Куда идёт Франция?

Заметка Редакции.

Всё необходимое о политической жизни Франции во время публикации этой статьи, сказано в нашем Предисловии.

С июля 1933-го по июнь 1935-го года Троцкий проживал во Франции. Он жил инкогнито, под близким надзором полиции, в изоляции от публики, скрываясь от журналистов и маскирующихся журналистами политических шпионов и бандитов «левой» (про-московской) и правой (фашистской) секретных служб.

В таких стеснённых условиях Троцкий не смог обосновать нормальный рабочий кабинет, его архивы сохранялись у друзей, он не имел русского секретаря и править свои манускрипты стало втрое труднее. Следующая статья была написана по-французски и вы видите её первый перевод на русский язык.

Перевод сделан Феликсом Крайзелем — октябрь 2012 г. /И-R/

Еще раз, куда идет Франция?

(Конец марта 1935 г.)

Когда Фланден сменил Думерга, мы поставили перед пролетарским авангардом вопрос: «Куда идет Франция?» Прошедшие четыре с половиной месяца ничего не изменили по существу, и не ослабили ни наш анализ, ни наш прогноз. Французский народ стоит на распутьи: одна дорога ведёт к социалистической революции, другая, к фашистской катастрофе. Выбор пути зависит от пролетариата. Во главе пролетариата, его организованный авангард. Мы снова задаём вопрос: куда собирается вести Францию пролетарский авангард?

Диагноз Коммунистического Интернационала ошибочен и гибелен.

В январе Перманентная Административная Комиссия Социалистической партии (la Commission administrative permanente (CAP) объявила программу борьбы за власть, разрушения основы буржуазного государства, установления рабочей и крестьянской демократии, национализации банков и тяжелой промышленности. Однако, до сего дня Соцпартия даже мизинцем не шевельнула, чтоб поставить эту программу перед массами. В свою очередь, Коммунистическая партия тоже отказывается от того, чтобы перейти на путь борьбы за власть. Причина? «Положение не революционно».

А рабочая милиция? Вооружение рабочих? Рабочий контроль? План национализации? Невозможно! «Положение не революционно». Что же можно делать? Собирать подписи на петициях вместе с верующими, соревноваться в красноречии с Радикалами, и ждать. Ждать чего? Ждить, пока ситуация не станет революционной. Умные головы Коммунистического Интернационала имеют в кармане термометр, который они засунут старухе Истории под мышку, чтоб точно измерять революционный градус положения. К сожалению, они этот градусник никому не показывают.

Мы заявляем: диагноз Коминтерна в корне ложен. Ситуация, революционна, то есть, революционна в той степени, в какой она может быть при не-революционной политике рабочих партий. Вернее, ситуация пред-революционна. Чтобы эта ситуация созрела нужна немедленная мобилизация, безостановочная мобилизация масс под лозунгами захвата власти во имя социализма. В этом, единственное условие превратить пред-революционную ситуацию в революционную. В противном случае, иначе говоря, если мы продолжим топтаться на месте, то пред-революционная ситуация несомненно станет контр-революционной и приведёт к победе фашизма.

Святое писание о «не-революционной ситуации» на самом деле охмуряет головы рабочих, парализует их волю и связывает их руки перед лицом классового врага. Под прикрытием подобных фраз, среди вождей пролетариата распространяются консерватизм, лень, глупость и трусость, и, как в Германии, готовится катастрофа.

Задача и цель этой работы.

На следующих страницах, мы, большевики-ленинцы, подвергнем диагноз и прогноз Коминтерна детальной марксистской критике. Время от времени, мы затронем мнения различных вождей Социалистической партии, в той степени, в какой это потребуется для нашей основной цели: показать насквозь ложную политику Центрального Комитета Французской Компартии. Крикам и ругательствам сталинцев мы противопоставим факты и аргументы.

Но мы не ограничимся лишь критикой. Ложным мнениям и лозунгам мы противопоставим творческие идеи и метод Маркса и Ленина.

От читателя мы требует внимания. Вопрос заключается, в самом прямом и немедленном смысле, о голове французского пролетариата. Ни один сознательный рабочий не имеет права безразлично отвернуться от этих вопросов; от их решения зависит судьба его класса!

1. Каким образом ситуация становится революционной?

Экономические предпосылки социалистической революции.

Первой и важнейшей предпосылкой революционной ситуации является нетерпимое обострение противоречия между производительными силами и формами собственности. Страна прекращает двигаться вперед. Остановка экономического развития, тем более его регресс, означают, что капиталистическая система производства окончательно исчерпана, и должна уступить своё место социалистической.

Современный кризис, захватывающий все страны и отталкивающий их назад на десятки лет, доводит буржуазную систему до абсурда. Если, при рождении капитализма, голодные и невежественные рабочие разбивали машины, то сегодня машины и целые заводы уничтожаются самими капиталистами. Дальнейшее выживание частной собственности на средства производства угрожает человечеству варварством и распадом.

В основе общества лежит его хозяйство. Эта основа созрела для социализма в двух смыслах: новейшая техника достигла такого уровня, что она способна обеспечить высокий уровень жизни для народов всего человечества; но капиталистическая собственность, пережившая саму себя, обрекает народы на всё растущую нищету и лишения.

Фундаментальная экономическая предпосылка социализма существует уже сравнительно долго. Но капитализм не сойдёт со сцены сам собой. Лишь рабочий класс в силах вырвать производительные силы из рук эксплуататоров и душителей. История снова ставит эту задачу перед нами. Если пролетариат по какой-либо причине не сумеет побороть буржуазию и взять власть, если, например, он окажется парализован своими собственными партиями и профсоюзами, то распад хозяйства и цивилизации пойдёт дальше, бедствия разрастутся, отчаяние и прострация захватят массы, и капитализм — обветшавший, распадающийся и гниющий — ещё больше прижмёт массы народа и толкнёт их в пропасть новой войны. Без социалистической революции, выхода нет.

Является ли кризис капитализма окончательным?

Президиум Коммунистического Интернационала пытался объяснить, что кризис, начавшийся в 1929 году, является окончательным кризисом капитализма. Спустя два года, Сталин заявил, что этот кризис, если его «хорошо рассмотреть», не является окончательным. В лагере социалистов мы тоже встречаем попытки предсказать является ли этот кризис окончательным, или нет?

«Было бы неосмотрительным утверждать, — пишет Блюм в Le Populaire 23 февраля, — что кризис действительно является конечной спазмой капитализма, последней смертельной агонией его распада».

Грюмбах 26 февраля в Мюлхаузе сказал то же самое: «Некоторые люди утверждают, что этот кризис пройдет; другие видят в нём последнюю агонию капитализма. Мы опасаемся судить окончательно».

Ставить вопрос в этой плоскости неверно по двум главным причинам: во-первых, нельзя смешивать конъюнктурные кризисы с историческим кризисом всей капиталистической системы; во-вторых, без независимой, сознательной деятельности классов кризис не может сам по себе стать «окончательным».

Во время преобладания промышленного капитала, в эпоху свободной конкуренции, конъюнктурные бумы преобладали над кризисами; первые были «правилом», вторые — «исключением»; капитализм в общем и целом поднимался в гору. В послевоенное время, при гегемонии финансового, монопольного капитала, конъюнктурные кризисы намного превышают подъёмы; можно сказать, что кризис стал правилом, а подъём — исключением; хозяйственное развитие в общем и целом идёт сверху вниз, а не наоборот.

Несмотря на это, конъюнктурные кризисы неминуемы, и при больном капитализме они будут продолжаться до тех пор, пока капитализм существует. А капитализм просуществует до тех пор, пока пролетарская революция не достигнута. Вот это и есть единственно правильный ответ.

Фатализм и марксизм.

Пролетарский революционер должен, во-первых, понять, что марксизм, единственная научная теория пролетарской революции, ничего общего не имеет с фаталистическим ожиданием «окончательного» кризиса. По самой сути своей, марксизм есть путеводитель к революционному действию. Марксизм не игнорирует волю и отвагу, он находит для них верную дорогу.

Нет такого кризиса, который сам по себе стал бы «смертельным» для капитализма. Конъюнктурное колесо лишь создает ситуацию, которая облегчает или затрудняет способность пролетариата свергнуть капитализм. Переход от буржуазного к социалистическому обществу зависит от деятельности живых людей, создающих свою историю. Они не делают историю случайно, или по собственному желанию, а под влиянием определённых объективных факторов. Но именно их действие — инициатива, отвага, преданность, или, наоборот, глупость и трусость — становится звеном в цепи исторического развития.

Никто не подсчитал кризисы капитализма, никто не может сказать заранее, какой из них станет «последним». Но вся наша эпоха и теперешний кризис повелительно говорят пролетариату: Возьми власть! Если рабочая партия, несмотря на благоприятные условия, покажет себя неспособной повести пролетариат на захват власти, то общество будет продолжать жить на капиталистической основе — идти к новому кризису или к новой войне, возможно, к полному развалу европейской цивилизации.

«Последний» кризис и «последняя» война.

Империалистическая война 1914-1918 гг. представляла собой один из «кризисов» на пути капитализма, и наиболее ужасный из всех возможных кризисов. Никакая книга не объясняла, была ли эта война последней кровавой ошибкой капитализма, или нет. Опыт России показал, что война могла быть концом капитализма. В Германии и Австрии, судьба буржуазного общества в 1918 году зависела полностью от социал-демократии, но эта партия показала себя служанкой капитализма. В Италии и Франции, пролетариат в конце войны мог бы захватить власть, но он не имел революционной партии. Одним словом, если б во время войны II Интернационал не предал дело социализма буржуазному патриотизму, то вся история Европы и всего человечества была бы сегодня совсем иной. Прошлое, конечно, не изменится. Но можно и нужно изучать его уроки.

Само развитие фашизма является наглядным примером того, что рабочий класс ужасно запоздал в решении давно созревшей перед ним задачи, поставленной упадком капитализма.

Слова: этот кризис ещё не «последний», могут быть поняты лишь таким образом: несмотря на уроки войны и на конвульсии после её окончания, рабочие партии всё ещё не подготовились сами и не подготовили пролетариат для захвата власти. Что ещё хуже, вожди этих партий всё ещё не понимают задачу, стоящую перед ними. Они отрицают её для самих себя, для своей партии и для своего класса, и передают её «процессу исторического развития». Их фатализм является предательством теории марксизма и оправданием политического предательства пролетариата, то есть, подготовкой новой капитуляции перед новой «последней» войной.

Коммунистический Интернационал перешёл на позицию социал-демократического фатализма.

Социал-демократический фатализм, есть наследие довоенного периода, когда капитализм двигался вперёд почти без остановок, когда росло число рабочих, росли ряды членов партий, голосов на выборах и депутатов в парламентах. Этот автоматический рост постепенно воспитал реформистские иллюзии о том, что стоит продолжать идти тем же путём (пропаганда, выборы, организация), и победа неминуемо придёт.

Война, конечно, помешала этому автоматическому развитию. Но, война, это «исключительный» феномен. С помощью Женевы, войны больше не будет, и всё может вернуться на старый путь развития.

В свете такой перспективы, слова: «Это ещё не последний кризис» должны означать: «Через пять лет, через десять лет, через двадцать лет мы завоюем больше голосов и мандатов, и, можно надеяться, мы возьмём власть». (Читайте статьи и речи Поля Фора*). Слова оптимистического фатализма, казавшиеся такими убедительными четверть века тому назад, сегодня напоминают шёпот могильного привидения. Неправильна мысль, что ко времени будущего кризиса пролетариат неизбежно станет крепче, чем сейчас. В условиях продолжающегося распада капитализма, пролетариат не растёт, не усиливается; наоборот, он распадается, все время растёт масса безработных и люмпен-пролетариата; мелкая буржуазия деклассирует и впадает в отчаяние. Потерянное время открывает дорогу не пролетарской революции, а фашизму.

* Генеральный секретарь Французской Социалистической партии.

Поразительно, но Коминтерн, бюрократизированный с ног до головы, заменил теорию революционных действий религией фатализма. Бороться невозможно, потому что «нет революционной ситуации». Но революционные ситуации не падают с неба, они созревают в толще классовой борьбы. Пролетарская партия является самым важным политическим фактором в формировании революционной ситуации. Если эта партия повернётся спиной к революционным задачам, начнет усыплять и обманывать рабочих игрой в петиции и братание с радикальными демократами, то это приведёт не к революционной, а к контрреволюционной ситуации.

А как оценивает ситуацию буржуазия?

Упадок капитализма и необычайно высокое развитие производительных сил составляют экономическую предпосылку социалистической революции. На этой основе разворачивается классовая борьба. Из живой борьбы классов формируется и созревает революционная ситуация.

Как оценивает ситуацию правящая обществом крупная буржуазия, что делает она? 6 февраля 1934 года было неожиданным лишь для пролетарских и мелкобуржуазных партий. Центры большого капитала уже давно участвовали в заговорах с целью насильно заменить парламентский режим бонапартистским («личным») режимом. Иначе говоря, банки, тресты, генералитет, капиталистическая пресса, все оценивали опасность революции столь близкой, что они поторопились подготовиться к ней с помощью «небольшого» путча.

Из этого факта следуют два вывода: 1) в начале 1934 года капиталисты оценивали ситуацию, как революционную; и 2) они не ждали пассивно развития событий, чтоб в последнюю минуту обратиться за помощью в суд. Нет, они сами взяли инициативу и послали свои наёмные банды на улицу. Крупная буржуазия преподаёт пролетариату ценный урок в стратегии классовой борьбы!

L'Humanité повторяет, что «единый фронт» прогнал Думерга. Но это, по меньшей мере, хвастовство. Наоборот, если крупный капитал признал разумным заменить Думерга Фланденом, то лишь потому, что единый фронт, как показывает ему опыт, ещё не представляет немедленной революционной угрозы: «Так как ужасные вожди Коминтерна, несмотря на ситуацию в стране, готовятся не к борьбе, а трясутся от страха, это даёт нам возможность подождать пока что, прежде чем передавать вожжи фашизму. Глупо форсировать ситуацию и преждевременно компрометировать Радикалов; они нам ещё понадобятся». Так говорят действительные заправилы событий. Они поддержали министерство Национального Единства и его бонапартистские декреты, они терроризировали парламент, но послали Думерга отдохнуть. Вожди капитала внесли некоторую поправку в свои начальные расчеты, и признали ситуацию не революционной, а пред-революционной.

Второй замечательный урок классовой стратегии! Он показывает, что даже крупный капитал, со всеми рычагами и механизмами общественной организации в своих руках, не способен с первого взгляда, заранее, дать безошибочную оценку политической ситуации во всей её действительности. Он входит в борьбу, и, в ходе этой борьбы, на основе опыта схваток, он корректирует и поправляет свою оценку. Это, в общем, есть единственно возможный метод ориентировки в политике, и, вдобавок, активный метод.

А вожди Коминтерна? В Москве, вдали от французского рабочего движения несколько плохо осведомлённых, заурядных бюрократов, в большинстве не знающих французского языка, объявили с помощью своего безошибочного градусника: «Ситуация не революционная». Центральный Комитет КПФ, с зажатыми ушами и закрытыми глазами повторил эту пустую заповедь. Лозунги Коммунистического Интернационала являются самым кратким путем к катастрофе!

Значение капитуляции Радикалов.

Партия Радикалов представляет собой такой политический инструмент крупной буржуазии, который лучше всяких других приспособлен к традициям и предрассудкам мелкой буржуазии. Несмотря на это, наиболее ответственные вожди радикализма, под кнутом финансового капитала, встали покорно на коленки перед направленным против них путчем 6-го февраля. Они сразу поняли, что дальнейшее развитие классовой борьбы угрожает фундаментальным интересам «нации», то есть, буржуазии, и что они должны пожертвовать в её пользу избирательными интересами своей партии. Капитуляция самой сильной парламентской партии перед револьверами и ножами фашистов есть лишь наружное выражение полного разрушения политического равновесия в стране. Но, это означает, что ситуация революционна, вернее, пред-революционна*.

* Крайне типично для испуганной мелкобуржуазной бюрократии рабочего класса, особенно для сталинцев, что они приступили к своему союзу с Радикалами «ради борьбы против фашизма» лишь тогда, когда Радикалы доказали свою неспособность бороться с фашизмом. Избирательный союз с Радикалами, являющийся преступлением с точки зрения исторических интересов пролетариата, может иметь некоторую практическую пользу в сфере парламентской политики. Но, экстра-парламентский союз с Радикалами против фашизма, не только преступление, но также идиотизм. — Л.Т.

Мелкая буржуазия и пред-революционная ситуация.

Процесс, который происходит в толще мелкой буржуазии имеет огромное значение для оценки политической ситуации. Политический кризис внутри страны, есть в первую очередь кризисом доверия масс мелкой буржуазии к своим партиям и к своим обычным вождям. Недовольство, нервоз, резкие метания мелкой буржуазии являются крайне важным признаком пред-революционной ситуации. Так же, как в горячке больной бросается на кровати туда и сюда, так и горячечная мелкая буржуазия может резко кидаться направо и налево. На какой край бросятся в ближайшем будущем миллионы крестьян, ремесленников, мелких торговцев и служащих, от этого зависит, станет ли ситуация революционной, или контр-революционной.

Облегчение хозяйственного кризиса может, хоть и ненадолго, замедлить, но не повернуть вспять передвижение мелкой буржуазии направо или налево. Наоборот, если кризис углубится, то банкротство Радикалов и всех близких им парламентских групп пойдёт дальше с удвоенной скоростью.

Как может произойти фашистский путч во Франции?

Нельзя полагать, что для захвата власти фашизм должен прежде всего стать сильной парламентской партией. Так было в Германии, но не в Италии. Для победы фашизма вовсе нет необходимости в том, чтобы мелкая буржуазия до этого порвала со своими традиционными «демократическими» партиями. Достаточно того, чтоб она потеряла доверие в них, чтоб она нервно озиралась вокруг в поиске других путей.

На ближайших кантональных выборах, при отсутствии новой политической партии, которая смогла бы завоевать её надежду, мелкая буржуазия может ещё раз доверить свои голоса Радикалам и близким к ним группировкам. Несмотря на это, воинственные действия фашизма могут произойти, с помощью крупной буржуазии, через несколько месяцев после выборов; их давление может привлечь симпатию наиболее отчаявшихся слоев мелкой буржуазии.

Было бы поэтому большой иллюзией успокаивать себя мыслью, что знамя фашизма ещё не стало популярным в деревне и в провинциальных городах. Антипарламентские тенденции мелкой буржуазии, вылившись из проторенного русла партийной, парламентской политики, могут немедленно поддержать военный путч, когда этот последний станет необходимым для спасения большого капитала. Такое поведение соответствует традициям и темпераменту Франции*.

* Заметим, мимоходом, что марксизм вовсе не игнорирует такие элементы, как традиция и национальный темперамент. Фундаментальное направление развития зависит от хода классовой борьбы. Но формы движения, его ритм и т.д. могут сильно изменяться под влиянием темперамента и национальных традиций, которые сами были в прошлом сформированы под влиянием классовой борьбы. — Л.Т.

Результаты голосования имеют, конечно, симптоматическое значение. Но полагаться на эти цифры в отдельности было бы проявлением парламентского кретинизма. Мы имеем дело с более глубоким процессом, который может в один прекрасный день захватить врасплох господ депутатов. Здесь, как и в других вещах, вопрос решается не арифметикой, а динамикой борьбы. Крупная буржуазия не регистрирует пассивно эволюцию среднего класса, а готовит железные прутья, которыми в подходящий момент она сможет скрутить эти измученные ею и отчаявшиеся массы.

Диалектика и метафизика.

Марксистская мысль диалектична: она рассматривает все феномены в их развитии, в их переходе из одного состояния в другое. Мысль консервативной мелкой буржуазии метафизична: все понятия неподвижны и неизменны; все феномены отделены друг от друга сплошными перегородками. Противопоставление революционной и контр-революционной ситуаций, есть классический пример метафизической мысли, согласно с формулой: то что есть, есть, то чего нету, нет, а все остальное от Дьявола.

В ходе исторического процесса встречаются стабильные, не-революционные ситуации. Встречаются также явно революционные. Нельзя забывать, что бывают также и контр-революционные. Но то, что мы видим всегда в нашу эпоху упадка капитализма, это переходные и изменяющиеся ситуации: ситуации между не-революционной и пред-революционной, между пред-революционной и революционной, или, контр-революционной. Именно эти переходные ситуации имеют решающее значение с точки зрения политической стратегии.

Что сказали бы мы о художнике, который различает лишь два противоположных цвета палитры? Он дальтоник, или полуслепой, и ему надо найти другое ремесло. Что же можно сказать о политическом деятеле, который знает лишь два положения: «революционное» и «не-революционное»? Он не марксист, а сталинец; из него выйдет чиновник, но никак не пролетарский вождь.

Революционная ситуация созревает из обоюдных действий объективных и субъективных факторов. Если пролетарская партия покажет свою неспособность анализировать ход движения во время пред-революционной ситуации, и активно вмешиваться в его развитие, то вместо революционной ситуации неминуемо возникнет контр-революционная. Именно в этом опасность, стоящая перед французским пролетариатом. Политика короткого прицела, пассивная, оппортунистическая политика Единого Фронта и, в частности, сталинцев, ставших его правым крылом, именно она представляет собой главную преграду на дороге к пролетарской революции во Франции.

2. Немедленные требования и борьба за власть.

Стагнация Единого Фронта.

Центральный Комитет КПФ отказывается от борьбы за национализацию средств производства, как несовместимую с существованием буржуазного государства. Но ЦК отказывается также от борьбы за власть и за создание рабочего государства. Этим задачам он противопоставляет борьбу за «немедленные требования».

На самом деле, Единый Фронт вовсе не имеет программы. В то же время, опыт КПФ в сфере борьбы за «немедленные требования» весьма жалок. Результат всех речей, статей и резолюций о необходимости бороться с капиталом через посредство стачек, ничтожен. Несмотря на ухудшающуюся ситуацию внутри страны в рабочем класса доминирует опасная стагнация.

ЦК КПФ обвиняет весь свет в этой упадке, кроме самого себя. Мы не желаем никого оправдывать. Наша точка зрения хорошо известна. Но мы думаем, что основной преградой на пути к развитию революционной борьбы являются односторонние, противоречащие всему положению, навязчивые «немедленные требования». Мы предлагаем детально и со всех сторон рассмотреть аргументы Центрального Комитета КПФ. Вовсе не потому, что эти аргументы серьёзны и глубоки: совсем наоборот, это жалкие доводы. Но перед нами вопрос, от которого зависит судьба французского пролетариата.

Резолюция ЦК КПФ о «немедленных требованиях».

Наиболее авторитетным документом в вопросе о «немедленных требованиях» является резолюция, принятая ЦК КПФ (см. l'Humanité за 24 февраля). Давайте остановимся на этом документе.

Описание немедленных требований даётся в общих словах: защита рабочей платы, улучшение социального обеспечения, коллективные договоры с предпринимателями, «против дороговизны жизни» и так далее. Ничто не сказано о характере борьбы, которая необходима для достижения этих требований в сегодняшних условиях общественного кризиса. Но ведь каждый рабочий знает, что при существовании двух миллионов полностью или частично безработных, обычная профсоюзная борьба за коллективные договоры является утопией. В нынешних условиях, чтобы заставить капиталистов сделать серьёзные уступки, нужно подавить их волю; это можно достичь лишь революционным наступлением. Но революционное наступление, противопоставляющее один класс другому, не может развиться под частными экономическими лозунгами. Здесь, заколдованный круг, являющийся основной причиной стагнации Единого Фронта.

Общий марксистский постулат — общественные реформы являются частным результатом революционной борьбы — принимает в нашу эпоху капиталистического упадка самое немедленное и прямое значение. Капиталисты не дадут рабочим ничего, пока их не прижмёт к стенке опасность потерять всё.

Но даже величайшие «уступки», на которые способен современный капитализм — сам находящийся в тупике — совершенно незначительны по сравнению со страданиями масс и глубиной общественного кризиса. Поэтому первейшим из всех требований должно стать требование экспроприации капиталистов и национализации (социализации) средств производства. Но это требование невозможно при господстве буржуазии? Верно. Для этого необходимо завоевать власть.

Почему массы не вторят призывам Коммунистической партии?

Резолюция ЦК мимоходом признаёт, что «Партии ещё не удалось организовать и расширить защиту от наступления капитала». Но резолюция не рассматривает вопрос, почему, несмотря на все попытки Компартии и C.G.T.U., результаты экономической борьбы совсем незначительны. Всеобщая стачка 12 февраля не преследовала ни одного «немедленного требования», но в ней участвовали миллионы рабочих и служащих. Между тем, в действиях против экономического наступления капитала участвовала лишь маленькая часть этого числа. Не ведёт ли этот вполне явный факт «шефов» Компартии к некоторым выводам? Почему миллионы трудящихся рискуют участвовать во всеобщей забастовке, в свалках и драках на улице, в битвах с фашистскими бандами, но отказываются участвовать в отдельных экономических забастовках?

«Нужно понять — говорит резолюция — чувства, волнующие рабочих, жаждущих перейти к действию». Нужно понять… Но, к сожалению, авторы резолюции сами ничего не понимают. Участники рабочих собраний хорошо знают, что общие разговоры о «немедленных требованиях» слушаются прохладно; напротив, ясные и конкретные революционные лозунги вызывают симпатию. Эта разница в реакции масс характеризует в наиболее яркой форме политическую ситуацию в нашей стране.

«В нынешний период — замечает неожиданно резолюция — экономическая борьба требует огромных жертв со стороны рабочих». Она должна была бы прибавить, что лишь в исключительных случаях эти жертвы приводят к желаемым результатам. Но, борьба за немедленные требования ставит целью улучшить положение рабочих. Выставив эту борьбу на передний план, отказавшись от революционных лозунгов во имя экономических, сталинцы конечно думают, что именно экономическая, частная борьба лучше всего поднимет к действию большие массы. Она сделает обратное: массы не хотят слушать призывы к экономическим стачкам. Как можно в политике игнорировать этот факт?

Массы понимают или чувствуют, что, в нынешних условиях кризиса и безработицы, частные экономические конфликты требуют исключительных жертв, которые не будут оправданы достигнутыми результатами. Массы ждут и требуют других лозунгов, более эффективных. Господа стратеги, учитесь на примере масс; их толкает революционный инстинкт.

Хозяйственная конъюнктура и стачечная борьба.

Основываясь на плохо ассимилированных цитатах Ленина, сталинцы повторяют: «Стачечная борьба возможна даже в периоды кризиса». Они не понимают, что кризис от кризиса разнятся. В эпоху капиталистического подъёма, и промышленники и рабочие ожидали, что после текущего кризиса снова откроется период общего подъёма. Нынешний кризис, есть правило, а не исключение. В чисто хозяйственной сфере, ужасное давление экономической катастрофы толкает пролетариат в беспорядочное отступление. С другой стороны, упадок капитализма всем своим весом толкает пролетариат на путь политической, революционной, массовой борьбы. Но руководство Компартии всеми силами перегораживает этот путь. Таким образом, в руках сталинцев программа «немедленных требований» превращается в инструмент дезориентации и дезорганизации пролетариата. Но политическое наступление (борьба за власть) и активная оборона (милиция) одним ударом могут изменить соотношение классовых сил и, таким образом, дать даже самым отсталым слоям пролетариата возможность вести успешную экономическую борьбу.

Возможность конъюнктурного подъёма.

Мы знаем, что даже агонизирующий капитализм имеет свои циклы, хотя эти циклы спадают, снижаются. Лишь пролетарская революция способна покончить с кризисом капиталистической системы. Конъюнктурный кризис неминуемо сменится новым и кратким подъёмом, если его не прервёт война или революция.

В случае подъёма хозяйственной конъюнктуры, стачечная борьба несомненно получит гораздо более широкие возможности. Необходимо, поэтому, пристально наблюдать за движением торговли и промышленности, особенно за переменами в рынке труда, не следуя, при этом, примеру метеорологов школы Жухо, но все же помогая рабочим практическими советами, где и когда применять давление на капиталистов. Но даже в случае обширной забастовочной кампании было бы преступлением ограничиваться частными, экономическими требованиями. Конъюнктурный подъём не может быть ни резким, ни длительным, так как мы наблюдаем циклы смертельно больного капитализма. Следующий за кратким подъёмом кризис будет ещё ужасней, чем прошлый. Все фундаментальные проблемы встанут заново, с ещё большей силой и удвоенной скоростью. Потеря времени может привести к неотразимому росту фашизма.

Но сегодня, хозяйственный подъём является лишь гипотезой. В действительности, мы стоим перед углублением кризиса, двухгодичным призывом в армию, вооружением Германии, опасностью войны.

Вот реалии, с которых надо начинать.

Лохмотья реформизма маскируются как революционная программа.

Последняя программная резолюция Центрального Комитета справедливо коронует всю эту постройку. Цитируем её дословно:

«В каждодневной борьбе за облегчение трудящихся масс от страданий, навязанных на них капиталистическим режимом, коммунисты подчеркивают, что настоящее освобождение не может быть достигнуто иначе, как через упразднение капиталистического режима и установление диктатуры пролетариата».

Эта формула казалась неплохой во времена зарождения социал-демократии полвека тому назад. Социал-демократия успешно вела борьбу рабочих за немедленные требования и отдельные реформы, которые она называла «программой-минимум», но «подчеркивала», что настоящее освобождение пролетариата не может быть осуществлено иначе, как путём революции. «Конечная цель» социализма представлялась туманно маячившей в отдаленном будущем. Именно эту концепцию, полностью обветшавшую ещё до начала войны, ЦК Коммунистической партии непредвиденно перенёс в нашу эпоху, и повторил её, слово в слово, до последней запятой. И эти люди ссылаются на Маркса и Ленина!

Когда они «подчёркивают», что «настоящее освобождение» не может быть достигнуто иначе, чем через упразднение капиталистического режима, они манипулируют этой элементарной формулой, чтобы обмануть рабочих. Они намекают рабочим, что значительное улучшение может быть достигнуто в рамках современного режима. Они представляют гниющий и упадочный капитализм таким же образом, как их отцы и деды представляли цветущий и поднимающийся в гору капитализм. Без сомнения, сталинцы переняли лохмотья реформизма.

Марксистская политическая формула должна сказать следующее:

«Постоянно объясняя массам, что гниющий буржуазный капитализм не даёт места для облегчения их положения, ни даже для поддержания обычного жалкого уровня жизни, открыто ставя перед массами задачи социалистической революции, как немедленные задачи сегодняшнего дня, мобилизуя рабочих для завоевания власти, защищая рабочие организации через посредство милиции, коммунисты (или социалисты) не теряют ни одного шанса для завоевания у врага той или другой частичной уступки, или, по меньшей мере, предотвращения дальнейшего снижения уровня жизни рабочих».

Внимательно сравните эту формулу со словами резолюции ЦК, процитированные выше. Мы надеемся, что разница понятна. С одной стороны — сталинизм; с другой — ленинизм. Между ними — пропасть.

Надёжные меры против безработицы.

Повышение зарплат, коллективные договоры, снижение цен… Но, что делать с безработицей? Резолюция Центрального Комитета помогает нам и в этом. Вот она:

«Они (коммунисты) требуют общественные работы. Для этого, они разрабатывают конкретные предложения для каждой местной или областной ситуации, они наметили меры для их финансирования (обложение капитала налогом, займы под гарантией государства, и т.д.)».

Не поразительно ли? Эти шарлатанские рецепты дословно скопированы у Жухо: сталинцы отвергают прогрессивные части его «плана» и принимают наиболее фантазёрские и утопичные.

Основные производительные силы общества парализованы или ослаблены кризисом; рабочие связаны машинами, которые они сами создали. А спасительный Центральный Комитет предлагает: помимо действительной капиталистической экономики, рядом с ней, мы создадим другую капиталистическую экономику на основе «общественных работ».

Пусть нам не говорят, что это лишь временные предприятия: нынешняя безработица имеет постоянный характер; это не простая конъюнктурная безработица, а структурная, наиболее опасное выражение капиталистического упадка. Чтобы справиться с ней, Центральный Комитет предлагает создать систему больших общественных работ, в каждом из регионов страны, поддержанных особой системой финансирования, работающей параллельно с расстроенной финансовой системой капитализма. Одним словом, ЦК Компартии предлагает попросту, чтоб капитализм переместился. И этот «план» противопоставлен борьбе за власть и программе национализации! Нет оппортунистов хуже, чем испуганные авантюристы.

Как реализовать программу общественных предприятий? — обложение капитала налогом, государственные займы, и т.д. — об этом резолюция ни слова не говорит. Несомненно, с помощью… петиций. Это действие наиболее подходящее и эффективное. Ни кризис, ни фашизм, ни милитаризм не устоят против петиций. Кроме того, печатание петиций возродит бумажную и печатную промышленность и облегчит проблему безработицы. Отметим: организация петиций является, согласно Торезу и К°, составной частью системы общественных работ.

Над кем издеваются эти господа? Над собой, или над пролетариатом?

Коммунистическая партия является тормозом.

«Поразительно, что, после классовой борьбы, длящейся более столетия, пролетариат пассивно переносит такие лишения и такое насилие». По каждому поводу, мы слышим эту надменную фразу на губах социалистического или коммунистического чиновника, сидящего в своём кабинете. Сопротивления ему не хватает? Виноваты массы рабочего класса. Как будто партии и профсоюзы стоят в стороне от пролетариата, а не являются органами его борьбы! Именно потому, что пролетариат, в результате своей, длящейся более века, борьбы создал свои политические организации и профсоюзы, ему трудно, почти невозможно, вести свою борьбу с капиталом помимо и против них. То, что было построено как механизм действия, стало мёртвым грузом или тормозом.

Всё положение внушает рабочим мысль, что для изменения всех условий жизни необходимо революционное действие. Но, именно потому, что предстоит решительная борьба миллионов рабочих, инициатива по праву возлагается на ведущие организации, на рабочие партии, на Единый Фронт. Они должны поставить ясную программу, слова призыва, мобилизацию для борьбы. Чтобы поднять массы, сами партии должны быть подняты по тревоге, должны открыть революционную кампанию по всей стране. Но ведущие организации, включая и Коммунистическую партию, лишены храбрости. КПФ перекладывает свои обязанности на массы. Она требует, чтобы миллионы людей, оставленные ею без революционных задач, сами повели бы сотни местных сражений за частные уступки и, таким образом, доказали бы скептическим чиновникам свою готовность к борьбе. Тогда, может быть, вожди согласятся руководить общим наступлением. Вместо того, чтобы вести массы, бюрократический ЦК экзаменует массы, ставит им «двойку» и, таким образом, оправдывает свой оппортунизм и трусость.

Готовые рецепты… «по Ленину».

Во время сравнительного экономического и политического спокойствия во Франции (1929-1933 гг.) ЦК КПФ объявлял о «третьем периоде» и не удовлетворялся ничем меньшим, как баррикадными боями. Но, в момент экономического, общественного и политического кризиса, то же самый ЦК готов согласиться на скромные «немедленные требования». Это абсурдное противоречие произошло из-за множества факторов: испуг за прошлые ошибки, неспособность понять массы рабочих, бюрократическая привычка задавать рабочим мелочно детальный план, наконец, интеллектуальный разброс мыслей, результат зигзагов, фальсификаций, вранья и бесчисленных репрессий.

Прямым автором этой новой программы бесспорно является «вождь» Коминтерна, Бэла Кун, который с каждым днём идёт всё дальше по пути от авантюризма к оппортунизму. Прочитав у Ленина, что при некоторых условиях большевики были за стачки, а меньшевики, против, Бэла Кун основал свою «реалистическую» политику на этом открытии. К сожалению, Бэла Кун открыл книгу Ленина… не на той странице.

В определённый период, экономические стачки играли огромную роль в революционном движении российского пролетариата. Но в то время российский капитализм не гнил, а быстро рос и продвигался вперёд. Российский пролетариат был ещё совсем молодым и эти стачки являлись его первой пробой сил. Наконец, расширение стачек всегда сопровождало конъюнктурный подъём в цикле капитализма.

Ни одно из этих условий не присутствует во Франции. Французский пролетариат прошёл огромную школу революций, профсоюзной и парламентской борьбы, со всеми положительными и отрицательными уроками этого богатого прошлого. Трудно, поэтому, ожидать развития обширного, спонтанного забастовочного движения, даже в период хозяйственного облегчения, и особенно, во время нынешнего конъюнктурного кризиса, когда лишения упадочного капитализма ещё более глубоки.

Не менее важна другая сторона вопроса. Во время зарождения обширного забастовочного движения в России существовала одна группа российских социал-демократов, которая стояла за ограничение лозунгов к чисто экономическим: группа «экономистов». Согласно им, лозунг «Долой самодержавие!» нужно было отложить до появления «революционной ситуации». Ленин называл «экономистов» жалкими оппортунистами. Он доказывал, что нужно активно готовить революционную ситуацию даже в период забастовочного движения.

В общем и целом, глупо механически переносить во Францию различные этапы и эпизоды революционного российского движения. Но ещё хуже делать это так, как Бэла Кун, который не понимает ни России, ни Франции, ни марксизма. В школе Ленина надо учиться методу действия, а не собирать у Ленина цитаты и готовить рецепты, годные на все случаи в жизни.

«Мир, хлеб, свобода!»

Итак, согласно сталинцам, ситуация во Франции не-революционна; революционная программа преждевременна; надо упирать на экономические стачки и частные уступки. Такова программа. Это, безжизненная программа оппортунизма, но это — программа.

Но рядом с ней есть и другая программа. L'Humanité каждый день повторяет три слова приказа: «За мир, хлеб и свободу!» Газета объясняет, что под этими лозунгами большевики победили в 1917 году. По примеру сталинцев, эти слова повторяет Жюст. Хорошо. Но в 1917 году, в России была конечно революционная ситуация. Почему же лозунги, обеспечившие победу пролетарской революции, использованы в качестве «немедленных требований» во время не-революционной ситуации? Авгуры l'Humanité не объясняют нам, простым смертным, эту загадку.

Со своей стороны, мы помним, что «немедленные требования» дополняли три лозунга большевиков.

«За мир!» В 1917 году, в условиях войны, это означало борьбу против всех патриотических партий, от монархистов до меньшевиков, требование опубликовать все тайные договоры, революционную мобилизацию солдат против командиров, организацию братания на всех фронтах. «За мир!», означало вызов австрийскому и германскому милитаризму, с одной стороны, милитаризму Антанты, с другой. Большевистский лозунг, таким образом, означал самую смелую и революционную политику в истории.

«Борьба за мир» в 1935 году, в союзе с Эррио и буржуазными «пацифистами», иначе говоря, с лицемерными империалистами, означает попросту защиту статуса кво, в данный момент удобного для французской буржуазии. Это означает усыпление и деморализацию рабочих иллюзиями «разоружения», «пактов о ненападении», ложью Лиги Наций, и подготовкой новой капитуляции рабочих партий в тот момент, когда французская буржуазия или её соперники решат опрокинуть статус-кво.

«За хлеб!» В 1917 году, большевики призывали к экспроприации земли и зерновых запасов у их финансовых владельцев и спекулянтов, к монополии торговли зерном в руках правительства рабочих и крестьян. А что означает борьба «за хлеб» на устах сталинцев в 1935 году? Простое словесное повторение.

«За свободу!» Большевики показывали массам, что свобода покоится на фикции до тех пор, пока школы, пресса, залы для собраний остаются в руках буржуазии. «За свободу!» означало: передать власть советам, экспроприировать финансовых владельцев, установить рабочий контроль над производством.

«За свободу!» в союзе с Эррио и старыми дамами обоих полов из Лиги Прав Человека, означает поддержку полу-бонапартистского, полу-парламентского правительства, и больше ничего. Буржуазия нуждается не только в бандах Ла Рока, но и в «левой» репутации Эррио. Финансовый капитал занят вооружением фашистов. Сталинцы подкрепляют левую репутацию Эррио с помощью маскарада «Народного Фронта». Вот чему служат в 1935 году лозунги Октябрьской революции!

Драконы и блохи.

В качестве единственного примера новой «реалистичной» политики, резолюция Центрального Комитета рассказывает, что безработные города Виллжуиф едят суп Croix de Feu и восклицают: «Ла Рока, на эшафот!» Сколько людей едят суп, сколько из них кричат про эшафот, нам не говорят: сталинцы не любят точных цифр. Но дело не в этом. До какой низкой точки упала революционная партия, если единственным примером пролетарских действий она может дать лишь бессильные возгласы униженных и голодающих рабочих, вынужденных набить брюхо на крохах фашистской филантропии. И эти вожди не чувствуют ни стыда, ни унижения!

Однажды, описывая некоторых своих последователей, Маркс сослался на слова Гейне: «Я посеял драконов, а пожал блох». Мы опасаемся, что основатели Третьего Интернационалы вынуждены повторить эти слова. Но наша эпоха нуждается не в блохах, а в драконах.

III Борьба против фашизма и всеобщая стачка.

Программа Коммунистического Интернационала и фашизм.

Программа Коммунистического Интернационала, написанная в 1928 году, во время его теоретического упадка, гласит: «Эпоха империализма, есть эпоха агонизирующего капитализма». Сама по себе, эта, давным давно сформулированная Лениным формула, безупречна; она имеет решающее значение для пролетарской политики нашего времени. Но авторы программы Коминтерна совсем не понимают тезис об агонизирующем или гниющем капитализме, который они механически воспроизвели в своей программе. Это непонимание становится особенно явным в наиболее жгучем для нас вопросе о фашизме.

Программа Коммунистического Интернационала заявляет: «Рядом с социал-демократией, которая помогает буржуазии подавить пролетариат и притупить его бдительность, появляется фашизм». Коминтерн ещё не понял, что задача фашизма заключается не в действии рядом с социал-демократией, а в уничтожении всех традиционных рабочих организаций, включая и реформистские организации. Задача фашизма, согласно программе КИ, заключается в «уничтожении коммунистических слоёв пролетариата и их ведущих кадров». Фашизм вовсе не угрожает социал-демократии и реформистским синдикатам; наоборот, социал-демократия сама всё больше играет «фашистскую роль». Фашизм лишь заканчивает работу реформизма, и действует «рядом с социал-демократией».

Мы цитируем не статью какого-то Тореза или Дюкло, которые противоречат самим себе на каждом шагу; мы ссылаемся на основной документ Коммунистического Интернационала, на его программу (см. главу 11, параграф 3: «Кризис капитализма и фашизм»). Перед нами все основные элементы теории социал-фашизма. Вожди Интернационала не поняли, что гниющий капитализм не уживается с социал-демократией, как бы умеренно и сервильно она ни действовала, ни в своей роли в оппозиции, ни тогда, когда она участвует в правительстве. Фашизм призван действовать не «рядом с социал-демократией», а на её костях. Именно из этого факта вытекает возможность, необходимость и неотложность Единого Фронта. Но жалкое руководство Коминтерна обращалось к политике Единого Фронта лишь в тот период, когда её было невозможно навязать на социал-демократию. А когда реформизм оказался под огнём, когда социал-демократия начала терпеть удар за ударом, тогда Коминтерн отказался от Единого Фронта. Эти люди имеют ужасную привычку надевать шубу летом, а зимой ходить голяком!

Несмотря на предметный опыт Италии, Коминтерн начертал на своём знамени добродушный афоризм Сталина: «Социал-демократия и фашизм, не антиподы, а близнецы». В этом коренится основная причина поражения немецкого пролетариата. Конечно, в вопросе о Едином Фронте Коминтерн сделал резкий поворот: факты оказались сильнее, чем программа. Но программа КИ не была ни дополнена, ни изменена. Её фундаментальные ошибки не были разъяснены рабочим. Вожди Коммунистического Интернационала, потерявшие уверенность в самих себе, сохранили на всякий случай возможность отхода обратно к позиции «социал-фашизма». Это придаёт политике Единого Фронта беспринципный, дипломатический и шаткий характер.

Реформистские и сталинистские иллюзии.

Неспособность понять тезисы Ленина об «агонизирующем капитализме» придают всей политике КПФ характер шумного бессилия, коронованного реформистскими иллюзиями. Несмотря на то, что фашизм представляет собой органический плод упадка капитализма, сталинцы внезапно убедились, что можно покончить с фашизмом не затрагивая основ буржуазного общества.

6-го марта Торез в 101-й раз написал в l'Humanité: «Чтобы обеспечить решающее поражение фашизма, мы снова предлагаем Социалистической партии общие действия в защиту немедленных требований…»

Все сознательные рабочие должны хорошо обдумать эту «программную» фразу. Как мы знаем, фашизм порождён слиянием отчаяния средних классов с террористской политикой большого капитала. «Немедленные требования» являются такими требованиями, которые не переступают рамки капитализма. Но как же, оставаясь на базе гниющего капитализма, можно «обеспечить решающее (!) поражение фашизма»?

Когда Жухо говорит: покончив с кризисом (сказать легче, чем покончить), мы этим самым победим фашизм, то Жухо по крайней мере верен самому себе. Он всегда и везде сохраняет надежду на восстановление и омоложение капитализма. Но сталинцы на словах признают неизбежно близкое гниение капитализма. Как же они могут оздоровить политическую надстройку общества, обеспечить решающее поражение фашизма, и, в то же время, оставить в покое разлагающиеся экономические основы общества?

Думают ли они, что крупный капитал может по своему желанию повернуть вспять колесо истории и заново вернуться на дорогу концессий и «реформ»? Надеются ли они, что мелкая буржуазия будет, через посредство «немедленных требований», спасена от прогрессирующего банкротства, деклассирования и отчаяния? Как согласовать эти тред-юнионистские и реформистские иллюзии с тезисом об агонизирующем капитализме?

В теоретическом плане, позиция Коммунистической партии представляет, как мы видим, полный и совершенный абсурд. Посмотрим, как выглядит эта позиция в свете практической борьбы.

Борьба за немедленные требования и фашизм.

28 февраля Торез следующими словами выразил такую же основную и полностью ложную мысль о политике Компартии:

«Чтобы действительно бороться против фашизма, надо в прямом смысле положить конец экономическому наступлению капитала на жизненные уровни рабочих масс».

Для чего рабочая милиция? Зачем нужна непосредственная борьба с фашизмом? Мы должны поднять уровень жизни масс, и фашизм чудесным образом исчезнет.

Увы, эти слова полностью искажают всю перспективу приближающейся борьбы; действительные отношения опрокинуты с ног на голову. Капиталисты обращаются к фашизму не из прихоти, а по необходимости: они не могут сохранить частную собственность на средства производства иначе, чем путём наступления на рабочих, ужесточения гнёта, расширения лишений и отчаяния. Опасаясь неминуемого ответного выступления рабочих, капиталисты, через посредство своих агентур, возбуждают мелкую буржуазию против пролетариата. Обвиняя пролетариат в вине за продление и углубление кризиса, они финансируют фашистские банды для уничтожения рабочих.

Если сопротивление рабочих нападению капитала усилится, если стачки станут более частыми и упорными, то фашизм, несмотря на уверения Тореза, не исчезнет, а, наоборот, вырастет вдвое. Рост стачечного движения приведёт к мобилизации штрейкбрехеров. Все бандиты «патриотизма» выйдут на улицу. Приказом дня станут повсеместные нападения на рабочих. Закрыть на это глаза, означает погибнуть.

Означает ли это, спросят Торез и его коллеги, что сопротивляться нельзя? (Они дополнят это своими обычными ругательствами по нашему адресу, которые мы обойдём мимо, как мы обходим помойную яму.) Нет, защищаться необходимо. Мы никоим образом не принадлежим к той школе, которая полагает, что самым лучшим ответом являются молчание, отступление, капитуляция. «Не провоцируйте врага!», «Не защищайтесь!», «Не вооружайтесь!», «Ложитесь ниц и притворяйтесь мёртвыми!» Теоретиков такой школы следует искать не среди нас, а в редакции l'Humanité. Пролетариат должен защищаться, иначе он будет уничтожен. Но, в таком случае нельзя поддаваться реформистским и пацифистским иллюзиям. Борьба предстоит жестокая. Нужно заранее предвидеть последствия сопротивления, и готовиться к ним.

Своим нынешним наступлением буржуазия придаёт новый и гораздо более острый характер отношению между хозяйственной и общественной ситуациями упадочного капитализма. Именно так же рабочие должны придать своей обороне новый характер, соответствующий методу классового врага. Защищаясь от экономических ударов капитала, надо знать, как, в то же время, сохранить наши организации от наёмных банд капитала. Лишь рабочая милиция способна на это. Никакие слова, никакой крик, никакие ругательства l'Humanité не опровергнут этот вывод. В частности, обращаясь к профсоюзам, надо сказать: товарищи, ваши отделения и ваши газеты сгорят дотла, ваши организации будут стерты в пыль, если вы не организуете сейчас же отряды профсоюзной обороны (профсоюзной милиции), если вы не покажете в действии, что не сдадите фашизму ни одной пяди.

Всеобщая стачка, это не игра в прятки.

В той же самой статье (28-го февраля) Торез жалуется: «Социалистическая партия не приняла наше предложение обширного действия, включающее стачку против правительственных декретов, которые все строже соблюдаются».

Включая стачку? Какую стачку? Поскольку он говорит об отмене правительственных декретов, то, по-видимому, Торез имеет в виду не какую то экономическую стачку, а всеобщую политическую забастовку. Он не выговаривает слова «всеобщая стачка», чтобы скрыть тот факт, что он повторяет наше старое предложение. На какие унизительные уловки согласны идти эти людишки, чтобы только замаскировать собственные шатания и противоречия!

Этот процесс уже принял свою форму. В открытом письме от 12-го марта ЦК Коммунистической партии предложил Социалистической партии открыть против двухгодовой военной службы решительную кампанию «всеми средствами, включая и забастовку». Снова эта загадочная формула. Центральный Комитет, как видимо, имеет в виду стачку, как средство политической, то есть, революционной борьбы. Но зачем ему бояться произнести слова «всеобщая стачка»; зачем он говорит просто о стачке? С кем играет в прятки Центральный Комитет? Не с пролетариатом ли?

Подготовка всеобщей стачки.

Но даже оставляя в стороне эти некрасивые процедуры в защиту «престижа», наяву тот факт, что Центральный Комитет КПФ поставил предложение бороться против бонапартистских законов Думерга-Фландена посредством всеобщей забастовки. Мы в полном согласии с этим. Но мы требуем, чтобы вожди рабочих организаций сами поняли и объяснили массам, что именно это значит в нынешний условиях, и как надо готовиться.

Даже простая экономическая стачка требует военной организации, а именно, пикет. В условиях резкого обострения классовой борьбы и провокаций фашистского террора, серьёзная организация пикетов является ключевым условием каждого важного экономического конфликта. Давайте представим себе, что какой-то профсоюзный руководитель заявит: «Пикеты не нужны; они слишком провокационны. Достаточно самообороны самих забастовщиков». Не ясно ли, что рабочие дружелюбно посоветуют такому «вождю» пойти к врачу, может быть, прямо лечь в палату для сумасшедших. Пикеты и есть самый важный орган самообороны забастовщиков!

Подумаем конкретно о всеобщей стачке. Перед нами не простая манифестация, не символическая забастовка, длящаяся один час, или даже 24 часа, а военная операция, цель которой — вынудить врага отступить. Нетрудно понять, какое обострение классовой борьбы заключается во всеобщей забастовке в нынешних условиях. Банды фашистов вылезут со всех сторон, как грибы после дождя, и они попытаются всеми силами внести путаницу, провокации и деморализацию в ряды бастующих. Как же предотвратить лишние жертвы среди забастовщиков, предупредить полное расстройство стачки, чем путём организации строго дисциплинированных рабочих отрядов? Всеобщая стачка является обобщением частных стачек. Рабочая милиция, это пикет всеобщей стачки. Лишь хвастуны и жалкие краснобаи могут в нынешних условиях играться идеями всеобщей стачки, но отказываться в то же время, терпеливо работать над созданием рабочей милиции!

Всеобщая стачка во время «не-революционной ситуации».

Несчастные члены ЦК КПФ ещё не кончили.

Как известно любому марксисту, всеобщая стачка является наиболее революционным средством классовой борьбы. Всеобщая стачка возможна лишь тогда, когда классовая борьба переливает через край частных и корпоративных шлюзов, переходит через все разграничения профессий, местных и областных подразделений, переступает через различия между профсоюзами и партиями, переходит границу между легальными и нелегальными методами, и мобилизует большинство пролетариата в активную оппозицию против буржуазии и государства. Превыше всеобщей стачки нет ничего, кроме вооруженного восстания. Вся история рабочего движения доказывает, что каждая общая стачка, под какими бы лозунгами она ни началась, силой внутренней логики может превратиться в открытое революционное столкновение, в прямую борьбу за власть. Иначе говоря, всеобщая стачка невозможна, пока условия не дойдут до крайней политической напряженности. Именно поэтому, она является бесспорным выражением революционного характера ситуации. Но, в этом случае, как же Центральный Комитет может предлагать всеобщую стачку? Ведь, «ситуация не-революционна»!

Но может быть Торез возразит нам, что он имеет в виду не настоящую всеобщую стачку, а маленькую стачку, вполне мирную, по заказу скроенную для личного пользования редакции l'Humanité? Или он нескромно объяснит, что выдвигает стачку именно в ожидании того, что вожди Социалистической партии откажутся от неё и, таким образом, спустят его с крючка? Самым вероятным будет то, что Торез, вместо возражений, попросту объявит нас провокаторами, в заговоре с Чьяпп, экс-Альфонсом XIII-м и Святейшим Папой; это наиболее привычное для Тореза возражение!

Но все коммунистические рабочие, у которых голова ещё варит, должны подумать о явных противоречиях своих вождей: невозможно, видите ли, обучать отряды рабочей милиции, так как ситуация не-революционна; нельзя, также, пропагандировать в пользу вооружения пролетариата, то есть, готовить рабочих к будущей революционной ситуации; но, по-видимому, разрешается призывать тех же самых рабочих к всеобщей забастовке, несмотря на отсутствие революционной ситуации. Фактически, от этих абсурдов кружится голова!

«Советы повсюду!»

На всех собрания можно услышать, как коммунисты повторяют лозунг, унаследованный от их «третьего периода»: «Советы повсюду!» Абсолютно ясно, что этот лозунг, если его серьёзно обдумать, имеет глубоко революционный характер: невозможно установить советский режим иначе, как через вооружённое восстание против буржуазии. Но вооружённое восстание предполагает оружие в руках пролетариата. Таким образом, лозунги «советы повсюду» и «вооружение рабочих» тесно и неразрывно связаны друг с другом. Почему же сталинцы повторяют первый лозунг без остановки, а второй называют «провокацией троцкистов»?

Наше недоумение тем более оправдано, что лозунг вооружения рабочих вполне соответствует действительной политической ситуации и психологическому настроению пролетариата. А лозунг «советов» по сути имеет наступательный характер и предвидит победоносную революцию. Сегодня пролетариат находится в состоянии обороны. Фашизм угрожает ему физическим уничтожением. Необходимость защиты с оружием в руках является более понятной и приемлемой массам трудящихся, чем идея о революционном нападении. Почему же рабочая партия, если она действительно не предала интересы революции, упустит такую исключительную возможность и так лживо скомпрометирует идею вооружения, вместо того, чтобы горячо продвигать её?

Мы готовы признать, что наш вопрос продиктован нашей «контр-революционной» сутью, в частности, нашим желанием спровоцировать военную интервенцию: ясно, что как только Микадо и Гитлер узнают от нас, что в головах Бэла Куна и Тореза свистит ветер, то они объявят СССР войну.

Всё это бесспорно установлено господином Дюкло и не нуждается в дальнейших доказательствах. Но мы все же посмеем спросить: как прийти к советам без вооружённого восстания? Как прийти к восстанию без вооружения рабочих? Как защищаться от фашистов без оружия? Как вооружаться, даже в частных случаях, без пропаганды этого лозунга?

Но возможна ли всеобщая стачка в ближайшем будущем?

На этот вопрос нельзя ответить наперёд: готовых ответов нет. Чтобы получить ответ, надо знать, кого спрашивать. Кого? Массу. Как спрашивать? Путём агитации.

Агитация, это не только средство сообщить массам тот или другой лозунг, призвать массы к действию, и т.п. Агитация есть также средством выслушать массы, прозондировать их дух и мысли и, согласно результату, прийти к тому или другому практическому решению. Лишь сталинцы превратили агитацию в шумный монолог. Для марксистов, для ленинцев, агитация всегда является диалогом с массами.

Но, чтобы этот диалог получил необходимый результат, партия должна правильно оценить общую ситуацию в стране и наметить общее направление следующих схваток. В помощь агитации и зондированию масс, партия должна вносить в свои концепции необходимые коррективы и уточнения, особенно в свою оценку ритма движения и назначения дат для крупных действий.

Ситуация в стране была описана выше: она имеет пред-революционный характер, но с не-революционным характером пролетарского руководства. Поскольку политика пролетариата является важнейшим фактором в переходе к революционной ситуации, постольку не-революционный характер его руководства задерживает превращение пред-революционной ситуации в революционную и, этим самым, способствует её превращению в контр-революционную.

В объективной действительности не существует, конечно, четких разграничений между различными стадиями политического процесса. Один этап проникает в другой, в результате чего ситуация показывает различные противоречия. Хотя эти противоречия делают наш диагноз и прогноз более трудным, он всё же возможен.

Силы французского пролетариата не только не израсходованы, наоборот, они в целости. Как политический фактор в массе мелкой буржуазии, фашизм все ещё сравнительно слаб (но гораздо сильнее, чем кажется парламентским деятелям). Эти два важных политический факта позволяют нам с уверенностью сказать: ничто ещё не потеряно, возможность превратить пред-революционную ситуацию в революционную остаётся полностью действительной.

В такой капиталистической стране, как Франция, революционная борьба невозможна без всеобщей стачки: если в решающие дни рабочие и работницы останутся внутри своих заводов, то кто же будет бороться? Итак, всеобщая стачка становится в порядок дня.

Вопрос, настало ли время для всеобщей стачки, является вопросом о том, готовы ли массы бороться и готовы ли рабочие организации вести их в борьбу?

Хотят ли массы бороться?

Правда ли, что не хватает лишь революционного руководства? Не присутствует ли в самих массах, во всём пролетариате огромной консервативной инерции? С разных сторон слышны такие голоса. Это не удивительно. При приближении революционного кризиса многие вожди, испуганные своей ответственностью, маскируются псевдо-консерватизмом масс. История показала нам, что за несколько недель, даже за несколько дней до Октябрьского переворота, такие известные большевики как Зиновьев, Каменев, Рыков (не говоря даже о разных лозовских и мануильских) доказывали, что массы устали и не хотят бороться. При этом, в качестве революционеров, Зиновьев, Каменев и Рыков стоят на несколько голов выше Кашена, Тореза и Монмуссо.

Тот, кто говорит, что наш пролетариат не хочет, или неспособен вести революционную борьбу, клевещет и сваливает собственную слабость и трусость на плечи трудящихся. До сего дня, ни в Париже, ни в провинции не было ни одного случая, когда массы остались бы пассивными после призыва сверху.

Самым ярким примером служит всеобщая стачка 12 февраля 1934 года. Несмотря на противоречивые указания сверху, на отсутствие серьёзных приготовлений, на упорные попытки вождей профсоюзов, поскольку они не могли отменить его, свести движение к минимуму, всеобщая стачка прошла лучше, чем можно было ожидать в таких условиях. Ясно, что массы хотят бороться. Каждый сознательный рабочий должен сказать себе, что давление снизу было таким сильным, что даже вывело Жухо из его бездействия. Конечно, 12 февраля 1934 г. произошла не всеобщая стачка в прямом смысле слова, а всего 24-х-часовая демонстрация. Но это ограничение было навязано сверху, не вызвано массами.

Демонстрация на Площади Республики 10 февраля сего года подтверждает наш вывод. Единственным инструментом, который применили ведущие центры для подготовки к демонстрации являлся пожарный брандспойт. Единственный лозунг, который слышали массы, был: «Тише! Тише!» Несмотря на это, число манифестантов превзошло все ожидания. В провинции, весь год политические демонстрации проходили и проходят таким же образом. Невозможно найти ни одного случая, когда вожди хотели вести массы вперёд, а массы упирались. Везде и всегда дело шло наоборот. Таким остаётся положение и сегодня. Массы хотят бороться, верхушка нажимает на тормоза. В этом и состоит главная опасность, и она может превратиться в настоящую катастрофу.

Рядовые и вожди внутри партий.

Такое же самое отношение существует не только между партиями (или профсоюзами) и пролетариатом, но также внутри каждой рабочей организации. Фроссар, например, не имеет никакой базы в рядах Социалистической партии; его поддерживают лишь мэры и депутаты, которые хотят оставить всё по прошлому. Марсо Пивер, наоборот, благодаря своим всё более ясным и решительным выступлениям, стал одной из наиболее популярных фигур. Мы признаём это тем более охотно, что мы никогда не отказывались, и в будущем не откажемся, от критики по его адресу, когда мы не согласны.

Как политический симптом, факт относительной популярности более важен и выходит за пределы личных качеств Фроссара и Пивера: он показывает общую тенденцию в партии. База Социалистической партии, так же как и Коммунистической, более лева, более революционна, более отважна, чем её верхушка. Именно поэтому она предоставляет своё доверие вождям левых фракций. Даже больше: она толкает честных Социалистов в левую сторону. А почему рядовые партийцы клонят влево? Потому что они напрямую соприкасаются с беспартийными массами, со всеми их лишениями, их готовностью к мятежу, со всей их ненавистью. Это, безошибочный симптом. Мы можем на него полагаться.

«Немедленные требования» и радикализация масс.

Вожди Компартии могут конечно указать на то, что массы не отвечают на их призывы. Но это вовсе не опрокидывает, а, наоборот, подтверждает наш анализ. Рабочие массы понимают то, что непонятно «вождям»: в условиях тяжелого общественного кризиса, чисто экономическая борьба, требующая таких трудностей и тяжёлых жертв, неспособна привести к серьёзному результату. Даже хуже: она может ослабить и обессилить пролетариат. Рабочие готовы участвовать в воинственных демонстрациях и даже во всеобщей стачке, но не в мелких забастовках, лишённых какой-то перспективы. Несмотря на призывы, манифесты и статьи в l'Humanité, коммунистические агитаторы почти никогда не появляются перед массами с призывом к стачкам во имя «немедленных, частных требований». Они чувствуют, что бюрократические планы их вождей не соответствуют ни объективному положению, ни настроению масс. А без больших перспектив, массы не могут и не желают идти в бой. Политика l'Humanité является искусственной и фальшивой псевдо-«реальной» политикой. Отсутствие успеха у C.G.T.U. в проведении частичных забастовок является косвенным, но вполне действенным, подтверждением глубины кризиса и духовным напряжением в рабочих кварталах.

Не следует полагать, что радикализация масс продолжится сама собой, автоматично. Рабочий класс ждёт инициативу со стороны своих организаций. Но, когда он придёт к выводу, что его ожидание не оправдалось — а этот момент, возможно, не так далёк — процесс радикализации сломается, и перейдёт в признаки разочарования, прострации, в изолированные взрывы отчаяния. На периферии пролетариата анархистские тенденции будут соприкасаться с фашистскими. Вино может превратиться в уксус.

Перемены в настроении масс требуют особо пристального внимания. Прозондировать эту живую диалектику на каждом этапе и есть задача агитации. Единый Фронт до сих пор преступно отстаёт от развития общественного кризиса и настроения трудящихся. Ещё можно нагнать потерянное время, но нельзя и дальше терять ни одного дня. Сегодня, отсчёт истории идёт не годами, а месяцами и неделями.

Программа и всеобщая стачка.

Чтобы определить, насколько массы готовы к общей стачке, чтобы укрепить их боевой дух, надо дать им революционный план. Частичные лозунги об упразднении бонапартистских декретов и двухгодичной военной службы должны занять центральное место в этом плане. Но два эпизодических лозунга абсолютно недостаточны.

Над всеми задачами и частичными требованиями нашей эпохи высится вопрос о власти. После 6-го февраля 1934 года этот вопрос обнажился, как вопрос о вооруженной силе. Муниципальные и парламентские выборы имеют значение как оценки классовых сил, но не более того. Главный вопрос будет решён в открытой схватке двух лагерей. Правительства Думерга, Фландена и др. выступают на авансцене лишь пока не разразилась эта схватка. Завтра править Францией будут фашисты или пролетариат.

Именно потому, что нынешний государственный режим весьма шаток, всеобщая стачка может оказаться весьма успешной, в том смысле, что она вынудит правительство пойти на серьёзные уступки в вопросах бонапартистских декретов, двухгодичном призыве в армию, и др. Но этот успех, сам по себе весьма важный, не восстановит «демократический» эквилибриум: финансовый капитал удвоит свои субсидии фашистам; вопрос о власти, после краткой передышки, поднимется с удвоенной силой.

Основное значение всеобщей стачки, независимо от какого-то частного успеха, который она может достичь, а может и не достичь, заключается в том, что она по-революционному ставит в порядок дня вопрос о власти. Закрыв заводы, остановив транспорт и другие средства связи, электрические станции и т.д., пролетариат этим парализует не только средства производства, но и правительство. Государственная власть повисает в воздухе. Она должна или подавить пролетариат голодом и насилием, заставить его снова возобновить движение механизмов буржуазного государства, или отступить перед ним.

Какими ни окажутся лозунги и причины всеобщей стачки, если она охватит действительные массы, если эти массы пришли к решению бороться, то стачка неминуемо поставит перед всеми классами страны вопрос: кто будет господином в этом доме?

Вожди пролетариата обязаны понять внутреннюю логику всеобщей стачки, если они только настоящие вожди, а не дилетанты или авантюристы. Политически, это значит, что с этого момента вожди будут ставить перед пролетариатом задачу революционного захвата власти. Иначе, они должны перестать болтать о всеобщей стачке. Но, отказываясь от всеобщей стачки, они тем самым отказываются от всякой революционной борьбы, то есть, они предают пролетариат фашизму.

Или полная капитуляция, или революционная борьба за власть — вот альтернатива, вытекающая из всех условий нынешнего кризиса. Тот, кто не понимает этот выбор, тому нет места в лагере пролетариата.

Всеобщая стачка и C.G.T.

Вопрос о всеобщей стачке осложнён тем, что C.G.T. заявляет о своём нераздельном праве объявить и командовать стачкой. Выходит, что этот вопрос вовсе не затрагивает рабочие партии. Что поразительней всего с первого взгляда, это то, что некоторые социалистические депутаты парламента вполне согласны и рассматривают это в порядке вещей; на самом деле, они попросту рады избавиться от этой ответственности.

Всеобщая стачка, по самому её определению, своей целью имеет охватить по возможности весь пролетариат. В своих рядах C.G.T. объединяет не более 5-ти или 8-ми процентов рабочего класса. Влияние C.G.T. вне самих профсоюзов, в той мере, в какой оно не совпадает, в том или другом вопросе, влиянию партий, абсолютно незначительно. Можно ли сравнивать влияние газеты Peuple с влиянием Populaire или l'Humanité?

Руководство C.G.T., его концепции и методы, ещё более далеки от задач нынешней эпохи, чем концепции руководства обеих рабочих партий. Чем глубже спускаешься вниз от верхов профсоюзов в местные отделения и в ряды организованных рабочих, тем меньше влияния имеет там Жухо и его друзья. Отсутствие доверия сменяется на нижних этажах в активное недоверие. Нынешний консервативный аппарат C.G.T. будет неминуемо вычищен дальнейшим развитием революционного кризиса.

Всеобщая стачка, по сути своей, является политическим действием. Она противопоставляет весь рабочий класс буржуазному государству. Она объединяет организованных и неорганизованных рабочих, социалистов, коммунистов и беспартийных. Она нуждается в аппарате прессы и агитации, которых у C.G.T. вовсе нету.

Всеобщая стачка прямо ставит вопрос о захвате власти пролетариатом. C.G.T. отворачивалась и продолжает отворачиваться от этой задачи (вожди C.G.T. лицом поворачиваются к буржуазной власти). Вожди C.G.T. и сами понимают, что они не справятся с задачей руководства всеобщей стачкой. Если они все же заявляют о своём монопольном праве руководить, то лишь потому, что они надеются задушить стачку прежде, чем она начнётся.

А всеобщая стачка 12 февраля 1934 г?* Она была всего лишь краткой и мирной демонстрацией, которую социалистические и коммунистические рабочие навязали на C.G.T. Жухо и его коллеги взяли номинальное руководство движением в свои руки именно для того, чтобы предотвратить её превращение в революционную всеобщую стачку.

* Всеобщая стачка была назначена C.G.T. после 6-го февраля 1934 г. C.G.T.U. присоединилась к движению. Согласно некоторым оценкам, в забастовке приняло участие пять миллионов рабочих; один миллион участвовали в манифестациях. — Л.Т.

В директиве своим пропагандистам C.G.T. заявила: «На следующий день после 6-го февраля, трудящееся население и все демократы, по призыву C.G.T. продемонстрировали свою волю остановить фракционеров…» Кроме самой себя, C.G.T. не заметила ни социалистов, ни коммунистов, только «демократов». В этой фразе — весь Жухо. Именно поэтому, было бы преступлением доверять ему в решении вопроса, быть или не быть революционной борьбе.

Ясно, что профсоюзы сыграют важную роль в подготовке и проведении всеобщей стачки; но не благодаря монополии влияния, а лишь действуя рука об руку с рабочими партиями. С революционной точки зрения, особенно важно тесно сотрудничать с местными отделениями профсоюзов, ничуть не затрагивая их автономию.

Что же касается C.G.T., либо она, отойдя от «демократов», встанет в общий пролетарский ряд, либо ей место среди зрителей. Будем ли мы лояльно сотрудничать на равных правах? Да. Решим ли мы сообща время и методы стачки? Да. Признаём ли мы монопольное право Жухо задавить революционное движение? Никогда!

4. Социализм и вооруженная борьба.

Фашистские лиги готовились к демонстрации на place de la Concorde 6-го февраля 1935 года. Что же сделал Единый Фронт, а именно, Центральный Комитет Французской Коммунистической партии? Он призвал рабочих Парижа к демонстрации на той же самой площади, как и фашисты. Но, может быть фашисты готовились прийти без оружия? Нет, после годовой подготовки они были вооружены вдвойне. Может быть, ЦК КПФ предложил подготовить хорошо вооруженные отряды защиты? О, нет! Центральный Комитет — против «путчизма» и «вооруженной борьбы». Но как же можно послать десятки тысяч безоружных, неподготовленных и беззащитных рабочих против хорошо организованных и вооруженных фашистских банд, которые яростно ненавидят революционный пролетариат?

Пусть злые голоса не убеждают нас, что ЦК КПФ не хотел направить рабочих под дула фашистов; что он только желал предоставить Фландену удобный повод для запрета фашистской демонстрации. Ведь это ещё хуже. Центральный Комитет КПФ видимо играет головами рабочих, и результат этой игры зависел от Фландена, точнее сказать, от полицейских главарей, воспитанных в школе Чияппа. А что произошло бы, если бы префектура полиции решила воспользоваться этой чудесной возможностью дать революционным рабочим кровавый урок с помощью револьверов фашистов, кроме того, перекладывая ответственность за эту расправу на главарей Единого Фронта? Нетрудно представить себе последствия. На этот раз, кровавой расправы не произошло, но продолжение такой же политики неминуемо и безошибочно ведёт к такому результату при первом удобном случае.

«Путчизм» и авантюризм.

Поведение Центрального Комитета было самой чистой формой бюрократического авантюризма. Марксисты всегда учили, что оппортунизм и авантюризм — две стороны медали. 6-е февраля 1935 года показало, как легко эта медаль может повернуться другой стороной.

«Мы против путчизма, против повстанчества», годами повторял Отто Бауэр, и упорно пытался избавиться от Шюцбунда (рабочей милиции), являвшейся наследием революции 1918-го года. Могущественная австрийская социал-демократия трусливо отступала, приспособлялась к буржуазии, снова отступала, собирала глупые «петиции», имитировала борьбу, доверяла своему Фландену по имени Дольфус, сдавала одну позицию за другой, а, когда зашла в гиблый тупик, истерично закричала: «Рабочие, спасайте меня!» Наилучшие бойцы, изолированные от запутанных, подавленных и одураченных масс, бросились в бой, но потерпели неминуемое поражение. А после поражения, Отто Бауэр и Юлиус Дойч заявили: «Мы действовали, как революционеры, но пролетариат нас не поддержал!»

События в Испании тоже развернулись подобным путём. Вожди социал-демократии призвали рабочих к восстанию лишь после того, как они сдали буржуазии все ранее завоёванные позиции и, кроме того, изнурили массы своей политикой отступлений. Профессиональные «анти-путчисты» были вынуждены апеллировать к вооружённой обороне лишь после того, как они придали ей по большей части характер «путча».

6-е февраля 1935 года явилось во Франции уменьшенным повторением событий в Австрии и Испании. В течение многих месяцев сталинцы убаюкивали и деморализовали рабочих, издевались над лозунгом милиции и «отвергали» вооруженную борьбу. И, вдруг, без какого-то приготовления, они отдали пролетариату приказ: «К площади Конкорд, шагом, марш!» На этот раз их спас милый Ланжерон. Но завтра, когда атмосфера раскалится добела, после того, как фашисты убьют десяток рабочих командиров — кто скажет, что такое невозможно? — гениальный Центральный Комитет вдруг закричит: «Рабочие, к оружию!» А потом, в концентрационном лагере, или, если им удастся так далеко сбежать, гуляя по Лондону, эти самые вожди высокомерно заявят: «Мы призвали к восстанию, но рабочие нас не поддержали!»

Нужно предвидеть и готовиться.

Ясно, что секрет успеха не в «физической борьбе» самой по себе, а в правильной политике. Мы называем правильной такую политику, которая соответствует времени и месту. Сама по себе, рабочая милиция не решает проблемы. Но она есть необходимой составной частью политики, соответствующей условиям времени и места. Абсурд, стрелять из револьверов возле избирательной урны. Но ещё больший абсурд — защищаться от фашистских банд с помощью избирательного бюллетеня.

Первые группы рабочей милиции будут конечно слабыми, изолированными, неопытными. Педанты и скептики укоризненно покачают головой. Найдутся и такие циники, которые бесстыдно посмеются над идеей рабочей милиции в беседе с журналистами из Comité des Forges. Если они таким образом надеются заручиться от собственной ссылки в концентрационный лагерь, то они ошибаются. Империализм не нуждается в пресмыкательстве того или другого вождя; ему нужно уничтожить весь класс.

Когда Гед и Лафарг в молодости начали пропаганду марксизма, то в глазах мудрых обывателей они представлялись бессильными одиночками и наивными фантазёрами. Несмотря на это, они проторили тропинку для всего движения, и по ней затем прошло очень много парламентских обывателей. Во всех сферах рабочего движения — литературной, профсоюзной, кооперативной — первые шаги движения казались слабыми, шаткими, неуверенными. Но, несмотря на свою бедность, благодаря своей численности и духу самоотверженности, пролетариат создал могучие организации.

Вооружённая организация пролетариата, а она в настоящее время почти точно совпадает с обороной против фашизма, есть новое ответвление классовой борьбы. Как и всегда, первые шаги неопытны и неуклюжи. Можно предвидеть ошибки. Невозможно полностью избежать провокаций. Селекция кадров будет происходить постепенно, тем уверенней, чем ближе отряды милиции приблизятся к фабрикам и заводам, где рабочие хорошо знают друг друга.

Но инициатива должна прийти сверху. Партия может и обязана предоставить первые кадры. Профсоюзы должны пойти, и пойдут, той же дорогой. Эти кадры сольются вместе и усилятся тем быстрее, чем больше внимания и симпатии они найдут в рабочих организациях и среди трудящихся масс.

А что же можно сказать о тех господах, которые, под видом симпатии и поддержки, обвиняют и высмеивают, или, что ещё хуже, перед классовым врагом огуливают отряды самообороны, как «повстанцев» и «путчистов»? Взгляните, например, на журнал «Combat (?) Marxiste (!)» («Марксистская борьба» — Ред.). Эти педанты — и мудрые, и не очень — и теоретические адьютанты Жухо, по подсказке русских меньшевиков злорадно высмеивают первые шаги рабочей милиции. Невозможно назвать этих господ иначе, чем прямыми врагами пролетарской революции.

Рабочая милиция и армия.

Но тут консервативные обыватели выдвигают свой последний аргумент:

«Думаете ли вы, что с помощью плохо вооружённых отрядов милиции пролетариат сможет завоевать власть, то есть, победить настоящую армию с её новейшей техникой (танками, авиацией, газом)?..»

Трудно вообразить более пустой и тривиальный аргумент, который история и теория сотни раз опровергли. Но несмотря на это, его каждый раз подают, как образец «реалистической» мысли.

Если бы мы даже согласились, что отряды милиции окажутся неспособными назавтра бороться за власть, они всё же нужны сегодня для защиты рабочих организаций. Вожди C.G.T. отказываются, как мы знаем, от какой-либо борьбы за власть. Это не остановит конечно фашистов от уничтожения C.G.T. Профсоюзники, которые, независимо от своей партийной ориентации, не принимают своевременных мер в защиту своих организаций, тем самым совершают преступление против своего союза.

Рассмотрим самый главный аргумент пацифистов: «Вооружённые рабочие отряды бессильны против современной армии». По сути дела, этот аргумент ударяет не по милиции, а по самой идее пролетарской революции. Если, хоть на одну минуту, признать, что вооружённая с ног до головы армия всегда и во всех условиях будет на стороне капитала, то нужно отказаться не только от рабочей милиции, но и от социализма вообще. Значит, капитализм вечен.

Но, к счастью это не так. Пролетарская революция предвидит и основывается на крайнем обострении классовой борьбы и в городе, и в деревне, и, в таком случае, также и внутри армии. Революция не может победить до тех пор, пока она не завоюет, или, по крайнем мере, нейтрализует основные ряды армии. Такую победу нельзя импровизировать; её нужно систематически готовить.

Здесь, доктринёр-пацифист прервёт нас, чтобы выразить своё согласие на словах: «Конечно — скажет он — нужно завоевать армию упорной пропагандой. Мы так и делаем. Борьба против высокой смертности в казармах, против двухгодового призыва, против войны — всё это делает ненужным вооружение рабочих».

Верно ли это? Нет, это неверно. Мирное, постепенное завоевание армии ещё менее возможно, чем мирное завоевание парламентского большинства. Весьма умеренные пропагандистские кампании против смерти в казармах, против двухгодового призыва в армию и так далее, уже привели к сближению между патриотическими лигами и реакционными офицерами, к их прямой конспирации, к удвоенному финансированию фашистов крупным капиталом. Чем более успешна агитация против милитаризма, тем ближе опасность фашизма. В этом действительная, непридуманная диалектика борьбы. Вывод таков, что в процессе пропаганды и подготовки мы должны учиться, как защищать себя с оружием в руках, и чем дальше, тем лучше.

Во время революции.

Во время революции в армии произойдут неминуемые потрясения, внутри её будут расколы и борьба. Но даже самые передовые слои не перейдут открыто на сторону пролетариата, пока не увидят, что рабочие хотят бороться и умеют побеждать. Задачей фашистских отрядов станет предотвратить сближение между революционным пролетариатом и армией. Фашисты попытаются задавить революционное восстание в самом зародыше, чтобы предотвратить возможность сближения между самыми продвинутыми слоями армии и повстанцами. В то же время, фашисты придут на помощь наиболее реакционным частям армии, чтобы разоружить наиболее революционные и наименее «надёжные» полки.

Какими будут наши задачи?

Невозможно заранее предсказать конкретные шаги революции в данной стране. Но исторический опыт показывает, что никогда и нигде восстание не принимало форму простой дуэли между рабочей милицией и армией. Соотношение сил будет более сложным и несравненно более благоприятным. Рабочая милиция — не своим вооружением, а сознанием и героизмом — будет авангардом революции. Фашизм будет авангардом контрреволюции. Рабочая милиция, с помощью всего класса, чувствуя симпатию всех трудящихся, должна будет разбить, запугать и разоружить банды реакционных погромщиков, и открыть рабочим дорогу к революционному братанию с армией в бараках и казармах. Союз между рабочими и солдатами победит над контрреволюционными частями. Так будет обеспечена победа.

Скептики пожимают плечами. Но скептики делали так накануне каждой победоносной революции. Пролетариат умно сделает, если пригласит скептиков отойти в сторону. Слишком мало времени осталось, чтобы учить глухих музыке, объяснять слепым разницу в красках, и разъяснять социальную революцию скептикам.

5. Пролетариат, крестьянство, армия, женщины и молодёжь.

План C.G.T. и Единый Фронт.

Жухо позаимствовал у де Мана идею Плана*. Цель у обоих одинакова: замаскировать конечный крах реформизма и вдохновить пролетариат новыми надеждами, чтобы отвлечь его от революции.

* В 1933 году бельгийский социалист Анри де Ман (Henry de Man) провёл принятие Бельгийской Рабочей партией реформистских тезисов о планировании (План де Мана). Идеи планирования были затем перенесены во Францию левыми кругами внутри Французской Соцпартии. По предложению Жухо, научный отдел профсоюзного объединения разработал более подробный план и тот был в октябре 1934 года принят Национальным Комитетом (Comité confédéral national — CCN). — Л.Т.

Ни де Ман, ни Жухо не изобрели эти «планы». Они попросту позаимствовали основные требования марксистской программы переходного периода — национализацию банков и ключевых отраслей промышленности — отбросили классовую борьбу и, вместо революционной экспроприации экспроприаторов, вставили финансовую операцию выкупа.

Как и прежде, власть останется в руках «народа», то есть, буржуазии. Но государство выкупает основные отрасли промышленности (не говорится точно, какие именно) у их нынешних владельцев. Эти последние становятся на два или три поколения паразитическими рантье; простая эксплуатация сдаёт место непрямой, через посредство государственного капитализма.

Поскольку Жухо очень хорошо понимает, что даже эта выхолощенная программа национализации абсолютно недостижима вне революционной борьбы, он заранее объявляет, что готов разменять свой «План» на мелочные парламентские реформы в стиле парящих в воздухе идей управляемой экономики. Самым удобным для Жухо было бы договориться за кулисами о свёртывании всех национализаций, а взамен разместить профсоюзных чиновников по различным хозяйственным и промышленным комитетам, не имеющим ни власти, ни авторитета, но которые дали бы рабочим бюрократам приличные ставки за их присутствие.

Вот почему план Жухо — его настоящий план, который он скрывает за своим афишируемым «Планом» — получил поддержку нео-социалистов, и даже самого Эррио!

Этот трезвый план «независимого» синдикализма не может быть реализован иначе, чем через возрождение капитализма и закабаление рабочих масс. Но, что будет, если упадок капитализма продолжится? Тогда этот план, предназначенный авторами для отвлечения рабочих от «плохих мыслей», может стать знаменем революционного движения.

В Бельгии, эта опасность уже наяву. Бельгийская Рабочая партия нашла необходимым ограничить свою агитацию в пользу плана де Мана. Рабочие приняли этот план всерьёз. Левая фракция начала расти под лозунгом плана, особенно среди молодёжи. Теоретический фальсификатор де Ман всё больше напоминает колдуна, который вызвал духа к жизни, но теперь не знает, что с ним делать. Бельгийские большевики-ленинцы имеют множество причин встать посреди этого массового движения за план, по крайней мере для того, чтобы подвергнуть его заранее марксистской критике.

Испуганный, по-видимому, примером Бельгии, Жухо поторопился отступить. Самая важная планка программы дня Национального Комитета C.G.T. в середине марта — пропаганда этого плана — была неожиданно забыта. То, что эта увёртка оказалась более или менее успешной, лежит на полной ответственности руководства Единого Фронта.

Вожди C.G.T. собирались использовать свой «План», чтобы получить возможность конкурировать с партиями революции. Этим самым, Жухо показал, что, вслед за его буржуазными советниками, он оценивает ситуацию как революционную (в широком смысле этого слова). Но революционный оппонент не вышел на ринг и Жухо решил не заигрывать с слишком рискованными лозунгами. Он отступил и решил переждать.

В январе, Постоянная Административная Комиссия Социалистической партии предложила Компартии вступить в общую борьбу во имя социализации банков и централизованных отраслей промышленности. Если бы в ЦК КПФ заседали революционеры, то они бы обеими руками ухватились за это предложение. Открыв широкую кампанию за власть, они подтолкнули бы революционную мобилизацию внутри Соцпартии и, в то же время, вынудили бы Жухо продолжить агитацию в пользу своего «Плана». Таким способом, C.G.T. оказалась бы вынуждена занять своё место в Едином Фронте. Удельный вес французского пролетариата увеличился бы во много раз.

Но в Центральном Комитете Коммунистической партии заседают не революционеры, а мандарины. «Ситуация не-революционна» ответили они, созерцая свой пупок. Реформисты S.F.I.O облегчённо вздохнули: опасность прошла. Жухо поторопился снять с порядка дня вопрос пропаганды за свой собственный План. Пролетариат остался при общественном кризисе, но без какой-либо программы. Коммунистический Интернационал ещё раз сыграл реакционную роль.

Революционный союз с крестьянством.

Кризис сельского хозяйства составляет теперь главный резервуар бонапартистских и фашистских тенденций. Когда нищета берёт крестьянина за горло, он способен делать самые неожиданные прыжки. На демократию он смотрит с растущим недоверием.

«Лозунг защиты демократических свобод — пишет Монмуссо в «Тетрадях большевизма», 1-е сент. 1934 г., стр. 1017 — полностью соответствует духу крестьянства». Эта удивительная фраза показывает, что Монмуссо понимает крестьянский вопрос так же плохо, как и синдикальный. Крестьяне поворачиваются спиной к «левым» именно потому, что эти партии неспособны предложить им ничего другого, кроме высокопарных фраз о «защите демократии».

Никакая программа «немедленных требований» не способна дать деревне чего-то конкретного. Пролетариат должен говорить с крестьянством на языке революции: другого общего языка он на найдёт. Рабочие сообща с крестьянами должны разработать программу революционных мер для спасения сельского хозяйства и сельской общины.

Больше всего крестьяне боятся войны. Стоит ли нам, вместе с Лавалем и Литвиновым, убаюкивать крестьян надеждами на Лигу Наций и программу «разоружений»? Единственный метод избежать войну, это свержение собственной буржуазии и лозунг превращения Европы в Соединённые Штаты Рабочих и Крестьянских Республик. Только революция спасёт от войны.

Трудовые крестьяне терпят ростовщические условия кредита. Чтобы изменить эти условия есть только один выход: конфисковать банки, сконцентрировать их в руках рабочего государства и, за счёт финансовых акул, создать благоприятные условия кредита для мелких крестьян и особенно для крестьянских кооперативов. Должен быть установлен крестьянский контроль над банками сельскохозяйственного кредита.

Крестьяне терпят эксплуатацию химических трестов, производящих удобрения, и засилие монопольных мельниц. Нет иного пути, кроме национализации химических трестов и больших мельничных предприятий, чтобы подчинить их полностью интересам крестьян и потребителей.

Различные категории крестьян (арендаторы земли, испольщики) терпят эксплуатацию больших землевладельцев. Нет другого средства борьбы против земельного ростовщичества, кроме изъятия земельных ростовщиков комитетами крестьян под контролем рабочего и крестьянского государства.

Ни одна из этих мер не исполнится при правлении буржуазии. Маленькие милостыни не спасут крестьянина, паллиативы не пойдут ему в пользу. Нужны смелые революционные меры. Крестьянин их поймёт, одобрит и поддержит рабочего, если тот серьёзно предложит совместно бороться за власть.

Не ждать, пока мелкая буржуазия решится сама, но формировать её мысль, закалять её волю — вот задача рабочей партии. Только так сможет осуществиться союз рабочих и крестьян.

Армия.

Моральное настроение большинства офицеров отражает реакционное настроение господствующих классов страны, но в ещё более сконцентрированной форме. Духовное настроение массы солдат отражает настроение рабочих и крестьян, но в ослабленной форме: буржуазия намного лучше умеет сохранить связь с офицерами, чем пролетариат с солдатами.

Фашизм сильно апеллирует офицерам, так как его лозунги решительны и он готов решать трудные вопросы револьвером и автоматом. У нас много отрывочных сведений о связи между фашистскими лигами и армией, при помощи офицеров запаса так же, как и кадровых офицеров. До нас доходит видимо только ничтожно малая часть того, что происходит на деле. Роль сверхсрочников в армии увеличивается. В их лице, реакция находит немало дополнительных агентов. На полный ход идёт, под защитой генералитета, создание в армии фашистских ячеек.

Молодые сознательные рабочие в казармах могли бы успешно сопротивляться фашистской деморализации. К огромному сожалению, они сами разоружены политически: у них нет программы. Молодой безработный, сын мелкого крестьянина, мелких коммерсантов или мелкого клерка приносят в армию недовольство своей среды. Но что может сказать им коммунист в казарме кроме лапидарной фразы: «ситуация не-революционна»? Фашисты обкрадывают марксистскую программу, успешно используя некоторые её части как инструмент общественной демагогии. А «коммунисты» на деле отказываются от собственной программы и заменяют её гнилыми отбросами реформизма. Можно ли представить себе более лживое банкротство?

L'Humanité заостряет внимание на «немедленных требованиях» солдат; это необходимо, но это всего одна сотая часть всей программы. Больше, чем когда-либо, армия живёт политической жизнью. Каждый общественный кризис является, по необходимости, кризисом армии. Французский солдат ждёт и ищет ясных ответов. Нет и не может быть лучшего ответа на фашистскую демагогию, чем программа социализма. Её нужно отважно распространять по всей стране, и через тысячу лазеек она проникнет в армию.

Женщины.

Социальный кризис, с его шлейфом ужасов, наиболее тяжело давит на работниц. Они страдают от двойного гнёта: гнёта правящего класса и домашнего гнёта в семье.

Находятся такие «социалисты», которые опасаются дать женщине право голоса, дескать на них так сильно влияет Церковь. Как будто судьба народа зависит от того, больше или меньше в 1935 году будет «левых» городов и сёл, а не от того, какое духовное и общественное положение будет преобладать среди миллионов работниц и крестьянок в следующий период!

Каждый революционный кризис характеризуется пробуждением самых лучших качеств женщин из рабочего класса: их страстью, героизмом, преданностью. Влияние Церкви будет отметено не бессильным рационализмом «свободомыслящих», не пресной категоричностью Франк-массонов, а посредством революционной борьбы за освобождение человечества, в первую очередь, за освобождение работницы.

Программа социалистической революции должна в наше время звучать призывом для всех женщин рабочего класса!

Молодёжь.

Слабость молодёжных организаций является самым резким осуждением руководства политических и синдикальных рабочих организаций. Буржуазия и церковь гораздо сильнее нас в сферах филантропии, развлечений и спорта. Мы можем оторвать от них молодёжь лишь путём социалистической программы и революционного действия.

Молодое поколение пролетариев нуждается в политическом руководителе, но не в назойливом опекуне. Консервативный бюрократизм подавляет и отталкивает молодёжь. Если бы в 1848 году преобладал режим Jeunesses communistes (молодёжная организация КПФ), то не было бы Гавроша. Политика пассивного приспособления отражается особенно разрушительно среди молодых кадров. Молодые бюрократы преждевременно стареют: они становятся мастерами закулисных манёвров, но не знают азбуки марксизма. Их «убеждения» меняются от случая к случаю в зависимости от удобств последнего зигзага и манёвра. Мы видели массу примеров во время последнего съезда Антанты Сены (молодёжная федерация в столице и области).

Перед рабочей молодёжью надо поставить проблему революции во всем её масштабе. Обращаясь к молодому поколению, надо знать, каким образом вызывать в ней отвагу и храбрость, без которых ничего в истории не может быть достигнуто. Рабочая революция широко откроет ворота в жизнь перед молодёжью. Не может быть, чтобы молодёжь не встала за революцию!

6. Для чего 4-й Интернационал?

Банкротство Коммунистического Интернационала.

В своём письме Национальному Совету Соцпартии Центральный Комитет Компартии за основу для объединения предложил «программу Коммунистического Интернационала, которая привела к победе социализма в СССР, в то время как программа 2-го Интернационала не сумела устоять трагичную проверку войной и привела к катастрофическим результатам в Германии и Австрии». То, что 2-й Интернационал провалился, было объявлено революционными марксистами в августе 1914-го года. Все последующие события лишь подтвердили этот вывод. Но, указывая на бесспорное банкротство социал-демократии в Германии и Австрии, сталинцы обязаны ответить на вопрос: что произошло с германской и австрийской секциями Коммунистического Интернационала? Германская Компартия провалила исторический экзамен так же позорно, как и германская социал-демократия. Почему? Германские рабочие хотели бороться и верили, что «Москва» поведёт их в бой; они непрерывно двигались налево. Германская Компартия быстро росла; в Берлине, она превосходила социал-демократов. Но, ещё до начала проверки боем партия оказалась подточена изнутри. Подавление внутренней жизни, желание отдавать приказы вместо убеждений, политика зигзагов, назначение начальников сверху, систематический обман масс — всё это деморализовало партию до мозга костей. Когда пришёл удар, партия оказалась трупом. Этот факт невозможно вычеркнуть из истории.

После постыдной капитуляции Коминтерна в Германии большевики-ленинцы, не ожидая ни минуты, провозгласили: Третий Интернационал погиб! Не стоит повторять ругательства, которые сталинцы во всех странах бросали нам в лицо. Даже после явной победы Гитлера, L'Humanité из номера в номер повторяла: «В Германии не было поражения», «Только ренегаты могут говорить о поражении», «Германская Компартия растёт от часа к часу», «Партия Тельмана готовится к захвату власти». Не удивительно, что преступное бахвальство после такой огромной катастрофы, ещё больше деморализовало остальные секции Коммунистического Интернационала: организация, которая неспособна учиться на своих собственных поражениях, безвозвратно обречена.

Урок Саарского плебисцита*.

* Саарская область Германии по Версальскому Договору находилась под управлением Лиги Наций. Социал-демократическая и Коммунистическая партии в течение долгих лет призывали к возвращению Саара Германии. После прихода Гитлера к власти в Берлине, социал-демократы призвали к продолжению автономии. Компартия некоторое время продолжала стоять за воссоединение с Германией, но, незадолго до плебисцита, присоединилась к автономной позиции СДП. Перед населением Саара было три выбора: присоединиться к Франции, к Германии, или сохранить автономию под защитой Лиги Наций. Результат плебисцита 13 января 1935 г. таков: за позицию автономии проголосовало всего 8,8% голосователей; 90,8% голосовали за Гитлера. — /И-R/

Доказательство пришло быстро. Плебисцит в Сааре явился лабораторной проверкой, показывающей, какую степень доверия германский пролетариат сохранил ко Второму и Третьему Интернационалам. Результаты известны: встав перед необходимостью выбирать между победным насилием Гитлера и гнилой слабостью обанкроченных рабочих партий, массы дали Гитлеру 90% голосов, а общий фронт 2-го и 3-го Интернационалов вероятно получил (если исключить еврейскую буржуазию, некоторых заинтересованных бизнесменов, пацифистов и т.д.) не более 7%. Вот общий баланс реформизма и сталинизма. Горе тем, кто не усвоил этот урок!

Рабочие массы голосовали за Гитлера потому, что не видели другого выхода. Партии, которые в течение десятков лет поднимали и организовывали массы во имя социализма, обманули и предали их. Вот общий вывод, сделанный рабочими. Если бы знамя социализма высоко развевалось во Франции, то пролетариат Саара обернулся бы в сторону Запада и, вместо национальной солидарности, поддержал бы классовую солидарность. К сожалению, галльский петух не объявлял народу Саарской области о рассвете революции. Под прикрытием Единого Фронта, во Франции царит та же политика слабости, нерешительности, топтания на месте, отсутствия уверенности в собственной силе, которая провалила рабочее дело в Германии. Саарский плебисцит является поэтому не только доказательством результатов германской катастрофы, но и грозным предупреждением французскому пролетариату. Горе тем партиям, которые скользят по поверхности явлений, убаюкивают самих себя, надеются на чудеса и позволяют смертельному врагу организоваться, найти оружие, занять удобные позиции и выбрать подходящий момент для решительного удара.

В этом урок Саара.

Программа Коммунистического Интернационала.

Многие реформисты и центристы (то есть, те, кто колеблется между реформизмом и революцией), в своём повороте налево тяготеют к Коммунистическому Интернационалу. Некоторые из них, особенно рабочие, искренне надеются найти в программе Москвы отражение Октября; другие, особенно чиновники, попросту устанавливают дружеские отношения с могущественной советской бюрократией. Оставим карьеристов в покое. Но тем социалистам, которые искренне надеются найти в Коммунистическом Интернационале революционное руководство, мы говорим: вы грубо обмануты! Вы не понимаете историю Коминтерна, которая в течение последних десяти лет являлась цепью ошибок, катастроф, капитуляций и бюрократического перерождения.

Нынешняя программа Коммунистического Интернационала была принята на 6-м съезде, в 1928 году, после подавления крыла ленинцев*. Пропасть пролегла между нынешней программой и той, с которой большевизм достиг победу в 1917 году. Программа большевизма начинала с точки зрения, что Октябрьская революция неразрывно связана с международной. Программа 1928 года, несмотря на все «интернационалистские» фразы, начинает с перспективы независимого построения социализма в СССР. Программа Ленина говорила: «Без революции на Западе и на Востоке, мы погибнем». Эта программа принципиально исключала возможность пожертвовать интересами мирового рабочего движения ради интересов СССР. Программа Коммунистического Интернационала означает на деле: во имя интересов СССР (на самом деле, в интересах дипломатических комбинаций советской бюрократии) можно пожертвовать интересами пролетарской революции во Франции. Программа Ленина предупреждала: советская бюрократия, есть самый худший враг социализма; отражая давление буржуазии и буржуазных тенденций на пролетариат, бюрократизм может привести к ренессансу буржуазии; успешная борьба против язвы бюрократизма может быть обеспечена лишь победой европейского и мирового пролетариата. Нынешняя программа Коминтерна гласит: социализм может быть построен независимо от победы или поражения мирового пролетариата, под руководством непогрешимой и всемогущей советской бюрократии; всё, что направлено против её непогрешимости, является контрреволюционным и должно быть уничтожено.

* Программа Коммунистического Интернационала была написана Бухариным, который вскоре после этого был назван «буржуазным либералом». В своем «Завещании» Ленин признал необходимым предупредить, что Бухарин не владеет марксизмом, так как его мысль пронизана схоластицизмом. Я подвергаю критике эклектичную программу Коминтерна в своей книге «Коммунистический Интернационал после Ленина». Эта книга до сих пор не получила ответ. — Л.Т.

Внутри нынешней программы Коминтерна есть, конечно, множество выражений, формул и формулировок, позаимствованных у программы Ленина (консервативная бюрократия Термидора и Консулата во Франции тоже использовала терминологию якобинцев); но в своей основе, это взаимоисключающие программы. На деле, сталинская бюрократия уже давно заменила программу международной пролетарской революции программой советских национальных реформ. Дезориентируя и ослабляя мировой пролетариат своей политикой, соединяющей оппортунизм и авантюризм, Коминтерн тем самым подрывает фундаментальные интересы СССР. Мы, за СССР, но против бюрократического узурпатора и его слепого инструмента — Коммунистического Интернационала.

Бэле Кун — глава Коммунистического Интернационала.

Мануильский, вчерашний вождь Коминтерна, исчез без следа в исчезнувшем «третьем периоде» (в котором он, увы, играл незначительную роль). Мануильского заменил, по неизвестной причине, Бэла Кун. Необходимо сказать несколько слов о новом вожде Коммунистического Интернационала. Будучи венгерским военнопленным в России, Бэла Кун, как и многие другие пленные, стал коммунистом, а по своём возвращении на родину, главой небольшой партии. Прострация правительства графа Кароли перед Антантой обернулась мирной передачей власти рабочим партиям, по договору и без какой-либо революции. Коммунисты в партии Бэла Куна поторопились объединиться с социал-демократами. Вдохновитель Советской Венгрии, Бэла Кун доказал свою неадекватность, особенно в крестьянском вопросе, и это быстро привело к провалу советов. Эмигрировав в СССР, Бэла Кун занимал третьестепенные роли в аппарате Коминтерна, потому что Ленин ему политически не доверял. Можно обратиться к крайне враждебному докладу Ленина на Пленуме Исполнительного Комитета Коминтерна накануне 3-го Съезда: почти каждая фраза ссылалась на «глупости Бэла Куна». В моей брошюре о руководстве 3-го Интернационала я рассказал, как Ленин объяснял мне свои нападки на Бэла Куна: «Надо научить товарищей не доверять ему». С того времени Бэла Кун не только не научился ничему, но даже забыл то немногое, чему он научился в школе Ленина. Видно, как мало этот человек подходит к роли руководителя Коммунистического Интернационала и, в частности, французского пролетариата.

Органическое объединение.

Мы признаём, что даже сейчас Компартия продолжает расти. Но это не из-за её политики, а несмотря на неё. События толкают рабочих влево, а Компартия, несмотря на её поворот к оппортунизму, остаётся для масс «крайне левой». Численный рост Компартии вовсе не обеспечивает ничего в будущем: Германская Компартия, как мы показали, росла до самого момента её капитуляции, и даже увеличила прирост к самому концу.

В любом случае, сам факт существования двух рабочих партий, который делает совершенно необходимым их единый политический фронт перед лицом общей опасности, достаточно хорошо объясняет, почему рабочие стремятся к органическому объединению. Если бы во Франции существовала настоящая революционная партия, мы бы сопротивлялись её слиянию с партией оппортунистов. В условиях углубления общественного кризиса, революционная партия, своей борьбой с реформизмом, бесспорно собрала бы под собственным знаменем огромное большинство рабочих. Историческая задача заключается не в механическом соединении всех организаций, которые представляют различные этапы классовой борьбы, а в сплочении пролетариата в борьбе и для борьбы. Это, две различных и даже противоречащих друг другу задачи.

Но факт, что во Франции нет революционной партии. Лёгкость, с которой Компартия перешла —без малейшей дискуссии — от теории и практики «социал-фашизма» к блоку с Радикалами и отказу от революционных задач во имя «немедленных требований», показывает, что партийный аппарат насквозь проникнут цинизмом, а рядовые члены дезориентированы и отучились думать. Это, больная партия.

Мы достаточно открыто критиковали позицию Соцпартии, поэтому нет необходимости ещё раз повторять наши доводы. Бесспорно всё же, что революционное левое крыло Социалистов становится той лабораторией, в которой выковываются лозунги и методы пролетарской борьбы. Если это крыло усилится и закалится, то оно может стать решающим фактором в воздействии на рабочих-коммунистов. Лишь в этом направлении возможно спасение. И наоборот, всё будет проиграно, если революционное крыло Соцпартии попадёт в паутину аппарата Коммунистического Интернационала, который ломит нервные позвоночники и характеры, убивает привычку думать и учит слепому повиновению; эта система губит революционеров.

— Но, значит, вы против органического объединения? — спросят нас с возмущением некоторые товарищи.

Нет, мы не против объединения. Но мы против фетишизма, предрассудков и слепоты. Само по себе, единство ничего не решит. Австрийская социал-демократия объединяла почти весь пролетариат, но лишь для того, чтоб повести его к гибели. Бельгийская Рабочая партия по праву называет себя единственной пролетарской партией, но это не мешает ей идти от одной капитуляции к другой. Лишь беспомощно наивные люди могут надеяться, что британская Рабочая партия, которая полностью преобладает в рабочем классе, способна обеспечить победу. Вопрос решается не самим единством, а его действительным политическим содержанием.

Если Соцпартия завтра объединится с Компартией, это обеспечит победу так же мало, как и их объединение в Единый Фронт: победу завоюет лишь правильная революционная политика. Но мы готовы признать, что объединение может облегчить, в данных условиях, перегруппировку и реорганизацию действительно революционных элементов, рассеянных сегодня по двум партиям. Лишь в этом частном и особом смысле объединение может стать шагом вперёд.

Но объединение — и мы обязаны сказать это напрямую — станет шагом назад, даже шагом к пропасти, если борьба против оппортунизма в объединённой партии попадёт в русло Коммунистического Интернационала. Сталинский аппарат способен эксплуатировать победоносную революцию, но он органически неспособен обеспечить победу новой революции. Он консервативен до мозга костей. Надо повторить: советская бюрократия так же мало имеет общего со старой Большевистской партией, как бюрократия Директории и Консулата имела с якобинцами.

Объединение двух партий поведёт нас вперёд лишь при условии, что произойдёт конец иллюзиям, близорукости и прямому обману. Чтобы не заразиться болезнью Коммунистического Интернационала, левым социалистам нужна серьёзная прививка ленинизма. Среди других причин, именно эта толкает нас так пристально и критически рассматривать эволюцию левых групп. Некоторых левых это задевает. Но мы полагаем, что в революционном деле требования ответственности гораздо важней требований вежливости. С революционной, а не сентиментальной точки зрения, мы подобным же образом ценим критику, направленную против нас самих.

Диктатура пролетариата.

В серии статей Жиромский попытался описать основные принципы будущей объединённой партии. Это, гораздо более серьёзное занятие, чем повторение общих фраз по примеру Леба. К сожалению, в статьях Жиромского заметно движение центристского реформизма не в сторону ленинизма, а в сторону бюрократического центризма (сталинизма). Как мы увидим, это особенно явно в вопросе о диктатуре пролетариата.

По неизвестной причине, Жиромский, в целой серии статей упорно повторяет мысль — ссылаясь на Сталина как на первоисточник — что «диктатура пролетариата никогда не считалась самоцелью». Как будто, где то в мире есть безумные теоретики, которые думают, что диктатура пролетариата является «конечной целью». Но за этими странными повторениями скрывается мысль: образно говоря, Жиромский заранее извиняется перед правыми за желание диктатуры. К сожалению, трудно установить диктатуру, если начинаешь за неё извиняться.

Но ещё хуже следующая мысль: «Эта диктатура пролетариата … должна расслабляться и постепенно превращаться в пролетарскую демократию в той степени, в какой развивается социалистическое строительство». В этих словах присутствуют две глубоко принципиальных ошибки. Диктатура пролетариата противопоставлена демократии пролетариата. На самом деле, пролетарская диктатура по сути своей может и должна быть высшим выражением пролетарской демократии. Для достижения грандиозной социальной революции, пролетариат нуждается в высшей манифестации всех своих сил и возможностей: он организуется демократически именно для победы над своими врагами. Диктатура должна, согласно Ленину, «научить каждую кухарку управлять государством». Меч диктатуры направлен против классовых врагов; в основу диктатуры положена пролетарская демократия.

Согласно Жиромскому, пролетарская демократия заменит диктатуру «в той степени, в какой развивается социалистическое строительство». Это, фальшивая перспектива. В той степени, в какой буржуазное общество превращается в социалистическое, пролетарская демократия исчезает вместе с диктатурой, так как само государство вымирает. В социалистическом обществе нет места «пролетарской демократии», во-первых, потому что нет пролетариата, во-вторых, потому что нет нужды в государственном принуждении. Поэтому, развитие социалистического общества должно означать не превращение диктатуры в демократию, а их совместный распад в экономической и культурной организации социалистического общества.

Приспособление к сталинской бюрократии.

Мы не задерживались бы на этой ошибке, если бы она имела чисто теоретический характер. На деле, за ней скрывается политическая схема. Теория диктатуры пролетариата, — которую, по его словам, Жиромский позаимствовал у Дана — он приспособляет к нынешнему режиму советской бюрократии. Кроме того, он сознательно закрывает глаза на следующую проблему: почему, несмотря на все огромные экономические достижения в СССР, диктатура пролетариата эволюционирует не в направлении демократии, а, наоборот, в сторону чудовищного бюрократизма, который явно принимает форму личной диктатуры? Почему, «в той степени, в какой развивается социалистическое строительство», всё больше задушена партия, всё больше придушены Советы, всё больше задушены профсоюзы? На этот вопрос нельзя ответить вне решительной критики сталинизма. Но Жиромский всеми силами избегает критику.

Тот факт, что независимая и бесконтрольная бюрократия узурпировала защиту социальных завоеваний пролетарской революции показывает, что мы стоим перед больной и перерождающейся диктатурой, которая, оставленная сама себе, идёт не в сторону «пролетарской демократии», а к конечному коллапсу советского режима.

Лишь революция на Западе может спасти Октябрьскую революцию. Теория «социализма в одной стране» насплошь фальшива. Программа Коммунистического Интернационала тоже фальшива. Принять эту программу, означает свести с рельсов поезд революции и сбросить его в кювет. Первым условием успешной французской революции является полная независимость её авангарда от националистической и реакционной советской бюрократии. Коммунистическая партия имеет, конечно, право предложить свою программу, как основу для объединения; другой у неё ведь нету. Но революционные марксисты, сознающие свою ответственность перед пролетариатом, должны подвергнуть программу Бухарина-Сталина беспощадной критике. Единство, это великая вещь, но не на гнилом фундаменте. Прогрессивная задача заключается в объединении социалистических и коммунистических рабочих на основе международной программы Маркса и Ленина. Интересы мирового пролетариата, равно как и интересы СССР (они не отличаются) требуют такую же борьбу против реформизма, как и против сталинизма.

4-й Интернационал.

Оба Интернационала, не только Второй, но и Третий, прогнили насквозь. Уроки истории безошибочны. Великие события (Китай, Англия, Германия, Австрия, Испания) произнесли свой приговор. Этот приговор, подтверждённый в Сааре, обжалованию не подлежит. Подготовка нового Интернационала, покоящегося на трагичном опыте двух прошедших лет, на порядке дня. Эта грандиозная задача тесно связана со всем курсом классовой борьбы, прежде всего, борьбы против фашизма во Франции. Для победы над врагом, пролетарский авангард должен ассимилировать методы революционного марксизма, несовместимые с оппортунизмом и сталинизмом. Успеем ли мы выполнить эту задачу? Энгельс писал: «Французы всегда оживают в предчувствии битвы». Мы надеемся полностью оправдать оценку нашего учителя. Но победа французского пролетариата возможна лишь в том случае, если из огня битвы выступит действительно революционная партия, и станет краеугольным камнем нового Интернационала. В этом направлении лежит самая короткая, наиболее благоприятная дорога к международной революции.

Глупо заявлять, будто победа обеспечена. Хотя она возможно, но, к сожалению, не исключено и поражение. Действительная политика Единого Фронта, как и обеих профсоюзных объединений, не помогает, но наоборот, ставит успех под угрозу. Ясно, что в случае поражения французского пролетариата, его две партии полностью исчезнут. Необходимость в новом Интернационале, на новой основе, станет понятной каждому рабочему. Но также ясно, что, в случае победы фашизма во Франции, построение 4-го Интернационала найдёт перед собой тысячу преград, сможет продвигаться крайне медленно, и центр всего революционного движения, по-видимому, перейдёт в Америку.

Таким образом, оба исторических варианта — победа или поражение французского пролетариата — ведут, хотя и с разной скоростью, к 4-му Интернационалу. Большевики-ленинцы выражают именно эту историческую тенденцию. Мы враждебны авантюризму во всех его формах. Следует не просто «провозглашать» искусственным образом 4-й Интернационал, а систематически готовить его. На основании событий, надо показывать и демонстрировать передовым рабочим, что программы и методы обоих Интернационалов противоречат требованиям пролетарской революции, что это противоречие не уменьшается, а, наоборот, все больше растёт. Из этого анализа вытекает единственно возможная политика: надо теоретически и практически готовить 4-й Интернационал.

Жак Дорио*, или нож без лезвия.

* Jacques Doriot, (1898—1945) — вождь молодёжной организации ФКП, затем один из популярных вождей её левого крыла. Когда Коминтерн послал Дорио в Китай, тот выдвинул левую критику политики Сталина-Бухарина, но остался в партии. В начале 1930-х годов Дорио критиковал ультиматизм политики «социал-фашизма» и призывал к совместным действиям с социал-демократами, но остался в партии. После победы Гитлера критика усилилась и стала нетерпимой для вождей Коминтерна. В 1934 году Дорио был исключен из Компартии и основал собственную группировку, которая от критики сталинизма пошла в сторону вождизма и преклонения перед фашизмом.

В 1936 году Дорио основал открыто фашистскую партию Parti Populaire Française. Эта партия стояла за участие Франции в коалиции фашистских режимов против мирового большевизма. После разгрома и оккупации она стала наиболее коллаборационистской с режимом Гитлера и с Гестапо, даже критикуя режим Петэна с точки зрения нужд Германии. Дорио проповедовал совместную с Гитлером борьбу против большевизма за «Новую Европу» и организовал французский добровольческий корпус, посланный на Восточный Фронт. Он сам командовал этим корпусом, который вскоре был переведён в Белоруссию для борьбы с партизанами. Дорио погиб в результате обстрела его машины с воздуха 22 февраля 1945 года. — /И-R/

В феврале, произошла международная конференция нескольких организаций, не принадлежащих ни ко 2-му, ни к 3-му Интернационалам (две голландские партии, германская SAP, британская ILP и др.). За исключением голландцев, стоящих на позиции революционного марксизма, все другие участники представляли собой разные варианты центризма, по большей части, консервативные. Ж. Дорио участвовал на конференции и написал о ней следующее: «В то время, как кризис капитализма блестяще подтвердил марксовы тезисы … партии, созданные во имя марксизма, несмотря на то, вышли ли они из 2-го или из 3-го Интернационалов, все провалились». Оставим в стороне тот факт, что лично Дорио, в течение десятилетней борьбы против Левой Оппозиции, содействовал развалу Коммунистического Интернационала. Мы не забываем, в частности, его печальную роль в отношении Китайской революции. Но сейчас мы отмечаем, что в феврале 1935 года Дорио понял и признал провал 2-го и 3-го Интернационала. Пришёл ли он к выводу о необходимости подготовки нового Интернационала? Те, кто так полагает, плохо понимают суть центризма. Дорио заявляет по поводу предложения нового Интернационала: «Конференция формально отклонила эту троцкистскую идею». Дорио чересчур увлекается, когда говорит о «формальном отклонении», но он прав, что, за исключением двух голландских делегатов, конференция отказалась от мысли о 4-м Интернационале. Какой же была, в этом случае, программа конференции? Она не имела программы. В своей работе, участники конференции обошли молчанием международные задачи пролетарской революции и мало ими занимались. Но каждый год, примерно, они организуют съезд и облегчают свои сердца заявлением: «2-й и 3-й Интернационалы провалились». Покачав с горечью головами, они разъезжаются по домам. Следовало бы назвать эту «организацию» именем «Бюро для отпевания ежегодной панихиды по 2-му и 3-му Интернационалам».

Эти почтенные лица называют себя «реалистами», «тактиками», даже «марксистами». Они распространяют вокруг себя афоризмы: «Не нужно предвосхищать события», «Массы ещё не понимают» и так далее. Но зачем же вы сами предвосхищаете события своими констатациями о банкротстве обоих Интернационалов, ведь массы это ещё не поняли? А, когда массы, и без вашей помощи, понимают это, они … голосуют за Гитлера, как в Сааре. Вы подчиняете подготовку 4-го Интернационала «историческому процессу». Но являетесь ли вы частью этого процесса? Марксисты всегда обязаны быть во главе исторического процесса. А в какой его части находитесь вы?

«Массы ещё не понимают». Но массы не однородны. Новые идеи сначала ассимилируются передовыми элементами и, через них, проникают в массу. О, седые мудрецы, если вы лично поняли абсолютную необходимость в 4-м Интернационале, почему же вы скрываете этот вывод от масс? Что ещё хуже: после признания провала двух существующих Интернационалов, Дорио «осуждает» идею о новом Интернационале. Какую же перспективу предлагает он революционному авангарду. Никакую! Гораздо легче распространять путаницу, смятения и деморализацию.

В этом природа центризма. Нам следует понять коренную цель. Под давлением событий, центристы могут выступить с глубоким анализом, оценкой, критикой: в этой сфере, вожди S.A.P., ведущие вышеупомянутую конференцию, добросовестно повторяли многое из того, что говорили большевики-ленинцы два и три года тому назад. Но, центрист в испуге останавливается там, где нужны революционные выводы. Семейная панихида по Коммунистическому Интернационалу? Конечно. Но подготовка нового Интернационала? Нет, зачем?.. Лучше «осудить» троцкизм.

У Дорио нет линии. Он не хочет её иметь. После разрыва с бюрократией Коммунистического Интернационала он мог бы сыграть прогрессивную и значительную роль. Но он до сих пор даже не подошёл к ней. Он отбрасывает революционные задачи. В качестве учителей, он выбрал вождей S.A.P. Желает ли он быть постоянно приписанным к корпорации центристов? Пусть он знает: центрист, это нож без лезвия!

7. Выводы

Соотношение сил.

«Ждите», «держитесь», «ловите момент» — вот лозунги реформистов, пацифистов, синдикалистов, сталинцев. Их политика питается идеей, будто время работает на нас. Верно ли это? Это ложно! Если во время пред-революционной ситуации мы не будем проводить революционную политику, то время будет работать против нас.

Несмотря на выспренные поздравления по поводу Единого Фронта, соотношение сил изменилось за последний год к невыгоде пролетариата. Почему? Марсо Пивер дал правильный ответ на этот вопрос в статье «Всё в ожидании» (le Populaire, 18 марта 1935 г.). Под закулисным дирижированием финансового капитала, все его силы, все отряды реакции ведут постоянную политическую борьбу, захватывают новые позиции, укрепляют их и двигаются дальше (промышленность, сельское хозяйство, образование, пресса, правосудие, армия). В лагере пролетариата, только выспренные фразы о наступлении; на самом деле, даже не готовится оборона. Позиции не укрепляются; наоборот, их сдают без боя, или готовятся сдать.

Политическое соотношение сил определяется не только объективными данными (ролью в производстве, числом, и т.д.), но и субъективными; осознание своей силы является самым важным элементом в действительной силе. В то время как фашизм от одного дня к другому поднимает уверенность деклассированных мелких буржуа в самих себя, ведущие группы Единого Фронта расслабляют волю пролетариата. Пацифисты, последователи Будды и Ганди, а не Маркса и Ленина, проповедуют ненасилие злу, спорят против вооружения, против физической борьбы. То же самое, по сути дела, проповедуют и сталинцы своими ссылками на «не-революционную ситуацию». Установилось некоторое разделение труда между фашистами и пацифистами: первые, усиливают лагерь реакции; вторые, расхолаживают лагерь революции. Вот, неприкрытая правда!

Значит ли это, что ситуация безнадежна?.. Вовсе нет.

Два важных фактора действуют против реформистов и сталинцев. Во-первых, свежие примеры Германии, Австрии и Испании открыли глаза трудящихся; рабочие массы волнуются; реформисты и сталинцы смущены. Во-вторых, марксисты вовремя успели поставить перед пролетарским авангардом проблемы революции.

Большевики-ленинцы вовсе не хотят преувеличить своё число. Но сила наших лозунгов вырастает из того, что они соответствуют логике развития самой пред-революционной ситуации. На каждом этапе, события подтверждают наш анализ и нашу критику. Левое крыло Социалистической партии растёт. Внутри Коммунистической партии критика, как и раньше, задавлена. Но, рост революционного крыла внутри Соцпартии неминуемо пробьёт брешь в фатальной бюрократической дисциплине сталинцев: революционеры обеих партий протянут руки друг другу в общей работе.

Наше правило остаётся таким же: говорить то, что есть. Это, самая важная услуга, способная помочь революционному делу. Силы пролетариата ещё не истрачены. Мелкая буржуазия ещё не сделала свой выбор. Потеряно много времени, но последние пять минут ещё у нас.

Победа возможна! Даже больше: победа обеспечена — в такой степени, в какой её можно заранее обеспечить — но только при одном условии: нужна воля к победе, нужно надеяться на победу, нужно преодолеть все преграды, нужно побороть врага, сбить его с ног и коленом надавить ему на грудь.

Товарищи, друзья, братья и сёстры! Большевики-ленинцы призывают вас к битве и зовут к победе!