История Совета Рабочих Депутатов

Слово редакции «Искра-Research» читателю

Памяти Арама Тер-Мкртчянц
Предисловие 1906 г.

Н. Троцкий — Совет и революция

А. Кузовлев (С. Зборовский) — Как возник Совет

Г. Хрусталев-Носарь — История Совета Рабочих Депутатов (до 26-го ноября 1905 г.)

Введение
Октябрьская стачка и возникновение Совета Рабочих Депутатов
До манифеста 17-го октября
Конституционная эра
Демонстрация 18-го октября
Ликвидация октябрьской стачки
Самооборона
Восьмичасовой рабочий день
Ноябрьская стачка
Опять восьмичасовой рабочий день
Мобилизация революционных сил
Комиссия безработных
Состав, функции и политическая физиономия Совета Рабочих Депутатов
Исполнительный Комитет
Отношение к Совету правительства, буржуазии и рабочих
Истекшее десятилетие (1914 1924 гг.)

В. Звездин — Последние дни Совета

С. Введенский — Ноябрьская забастовка

А. Симановский — Пролетариат и свобода печати

Б. Петров-Радин — Борьба за восьмичасовой рабочий день

П. Злыднев — У графа Витте

Н. Немцов — На металлическом заводе Растеряева

А. Симановский — Как печатались «Известия Совета Рабочих Депутатов»

М. Киселевич — Союз рабочих печатного дела

Н. Троцкий — Совет и прокуратура


Последние дни Совета (26 ноября— 3 декабря).

Вайнштейн, Семен Лазаревич (1879—1923) (В. Звездин, Звездич, Николай Иванович Секерин) — из Курска, юношей вступил в РСДРП, член харковского, потом московского комитетов, примкнул к меньшевикам. В августе 1905 г. арестован, выпущен в «дни свободы» и прошел в Совет от Союза конторщиков. Избран в Исполнительный Комитет, сотрудничал в газете «Начало». Арестован со всем Советом, осужден, бежал из ссылки и работал в Баку. В годы войны близок к Церетели и Дану, поддерживал циммервальдскую ориентацию; в 1917 г. и дальше поддерживает правое крыло меньшевистской партии, враг Советской власти, несколько раз арестован. В начале 1923 г. выслан из СССР и вскоре умирает в Берлине.

I.

26 ноября правительство графа Витте-Дурново арестовало председателя Совета Рабочих Депутатов. Почему же именно его одного, почему не Исполнительный Комитет, почему не сам Совет? Разве деятельность Совета в глазах властей не была преступной? Разумеется была! Но самодержавное правительство пока еще не чувствовало себя в силах сразу оборвать деятельность Совета, арестовав его, пока еще оно, не припертое к стене категорической необходимостью, страшилось взять на себя инициативу открытого столкновения с рабочими массами. Арест председателя Совета был лишь предварительной рекогносцировкой, зондированием настроения пролетариата, ощупыванием почвы.

Как же ответил Совет на это первое непосредственно на него направленное нападение реакции, как отнесся к нему пролетариат?

Для Совета было несколько выходов из того положения, которое создалось арестом его председателя в связи с общей политической ситуацией тогдашнего момента. Во-первых, Совет мог попытаться стать более лойяльным, не демонстрировать так вызывающе свои силы, изменить, словом, свою боевую тактику. На это, быть может, и рассчитывало правительство. Но настроение пролетариата было таково, что Совет, сошедший с того пути, на который он встал еще в октябрьские дни, который принес ему такую славу, такое влияние, был бы сброшен самими рабочими.

Во-вторых, видя опасность своего открытого существования, Совет мог постараться укрыться от глаз полиции — уйти в подполье. Но тогда Совет переставал быть Советом. Выборный парламент рабочего класса обязан был и не мог действовать иначе, как совершенно открыто и гласно, под постоянным живым контролем своих избирателей, самым фактом своего существования агитируя, мобилизуя и организуя пролетариат. Замуроваться в подполье — значило погубить дело Совета.

В-третьих, Совет мог ответить реакции немедленным выступлением пролетариата. Но это новое выступление должно было бы быть решительным и сильным, т. е. прежде всего не изолированно петербургским, а всероссийским; к такому выступлению один лишь арест председателя петербургского Совета, несмотря на свое крупное симптоматическое значение, не представлял веского повода, на нем не объединились бы рабочие всей России. А вместе с тем каждый день приносил известия о том, что в разных концах страны, в её фабрично-заводских центрах (в Москве, Одессе, Николаеве, Ростове-на-Дону, Иваново-Вознесенске, Костроме) по примеру Петербурга возникают такие же выборные Советы, входящие в сношения с петербургским, что, следовательно, организационная сила пролетариата растет, что пока еще слабые по сознательности и численности кадры революционных солдат увеличиваются и идейно крепнут, что связи с ними Совета упрочяются, что орган революционного крестьянства — Крестьянский Союз — будет координировать свои действия с Советом. При таких условиях было ясно, что пока представлялась хоть какая-нибудь возможность уклониться от решающей схватки с самодержавием и продолжать творческую и созидательную работу, Совет — не делая политической ошибки — не мог декретировать немедленного выступления.

В-четвертых, наконец, Совет мог остаться тем, чем он был, сохранить старое знамя, ни в чем не менять своей прежней тактики и, учтя событие 26 ноября, как явный признак неизбежной близости решительного столкновения, продолжать готовиться к борьбе. Этот вывод из всего совершившагося и совершающегося, и вывод единственно возможный и правильный был сделан Советом в ближайшем его заседании.

27 ноября Совет собрался в своем постоянном за последнее время помещении в залах Вольно-Экономического общества, гостеприимно раскрывавшем перед ним дверь, при обычной обстановке: по-прежнему у внутренних дверей стоял контроль, проверявший депутатские и партийные билеты входящих, а снаружи дежурил наряд полиции, не смевший, однако, и показаться внутри здания, все так же со стен залы хмуро и удивленно глядели портреты каких-то генералов.

Собрание* открыто; нервное и приподнятое вначале, оно скоро находит свой всегдашний сдержанный и спокойно-деловой тон. Исполнительный Комитет докладывает об аресте председателя и некоторых других лиц, захваченных вместе с ним, но не имеющих отношения к Совету, об обыске в бюро Совета и Союза Рабочих Печатного Дела и предлагает выработанную им в его заседании 26 ноября резолюцию. После ряда речей, сводившихся в тому — объявить ли всеобщую политическую забастовку или нет? — единогласно принимает предложенную Исполнительным Комитетом резолюцию. Она гласит:

«26-го ноября царским правительством взят в плен председатель Совета Рабочих Депутатов товарищ Хрусталев-Носарь. Совет Рабочих Депутатов выбирает временный президиум и продолжает готовиться к вооруженному восстанию».

* На нем присутствовало 302 депутата.

Перед выборами возбуждаются прения о том, могут ли официальные представители партий баллотироваться и быть избранными в президиум. Этот же вопрос еще раньше обсуждался на заседании Исполнительного Комитета и там был решен в утвердительном смысле. Здесь аргументы за и против повторяются. Некоторые ораторы доказывают — и их поддерживают делегаты партии социалистов-революционеров, — что официальные представители партий не могуг избираться в президиум уже потому, что они присутствуют на собраниях Совета лишь с совещательными голосами. Кроме того, что главное, говорят они, Совет есть организация беспартийная и следовательно не может и не должен иметь партийного председателя. На это возражают, что Совет волен избирать любого из своих членов, принимающих участие в его работах, обладает ли таковой решающим или только совещательным голосом — безразлично. Разница эта для данного случая лишь формальная и она не должна помешать избранию, если кандидат обладает всеми необходимыми достоинствами. Что же касается того, что Совет должен быть беспартийным — то это верно, но выбор в председательское бюро представителя партии ничуть не меняет прежней деятельности Совета и не означает приема им определенной партийной программы. Выберут того или иного товарища не потому, что он представитель такой то партии, а потому, что деятельность его в Совете, как члена, дает ему на это право. Да и чему может помешать партийность сама по себе? Не секрет, что прошлый председатель был социал-демократ, а его председательством Совет доволен… Один из депутатов-рабочих к этому добавляет, что очень многие из здесь присутствующих знают его, как члена Российской Социал-демократической Рабочей Партии, что идеи социал-демократии диктуют ему его работу в Совете; что же, говорит депутат, разве то, что я член партии не позволяет мне баллотироваться? Чуть не две трети Совета партийны и значит никто из них не может быть избран? Такое ограничение было бы очень и очень неосновательно!

Собрание приветствует эту речь аплодисментами и решает не устанавливать никаких ограничений права быть избранным для всех членов Совета. Огромным большинством в президиум выбираются три товарища*, кандидатуры которых были предложены Исполнительным Комитетом.

* Все увеличивающаяся деятельность Совета накладывала на председателя такую массу текущей работы, что справиться с нею одному в дальнейшем было не под силу.

Присутствующий на заседании представитель Центрального Комитета Всероссийского Крестьянского Союза вносит предложение присоединиться как к постановлению принятому на ноябрьском съезде Союза — громогласно заявить о том, что народ не будет признавать и уплачивать долгов, сделанных самодержавным правительством после 10-го ноября (день принятия постановления), так и в резолюции Московской группы Союза от 21-го ноября, приглашающей брать вклады из государственных сберегательных касс и банков, не платить податей, не давать рекрутов, отвечая таким путем на арест бюро Крестьянского Союза… Совет еще и раньше сделал некоторые шаги в этом направлении. 23-го ноября Исполнительный Комитет выпустил воззвание,* приглашавшее рабочих брать вклады из государственных сберегательных касс и требовать уплаты заработка золотом. Теперь Совет решает выпустить Манифест в народу, объединяющий и разъясняющий необходимость всех перечисленных мер борьбы и поручает Исполнительному Комитету вместе с революционными организациями составить текст Манифеста и отпечатать его.

* Оно появилось и во многих газетах. Приводим полный текст его: «Исполнительный Комитет Совета Рабочих Депутатов признал необходимым ввиду наступающего государственного банкротства, чтобы рабочий класс и все бедные классы населения брали свои вклады из сберегательных касс и требовали всяких расплат, в том числе и получения заработной платы звонкой монетой».

Далее собрание переходит к практическим вопросам и постановляет на случай невозможности по полицейским условиям устраивать общие заседания Совета передать его функции Исполнительному Комитету и для этого увеличить состав Исполнительного Комитета, пополнив его двумя представителями от каждого района и одним от каждого профессионального союза. Затем Совет выслушивает горячие приветствия петербургскому пролетариату от имени солдат финляндских батальонов, от Польской Социалистической Партии (Р. Р. S.) и от Всероссийского Крестьянского Союза, делегат которого выражает твердую уверенность в том, что когда пробьет урочный час, революционное крестьянство пойдет на штурм самодержавия нога в ногу с пролетариатом. Собрание заканчивается знаменательной манифестацией, символизирующей братский союз революционного пролетариата с революционным крестьянством: представитель Центрального Комитета Всероссийского Крестьянского Союза и председатель Совета при несмолкаемых рукоплесканиях и громких кликах обмениваются рукопожатьем. Собрание закрыто…*

*) Не безинтересно представляется отметить, что в то самое время, когда полиция спокойно дежурила у входа в Вольно-Экономическое общество, где заседали выборные революционного петербургского пролетариата, в Народном Доме Нобеля приставом, по приказу градоначальника, было разогнано собрание представителей либеральной буржуазии — кадетов. (См. письмо гг. Милюкова, Петражицкого и др. в № 48-49 «Права» за 1905 г.).

27-го ноября Совет Рабочих Депутатов заседал в последний раз; от 27-го до 3-го декабря собирался лишь Исполнительный Комитет (29-го ноября и 3-го декабря), а 3-го декабря Совет был арестован, не успев еще приступить в занятиям.

Остановимся на только что принятой резолюции и рассмотрим ее.

«Царским правительством взят в плен председатель и т. д.» Этими немногими словами, Совет подчеркивал то, что он категорически отрицает за правительством какие бы то ни было права над личностью народного представителя; самодержавие, как бы говорит он, ведет открытую войну со всей страной и новый акт его произвола есть лишь одно из военных нападений его на народ, закончившееся на этот раз успехом*.

* К этому небольшая, но характерная иллюстрация: 30 ноября во многих петербургских газетах было опубликовано такое «письмо в редакцию». «Сегодня 29-го ноября утром мне была предъявлена повестка-телеграмма жандармского управления предписывающего полиции обязать меня подпиской явиться 28 ноября в один час дня в жандармское управление. Принципиально не признавая никаких жандармских судов и дознание, я категорически отказываюсь являться по каким бы то ни было вызовам жандармов, отказываюсь давать показания и заявляю, что я, как и всякий другой представитель рабочих в Совете Рабочих Депутатов, на время избрания не могу быть привлекаем ни к какому суду». Следует подпись. Автор письма был арестован лишь 3-го декабря в заседании Совета.

Совет Рабочих Депутатов продолжает готовиться к вооруженному восстанию. «Продолжает» готовиться потому, что он начал готовиться еще в октябрьские дни; ведь еще 19 октября тогда, когда архи-радикальная часть буржуазии готова была мечтать и действительно мечтала о «мирном развитии» под сенью «конституционных законов», Совет в своей резолюции, намечая линию дальнейшей тактики, говорил о неизбежной вооружнной борьбе «за Учредительное Собрание и демократическую республику». Теперь Совет, конечно, не видел ничего такого, что бы могло изменить его взгляды на непосредственную эадачу революции.

Но в чем же, однако, заключалась эта подготовка к вооруженному восстанию? Входило ли в намерение Совета организовать роты, батальоны, полки, вооружать революционную армию, снимал ли он планы местностей, устанавливал ли пункты, с которых должны будут начаться атаки и т. д. и т. д., словом занимался ли он технической стороной восстания? Нет! Ни Совет, ни Исполнительный Комитет не занимались ничем подобным. Когда Исполнительному Комитету в его заседании 29-го ноября был доложен один из многочисленных полученных за последнее время «проектов устройства вооруженного восстания», Исполнительный Комитет постановил: не входить в рассмотрение подобных предложений*. Вообще понятие о вооруженном восстании, как о чем-то механическом, что может быть всецело предопределено, заранее предугадано, было совершенно чуждо Совету. Подготовлять восстание не только с помощью десятка-другого револьверов, которые оказались результатом жандармских поисков советского оружия и ныне взяты «для нужд охранного отделения», но даже и при помощи пулеметов и 12-ти-дюймовых орудий, Совет пока не намеревался. И, разумеется, не намеревался не потому, что не придавал технике восстания никакого значения, а потому, что у него в этот период русской революции была иная задача, несравненно более достижимая и важная. Совет подготовлял вооруженное восстание всей своей агитацией и всей своей организацией.

* Отчет о заседании Исполнительного Комитета 29-го ноября. См.«Новая Жизнь», № 26.

Во всех руководящих статьях «Известий Совета Рабочих Депутатов», почти во всех его резолюциях и воззваниях, в речах его ораторов на заседаниях Совета, в районных собраниях депутатов, на фабрично-заводских и иных митингах красною нитью проходит мысль о неизбежности вооруженной борьбы с самодержавием, о том, что только сила творит право, что поэтому революция должна быть сильна, что ярмо самодержавия, как говорил еще в 1878 году пионер русского рабочего движения ткач Петр Алексеев, разлетится в прах лишь тогда, когда подымется мускулистая рука миллионов рабочего люда. Совет везде проводил великую идею Карла Маркса: «Твердыни абсолютизма разрушаются не оружием критики, а критикой оружия». И эти мысли встречали живой отзвук в сердцах рабочих: 9-ое января никогда не будет забыто ими; из урока «Кровавого Воскресенья» пролетариат сам делал логический вывод. Своей агитацией Совет лишь помогал ему.

Агитация велась не только среди рабочих; своими обращениями к солдатам, этим «детям народа», замуштрованным казармой, задерганным дисциплиной, оглушенным барабанами, Совет пробуждал их, звал к борьбе, готовил из них союзников делу пролетариата. Устраивая ноябрьскую забастовку — демонстрацию с требованием отмены смертной казни восставших кронштадцев, он протягивал руку братской помощи всей армии, всему флоту и этим старался перевести на сторону революции такую грозную, уже сформированную, вооруженную силу, перед которой побледнело бы какое угодно количество оружия, заготовленное в подполье. Ряд восстаний в войсках уже показал, что тактика Совета была верна.

Совет агитировал, Совет организовывал.

Возникнув в самом процессе революции как орган, отражающий волю и нужды рабочих, как выборное учреждение, предназначенное для ведения многосторонней классовой борьбы пролетариата, он, тотчас же по возникновении самою силою событий, деятельностью господ Треповых, проникался идеей единственного пути к полному народовластию — вооруженного восстания. И в дальнейшем организуя пролетариат через его представителей в заседаниях Совета, в порайонных собраниях, группируя сотни избирателей на заводах вокруг их депутатов, сплачивая таким образом весь рабочий класс снизу до верху, пропитывая весь свой механизм этой революционной идеей, входя в сношения с Советами других городов, с Крестьянским Союзом, действуя в полном единении с Железнодорожным Союзом, заводя связи с солдатами и матросами Совет тем самым организовывал силы вооруженного восстания. Классовая организация пролетариата для защиты всех его требований, в этот период российской революции была вместе с тем и организацией, подготовлявшей вооруженное восстание.

«Совет продолжает готовиться к вооруженному восстанию», — так ответили депутаты двухсот тысяч петербургских рабочих на захват в плен своего представителя. Посмотрим теперь, как реагировали на это сами рабочие.

Представители реакции любят изображать революционную активность рабочего класса, как результат «крамольной» деятельности кучки «агитаторов», ведущих за собою ослепленную и терроризованную массу… Вся деятельность Совета служит ярким и наглядным опровержением этой клеветы приспешников капитала и самодержавия. Если Исполнительный Комитет, проектируя ту или иную резолюцию, предлагая ту или иную меру, лишь суммировал взгляды депутатов Совета, то последний, делая то или иное постановление лишь отражал настроение петербургских рабочих. Поэтому-то, призывая пролетариат к определенным действиям, Совет знал, что они найдут в нем живой отклик. Так было и на этот раз.

Совет еще не собрался на заседание 27-го ноября, как рабочие на своих митингах в тот же день начали принимать вполне определенные резолюции.

«Рабочие типографии Н. Н. Клобукова в своем собрании 27 ноября постановили: выражая свое глубокое сочувствие председателю Совета Рабочих Депутатов Хрусталеву и всем товарищам, арестованным в тот день, мы в то же время глубоко возмущены гнусным насилием, выразившемся в аресте этих лиц и произведенными обысками в помещении С. Р. Д., а также и в Союзе Рабочих Печатного Дела полициею. Мы выражаем свой протест, требуем немедленного освобождения арестованных и заявляем, что мы, рабочие, в числе 75 человек, выразили свое согласие не только забастовать по первому требованию Совета Рабочих Депутатов или Исполнительного Комитета, но даже освобождать силой, если это потребуется. Просим товарищей рабочих печатного дела откликнуться на нашу резолюцию и примкнуть с ней. Да здравствует свобода! Да здравствует Учредительное Собрание! Да здравствует социал-демократическая рабочая партия!» («Русская Газета», № 400).

«Доверяя Совету Рабочих Депутатов и его Исполнительному Комитету, мы, рабочие завода Гейсслера, на собрании 27-го ноября 1905 г. в Народном Доме Нобеля, по вопросу об аресте председателя товарища Хрусталева решили поручить Совету Рабочих Депутатов выработать меры к освобождению товарища Хрусталева. Если же царское правительство не даст возможности собраться Совету, мы предлагаем в том случае Исполнительному Комитету принять на себя все полномочия Совета; с своей стороны мы будем всеми средствами проводить решения Исполнительного Комитета».

27-го же ноября состоялось собрание рабочих и работниц табачного производства в количестве около 800 человек. На нем также была принята резолюция по поводу ареста председателя Совета Рабочих Депутатов Хрусталева, выражающая негодование произволу правительства и готовность выступить по первому призыву Совета Рабочих Депутатов. («Начало», № 14).

«Признавая в аресте представителя Совета Рабочих Депутатов новый шаг по пути реакции вплоть до военной диктатуры, которой черносотенное правительство хочет раздавить рабочее движение, мы, рабочие заводов Бейера, Однера, Вестингауза и Арматурного, на собрании 27-го ноября, выражаем полную готовность отстаивать добытую нашей кровью свободу и призываем всех товарищей рабочих, приняв дерзкий вызов правительства, готовиться к борьбе вплоть до вооруженного восстания, в борьбе под знаменем Российской Социал-демократической Рабочей Партии. Вперед, на борьбу за Учредительное Собрание, демократическую республику и социализм!» («Новая Жизнь», № 27).

«… Об арестованном председателе товарище Хрусталеве рабочие Балтийского завода заявили, что они готовы даже на забастовку, если это будет решено Общегородским Советом Рабочих Депутатов». («Русская Газета, № 401).

В последующие дни аналогичные резолюции принимались на целом ряде заводов, фабрик и мастерских, причем особенно быстро и полно мобилизовались рабочие чуть не всех типографий Петербурга. Некоторые заводы не принимали особых резолюций по поводу ареста председателя Совета и ограничились митингами. Так было на Гильзовом заводе — (Выборгский район) («Начало», № 13), на Староречкинском (за Московской заставой) и Металлическом (Ibid, № 15); 27-го ноября был организован в Народном Доме Нобеля грандиозный митинг рабочих заводов: Орудийного и Арсенала («Новая Жизнь», № 25); в этот же день в Василеостровском театре происходил ряд митингов: утром собирались рабочие Трубочного завода, днем — Балтийского, вечером рабочие завода Посселя (Ibid).

Так отвечал петербургский пролетариат на «захват в плен» своего представителя и этот ответ, широкой волной разлившись по всей стране, нашел живой отзвук в резолюциях Московского и Самарского Советов Рабочих Депутатов, Железно-Дорожного, Почтово-Телеграфного Союзов, в постановлениях местных железнодорожных комитетов. («Начало» № 16, «Новая Жизнь» № 27).

Отозвалась и печать; почти все газеты посвятили аресту председателя Совета ряд статей и заметок; злорадствовала реакционная пресса во главе с «Новым Временем», соболезновала либеральная, предчувствуя решительный поворот правительства к прошлому. Социал-демократические газеты («Начало», «Новая Жизнь», «Русская Газета») не только освещали и комментировали арест товарища Хрусталева в духе резолюции Совета, тем помогая его делу, но и постарались придать требованию освобождения председателя Совета самую широкую гласность, выпустив (две первые) несколько №№ с аншлагом: «Граждане! требуйте немедленного освобождения народного представителя Хрусталева!»

Не осталось в стороне и общество, — Союз Союзов, эта организация интеллигенции, по самому своему социальному положению, обреченной метаться между революционным пролетариатом и либеральной буржуазией, в дни его торжества, перенимающей и его тактику в дпи его неудач, перебегающей ко второй, — Союз Союзов постановил обратиться к обществу со следующим воззванием:

«Арест председателя Совета Рабочих Депутатов Хрусталева-Носаря и увольнение со службы почтово-телеграфных служащих за участие в забастовке, центральное бюро всероссийского и центральный комитет петербургского Союза Союзов рассматривает как демонстративное заявление со стороны правительства, что оно намерено силой подавить освободительное движение и силою же отобрать от народа те гражданские права, которые завоеваны им упорной борьбой.

«Центральное бюро и комитет призывают русское общество принять эту правительственную демонстрацию, как доказательство того, что политическая свобода не может быть получена народом иначе, как путем вооруженной борьбы за свободу.

«Для ослабления сил нашего противника в этой борьбе могучим средством явится всеобщая политическая забастовка.

«Центральное бюро и комитет признают необходимым для всех живых элементов страны деятельно готовиться к этой забастовке и одновременно к последней вооруженной схватке с врагами народной свободы» («Русь», № 33).

II.

Председатель Совета арестован; из рядов пролетариата вырван один из деятельных его представителей; но классовая организация рабочих, отражающая их волю и нужды, опирается не на отдельных лиц, как бы ни были велики их роль и значение; она опирается на живую активность самих масс и в них черпает энергию. Весь механизм Совета — снизу доверху продолжает действовать совершенно правильно: по-прежнему депутаты дают отчет своим избирателям, происходят районные собрания, функционирует Комиссия о безработных, кипит жизнь в штабах и в бюро Совета, обсуждает текущие дела Исполнительный Комитет

29-го ноября состоялось 2-ое — после ареста председателя Совета — заседание Исполнительного Комитета. Выслушав письмо одного из товарищей командированных Советом в различные местности, как для пропаганды создания «боевых парламентов рабочего класса и всероссийского рабочего съезда, так и для согласования действий уже возникших в провинции Советов Рабочих Депутатов и местных комитетов Крестьянского, Железно-Дорожного и Почтово-Телеграфного Союзов с действиями Петербургского Совета на случай близкого всероссийского выступления пролетариата, Исполнительный Комитет занялся обсуждением стоящих на очереди вопросов. Не останавливаясь в тексте на тех из них, которые имели лишь узко-практическое значение и по существу не вносили ничего нового*, перехожу к двум постановлениям, которые несомненно прибавляют некоторые штрихи к картине жизни Совета.

* По вопросу о представительстве партий было подтверждено прежнее постановление: 1) в заседаниях, как Исп. Ком., так и Сов. Раб. Депут. участвуют с правом совещательного голоса по два представителя местных организаций «большинства» и «меньшинства» Рос. Соц.-Дем. Р. Партии, и Партии социалистов-революционеров и по два представителя от центральных учреждений тех же партий, по одному делегату от Бунда и от Польской Социалистической Партии, — всего 14 человек. Рекомендуется в интересах дела, чтобы представителя от партий по возможности были постоянными членами заседаний. За президиумом остается право приглашать по специальным вопросам тех или иных лиц; 2) в заседаниях Совета партиям предоставляется право на присутствие 10 членов с совещательным голосом; всего 30 человек, т. е. от «большинства» и «меньшинства» по 10 чл. и от партии социалистов-революционеров 10 чл.; агитаторы присутствуют в количестве 25 от каждой фракции и партий без права голоса. Решено установить строжайший контроль во избежание скопления на заседаниях посторонней публики, которая тормозит ход собрания. Постановлено также выделить президиум. Члены его не считаются представителями партий, заводов или союзов; партии, заводы или союзы, делегаты которых входят в состав президиума, избирают новых депутатов. Что касается представительства в Исполнит. Комитете Союзов, то решено предоставить это право союзам, имеющим не менее 1.000 членов. По вопросу о представительстве Железно-Дорожного и Почтово-Телеграфного союзов решено, принимать во внимание, что петербургские члены их обязаны подчиняться директивам своих центральных учреждений, приглашать в заседания Исполнит. Ком. и Сов. Раб. Деп. делегатов от этих союзов без права решающего голоса, лишь для взаимного осведомления и координирования действий. Если же Железно-Дорожный союз пожелает иметь своих представителей с правом решающего голоса, то предложить ему выработать нормы представительства и передать их на обсуждение в следующее заседание Исп. Комитета. По вопросу о Комиссии безработных решено, что взаимоотношения между И. К. и комиссией остаются прежние, т. е. в Комиссии о безработных участвуют 3 представителя от И. К. Ввиду выбытия двух членов, постановлено заменить их вновь выбранными товарищами (см. отчет о заседании И. К. «Русская Газета» № 402, «Начало» № 15, «Новая Жизнь» № 26).

Первое из них возникло при обсуждении выработанного президиумом листка к солдатам, отвечающего на те запросы, с которыми войска стали особенно часто обращаться в Совет после ноябрьской забастовки. Было бы желательно выпустить этот листок возможно скорее, а вместе с тем он, как исходящий от Совета, должен был получить одобрение самого Совета; следовательно, напечатание его нужно было отложить до очередного собрания. Не желая тормозить дело, Исполнительный Комитет поручил президиуму разослать листов в рукописях по районным штабам и в случае принятия его депутатами на районных собраниях напечатать воззвание в 100.000 экземплярах*.

* Районы одобрили листок. Печатался он как и почти все, что исходило от Совета в одной из типографий Петербурга «захватным путем». Нагрянувшая полиция конфисковала значительное количество экземпляров, но около 20-30 тысяч удалось все же спасти и распространить. Этот же листок был перепечатан в последнем вышедшем в свет № «Новой Жизни». Текст воззвания — «Совет Рабочих Депутатов отвечает солдатам» приведен ниже в статье тов. Введенского.

Покончив с вопросом о выпуске данного листка, Исполнительный Комитет сделал вместе с тем и принципиальное постановление, касающееся выпуска агитационной литературы вообще; было решено обратиться в Совет с предложением дать Исполнительному Комитету право в неотложных случаях выпускать от имени Совета листки, воззвания и пр. ко всем слоям населения без призыва, однако, к определенным действиям. Это постановление выпукло оттеняет основную черту всей организации Совета, а именно то, что она являлась всецело и строго демократической, последовательно проводящей принцип ответственности депутатов перед своими избирателями. Стоит только вспомнить, что сами рабочие нередко давали императивные наказы депутату и что бывали случаи, когда избиратели, недовольные действиями своего представителя, сменяли его и выбирали нового. Ни о каком «командовании» одних над другими, командовании, которое мерещится составителям черносотенных брошюр и «Обвинительного акта по делу о членах сообщества, присвоившего себе наименование С.-Петерб. Общег. Сов. Раб. Деп.», не может идти речи. Исполнительный Комитет во всех сколько-нибудь важных обстоятельствах не делал ни одного шага, не заручившись предварительно согласием самого Совета, хотя это, пожалуй, и могло несколько затруднять его деятельность, ибо испрашивать каждый раз разрешения Совета не всегда представлялось удобным: Совет являлся учреждением довольно громоздким, не могущим собираться так часто, как это было бы желательно, уже потому, что почти все депутаты работали на заводах и заседания, на которые приходилось тащиться с далеких окраин, отнимали у них чуть не целый рабочий день. Понятно, что Совет не мог непосредственно реагировать на все проявления политической жизни страны, бившей ключем, не мог отвечать сам на все запросы различных слоев населения, которые при увеличивающемся размахе деятельности Совета то и дело обращались к нему за помощью, разъяснениями и руководством. В особенности представлялось насущной необходимость как можно шире и лучше развить выпуск агитационной литературы; собирать же для каждой листовки Совет или хотя бы Исполнительный Комитет в его расширенном составе (см. постановление Совета от 27 ноября), равно как предварительно рассылать листок по районам было бы совершенно непродуктивно; и тем не менее Исполнительный Комитет все же не решился взять на себя выпуск подобного рода литературы. Такое отношение к делу может, пожалуй, показаться на первый взгляд излишне формальным и слишком педантичным; но молодые побеги организационного демократизма, только что начавшие прививаться на русской почве и уже дававшие отличные результаты в работе Совета, требовали особой чуткости и бережливости. Этим то и ценно данное постановление Исполнительного Комитета.

Второе важное в принципиальном отношении решение касалось просьбы 15 рабочих инструментальной мастерской завода военно-врачебных заготовлений, обратившихся в Исполнительный Комитет с просьбой об оказании им помощи для устройства собственной мастерской на кооперативных началах. Исполнительный Комитет рассмотрев эту просьбу пришел в заключению, что кооперативная мастерская, устроенная рабочими, доход с которой будет идти в их пользу, не может быть поддерживаема представителями всего рабочего класса, так как рабочие, устраивая мастерскую на таких основах, неминуемо сами превратятся в эксплуататоров чужого труда. Со временем, когда мастерская расширится и дело разовьется, основатели её не смогут собственными силами исполнять заказы и принуждены будут пользоваться наемным трудом. Таким образом, данное предприятие превратится в акционерное, быть может, и выгодное для акционеров, но враждебное, как и всякое другое, ведущееся на капиталистических началах, интересам всего рабочего класса. Если бы инициаторы предложения согласились, чтобы мастерская эта принадлежала Совету или какой-либо социалистической партии, которые и пользовались бы доходами с неё, употребляя их исключительно на нужды рабочего движения, то тогда вопрос мог бы быть решен лишь с практической точки зрения, т. е. выгодности или невыгодности этого дела. Но такого предложения не вносилось, а потому просьбу рабочих решено отклонить. Этим Исполнительный Комитет не только определенно заявлял, что задача Совета не филантропическая помощь отдельным группам рабочих за счет всех рабочих, но еще раз подчеркивал свою позицию классовой борьбы пролетариата со всем капиталистическим строем.

Таковы те существенные постановления, которые были сделаны 29 ноября. В этом же заседании обсуждался текст так называемого «финансового» Манифеста ко всему населению страны, призывающего в новым средствам борьбы с самодержавием. Для окончательной редакции было решено передать его в комиссию, состоящую из президиума Совета и двух делегатов Исполнительного Комитета и из представителей социалистических партий и Крестьянского Союза.*

* О манифесте см. ниже, гл. III

В конце заседания оглашается следующий любопытный документ:

 

В Рабочее Правление.

С.-Петербург,

казака Полтавской губернии жителя местечка Яготина Якова Григорьева Зубенко.

Прошение.

«Лучшие годы моей жизни, молодость я провел на службе в яготинских имениях князей Н. В. и Вл. Н. Репниных, в должности счетчика-конторщика, всего 28 лет, за что имею аттестацию; сего года 22 октября, я уволен от занимаемой должности князем В. Н. Репниным без всяких причин.

«Оставшись теперь без всяких средств в существованию с 8 душами неспособного к труду семейства, больной, я обращаюсь к Правлению, покорнейше прошу не отказать подать руку помощи в несчастном положении, повлиять на князей Репниных в выдаче мне вспомоществования и, если возможно, предоставить мне какое-нибудь канцелярское место*.

* Орфография сохранена.

На конверте этого своеобразного «прошения» значится только: «г. С.-Петербург, в Рабочее Правление», но тем не менее оно было безошибочно вручено адресату.

Приведенный документ не стоит особняком; к нему примыкает целый ряд фактов, показывающих, что весть о «рабочем правлении», о его деятельности и его влиянии будоражила всех, достигала самых заброшенных мест страны, вызывая надежду, что Совет поможет, Совет укажет. Вот несколько характерных эпизодов из жизни Совета за «последние дни».

30 ноября Исполнительным Комитетом было получено от только что возникшего Союза санитаров длинное воззвание*; в нем Союз заявлял, что все обещания Красного Креста, заманивавшего ими во время войны на службу санитаров, в конце концов оказались «наглым обманом», что выдача санитарам содержания «производилась неправильно», что их «гнусно обворовывали», и что начальство игнорирует теперь просьбы и жалобы. Союз санитаров просил бюро Совета вмешаться и понудить главное управление Красного Креста исполнить свои обещания. Разсмотрев претензии и найдя их основательными, президиум обратился в Красный Крест с письмом, в котором требовал, во избежание дальнейших осложнений, удовлетворить справедливые жалобы санитаров. Думается, что требование президиума было бы исполнено, если бы сам Совет не был через день-два арестован: пока он существовал, администрация прекрасно знала, что Совет не шутит…

* Полностью напечатанное в № 402 «Русской Газеты».

Помещение Совета было постоянно переполнено самым разнообразным народом; кроме обычных посетителей — рабочих, приходивших сюда для всевозможнейших справок и указаний, тут бывали и солдаты, и матросы, и крестьяне; в Совет обращались с самой порой фантастической верой в его всемогущество. Вот пожилой отставной солдат, вся грудь которого увешана массой крестов и медалей. Он слеп, и добрался сюда с помощью какого-то своего родственника. Старик горько жалуется на то, что ему, проливавшему в последнюю Русско-Турецкую войну кровь за «престол-отечество», теперь чуть не приходится побираться, так как его каким-то образом лишили пенсии; перебывал он у всякого начальства, а толку никакого не добился и сейчас у него одна надежда на Совет; в его справедливость он верит, а что Совет захочет, то и будет, пусть Совет «нажмет на самого», чтобы было приказано выдавать ему, старику, пенсию по-прежнему…

Вот и другой эпизод: из Минской губернии в Петербург приехал выборный от артели, работавшей по земляным работам у некоего помещика. Заработала артель 3.000 р., а когда пришлось помещику расплачиваться, он предложил взамен наличных денег акции какого-то предприятия, стоившие, будто бы, 250 рублей каждая по 100 р. за штуку. — «Как же нам поступить? — говорил выборный, — и взять-то охота и боязно; мы ведь наслышались, что ваше правительство хочет, чтобы рабочий человек заработок свой получал чистоганом — золотом или серебром. Вот артельщики-то и послали меня в Питер у вас спросить, как нам правильно сделать». Ходоку рассказали, в чем сущность донесшегося до них постановления Исполнительного Комитета, и разъяснили, что акции еще более ненадежные деньги, чем кредитки. Кроме того, по наведенным справкам оказалось, что предлагаемые помещиком бумаги не имеют на бирже почти никакой цены.

Крестьяне вообще нередко обращались в Совет по тому или иному поводу; черниговцы просили связать их с какой-либо местной социалистической организацией, а могилевцы прислали ходоков с приговорами нескольких сходов о том, что они будут действовать согласно с российским пролетариатом и с Советом…

Так с каждым днем росла и крепла сила «парламента» рабочих, становившагося центром революционной активности всей страны, приковывавшего в себе всеобщее внимание. И растерявшееся правительство пыталось пустить в ход последнее оставшееся у него мирное средство борьбы со все увеличивающимся влиянием Совета: г. Дурново занялся самой оживленной издательской деятельностью, сопряженной, однако, для него с немаловажными затруднениями. Под каким бы псевдонимом не появлялись труды его творчества, подписывались ли они «Группой рабочих Петербурга», или «Союзом братств великой России», или просто «истинно-русскими людьми», типографские рабочие либо сами, по собственной инициативе, категорически отказывались их набирать, либо относили рукописи в бюро Совета, которое хотя и относилось более снисходительно к литературным трудам министра, но все же нередко накладывало на них свое вето. Г. Дурново приходилось пользоваться нелегальными станками и печататься в тайниках департамента полиции, распространяя потом свои воззвания посредством городовых, жандармов, монахов, сыщиков и т. п. «патриотов». Его агитация увенчивалась одинаковым успехом, как тогда, когда он вел ее исключительно «правительственным» путем, так и тогда, когда на помощь к нему приходили люди из «общества», вроде г. Бобрищева-Пушкина, гр. Мусиной- Пушкиной, гр. Орлова-Давыдова и пр. Газеты пестрят сообщениями о более чем определенном отношении рабочих к черносотенной агитации.

«На вагоностроительном заводе (старом) Речкина, — сообщает в № 401 «Русская Газета», — распространялась администрацией черносотенная брошюра, под заглавием: «Воззвание совета братства (?) к народу великой России». 5.000 экземпляров этой брошюры лежало в конторе завода. Рабочие конфисковали их и сожгли в кочегарке».

«Управляющий фабрики Паля через дворника, стоящего у фабричных казарм, раздает «Голос Правды». Успеха его пропаганда не имеет». («Русская Газета», № 403).

«Почти на всех табачных фабриках, а в особенности на фабриках Богданова и Шапшал распространяются черносотенные воззвания под названием: «Свобода и порядок» и «Русское знамя». Администрация фабр. Богданова открыто заявляет о своей принадлежности к черной сотне. Товарищи-рабочие и работницы, вошедшие в профессиональный союз табачников, заявляют, что рабочие ясно видят, где правда и где ложь. Опи знают, что черносотенцы кроме погромов, позора и насилий, ничего не проповедуют, — а потому напрасный труд, г-да администраторы и прочие черносотенцы». («Русская Газета», № 403).

«В пятницу 25 ноября за Нарвской заставой раздавались воззвания черносотенцев. В субботу 26 ноября рабочие паровозо-механической мастерской (Путиловского завода), собравшись в два часа на митинг… вынесли по поводу черносотенных воззваний следующую резолюцию: «Первые воззвания черносотенцев, которые появились среди нас, мы разорвали и усеяли ими двор. На второе воззвание черносотенцев собраться и обсудить наши нужды, мы собираемся, но только не по их зову, а по зову нашего депутата и выражаем свое негодование по поводу их гнусного воззвания. Мы, рабочие паровозо-механической мастерской, всегда готовы вступить в бой по решению Совета Рабочих Депутатов с самодержавием, буржуазией и черносотенцами за демократическую республику под красным знаменем Социал-демократии». («Начало», № 13).

«На заводе Посселя (Вас. О.) раздаются бесплатно брошюрки «Свобода и порядок», — воззвание Совета братства «ко всему трудящемуся люду земли русской»… Рабочие сразу оценили это произведение… брошюрки в большом количестве были конфискованы рабочими у разносчика и преданы сожжению». («Начало», № 14).

«Литература», несмотря на дружеское вмешательство фабрикантов, везде получала достойный отпор. Небольшим успехом увенчались и немногочисленные попытки устной агитации среди рабочих господ «правопорядчиков», спешивших на помощь правительству. Г. Бобрищев-Пушкин, освистанный рабочими в Сестрорецке, претерпел ту же участь и на митинге рабочих Нового Арсенала в Соляном Городке. («Русская Газета», № 409).

Однако, г. Дурново не унывал и перед самым арестом Совета выпустил новые листки; в них уже не было полемики, не было почти «патриотических» призывов; автор ограничил свою задачу. Все видные депутаты Совета просто перечислялись им по фамилиям с добавлением, что вот-мол такой-то «украл» столько-то, а такой-то столько-то.

Так полиция пыталась расчистить себе дорогу к аресту Совета. И до какой степени не нов этот грубый прием наглой клеветы г. Дурново показывают следующие строки из любопытного доклада сенатора Кузьминского, ревизовавшего Баку: «…В том же 1904 году, с целью внести раскол в ряды социал-демократов, агенты, по распоряжению полковника Дремлюги*, распространяли заведомо ложный слух о том, что сборщики социал-демократов присваивают себе полученные деньги и не передают их комитету» (Письмо начальника управления директору департамента полиции 30 марта 1904 года № 41). («Право» № 10, 1906 год, стр. 926).

* Начальник местного жандармского управления.

Кроме этих листков появились и другие, приглашавшие рабочих Петербурга собраться после окончания работ на митинги в 2 часа дня, в субботу 3-го декабря, день ареста Совета, «сбросить с себя иго Совета». Комментарии излишни…

III.

1-го декабря состоялось заседание редакционной комиссии, состоящей из представителей Исполнительного Комитета, Крестьянского Союза и социалистических партий, на котором был окончательно выработан и принят текст «Манифеста ко всему населению России».

Тотчас же по принятии его, президиум Совета командировал нескольких товарищей в редакции всех петербургских газет с предложением отпечатать Манифест в ближайшем же номере полностью. На другой день, 2-го декабря, манифест был опубликован в следующих семи газетах: «Начало», «Новая Жизнь», «Сын Отечества», «Русь», «Наша Жизнь», «Свободное Слово», «Свободный Народ». («Русская Газета» поместила лишь выдержки из него, что и послужило одной из причин ухода социал-демократической редакции). Вот этот документ, стоящий у конца семинедельной деятельности Совета и как бы заключающий ее:

Манифест.

Правительство на краю банкротства. Оно превратило Страну в развалины и усеяло их трупами. Измученные и изголодавшиеся крестьяне не в состояние платить подати. Правительство на народные деньги открыло кредит помещикам. Теперь ему некуда деваться с заложенными помещичьими усадьбами. Фабрики и заводы стоят без дела. Нет работы. Общий торговый застой. Правительство на капитал иностранных займов строило железные дороги, флот, крепости, запасалось оружием. Иссякли иностранные источники — исчезли казенные заказы. Купец, поставщик, подрядчик, заводчик, привыкшие обогащаться на казенный счет, остаются без наживы и закрывают свои конторы и заводы. Одно банкротство следует за другим. Банки рушатся. Все торговые обороты сократились до последней крайности.

Борьба правительства с революцией создает беспрерывные волнения. Никто не уверен больше в завтрашнем дне.

Иностранный капитал уходит обратно заграницу. Уплывает в заграничные банки и капитал «чисто русский». Богачи продают свое имущество и спасаются за границу. Хищники бегут вон из страны и уносят с собой народное добро.

Правительство издавна все доходы государства тратило на армию и флот. Школ нет. Дороги запущены. Несмотря на это не хватает даже на продовольственное содержание солдат. Проиграли войну отчасти потому, что не было достаточно военных запасов. По всей стране подымаются восстания обнищавшей и голодной армии.

Железнодорожное хозяйство расстроено, массы железных дорог опустошены правительством. Чтобы восстановить железнодорожное хозяйство, необходимы многие сотни миллионов.

Правительство расхитило сберегательные кассы и раздало вклады на поддержку частных банков и промышленных предприятий, нередко совершенно дутых. Капиталом мелких вкладчиков оно ведет игру на бирже, подвергая его ежедневному риску.

Золотой запас государственного банка ничтожен в сравнении с требованиями по государственным займам и запросами торговых оборотов. Он разлетится в пыль, если при всех сделках будут требовать размена на золотую монету.

Пользуясь безотчетностью государственных финансов, правительство давно уже делает займы, далеко превосходящие платежные средства страны. Оно новыми займами покрывает проценты по старым.

Правительство год за годом составляет фальшивую смету доходов и расходов, причем и те, и другие показывает меньше действительных, грабя по произволу, высчитывает избыток вместо ежегодного недочета. Безконтрольные чиновники расхищают и без того истощенную казну.

Приостановить это финансовое разорение может только после свержения самодержавия Учредительное Собрание. Оно займется строгим расследованием государственных финансов и установит подробную, ясную, точную и проверенную смету государственных доходов и расходов (бюджет).

Страх перед народным контролем, который раскроет перед всем миром финансовую несостоятельность правительства, заставляет его затягивать созыв народного представительства.

Финансовое банкротство государства создано самодержавием так же как и его военное банкротство. Народному представительству предстоит только задача по возможности скорей провести расчет по долгам.

Защищая свое хищничество, правительство заставляет народ вести с ним смертную борьбу. В этой борьбе гибнут и разоряются сотни тысяч граждан и разрушаются в своих основах производство, торговля и средства сообщения.

Исход один — свергнуть правительство, отнять у него последние силы. Надо отрезать у него последний источник существования: финансовые доходы. Необходимо это не только для политического и экономического освобождения страны, но и, в частности, для упорядочения финансового хозяйства государства.

Мы поэтому решаем:

Отказываться от взноса выкупных и всех других казенных платежей. Требовать при всех сделках, при выдаче заработной платы и жалованья — уплаты золотом, а при суммах меньше пяти рублей — полновесной звонкой монетой.

Брать вклады из ссудо-сберегательных касс и из государственного банка, требуя уплаты всей суммы золотом.

Самодержавие никогда не пользовалось доверием народа и не имело от него полномочий.

В настоящее время правительство распоряжается в границах собственного государства, как в завоеванной стране.

Посему, мы решаем не допускать уплаты долгов по всем тем займам, которые царское правительство заключило, когда явно и открыто вело войну со всем народом.

Совет Рабочих Депутатов.

Главный Комитет Всероссийского Крестьянского Союза.

Центральный Комитет и Организационная Комиссия Российской Социал-демократической Рабочей Партии.

Центральный Комитет Партии Социалистов-Революционеров.

Центральный Комитет Польской Социалистической партии*.

*) В текст Манифеста вкралась досадная описка, именно: призывалось брать вклады из «ссудо-сберегательных касс», вместо «государственных сберегательных касс». Что это не более, как описка, видно и из контекста Манифеста и из опубликованного 23 ноября постановления Исполнительного Комитета, приглашавшего рабочих брать вклады из сберегательных касс. Как таковая, описка эта не могла иметь ровно никакого значения и на ней не стоило бы останавливаться если бы проф. Ходский не построил на ней целого обвинительного акта против составителей Манифеста. (Г. Ходский, наравне с редакторами всех газет, напечатавших Манифест, был привлечен к судебной ответственности. Мы имеем, в виду его защитительную речь. — См. № 3 «Право» за 1906 год). Не попытавшись далее дать политическую оценку политического акта, а таковым является Манифест прежде всего, г. Ходский «уничтожил» Манифест при помощи крючкотворства приказного подъячего. Г. Ходский, еще так недавно пресмыкавшийся перед «финансовым гением» гр. Витте в бытность последнего министром финансов мог, разумеется, не одобрять финансовых мер революции, но элементарная порядочность обязывала разобрать их по существу. Г. Ходский этого не сделал… Сама жизнь отомстила г-ну профессору: через шесть месяцев после опубликования Манифеста появилось «Выборгское воззвание».


Ноябрьским воззванием, приглашавшим рабочих брать вклады из государственных сберегательных касс и требовать уплаты заработка золотом Совет Рабочих Депутатов уже намечал некоторые еще неиспытанные средства борьбы с самодержавием. Теперь Манифест, обращенный ко всему населению, суммировал и обосновывал их. Русская революция не только делала всё, чтобы организовать свои силы, но и пыталась дезорганизовать силы врага, лишив его денежных ресурсов. Такое орудие борьбы уже не раз пускалось в ход на Западе.

Так, в 1839 году конгресс чартистов в Бирмингаме в ответ на угрозы правительства, не желавшего уступить требованиям народа, выпустил манифест, в котором, между прочим, предлагал населению наряду со всеобщей стачкой, во-первых, требовать назад в один определенный день все деньги, хранящиеся в банках, во-вторых, взять вклады из сберегательных касс, в-третьих, обменивать бумажные деньги на золото, в-четвертых, заготовить оружие и боевые припасы.

Так 16 ноября 1848 года прусская палата соглашения принуждена была реакционными действиями правительства, подготовлявшего государственный переворот, принять решительную меру; палата постановила призвать население в отказу от платежа налогов.

Мысль о необходимости аналогичных мер борьбы с самодержавием не раз высказывалась в социал-демократической литературе; она закрепилась в соответствующих резолюциях, принятых конференцией «меньшинства» и съездом «большинства» еще в мае 1905 года. Остановка была за подходящим политическим моментом с одной стороны, и эа авторитетной организацией, которая приняла бы на себя инициативу — с другой. Оба эти условия уже были налицо в конце ноября. Самодержавие, только что признавшее свою негодность, продолжало вести войну с народом; в этой войне оно поддерживало себя народными деньгами; для этой войны с народом, за счет его оно готовилось вайлючить новый заем. Необходимо было попытаться помешать ему, и помешать мог только Совет, к голосу которого прислушивалась страна, Совет бывший самой влиятельной, самой мощной организацией. Участие же в Манифесте Крестьянского Союза и всех социалистических партий* обеспечивали ему широкое распространение.

* Бунд присоединил свою подпись.

Что касается мер борьбы, перечисленных в Манифесте, то они действительны не сами по себе, а только в связи с общим политическим положением страны, только как подготовка по ожидавшемуся всеобщему восстанию, только как средство мобилизовать еще неподнявшиеся на борьбу с самодержавием слои населения. Дело не в том, по мысли, заложенной в Манифесте, что такое средство, как напр., неуплата выкупных и других платежей, причитающихся с крестьян повлечет непосредственно финансовый крах правительства, а в том, что проведение его в жизнь противопоставит народные массы государственной власти и сольет разреженные стихийные крестьянские восстания в один общий пожар. Финансовое банкротство самодержавия само по себе наверно не повлечет его низвержения. Мало ли банкротилось государств, причем их политический строй оставался прежним! Но банкротство, сопровождаемое восстанием всей страны, увеличивает шансы победы народа. Довести же шансы победы до maximum'а, обеспечить ее и было постоянной задачей Совета. Манифест мог облегчить её решение… Он этого не сделал и не потому, что его меры были неверны, не действительны сами по себе, а потому, что на этот раз восстала только незначительная часть страны, скоро раздавленная самодержавием.

Но если Манифест и не оказал непосредственного влияния в прошлой схватке народа с царизмом, то он имел несомненное агитационное значение. Новые методы революционной борьбы не сразу становятся достоянием всей массы населения, они подчас с трудом проникают в её сознание; проходит иногда довольно продолжительное время, пока они из области слов, переходят в область дел. Новый период русской революции, стоящий под знаком Государственной Думы, закончился «Выборгским воззванием» — бледной копией Манифеста; и если можно думать, что оно встретило сочувствие, то некоторая заслуга этого принадлежит Манифесту.

Финансовые результаты Манифеста не поддаются учету, ибо выделить его влияние из влияния других факторов, действовавших одновременно и особенно угнетавших русские государственные финансы в декабре прошлого года — совершенно невозможно.

Несомненно, однако, что одна из мер борьбы с самодержавием, предложенных Манифестом — именно, призыв брать вклады из сберегательных касс, оказала самое серьезное действие. Почти сейчас же после опубликования известного постановления Исполнительного Комитета от 22 ноября, рекомендовавшего то же, что и Манифест, в газетах появилось такое:

«Правительственное сообщение.

«В последнее время в некоторых газетах печатаются заявления от разных «бюро и союзов», приглашающие вкладчиков государственных сберегательных касс спешить взять свои вклады, ввиду предстоящего будто бы государственного банкротства; одновремено ведется в том же направлении агитация в печати и устно между вкладчиками, для чего агитаторы не только пользуются различными публичными собраниями, но являются на частные квартиры, настойчиво распространяя тревожные слухи о том, что государственные сберегательные кассы прекратят платежи или даже будут разграблены.

Агитация эта не осталась без влияния на вкладчиков сберегательных касс, что и выразилось усиленным требованием вкладов. (Курсив мой. В. 3.).

Вследствие этого правительство считает своим долгом предупредить, что трудовые сбережения, взятые из касс под влиянием мнимых опасностей, подвергаются действительной опасности необеспеченного хранения на дому и в частных руках, и вместе с тем, самым решительным образом удостоверить, что финансовое положение России настолько прочно, что вкладчикам государственных сберегательных касс не грозит никакая опасность и что вклады всегда выдававшиеся беспрепятственно, будут и впредь выдаваться беспрепятственно.

Для незамедлительного же удовлетворения предъявляемых к кассам в настоящее время усиленных требований (курсив мой. В. 3.) приняты меры к увеличению рабочих сил касс и продлено время производства операций.

Что касается опасений относительно того, что вкладчики могут пострадать от разграбления касс, то опасения эти вполне устраняются тем, что в сберегательных кассах остаются лишь суммы, необходимые на текущий дневной оборот, и если бы даже допустить возможность маловероятного случая разграбления какой-либо кассы, то подобный случай ни малейше не мог бы повлиять на состоятельность сберегательных касс».

 

Останавливаться на этой правительственной рекламе не стоит.

Приведем в дополнение к «сообщению» имеющуюся в нашем распоряжении табличку

 

Сведения о движении денежных вкладов государственных сберегательных касс за декабрь 1902—1905 г.г. (в тысячах рублей).
  По С.-Петерб. кассе с её отдел. По провинциальным кассам. Итого.
За дек. 1905 За дек. 1902-1904 За дек. 1905 За дек. 1902-1904 За дек. 1905 За дек. 1902-1904
Поступило 1.540 1.840 32.002 31.900 33.542 33.704
Выдача 5.605 1.539 117.031 27.986 123.636 29.525
Превышения поступлений над выдачами. 265 3.914 4.179
Превышения выдач над поступлениями. 4.065 85.929 89.994

 

 

Еще два слова: кадетские и радикальные газеты («Свободное Слово», «Свободный Народ», «Русь», «Наша Жизнь») напечатали Манифест полностью, не сочувствуя его призывам. Таково было моральное влияние Совета. Те же кадетские и радикальные газеты не осмелились напечатать «Выборгского воззвания», вполне сочувствуя ему. Его печатал тот, кто создал Совет, истинный защитник свободного слова, рабочий!

IV.

1-го декабря Исполнительный Комитет Совета Рабочих Депутатов постановил опубликовать Манифест, призывавший население к борьбе с самодержавием — злейшим врагом народа.

1-го декабря абсолютизм демонстрировал свою враждебность всему народу и свою приязнь мракобесам и погромщикам. Принятые в Царском Селе депутации от «союза русских людей», от «монархической партии» (Грингмуть и К°), от общества «хоругвеносцев и добровольной охраны» и т. п. организаций чистокровных черносотенцев, получили на свои просьбы о государственном перевороте лестное наименование «истинных сынов России». Им было сказано, что они «должны дружным содействием» «помочь властям» «водворить спокойствие и порядок». Если гр. Витте в своем ответе на скромные пожелания ноябрьского земско-городского съезда давал пинок умеренным либералам, он все же считал нужным спрятаться за уверение, что правительство одинаково независимо от «правых» и от «левых».

Сам абсолютизм действовал откровенно, выступал уже без фраз и стеснений: его друзья — громилы, его враг — вся Россия.

2-го декабря Манифест был напечатан в петербургских газетах.

2-го декабря Министерство Внутренних Дел конфисковало эти газеты, а Судебная Палата в тот же депь услужливо постановила прекратить выход их в свет — так правительство попирало свободу слова, обещанную 17-го октября.

2-го же декабря опубликовывается «Указ Сенату», вводивший «Правила о стачках», по обыкновению «временные», «впредь до издания общего закона». «Правила», направленные непосредственно как будто против забастовок железных дорог, почты, телеграфа и телефона, в сущности касались всех стачек вообще, так как каждое из торгово-промышленных и фабрично-заводских предприятий администрация, а за нею и «независимый» суд могли подвести под категорию «предприятия, прекращение или приостановление деятельности коего угрожает безопасности государства или создает возможность общественного бедствия». Министры финансов, торговли и промышленности вместе с гр. Витте еще так недавно обещали свободу стачек, теперь самодержавное правительство грозило забастовщикам тюрьмой на срок до 1 года 4 месяцев. Манифест 17-го октября давал свободу союзов, «Правила» отняли ее, карая участников боевых профессиональных союзов лишением и без того немногочисленных у рабочего прав и тюремным заключением до 4-х лет*. «Правила» говорили о «безопасности государства», об «общественном бедствии», но для пролетариата было ясно, что «безопасность государства» в устах правительства означает безопасность лишь абсолютизма и, следовательно, грозную опасность для народа, что «общественное бедствие» заключается в том, что рабочий класс стремится сбросить ярмо каторжного труда.

* § 5 ст. 1 «…Виновный в участии в сообществе, направившем свою деятельность к возбуждению служащих и рабочих в предприятиях, указанных в § 1 (почта, телеграф, железные дороги и «вообще предприятия, приостановление деятельности коего угрожает безопасности» и т.д., цитировано в тексте), к самовольному по соглашению между собою прекращению, приостановлению или невозобновлению работ, наказывается: заключением в крепости на время от 1 года и 4-х месяцев до 4-х лет, с лишением по ст.50 уложения о наказаниях некоторых особенных лично и по состоянию присвоенных, прав и преимуществ».

Правительство окончательно порывало со всеми «иллюзиями» октябрьского манифеста; реакция шла на всех порах, реакция тем более удушливая и тяжелая, что за 112 месяца «свобод» страна уже успела отдохнуть от полицейской расправы. И все старое, что казалось давно минувшим бредом, реставрировалось: усилились обыски и аресты, разгонялись собрания, в разных местностях вводилась усиленная и чрезвычайная охрана, весь Прибалтийский край был объявлен на военном положении.

Росла реакция, жаждущая вернуть прошлое, росла и революция. Волны её докатывались до самых глухих и далеких мест, они поднимали самые забитые слои населения, во всех и каждом пробуждая сознание своих прав и человеческого достоинства. Не было той отрасли наемного труда, которая не спешила бы объединиться и выставить свои требования лучшей жизни и свободы. К началу декабря в Петербурге, да и в других городах, функционировали самые разнообразные профессиональные союзы: дворников, швейцаров, поваров, домашней прислуги, полотеров, официантов, баньщиков, прачек, модисток, шляпниц и т. д., и т. д., не говоря уже о союзах фабрично-заводских рабочих, Железно-Дорожном и Почтово-Телеграфном. На политической арене появились совершенно новые фигуры сознательных строевых казаков, станционных жандармов, дворников, городовых, околоточных. Даже агенты охранного отделения начинали стыдиться своих обязанностей и на страницах «Новой Жизни» приносили покаяние.

Не молчала и деревня: крестьянские волнения охватили огромный район; за период с 26 ноября по 3 декабря газеты зарегистрировали целый ряд аграрных «беспорядков». «Бунтовали» уезды: Сызранский, Балашовский, Чистопольский, Малоархангельский, Казанский, Пронский, Старобельский, Московский и мног. др.; волновались крестьяне в Донской области, в Царстве Польском; вся Ковенская губерния была охвачена народным литовским восстанием. Телеграмма Лифляндского губернатора Мин. Вн. Дел еще 27 ноября извещала, «что восставшие уезды прервали сообщение по Балтийской дороге. Необходимо прислать военный крейсер и два миноносца. Необходима быстрая посылка крупных сил» . Последние известия добавляли к этому, что вокзал и телеграф в Риге захвачены рабочими, что правительственные здания горят, что между войсками и революционерами происходят сражения.

«Зараза» революции все больше и больше проникала, разъедала последнюю опору самодержавия — войска. Каждый новый день приносил известия о том, что то тут, то там вспыхивают волнения солдат. Правда, «бунты» в войсках начинались почти везде на почве специфически-солдатских нужд (скверная пища, плохая одежда, недостаточное денежное довольствие и т. д.), но всегда к экономическим требованиям добавлялось и требование «вежливого обращения», а зачастую и обще-гражданских прав и свобод. Не успели еще угаснуть начавшиеся в двадцатых числах ноября грандиозные солдатские восстания в Киеве, Екатеринодаре, Елизаветполе, как в Проскурове взбунтовался 2-й пехотный полк, в Курске — войска местного гарнизона, в Ломже — 16-й Ладожский полк*. Иностранные газеты, а за ними и русские сообщали, что волнуется чуть не вся манчжурская армия… 28 ноября штаб московского округа получил извещение, что на митингах солдаты братаются с рабочими. 28-го же ноября в Иркутске состоялся огромный митинг всех войск гарнизона в количестве 4.000 человек. Председательствовал унтер-офицер. Единогласно было выражено желание присоединиться к требованиям всего народа об отмене смертной казни и военного положения и о немедленном созыве Учредительного Собрания. Такие же солдатские митинги происходили и в некоторых других городах. Второго и третьяго декабря были получены сведения, что в войсках московского гарнизона начались чрезвычайно серьезные волнения. Солдаты 4-го гренадерского Несвижского полка в числе 200 человек под звуки Марсельезы отправились к казармам Перновского полка, где к ним присоединилась и часть перновцев. «Одно из главных требований демонстрантов — предоставление солдатам всех свобод, завоеванных народом у правительства». Вечером были митинги в Таврическом и Несвижском полках. 2 декабря взбунтовался 2-й гренадерский Ростовский полк, учебная команда которого заявила, что она не будет выходить для исполнения полицейских обязанностей. К ней присоединился и весь полк. Командир и офицеры принуждены были удалиться из казарм и полком стал управлять солдатский комитет из 20 лиц. Пулеметная рота примкнула к восставшим.

* Эти и все последующие сведения взяты из № 48—49 «Права»

Такова была, в самых общих чертах, картина политической жизни страны к 3-му декабря, когда должно было состояться очередное заседание Совета Рабочих Депутатов.

В 4 часа дня собрался в помещении Вольно-Экономического общества Исполнительный Комитет, чтобы — как было принято заранее — обсудить новое положение дел, созданное конфискацией 8 газет и изданием «Временных Правил о стачках» и тем облегчить занятия Совета, приготовив ему материалы для решений.

Что делать? Отвечать или нет на новые нападения реакции, окончательно лишавшие пролетариат добытых им прав; и если отвечать, то как и когда? Вот те вопросы, которые надлежало осветить и обсудить Исполнительному Комитету.

В самом начале прений представители Федеративного Совета Российской Социал-демократической Партии от имени центральных учреждений (Центрального Комитета «большинства» и Организационной Комиссии «меньшинства») вносят предложение — принять вызов абсолютизма, ответить на него в самом непродолжительном времени всеобщей забастовкой, предварительно уговорившись о дне объявления её со всеми революционными партиями и организациями. Федеративный Совет мотивирует свое предложение тем, что дальнейшая выжидательная тактика придает еще большую дерзость самодержавию; что весьма вероятно, что реакция не сегодня, так завтра сделает еще шаг на своем пути и попытается арестовать Совет Рабочих Депутатов; что, с другой стороны, конфискация газет и в особенности «каторжный» закон о стачках непременно встретят сильнейший протест среди всего населения и тем создадут достаточную базу для объединенного всероссийского выступления пролетариата, и что, наконец, длинный ряд крестьянских беспорядков и волнений в войсках могут обеспечить этому решительному выступлению победу.

Делегат Железно-Дорожного Союза предлагает отложить решение вопроса о дне забастовки до постановления всероссийского железнодорожного съезда, который открывает свои заседания 6-го декабря. Он прибавляет, что, по его мнению, железно-дорожные служащие и рабочие, которых ближе всех касаются «Правила о стачках», забастуют.

Представитель Почтово-Телеграфного Союза высказывается также за стачку, которая вольет новые силы в потухающую, но все еще грозную почтово-телеграфную забастовку и тем усилить и самое себя. Записалось по поводу предложения Федеративного Совета еще несколько ораторов, но дебаты прерываются принесенным одному из товарищей известием о том, что правительство решило арестовать Совет сегодня же. Уже не раз и на прошлых заседаниях доходили слухи о готовящемся будто бы аресте Совета или о разгроме его черносотенцами. Последнего бояться было нечего, так как Совет имел всегда наготове вооруженную охрану; верить же первому тогда не было оснований. Теперь, однако, все правительственные мероприятия ясно говорили за то, что самодержавие попытается «захватить в плен» своего врага. Тем не менее Исполнительный Комитет решает продожать свои занятия и это понятно: Совет Рабочих Депутатов не подпольная организация; он не конспирирует; его действия оглашаются в печати; об его собраниях всегда извещается полиция; глава правительства и члены его входили с ним в сношения, тем самым как бы санкционируя право Совета на существование — распустить данное собрание значило бы признать Совет нелегальным, значило бы создать прецендент для разгона вообще советских собраний; Совет или существует и действует открыто, или совсем не существует; поэтому разойтись добровольно Исполнительный Комитет не мог.

Вновь начинаются прения, но приносят и другое сообщение, — на этот раз из бюро Исполнительного Комитета, подтверждающее первое: одному из полков гвардии — Измайловскому — приказано быть наготове для оказания помощи полиции. Итак арест Совета неизбежен. Исполнительный Комитет все-таки решает не распускать собрания (депутаты, бывавшие на заседаниях Совета, партийные агитаторы и некоторые посторонние лица уже собрались в другом зале); постановлено только, чтобы некоторые из членов Исполнительного Комитета, наиболее знакомые с текущими делами удалились с заседания и, спасшись от ареста, тем обеспечили преемственность в работах будущего Совета.

Но уйти им не удалось… Здание Вольно-Экономического Общества уже оцеплено войсками… Прилегающие улицы переполнены конными и пешими городовыми, гарцующими казаками, пехотой… Все остаются на местах. Слышен лязг оружия и звук шпор: солдаты, предводительствуемые торжествующими офицерами («наконец то удалось захватить это «временное правительство»! — сказал один из них), ворвались внутрь здания. Решено не оказывать сопротивления войскам. Снизу, — где собрался Совет, доносятся негодующие возгласы депутатов; им передают решение. Солдаты с ружьями наперевес замыкают вход в залу, где находится Исполнительный Комитет; председатель требует у офицеров запереть двери и не мешать занятиям. Двери остаются открытыми; у входа в комнату стоят солдаты. Берет слово один из членов Исполнительного Комитета. Он говорить, что правительство своим сегодняшним актом грубого насилия, подкрепило доводы в пользу всеобщей забастовки. Оно предрешило ее. Теперь забастовка необходима и неизбежна. Исход этого нового решительного выступления пролетариата зависит от войск. Пусть же они встанут на защиту родины! (Офицеры поспешно запирают двери; оратор возвышает голос). Пусть братский призыв рабочих, всей измученной страны донесется до солдат! Пусть он, не заглушенный грохотом барабанов, сквозь законопаченные двери казарм найдет себе дорогу к солдатскому сердцу. Солдаты — дети народа. Дело народа — их дело!…

Кончить речь не пришлось; в комнату вламывается полиция, за нею войска. — Продолжать говорить невозможно… Совет Рабочих Депутатов в плену…

Вооруженной рукою самодержавие успело сорвать постановление Совета 3-го декабря; но нет сомнения, что это постановление было таким же, как и то, которое было принято новым составом Совета, сформированного на развалинах прежнего. Иного выхода не было. Совет знал и понимал, не хуже всех тех, кто критикует его действия теперь и молчал тогда, что позиции его — позиции русской революции еще недостаточно укреплены, что каждый день усиливает их и, наоборот, расшатывает силы врага; потому он воздерживался — и это показывает его резолюция от 27 ноября — от решительного выступления до тех пор, пока к этому представлялась хоть какая-нибудь возможность. За неделю протекшую с 27 ноября по 3 декабря возможность уклоняться от боя все уменьшалась; она совершенно исчезла после конфискации 8 газет и издания «Временных правил о стачках»…

Совет не был — и смешно было бы ему претендовать на это — творцом истории; его тактика должна была считаться не только с успехом и силами революции, но и с действиями реакции. Пролетариат, победитель в октябре, не мог отступить, ибо он не хотел отступать, но и отступать теперь было некуда; сдать хотя бы одну позицию, значило проиграть всю кампанию, не попытавшись даже вступить в сражение…

Пролетариат принял битву; она была им проиграна. Восставшая Москва, Прибалтийский край, часть Сибири и Кавказа были расстреляны и раздавлены самодержавным правительством. Но носитель революции — пролетариат — не знает поражений: они лишь ступени лестницы, ведущей к окончательной победе.

Захватывая в круг своего влияния все новые и новые слои населения, он идет от 9-го января к 17-му октября, от декабря к окончательной ликвидации старого порядка. На этом пути рабочий класс создал свою выборную организацию, свой «парламент» — Совет Рабочих Депутатов.

Самодержавию удалось арестовать и уничтожить его. Но ему не удалось и не удастся уничтожить то, что создало Совет — революционную активность пролетариата. Пользуясь опытом прошлаго, он отольет ее в форму организации, еще более крепкой, еще более мощной: рабочий класс всей России создаст орган воли всех рабочих.

В. Звездин.