Л. Мартов: Социал-демократия 1905–1907 гг.
Этот текст является отрывком из обширной статьи Ю. О. Мартова в сборнике «Общественное движение в России в начале ХХ-го века», изданном меньшевиками в С.-Петербурге в 1914 г. под редакцией Мартова, Маслова и Потресова. Представляющая огромный интерес статья Мартова находится в 3-ем томе этого сборника, стр. 552–556 /И-R/.
Борьба с растущими внутри самой социал-демократии бунтарско-заговорщическими тенденциями сконцентрировалась немедленно после 9 января на вопросе об отношении к так называемым «частичным выступлениям» рабочих масс. Импульс, данный петербургскими событиями вызвал во всех концах России и особенно среди слоев пролетариата, наиболее отсталых, ряд забастовочных движений на экономической почве, естественно переходивших в данных условиях в движения политические. «Искра» дала по отношению к этим движениям лозунг: «развязывать революцию», то есть, способствовать расширению этих частичных движений, несмотря на их взаимную некоординированность, как факторов, усиливающих общую дезорганизацию реакционных сил и втягивающих в начатую в столице решительную борьбу новые слои народных масс. «Захват» волнующимися массами тех прав, в которых растерявшиеся власти не решались им отказывать, указывался, как самый верный при данных условиях метод прочной и широкой организации народа в процессе борьбы за изменение политической структуры страны. Эта, рекомендованная «Искрой» тактика опиралась на стихийные тенденции самого движения как в политической, так и в экономической сфере: «захватным» порядком рабочие крупных городов отвоевали себе некоторую свободу митингов, фабричное представительство и т.д., и тем же порядком с февраля 1905 года крестьянское движение стало ломать исторически-сложившиеся аграрные отношения, тогда как на окраинах начала совершаться, рядом с аграрной, «муниципальная революция». Лозунг «революционного самоуправления», даваемый при этих условиях «меньшевиками», верно схватывал общую тенденцию переворота, определявшуюся многообразием общественно-политических условий страны и сравнительно слабой централизованностью политической жизни, и в то же время отвечал задаче развития максимальной активности широких народных масс, которых вековая история отучила от общественной самодеятельности.
Уязвимым пунктом этой тактики являлся сознательный отказ от задачи организационного объединения народных движений, признание такого организационного объединения технически-невыполнимым при отсутствии объединяющего государственного центра политической борьбы, при наличных условиях деятельности социалистической партии и при невозможности для последней, поскольку она выполняет определенную идейно-политическую миссию, раствориться в боевом объединении всех активно-руководящих элементов революции. Доверяясь стихии революционного развития, тактика «меньшевиков» вызывала сомнения относительно того расточения народных сил в частных движениях, которое в их представлениях должно было парализоваться процессом организации «самочинного» самоуправления, на практике однако сильно отстававшего от процесса разрушения старых общественных устоев, благодаря именно слабому развитию в массах навыков к общественной самодеятельности.
Эта слабая сторона единственно возможной для рабочей партии в данных исторических условиях тактики вызвала не только резкую критику ее со стороны «большевиков», но и откол от меньшевистского литературного штаба видного его деятеля Н. Троцкого и примыкавшего к меньшевикам Парвуса. Оба эти писателя уже во время спора «Искры» с большевиками о «земской кампании» разошлись с меньшевистским органом, усмотрев в его тактических указаниях тенденцию втиснуть развивающееся движение пролетариата в русло, пролагаемое борьбой буржуазной демократии. Толчок, данный событием 9 января, побудил их к дальнейшему политическому самоопределению. Парвус подверг критике идею «развязывания» событий во имя необходимости организовать стихийно-развертывающийся процесс. Взаимоотношение общественных сил — подавляюще руководящая политическая роль пролетариата, аморфность крестьянства и отсутствие последовательно демократической революционной струи в движении непролетарской городской демократии — делает одну лишь партию пролетариата силой, способной организовать стихийный процесс не только политически, но и технически, подготовив общий штурм, который, благодаря отсутствию на политической сцене серьезных конкурентов, неминуемо ей передаст бразды правления. К тому же выводу пришел и Троцкий в статьях*, подобно статье Парвуса, напечатанных в «Искре». Для Троцкого в России нет общественных сил, которые были бы достаточно могущественны, чтобы, развивая народное движение, в то же время направить ход событий в сторону какой-либо иной развязки, кроме самого радикального разрешения политического кризиса: крестьянство распылено, неспособно к самостоятельной организации и играет роль лишь фактора разрушения; прогрессивные элементы городской демократии вынуждены выбирать между следованием за пролетариатом или поддержкой буржуазного либерализма, являющегося контрреволюционным. Если, таким образом, с появлением на политической авансцене пролетариата, задача коренного переворота становится в порядок дня, то и технически после 9 января стихийное движение «масс», разбитых в уличной манифестации и политической забастовке, «упирается» вплотную в «решительное выступление». Поэтому, рабочая партия должна сделать это последнее центральным пунктом своей агитации и своей организационной работы.
* См. «Политические письма II» в настоящем сборнике /И-R/.
Неорганизованность и стихийность движения зашевелившихся в городе и деревне широких народных масс являются для обоих рассматриваемых авторов доводом не против возможности в близком будущем успешного решительного выступления, но против предположения, что в последнем может играть руководящую роль какая-нибудь другая общественная сила, рядом с относительно организованным и достигшим значительно большей политической сознательности пролетариатом. Но при таких условиях решительная победа народа над старым режимом должна будет передать политическую власть в руки пролетариата. Парвус и Троцкий делают этот вывод и, в дальнейшей полемике по этому вопросу, естественно дополняют его положением о том, что, став у власти, пролетариат ее использует не для совершения только демократического преобразования, но и для превращения последнего в непосредственный пролог коренного преобразования социального. Тем самым оба автора совершенно порывали с официальной программой партии, поскольку сходили с лежащего в ее основе признания неизбежности в России «буржуазной революции» и поскольку диктатуру пролетариата переводили из программы-максимум в программу-минимум (точнее отказывались от последней).
Иную постановку вопрос о ближайшем этапе движения приобрел у литераторов «большевистского» направления. И в их представлениях исходным пунктом, как и у Троцкого и Парвуса, являлся колоссальный скачок вперед, сделанный пролетариатом 9-го января и одним ударом поставивший этот класс значительно впереди всех втянутых в борьбу общественных сил. Воспринятый еще ранее «большевиками» взгляд на народные движения, как могущие быть всецело управляемыми централизованной конспиративной организацией, диктовал при создавшемся после 9 января положении дел задачи «технической подготовки» решительного выступления, в котором пролетариат частью прямо поддерживается другими демократическими массами, частью пользуется дезорганизацией защитного механизма старого режима, производимой стихийными движениями этих масс. В отличие от Парвуса и Троцкого, Н. Ленин и другие большевистские идеологи рассматривают эти движения непролетарских масс не как стихийно разрушительный лишь фактор, могущий быть просто, как пассивный объект воздействия, использованным сознательной силой пролетариата. В гораздо большем соответствии с действительной картиной соотношения общественных сил в 1905 году, Ленин и его единомышленники предвидят появление на политической авансцене громадной, по классовому своему характеру, мелкобуржуазной демократии, объединяющей революционные непролетарские элементы города с крестьянскими массами и именно поэтому долженствующей в ходе событий стать не простым лишь придатком к пролетарскому движению — как полагали Парвус и Троцкий — а самостоятельной политической силой, налагающей свою определенную печать на характер переворота.
Эта схема отличалась — по сравнению с схемой Парвуса-Троцкого — значительно большей реалистичностью и более глубоким проникновением в сущность исторического момента. Она предусматривала то быстрое оформление крестьянского движения и пропитание его интеллигентско демократическими элементами, которое имело место в течение 1905–7 гг.: быстрое развитие крестьянского союза, появление трудовой группы, превращение партии с.-р. из технико-заговорщической организации в обширную и влиятельную политическую партию. И, благодаря своей реалистичности, она могла до поры, до времени, не порывать — по крайней мере, в субъективном сознании ее авторов — с теоретической традицией партии, определившей историческое содержание перелома русской жизни, характеристикой его как «буржуазной революции». Для Н. Ленина именно предстоящее активное и политически самостоятельное выступление мелкобуржуазной демократии является залогом того, что социальное содержание переворота не выйдет за пределы буржуазной европеизации русских общественных отношений; но в то же время это ее активное и политически самостоятельное выступление создает объективную возможность того, чтобы эта европеизация и с ее социальной, и с ее политической стороны совершилась в полной мере и в самых крайних формах; чтобы мелкобуржуазная демократия преодолела сдерживающие влияния имущего либерализма, заинтересованного в компромиссном, «соглашательском» решении политических и социальных проблем буржуазной революции. Тесный союз пролетариата и мелкобуржуазной демократии и упорная борьба с либеральным движением за полное освобождение демократии из-под его влияния становятся основным тактическим принципом «большевизма», раздел политической власти между пролетариатом и крестьянской демократией — вероятным и желательным исходом политического кризиса. Отсюда в рассматриваемый период характерно для «большевиков» тяготение к сближению с партией социалистов-революционеров и энергичная их борьба против всех слоев буржуазной демократии, не становящихся сразу и решительно на точку зрения коренного политического переворота, и являющихся, в глазах «большевиков», политической опорой главного соперника в борьбе за власть — «либерально-монархической буржуазии». Соответственно этому, большевики выдвигают на первый план в практической деятельности укрепление партийной организации, выделение специальных боевых организаций и вооружение рабочих, обращают особое внимание на агитацию среди военных, высказываются против массовых экономических движений, возникших после 9 января, как могущих раздробить силы пролетариата и затормозить дело организационной подготовки повсемерного и единовременного решительного выступления. Ими же поднимается вопрос о пересмотре аграрной программы партии, как не могущей удовлетворить подымающиеся крестьянские массы.
Надо, однако, заметить, что на практике деятельность той и другой фракций во многих пунктах складывалась значительно более сходно, чем можно было бы ожидать, судя по резко противоположным тактическим формулам, дававшимся в партийной литературе. Так, задачи вооружения, образования боевых дружин — потребность в которых непосредственно вызывалась необходимостью самообороны против контрреволюционных погромщиков — и особенно «военных» организаций с неменьшей энергией осуществлялись в этом период и меньшевистскими комитетами. Существенное различие было только в понимании той роли, которую партия уделяет этим специфическим организациям. Равным образом, обе фракции с начала 1905 года одинаково энергично распространяют влияние своих организаций за пределы города и усиливают свою деятельность в деревне, до сих пор находившейся под воздействием почти исключительно одних с.-р. В Тверской, Нижегородской, Самарской, Саратовской губерниях, в Белорусском районе, в Малороссии, Херсонской, Таврической губерниях, на Северном Кавказе и в Грузии, а также в Прибалтийском крае с.-д. работа в деревне приобрела значительные размеры. И если на Кавказе руководимое социал-демократами крестьянское движение развивалось преимущественно, как движение арендаторов, а в Прибалтийской крае и юго-западных губерниях, как движение сельскохозяйственного пролетариата, то в остальных районах социал-демократы обеих фракций, встречаясь с захватным движением типичного русского крестьянства, на практике выходили из рамок программы 1903 года и вели агитацию во имя передачи крестьянству всей земли.