оцеплены войсками и приказчики не могли встретиться с рабочими.

Тогда Совет попробовал воздействовать на хозяев. И с этой целью было составлено воззвание «Ко всем хозяевам торговых и промышленных заведений»:

«Вся Россия бастует. Забастовали адвокаты, врачи, чиновники, банковские служащие, семинаристы, гимназисты. Вся Россия бастует. Она бастует против самодержавия, против бюрократии, против рабства, в котором так долго держали русский народ. Теперь настает час расплаты! Народ освобождается от векового ига. Хозяева! И на вас самодержавный строй не раз накладывал свою тяжелую лапу. Вас грабила полиция, разорял неправедный суд, обдирали высшие чиновники. Хозяева! Если вы хотите лучшей жизни, если вы хотите перестать быть рабами и сделаться людьми и гражданами, вы должны присоединиться в всеобщей всероссийской забастовке. Лучше немного потерпеть, чем всю всю жизнь терпеть гнет и унижение. Поддерживайте же борцов за свободу и счастье всего народа, присоединяйтесь в ним, закрывайте фабрики, заводы, магазины и торгово-промышленные заведения.

Если вы не согласитесь на это, вы пойдете против всего народа — и тогда вас не защитит никакая полиция, никакие войска. Самодержавие, которое не спасло себя, не спасет и вас от народной мести. Забастовка должна быть всеобщей во что бы то ни стало, поэтому Совет Рабочих Депутатов постановил потребовать от вас немедленного закрытия всех торгово-промышленных заведений. Если вы не исполните этого требования, ваши магазины будут разбиты, ваши машины уничтожены.

Закрывайте же фабрики, заводы, магазины. Закрывайте немедленно, закрывайте, пока не поздно, пока вы не сделались жертвами народного гнева!» (№ 2 «Известий Совета Рабочих Депутатов»).

За отсутствием налаженной типографии это воззвание не было отпечатано в отдельных оттисках для рассылки хозяевам. Помещенное на страницах «Известий» воззвание не попало в руки тех, для кого предназначалось. Воззвание осталось литературным памятником. Конечно, воззвание нужно и можно было отпечатать, нужно и можно было разослать хозяевам и расклеить на стенах магазинов. Но этого мало. Воззвание имело бы успех лишь в том случае, если б оно было подкреплено у дверей магазинов тысячами рабочих. Но в эти дни пролетариат был занят проведением своей стачки, выборами депутатов, организацией районных комитетов и штабов. Поэтому забастовка торговых предприятий носила частичный характер. Все магазины и лавки были закрыты только в рабочих кварталах.

На третьем заседании Совета представитель служащих* Путиловского завода сообщил, что для усмирения мирных стачечников командированы на завод казаки. Желая избавиться от непрошенных усмирителей, служащие решили отказать им в отпуске продуктов из потребительской лавки и столовой.

* В Совете были представлены по одному делегату служащих Путиловского завода, Семяниковского, Обуховского, Александровского и делегат от чертежников Балтийского завода.

Совет Рабочих Депутатов, усматривая в подобной мере один из способов наискорейшего удаления казаков и полиции из завода, постановил: «предложить всем потребительским лавкам и столовым служащих и рабочих отказывать полиции и казакам в продовольствии, даже за деньги».

Вслед за путиловцами рабочие Обуховского и Семяниковского заводов провели это постановление в жизнь.


15-го октября оборвалась митинговая полоса. Учебные заведения были превращены в осадные бивуаки.

15 октября Совет Рабочих Депутатов рекомендовал Технологическому Институту и другим высшим учебным заведениям не закрывать своих дверей перед пролетариатом.

Кучка студентов и профессоров не отстояла Технологического Института: вход в его двери был прегражден солдатскими штыками.

На митингах 15 октября пролетариат заявил, что будет по-прежнему собираться в институтах, университете, на заводах, улицах и во всех тех местах, где найдет нужным. Пролетариат заявил, что не пойдет в те тесные клетки, куда его приглашает Трепов*.

* Приведенные слова взяты из резолюции Федеративного Совета, принятой на многих митингах 15 октября.

И хотя учебные заведения закрылись, рабочие продолжали свои собрания на улицах и в фабрично-заводских помещениях. Совет же не успел приискать себе нового помещения. Деловых собраний Совета нельзя было открыть на форуме, и потому 16 октября Совет не собирался.

Как 16 октября, так и 17 пролетарские низы присоединились к стачке.

В эти дни забастовали табачные и конфектные фабрики и многие мелкие мастерские. От рабочих не отставали и представителя служилого сословия. 16 октября прекратили занятия чиновники государственного банка и министерства финансов, служащие всех страховых обществ. Не было заседаний коммерческого суда. Не состоялись присутствия в отделе заготовления главного управления кораблестроения (морского министерства). 17 октября стачка охватила служащих государственных сберегательных касс, служащих всех государственных учреждений. Прекратились судебные заседания у мировых судей и в мировом съезде. Артисты балетной труппы отказались играть в Мариинском театре.

Телефон не действовал. Не работал телеграф. Электричество не горело. Ослепляющие лучи прожектора освещали с Адмиралтейства только Невский проспект. 17 октября стачка достигла зенита. В последующие дни стачечная волна не подымалась выше. 17-го октября в Петербурге не бастовали: сахарный завод Кенига, водопровод (рабочие в нем были заперты и не выпускались домой, работая под угрозой штыков), финляндское пароходное общество, извозчики, рестораны, кафе, большинство магазинов и булочных.

Вся остальная жизнь была скована политической стачкой.

В эти дни стачка носила экономический характер только на конно-железных дорогах, на железопрокатном заводе Петербургской Стороны и на телефонной фабрике Эриксона.

17 октября собрался на четвертое заседание в Вольно-Экономическом обществе Совет Рабочих Депутатов. Помещение было приискано только 17-го утром, так что всех старых депутатов не успели предупредить, а новые не знали о заседании. 17 октября в Совете присутствовало не более ста человек. На этом заседании был избран временный Исполнительный Комитет. В состав комитета вошли по два депутата от каждого из 7 городских районов, по два депутата от союзов; рабочих печатного дела, конторщиков, фармацевтов, и приказчиков (от союза мастеров и техников и от союза часовщиков представителей не было в Исполнительном Комитете) и 9 представителей социалистических партий— 6 от социал-демократии (по 3 от каждой фракции) и 3 от партии социалистов-революционеров.

Представители партии и в Исполнительном Комитете пользовались только совещательным голосом. Таким образом Исполнительный Комитет состоял из 31 человека.

Заседание в Вольно-Экономическом обществе было разогнано полицией. Тем не менее 17 октября Совет вторично открыл свое заседание на Рождественских курсах. 17 октября вопрос о привлечении к забастовке небастующих предприятий потерял свою остроту: забастовка была всеобщей. И Совет постановил продолжать ее. Резолюция Совета гласила: «Принимая во внимание, во 1) что настоящая забастовка имеет не местный, а всероссийский характер, во 2) что борьба пролетариата всей России с самодержавием в настоящий момент обострилась до того, что настоящая всеобщая забастовка может нанести решительный удар падающему самодержавию и 3) что во многих городах волна пролетарского движения растет, а прекращение забастовки в Петербурге, ввиду важности последнего, может затормозить рост всероссийского движения, Петербургский Рабочий Совет постановляет продолжать забастовку».

Совет постановил не только продолжать стачку, но и предложил всем рабочим ставить прекращение её в зависимость от решения Совета.

Считаясь с тяжелым материальным положением забастовавших рабочих, Совет рекомендовал рабочим временно, впредь до начала работ, за квартиры и за взятые в долг товары денег не платить; домовладельцам и магазиновладельцам — во время забастовки за неплатеж денег судебных исков не предъявлять.

17 октября вышел первый номер «Известий Совета Рабочих Депутатов». И с этого дня массовое представительство рабочих получило свое имя. До 17 октября Совет называли стачечным комитетом, рабочим союзом и т. д. С 17 октября руководящий орган пролетариата называется «Советом Рабочих Депутатов». Название это было дано отчасти под воспоминанием сентябрьских дней Москвы. Когда 17 октября наши товарищи приступили к набору первого советского листка, и спрашивали, как его озаглавить, я им ответил — «Известиями Совета Рабочих Депутатов».

Название привилось. Массовые организации пролетариата Москвы, Екатеринослава, Одессы, Ростова, Киева, Кременчуга и др. перенимают это имя, а их бюллетени называются «Известиями С. Р. Д.». Крестьянские организации окрещиваются «Советами Крестьянских Депутатов»; солдатские — «Советами Солдатских Депутатов». Представители покойного русского парламента выпускали «Известия Крестьянских Депутатов». Деятельность Совета придала особый блеск этим именам. Они стали общенародным достоянием,

Возвращаюсь к «Известиям». 14 октября общее собрание рабочих печатного дела постановило распространить забастовку и на газетные типографии. 15-го и 16-го октября читающий Петербург мог пользоваться только «Правительственным Вестником» и «Ведомостями СПБ. Градоначальства». Другие газеты не выходили. Читающая публика не знала, что происходит даже в Петербурге. Чудовищные слухи росли и плодились, устрашая одних и радуя других. Вопрос о газетах стал во всей своей остроте. Газетчики, журналисты и либеральные союзы стояли за выпуск всех газет. «Бастуйте все, но пусть выходят газеты», говорили они. Для печатников этот вопрос не разрешался так просто. Выпуск газет открывал возможность срыва стачки рабочих печатного дела. Кроме газетчиков прибавочную стоимость также пожелали бы получать и владельцы книжных типографий. Они оказывали бы влияние на своих рабочих, и это влияние было бы тем сильнее, что многие книжные типографии помещаются в тех же зданиях, где и газетные. За книжными наборщиками должны были бы стать на работы брошюровщики, затем переплетчики. Русское профессиональное движение в октябрьскую стачку измерялось днями. В нем был большой элемент стихийности, и мог ли Союз рабочих печатного дела поручиться, что за газетными и книжными наборщиками, брошюровщиками, переплетчиками не станут на работы под воздействием хозяев и рабочие картонажных и писчебумажных фабрик, литографы и т. д. Союз рабочих печатного дела категорически высказался против выхода газет. Совет Рабочих Депутатов санкционировал это решение.

Во вторую забастовку «Союз борьбы за свободу печати» предложил выпускать одну общую газету, распределив поровну газетные столбцы для всех периодических органов. Совет отверг литературный винегрет. В ноябрьские дни Россия увидела свободную социалистическую прессу. И если бы Совет и Союз не останавливала возможность срыва стачки рабочих печатного дела, то он разрешил бы выход пролетарских газет. Но в то время, несмотря на страстное желание, нельзя было выпустить даже «Новую Жизнь», так как выход её повлек бы и выход «Нового Времени». А это привело бы к выходу всех газет. Поэтому Совет решил своими средствами удовлетворять потребность в газетном слове.

17 октября одна из легальных типографий предложила за деньги отпечатать «Известия С. Р. Д.». В последующее время «Известия» печатались организованными рабочими в газетных типографиях «захватным путем».

III. — Конституционная эра.

Совет возник при самодержавии, продолжал свою деятельность при монархии.

Пять дней его преследовали самодержавные бичи и сорок пять — конституционные скорпионы.

Фактически эта номенклатура не имела реального значения.

17-е октября знаменательно лишь тем, что в этот день самодержавие собственноручно расписалось в своем бессилии, самодержавие выбросило парламентёрский флаг, самодержавие вступило в переговоры с революцией.

Еще 14-го октября самодержавие направляет свои штыки против революции. Петербургский гарнизон подчиняется Трепову, из Пскова доставляется 21-я пехотная дивизия, из окрестностей стягиваются войска. Петербург делится на четыре военных района с генералами во главе. Стиснутое всеобщей стачкой самодержавие, как затравленный зверь, мечется, охваченное животным инстинктом самосохранения. Оно бросается на шею гр. Игнатьева, бредя о диктатуре, то протягивает руки гр. Витте. Самодержавие не знало, на кого можно рассчитывать. Ему изменили чиновники, судьи; полиция грозила забастовкой; революционная стачка пылала.

В лице «старого приказчика» самодержавие обрело ловкого кормчего. Гр. Витте повел самодержавие на буксире. Спасая самодержавие, опекун несостоятельного должника выдал 17-го октября вексель на политические свободы и народное представительство.

Уплачивать по векселям не предполагалось. Для реставрации даже «на листе бумаги от 17-го октября» был проставлен штемпель «самодержавный». Капитулируя на бумаге, самодержавие готовилось во время революционной перемычки наверстать потерянное. Хода заранее были рассчитаны. Гр. Витте провозглашал свободы, а генерал Трепов расстреливал их*.

* Впоследствии эту роль с большим успехом выполнял Дурново.

Правительственная программа выражалась в простой формуле: заявляй о конституции и действуй, как самодержавный погромщик.

Один Победоносцев отказался разыгрывать роль двуликого януса. Заматерелый обскурант заявил открыто: «Конституция— великая болезнь нашего времени. И я не такой дурак, чтобы быть конституционным министром». («Сын Отечества», 1905 г., № 211).

Катон-палач из святейшего синода был прямолинеен и не допускал даже формальных компромиссов. Юридическое мышление его переоценивало бумажные гарантии и обещания. Он не знал секрета портсмутского героя: «дать все, не дав ничего». Этот секрет был недоступен пониманию и юридических светил из «Права». Комментаторы 17-го октября на страницах «Права» поведали, что самодержавный ярлык манифеста имеет такое же ирреальное значение, как и титул «наследник престола норвежского». Соратники г. Струве из юристов в «Полярной Звезде» уверяли Россию, что с 17-го октября слово «самодержавный» означает ни больше, ни меньше, как независимый от иностранных держав.

И это повторялось в разгар московской бойни и прибалтийских убийств!

В первые минуты «листку бумаги» верил по простоте сердечной и обыватель. Ночью 17-го октября обыватель братался с гвардейцами.

— Довольно, ребятушки, теперь больше не будете в нас стрелять; свободы вышли, воля народу; теперь вы — наши, — кричали из толпы войскам («Русь», № от 22-го октября).

Опровержения на обывательские ликования последовали быстро.

В ночь на 18-е октября полковник Риман обстреливал Технологический Институт. Утром 18-го октября корнет Фролов рубил толпу у Технологического Института; в полдень 18-го октября полковник Мин расстрелял толпу на Гороховой; вечером 18-го октября казаки дали боевой залп по рабочим Путиловского завода.

Обыватель разочаровывался, он не доверял.

В других городах реакция наступила скорее. Так, из Ярославля официозное телеграфное агентство сообщало: «манифест принят восторженно; на улицах идет стрельба».

Не ликовал только пролетариат. Он остался при особом мнении о манифесте 17-го октября*. Его мысли и его чувства удачно выражены в руководящей статье «Известий»:

«И вот конституция дана.

«Дана свобода собраний, но собрания оцепляются войсками.

«Дана свобода слова, но цензура осталась неприкосновенной.

«Дана свобода науки, но университеты заняты войсками.

«Дана неприкосновенность личности, но тюрьмы переполнены заключенными.

«Дан Витте, но оставлен Трепов.

«Дана конституция, но оставлено самодержавие.

«Все дано и не дано ничего.

«Жалкие лживые обещания даны с наглым расчетом обмануть народ».

* Услужливое начальство Охтинских пороховых заводов поторопилось от имени пролетариата повергнуть к подножию престола благодарность за дарованные свободы. Рабочие бурно протестовали против фальсификации патриотических чувств. Протест охтинцев был повторен и на заседаниях Совета (Архив Совета).

Реально ничего не было дано или, вернее, ни в чем не было уступлено. Была только одна конституционная, этикетка.

Ярлыки не обращают скифских баб в Венер Милосских.

Это было даже очевидно для самых благонадежных элементов буржуазии. Так 19 октября, совещательная контора железозаводчиков писала гр. Витте: «Мы должны прямо заявить: Россия верит только фактам; её кровь и её нищета не позволяют уже верить словам».

Железозаводчики не верили словам гр. Витте, но ожидали от него «фактов». Пролетариат не верил обещаниям, но знал, что «факты» могут быть завоеваны дальнейшим поступательным движением революции. Руководящий орган пролетариата — С. Р. Д. на пятом заседании Совета*, происходившем 18 октября на Рождественских курсах, определенно сказал об этом в своей резолюции:

* На этом заседании присутствовало 248 депутатов от 111 фабрично-заводских предприятий и 5 профессиональных союзов.

«Стиснутое железными тисками всеобщей политической забастовки российского пролетариата самодержавное правительство пошло на уступки. Оно заявило о свободах, о законодательной власти будущей Государственной Думы и о том, что решило дополнить состав этой Думы представителями рабочих и интеллигентных слоев народа.

«Но борющийся революционный пролетариат не может сложить оружия до тех пор, пока политические права русского народа не будут установлены на твердых основаниях, пока не будет установлена демократическая республика, наилучший путь для дальнейшей борьбы пролетариата за социализм.

«Поэтому Рабочий Совет заявляет, что: 1) до прочной гарантии политической свободы России необходимо полное устранение тех сил, с помощью которых самодержавное правительство угнетало и давило народ, именно: всей полиции с верху до низу; удаление из города войск; необходимо создание народной милиции, для чего мы требуем выдачи оружия пролетариату.

«2) Несмотря на заявленные правительством свободы, целые тысячи наших братьев-борцов за свободу — до сих пор продолжают томиться по тюрьмам и в изгнании. Мы требуем полной амнистии всех осужденных судом и приговоренных административно за политические и религиозные убеждения, за стачки, крестьянские движения и пр.

«3) Политические права народа совершенно несовместимы и тем положением, которое было создано правительством для борьбы с народом, и потому мы требуем немедленной отмены военного положения, усиленной охраны, всех исключительных мероприятий, связанных с самодержавным строем.

«4) Для создания действительного народовластия в России необходим созыв Учредительного Собрания, на основе всеобщего, прямого, равного и тайного избирательного права без различия пола, национальности и т. д.

«Для дальнейшей борьбы за эти требования Рабочий Совет считает необходимым продолжать всеобщую забастовку впредь до того момента, когда условия укажут на необходимость изменения нашей тактики».

IV. — Демонстрация 18 октября.

Правительство объявило конституцию, но забыло амнистию. Народ требовал освобождения из плена революционеров.

На импровизированных митингах в ночь на 18 октября революционная улица клялась: «Мы не начнем работы, пока не вернутся наши друзья и товарищи по борьбе». («Русь», № от 22 октября).

В первые минуты по обнародовании манифеста участники митингов рассчитывали стачкой вернуть своих борцов, возвеличенных на степень героев продолжительными мучениями Шлиссельбурга и Акатуя.

Днем 18 октября на митингах уже произносят речи о немедленном освобождении заключенных силой.

Революционная стихия горит желанием немедленно видеть узников в своих рядах, она готова своими руками открыть тюремные двери.

Освобождение без правительства и освобождение немедленное.

Стихия требует руководительства, она несется к Совету Рабочих Депутатов.

Пятое заседание прервано. Совет избирает трех «командующих» демонстрацией. Белые повязки «командующих» встречаются шумными аплодисментами.

Сотни знамен колышутся; волнующееся море голов движется по Лиговке, Невскому. Впереди — цепь, сдерживающая напор и равняющая ряды. За ней — знамена, и опять цепь.

По словам прибывших, масса участников митинга осталась у Казанского собора. Решено влить новые тысячи в ряды демонстрантов. Демонстрация направляется к Казанскому собору. По пути поют: Марсельезу, Варшавянку и т. д.

Поравнявшись с конторой «Нового Времени» демонстрация тысячью голосов шлет «анафему Суворину».

На Казанской площади обнажаются головы. Поют «Вечную память» и «Вы жертвою пали».

Участники поредевшего митинга присоединяются к демонстрации.

Говорят, что многие ушли на митинги в университет и академию художеств. Демонстрация движется к университету. Но дороге обходят Зимний Дворец. Расстрелы 9 января в памяти. Опасаются военной засады в Зимнем Дворце, боятся, что Дворцовый мост не выдержит.

Демонстрация сворачивает по Адмиралтейскому проспекту. У Александровского сквера обнажаются шапки. Жертвам Кровавого Воскресенья поют «Вечную память».

Передние ряды у академии художеств, задние теряются на другой стороне Невы по Английской набережной. Залы академии и аудитории университета пустеют.

Тысячи людей вливаются в демонстрацию, десятки красных знамен тонут в море флагов.

Взвод пехоты под начальством офицера быстро проходит сквозь узкие шпалеры демонстрантов. Офицер и солдаты бледны.

«Братья — солдаты, присоединяйтесь к нам, выдайте оружие, мы идем освобождать заключенных», — кричат демонстранты. Солдаты почти бегут и исчезают по 5 линии. Солдат можно было обезоружить, они были сдавлены с двух сторон живыми стенами. Неожиданное появление солдат захватило врасплох всех, в том числе и «командующих». «Командующие» ведут демонстрацию. Обратный путь мимо флотских казарм 14 и 17 экипажей. Демонстрация разливается по Крюкову каналу, Ксенинской площади, частью на Конно-Гвардейском бульвару, арьергард на Николаевском мосту. Казармы окружены со всех сторон.

«Командующие» призывают матросов присоединиться в демонстрации. Матросы молчат.

Узнают, что матросы заперты. Раздаются голоса «разбить двери». Но матросы ничего не предлагают, ничего не обещают. Неизвестно, присоединятся ли они к демонстрации и не встретят ли часовые демонстрантов ружейным огнем, когда станут ломать двери?

От долгого ожидания настроение падает. «Командующие» в последний раз тщетно призывают матросов.

Демонстрация движется дальше по улице Глинки, Екатерингофскому…

Конные городовые быстро скрываются. Пешие убраны с постов, попадающиеся кой-где полицейские снимают шапки перед красными знаменами.

На Садовой, черносотенцев нет, улица очищена от извозчиков.

Опять Невский проспект, Литейный…

Жилище Победоносцева приветствуется свистками, шиканьем…

На углу Сергиевской сообщают, что «предварилка» защищена войсками, и что им приказано стрелять в толпу.

«Командующие» решают отправиться на разведки к «предварилке».

В это время самозванная, как впоследствии выяснилось, делегация от Союза инженеров передает «командующим», что указ об амнистии подписан, завтра заключенные увидят свободу. Делегация добавляет, что кровопролитие неминуемо, если толпа подойдет к «предварилке». Об этом Союз получил достоверные сведения. И делегаты от имени Союза заклинают прекратить демонстрацию.

Возможность расстрела безоружной толпы в связи с полученными сведениями заставляет «командующих» распустить демонстрацию.

Расходясь, демонстранты решают по зову Совета вновь массой двинуться на тюрьмы, если в ближайшие дни не будет амнистии.

Так революционная улица напоминала правительству об амнистии.

Не раз упрекали «командующих» за то, что они не использовали момента. Им ставилось в вину, что они не обезоружили взвода солдат на Университетской набережной, что они не выломали дверей во флотских экипажах и не вовлекли матросов в демонстрацию.

Обвинители забывают одно — психологию массы. Бывают минуты, когда живет только толпа, отдельные лица забывают о себе, они являются атомами этого большого, грозного тела. Такая масса — великан, способна творить чудеса. Безоружные побеждают щетину штыков. Кровь зажигает и через трупы масса, как лава, катится дальше. Так было 14 июля 1789 года, когда парижская улица захватила 28 тысяч штыков в Доме Инвалидов и разрушила Бастилию.

Аналогичное настроение переживала и московская улица в декабрьские дни. Не то было 18 октября. Расстреливаемая с утра толпа была настроена пугливо. Достаточно было одного крика на Литейном проспекте — «казаки», как толпа дрогнула и стала разбегаться. С трудом «командующим» удалось восстановить порядок. С такой массой не побеждают, не идут на приступы.

V. — Ликвидация октябрьской стачки.

17 октября С. Р. Д. подчеркивает всероссийский характер октябрьской стачки и дальнейшее течение её в Петербурге ставит в зависимость от роста стачечного движения всей России.

18 октября С. Р. Д. постановляет продолжать всеобщую политическую забастовку «впредь до того момента, когда условия укажут на необходимость изменения нашей тактики».

Условия изменились. 19 октября получились известия, что всеобщая забастовка в Москве прекратилась. Московский железнодорожный узел «разбастовывался». Всероссийская стачка вырождалась в местную.

Продолжение при таких условиях стачки, как орудия политической борьбы, являлось бесцельным. И С. Р. Д. 19 октября декретирует прекращение стачки*.

* Шестое заседание Совета происходило на Рождественских курсах; на нем присутствовало 132 депутата от 74 фабрично-заводских предприятий и 4 профессиональных союзов. Против прекращения стачки возражал только делегат Петербургского железнодорожного узла.

Стачка — битва прекращена, стачка — демонстрация продолжается.

С. Р. Д. демонстрирует недоверие пролетариата к конституции. Подчеркивая это недоверие, С. Р. Д. прекращает стачку не 19-го, а 21 октября.

Желая придать этой демонстрации всеобщий характер, С. Р. Д. не нашел возможным разрешить фармацевтам приступить к работам 20 октября.

В постановлении Совета по этому вопросу говорилось: «Забастовка фармацевтов прекращается в срок, назначенный для прекращения всеобщей забастовки, т. е. 21 октября, в 12 часов дня».

Прекращением стачки 21 октября С. Р. Д. выразил недоверие конституции, прекращением в 12 часов С. Р. Д. демонстрировал организованность и дисциплинированность двухсоттысячной пролетарской армии.

Девятидневная политическая стачка объявлена прекращенной, но борьба не прекращена. «Пролетариат знает, чего он хочет и знает, чего он не хочет. Он не хочет ни полицейского хулигана Трепова, ни «либерального» маклера Витте — ни волчьей пасти, ни лисьего хвоста. Он не желает нагайки, завернутой в конституцию»*.

* Эти слова взяты из руководящей статьи № 3 «Известий Совета Рабочих Депутатов».

Прекращая октябрьскую стачку, С. Р. Д. еще раз сказал, чего хочет пролетариат, и во имя чего он будет вести дальнейшую борьбу. Резолюция Совета говорила: «считаясь с необходимостью для рабочего класса, опираясь на достигнутые победы, организоваться наилучшим образом и вооружиться для окончательной борьбы за созыв Учредительного Собрания на основе всеобщего, равного, прямого, и тайного избирательного права для достижения полного народовластия, Совет Рабочих Депутатов постановляет прекратить 21 октября, в 12 час. дня, всеобщую политическую забастовку, с тем, чтобы, смотря по ходу событий по первому же призыву Совета, возобновить ее для дальнейшей борьбы так же дружно как и до сих пор, за наши требования». (№ 3 «Известий Совета Рабочих Депутатов»).

Стачка объявлена прекращенной, но она еще не ликвидирована. В период политической стачки в трех предприятиях (конно-железные дороги, железо-прокатный завод Петербургской Стороны и телефонная фабрика Эриксона) шли экономические забастовки.

Сигнала к прекращению этих забастовок Совет не дает. В его постановлении сказано: «С. Р. Д. считает, что прекращение политической стачки по его постановлению 21 октября нисколько не исключает возможности продолжения экономических забастовок в отдельных отраслях производства». (№ 4 «Известий Совета Рабочих Депутатов»).

Принципиально Совет высказывается за организацию помощи этой категории стачечников. И для этой цели рекомендует всем фабрикам и заводам, участвовавшим во всеобщей политической забастовке, предъявить требование к предпринимателям об уплате заработной платы полностью за все дни стачки с тем, чтобы часть этих денег, определяемая рабочими каждого предприятия в отдельности, поступала в кассу Совета Рабочих Депутатов. Этим положено было начало стачечного фонда.

Промышленная буржуазия не ответила на политическую стачку локаутом рабочих. Она рассчитывала возместить утраченную прибавочную стоимость на почве обещанных свобод.

Иначе реагировала казна. Правительство, бессильное остановить стачечную волну, правительство, формально капитулировавшее перед грозным натиском стачки, это самое правительство объявляет расчет рабочим Балтийского завода за участие в стачке. Балтийский завод предполагается закрыть на неопределенное время.

Совет Рабочих Депутатов в своем заседании 20 октября* постановляет требовать открытия казенных заводов. Избранной депутации из трех представителей Путиловского, Обуховского и Балтийского заводов поручается предъявить это требование администрации Балтийского завода.

* Седьмое заседание Совета происходило на Рождественских курсах.

Депутация, не застав дома начальника Балтийского завода, по своей инициативе* отправляется к гр. Витте.

* В заседании Совета членам депутации было поставлено на вид, что они не точно выполнили поручение Совета, отправившись к гр. Витте.

«Балтийский завод будет открыт завтра», заявляет гр. Витте рабочим депутатам.


Ликвидационная работа о живых кончена. Остались мертвые. Под свист ружейных пуль самодержавие объявляло «незыблемые гарантии свобод и неприкосновенности личности» В первый день новой эры итоги свобод выразились в десятках убитых и многих раненых. Жертвам общего движения С. Р. Д. постановил устроить общенародные похороны. Устройство траурной манифестации было принято единогласно в Совете. Споры возникли только по вопросу — посылать ли извещение правительству о готовящейся демонстрации или нет. Исполнительный Комитет настаивал, чтобы особая депутация потребовала от председателя Совета Министров удаления полиции и войска по пути траурной манифестации, так как за порядком будет наблюдать сам Совет. По мысли Исполнительного Комитета правительство должно быть поставлено в известность, и если тогда произойдет бойня, то правительство не сможет оправдываться тем, что оно не знало о характере демонстрации. «Посылка депутации, — говорили члены Исполнительного Комитета, — наконец, есть тот явочный порядок, который существует на западе».

Официальные представители с.-д. партии возражают против предложения Исполнительного Комитета, находя нежелательным частную посылку депутации к правительству.

«Ваш путь скользок, — говорят они Исполнительному Комитету, — так как он ведет к взаимным обязательствам, ибо в политике ничего не делается даром. Нельзя обращаться к тому самому правительству, от подлой руки которого пали наши товарищи».

Однако, значительное большинство Совета принимает предложение Исполнительного Комитета и избирает депутацию из 3 человек. Им поручается заявить гр. Витте: «Совет Рабочих Депутатов устраивает похороны убитых товарищей, за порядком наблюдает сам Совет, войска и полиция должны быть убраны с пути».

Гр. Витте уверяет депутатов Совета «о дружественных чувствах» к рабочему классу. «Нужно, чтобы все прошло на похоронах по-хорошему, по-человечески». Об этом же гр. Витте телефонирует Трепову. Трепов в ответ рекомендовал направить депутатов к градоначальнику, и гр. Витте заготовил письмо к последнему.

Депутаты берут письмо, но заявляют, что, быть может, им не воспользуются, так как решение этого вопроса не зависит от них.

Исполнительный Комитет отверг дальнейшие переговоры с администрацией и постановил: «поручить председателю Совета Рабочих Депутатов возвратить председателю совета министров его письмо, адресованное градоначальнику».

Траурная манифестация организуется.

22-го октября во многих петербургских газетах было опубликовано следующее извещение:

«Совет Рабочих Депутатов, Федеративный Совет Р. С.-Д. Р. П. и Комитет Партии Соц.-Рев. назначают торжественные похороны товарищей, павших в борьбе за всенародную свободу. Похороны назначаются на воскресенье, 23-го октября.

Шествие назначается с Казанской площади, куда и должны собираться граждане к 12-ти часам дня.

Невский район с телами павших товарищей, находящимися на Николаевском вокзале, идёт на Казанскую площадь по Невскому проспекту. Нарвский и Московский районы с телами товарищей, находящимися на Путиловском заводе, отправляются с расчетом, чтобы прибыть к месту назначения в 12 час. дня, по Петергофскому шоссе до Коломенской части и затем по Садовой ул. до угла Невского. Здесь шествие останавливается и ждет указаний распорядителей, чтобы соединиться с Невской частью. Остальные районы идут в Казанскому собору рассыпным строем. На площади каждый район группируется около своего значка: Невский — зелёный, Нарвский— желтый, Выборгский — белый, Василеостровский — белый и черный, Петербургская Стор. — чёрный, Городской — жёлто-красный и Московский — сине-жёлтый.

Соединившись, отдельные шествия направляются по Невскому пр., затем по Лиговке, Разстанной ул. и прибывают на Волково кладбище.

Участники шествия приглашаются беспрекословно подчиняться всем указаниям руководителей манифестации, которые будут носить особые знаки.

Все граждане Петербурга приглашаются в знак траура закрыть магазины и приостановить движение по улицам, чтобы не препятствовать шествию».

Готовилась грандиозная траурная манифестация. Оркестр и хор консерватории обещали принять участие в похоронах и пригласить военный оркестр матросов. На заводах наскоро составлялись рабочие хоры. Совет и профессиональные союзы, партии и общественные группы готовили флаги, венки… Районные штабы призваны были охранять от похищения полицией трупы павших.

Но мирным намерениям петербургских рабочих не суждено было осуществиться. 22-го октября по Петербургу упорно циркулировали слухи, что мобилизованные полицией черносотенцы готовятся произвести нападение на траурную манифестацию.

Слухи были настолько настойчивы, что на них обратила свое внимание даже консервативнейшая из консервативных петербургская Дума.

Петербургское городское самоуправление выпустило к населению следующее воззвание:

«На похоронах 23-го октября, ввиду распространившихся слухов, надо ожидать большего скопления народа, причем самое незначительное нарушение порядка, как это всем понятно, может повести к огромному несчастью.

«С.-Петербургская Дума, горячо желая предотвратить грозящее бедствие, обращается к гражданскому долгу обывателей столицы, просит забыть раздоры, не сводить на улицах политические счеты: не время и не место.

«Сограждане! Перед всеми нами — обширная задача устроения свободной страны. Сделайте же сейчас все возможное от каждого из вас для успокоения, дабы не пролилась вновь неповинная кровь, дабы замолкло, наконец, насилие».

Дума не ограничилась одним воззванием, и на экстренном заседании 22 октября единогласно постановила заявить Трепову — не препятствовать устройству траурной манифестации и убрать войска.

Насилие в лице Трепова не думало замолкнуть.

В ответ на извещение Совета и заявление Думы вечером 22 октября по Петербургу расклеивается объявление Трепова:

«В сегодняшних газетах появилось извещение, доставленное в редакции газет от отдельных групп, принадлежащих к рабочим организациям и социально-революционным партиям. В нем указывается, что в воскресенье, 23-го октября сего года, имеют быть похороны жертв волнений имевших место 18-го сего месяца, намечается путь и порядок похоронного шествия, распределяются места для значков разных групп и, наконец, приглашаются граждане Петербурга, в знак траура, закрыть магазины.

«С.-Петербургский генерал-губернатор считает долгом довести до сведения жителей города С.-Петербурга, что в настоящее тревожное время, когда одна часть населения готова с оружием в руках восстать против действия другой части, никакие демонстрации на политической почве, в интересах самих же манифестантов, допущены быть не могут. Полиция не имеет в виду препятствовать похоронам лиц, погибших во время беспорядков (еще не погребенных), в подобающей религиозной обстановке и при непременном условии заблаговременного соглашения с полицией. Но она не может допустить нарушения интересов огромного большинства жителей, желающего спокойствия, порядка и свободы движения на улицах. В интересах этого большинства, равно как и в интересах самих манифестантов, с.-петербургский генерал-губернатор приглашает устроителей манифестаций отказаться от своего замысла, а мирное население воздержаться от всякого участия в манифестации и от скопления на улицах, ввиду могущих произойти весьма тяжких последствий от тех решительных мер, к которым может быть вынуждена прибегнуть полицейская власть».

Трепов уверенно заявил, что «одна часть населения с оружием в руках готова напасть на другую». У рабочих не было оружия. На рабочих могли напасть только вооруженные черносотенные банды. Слова Трепова: «манифестация допущена быть не может», в переводе на обывательский язык означают манифестация будет расстреляна. Было очевидно, что готовится новая кровавая бойня.

Созванное экстренное заседание* Совета 22-го октября после страстных дебатов приняло в первом часу ночи следующую резолюцию:

«Совет Рабочих Депутатов имел намерение устроить жертвам правительственных злодейств торжественные похороны в воскресенье, 23 октября. Но мирное намерение петербургских рабочих поставило на ноги всех кровавых представителей издыхающего строя. Поднявшийся на трупах 9-го января ген. Трепов, которому уже нечего терять перед лицом революции, бросил сегодня петербургскому пролетариату последний вызов. Трепов нагло дает понять в своем объявлении, что план его состоит в том, чтобы направить на мирное шествие вооруженные полицией банды черной сотни, а затем под видом умиротворения, снова залить кровью улицы Петербурга, как другие полицейские башибузуки залили кровью Томск, Одессу, Тверь, Ревель, Курск, Кременчуг и др. города. Ввиду этого полицейского плана, который лишний раз показывает, какую цену имеют обещания и манифесты царского правительства. Совет Депутатов заявляет: петербургский пролетариат даст царскому правительству последнее сражение не в тот день, который изберёт Трепов, а тогда, когда это будет выгодно вооруженному и организованному пролетариату. Посему Совет Депутатов постановляет заменить всеобщее траурное шествие внушительными повсеместными митингами чествования жертв, памятуя при этом, что павшие борцы своей смертью завещали нам удесятерить наши усилия для дела самовооружения и приближения того дня, когда Трепов вместе со всею полицейскою шайкою будет сброшен в общую грязную кучу обломков монархии».

* Восьмое заседание Совета состоялось в Соляном Городке.

Итак траурная манифестация была отменена; тем не менее громадные толпы народа стали с 10 часов утра 23 октября стекаться на Казанскую площадь.

Многие не верили газетным сообщениям об отмене похорон.

Толпы стали расходиться только тогда, когда члены Исполнительного Комитета подтвердили у Казанского собора постановление Совета, напечатанное в газетах.

Похороны павших происходили на загородных кладбищах. Путиловцам удалось организовать внушительные проводы. Исполнительный Комитет под охраной дружинников отправил две кареты венков* на свежие могилы.

* Венки были от Совета, Союза рабоч. печат. дела, «Русского Богатства», соц.-дем. раб. партии, партии соц.-рев. «Руси», студентов-грузин и многих других.

На одном из них стояли пророческие слова Виргилия:

«И пусть из костей моих восстанет мститель».

VI. — Самооборона.

18-го октября началось открытое выступление контр-революции.

В течение одной недели с 18-го по 24-е октября черносотенный террор охватил 101 город. По приблизительным подсчетам за семь дней было убито до 3.000 человек и до 10.000 тяжело ранено. Это уже не были чисто еврейские погромы. Убивали русских интеллигентов, студентов, рабочих. Телеграф приносил леденящие кровь известия из Одессы, Томска, Твери, Калуги, Курска, Минска…

Контр-революция действовала по трафарету: подымался портрет царя и хулиганы, в присутствии властей и под прикрытием полиции и войск, открывали башибузукские неистовства. Грабили имущество, убивали и сжигали всех, кто по сведениям участка в той или иной форме причастен к освободительному движению. Мертвым выкалывали глаза, женщин насиловали, детям вбивали гвозди в череп или разможжали их об углы зданий. Оказывавших сопротивление громилам расстреливали картечью и пулеметами.

На языке «конституционного» министерства это называлось «борьбой русского народа с революционерами».

Теперь ни для кого не тайна, что «народный гнев» фабрикован в Департаменте Полиции ротмистром Комиссаровым с ведома и по приказу Трепова.

По телеграфным проволокам из Петербурга повелено было разыграть контр-революционную трагедию, залившую кровью 101 русский город.

Теперь известно, из кого рекрутировалась черносотенная самодержавная гвардия: «генеральские лампасы» и «монашеские клобуки», дворянские мундиры и лабазные чуйки; генерал Богданович и митрополит Владимир, землевладелец Павлов и убийца Баумана — Федоров. Погромных руководителей поставляли: придворная партия, крупные землевладельцы, Департамент Полиции. Убийства творили городские отбросы от сыщиков до сутенеров включительно. Существуя попустительством участка, все эти отбросы творили то, что приказывал участок.

В грабежах и убийствах они видели не только наживу, но «патриотическими актами» они покупали в участке реабилитацию за сомнительную прошлую жизнь. Погромная волна без сомнения захватывала в свои ряды и тех «трудящихся и обремененных», которые, чувствуя весь гнет современного строя, не видели настоящих виновников своего положения. В участке, на улицах, им подсказывали, что все зло от «жидов, интеллигентов, бунтовщиков». Слепые протестанты верили и bona fide сокрушали черепа.

В настоящее время в рядах контр-революции происходит перегруппировка. Профессиональные организации и стачечная борьба вырывают шаг за шагом у контр-революции ломовых и легковых извозчиков, каталей, разносчиков, приказчиков, мясников. Аграрная революция толкает в ряды контр-революции новых земельных собственников. Убыль не уравновешивается притоком. Поэтому контр-революция втягивает в свои ряды менее сознательные элементы армии. «Армия вне политики» — миф. Часть армии идет влево, другая — вправо.

В октябрьские и ноябрьские дни Петербург не видел погрома. Это не значит еще, что центральное правительство считало неудобным в столице, перед лицом иностранных держав, разыграть погром. Не подлежит ни малейшему сомнению, что в Петербурге делались несколько раз погромные попытки. Трепов и сам не постеснялся об этом заявить в своем объявлении 22 октября. И если в Петербурге не было погрома, этому обязаны по преимуществу Совету Рабочих Депутатов.

Отменяя траурную демонстрацию, Совет Рабочих Депутатов не только заклеймил погромное правительство, он поставил своею целью борьбу с погромами и погромщиками. Его резолюция определенно говорит об этом:

«Производимые по всей России полчищами черной сотни при содействии явной и тайной полиции еврейские погромы и избиения рабочих и интеллигенции являются новой формой борьбы с общественными группами, завоевавшими для России свободу а потому Совет Рабочих Депутатов решительно заявляет, что русский пролетариат будет бороться всеми доступными ему средствами со всякими попытками черносотенцев и их вдохновителей путем насилия, убийств, грабежей остановить великое и грозное шествие его к желанной свободе». (№ 4 «Известий Совета Рабочих Депутатов»).

Американские рабочие со своей стороны призывали русский пролетариат к борьбе с погромами.

Резолюция Совета не являлась формально ответом на призыв заатлантических товарищей, так как только в ноябрьские дни Совету косвенным путем, через одного из представителей посольства, стало известно, что президент Федерации всех американских рабочих союзов мистер Гочинс послал гр. Витте для передачи Совету следующую телеграмму:

«В настоящее время, когда весь мир приветствует победу русских рабочих на их пути к свободе, сердца американских рабочих в свою очередь преисполнились радостью за своих далеких собратьев. Но торжество свободы и справедливости не должно омрачаться насилиями и преступлениями, и если русские рабочие поставят также своей целью подавить ужасные погромы, устраиваемые темными силами, то они стяжают себе еще большую благодарность всего культурного мира. Рабочие должны помнить, что жизнь каждого человека, к какой бы национальности он ни принадлежал, должна быть в безопасности, если только рабочие хотят, чтобы завоеванная ими свобода была им в действительности обеспечена. От имени не только трех миллионов организованных рабочих, но и от всех рабочих Соединенных Штатов, я прошу вас, граф, передать эту депешу вашим согражданам, — нашим братьям рабочим».

Гр. Витте в качестве передаточной инстанции имел смелость задержать чужую телеграмму…

Американские граждане не знали, что в России в одинаковой мере занимаются перлюстрацией обывательской корреспонденции сыщики и портсмутские герои.

При первых шагах своей деятельности Совету не только приходилось защищать других, но и защищаться самому.

18-го октября на депутата Совета Хахарева произведено было в присутствии полиции нападение. Громилы нанесли ему несколько колотых ран. И когда Хахарев в состоянии самообороны выстрелил из револьвера в громил, ранив одного из них, тогда полиция его арестовала и отправила в Выборгскую тюрьму. 18-го октября вечером, на углу Садовой улицы и Черпышева переулка «патриоты» произвели нападение на двух членов Исполнительного Комитета. Нападения повторялись ежедневно. Депутатам рискованно было возвращаться безоружными домой из заседаний Совета.

Вопрос о вооружении депутатов стоял в первую очередь. Исполнительный комитет занялся приобретением оружия. Деятельность в этом направлении тормозилась с одной стороны отсутствием денег, с другой — трудностью добывать оружие. Но черносотенные оргии облегчили эту работу. Инстинкт самосохранения был той мощной силой, которая прорвала все полицейские запреты. Во многих магазинах продавались револьверы и маузеры без всяких удостоверений. Владельцы оружейных магазинов открыто заявляли, что не продавать оружия они не могут, иначе толпа ворвется в магазин и силой разберёт оружие. Его приобретали по преимуществу буржуазные элементы для защиты своей жизни и своего имущества. Более чем скромный бюджет рабочего не позволял ему в один прием заплатить в магазине 22 рубля за браунинг или 44 рубля за парабеллум. Рабочие в своих мастерских ковали холодное оружие.

До 29-го октября вопрос о вооружении не носил такой неотложности и остроты для всей рабочей массы. Правда, уже 26-го октября на заседании депутатов городского района детально обсуждается вопрос об организации боевых дружин. Конкретно, однако, эти предложения не воплощаются в жизнь за отсутствием оружия. Партийные дружины также не удовлетворяли этой потребности, так как обнимали самые незначительные кадры рабочих.

С 29 октября картина меняется.

Близость непосредственной опасности, слухи, что черная сотня готовит нападение на рабочих, охватывает широкие массы лихорадочным желанием немедленно иметь в своем распоряжении орудия самозащиты.

29 октября на заводах рабочие спешно изготовляют клинки, пики, металлические плети. По своей инициативе в разных концах города рабочие Путиловского, Семяниковского, Растеряева, Лесснера и других заводов в один день выковывают холодное оружие. Уже вечером 29 октября депутаты на заседаниях Совета* демонстрируют работу дня. Пики, плети, клинки, кастеты… производят внушительное впечатление.

* 9 заседание Совета состоялось в Соляном Городке, при участии 281 делегата от всех районов и 7 профессиональных союзов. К этому времени в Совет Депутатов вступил представитель нарождающегося союза портных.

Самооборона этим не исчерпывается. Рабочие из своего бюджета уделяют деньги на покупку огнестрельного оружия. Путиловский завод собирает на оружие 5.000 р., Семяниковский — 2.000 р.; на Франко-русском заводе рабочие требуют выдачи 1.500 р. из штрафного капитала на вооружение и производят дополнительный сбор. Все заводы и большинство фабрик высказываются за отчисление известного процента на вооружение. Рабочие Сан-Галли и некоторых типографий требуют у предпринимателей вооружения на их счет. Наборщики «Руси», «Сына Отечества» вооружаются владельцами типографий. Работа партий по снабжению оружием рабочих несколько усиливается. Многие рабочие сами узнают те дороги, которые приводят к приобретению оружия. В складчину и по своей инициативе многие запасаются браунингами, Смитами.

Не так давно Одесский генерал-губернатор Карангозов высказал справедливую мысль. В своем обращении к населению Одессы он говорит:

«Пора вспомнить, что каждому гражданину принадлежит право с оружием в руках оборонять от незаконных посягательств не только личную жизнь и имущество, но также и других лиц». («Новое Время», № от 2 августа 1906 г.).

Петербургские рабочие на десять месяцев раньше Карангозова признали за собою это право. Только дула своих револьверов они не направили в ту сторону, куда их призывал Карангозов.

Заваленный текущей работой по организации рабочих масс и проведению забастовок, Совет Рабочих Депутатов в то же время добывал оружие и снабжал им рабочих. За 50 дней своего существования Совету удалось приобрести несколько сот револьверов. После массового локаута за введение 8-ми часового рабочего дня приток денежных средств на вооружение значительно сократился. Деньги шли на поддержание рассчитанных рабочих. Этим, между прочим, объясняется, почему Совет так мало сделал по вооружению рабочих масс.

Если в швейцарском Аппенцеле избиратели народа присутствуют на заседаниях Landsgemeinde перепоясанные мечами, символизируя этим право свободного человека, то рабочие депутаты являлись в Совет вооруженными для защиты самих себя и всего Совета.

Черная сотня угрожала не только отдельным депутатам, готовился разгром всего Совета. 13 ноября штаб квартиры Дубровина рассчитывал произвести нападение на Совет, заседавший в Вольно-Экономическом обществе. Погромная агитация велась настолько открыто, что некоторые служащие Вольно-Экономического общества не решались оставить своих семей в здании Вольно-Экономического общества, т. к. погромная расправа с Советом могла коснуться и их семей.

Исполнительный Комитет, узнав об этом в середине заседания, предложил гостям немедленно покинуть зал заседания.

Во время нападения черной сотни возникшая паника могла вызвать в переполненном зале давку и увечья.

Были расставлены советские патрули, осмотрен двор, прилегающие улицы. И под охраной дружинников продолжалось заседание Совета. Дубровинская армия не обладала достаточной храбростью, чтобы произвести открытое нападение на вооруженных рабочих.

Рабочая самооборона выполняла и общественные функции.

За Невской заставой дружинники Александровского и Семяниковского заводов в течение нескольких недель несли обязанности милиционеров. Патрули дружинников обезопасили движение по ночам в районе Невской заставы (Шлиссельбургский тракт) и охраняли жилища обывателей от нападений и краж.

Когда же по приказу градоначальника на милиционеров была организована охота со стороны полиции и войск, когда милиционеры частью были обезоружены и частью лишены возможности нести охранную службу, — кражи участились, передвижение по ночам стало не безопасным.

Градоначальник в своем извещении умалчивал об этой стороне деятельности рабочей милиции. В «Правительственном Вестнике» «разоружение милиционеров» объяснялось так:

«Рабочие фабрик и заводов, находящихся в районе Шлиссельбургского участка гор. С.-Петербурга, в особенности рабочие Невского судостроительного завода, Александровского механического завода и вагонных мастерских Николаевской железной дороги, начали за последнее время вооружаться револьверами, охотничьими ружьями, кинжалами, ножами и пиками. Из вооруженных таким образом рабочих, число которых по имеющимся сведениям достигает 6.000 человек, выделилась так называемая самооборона или милиция, числом около 300 человек, которые ходят ночью по улицам группами по 10 человек под предлогом охраны мирных жителей; действительная же их цель заключается в охране революционеров от ареста полицией или войсками». («Правительственный Вестник», № от 5 ноября 1905 г.).

Градоначальник своего утверждения не подкрепил ни единым фактом, но он и не мог его подкрепить, т. к. таких фактов не было в действительности.

«Конституционная эра» на первых порах прикрывалась «конституционными ширмами».

«Охрана революционеров от ареста» была такой ширмой, сфабрикованной в канцелярии градоначальства.

Рабочая милиция сорганизовалась на Выборгской стороне и за Московской заставой.

Их деятельность была скромнее, и милиционерам этих районов удалось избежать разоружения.

Охраняя рабочие кварталы, милиционеры не раз несли охрану и в центральной части города. По просьбе редакций рабочая милиция охраняла типографии «Сына Отечества», «Начала» и «Новой Жизни».

Рабочие дружинники составляли главное ядро патрулей, боровшихся с штрейхбрехерами при проведении ноябрьской почтово-телеграфной забастовки.

Скромная деятельность Совета Рабочих Депутатов по вооружению рабочих была предназначена для целей самообороны. Это нисколько не стоит в противоречии с широкой агитационной работой Совета, внедрявшей в сознание рабочих масс, что только путем победоносного вооруженного восстания увенчаются успехом политические требования пролетариата; что только победоносное вооруженное восстание приведет к полному народовластию.

«Конституционная» практика правительства воочию показала всем, что одна стачка не победит окончательно старую власть. Даже страстные поклонники всеобщей политической стачки, как универсального средства борьбы за власть, — приписали к своей формуле «вооруженное восстание». Против силы было одно только средство — сила.

Эта истина нашла даже признание и в рядах мирно настроенных социалистов.

А. В. Пешехонов в октябрьской книжке «Русского Богатства» писал:

«Состав неприятельской армии очень разнообразен: мы в ней видим и профессионального вора, и честолюбивого премьера, и беспорядочную толпу, и дисциплинированное войско. Нельзя, конечно, и думать, что всю ее можно победить только идеей. Со многими её элементами неизбежна борьба на жизнь и на смерть, борьба оружием. В самом деле, что можно сделать словом, если в кабинет писателя врывается казачий офицер и грозит револьвером, замахивается шашкой? Такие случаи уже были, они будут встречаться еще чаще… Настала пора, когда даже приходится писать с револьвером в руках».

Здесь мы встречаем и преувеличенную профессиональную веру в силу идеи, пера, и самооборону в виде «писателя с револьвером в руках», но здесь же находим и признание неизбежности вооруженной борьбы.

Совет Рабочих Депутатов вел широкую агитацию за возможность и неизбежность вооруженного восстания, не подготовляя его в то же время технически и организационно. Под влиянием партий, через партии и при посредстве партий Совет Рабочих Депутатов вел эту работу.

«Революция умов должна была предшествовать революции дел».

Активным участникам Совета были известны политические трюизмы и исторические прецеденты. Они знали, что восстания не фабрикуются по заказу, а возникают стихийно. Необходимо было иметь организованные кадры, которые в определенный момент могли бы взять на себя руководящую роль в восстании.

В этом отношении могли сыграть значение подготовительной школы и дружины самообороны. Силе штыков и пулеметов можно противопоставить с надеждой на успех только штыки и пулеметы, т. е. восстание возможно при переходе части войск на сторону народа и при захвате огнестрельного оружия революционной массой.

Если бесспорно, что «римскими позами и историческими фразами не отвратит штыков», то не менее бесспорно, что револьверами и кастетами не победишь пулеметов и линейных ружей.

Муниципальная революция 1789 г. победила королевских наемников, только захватив ружья в Доме Инвалидов, т. е. технически уравнявшись с королевской армией. А кремневые ружья эпохи французской революции били только на 300 шагов и из них стрелок выпускал пулю, проделав до 12 специальных операций.

Военная техника совершила колоссальный прогресс. Пройдя через игольчатые ружья пруссаков и французское «Шаспо» военная техника пришла к линейным винтовкам, бьющим на 3.000 шагов и заряжающимися с казны, военная техника приобрела пулеметы, блиндированные автомобили…

Надо поистине обладать особым пристрастием к револьверам, чтобы сказать, что,

«В Москве шесть дней браунинги и маузеры выдерживали конкуренцию пулемета, — выдерживали до тех пор, пока не стали вываливаться из уставших рук». (Сборник «Текущий момент», статья «Военная техника и вопрос о милиции», стр. 2).

Автор приведенной цитаты забывает, что в первые дни московского восстания «верные престолу» войска были деморализованы отказом части московского гарнизона расстреливать народ, «верные престолу» войска были парализованы атмосферой общего сочувствия баррикадам.

Совет Рабочих Депутатов не готовил своих револьверов для конкуренции с пулеметами. Они предназначались для самообороны. Но на них не было наложено табу. Они могли сыграть свою скромную роль и в момент восстания.

К этому вопросу мы еще возвратимся в истории ноябрьской стачки.

ѴII. — Восьмичасовой рабочий день.

9 января пролетариата просил.

17 февраля, в комиссии Шидловского, он требовал.

В октябрьские дни, декретировал.

Первым декретом Совета 19 октября было провозглашено осуществление полной свободы печати. С момента прекращения октябрьской стачки вплоть до 2 декабря петербургская печать пользовалась свободой, прерываемой изредка нападением на неё полиции и цензурного комитета.

Подавляющее большинство представителей свободной печати победу относило на свой счет и все, как бы по сговору, замалчивали главного виновника.

«Вы хотите считаться с цензурой, — считайтесь, но мы вам не будем печатать газет и книг».

Эти слова сказали наборщики.

Что это не было пустой угрозой, это подтвердил и г. Гучков на земском ноябрьском съезде. Наборщики отказались печатать манифест г. Гучкова, и он пожаловался съезду:

«Очевидно, новое управление до делам печати разослало всюду циркуляр. Вот вам и свобода печати! Да ведь это — старый режим, только с другого конца! Остается воспользоваться рецептом этого режима: посылать печатать за границу или завести подпольную типографию». (Цитируем по «Праву», № 44 эа 1905 г., стр. 3.624).

В своем «справедливом» гневе г. Гучков был прав: положение бесспорно было безвыходное, если вспомнить, что земцы после 17 октября старались забыть, как они печатались за границей в органе г. Струве. Г. Гучков был прав. Не заводить же кандидату в министры нелегальную типографию или печатать свои программы на гектографах, как революционеры!

Поневоле приходилось подчиниться наборщикам. Это сделало «Новое Время» и «Слово» (правда, лейб-орган октябристов для оправдания перед начальством исходатайствовало у Совета Рабочих Депутатов особое «разрешение» на непосылку очередных номеров в цензуру) и др. органы*.

* Интересующихся всеми перипетиями борьбы за свободу печати отсылаю к статье товарища А. Симановского.

Вторым декретом Совет устанавливает восьмичасовой рабочий день.

Давно еще было сказано «Интернационалом», что «сокращение рабочего времени является тем необходимым условием, без которого все остальные стремления пролетариата к своему освобождению должны окончиться неудачей»*.

* Резолюция Женевского конгресса 1886 г.

И за сокращение рабочего дня международный пролетариат ведет давнишнюю упорную и страстную борьбу, полную захватывающего драматизма.

Формы пролетарской борьбы до самого последнего времени сводились к стачке, внепарламентскому давлению и парламентской трибуне. Законодательное ограничение рабочего дня являлось итогом всех этих влияний.

Новое время создало и новые формы борьбы за сокращение рабочего дня.

На двух противоположных концах Европы, в различных социально-политических условиях, пролетариат пытается ограничить длину рабочего дня захватным путем.

Как во Франции, так и в России рабочие по истечении восьми часов работы оставляют заводы, фабрики, мастерские.

Рабочие не спрашивают хозяйского разрешения, рабочие не ждут законодательной санкции.

Исторически эта идея возникает раньше в среде французского синдикализма*. Конкретно эта идея раньше реализуется в России.

* Резолюция о введении захватным путем 8-мичасового рабочего дня принята на Буржском конгрессе Confederation Generale du Travail. (Этот конгресс проходил в 1904 г. в городе Bourges — И-R).

Французский синдикализм чурается всякого государства, отрицает пользу всякого государственного вмешательства в отношения между трудом и капиталом. Синдикализм проповедует борьбу помимо государства. «Action directe» является главной и единственной формой синдикальной борьбы. Введение восьмичасового рабочего дня «захватным» путем было одним из видов «Action directe».

Русское рабочее движение также вводило «захватным» путем восьмичасовой рабочий день. Но русское рабочее движение принципиально признавало, что через государство и посредством государства может быть разрешен социальный вопрос. Захват политической власти являлся основным требованием пролетарской программы. Если рабочий класс не обращался к старой власти о сокращении рабочего времени, то потому, что полицейско-самодержавное государство по самому своему существу не могло разрешить рабочего вопроса. Прошлое служило тому порукой. Новой государственной власти, где бы был представлен пролетариат, не было. Пролетариат применял «захватное» право, революционный путь.

«Захватное» право окрашивает все содержание пролетарской борьбы за 1905 г. Право стачек, право собраний, свобода слова — были завоеваны «захватным» путем. Факт отменял право.

Прежние нормы вымирали. Нельзя было к миллионам людей применить уголовное уложение 1845 г. за участие в стачках. Нельзя было применять к сотням тысяч людей Устав о предупреждении и пресечении преступлений, карающий за участие «в скопе».

Бесспорно, что в октябрьскую стачку победил рабочий, хотя самодержавие не уплатило ему контрибуции. Под непосредственным впечатлением этой победы у рабочих воскресает со всей своей яркостью страстное и не умирающее желание о лучшей доле.

И мостом к этой лучшей доле служит сокращение рабочего дня.

Одни сознательно, другие стихийно выдвигают в первую очередь сокращение рабочего дня. Если сознательные рабочие видят в сокращении рабочего дня культурно-политические последствия, то для несознательных выпукло выдвигается физически-экономическая сторона. Для них сокращение рабочего дня означает: больше отдыха и больше здоровья, меньше безработицы и тем самым больше заработка.

Иллюстрирую примерами, взятыми из письменных отчетов депутатов*. Текстильная фабрика Максвеля. Рабочий день 1112 часов для дневной смены и 10-ти часовой рабочий день для ночной смены.

* На заседании Совета депутаты вручали секретариату особые доклады, рисующие положение на заводах и фабриках. Из этих материалов составлялись краткие отчеты, оглашавшиеся на заседаниях Совета. Цитируемый документ не приобщен к Архиву Совета.

После октябрьской стачки, — пишет депутат, — у наших рабочих дух поднялся, и растерялись было фабриканты. Надо было, чтобы лучше нам жилось. Мы потребовали сокращения рабочего дня, увеличения расценок, гигиенических условий на фабрике и общежитии; затем требовали ремесленную школу для обоих полов».

Текстильная фабрика Паля. Продолжительность рабочего дня та же, что и у Максвеля.

«После октябрьской стачки, — пишет депутат этой фабрики, — надо было уменьшить рабочий день, чтобы легче нам было. Мы заявили хозяину о 9-ти часовом рабочем дне. А хозяин ответил: «и 10 часов не дам». Тогда рабочие говорят: «не хотите 9 часов, будем только 8 работать». (Архив Совета).

Здесь мы видим стихийное порывание к сокращению рабочего дня.

Иначе ставится вопрос на передовых заводах Невского района: Обуховском, Александровском и Семяниковском (Невском судостроительном).

Рабочий день на первых двух заводах — девятичасовой, на Семяниковском — десятичасовой.

Если говорить о сокращении рабочего дня на этих заводах, то надо перейти к заветному желанию международного пролетариата. Надо ввести восьмичасовой рабочий день. Ведь об этом говорит программа-минимум, под этим лозунгом шла вся история рабочего движения. Об этом твердили тысячи прокламаций, проходивших через руки рабочих.

Правда, в них восьмичасовой рабочий день был лозунгом возможностью. Но проповедь его глубоко запала в психику рабочего, резко врезалась в его сознание.

Восьмичасовой рабочий день занимал центральное место наряду с Учредительным Собранием и в петиции рабочих 9-го января.

Октябрьские впечатления не улеглись, и под свежим их впечатлением пролетариат переоценивает свои силы. Ему страстно хочется возможность превратить в действительность, и она на миг превращается.

26 октября советские депутаты Невского района (большинство их составляют депутаты Обуховского, Александровского и Семяниковского заводов) решают ввести революционным путем восьмичасовой рабочий день в ближайшие дни. Депутаты своим постановлением обгоняют массу, но масса скоро догоняет депутатов. Уже 27 октября на митинге Обуховского завода рабочие санкционируют решение депутатов и вводят с 28 октября восьмичасовой рабочий день. Семяниковский и Александровский заводы работают 8 часов.

Идея немедленного введения восьмичасового рабочего дня самостоятельно выдвигается в один и тот же день (27 октября) в другой части петербургского пролетариата на заводах: Нобеля, Растеряева, Лесснера. Это передовые заводы Выборгского района. На них рабочий день — девяти и десятичасовой.

Оба течения сливаются в Совете.

Стихийное и неопределенное течение текстильщиков о сокращении вообще рабочего времени принимает определенные формы под влиянием рабочих металлического производства.

На очередном заседании Совета 29 октября депутаты Невского района (Обуховского, Александровского и Семяниковского заводов) сообщают о введении на их заводах восьмичасового рабочего дня революционным путем. Сообщения встречаются шумными аплодисментами.

Революционный путь завоевал свободу стачек, собраний, свободу слова. Почему этим путем не завоевать восьмичасовой рабочий день?

Без прений, без обсуждения этого вопроса в Исполнительном Комитете, Совет принимает резолюцию о восьмичасовом рабочем дне par acclamation. Только делегат Орудийного завода заявляет, что введение восьмичасового рабочего дня не может быть делом рук одного петербургского пролетариата. Но под влиянием общего настроения он спешит заявить, что раз Совет Рабочих Депутатов постановил, то и на их заводе будет проведен восьмичасовой рабочий день. Депутаты Сестрорецкого, Путиловского и Ижорских заводов заявляют, что они присоединяются к резолюции, но в ближайшее время на их заводах, ввиду исключительных условий, не может проводиться восьмичасовой рабочий день. Кто-то из депутатов в задних рядах кричит: «не кончили с абсолютизмом, а начинаете с капиталистами борьбу». Замечание тонет в атмосфере общего подъема. На него никто не обращает внимания.

29 октября ночью Совет декретировал введение восьмичасового рабочего дня. Декрет приводится в исполнение с 31 октября, т. е. через сутки.

В резолюции говорилось:

«Совет Рабочих Депутатов приветствует тех товарищей, которые революционным путем ввели у себя на заводах восьмичасовой рабочий день.

Совет Рабочих Депутатов считает, что повсеместное введение восьмичасового рабочего дня требует соответственного увеличения расценок, дабы заработная плата осталась по меньшей мере на прежнем уровне.

Совет Рабочих Депутатов постановил: всем отставшим заводам и фабрикам с 31 октября примкнуть к борьбе за восьмичасовой рабочий день, вводя его на всех заводах и фабриках революционным путем. Взаимная поддержка рабочих всех районов будет залогом общего постановления Совета».

В приведенной резолюции есть две характерные особенности, которые я и хочу оттенить.

Первая. Совет «требует повышения расценок, дабы заработная плата осталась, по крайней мере, на прежнем уровне». Говоря другими словами. Совет констатирует, что производительность труда не возрастает всегда пропорционально совращению рабочего дня, что при сдельной плате приводит к уменьшению заработка рабочего. Против этого положения нисколько не говорит и приводимый Геркнером в его «Рабочем вопросе» опыт на Богемском железоделательном заводе. Рабочие этого завода при восьмичасовом труде закатывали не меньше, чем при 12-ти часовой работе, хотя расценки и не были повышены.

Есть производства, где ход машин настолько автоматичен, что рабочий бессилен значительно повысить производительность своего труда, как бы он его ни интенсировал. Таково отчасти текстильное производство. В этой отрасли промышленности рабочие при всяком сокращении рабочего дня настойчиво добиваются и повышения расценок.

Любопытно, что рабочие эту сторону вопроса постигли совершеннее многих ученых экономистов. В сентябрьскую московскую забастовку хозяева типографий соглашались ввести 9-ти часовой рабочий день; рабочие требовали восьмичасового. Во время переговоров у градоначальника один из хозяев спросил у рабочих депутатов: «Дадите ли вы нам подписку, что в течение 8 часов будете столько-же вырабатывать, сколько и в 9 часов? Тогда мы вам уступим».

Рабочие отвечали: «Если бы в 8 часов можно было столько же выработать, сколько в 9 или 10 часов, тогда вопрос о сокращении рабочего дня потерял бы свою экономическую остроту».

Вторая особенность. В своей резолюции 29 октября Совет Рабочих Депутатов предлагает рабочим приступить к введению восьмичасового рабочего дня с 31 октября. На подготовительную агитацию Совет Рабочих Депутатов не дает совсем времени.

В то время, как французский синдикализм в течение 112 года* вел самую широкую агитацию в рабочей среде для проведения в жизнь резолюции Буржского конгресса, Совет Рабочих Депутатов через одни сутки считает возможным приступить к фактическому осуществлению восьмичасового рабочего дня.

* Введение восьмичасового рабочего дня было принято на Буржском конгрессе 1904 г., осуществление его началось с 1 мая 1906 г.

В этом Совет не ошибся. Резолюция Совета только шла навстречу страстному желанию всей рабочей массы, а для Невского района только санкционировала fait accompli.

Восьми-часовой рабочий день вводится.

Депутаты Московского района в своих сообщениях Совету говорят:

«В понедельник, 31-го октября, все заводы данного района, согласно постановлению Совета, отработав 8 часов, оставили мастерские и с красными знаменами и пением Марсельезы вышли на улицы. Манифестанты по пути снимали продолжавшие работать мелкие заведения». (№ 5 «Известий Совета Рабочих Депутатов»).

На Выборгской стороне с 31-го октября восьмичасовой рабочий день вводится рабочими на заводах: Нобеля, Лесснера, Растеряева.

На Петербургской Стороне на заводах: Гейслера, Лангензипена.

На Васильевском острове на заводах: Балтийском, Посселя, Трубочном.

В городском районе: на Франко-русском заводе, Гребном порте, Новом Адмиралтействе, Галерном островке, Орудийном заводе, Варшавских мастерских, электрических станциях, на заводе товарищества «Свет».

За Нарвской заставой — на заводе Александрова.

Первого ноября движение захватывает почти все заводы и многие крупные фабрики.

На резвоостровской мануфактуре Воронина хозяин соглашается на введение восьмичасового рабочего дня и даже повышает расценки. Повышение оказывается фиктивным, так как значительно повышены те сорта, которые вырабатываются на фабрике в самом ограниченном количестве.

Расценка массового товара повышена от 12 до 1%. Месячный заработок рабочих при такой расценке и восьмичасовом рабочем дне значительно сокращается. Но рабочие геройски решают проводить восьмичасовой рабочий день. «Мы от него тогда откажемся, если нам не удастся повысить расценки и если на нашу плату нельзя будет окончательно жить», — говорит депутат резвоостровской мануфактуры.

Мелкие мастерские и фабрики не отстают от крупных предприятий. Восьмичасовой рабочий день вводят рабочие зеркальных производств на всех стеклянных заводах Петербурга.

Рабочие столярно-мебельной мастерской Клейна уведомляют Совет, что они «с 1-го ноября постановили работать только 8 часов, примкнув ко всем петербургским рабочим в борьбе за восьмичасовой рабочий день, до введения его законодательным порядком». (№ 5 «Известий Совета Рабочих Депутатов»). Рабочие шлиссельбургских фабрик запрашивают по телеграфу Совет: «сколько рабочих часов нужно работать на означенных фабриках с сегодняшнего дня». (Архив Совета).

На крупных заводах, представленных в Совете, восьмичасовой рабочий день не вводился только на Путиловском, Сестрорецком и Ижорских заводах. Профессиональный Союз рабочих печатного дела отложил введение восьми-часового рабочего дня до обсуждения его на собраниях выборных от типографий.

Ноябрьская стачка, приостановив работы на заводах и фабриках, тем самым прекратила дальнейшее введение восьмичасового рабочего дня.

При ликвидации ноябрьской стачки вопрос о восьмичасовом рабочем дне встанет во всей своей остроте.

VIII — Ноябрьская стачка.

26 октября вспыхнуло военное восстание в Кронштадте.

27 октября восстание слилось с хулиганскими погромами.

28 октября «доблестные войска» победили восставших.

Готовилась правительственная расправа.

Чухнин был прав, телеграфируя в Петербург: «военная буря подавлена, революционная нет».

Его слова в одинаковой мере были приложимы к Севастополю, Кронштадту, ко всей России. И если центральное правительство медлило признаться в этом, то петербургский пролетариат ускорил это признание.

Петербургские рабочие сказали: «дело матросов, есть дело рабочих».

Если в прошлом рабочие выступали с активным протестом против всякого насилия, к кому бы оно не применялось*, демонстрируя на фактах слова Лассаля: «дело рабочих есть действительно дело всего человечества, его свобода есть свобода самого человечества», то в ноябрьские дни выступление рабочих преследовало специальные цели — связать революционную армию и флот с революционным пролетариатом.

* Как на один из примеров укажу на «тихорецкий бунт» рабочих в ответ на изнасилование и отравление Золотовой агентами правительственной власти.

Для тех, кто желал победы революции, с очевидной ясностью общим ходом вещей выдвигался вопрос о разоружении самодержавия и вооружении революции.

В борьбе со всей страной небольшая клика опиралась на штыки, она заливала кровью революцию.

Правда, не все войска были надежны, все не совсем были надежны, но лучше и такие войска для самодержавия, чем никаких.

Требование рабочих и всей революционной массы о распущении войск и создании милиции равносильно было для самодержавия полному самоупразднению. Самодержавие не думало распускать армию, так как не хотело собственноручно подписывать свой приговор.

Дальнейший ход революции был обусловлен тем, какую позицию займут войска. Будут ли они с народом или против народа?

Прошлые революции имели против себя королевские армии наемников. Всеобщая воинская повинность создала народную армию. Как бы ни развращали солдат, сколько бы их ни дурачили легендами о внутреннем враге, какие бы препоны и брандмауэры не отделяли казарм от улиц, армия, сколок всего народа, не может не переиспытывать на себе общего народного движения.

Уроки последней войны чувствительнее воспринимались в казармах, чем на улице, и углубляли общее, недовольство армии.

Специальные причины, как несение охранной службы на заводах и фабриках, придавали этому недовольству определенные формы и втягивали в политическую борьбу армию.

Выставляя против рабочих и для защиты капиталистов войска, правительство сближало армию с пролетариатом.

На основании личных наблюдений в Петербурге, могу утверждать, что последствия этого сближения были невыгодны для правительства.

Почти на всех заводах и фабриках Петербурга рабочие старательно собирали для солдат в специальные ящики (наподобие почтовых) газеты, листки, прокламации. В так называемых заводских «уборных» солдаты читали эту литературу, рабочие комментировали ее солдатам.

Вес это подготовляло почву для широкой революционной агитации в армии. Агитаторами являлись не только лица со стороны, ими были также сами военные, а с такой агитацией бороться трудно, она неуловима, она гнездится в казармах и на судах.

Пролетариат должен был осязательно показать, что, призывая армию на свою сторону, он борется и за революционную армию, что освобождение народа в союзе с армией будет полным освобождением самой армии.

Петербургский пролетариат это показал, заявив: «дело матросов, есть дело рабочих».

Правда, не сразу была выдвинута подобная постановка вопроса при обсуждении кронштадтских событий на отдельных заводах и фабриках.

Незначительные круги рабочих в своих резолюциях выражали только протест против предания побежденных матросов военно-полевым судам.

Рабочие повторяли историю интеллигентских протестов.

Так, рабочие и служащие калильного завода Тильман и Кº на страницах «Новой Жизни» заявляли:

«Военно-полевые суды готовы занести свою руку на голову сотен матросов, виновных в том, что не могли вынести поругания человеческого достоинства и гнета начальства, развращенного отживающим режимом. Смертная казнь нависла над сотнями матросов Кронштадта, бесцеремонными притеснениями и оскорблениями доведенных до отчаяния. А теперь этих несчастных матросов желают судить при закрытых дверях без всяких гарантий. Мы заявляем, что смотрим на подобный суд не как на суд, а как на бойню. Мы протестуем против всякого пролития крови. Мы глубоко убеждены, что гражданский суд, суд гласный, найдет в действиях матросов только протест против невыносимого гнета, бесправия и насилия, а это — протест всего русского общества. Долой военные суды! Долой смертную казнь!»

Аналогичную резолюцию вынесли рабочие Патронного завода.

Рабочие завода Пульмана требуют от правительства освобождения побежденных матросов, угрожая в противном случае стачкой.

Рабочие Семяниковского завода протестуют против предания матросов военно-полевому суду, против смертной казни. Рабочие заявляют, что свой протест поддержат активными мерами, поручая формы протеста выработать Совету Рабочих Депутатов. Резолюция семяниковцев гласила:

«Мы, рабочие Семяниковского завода, собравшись на митинг 1 ноября, глубоко возмущенные отношением правительства к восставшим в Кронштадте матросам, выражаем самый решительный протест против применения военного суда и смертной казни и требуем гласного расследования кронштадтских событий. Мы считаем несовместимым с лживым заявлением правительства введение военного положения в Польше, Мы готовы активно поддержать свой протест, общие формы которого предлагаем выработать Совету Рабочих Депутатов».

Рабочие завода Лесснера не только протестуют против комедии военно-полевого суда, они призывают армию и флот перейти на сторону рабочих для борьбы с самодержавным правительством! за полное народовластие. В своей резолюции рабочие Лесснера говорили:

«Считая кронштадтское восстание событием колоссальной важности и значения, как грозный призрак скорой и неминуемой смерти самодержавия, которое лишается своего последнего оплота войска, мы рабочие завода Лесснера горячо приветствуем товарищей — борцов, энергично протестуем против комедии военного суда над ними и грозящей им смертной казни и заявляем, что готовы активно поддержать свой протест по первому призыву наших социал-демократических организаций. Напоминаем другим войскам что они наши братья и что правильно понятые ими их интересы и идеалы являются и нашими интересами и идеалами; мы зовем их вместе с нами бороться против самодержавного правительства за полное народовластие и народную милицию под красным знаменем Российской Социал-демократической Рабочей Партии».

Рабочие Орудийного завода требуют от правительства отмены кровавой расправы. «В противном случае, — заявляют они, — мы готовы на все».

Рабочие патроно-механического завода Барановского заявляют, что «они примут под руководством Совета Рабочих Депутатов все меры для противодействия зверскому приговору».

Рабочие Балтийского завода при обсуждении вопроса о введении восьмичасового дня говорили: «какие там экономические требования, когда столько народу расстреливают. Мы должны постоять за матросов».

На митингах рабочих Петербургской Стороны 30-го октября раздавались голоса: «Мы не дадим матросов под расстрел. За них следует бастовать». Такие заявления участники митингов встречали горячими рукоплесканиями.

Депутаты Выборгского района на заседании 31-го октября вынесли следующее постановление:

«Восставшие матросы — наши сотоварищи и соратники в борьбе за наше общее дело. Мы с радостью приветствуем их, как своих братьев-борцов. Мы протестуем против намеченных правительством кассовых казней и от имени избравших нас заводов заявляем свою готовность поддержать свой протест политической забастовкой и демонстрациями. Мы постановляем устроить завтрашний день митинги протеста на всех заводах и фабриках. Мы решительным образом требуем отмены военных судов, смертной казни, постоянной армии, при которой, если она будет существовать, неизбежны дикие расправы над солдатами в целях поддержания дисциплины. Мы требуем всеобщего вооружения народа. Мы предлагаем экстренно собраться Совету Рабочих Депутатов, которому заявляем наше мнение о необходимости устройства политической забастовки и демонстраций; окончательное же решение формы протеста предлагаем на усмотрение Совета Рабочих Депутатов».

Настроение всей рабочей массы определило возникновение ноябрьской стачки.

Депутаты Выборгского и Невского районов 31-го октября внесли в Исполнительный Комитет предложение о немедленном созвании экстренного собрания Совета.

1-го ноября почти во всех петербургских газетах было помещено следующее извещение Исполнительного Комитета: «1-го ноября, в 8 часов вечера состоится в Соляном Городке экстренное собрание Совета Рабочих Депутатов по поводу кронштадтских событий».


Десятое заседание Совета* открылось сообщениями делегатов Царства Польского**.

* На этом заседании присутствовали депутаты всех городских районов, шести профессиональных союзов, представитель железнодорожного союза я депутаты Сестрорецкого и Ижорских заводов.
** Подробности см. в статье товарища С. Введенского.

Центральное место занимают события в Кронштадте. Очевидцы и представители партий рисуют развитие кронштадтского восстания, отмечая попутно агитационную роль социалистических партий в среде войск.

Опуская фактическую часть сообщений, отмечу лишь два момента.

Сознательная часть матросов удерживала революционно-взбудораженную массу от преждевременного выступления. Но бывают моменты, когда из рядов учеников раздается клич: «les officiers, en avant!». До сих пор вы учили, теперь ведите! Это повторилось в Кронштадте. На призыв сознательной части, несознательные матросы отвечали: «Ага, теперь вы уже назад идете, когда дошло до дела, а раньше сами же нам листки давали и говорили совсем другое. Если не пойдете с нами, мы вас заколем».

И сознательные пошли под расстрел.

«Все движение в Кронштадте вспыхнуло так неожиданно, что охватить его и направить не было никакой возможности. Между тем хулиганы, организованные Иоанном Кронштадтским и его богородицами вместе с переодетой полицией, открыли разгром винных лавок».

Начался обыкновенный погром.

Перепившиеся несознательные матросы слились с хулиганами.

Каковы бы ни были отдельные темные стороны кронштадтского восстания, — восстание в начале, в целом, было направлено против правительства. Оно было революционным выступлением армии, и пролетариат обязан был связать армию с делом рабочих, раз он ставил своей задачей вооружение революции.

Резолюции многих заводов и целых районов определенно ответили, как смотрит пролетариат на кронштадтские события.

Для Совета, как и для всей рабочей массы, не существовало вопроса: надо ли протестовать против массовых «законных» убийств?

Оставался другой вопрос: как протестовать, в какой форме?

И на этот вопрос большинство заводов ответило — стачкой.

«У нас нет оружия. Мы не можем открыто выступить на улицу для защиты матросов. Но мы и не можем протестовать бумажными резолюциями, как делает Союз Союзов. Остается одно испытанное средство: могуче скрестить на груди руки. Мы должны объявить всеобщую стачку».

Так говорил один из членов Исполнительного Комитета на заседании Совета.

Другой депутат осветил значение стачки:

«Если мы отнимем товарищей-матросов у самодержавия и спасем их от смерти, то мы тем самым приготовим смерть самому самодержавию. Своей защитой мы приобретем себе друзей среди войска».

Депутаты один за другим рисуют настроение своих избирателей.

Депутат Орудийного завода передает, что рабочие единодушно высказались за забастовку. Они готовы на все, чтобы защитить товарищей-матросов. Они призывают всех рабочих, всех граждан поддержать забастовку.

Депутат Александровского завода сообщает, что рабочие ждут с нетерпением постановления Совета Рабочих Депутатов. Рабочие будут бастовать.

Балтийский, Франко-русский завод, Выборгский район, Московский район, Петербургская Сторона, Невский, Василеостровский, печатники, конторщики, Союз мастеров и техников заявляют от имени своих избирателей, что забастовка пройдет.

Только депутат металлического завода Растеряева высказывается против забастовки. Его аргументация:

«Мы не окончили еще борьбы за восьми-часовой рабочий день; новая забастовка разобьет наши силы, она не желательна. Наша резолюция — отмена смертной казни, военного положения, военного суда. Наш протест должен быть в форме митингов, демонстраций. Но как люди партийные, мы подчинимся решению Федеративного Комитета и Совета Рабочих Депутатов».

Депутаты Путиловского завода заявляют, что их завод присоединится к забастовке, если будут бастовать остальные районы.

Сомнение в возможности проведения во всех своих предприятиях забастовки высказывают: часовщики, фармацевты, портные.

Депутаты приказчиков говорят, что у них забастовка не пройдет.

Представители железнодорожного союза сообщают Совету, что Балтийская и С.-Петербурго-Варшавская жел. дор. примкнут к забастовке. Относительно Николаевской жел. дор. ничего определенного сказать нельзя.

Исполнительный Комитет, после совещания, единогласно (против стачки и резолюции не возражают и представители партии) принимает следующую резолюцию:

«1) Правительство продолжает шагать по трупам, оно предает полевому суду смелых кронштадтских солдат армии и флота, восставших на защиту своих прав и народной свободы. Оно закинуло на шею угнетенной Польши петлю военного положения.

«2) Совет Рабочих Депутатов призывает революционный пролетариат Петербурга, посредством общей политической забастовки, уже доказавшей свою грозную силу, и посредством общих митингов протеста проявить свою братскую солидарность с революционными солдатами Кронштадта и революционными пролетариями Польши. Завтра, 2-го ноября, в 12 часов дня, рабочие Петербурга прекращают работы с лозунгами:

«1. Долой полевые суды!

«2. Долой смертную казнь!

«3. Долой военное положение в Польше и во всей России!»

Резолюция принимается подавляющим большинством депутатов при нескольких воздержавшихся, с следующим добавлением: «стачка распространяется и на газеты. За исключением «Известий Совета Рабочих Депутатов» ни одна газета не выходит».

Интересно отметить, что один из депутатов, говоривший против стачки, голосовал за стачку. Когда его спросили, почему он так голосует, он ответил, что его избиратели высказались за стачку и поручили ему голосовать за нее.

По инициативе отдельных членов Исполнительного Комитета возбуждается вопрос о посылке депутации к Витте с извещением, что рабочие объявили всеобщую стачку, требуя отмены смертной казни, военно-полевых судов, военного положения.

Инициаторы этого предложения говорят: «На матросов направлены уже дула ружей. Надо предупредить катастрофу. Быть может, сегодня утром восставшие матросы будут расстреляны».

— «Граф Витте прочтет нашу резолюцию сегодня в газетах. Наша стачка скажет правительству, чего мы требуем и во имя чего мы боремся. Пролетариат опять становится на скользкий путь, посылая свои депутации к правительству», — возражают другие члены Исполнительного Комитета и представители партий.

Большинство депутатов отвергает предложение.

Перед закрытием собрания Совет Рабочих Депутатов принимает текст воззвания к войскам:

«Солдаты Петербургского гарнизона! Совет Рабочих Депутатов объявил с 2-го ноября политическую забастовку. Наше требование: освободить немедленно кронштадтских матросов и солдат от военно-полевого суда и смертной казни. Солдаты и матросы! Рабочие поднимаются за своих братьев, которых хочет замучить правительство. Подадим же друг другу руки и спасем наших братьев-матросов, которым грозить смерть!».


Объявленная Советом Рабочих Депутатов стачка началась с 12 часов 2-го ноября.

В первый день забастовали все крупные заводы и многие фабрики.

По отчетам депутатов картина нарастания стачки представлялась в следующем виде:

За Московской заставой с утра начались митинги. С 10 часов рабочие стали покидать мастерские.

На заводе «Артур Коппель» трехтысячный митинг с красными знаменами и пением Марсельезы продефилировал по улицам.

На заводе Озолинга рабочие, по постановлению Совета, прекратили работы в 12 часов.

На заводе Пинтша рабочие хотели забастовать в 12 часов дня. Но пришли рабочие других заводов и просили прекратить работы. Завод забастовал на неопределенное время до постановления Совета.

Все заводы и фабрики Московской заставы решили продолжать стачку до «распоряжения» Совета.

Второго ноября до 12 часов дня забастовали Семяниковский, Александровский и Обуховский заводы, фабрики Паля и Максвеля, заводы: Нобеля, Лесснера, Растеряева, Балтийский, Путиловский, Франко-русский, Порт, Бельгийское общество и т. д.

Все эти предприятия ставят прекращение забастовки в зависимость от решения Совета.

В дальнейшем изложении я буду указывать только те фабрики, мелкие заводы и мастерские, которые, примыкая к забастовке, избирали впервые депутатов в Совет.

В отраслях мелкой и средней фабрично-заводской промышленности забастовка возникла 3-го ноября.

В этот день забастовала альбомная фабрика Бекман. Были избраны депутаты в Совет.

Фортепианная фабрика Шредера, выбирая 3-го ноября депутатов в Совет, приняла следующую резолюцию:

«Мы не верим куцей конституции Витте. Мы не верим ложным уверениям либералов: капиталистов, фабрикантов, помещиков и разжиревшим интеллигентам. Мы видим пока только тысячи трупов, тысячи избитых и израненных, видим потоки невинной крови, слышим стоны узников в казематах. И мы продолжаем нашу борьбу за немедленное улучшение нашего положения, за передачу всей земли в руки трудящихся, за свободу личности и полное народовластие. И к этой борьбе зовем мы наших братьев — трудовое крестьянство. Дайте хлеба рабочим! Дайте землю крестьянам! Дайте волю народу! Долой самодержавие! Товарищам матросам и солдатам, поднявшим знамя свободы, выражаем наше сочувствие, шлем сердечный привет и клянемся нашим счастьем, счастьем нашей родины, что ни единая капля крови наших товарищей не останется неотомщенной».

На фабрике Гука и Лаферм рабочие прекратили 3 ноября работы и избрали депутата в Совет. В их резолюции говорилось:

«…правительство, залив всю Россию морем крови, натравив черные сотни против тех из нас, кто добивается свободной жизни, объявило многие города на военном положении и приговорило к смертной казни несколько сот матросов и солдат, восставших за лучшую жизнь, за свободу. Мы протестуем против этого и, объявляя политическую забастовку, требуем отмены военного положения по всей России и отмены смертного приговора над матросами и солдатами в Кронштадте. Мы требуем народной милиции. Мы заявляем, что будем бороться с правительством до полной победы над ним. Мы будем бороться в рядах революционного пролетариата под знаменем Российской Социал-демократической Рабочей Партии».

На заводе Однера:

«Мы — рабочие, собравшись на митинге и обсудив положение наших польских и кронштадтских товарищей, стонущих под гнетом предательской политики временщика Витте, выражаем ему полное свое презрение и вместе с этим готовность отстаивать до крайней возможности рабочее счастье под флагом Р. С.-Д. Р. П. до тех пор, пока Совет Рабочих Депутатов не объявит о прекращении забастовки».

На Васильевском Острове рабочие Трубочного завода, табачной фабрики Лаферм и завода Посселя, примкнув в забастовке, закрывали винные лавки.

Дойдя до табачной фабрики «Режи», манифестанты прошли во двор, устроили митинг. Табачная фабрика «Режи» забастовала и избрала депутата в Совет.

Рабочие Балтийского завода, командированные на крейсер «Дон», уведомили Совет, что они забастовали в виде протеста против расстрела матросов.

Архивы Совета содержат массу любопытных документов, рисующих участие мелких предприятий в ноябрьскую стачку.

Примыкая к стачке, рабочие этих предприятий посылали своих депутатов в Совет. Факт избрания удостоверялся подписями рабочих. Удостоверения во многих случаях выдавались на фабричных бланках за скрепой фабричной администрации. Для характеристики размеров ноябрьской стачки позволю себе привести ряд этих любопытных документов.

«Мы, нижеподписавшиеся, рабочие чугунно-литейного и механического завода Паль, что на Таракановке, даем сию подписку в том, что выбрали из своей среды депутатом NN для присутствия в Совете и ведения всех заводских нужд и требований. К стачке присоединились».

«Мы, нижеподписавшиеся, рабочие художественно-слесарного заведения Вебера, удостоверяем, что нами избран депутат NN и просим его принять в Совет Рабочих Депутатов. Мы забастовали».

«Мы нижеподписавшиеся рабочие С.-Петербургской оружейной и механической фабрики Пиаф выбрали депутата в Совет NN, что свидетельствуем настоящим бланком. Забастовка идет».

«Мы рабочие картонажной фабрики «Прогресс» заявляем Совету, что депутатом избрали NN и если его арестуют, то мы отдаем в его пользу по 10 коп. с человека, а если удалять с фабрики, то ответим на это забастовкой. К политической стачке присоединились».

«Мы рабочие Невской фабрики обоев Лихачева избрали 3 ноября депутатом NN. Мы забастовали. Хозяин фабрики ответил нам, что во время стачки платить не будет, а что деньги мы можем получить из стачечного фонда Совета, куда им внесена плата»*.

* В действительности, указанный фабрикант не вносил денег в стачечный фонд.

Рабочие столярной мастерской Майера прислали в Совет через своего выборного заявление: «Мы не только сами забастовали, но снимаем с работ в других мастерских».

Аналогичные удостоверения, рисующие картину развития ноябрьской стачки и отношение рабочих к Совету, были составлены рабочими: фабрики белья Олаф, фабрики Преловского, канатной фабрики «Нева», заводов Петрова, Бейера, Екатерингофской бумагопрядильни, Российской бумагопрядильной мануфактуры и др.


Чисто пролетарская стачка была всеобщей в Петербурге.

В ноябрьскую стачку Совету не приходилось уделять времени для привлечения небастующих рабочих к стачечному движению. Рабочие все бастовали.

Не бастовали: почта и телеграф, извозчики, конно-железные дороги, не бастовало большинство приказчиков.

На одиннадцатом заседании Совета*, 2 ноября, ставится вопрос о привлечении к стачке этих категорий рабочих и служащих.

* Заседание происходило в Соляном Городке.

Совет поручил Исполнительному Комитету войти в сношения с Петербургским отделением всероссийского почтово-телеграфного союза для проведения стачки на почте и телеграфе.

И в тот момент, когда было принято это постановление, в Совет поступило обращение от почтальонов: «Г.г. Делегаты! Пожалуйста, поскорее помогите бедным почтальонам. Сделайте только забастовку разборочного отдела С.П.Б. почтамта; их всего 30 человек, разбирающих письма. Если этот отдел будет остановлен, то почтамт будет бездействовать. Примите нас, рабочий народ!».

Несмотря на страстное желание незначительных групп почтово-телеграфных служащих, забастовки на почте и телеграфе не было. «Рабочий народ» им не мог помочь.

Петербургское отделение почтово-телеграфного союза в Петербурге в ноябрьскую стачку только формировалось. На очереди стоял вопрос о всероссийском съезде делегатов всего почтово-телеграфного мира. Чисто свои профессиональные интересы говорили против стачки, так как участие в стачке могло разбить зарождающуюся организацию. Да и в глубине души почтово-телеграфный союз в это время надеялся добиться легализации от правительства и удовлетворения неотложных профессиональных нужд путем переговоров с правительством.

Петербургское отделение почтово-телеграфного союза не могло своими силами провести стачку, но состав его в это время и не хотел переходить на революционный путь.

Рабочие извне не могли приостановить работ на почте и телеграфе. Войска и пулеметы охраняли их.

Почта и телеграф работали.

На извозчиков Совет рекомендовал воздействовать только «мерами убеждения», так как применение насилия могло их толкнуть в ряды черносотенцев.

С этой целью Советом было выпущено следующее воззвание к извозчикам:

«Товарищи-извозчики! Все рабочие Петербурга забастовали! Они требуют освобождения наших кронштадтских братьев-матросов и солдат, восставших против злодеев начальства, отмены военных судов, военного положения и смертной казни. Присоединитесь к нам и вы, товарищи! Пусть не появится ни один экипаж на улице! Примыкайте к забастовке, товарищи-извозчики! Совет Рабочих депутатов».

Воззвание это раздавалось на постоялых дворах, стоянках извозчиков и в других местах. При отсутствии профессиональной организации воззвание, конечно, не могло сыграть значительной роли.

Извозчики несли свою службу. Только в рабочих кварталах прекратилось движение извозчиков. Извозчики боялись насилий со стороны рабочих.

Конные железные дороги на призыв Совета ответили согласием примкнуть к забастовке при условии, если все парки откажутся выехать на работу. Под давлением начальства и угрозы расчета пошла Невская конка, за ней выехали остальные парки. У служащих конно-железных дорог не было также профессиональной организации.

Попытка приостановить движение силой на Шлиссельбургском тракте вызвала пальбу казаков. В результате несколько человек было ранено.

В ноябрьскую забастовку, как и в октябрьскую, большинство магазинов было открыто. Профессиональный союз приказчиков объединил меньшинство приказчиков, он был слабой организацией.

На заседании 2 ноября Совет Рабочих Депутатов постановил «развить самую широкую агитацию в военной среде». Кроме выпуска воззваний, Совет рекомендовал использовать все другие меры, чтобы поставить в известность солдат и объяснить им значение настоящей забастовки; посылать на солдатские собрания, где возможно, депутатов, приглашать солдат на рабочие митинги, пользоваться родственными связями рабочих с солдатами для раздачи воззваний, агитации, проникновения в казармы и т. д.

В первые дни ноябрьской забастовки стало известно, что военная среда реагирует на стачку.

Во флотских экипажах и казармах открылись митинги, читались «Известия Совета Рабочих Депутатов», отдельные команды посылали своих представителей в Совет и Исполнительный Комитет за литературой, приисканием помещений для собраний, для установления прочных связей с Советом Рабочих Депутатов и т. д.

Исполнительный Комитет в десятках тысяч экземпляров выпустил от имени Совета воззвание в солдатам, в котором разъяснялся смысл ноябрьской стачки*.

* Текст воззвания приведен в статье тов. С. Введенского.


Двенадцатое заседание* Совета уделило внимание телеграмме графа Витте к «братцам — рабочим».

* Заседание состоялось 3 ноября в Вольно-Экономическом обществе. Присутствовало 417 депутатов.

В октябрьскую стачку забастовщиков урезонивал министр финансов Коковцев. Памятные слова Коковцева не забыты.

«Господа, — говорил министр, — подумайте о том, что скажут вам ваши дети! Они вас спросят: папа! что ты делал в те дни, когда родина наша переживала тяжелую смуту? Был ли ты на стороне порядка»?

Забастовщики отвечали министру:

«Товарищи! разойдемся немедленно. Иначе, что мы ответим нашим детям, когда они нас спросят: а были ли вы в это смутное время на стороне свободы?»

В ноябрьскую стачку председатель совета министров, граф Витте, телеграфировал забастовщикам:

«Братцы-рабочие! Станьте на работу, бросьте смуту, пожалейте ваших жен и детей. Не слушайте дурных советов. Государь приказал нам обратить особое внимание на рабочий вопрос. Для этого его императорское величество образовал министерство торговли и промышленности, которое должно установить справедливые отношения между рабочими и предпринимателями. Дайте время, все возможное будет для вас сделано. Послушайте совета человека, к вам расположенного и желающего вам добра».

Рабочие одной маленькой электрической станции, не примкнувшей еще 3 ноября к стачке, отказались дать возможность гр. Витте облагодетельствовать их. Лаконичная резолюция этой станции гласила:

«Прочитали и забастовали».

Совет Рабочих Депутатов ответил графу Витте:

«Совет Рабочих Депутатов, выслушав телеграмму графа Витте к «братцам — рабочим», выражает прежде всего крайнее изумление по поводу бесцеремонности царского временщика, позволяющего себе называть петербургских рабочих «братцами». Пролетарии ни в каком родстве с гр. Витте не состоят.

«По существу Совет заявляет:

«1. Граф Витте призывает нас пожалеть наших жен и детей. Совет Рабочих Депутатов призывает в ответ всех рабочих подсчитать, сколько вдов и сирот прибавилось в рядах рабочих с того дня, как Витте взял в свои руки государственную власть.

«2. Граф Витте указывает на милостивое внимание государя к рабочему народу. Совет Рабочих Депутатов напоминает петербургскому пролетариату о Кровавом Воскресенье 9 января.

«3. Граф Витте просит дать ему «время» и обещает сделать для рабочих «все возможное». Совет Рабочих Депутатов знает, что Витте уже нашел время для того, чтобы отдать Польшу в руки военных палачей и Совет Рабочих Депутатов не сомневается, что Витте сделает «все возможное», чтобы задушить революционный пролетариат.

«4. Граф Витте называет себя человеком, расположенным к нам и желающим нам добра. Совет Рабочих Депутатов заявляет, что рабочий класс не нуждается в расположении царских временщиков. Он требует народного правительства, на основе всеобщего, равного, прямого и тайного голосования».

После телеграммы гр. Витте Исполнительный Комитет высказался против обсуждения вопроса о назначении срока забастовки. Прекращение стачки не должно было даже внешним образом являться ответом на обращение к «братцам — рабочим».

В заседании 3 ноября Совет постановил допустить на заседания Совета двух представителей польской партии социалистов. Они должны были осведомлять Совет о положении дел в Царстве Польском и давать постоянные отчеты своей партии о работах Совета и деятельности петербургского пролетариата.


На тринадцатом заседании* Совета под влиянием полученных из районов сведений Исполнительный Комитет ставит вопрос о прекращении стачки.

* Состоялось 4 ноября в Вольно-Экономическом обществе.

Прекращение стачки в Исполнительном Комитете было принято 9 голосами против 6. Федеративный совет С. Д. Р. П. единогласно высказался против прекращения стачки.

Несмотря на это Исполнительный Комитет предложил резолюцию о прекращении стачки. Как известно, члены партий пользовались только совещательным голосом и в голосовании не участвовали, а решения Исполнительного Комитета принимались по большинству голосов, и такие решения считались решением всего Исполнительного Комитета.

Из тридцати двух ораторов-депутатов только 13 высказалось за прекращение стачки.

Депутаты, поддерживавшие резолюцию Исполнительного Комитета, мотивировали неотложность назначения срока тем, что на некоторых заводах и фабриках настроение пало, что предшествующие забастовки окончательно истощили рабочих и только определенное указание, когда прекратится стачка, может поддержать день-два стачечную волну, идущую на убыль. Не считаясь с настроением своих избирателей, Совет Рабочих Депутатов рискует потерять свое авторитетное влияние в широких кругах рабочей массы.

Защитники продолжения забастовки доказывали, что невозможно кончать забастовку, не добившись от правительства отмены военных положений, военно-полевых судов и смертной казни.

Депутат Александровского завода произносит горячую речь.

«Три дня тому назад вы решили объявить политическую забастовку. Вы сознавали, какую ответственность берет на себя Совет, прекращая работы. Но вы сознавали, что настал момент, когда нельзя колебаться, когда активный протест в какой бы то ни было форме необходим. Вы сознавали, что необходимо отозваться на вопиющие события, необходимо парализовать попытки Витте взять назад те жалкие уступки, которыми заплатило самодержавие за свое сохранение 17 октября.

Вы сознавали, что если не выразите протеста теперь, то у вас отвоюют назад все взятые позиции, так как с расстрелом кронштадских матросов в армии возникнет реакция. Политическая забастовка свяжет пролетариат с армией и флотом.

Вы объявили политическую забастовку, и с первого же дня депутаты засвидетельствовали полный успех стачки. На второй день стачка разрослась шире, а сегодня мы узнаем, что она распространяется и на другие города.

В три-четыре дня вся Россия не может услышать голоса петербургских рабочих. Если вы в понедельник прекратите стачку, вы остановите тот широкий размах, какой получает она.

Стачка потребует огромных жертв, но именно потому необходимо, чтобы она не проходила без результатов. Нам говорят, что необходимо прекратить стачку, чтобы выполнить свои обязанности перед массой. Но настроение падает в ограниченных кругах рабочих. Политическая забастовка — страшное оружие и к нему нельзя прибегать с легким сердцем. Но его и нельзя бросать легко.

Если-же окажется, что масса утомлена, — она пережила не одну стачку, — Совет Рабочих Депутатов не может, конечно, идти против требований рабочих. Но если есть хоть какая-нибудь возможность продолжать стачку, она должна быть продолжена. Сигнал к отбою можно и нужно давать не раньше, чем побежден противник. Наше правительство чувствует себя сейчас слабым: рента пала, как никогда не падала, даже во время позорной войны с Японией, кредита нет… Нужно что-нибудь получить от врага и тогда можно отступить с честью!»

Совет большинством 400 голосов против 4-х постановляет: политическую стачку продолжать.

По отношению в арестованным Совет Рабочих Депутатов постановляет: поручить районным заводам организовать манифестации рабочих перед полицейскими участками, где содержатся арестованные, с требованием немедленного освобождения арестованных товарищей.

Таким путем были освобождены арестованные депутаты Выборгской стороны.


То, что было отвергнуто 4 ноября, было принято 5 ноября*.

* 5 ноября состоялось 14 заседание Совета в помещении Вольно-Экономического общества. Присутствовало 437 депутатов от 147 предприятий и 8 профессиональных союзов.

4 ноября Совет высказался против резолюции Исполнительного Комитета о прекращении стачки.

На следующий день Совет декретирует стачку прекратить.

Исполнительный Комитет 4 ноября верно определил положение дел. Он видел, что стачка идет на убыль, и она должна быть прекращена.

Против резолюции Исполнительного Комитета 4 ноября возражали передовые заводы Невского района, возражали представители Федеративного Комитета.

При таких условиях Исполнительный Комитет не считал возможным отстаивать до конца свою резолюцию, из боязни навязать свою точку зрения Совету. Члены Исполнительного Комитета (за исключением двух) не голосовали даже за свою резолюцию.

5 ноября тенденция в прекращению стачки в широких массах определилась ясно.

Сводный отчет депутатов констатировал: в 92 предприятиях решено бастовать на неопределенное время до постановления Совета; в 25 предприятиях рабочие намерены приступить к работам 7 ноября; в 14 предприятиях настроение пониженное. Продолжение стачки невозможно; в 3 предприятиях рабочие рассчитаны; в 10 предприятиях грозят расчетом; в 3 предприятиях рабочие 5 ноября стали на работу: слесарной мастерской резиновой мануфактуры, на табачных фабриках: Шапошникова, Саатчи и Мангуби.

Исполнительный Комитет вторично поставил вопрос о прекращении стачки.

Защита резолюции была поручена одному из членов Исполнительного Комитета.

В пространной речи член Исполнительного Комитета осветил значение последней стачки и наметил ближайшие практические шаги пролетариата.

Взгляды, высказанные в ней, были мнением всего Исполнительного Комитета, и поэтому я позволю себе по исправленным автором речи протоколам заседаний воспроизвести речь полностью.

«Здесь была оглашена правительственная телеграмма, в которой говорится, что кронштадтские матросы предаются не военно-полевому суду, а военно-окружному.

«Опубликованная телеграмма представляет не что иное, как демонстрацию слабости царского правительства, не что иное, как демонстрацию нашей силы. Но если бы это правительственное заявление и не появлялось, мы все равно должны были бы призвать пролетариат Петербурга к прекращению стачки. Наша настоящая забастовка имеет характер демонстративный и только под этим углом зрения мы можем оценивать её успех или неуспех. Нашей прямой и непосредственной целью было показать пробуждающейся армии, что рабочий класс за неё. Разве мы не достигли этой цели? Разве мы не привлекли к себе сердце каждого честного солдата? Можем ли мы смотреть на окончание забастовки, как на наше поражение, можем ли мы утверждать, что мы ничего не добились? Разве мы не показали всей Россия, что через несколько дней после октябрьской стачки, когда еще не успели залечиться раны, дисциплинированность пролетариата оказалась настолько высокой, что по одному слову Совета Рабочих Депутатов все снова забастовали; к забастовке пристали и самые отсталые заводы, никогда раньше не бастовавшие, и послали в Совет своих депутатов; наиболее передовые элементы армии устроили митинги и таким образом приняли участие в нашей манифестации. Это показывает, что мы сделали то, что должны были сделать. Одно сообщение о постановлении Совета Рабочих Депутатов отразилось крупным падением нашего курса за границей. Таким образом, каждое ваше постановление — было ли оно ответом гр. Витте или правительству в целом — наносило абсолютизму решительный удар. Некоторые товарищи требуют, чтобы забастовка продолжалась до передачи кронштадтских матросов суду присяжных и до отмены военного положения в Польше. Другими словами — до падения существующего правительства, ибо против нашей забастовки оно выдвинет все свои силы. Если смотреть так, что целью нашего выступления должно быть свержение самодержавия, то таких выступлений может быть только одно, и тогда — я согласен с товарищами — мы должны были бы бороться до конца. Но наша тактика вовсе не построена по этому образцу; наши выступления — это ряд поступательных битв; цель их — дезорганизация правительства, приобретение симпатии новых групп, в том числе армии. Обсуждая вопрос — продолжать забастовку или нет, мы в сущности обсуждаем вопрос, оставить ли за забастовкой демонстративный характер или обратить ее в решительный бой, т. е. довести до полной победы или поражения. Становясь на эту последнюю точку зрения, мы должны были бы рассматривать преждевременное окончание забастовки, как признак нашей нерешительности. Но этого вовсе нет. Мы не боимся ни сражений, ни поражений. Наши поражения, это только ступени нашей победы. Но для каждого боя мы ищем наиболее благоприятных условий. Я спрашиваю вас: для кого выгодно оттянуть решительное столкновение — для нас или для правительства? Ибо завтра мы будем сильнее, чем сегодня. Не забывайте, что только недавно создались для нас те условия, при которых мы можем устраивать тысячные митинги, организовывать широкие массы пролетариата и в наших газетах обращаться ко всему населению. Необходимо возможно полнее использовать эти условия для самой широкой агитации и организации в рядах пролетариата. Этот период подготовки масс к решительным действиям мы должны затянуть, быть может, на месяц — два, чтобы затем выступить возможно более сплоченной и организованной массой. Правительству, конечно, было бы удобнее расстрелять нас сейчас, когда мы еще не готовы к окончательному сражению. У некоторых товарищей возникает сегодня, как и в день отмены похоронной манифестации, следующее сомнение: ударив сейчас отбой, сможем ли мы в другой момент снова поднять массу? Не успокоится ли она? Я отвечаю: неужели же нынешнее правительство может создать условия её успокоения? Неужели впереди не будет событий, которые заставят ее подняться? Нам еще предстоит избирательная кампания, она должна будет поднять на ноги весь революционный пролетариат, и эта избирательная кампания, по всей вероятности, кончится тем, что пролетариат взорвёт все правительство. По сегодняшним телеграммам мы видим, что везде в России политическая манифестация идет на убыль. Показывает ли это слабость пролетариата? Отнюдь нет. Мы должны больше доверять революционному пролетариату. Разве он успокоился после 9 января, после черноморских событий? Нет, революционная волна все нарастает; и недалек тот момент, когда она захлестнет собой весь самодержавный строй.

«Мы должны помнить, что нам предстоит еще решительная кампания. Прекратим сейчас забастовку и приступим к тому, что нам нужнее всего — организации, организации и организации.

«Организуются сейчас железнодорожные служащие, почтово-телеграфные чиновники. Сталью рельс, и проволокой телеграфа они свяжут в единое целое все революционные центры страны. Они дадут нам возможность поднять в нужный момент всю Россию. Необходимо подготовиться в этому моменту и довести дисциплину и организацию до высших пределов.

«Сейчас же необходимо перейти к боевой организации наших заводов и их вооружению. Составляйте на каждом заводе десятки с выборным десятским, сотни — с сотским и над этими сотнями ставьте командира. Доводите дисциплину в этих организациях до такой высокой степени, чтобы в каждую данную минуту они могли выступить по первому призыву. Помните, что при решительном выступлении мы должны рассчитывать только на себя: либеральная буржуазия уже начинает с недоверием и даже враждебно относиться к нам. Демократическая интеллигенция колеблется. Союз Союзов, так охотно примкнувший к нам в первую забастовку, значительно меньше сочувствует второй. Один член его спросил меня: «Неужели вы рассчитываете справиться с врагами только собственными силами? Своими забастовками вы восстановляете против себя общество». Я напомнил ему один момент из Французской революции. Когда Конвент сделал постановление: «Французский народ не вступит в договор с врагом на своей территории», кто-то крикнул «Как, разве вы заключили договор с победой?» Ему ответили: «Нет, мы заключили договор со смертью».

«И когда либеральная буржуазия спрашивает нас: «Вы одни, без нас, думаете бороться, разве вы заключили договор с победой?» Мы ей отвечаем: «Нет, мы заключили договор со смертью».

 

Представитель С.-Петербургского железнодорожного областного комитета сообщает Совету, что железные дороги петербургского узла постановили прекратить стачку 7 ноября.

Это сообщение оказывает влияние на решение вопроса о прекращении стачки. Совет подавляющим большинством голосов принимает следующую резолюцию Исполнительного Комитета:

«Царское правительство решило воспользоваться передышкой, наступившей в революционной борьбе после славных дней октябрьской забастовки; рассчитывая на утомление пролетариата, правительство бросило наглый вызов народу, объявив всю Польшу на военном положении, отправив пулеметы к голодающим крестьянам и поставив кронштадтских солдат и матросов перед угрозой расстрела.

«Рабочие Петербурга сочли своим долгом дать новый урок царскому правительству и напомнить ему, что революционный пролетариат существует, бодрствует и готов отвечать ударом на удар.

«Стачка-протест, объявленная Советом Рабочих Депутатов, началась 2 ноября в 12 часов дня и продолжается в настоящий момент с таким единодушием, которое превосходит даже январскую и октябрьскую забастовки. Этот новый революционный удар, нанесенный царскому правительству, не только показал удивительную энергию, неутомимость, сплоченность и дисциплину пролетариата, но и привлек к рабочим симпатии лучшей части армии и вместе с тем еще больше подорвал русские государственные финансы.

«Единодушная забастовка петербургского пролетариата ясно показала царскому правительству и всему населению, что пролетариат не позволит молча душить граждан, восстающих против варварского деспотизма; поэтому Совет Рабочих Депутатов, считая необходимым беречь силы рабочих для решительного сражения, постановляет: прекратить стачечную манифестацию в понедельник, 7 ноября, в 12 часов дня.

«Приглашая рабочий класс всей России поддержать в той или другой форме протест петербургского пролетариата против полевых судов, военного положения, смертной казни и зверских погромов черной сотни, Совет Рабочих Депутатов призывает сознательных рабочих удесятерить революционную работу в рядах армии и немедленно приступить к боевой организации рабочих масс, планомерно подготовляя таким образом последнюю всероссийскую схватку с кровавой монархией, доживающей свои последние дни».

 

На этом же заседании Совета устанавливаются сношения с отдельными крестьянскими организациями Представитель крестьян Сумского уезда предлагает Совету приобщить крестьян к стачечному движению и сообщает о формах и размерах крестьянского движения в Сумском уезде.

«Мои товарищи, — говорил представитель крестьян, — уполномочили меня благодарить вас за то, что вы первые 9-го января выступили на защиту прав русского народа. Они поручили мне также спросить вас, не найдете ли вы возможным присоединить к забастовке и крестьян Сумского уезда? Наш союз действует лишь с марта, он охватил Сумский уезд и часть соседских, в скором времени присоединятся к нам еще 5 уездов. Этот союз также уже прибегал к забастовке, которую объявил в имениях Строгановой, Лишинской, Харитоненко и др. В один и тот же час, по постановлению крестьянской организации, забастовали в этих экономиях все нанятые на срок крестьяне и вся прислуга. Картина была необычайная. Работы приостановились. Рев быков, ржание лошадей, суматоха, растерянность. Помещики сбежали в город. Начальство потеряло голову и решило объявить военное положение. Нас пригласили на заседание уездных властей и спрашивали, на каких условиях мы можем прекратить забастовку. Мы ответили, когда будут удалены войска и охранение порядка поручено будет крестьянам.

«Мы обращаемся к вам, чтобы соединиться с вами и вместе бороться за свои права. Когда вы найдете, что настало время для окончательной борьбы с существующим строем, вы известите нас; мы присоединимся к вам и будем бороться за жизнь и смерть.

«Наш план борьбы: 1) никуда на работу не ходить ни за какую плату; 2) не платить никаких податей; 3) водки не пить (ужо и теперь некоторые волости постановили приговоры, чтобы водки не пить и табаку не курить); 4) и самое сильное средство борьбы, на которое прошу вас обратить особенное внимание. Мы предполагаем во время стачки не подвозить продуктов в города. Но этого нельзя сделать, не сговорившись предварительно с городскими рабочими. Я прошу вас принять во внимание, что где-то в глубине России есть люди, которые борются за то же, что и вы, и в момент решительного выступления дайте нам знать, и мы все присоединимся к вам.

«Еще 29-го мая мы выставили требование созыва Учредительного Собрания на основе прямых выборов по расчету одного депутата на сто тысяч, полной амнистии, прекращения дел по аграрным беспорядкам, конфискации всех земель — государственных, удельных, монастырских и частно-владельческих, т. е. чтобы уже в 1906 году никто не имел права ни сдавать в аренду, ни продавать, ни покупать землю. Она должна быть свободна, как свободен человек и пользоваться ею может лишь тот, кто её сам обрабатывает».

IX. — Опять восьмичасовой рабочий день.

При ликвидации ноябрьской стачки рабочими депутатами был возбужден вопрос о пересмотре резолюции 29 октября о введении восьмичасового рабочего дня революционным путем.

Капиталисты категорически заявили, что они восьмичасового рабочего дня не дадут.

Капиталисты объединились по производствам в союзы для борьбы с рабочими.

В своих объявлениях владельцы 72 металлических предприятий, владельцы текстильных фабрик и стеклянных заводов угрожали рабочим поголовным локаутом и закрытием фабрик и заводов.

Правительство протянуло руку капиталистам.

В этой области правительство не ограничилось одними обещаниями.

Первыми были объявлены закрытыми казенные заводы.

Расторгнувшийся было на время союз между самодержавием и капиталом реставрировался.

Если до 29 октября капиталисты, не надеясь в будущем на щедрые воспособления из казны, лелеяли мысль о новых политических формах, развязывавших свободное шествие капиталу, после 29 октября, перед натиском рабочих, угрожавших их карману, они возвратились в лоно самодержавной опеки.

В борьбе за свободы капитал не участвовал. Он разыгрывал роль тех нейтральных держав, которые при заключении мирных трактатов между воюющими сторонами, одинаково извлекают выгоды, как из побед, так и из поражений борющихся сторон.

Не участвуя в процессе борьбы, капитал в то же время не нападал на рабочих. Капитал не только выдерживал благожелательный нейтралитет по отношению к воюющему пролетариату, он проявил даже* некоторое сочувствие рабочим.

* В текст 1906 г. вкралась ошибка: там написано «проявил уже некоторое сочувствие рабочим». — И-R.

В октябрьскую стачку капиталисты не только не препятствовали рабочим митингам на заводах и фабриках, они выдали большинству рабочих заработную плату в половинном размере за стачечные дни, а в некоторых предприятиях заработок был выдан полностью. За стачку никто не был рассчитан. На Путиловском и др. заводах фабричная администрация выплачивала депутатам Совета заработок полностью в те дни, когда они были заняты на заседаниях Совета. Администрация Обуховского завода предупредительно предоставляла депутатам Совета заводский пароход для поездок в город.

8-часовой рабочий день угрожал прибавочной стоимости, он ставил петербургскую промышленность в невыгодные условия конкуренции с Московско-Владимирским районом и Лодзью.

Фрондирующий капитализм оставил надежды на свободы.

19 октября контора железозаводчиков требовала от правительства «фактов, подтверждающих манифест 17 октября».

Правительство подтвердило свое расположение к предпринимателям фактами другого рода. И это подтверждение последовало после того, как не состоялась сделка с «общественными деятелями». Как известно, в «медовые дни» после 17 октября правительство торговалось с либералами.

Свое участие в кабинете «общественные деятели» обставили целым рядом требований. Сделка могла состояться на стог придворной камарильи, исключительных законов, на счет частичных реальных уступов самодержавия. Обе стороны не сошлись, так как самодержавие не захотело принимать расходы по сделке на свой счет.

8-часовой рабочий день сблизил старых союзников — предпринимателей и самодержавие.

На счет рабочих был восстановлен союз.

Мы знаем, что при первых шагах введения 8-ми-часового рабочего дня, капиталисты не ставили рабочим вопроса: прежний рабочий день или закрытие заводов и фабрик? Капиталисты только отмечали в рабочих книжках неполный день. Это делалось для выдачи цехового заработка по количеству проработанных часов. Администрация Триумфальной мануфактуры такой порядок санкционировала в своем объявлении к рабочим:

«В случае производства работ вне правил внутреннего распорядка расчет задельной платы будет производиться для сдельных рабочих по существующим расценкам, для месячных — соответственно проработанному времени».

Такой же тактики держалась и администрация казенных заводов: Орудийного, Александровского, Балтийского и др.

Ноябрьская стачка была страшной угрозой самодержавию. Потеряв войска, самодержавие теряло все. Надо было разбить рабочих, вторгавшихся в политику, армию. Нужны были новые союзники. Своими решительными мерами правительство приобрело их в знакомом лагере. То, чего не мог сделать граф Витте, в том помогли ему предприниматели.

Позиция капиталистов резко изменилась.

Вслед за казенными заводами рабочим был объявлен расчет в следующих предприятиях: на заводе Дюфлон, электрической станции бельгийского общества, табачной фабрике Оттоман, заводе Харламова, заводе Малкиеля, фабрике Струка, бр. Алексеевых, Триумфальной мануфактуре, Российской бумагопрядильне, Паля, Торнтона, Сыромятникова, Режи, Лаферм, на заводе Гейслера и др.

На Семяниковском заводе директор вывесил следующее объявление:

«Согласно распоряжению правления, настоящим объявляю, что, если работы на заводе не будут производиться согласно существующим правилам внутреннего распорядка, то всем рабочим будет объявлен расчет и завод будет закрыт. Вследствие дошедших до меня слухов, что рабочие, невзирая на постановление правления, все-таки намереваются работать 8 часов, считаю своим нравственным долгом довести до сведения рабочих, что на 70 частных С.-Петербургских заводах, в том числе, разумеется и на всех крупных, установлен прежний 10 и 1012 часовой рабочий день».

На заводы были командированы войска. Митинги запрещены.

На фабрике Максвеля у депутата Совета были отобраны ключи от фабричного помещения, в котором устраивались митинги.

На картонажной фабрике «Прогресс», на требование рабочих отвести помещение под митинг, хозяин ответил: «Митингов не будет. Вы задаетесь очень высокими политическими целями. Насильно вводите восьмичасовой рабочий день».

Угрозу нового курса правительства и капиталистов оценили раньше всего рабочие передового Обуховского завода. Они первые отказались от введения 8-ми-часового рабочего дня, став на работу на прежних условиях.

Остальные рабочие требовали ответа от Совета.

15 заседание* Совета почти целиком было посвящено рассмотрению вопросов, связанных с введением 8-ми-часового рабочего дня.

* Состоялось 6 ноября в Вольно-Экономическом обществе.

Совет не ответил определенно: работать ли на прежних условиях или продолжать проведение восьмичасового рабочего дня.

Так дилемма была поставлена капиталистами и самодержавием.

Разрешить ее можно было только категорическим: да или нет.

Tertium non datur. (Третьего не дано. — лат.)

Положение дел на отдельных заводах и фабриках связывало руки Совета.

Дальнейшее проведение 8-ми-часового рабочего дня обрекало рабочих на все ужасы голода и нищеты, так как тактика капиталистов не возбуждала ни у кого сомнения.

Работа на прежних условиях сводила на нет все частичные завоевания. Отдельные предприниматели ввели уже у себя сокращенный рабочий день. Они соглашались оставить status quo, но при том непременном условии, если и в других предприятиях произойдет сокращение рабочего дня.

Так на заводе акционерного общества СПБ. арматуры рабочий день был понижен до 912 часов вместо 10.

В механическом заведении Шихина введен был 9 часовой рабочий день (раньше работали 10 часов).

На фабрике обоев Павлухина и заводе Озолинга рабочий день сокращен был на 12 часа.

На фабрике Максвеля рабочий день сокращен на 1 час.

9-часовой рабочий день ввели предприниматели на фабрике Кирхнера и заводе Вестингауза.

На заводах Александрова, Тюдора, Пеклие и фабриках Польдера и Айваза предприниматели согласились на введение 8-ми-часового рабочего дня, если он будет введен во всех фабрично-заводских предприятиях.

Большинству рабочих угрожал расчет и закрытие заводов, если они не станут на работы на прежних условиях.

Отказ от восьмичасового рабочего дня лишал меньшинство рабочих частичных уступок, так как они были обусловлены предпринимателями положением рабочего дня во всех фабрично-заводских предприятиях Петербурга.

Такое положение внесло двойственность и неопределенность, как в прения 6 ноября на заседаниях Совета, так и отразилось в самой резолюции.

Член Исполнительного Комитета предпослал резолюции следующие соображения:

«На этот раз, как и раньше, меня поражает боевая готовность пролетариата; она всегда оказывается больше всяких ожиданий. Но этого недостаточно для такого большего вопроса, как 8 часовой рабочий день. Вопрос о дальнейшем проведении 8-ми-часового рабочего дня есть вопрос чисто практического характера, и он непременно должен быть передан на заводы для детального рассмотрения его широкими массами. И, следовательно, на заседании Совета нельзя решать его безусловно и окончательно. Исполнительный Комитет, исходя из того соображения, что при теперешнем экономическом кризисе проведение 8-ми-часового рабочего дня, представляя громадные затруднения, не считает возможным дать лозунг —за немедленное осуществление его.

«Важно не только завоевать, но и закрепить прочно это завоевание, а это возможно при наличности хорошо организованных боевых профессиональных союзов. К организации их мы зовем массу».

Практическая неопределенность этой аргументации Исполнительного Комитета была вскрыта депутатом Союза рабочих печатного дела:

«По существу против резолюции нельзя ничего возразить, но она не решает вопроса. Проводить 8-ми часовой день, где это удобно… До сих пор Совет Рабочих Депутатов не поступал так, весь смысл его существования — это объединять массы, заставить их действовать согласно, сплоченно. А теперь Совет предлагает вместо одной сплоченной борьбы отдельные партизанские схватки. Очевидно, в этом вопросе мы поставлены в некоторое затруднение. Отчего это происходит? Вопрос о 8-ми часовом дне, поставленный в революционной атмосфере последних дней, казался нам легко разрешимым, а теперь выходить так: теоретически — это наше требование, и мы от него не отказываемся; практически — перед нами встает вся трудность его разрешения с наименьшими жертвами. Верно ли мы оценим момент; подходящ ли он действительно для проведения этой меры? Нужно об этом подумать. Неправильность состояла и в том, что решали вопрос по районам; не по районам и полицейским участкам нужно его решать, а по производствам.

«Мы упускаем из виду конкуренцию: один завод не проведет, тогда и другой не сможет. Следовало рассмотреть отдельно каждое производство и если бы оказалось в каком-нибудь возможным провести эту меру, то вопрос о конкуренции падает, так как все хозяева стоят в одинаковых условиях. Нельзя также передать решение этого вопроса разным организациям, съезду и проч. Это должен сделать наш Совет и сделать именно то, что не было сделано. Нужно разбить все предприятия по производствам, исследовать положение каждой отрасли производства и тогда ясен будет вопрос во всех деталях: вводить восьмичасовой рабочий день или нет. Совет Рабочих Депутатов должен стоять в центре разработки этого вопроса. Если это не будет сделано, то вся наша сплоченность развеется в прах.

«То что нам нужен восьмичасовой рабочий день, вошло в сознание каждого рабочего и это уже большое завоевание. Пусть теперь Совет продолжает свою деятельность в смысле организации масс, агитации и детальной разработки этого вопроса».

Несмотря на эти возражения, Совет принимает резолюцию Исполнительного Комитета:

«Совет Рабочих Депутатов констатирует, что энергичная борьба петербургских рабочих за немедленное введение 8-ми часового рабочего дня неопровержимо доказала, до какой степени это сокращение рабочего времени является жгучей потребностью рабочего класса, за которую он готов бороться до крайней степени.

«Признавая в то же время, что для осуществления этой меры безусловно необходима широкая массовая организация петербургских и вообще российских рабочих в профессиональные союзы, Совет Рабочих Депутатов настойчиво рекомендует петербургским рабочим приложить все усилия к скорейшему созданию союзов и всероссийских съездов, которые смогут выработать практический способ для осуществления 8-ми-часового рабочего дня. Вместе с тем Совет Рабочих Депутатов рекомендует немедленно и дружно добиваться возможного совращения рабочего времени, стремясь к скорейшему завоеванию организованным пролетариатом 8-ми-часового рабочего дня».

Приведенная резолюция не давала определенных директив рабочим.

Рабочие по своей инициативе пытались выйти из того положения, в которое их поставил союз самодержавия с реакционной буржуазией.

Часть рабочих приступила под давлением необходимости к работам на прежних условиях. Но приступая к ним, рабочие определенно говорили, почему они прекращают дальнейшее введение 8 ми-часового рабочего дня революционным путем.

Рабочие завода Барановского, в своей резолюции, принятой на митинге 7-го ноября, заявили:

«Ввиду истощения наших сил политической забастовкой, мы решили временно работать 10 часов, но с тем, чтобы подготовиться к предстоящей борьбе с самодержавным строем за политические права трудящихся и за 8-ми-часовой рабочий день. Не складывая рук, мы единогласно решили вновь вступить в борьбу по первому призыву Совета Рабочих Депутатов, чтобы нанести решительный удар ненавистному полицейскому строю. Мы будем бороться за Учредительное Собрание на основе всеобщего, равного, прямого и тайного голосования».

В резолюции общего собрания рабочих Нового Адмиралтейства, Гребного порта и Галерного островка говорилось:

«Мы приступаем к работе при 9-ти-часовом рабочем дне. Мы не добились 8-ми-часового рабочего дня; добиться его нам будет легче, когда все тесно объединимся в союзе и будем иметь свою стачечную кассу. Мы вновь начнем борьбу, когда к ней нас призовет Совет Рабочих Депутатов».

Рабочие завода Лесснера выразили сожаление по поводу прекращения борьбы за 8-ми-часовой рабочий день по решению Совета.

Становясь на работу на прежних условиях, рабочие этого завода «выразили желание продолжать начатую борьбу по первому призыву Российской Социал-демократической Рабочей Партии и Совета Рабочих Депутатов».

На старых условиях приступили рабочие Путиловского завода, обоих заводов Речкина, Лангензипена, Растеряева, Розенкранца, Феникса, фабрики Леонтьевых и др.

Казенные заводы стояли закрытыми.

Исполнительный Комитет послал 8 ноября к военному и морскому министрам депутацию с требованием открыть названные заводы.

Бирилев заявил, что он принимает их, как отдельных рабочих, а не как депутатов Совета.

— Заводы будут открыты на старых условиях. Ни 8-часового рабочего дня, ни митингов. В противном случае завод будет закрыт на неопределенное время. Если бы я был хозяином, то я бы не дал и 9-часового рабочего дня. Но раз он введен, то пусть и работают 9 часов, — говорил Бирилев.

Депутаты отвечали Бирилеву от имени Совета.

В конце-концов, Бирилев признал представительство Совета, так как попросил на память для царя ордер Совета, выданный им для удостоверения личности депутатов.

Казенные заводы были открыты. На старых условиях начались работы на Балтийском заводе, Новом Адмиралтействе, Галерном островке, Гребном порту, Орудийном заводе, Новом Арсенале.

Оставалась большая часть частных заводов и фабрик, частью закрытых, а частью объявленных к закрытию. Рабочие продолжали борьбу за сокращение рабочего времени.

Для упорядочения этой борьбы Исполнительный Комитет 7 ноября обратился к рабочим с следующим предложением:

«Борьба петербургского пролетариата за уменьшение рабочего времени и повышение расценок в момент ликвидации ноябрьской стачки, должна производиться по производствам. Для сего все фабрики и заводы, находящиеся в одинаковых производственных условиях, посылают своих делегатов на общие собрания данных профессий для решения вопросов, связанных с удержанием частичных завоеваний и для выработки способов борьбы за уменьшение рабочего времени в каждом отдельном производстве».

В то же время Исполнительный Комитет решил вопрос о 8-часовом рабочем дне перенести вновь на 1 обсуждение Совета.

Назначенное на 10 ноября в Соляном Городке заседание Совета не могло состояться, так как вход в помещение был прегражден полицией и войсками.

Полиция ссылалась на то, что Советом не соблюдены формальности закона 12 октября, т. е. не послано уведомление полиции о собрании за 3 дня.

Хотя в данном случае за все время существования Совета все формальности были выполнены, полиция настойчиво отрицала получение извещения (впоследствии это же извещение полиция доставила судебному следователю, производившему следствие по делу захвата типографии «Нового Времени»).

16-ое заседание Совета состоялось 12 ноября в помещении Вольно-Экономического общества.

Вопрос о 8-часовом рабочем дне не был разрешен. К прежде рассчитанным рабочим фабриканты выбросили на улицу 12 ноября ещё 19.000 человек, закрыв 13 фабрик и заводов.

Все заседание было посвящено этому вопросу. Два передовых завода Семяниковский и Александровский настаивают на проведения 8-часового рабочего дня.

Их поддерживают экономически отсталые производства — текстильное, стеклянное, табачное.

Депутатка Максвеля, обращаясь к путиловским депутатам, говорит:

«Вы приучили своих жен сладко есть и мягко спать и потому вам страшно остаться без заработка, но мы этого не боимся, мы готовы умереть, но добиться 8 часов работы, мы будем бороться до конца! Победа или смерть! Да здравствует 8-часовой рабочий день!»

Собрание страстно аплодирует этой речи. Её искренность, вера, готовность безгранично жертвовать и бороться до конца подкупает всех.

Но большинство депутатов высказываются, что борьба на два фронта в данный момент не по силам одним петербургским рабочим. Продолжение борьбы за 8-часовой рабочий день разобьет силы рабочих: фабрики и заводы будут закрыты, передовые товарищи выброшены на улицу, вся рабочая среда может сделаться ареной междоуcобиц. Тяжело стать на прежних условиях на работу, но во имя грядущей решительной борьбы необходимо это сделать.

Депутаты Семяниковского завода вносят предложение:

Назначить двухдневную забастовку всех петербургских рабочих с единственным требованием открытия всех фабрик и заводов.

«Если решено будет прекратить борьбу за 8-часовой рабочий день, то отступление должно совершиться стройно и по всей линии, не входя ни в какие компромиссы с фабрично-заводской администрацией», — говорит семяниковский депутат.

После четырехчасовых прений, Совет принимает следующую резолюцию Исполнительного Комитета:

«Решение Совета Рабочих Депутатов ввести 8-часовой рабочий день революционным путем встретило упорное сопротивление объединенных капиталистов. Правительство графа Витте, которое стремится сломить силу революционного пролетариата, вступило на защиту капитала и этим сразу превратило вопрос о 8-часовом рабочем дне в Петербурге в вопрос общегосударственный, а это привело к тому, что петербургские рабочие, отдельно от рабочих всей страны, не могут сейчас осуществить постановление Совета. Посему Совет Рабочих Депутатов считает необходимым временно приостановить немедленное и повсеместное захватное введение 8-ми-часового рабочего дня. К этому Совет добавляет: что завоевано, то должно отстаиваться и впредь; где возможны, по мнению отдельных заводов, дальнейшие завоевания, там они должны быть взяты. Борьба отдельных заводов, если они сочтут нужным ее продолжать, встретит, разумеется, моральную и материальную поддержку.

Что касается повсеместного введения 8-часового рабочего дня, то он остается задачей нашей борьбы. В целях решения этой задачи необходима всероссийская организация пролетариата. Совет Рабочих Депутатов считает необходимым, наряду с повсеместной агитацией и организацией рабочих, использовать, между прочим, предстоящий в Москве съезд рабочих организаций для того, чтобы придать борьбе за 8-часовой рабочий день всероссийский характер».

Резолюция принимается подавляющим большинством голосов.

Депутаты Семяниковского и Александровского заводов требуют голосования по заводам, с указанием числа рабочих.

Надо заметить, что строго не приводилось в жизнь постановление учредительного собрания Совета: один депутат на 500 избирателей. В Совете были представлены маленькие мастерские в 30-40 человек.

За поздним временем заседание Совета переносится на 13 ноября.

На 17-м заседании* Совета центральное место занимает вопрос о стачке. Должен ли петербургский пролетариат отвечать на массовый локаут рабочих стачкой?

* Заседание состоялось в Вольно-Экономическом обществе.

Большинство отвечает — нет.

Стачка должна быть всероссийской.

Совет поручает Исполнительному Комитету войти со всеми революционными организациями России в тесные связи и назначить время всеобщей стачки. Для рассчитанных товарищей организуется материальная помощь.

Намеченные на заседании Совета основные тезисы резолюции вырабатываются 14 ноября Исполнительным Комитетом и публикуются в газетах.

Текст резолюции был следующий:

«Граждане! Более ста тысяч рабочих выброшены на мостовую в Петербурге и других городах.

«Самодержавное правительство объявило войну революционному пролетариату. Реакционная буржуазия соединяется с самодержавием, намереваясь голодом заставить рабочих смириться и расстроить борьбу за свободу.

«С. Р. Д. заявляет, что этот невиданный еще расчет массы рабочих есть провокация со стороны правительства. Правительство хочет вызвать пролетариат Петербурга на одиночные вспышки; правительство хочет воспользоваться тем, что рабочие других городов еще недостаточно тесно сплотились с петербургским, и разбить тех и других поодиночке.

«С. Р. Д. заявляет, что дело свободы в опасности. Но рабочие не поддадутся на эту провокацию правительства. Рабочие не примут сражения в тех невыгодных условиях, в которых хочет навязать им сражение правительство. Мы должны приложить и приложим все усилия, чтобы объединить всю борьбу, и всероссийского пролетариата, и революционного крестьянства, и армии, и флота, которые геройски подымаются уже за свободу.

«Ввиду этого С. Р. Д. постановляет:

«1) Все закрытые заводы должны быть немедленно открыты и все рассчитанные товарищи приняты обратно на свои места. Все слои народа, не на словах, а на деле дорожащие свободой, приглашаются поддержать это требование.

«2) Для поддержания этого требования С. Р. Д. считает необходимым обратиться к солидарности всего российского пролетариата и, в случае отказа в выполнении требования, призвать его ко всеобщей политической забастовке и другим видам решительной борьбы.

«3) В целях подготовки этого выступления С. Р. Д. поручено Исполнительному Комитету немедленно путем посылки делегатов и другими способами войти в сношение с рабочими других городов, с железнодорожным, почтово-телеграфным, крестьянским и другими союзами, а также с армией и флотом.

«4) По выполнении этой предварительной работы Исполнительный Комитет созывает экстренное собрание С. Р. Д. для постановления окончательного решения по поводу забастовки.

«5) Петербургский пролетариат предложил всем рабочим и всем слоям общества и народа всеми средствами, материальными, нравственными и политическими, поддержать рассчитанных рабочих».

Так ликвидировалась упорная и страстная борьба рабочих за 8 часовой рабочий день. Пролетариат переоценил свои силы. Для тех, кто в самом факте видит его целесообразность, эта борьба не только была неизбежна, она для них кажется плюсом, хотя пролетариат и был разбит.

Мы не разделяем точки зрения исторического фатализма. Оценка событий предполагает, что события эти могли развернуться иначе, при известной комбинации сил могли совсем не иметь места.

Исполнительный Комитет, сам Совет имели силу удержать рабочих от такого эксперимента.

Элементарное правило тактики: «Erst wägen — dann wagen» (взвесить, а потом отважиться), не было соблюдено при обсуждении вопроса о 8 часовом рабочем дне.

Самые мелкие вопросы, прежде чем выносить на решение Совета, предварительно обсуждались в Исполнительном Комитете.

Резолюция же о 8 часовом рабочем дне была принята без обсуждения в Исполнительном Комитете. Вопрос даже в общих чертах не рассматривался в Исполнительном Комитете.

В пылу революционной горячки забыли, что тактика пролетариата определяется не только поставленными целями, но и поведением противника. В борьбе за 8-часовой рабочий день о противнике забыли.

В ноябрьскую стачку при определении срока забастовки забыли о поставленной цели (на стачку смотрели, как на манифестацию), и руководились поведением противника, в частности телеграммой Витте. Это вызвало продолжение стачки на два дня.

Если общим местом является положение, что один Петербургский пролетариат собственными силами не мог добиться введения восьмичасового рабочего дня, то спорно еще, мог ли весь российский пролетариат в ноябрьские дни победить сопротивление капитала на почве борьбы за 8-часовой рабочий день. Уроки французского синдикализма за 1906 год говорят, что и 750 тысяч тесно сплоченных рабочих синдикалистов, увлекших за собою двухмиллионную рабочую армию, бессильны были одержать победу в борьбе за 8-часовой рабочий день с капиталистами и буржуазным правительством.

Радикальный министр внутренних дел Клемансо крикнул французским рабочим: «мы и вы стоим по разные стороны баррикад».

Только очутившись по той стороне баррикад, пролетариат достигнет того, чего он не добился в ноябрьские дни…

X. — Мобилизация революционных сил.

Выступление революции предполагалось всероссийским и единовременным.

Совет возложил на Исполнительный Комитет обязанность войти в тесные сношения и установить прочные связи с Почтово-Телеграфным союзом, Крестьянским союзом, Железнодорожным союзом, рабочими отдельных промышленных центров.

Эта работа значительно облегчалась и упрощалась тем, что эти организации по своей инициативе стремились установить связь с Советом Рабочих Депутатов, занявшим центральное место в русской революции в октябрь-ноябрьские дни.

Уже 6 ноября представитель Центрального Комитета польской партии социалистов явился из Варшавы в Совет для этой цели, а депутат крестьян Сумского уезда «просит приобщить их к стачечному рабочему движению».

12 ноября 35 тысяч нарвских рабочих командируют в Совет своего делегата для выражения своей солидарности с деятельностью Совета и для согласования своих действий с тактикой Совета.

12 ноября Киевский и Ростовский Советы Рабочих Депутатов телеграфировали петербургскому собрату:

«Совет Рабочих Депутатов Ростова и Нахичевани шлет свой горячий привет Совету Рабочих Депутатов в Петербурге и постановляет немедленно завязать тесные сношения с петербургскими товарищами, чтобы рука об руку с ними вести борьбу за общее рабочее дело».

«Совет Киевских Рабочих Депутатов выразил свою полную солидарность с требованиями, выставленными петербургским пролетариатом и готовность совместно выступить на борьбу за эти требования». (Архив Совета).

13 октября рижские рабочие писали петербургскому Совету:

«Мы с нетерпением ждем прибытия в Ригу делегатов Совета Рабочих Депутатов, чтобы наш федеративный комитет (Р. С. Д. Р. П.) имел возможность своевременно осведомить нас о предстоящем выступлении всероссийского пролетариата». (Ibid.)

Собрание старост ревельских фабрик и заводов командировало своего представителя «для ведения переговоров с Советом Рабочих Депутатов о согласования действий в момент революционного выступления пролетариата». (Ibid.)

Рыбинские рабочие и служащие железных дорог рыбинского узла согласовывали свою деятельность с тактикой Совета.

Шлиссельбургские рабочие запрашивают Совет, сколько часов они должны работать?

Даже харьковское общество взаимопомощи рабочим, чуравшееся так политики, вошло через своего представителя в соприкосновение с Советом.

Во многих городах возникали Советы Рабочих Депутатов.

Оставалось только деятельность этих революционных организаций координировать, создав центральный руководящий орган.

Всероссийский съезд депутатов всех Советов, профессиональных союзов и стачечных комитетов должен был взять на себя эту роль.

Идея съезда вышла из харьковского общества взаимопомощи. По мысли инициаторов съезд ставил себе узкие задачи по объединению обществ взаимопомощи и чисто профессионального движения. Но в революционной атмосфере пролетарские организации, какими бы скромными целями они не задавались, общим ходом вещей они углубляются, расширяются и становятся на чисто революционный путь. История зубатовских начинаний может служить красноречивой иллюстрацией этого положения.

Революционный подъем не миновал и харьковского предложения. На предварительной московской конференции, бывшей до октябрьской стачки, рамки съезда были значительно расширены вопреки желанию инициаторов.

В программу съезда включены были вопросы о ближайших задачах пролетариата, о соотношении между профессиональным и политическим движением, об отношении к Государственной Думе. В состав съезда входили и представители социалистических партий. Съезд предполагался созвать на 15 ноября. Ноябрьская стачка и борьба за 8-часовой рабочий день не дали возможности петербургскому пролетариату произвести выборы и подготовить материалы к съезду.

Поэтому Исполнительный Комитет 10 ноября отправил в Москву телеграмму об отложении созыва съезда на конец декабря.

После разгрома рабочих на почве борьбы за 8-часовой рабочий день жизнью неотвратимо был поставлен вопрос: «битва или смерть, кровавая борьба или ничтожество». Эти слова Жорж Занд, если не многими произносились, зато многими чувствовались и разделялись.

Под влиянием такого подъема само собой рамки предполагаемого рабочего съезда раздвигались вширь, и вся платформа съезда передвигалась влево. Для осуществления идеи съезда и установления тесных связей на местах, в Москву, на юг России и в Поволжье 15 ноября были командированы депутаты Совета. С Северо-Западным краем предполагалось объединиться через Бунд, представитель которого входил в состав Совета и через Северо-Западный с.-д. союз. Под непосредственным влиянием петербургских делегатов в Москве восстановился Совет Рабочих Депутатов, распавшийся еще до октябрьской стачки.

Петербургские делегаты вступили в сношения с Крестьянским союзом и Почтово-Телеграфным союзом. Их делегаты прибыли в Совет и по предложению представителя Крестьянского союза был выпущен известный манифест.

В самом Петербурге деятельность Совета направлена была к установлению прочных координационных отношений с Железнодорожным союзом и петербургским отделением Всероссийского Почтово-Телеграфного союза.

16 октября в состав Совета и Исполнительного Комитета вошли с правом совещательного голоса делегаты трех дорог петербургского железнодорожного узла*.

* Официального постоянного представителя от Всероссийского Железнодорожного союза в Совете не было до дня его ареста.

Возникшая с 15 ноября в Петербурге почтово-телеграфная стачка сблизила почту и телеграф с Советом. Без преувеличения можно утверждать, что без участия Совета почтово-телеграфная стачка в Петербурге сорвалась бы.

Деятельность Совета в этой области выражалась в том, что Исполнительный Комитет посылал на митинги почтово-телеграфных служащих и рабочих своих ораторов, приискивал помещения, составлял и печатал воззвания Почтово-Телеграфного союза, оказывал забастовщикам материальную помощь*, организовывал патрули из рабочих для снятия с работ штрейкбрехеров…

* Почтово-Телеграфному союзу из сумм Совета было выдано 2.000 рублей.

Все заседание Совета 19 ноября* было посвящено выработке мер для поддержки и проведения почтово-телеграфной стачки.

* 18-е заседание состоялось в Вольно-Экономическом обществе.

Это признавали и представители петербургского отделения Почтово-Телеграфного союза. Совет не только выполнял главную роль по проведению стачки на почте и телеграфе в Петербурге, он был и идейным руководителем стачечной борьбы.

Интересно отметить, что в воззвании делегатского съезда всероссийского Почтово-Телеграфного союза говорилось, что стачка должна продолжаться и потому, что «делегаты на первом заседании съезда 15 ноября клялись представителям петербургского Совета Рабочих Депутатов продолжать борьбу до последней возможности». ( «Новая Жизнь», № 27).

На почве проведения стачки Совет сблизился с петербургским отделением Почтово-Телеграфного союза. От союза вошли в Совет пять делегатов.

Совет не только призывал петербургскую рабочую массу к организации профессиональных союзов, он брал на себя и организационные задачи.

Под непосредственным влиянием Совета организовались профессиональные союзы. Благодаря Совету возникли: Союз по обработке дерева, Союз портовых рабочих, Союз рабочих осветительных предприятий, Союз рабочих табачных фабрик, Союз сапожников, Союз портных, началась организация профессионального Союза рабочих по обработке волокнистых веществ, рабочих металлического производства и др.

Это были союзы боевые. Они ставили себе задачей не только обслуживание рабочей массы на почве мелких повседневных интересов и руководства экономической борьбой.

В революционное время ни одна пролетарская организация не может отмежеваться от политики, от революции. Фактически все профессиональные союзы, в особенности Союз печатного дела, принимали самое активное участие в политических забастовках.

Некоторые союзы даже в свои уставы вносили политические требования.

Так, в уставе рабочих осветительных предприятий помещено было требование «добиваться созыва полновластного Учредительного Собрания и безвозмездной передачи всей земли в пользование крестьян».*

* Устав Союза рабочих осветительных предприятий.

Революционные силы мобилизовались. Возникали новые организации, старые расширялись, те и другие объединялись для единовременной и совместной борьбы.

Инцидент в Кушке может служить блестящей иллюстрацией этого положения.

Когда в Кушке ретивым не в меру комендантом были преданы военному суду инженер Соколов и другие железнодорожные служащие и когда суд вынес смертный приговор всем обвиняемым за их агитационную деятельность, все железнодорожные областные организации предъявили правительству ультиматум: если к 8 часам вечера 23 ноября не будет отменен смертный приговор, все железные дороги объявят забастовку.

В пять минут девятого министр путей сообщения Немешаев экстренной телеграммой уведомил железнодорожных служащих, что исполнение приговора приостановлено. Таким распоряжением правительство еще раз демонстрировало свое бессилие, свою боязнь всеобщей забастовки.

Министры официально заявили, что им ничего не известно о событиях в Кушке и что они, вследствие почтово-телеграфной забастовки, лишены возможности снестись по телеграфу с комендантом крепости. Распоряжение правительства было передано по телеграфу железнодорожным союзом. И в это же время Совет получал телеграммы от всех областных и узловых железнодорожных комитетов.

Железнодорожные организации свое выступление считали необходимым согласовать с тактикой Совета.

Рамки настоящей главы заранее сужены. Я не касаюсь, как рос крестьянский Союз, Почтово-Телеграфный, как родились профессиональные союзы и Советы Рабочих Депутатов во многих промышленных центрах.

Мне надо было отметить только, как Петербургский Совет Рабочих Депутатов приступил к объединительной работе всех революционных элементов России для новой схватки с самодержавием.

XI. — Комиссия безработных.

Тысячи рабочих были рассчитаны.

«Петербургский пролетариат предложил всем рабочим и всем слоям общества и народа всеми средствами— материальными, нравственными и политическими— поддержать рассчитанных рабочих». (Из резолюции 14 ноября).

Со стороны поддержки было мало и всю тяжесть помощи безработным взяли на себя сами рабочие.

По инициативе Федеративного совета Р. С. Д. Р. П. 14 ноября была организована при Совете Рабочих Депутатов комиссия безработных.

Центральное бюро комиссии составляли: три члена Исполнительного Комитета С. Р. Д., 6 представителей с.-д. партии (по три от каждой фракции) и 3 представителя партии с.-р.

В состав районных подотделов комиссии безработных входили: 4 члена Исполнительного Комитета данного района, 6 представителей с.-д. партии и 3 от партии соц.-револ. и с совещательным голосом все депутаты района.

Отдельные рабочие и сочувствующие лица из общества привлекались в районные подъотделы по рекомендации партий или членов Совета.

На них возлагалось выполнение тех или других функций и в заседаниях района они пользовались совещательным голосом.

Ближайшей задачей комиссия безработных являлась организация помощи рассчитанным рабочим.

Касса Совета располагала до 30 тысяч рублей.

На такую сумму, конечно, нельзя было поддержать несколько десятков тысяч рабочих.

Нужны были деньги. И федеративный совет от имени комиссии безработных обратился с воззванием в рабочим и всему населению столицы.

«Пролетариат Петербурга, — говорилось в нем, — в своей классовой борьбе выносит тяжкие удары объединенного крупного капитала. Десятки тысяч рабочих выброшены на улицу.

«Товарищи рабочие! Пролетарская борьба сильна солидарностью и взаимной поддержкой. Все за одного и один за всех: вносите определенные отчисления с каждой получки для поддержки товарищей, рассчитанных за борьбу за 8 часовой рабочий день.

«Граждане! Спешите с помощью и вы все, кому дорого сохранение сил пролетариата, передового борца русской революции, сил, так беспощадно расхищаемых капиталистами и правительством».*

* «Новая Жизнь», от 15 ноября. Воззвание, было перепечатано почти во всех петербургских газетах.

Из нескольких членов комиссии составлена особая группа лиц по устройству спектаклей, лекций, концертов и. т. в пользу безработных.

Деньги притекали медленно. Приток денег не превышал тысячи рублей в день!

Те, кто мог, не жертвовал, а кто хотел, тот не мог.

Представители так называемого общества предлагали по преимуществу обеды на одного-двух рабочих или принимали к себе на содержание во время безработицы отдельных детей безработных пролетариев.

Петербургская дума из пятнадцати-миллионного бюджета ассигновала — 2.000 рублей для устройства столовых безработным. Совет Рабочих Депутатов дал для столовых — 10.000 рублей из своих тридцати тысяч. Интересная параллель!

Рабочим пришли на помощь сами рабочие.

Все заводы и фабрики, где производились работы, постановили производить постоянные отчисления в пользу безработных.

Отчисления производили не только категории сравнительно обеспеченных рабочих.

Жертвовали рабочие стеклянного производства, мелких мастерских.

Жертвовали рабочие, живущие впроголодь и с хроническим дефицитом, как рабочие текстильного производства.

Каждый завод, каждая фабрика считали своим долгом уведомить о своем отчислении Совет. Архивы Совета полны такими извещениями.

Фабрика Гука постановляет внести в стачечную кассу единовременно 300 рублей и по одному проценту с каждой получки.

На фабрике Преловского рабочие решили отчислять 1%, на тюлевой фабрике 1%, на зеркальном заводе Франка и Кº — 1% и т. д.

Надо знать экономическое положение рабочих в этих предприятиях, чтобы в истинном значении представить эти товарищеские пожертвования.

На Арматурном заводе рабочие постановили единовременно внести в стачечный фонд 100 р., отчислять по 1% с своего заработка, а часть рабочих согласилась на сверхурочные работы, отдавая весь сверхурочный заработок безработным товарищам.

Рабочие Лангензипена постановили один день отработать в пользу безработных.

Рабочие металлического завода Растеряева собрали 1.467 р. в пользу безработных.

Рабочие Обуховского и Речкинского заводов постановили праздничные дни работать в пользу безработных.

Фабричная администрация на Речкинском заводе вначале согласилась на работы в праздники, но после совещания с другими предпринимателями отказалась открыть завод. Капиталистам мало было выбросить десятки тысяч рабочих на мостовую, мало было их согнуть, они решились окончательно раздавить непокорных рабочих.

Фабричная администрация всячески препятствовала сборам денег в пользу безработных.

Многие из этих отчислений не попали в кассу безработных при жизни первого Совета.

Как известно выдача рабочим заработной платы производится через двухнедельные промежутки времени.

Многие из этих отчислений могли поступить после 15 декабря, так как к середине и концу месяца приурочены получки рабочих.

Но в мрачные и суровые декабрьские дни самодержавного террора широкая организация помощи безработным не могла существовать.

Выдача пособий безработным производилась по таксе, выработанной Советом.

На каждого безработного и взрослым членам его семьи выдавалось по 30 коп. в день, на детей по 15 коп. на каждого, а если их было двое или более, то по 10 коп. на каждого.

Пособия выдавали в центральном бюро комиссии безработных на Торговой, в районных штабах Совета, на районных квартирах социалистических партий.

Депутаты Совета подотчетные авансы раздавали в районах своих заводов и фабрик.

Сколько тяжелых впечатлений связано с этими выдачами!

Депутаты не отступали от таксы. Всякое уклонение от таксы могло вызвать среди рабочих нарекания. Механическая уравнительность ставила многих безработных в ужасное положение. Что могли сделать безработные на виданный рубль—два, когда надо заплатить за квартиру, погасить просроченную ломбардную квитанцию, отправить семью на родину.

В таких случаях безработные толпами осаждали помещение Совета, где приютилась комиссия безработных. Приходилось индивидуализировать нужду. Опа так была велика, безысходная острота положения так кричала о себе, что мы отступали от таксы и и выдавали повышенное в несколько раз пособие многим безработным. Каждое отступление порождало новое. Приходили пешком из-за Невской заставы, приходили с детьми.

Дежурные члены комиссии пробовали на первых порах покрывать эти отступления из собственных сборов, для этой цели некоторые несли репортаж в газетах. Но таким путем возмещались копейки, расходовали сверх таксы сотни рублей.

Деньги таяли быстро, особенно, когда было объявлено, что Семяниковский завод закрыт на неопределенное время. В два-три дня рабочим Семяниковского завода было выдано до 7 тысяч рублей.

Шли в Совет за пособиями рабочие, потерявшие работу до октябрьской забастовки и не сумевшие пристроиться, шли матери и жены расстрелянных 9 января, шла городская голытьба, герои Горького, шел мелкий чиновник, разбивший свою карьеру.

Первые были люди задавленные, ожесточенные в борьбе за хлеб. Они не говорили, а бросали слова. Они не смотрели в глаза, а склоняли голову на грудь. Жутко было от их слов и им выдавали пособие, опять отступая от постановления Совета: «пособия выдаются рабочим, потерявшим заработок за последние стачки».

Нельзя было не дать. Что можно было сказать в ответ человеку, когда он вас спрашивал:

— «Кто мне поможет, как не рабочие. Если свои братья откажут, ну, тогда одна дорога — в могилу».

Повторяю: им давали.

Выдавали и семьям расстрелянных 9 января.

Положение формально несколько улучшилось после передачи «Русским Богатством» около 1.500 р. пожертвований в пользу рабочих этих двух категорий.

Слабым коррективом борьбы с вынужденной безработицей являлось составление списков безработных для Союза инженеров и Союза мастеров и техников. Обе эти организации изъявили готовность принимать рабочих на заводы и фабрики по указанию Совета Рабочих Депутатов. Но пристраивались единицы, тысячи стучались в тощую кассу комиссии безработных. Тяжесть положения субъективно увеличивалась для тех, кто входил в комиссию безработных. Приходилось выступать в роли распределителя, «индивидуализировать нужду».

Давать копейки там, где нужны десятки рублей, давать без надежды на завтрашнюю выдачу — неблагодарная роль, тяжелая обязанность, жуткие воспоминания…

С комиссией безработных связано было одно важное начинание — производство рабочей анкеты.

Под непосредственным влиянием Союза рабочих печатного дела, приступившему к выработке опросной карточки, комиссия безработных ставила своей целью добыть бытовой материал из жизни рабочих. Проект анкетной карточки комиссии включал ряд важных вопросов: о связи рабочих с деревней, о формах этой связи, о рабочем бюджете, его распределении, длине рабочего дня на фабрике или заводе, высоте заработка, об участии или неучастии в политических партиях, образовательном цензе и т. п.

Если небольшой группе интеллигентов, участвовавших в однодневной переписи Петербурга в 1900 году, под руководством П. Н. Маслова удалось раздобыть контрабандным путем ценный материал, то Совет Рабочих Депутатов при участии партий, депутатов, представителей профессиональных союзов и активном содействии всех рабочих Петербурга, наверное, собрал бы богатый материал для истории рабочего движения.

Но эта работа была тесно связана с Советом. Разгром Совета правительством убил в зародыше и это научное начинание.

XII — Состав, функции и политическая физиономия Совета Рабочих Депутатов.

Общее число депутатов Совета во второй половине ноября возросло до 562 человек.

В Совете было представлено 147 фабрик и заводов, 34 мастерские и 16 профессиональных союзов*.

* Союзы: рабочих печатного дела, литографов, приказчиков, конторщиков, фармацевтов, мастеров и техников, часовщиков и ювелиров, портных, сапожников, рабочих по обработке дерева, рабочих осветительных предприятий, портовых рабочих, рабочих табачного производства, служащих в экспедициях газет, Железнодорожного союза и Почтово-Телеграфного союза.

Из общего числа депутатов на долю профессиональных союзов приходилось 54 депутата, а фабрики, заводы и мастерские были представлены 508 депутатами.

По полу депутаты распределялись: 6 женщин и 556 мужчин.

По участию в голосовании 553 депутата пользовались решающим голосом и 9 совещательным (от Железнодорожного союза и Почтово-Телеграфного союза).

 

По производствам весь состав Совета распадался на следующие группы:
1. От рабочих, занятых обработкой металлов (в том числе и мелкие механические мастерские) 351
2. » » по обработке волокнистых веществ 57
3. » » печатного и бумажного производств 32
4. » » по обработке дерева 23
5. » »

резинового, сапожного и кожевенного производств

15
6. » » табачного производства 13
7. » » конфектных фабрик 7
8. » » осветительных предприятий 7
9. От рабочих,

производства по обработке химических

продуктов

9
10. » » производства взрывчатых веществ 11
11. » » стеклянного производства 3
12. » » изготовляющих платье и бельё 2
13. » » часового и ювелирного производства 2
14. От служащих и рабочих

обслуживающих пути и средства сообщения (Рождественского парка конно-жел. дор., финляндского пароходства, железнодорожного узла, почты и телеграфа)

11
15. От служащих

в торговых заведениях (приказчиков и экспедициях газет)

12
16. От лиц занятых в конторах и аптеках 7

 

Из приведенных цифр видно, что преобладающее количество депутатов приходилось на долю металлических заводов.

Они не только составляли большинство, им принадлежала и руководящая роль.

Этот факт еще раз подтверждает общеизвестное положение, что авангардом рабочего движения являются рабочие металлических заводов.

В первое время своего существования Совет выполнял функции стачечного комитета. Затем Совет явился примирительной камерой в конфликтах между трудом и капиталом. Совет принимал меры к открытию заводов и обратному приему уволенных рабочих.

Обслуживая рабочую массу на почве повседневных нужд, Совет заменял профессиональные организации. Совет в одно и то же время был профессиональной конфедерацией всех рабочих Петербурга и центральным бюро профессиональных союзов. Совет не только призывал рабочие массы к организации боевых профессиональных союзов, Совет сам организовывал их.

В октябрьскую стачку в Совете участвовали 4 профессиональных союза, в ноябрьские дни в Совет входят представители 16 профессиональных союзов.

Итоги деятельности Совета в перечневой протокольной форме могут быть представлены в следующем виде:

Совет Рабочих Депутатов провел три стачки в Петербурге (октябрьскую, ноябрьскую и почтово-телеграфную); Совет Рабочих Депутатов выпустил до полумиллиона воззваний и известий к рабочим, солдатам и другим слоям населения; Совет провозгласил свободу печати и неуклонно проводил ее в октябрь-ноябрьские дни в Петербурге. Совет пытался ввести 8-часовой рабочий день; Совет создал самооборону и приступил к вооружению рабочих; Совет организовал помощь безработным; Совет объединил всех петербургских рабочих; Совет приступил к объединению всего рабочего класса России в виде местных советов и всероссийского съезда; Совет вступил в тесные сношения со всеми боевыми организациями для совместной деятельности… Совет усилил сближение революционного пролетариата с революционной армией.

Во имя чего производилась вся эта объединительная работа?

Во имя полновластного, всенародного Учредительного Собрания для установления демократической республики, во имя 8-ми-часового рабочего дня, во имя политических свобод, народной милиции…

Отрицательная программа резюмировалась: полным свержением самодержавия, распущением постоянной армии, уничтожением исключительных законов…

Положительные требования программы не сразу явились на советском знамени.

Совет не был политической партией, не был кружком заговорщиков вроде карбонариев или гетеристов.

Члены его не рекрутировались из рядов политических единомышленников, при самом вступлении разделявших основные требовании партии или «сообщества».

Совет был выборной пролетарской организацией. Программа Совета, вся его деятельность, тактика определялась составом депутатов, влиянием и настроением всей рабочей массы.

Отправляя своих депутатов в Совет, избиратели иногда давали им императивные мандаты.

Мы видели, что при возникновении Совета большинство депутатов и почти вся рабочая масса была проникнута одним ясно формулированным отрицательным стремлением — свергнуть самодержавие. Эта психологическая основа объединяла всех.

В процессе борьбы вырабатывались политические требования, выдвигались новые орудия борьбы.

«Политическая стачка показала, что она — превосходное средство борьбы. Но что не дали стачки, то даст вооруженное восстание», говорилось в руководящей статье «Известий».

Политическая стачка и вооруженное восстание провозглашаются Советом методами борьбы с самодержавием.

Программа Совета и его методы борьбы разделялись всей рабочей массой, они признавались революционной демократией, крестьянским союзом и др. организациями.

В Совете сходились на почве революционных лозунгов рабочие социал-демократы, рабочие социалисты-революционеры и рабочие внепартийные.

Сила Совета была в том, что он объединял весь пролетариат Петербурга. Совет был центром революционной энергии пролетариата.

Всегда, когда приходят в движение широкие массы, они концентрируют весь свой революционный пыл в определенных руководящих организациях. В отдельных случаях массам не приходится создавать новых организационных форм, руководительство переходит к существующим организациям. В Польше и Литве пролетариат не создавал массовых организаций. Проведение политических стачек и руководство выступлением рабочих перешло в сильные организационные руки Бунда, Социал-демократии Польши и Литвы и Польской Социалистической Партии.*

* Благодаря специальным условиям в Польше и Литве и при подпольном существовании социал-демократия организационно охватила широкие массы рабочих. — Хрусталев.

Польская Социалистическая партия (ППС) — партия Пилсудского и левого буржуазного национализма. Социал-Демократическая партия Королевства Польского и Литовского (СДКПиЛ) — партия Розы Люксембург, Лео Тышки и Ю. Мархлевского — крайне левая секция РСДРП. — И-R.

Политические условия русской действительности загнали социал-демократию в подполье. Несмотря на сильное идейное влияние, которое оказывала русская социал-демократия на рост и форму рабочего движения, социал-демократия, благодаря подпольному существованию, была бессильна организационно охватить рабочую стихию, пришедшую в движение в октябрьские дни.

Создалась новая организация — Совет Рабочих Депутатов. Совет называли рабочим парламентом. Такое название, с некоторыми ограничениями, совершенно верно. Совет был выборным учреждением, тактика его определялась взаимодействием всех входящих в него элементов, идейной борьбой внутри. Совет был законодательным органом для рабочей массы.

При сходстве Совета с парламентом были, конечно, и внешние различия. Депутаты Совета представляли интересы одного класса. Совет не располагал государственным аппаратом для приведения в действие своих постановлений. Им подчинялись imperio rationis, sed non ratione imperio (вследствие нравственного авторитета, а не под воздействием материальной силы).

«Рабочий парламент» борясь с врагами крайнего правого крыла — капиталистами и самодержавием, должен был парировать удары и слева.

Социал-демократическая фракция «большинства» требовала «выяснения политической физиономии Совета». Что это значило? Разве его физиономия не выяснилась в октябрь-ноябрьские дни? Разве свои лозунги Совет не черпал из программы минимума?

Фракция «большинства» определенно ставила дилемму: или Совет должен принять социал-демократическую программу или Совет должен быть распущен. По аргументации фракции «большинства» неопределенная политическая амальгама, как Совет, не может быть политическим руководителем рабочего класса. Вопрос был поставлен в форме «или-или»…

В Совете были, хотя и в незначительном количестве, рабочие социалисты-революционеры. Конечно, они не могли принять социал-демократического крещения в форме первого «или».

Возможно, что против такого формального обращения Совета в социал-демократию восстали бы и многие беспартийные.

Разрешение поставленного «большевиками» вопроса в самом Совете путем голосования привело бы к расколу.

Часть депутатов вышла бы из состава Совета.

Об этом определенно говорило заявление депутатов социалистов-революционеров, помещенное в № 4. «Новой Жизни». Привожу этот документ полностью:

«Ввиду появившегося в № 1 газеты «Новая Жизнь» сообщения о том, что федеративный комитет «большинства» и «меньшинства» обсуждал вопрос о присоединении Совета Рабочих Депутатов к социал-демократической рабочей партии, как к единственной представительнице интересов рабочих, мы, делегаты Совета Рабочих Депутатов, члены партии социалистов-революционеров, в собрании своем постановили заявить на ближайшем общем собрании Совета Рабочих Депутатов.

«1) Что Совет избирался для представления интересов всех рабочих г. Петербурга без различия партий, поэтому объявлять себя присоединившимся к какой-либо партии Совет Рабочих Депутатов не имеет права.

«2) Что если соц.-дем. раб партия, пользуясь большинством в Совете Рабочих Депутатов проведет объявление его социал-демократическим, мы, делегаты социалисты-революционеры, обратимся к выбравшим нас товарищам с просьбой рассудить, вправе ли был Совет обратиться в партийную организацию.

«3) Мы, делегаты Совета Рабочих соц.-рев., заявляем, что утверждение федеративного ком. соц.-дем. о том, что их партия является единственной представительницей интересов рабочих не соответствует истине, так как пар. соц.-рев, как выразительница интересов всего трудового рабочего народа, является, следовательно, и представительницей интересов пролетариата».

Выиграла бы с.-д. партия, если бы оставшиеся депутаты Совета заявили о своем присоединении к партии? Разве 200.000 рабочих могли мгновенно превратиться в социал-демократов от одного голосования программы на заседаниях Совета?

Подобная постановка вопроса, даже внешне не увеличивая сил партии, грозила разбить мощную классовую, революционную организацию пролетариата. Жизненная стихия сняла с очереди этот вопрос.

Мне здесь не приходится вскрывать несостоятельность подобных попыток.

Это сделала жизнь.

И многие Савлы Совета обратились в страстных его Павлов.*

* Библейская притча об одном из фарисеев. Савл, помощник в казни Христа, потом, по дороге к Дамаску был ослеплен божьим светом, поверил в Христа и стал его проповедником — апостолом Павлом. — И-R.

XIII. — Исполнительный Комитет.

Если Совет Рабочих Депутатов был рабочим парламентом, то Исполнительный Комитет представлял из себя ответственное советское министерство.

Правда, все члены Исполнительного Комитета были «министрами без портфелей».

Но те отношения, в которые поставлен был Исполнительный Комитет к Совету и функции Исполнительного Комитета дают основание настаивать на аналогии.

Комитету принадлежала исполнительная власть. Он мог действовать и действовал в пределах данных ему Советом полномочий. Он приводил в исполнение постановления Совета.

Отмечая исполнительные функции Комитета, я не думаю отрицать идейного руководства его в Совете, его идейной инициативы.

Как бы ни велика была роль Исполнительного Комитета в этой области, — (а она была, безусловно, громадна), — фактически он не мог и не имел права самостоятельно и на свой страх декретировать тактику и давать лозунги борьбы. Поведение пролетариата определялось только решением Совета, санкцией его обусловлено было все практическое поведение Исполнительного Комитета.

Исполнительный Комитет предлагал, Совет обсуждал и принимал.

Тактика борьбы, разрешение тех или иных практических вопросов обсуждались предварительно в Исполнительном Комитете. И только после принятия определенного решения всем Исполнительным Комитетом или большинством его членов вопрос переносился в определенной формулировке на обсуждение Совета.

Открывались прения, зачастую бурные и страстные.

Дебаты иногда переносились с одного заседания на другое, как например 12 и 13 ноября по вопросу о 8 часовом рабочем дне и стачке.

Перед самым голосованием опрашивались отдельные районы.

Новые факты, новые известия побуждали Исполнительный Комитет пересмотреть свои предложения, вновь обсудить вопрос в Исполнительном Комитете. Заседание Совета прерывалось. Рабочие разбивались по районам и обсуждали вопрос. Исполнительный Комитет удалялся на совещание.

После перерыва открывались вновь прения. Исполнительный Комитет защиту своего предложения поручал одному из своих членов.

Это не была греческая Агора, отвечавшая без обсуждения на предложения архонтов: да или нет.

Осветивши вопрос детально и учтя настроение своих избирателей, Совет принимал свои решения.

Заседания Совета представляли интересную картину.

Вдруг выросший, как сказочный герой, пролетариат в рабочем парламенте проявлял удивительную работоспособность, вдумчивость, дисциплинированность. Страстная горячность революционного депутата повышала настроение, не вредя продуктивности работы. Пролетариат образцово постиг строй парламентской жизни. Наблюдатели из интеллигентов не раз дивились этой черте рабочего, вчера еще ютившегося на задворках жизни, а сегодня вносившего «поправку к порядку дня».

Из всех постановлений Исполнительного Комитета всего два формально не санкционированы Советом.

Я указываю на захват типографий для печатания «Известий Совета» и на объявление Исполнительного Комитета об изъятии вкладов из государственных сберегательных касс.

По существу Совет в том и в другом случае не только не возражал против тактики Исполнительного Комитета, он её одобрял.

14 октября Совет возложил на несколько лиц, вошедших впоследствии в Исполнительный Комитет, обязанность обслуживать рабочих бюллетенями, содержащими в себе хронику, телеграммы и т. д.

Это привело к выходу «Известий». Картина захвата типографии сообщалась на заседаниях Совета и встречала общее сочувствие. Не раз Совет из своей среды выделял дружинников для охраны типографий, в которых печатались «Известия».

Второе постановление Исполнительного Комитета состоялось 22 ноября, и 23 было оглашено в петербургских газетах. В нем говорилось:

«Исполнительный Комитет Совета Рабочих Депутатов в заседании 22 ноября признал необходимым ввиду наступающего банкротства, чтобы рабочий класс и все бедные слои населения брали свои вклады из сберегательных касс и требовали всяких расплат, в том числе и получения заработной платы звонкой монетой». («Новая Жизнь», № 19)

По существу это предложение было предрешено, хотя формально и не ставилось на голосование на заседании 19 ноября, когда возбужден был вопрос о возможности близкого финансового банкротства русского правительства.

Что Исполнительный Комитет только резюмировал мнение Совета, это подтвердило недалекое будущее — выпуск манифеста.

Исполнительный Комитет возник 17 октября. В состав его входило 31 человек: 22 депутата и 9 представителей партий.

В виду массы работы, выпадавшей на долю Исполнительного Комитета, и физической невозможности двум членам Исполнительного Комитета обслуживать район, 19 ноября Совет постановил увеличить районное представительство рабочих в Исполнительном Комитете до 4 депутатов. К этому времени в Исполнительный Комитет вошли три представителя от петербургских железных дорог и три от Почтово-Телеграфного союза.

Число членов Исполнительного Комитета от рабочих районов было 28, от профессиональных союзов — 13*, и от социалистических партий — 9.

* Печатников, конторщиков, приказчиков и фармацевтов, железнодорожного узла и Почтово-Телеграфного союза. Остальные профессиональные союзы не были представлены в Исполнительном Комитете.

Из общего числа членов 35 человек пользовались решающим голосом, а 15 (представители партий и делегаты Почтово-Телеграфного союза и железных дорог) — совещательным.

Из 28 районных членов Исполнительного Комитета— 26 приходилось на заводы и 2 — на фабрики.

Выборы членов Исполнительного Комитета производились двухстепенной подачей голосов. Все депутаты данного района из своей среды выбирали членов в Исполнительный Комитет.

XIV. — Отношение к Совету правительства, буржуазии и рабочих.

I.

Рабочие называли Совет «пролетарским правительством».

Правительство графа Витте этого не говорило, хотя и не опровергало пролетарской квалификации.

Признать Совет новым правительством гр. Витте не мог. Такое признание обязывало или передать юридически власть в руки Совета или вступить с ним в борьбу.

Первое было невыгодно, для второго граф Витте был еще слаб.

На почве силы Совета и слабости правительства создались своеобразные отношения. Совет открыто призывал и организовывал революционные силы страны для свержения самодержавия. А самодержавие, которому Совет открыто объявлял о своих целях, это самодержавие в лице графа Витте, Дедюлина, Бирилева, Редигера вступало в переговоры с Советом, исполняло его требования, признавало за ним право экстерриториальности…

В чем же скрывался секрет этих странных отношений? В силе Совета — с одной стороны, растерянном бессилии правительства — с другой.

Не расположением графа Витте к революции надо объяснять то, что перед депутатом Совета раскрывались «заветные» двери премьера.

Силу могут не любить, могут ненавидеть, но не считаться с нею не могут.

В каком бы виде ни явилась сила, не верящие в свою мощь, из простого расчета вступят с ней в переговоры, не дерзнут отвергнуть её требования.

Депутатов Совета гр. Витте принимал в то время, когда отказывалось в приёме генералам.

Так было, по крайней мере, 19 октября.

Депутаты требовали освобождения арестованных у Казанского собора членов Совета. Последние были освобождены. Но этого мало. Перед освобождением полиция явилась в Совет для установления факта: действительно ли арестованные — депутаты Совета и командированы Советом на Казанскую площадь? И та же полиция, в тот же день пыталась разогнать собрание Союза Союзов, заседавшее в Вольно-Экономическом обществе.

В одном случае полиция не только не разгоняет рабочего собрания, явно революционного, заседавшего без соблюдения закона 12 октября, но своим обращением за удостоверением к Совету санкционирует правомерность этого собрания. В другом случае полиция разгоняет кучку интеллигентов, собравшуюся с соблюдением формальных требований закона 12 октября.

Такое поведение объяснялось отнюдь не попустительством и расположением полиции к рабочим.

Там, где полиция ожидала встретить отпор, массовое сопротивление, могущее вызвать на улицу рабочих, полиция бездействовала.

«Совет Рабочих Депутатов совсем другое дело». — Эту мысль удачно выразил градоначальник Дедюлин. Эта фраза была сказана при следующих обстоятельствах.

После закрытия полицией одного из интеллигентских собраний в Вольно-Экономическом обществе, председатель II отделения этого общества, проф. Явейн обратился к градоначальнику за разъяснением.

«Собрание закрыто потому, — говорил градоначальник, — что оно состоялось без соблюдения закона 12 октября. Если собрание будет по именным повесткам, и при сравнительно небольшом числе участников, то на таких собраниях не будет присутствовать полиция».

Когда-же профессор Явейн сослался на практику Совета, у градоначальника вырвалось: «Совет Рабочих Депутатов совсем другое дело».

Градоначальник Дедюлин был прав. На заседаниях Совета полиция не присутствовала, хотя вход был не по именным повесткам, а число участников (считая в том числе и гостей) доходило иногда до 2—3 тысяч человек. Полиция ограничивалась тем, что в виде почетной стражи, располагалась у входных дверей на улице.

Совет пользовался правом экстерриториальности.

Но по мере того, как правительство приходило в себя от охватившей его паники в октябрьские дни, по мере того, как оно мобилизовало контр-революционные силы страны, отношение правительства к Совету менялось.

Мы знаем, что в период ноябрьской стачки гр. Витте, обжегшись на «братцах-рабочих», протянул свою графскую руку «братцам-капиталистам».

Не веря в свои силы, гр. Витте не решался сам открыто раздавить Совет Рабочих Депутатов.

По его плану и личному содействию капиталисты выбросили тысячи рабочих на мостовую. Этим предполагалось достигнуть двоякого рода результатов: во-первых, отрезать рабочих от Совета, т. е. косвенным путем уничтожить силу Совета и, во-вторых, сломить революционную энергию всего пролетариата.

Так велась закулисная кампания против рабочих.

В сношениях же с рабочими, министры по-прежнему были словоохотливы и исполняли требования Совета.

8 ноября депутаты Совета требовали от морского министра Бирилева и военного Редигера открытия казенных заводов. Заводы были открыты.

В это же время гр. Витте и генерал Редигер подписываются на рабочую газету. За невыходом «Известий Совета Рабочих Депутатов» им посылается «Печатный Вестник».

Министры вели тонкую дипломатическую игру.

Градоначальник Дедюлин был откровеннее.

Уже 3 ноября он взывает к мужеству петербургского населения для борьбы с Советом.

На расклеенные объявления градоначальника, Совет отвечал в газетах:

«С.-Петербургский градоначальник объявляет от 3 ноября, что Совет Рабочих Депутатов «надоел» петербургскому населению и призывает это население проявить более мужества в борьбе с нами.

«Очевидно, г. градоначальник под населением понимает ту его часть, с которой находится в постоянной связи, т. е. черными сотнями.

«Совет Рабочих Депутатов обращается ко всему честному населению и приглашает его сплотиться против хулиганов, к мужеству которых взывает правительство.

«Совет Рабочих Депутатов выражает уверенность, что близкие события покажут, кто надоел родине: революционный пролетариат или правительственные хулиганы» (Архив Совета).

Откровенные выступления градоначальника сдерживались двойственной игрой министров.

7 ноября по предписанию градоначальника произведено было нападение полиции и войск на помещение Совета и Союза рабочих печатного дела.

Предполагалась конфискация № 7 «Известий». Представители Совета и Союза ответили, что уступят только силе.

Министр торговли и промышленности, как нам сообщили, предложил градоначальнику «не раздражать рабочих».

Полиция отступила.

10 ноября градоначальник вооруженной силой преграждает доступ депутатам в Соляной Городок на очередное заседание Совета.

Но тот же градоначальник разрешает все последующие собрания Совета в Вольно-Экономическом обществе без соблюдения формальных требований закона 12 октября.*

* По отношению же к отдельным рабочим организациям и заводам полиция держалась другой тактики.
За Московской заставой полиция захватила помещение, нанятое рабочими фабрики механической обуви для собраний, и приспособила его для своих нужд. Только вмешательство Совета помогло рабочим отстоять свое помещение.
Полиция, где могла, старалась присутствовать на собраниях рабочих. Полиции удалось пробраться на заседание союза рабочих печатного дела.
Председатель Совета, узнав об этом, обратился к председателю собрания с следующим предложением:

«От имени Совета Рабочих Депутатов предлагаю Вам потребовать удаления полиции из зала заседания, так как присутствие полиции на собраниях ни в коем случае не допустимо. В противном случае, я нахожу нужным, дабы не создавать опасных прецедентов, лучше распустить собрание».

Эта точка зрения была одобрена Исполнительным Комитетом и санкционирована Советом.
Рабочие настойчиво проводили в жизнь это постановление Совета. На тысячные собрания печатались повестки, чтобы придать им вид закрытых собраний. Но полиция на это не обращала внимания. Всякий раз вопрос разрешался соотношением сил полиции и рабочих. В тех случаях, когда наряды полиции были недостаточны, митинги проходили без участия полиции. Когда же полиция располагала подкреплениями в виде войск, собрания по повесткам распускались, так как полиция без своего присутствия не разрешала собраний. Так, несколько тысяч семяниковских рабочих не допустили присутствия полиции на своем собрании в Соляном Городке. Служащие же Балтийской дороги, благодаря своей малочисленности принуждены были уступить полиции и закрыть своё собрание в Вольно-Экономическом обществе.

19 октября градоначальник заявляет депутату Александровского завода, арестованному на Казанской площади, что отобранный у него револьвер будет возвращен, и что за ношение оружия без разрешения он не будет подлежать ответственности в порядке обязательных правил.

— Ведь вы для самообороны носили револьвер? — спрашивает градоначальник.

А после того, как растерявшееся правительство пришло в себя и мобилизовало контрреволюционные сотни, градоначальник Дедюлин приговорил того же самого депутата к 3-месячному аресту «за недозволенное ношение огнестрельного оружия».

Открыто правительство изменило свой курс по отношению к Совету 19 ноября.

В этот день, как об этом свидетельствуют секретные документы охранного отделения, решен был арест председателя Совета.

Правительство производило разведки, нащупывало силы противника.

За рекогносцировкой началась контр-революционная баталия правительства.

II.

Всеобщая октябрьская стачка была до известной степени общенациональным протестом против феодально-полицейского строя.

Одни сознательно вливались в стачечное русло, других втягивала стачечная стихия.

Рабочая масса выносила всю тяжесть забастовки на своих плечах.

Так называемое общество сочувствовало стачке. Небольшие реакционные группы не решались бороться с нею.

Но сожительство буржуазии с пролетариатом было кратковременным.

С 17 октября начинается расслоение. Левое крыло буржуазии заявляет открыто о том, что пора отмежеваться слева и справа.

«Мы должны вырвать дорогую отчизну из рук тех, кто её поставил на край гибели и не дать в руки тех, кто готов ее бросить в водоворот социальной революции или нашей русской пугачевщины», — так писал г. Кузьмин-Караваев. («Русь», 1905 г., № 192).

Аморфный русский либерализм на почве частичных побед 17 октября начинает окристаллизовываться, дифференцируется в отдельные политические группы сообразно своей социальной природе. Возникают конституционно-демократическая партия, партия демократических реформ, союз 17 октября, торгово-промышленная партия. Как бы эти партии ни разнились в своих политических требованиях, их объединяет одно: метод дальнейшей борьбы. Они будут торговаться с правительством, а в случае несостоявшейся сделки, фрондировать в пределах манифеста 17 октября.

«Правительство не желает обманывать общество, оно плохо осведомлено и мы должны осведомить его», — говорит на земском съезде г. Стахович. («Право», 1905 г., № 44).

«Я — не социалист, но если бы мне кто-нибудь сказал, что социалисты спасут Россию, я первый протянул бы им руку… Пока же правительство — единственный орган, вокруг которого можно объединиться», — вторил ему г. Петрункевич. (Ibid).

Мы видим, что правое и левое крыло сходятся в методах дальнейшей тактики.

Земские «революционеры» на час, после 17 октября будут делать революцию с дозволения начальства.

Революционеры без кавычек говорят о вооружении народа; о переходе армии на сторону революции. Ноябрьская стачка привела к открытому разводу либеральной буржуазии с пролетариатом.

Это отразилось и на оценке ноябрьской стачки либеральной печатью. Либерализм в своих органах отказывался постигнуть смысл ноябрьского выступления пролетариата. Он считал ноябрьскую стачку крупной политической и тактической ошибкой рабочих партий.

Либералы «не бастовали», но они и не хотели видеть истинных размеров ноябрьской стачки.

Либерализм одержим в высокой степени эгоцентризмом.

Эту черту талантливо вскрыл в одной из своих речей Лассаль. Он говорил:

«Эта до смешного ничтожная кучка людей повсюду наполняет со своими семьями все театры, все концерты, все собрания, балы, гулянья, рестораны и погребки, порождая этим впечатление чего-то многочисленного, повсюдного. Она думает только о себе, только о себе говорит, воображает, что она весь мир, она располагает всеми газетами, всеми мастерскими, где вырабатывается общественное мнение и в своем самообольщении успевает даже убедить других, что эта кучка составляет весь свет».

Так было сказано давно о немецком либерализме, но вся эта характеристика приложима в полном объеме и к русским либералам.

Не одобряя ноябрьской стачки, «либерализм» выдавал похвальный лист пролетариату за октябрьские дни:

«Первая стачка, — писало «Право», — останется светлой страницей в истории освободительного движения, памятником великой заслуги рабочего класса в деле борьбы за политическое и социальное раскрепощение народа». («Право», 1905 г., № 44).

Между «Правом» и морским министром Бирилевым существовал полный entente cordiale по вопросу о ноябрьской стачке.

Депутатам Совета контр-адмирал Бирилев говорил:

«Первая ваша забастовка была умная и вы много ею вырвали; а вторая — я даже не могу понять — для чего она была. Иван Петров или Сидор Иванов, плотник или слесарь — бастует вдруг из-за того, что в Царстве Польском военное положение».

Охранное отделение не разделяло взглядов морского министра о роли пролетариата в октябре. В цитированном уже мною секретном документе оно писало: «в октябрьскую забастовку Совет Рабочих Депутатов серьезного значения не имел, и руководителем забастовки несомненно был Союз Союзов, по инициативе которого и возникла стачка».

Победы 17 октября охранное отделение относило на счет либерализма. Значительно позже исторические изыскания охранного отделения подкрепил своим научным авторитетом и профессор Милюков.

Все содержание революционной борьбы ученый историк распланировал по трем вехам: земский съезд 6 ноября, земская депутация у царя 6 июня и, как победа либерализма, — 17 октября.

Больше ничего не было!

Приведенная схема была создана профессором 6 июня 1906 г.* Шестерки в глазах ученого приобрели мистический характер. За ними он забыл всю историю, забыл даже, как конституционалисты-демократы не могли попасть на октябрьский съезд в Москву, потому что бастовали рабочие и служащие железных дорог.

* «Речь», от 6 июня 1906 г.

Профессор не видел истории за министерскими портфелями, которые были так близки и возможны для кадетов в момент создания ученой схемы.

Но чем далее будут отодвигаться вдаль министерские портфели, тем полнее профессор охватит историю и вспомнит забытое.

Тогда он расставит в 1905 году новые вехи, и на них не будут уже красоваться либеральные шестерки…

III.

Как относились к Совету промежуточные слои населения?

Одни выражали ему сочувствие, другие оказывали поддержку, третьи шли за помощью, указанием, четвертые подчинялись Совету как новому правительству.

Были, конечно, и враги у Совета.

Передовые элементы деклассированной интеллигенции свою тактику согласовали в ноябрьские дни с постановлениями Совета.

Резолюции учащихся зубоврачебных школ, учебного персонала, многих средне-учебных заведений громко говорили об этом.*

* Часть этих резолюций помещена в № 7 «Известий Совета Рабочих Депутатов».

Деятельность Совета, направленная к защите отдельных национальностей и целых групп, естественно находила отклик сочувствия в рядах тех, за кого боролся Совет.

После ноябрьской стачки Совет получил от жителей Велюнского уезда Царства Польского следующую телеграмму:

«От глубины души шлем нашу общую благодарность борцам, поддержавшим нас в стремлениях к свободе и автономии Польши».

Обывательская поддержка Совета выражалась в разных формах.

Обыватель жертвовал деньги, вещи, продукты, дрова в помощь безработным, предлагал свои услуги в столовых. Один из архитекторов предложил свое громадное помещение для заседаний Совета.

Рядовой обыватель, когда ему нужно было знать — не захватит ли его забастовка в пути, шел в Совет. Справки выдавались не в управлениях железных дорог и министерстве путей сообщения. Ответы на свои вопросы обыватель находил на Торговой — в помещении Совета.

Обыватель шел в Совет и тогда, когда правительственная власть была бессильна выполнить свои обязательства перед ним.

Телеграфные проволоки отказывались служить правительству, но на них передавались телеграммы от имени Совета и Совету.

Не раз приходилось Совету пересылать частные телеграммы, имеющие важное значение, преимущественно семейное, для отдельных лиц.

История одной сенаторской телеграммы весьма любопытна.

Министры и чины государственного совета не могли оказать протекции вдове сенатора Б. Телеграммы не принимали, так как правительственный телеграф бастовал.

Ей оказал содействие Совет. По его ордеру была отправлена по назначению важная семейная телеграмма.

У Совета спрашивали: не будет ли считаться штрейкбрехерством пересылка книг по железной дороге через специальных агентов во время почтово-телеграфной стачки? Такие запросы поступали от нескольких книжных фирм.

К пролетарскому правительству широкие слоя населения обращались за охраной имущества и личной неприкосновенности.

Совет охранял типографии от погромных самодержавных сотен, Совет мобилизовал своих дружинников в дни предполагаемых погромов.

К пролетарскому правительству шли за помощью и против самодержавного правительства.

Когда было введено военное положение в Лифляндской губернии, латышское население Петербурга обратилось в Совет: «сказать свое протестующее слово против нового насилия самодержавия».

У Совета было пока одно действительное оружие, чувствительное для самодержавия. Но по частным поводам Совет не нашел возможным прибегать к стачке.

У Совета искали заступничества из самых далеких уголков России.

В октябрь-ноябрьские дни не выяснилось определенно, за кем останется победа. Победит ли рабочий или щетина штыков спасет самодержавие?

Мы видели уже, что промежуточные слои населения во многих случаях отдавали предпочтение рабочему правительству.

Но бывали и такие случаи, что обыватель одновременно признавал два правительства: самодержавное и пролетарское.

Это резко сказалось по совершенно ничтожному случаю.

Нужен был Почтово-Телеграфному союзу штемпель.

Без разрешения полиции граверные мастерские отказывались принять заказ.

Послал тот же заказ Совет.

«Доставьте разрешение полиции или Совета Рабочих Депутатов» — отвечали граверы. Послан был ордер Совета, и заказ был выполнен.

Такой же тактики держались по отношению Совета и такие политические прозорливцы, как г. Сыромятников.

Как известно, газета «Слово» обращалась в Совет «за разрешением» не посылать очередных номеров газеты в цензуру. Здесь не было той простоты, которую обнаружил обыватель-гравер. Холопствующие сразу ставили выигрышную ставку на три квадрата. Победит рабочий — «Слово» не в ответе; уцелеет самодержавие, «Слово» оправдается ссылкой на насилие рабочих. В том и другом случае был обеспечен выход газеты.

Все объяснялось тем, что исход борьбы не выяснился.

Даже «Новое Время», черпающее свои передовицы и маленькие письма из лакейских высокопоставленных особ, не решалось нападать на Совет. Временами оно отдавало преферанс рабочему правительству перед правительством Витте.

Обывательское отношение к Совету проявляли и отдельные агенты правительственной власти, не стоявшие во главе управления.

В ноябрьскую стачку типография морского министерства запросила Совет: распространяется ли забастовка и на типографию министерства. Совет ответил: да. И работы были прекращены, несмотря на предписание высшего начальства продолжать занятия.

В ту же ноябрьскую забастовку военное начальство, обслуживающее электрические станции вместо забастовавших рабочих, по ордеру Совета дало электрическую энергию для ротационных машин. Оно даже сочло нужным уведомить письменно об этом Совет.

Петербургский Окружной Суд нашел «законное» основание для освобождения от свидетельских обязанностей директора электрической станции Гелиос, ввиду особых отношений последнего к Совету. Юридическая аргументация Окружного Суда была конструирована приблизительно так: Совет Рабочих Депутатов потребовал от директора электрической станции немедленного прекращения электрической энергии, отпускаемой со станции для почты и телеграфа (дело происходило во время почтово-телеграфной забастовки). Неисполнение такого требования может вызвать со стороны Совета Рабочих Депутатов агрессивные действия, могущие причинить непоправимый ущерб свидетелю, а потому суд постановляет освободить его от обязанностей свидетеля. («Сын Отечества», за ноябрь).

При таком отношении к Совету военной власти или суда нет ничего удивительного, что Северный банк учел просроченный чек Совета.

Там, где встречались противодействия Совету, где были бессильны его призывы, Совет прибегал к бойкоту. В настоящее время это оружие от частого употребления зазубрилось и стало тупым. Сама же угроза бойкота постольку имеет значение, поскольку угрожающие представляют из себя реальную силу.

Совет был силен. Одна угроза бойкота обезвреживала сопротивлявшихся.

Так, транспортная контора Гейгард и Гей прельстилась большими доходами и готовилась выступить в роли штрейкбрехера во время почтово-телеграфной забастовки. Совет уведомил транспортную контору, что перевозка ею почты и денежных ценностей представляет из себя чистейшее штрейкбрехерство. Совет применит к ней те меры, какие он вообще применяет в штрейкбрехерам. Этого было достаточно, чтобы на следующий день в газетах появилось заявление транспортной конторы, что она не берет на себя организацию перевозки почты.

Бойкот трактирщиков, отказывавших в отводе помещений для рабочих собраний, бойкот некоторых табачных фабрик, нагло злоупотреблявших своей властью по отношению к рабочим — приносил блестящие результаты.

Одни извинялись и по своей трактирщицкой психологии предлагали «отступное» в пользу безработных (конечно, Исполнительный Комитет отвергал такого рода пожертвования), другие делали уступки рабочим.

Возбуждая в одних сочувствие, в других поддержку, действуя на одних своей моральной силой, других побеждая угрозой рабочего бойкота, Совет имел и открытых врагов.

Врагами его были все темные силы и самодержавные погромщики. Они готовили погром. Но рабочие выковывали холодное оружие и запасались огнестрельным. Бессильные открыто нанести удар рабочим, они инсинуировали, распускали словесно и в печатных листках свою грязную ложь о депутатах Совета.

Литературными застрельщиками хулиганов выступали два сиятельства: граф Орлов-Давыдов и графиня Мусина-Пушкина.

Титулованные литераторы писали рабочим:

«Русский царь дал вам всем свободу, а вы избрали себе других царей — социал-демократов. Царь смягчил вам налоги, а ваши цари вновь наложили и взимают их не на ваши нужды, а на свои. Где сотни тысяч ваших денег? В Совете Рабочих Депутатов! Где хлеб для вас? Рабы! Вам разбили ваши цепи, а вы куёте их для себя, вы просите на ваши деньги хлеба, а они дают вам газеты, а ваши цари — социал-демократы будут есть ваш хлеб».

Не веря сами в то, что писали, вдохновители погромщиков хотели убедить других. И для этой цели заказали в типографии Тренке к Фюсно 100.000 экземпляров воззвания. Но рабочие им не поверили, наборщики отказались печатать клевету на своих товарищей. Под давлением администрации набор произвели ученики. Но по постановлению Исполнительного Комитета Совета и Союза Рабочих Печатного Дела набор был конфискован.

Графу с графиней не отказали в опубликовании их воззвания в печати. В «Новой Жизни» (№ 20) оно было помещено полностью с подобающими комментариями.

В последнее время на помощь графам пришло охранное отделение. Оно инсинуировало насчет Совета, а жандармское управление «расследовало» эти инсинуации с участием прокурорского надзора.

Об этом с достоверностью говорят результаты жандармского дознания по делу Совета Рабочих Депутатов.

Графы и сутенеры, хулиганы и жандармы мало успели, несмотря на широкое гостеприимство правительственных типографий для печатания своих инсинуаций.

Рабочие по-прежнему верили своему Совету.


Один факт прекращения всем пролетариатом Петербурга работ по постановлению Совета красноречиво говорит, что Совет Рабочих Депутатов пользовался громадным влиянием и авторитетом в глазах рабочей массы.

Он пользовался потому, что веления Совета были велениями всей рабочей массы, настроение рабочей массы было настроением Совета. В этом лежала разгадка того, почему сотни тысяч рабочих по призыву Совета бросали станки, оставляли мастерские. И те же рабочие в назначенный Советом час возобновляли работы.

Рабочие подчинялись Совету не из-за одной дисциплины, а потому, что Совет говорил и делал то, что говорила и делала вся рабочая масса.

К своему парламенту рабочие относились с захватывающим интересом, они зорко контролировали своих представителей.

Рабочие порта запрашивают Совет: посещают ли их депутаты все заседания Совета и сообщали ли они Совету об уволенных товарищах?

Рабочие фабрики Гаевского извещают Совет, что «в интересах рабочего дела они нашли нужным сменить своего депутата и избрали нового».

Такое же извещение поступило и от рабочих чугунно-литейного завода.

На других заводах и фабриках рабочие также переизбрали своих депутатов.

Рабочие столярной мастерской Васильева сообщают Совету, что присутствовавший на заседаниях Совета их товарищ не избран ими в депутаты, а так как «в Совете должны быть выборные от рабочих, то мы избираем другое лицо», говорилось в извещении этой мастерской.

Рабочие предъявляют требование Совету, чтобы в «Известиях» и газетных отчетах сообщалось о положении дел на всех фабриках и заводах. Под влиянием своих избирателей, депутаты настойчиво проводят на заседаниях Совета, чтобы в делаемых на заседаниях сводных отчетах не было пропусков. Всякий случайный пропуск вызывает дополнение депутата. Дело доходило до исправления незначительных погрешностей, вкравшихся в отчеты.

Так, депутат Орудийного завода обращается в Исполнительный Комитет с предложением опровергнуть помещенное в «Русской Газете» сообщение о том, что их завод примкнул на второй день к стачке.

«Это неправда, пишет депутат, мы первые забастовали. И рабочим было неприятно читать об этом в «Русской Газете». Рабочие требуют опровержения».

Опровержение, конечно, было составлено и помещено на следующий день в газете.

Все эти факты характерны, как показатели напряженного внимания широких рабочих масс в Совету.

Рабочая масса, видя в Совете представительство всех рабочих, требует и отчетов о всех рабочих.

Рабочая масса не ограничивалась формальным избранием депутатов. Я указывал уже на случаи переизбрания депутатов, как более отвечающих настроениям рабочих. Но посылая в Совет более сознательных товарищей, избиратели требуют у них отчетов о заседаниях Совета. Они хотят быть в курсе советских дел и решений.

На заводах и фабриках депутаты являются фокусом, концентрирующим внимание всех рабочих. Через депутатов желания и решения рабочих вливаются в Совет и через них же передаются из Совета на периферии.

В Совет рабочие несли все свои великие и малые нужды, обращались в Совет по всем вопросам фабрично-заводской жизни. Из тысячи этих малых дел соткана добрая половина деятельности Совета. Перечислить их нет возможности. Привожу наудачу из архива Совета несколько иллюстраций.

3 ноября рабочие порта открыли в помещении заводской столовой митинг. Администрация завода потребовала немедленного распущения собрания, угрожая в противном случае применить вооруженную силу. Кто-то из участников митинга вносит предложение отправить немедленно депутацию к графу Витте.

«Какой там Витте, чего к Витте. — У нас есть свое правительство. Пошлем в Совет, что скажет Совет, то и сделаем», — отвечает собрание.

Заседания Совета не было, но члены Исполнительного Комитета ответили: «перед одной угрозой вооруженного насилия митинга не распускать. Когда явятся войска и опасность станет очевидной, распустить собрание».

Для разрешения этого вопроса командируется член Исполнительного Комитета.

После его переговоров с администрацией порта, митинг продолжался.

Рабочие Сестрорецкого Оружейного завода, исполняющие в качестве мобилизованных запасных работы на заводе, просят «Совет Рабочих Депутатов помочь им освободиться от обязательной службы, так как мобилизация окончена, да и войны нет».

Рабочие конверточной мастерской Васильева «просят Совет улучшить их положение, так как они работают 13 часов и получают 25 коп. в день».

Рабочие электрической станции Смирнова предлагают Совету воздействовать на хозяина, уволившего 20 человек рабочих. Такие же предложения исходят от рабочих фабрики Мюльбаха.

Отдельные группы просят связать их с партиями.

С одних фабрик и заводов просят прислать ораторов на митинг, с других доставить литературу «особенно листков для солдат, так как они у нас стоят и с руки её спустить легко»; с третьих требуют уставы профессиональных союзов и т. д. и т. д.

Со всех же фабрик и заводов не прекращаются требования оружия и оружия.

Мелкая повседневная работа сыпалась, как из рога изобилия. И многое из неё выполнял Совет, выполнял со дня своего возникновения и до самой последней минуты, когда обнаглевшее правительство наложило на него свою руку.

Первого Совета нет, но его долго не забудут рабочие.


Осенний подъем революции и декабрьский разгром пролетариата художественно очертил поэт. Картину недавнего прошлого поэт рисовал в следующих чертах:

«Из фабричных казарм, из холодных углов, из жилища труда и неволи он созвал своих братьев голодных на бой против мира насилья и мрака, против царства бесправья, оков, нищеты, против власти разврата и гнёта.

И, отбросив далеко орудья труда, он покинул свои мастерские; и на улицах шумных больших городов, средь разряженных, праздных, веселых появился он вдруг, пробужденный народ, как виденье из мира иного.

Истощенный, голодный — неволи дитя, — истомленный годами страданий, поднял смело он красное знамя труда, яркий символ борьбы за свободу. Страстной жаждою воли и счастья горя, нёс он миру и счастье и волю, и вселенную всю обновить он мечтал, уничтожив насилье и злобу…

Но насилье и злоба, почуяв конец, ополчились на страшного гостя, поднялись на борьбу из-за власти своей, из-за власти своей над народом. Закипела борьба, раздался лязг мечей, оросилася братскою кровью земля, вопль страданья пронесся над бедной страной, вопль проклятья его заглушил…»

Если в декабрьские дни самодержавие торжествовало над революцией, в конце-концов революция восторжествует над самодержавием.

Революция органически, неудержимо создает свое дальнейшее развитие из собственных своих недр.

Поступательное шествие её обусловлено социально-экономической эволюцией. Победа революции знаменует: новые политические формы, развитие производительных сил страны. Торжество самодержавия — обращение России в варварство, в европейскую колонию, вторую Турцию.

В настоящее время нет господства революции, но нет и господства самодержавия.

Неустойчивое равновесие не может долго продержаться. Несмотря на все частичные поражения, революции ничто не остановит; самодержавные штыки и пулеметы могут только ее на пути задержать.

Революция может без преувеличений повторить гордые слова рабочего Трейча:

«Надо идти вперед. Здесь говорили о поражениях, но их нет.

«Я знаю только победы. Надо мять, давить— творить новые формы. Но надо идти вперед. Если встретится стена — её надо разрушить. Если встретится гора — ее надо срыть. Если встретится пропасть — ее надо пролететь. Если нет крыльев — их надо сделать.

«Но надо идти вперед. Если земля будет расступаться под ногами, нужно скрепить ее — железом. Если она начнет распадаться на части, нужно слить ее — огнем. Если небо станет валиться на головы, надо протянуть руки и отбросить его».

Г. Хрусталев-Носарь.