Национальная психология или классовая точка зрения.

 

Карл Лейтнер (Karl Leuthner) был в те годы международным редактором Центрального Органа австрийской социал-демократии, «Wiener Arbeiter Zeitung». Троцкий написал этот критический эссе в ответ на статью Лейтнера в партийном журнале: Die Aufgabe der deutschen Sozialdemokratie in der auswärtigen Politik. «Sozialistische Monatshefte», Heft 18/19, S. 1129. (Задача немецкой социал-демократии во внешней политике. «Социалистические ежемесячники»). Карл Каутский не желал портить отношения с Лейтнером и другими социал-шовинистами внутри австрийской партии, но все же согласился поместить статью Троцкого в своей газете. Хотя Каутский написал дипломатичное замечание, статья все же вызвала шумные возражения в кругах венских социал-демократов.

В своей Автобиографии Троцкий описывает социал-шовинизм Лейтнера, но также и цинично-примиренческое отношение вождей и теоретиков австрийской партии — Виктора Адлера, Отто Бауэра и других — к грубым крайностям Лейтнера. Троцкий описывает этот эпизод в своей Автобиографии, но неверно датирует его 1909 годом, а не октябрем 1908 г.

Перевод с немецкого сделан нашей Редакцией.

— Искра-Research.


«Die Neue Zeit» 16 октября по н. ст. 1908 г.

 

Пробуждение Азии, в особенности Турецкая революция с порожденными ею международными потрясениями, делают понимание Востока неотложным практическим вопросом для всей международной социал-демократии. Для нашей немецко-язычной партийной прессы «Венская рабочая газета», естественно, является важным средством информации об отношениях Австрии с народами Востока. Уже одно это оправдывает тот факт, что мы уделяем место настоящей критике в адрес иностранного редактора нашего венского братского органа. У нас тем более к этому основания, что этот редактор [Лейтнер] с некоторых пор начал направлять внешнюю политику немецкой социал-демократии. Таким образом, у нас есть все основания предоставить слово компетентному критику его точки зрения.

Редакция «Die Neue Zeit»


В значительной части Социалистического Интернационала можно наблюдать чрезвычайно большую сдержанность, иногда переходящую в полное безразличие, и часто это наблюдается в вопросах внешней политики. Это является наследием того периода европейской истории, который последовал за Франко-прусской войной, Коммуной и распадом старого Интернационала. В разгар мощного промышленного развития и укрепления европейской реакции вся энергия нашей партии была направлена на организацию масс, пролетаризованных капиталом. Революционные столкновения между классами отсутствовали так же, как и военные столкновения между государствами. Вооруженный мир и европейское равновесие вынудили социал-демократию обратить свое внимание в первую очередь на бремя милитаризма внутри страны. Чисто дипломатический характер международной политики способствовал, наряду с рядом других причин, известному национальному обособлению пролетарских партий.

Русско-японская война, Русская революция и пробуждение Азии — эти обстоятельства коренным образом меняют ситуацию.

Тот высокий уровень внимания, который Штутгартский конгресс* уделил вопросу о международных конфликтах, свидетельствует о позиции социализма в отношении новой политической ситуации, а недавняя мирная демонстрация рабочих в Берлине** представляет собой мощный практический шаг вперед на пути активного вмешательства социал-демократии во внешнюю политику капиталистических правительств. Исходя из принципа нашей программы, из чувства солидарности пролетарских масс, интернационализм должен превратиться в фактор прямого и непосредственного революционного сотрудничества рабочих классов разных стран. Этот новый этап политического развития можно только приветствовать! В современной мировой политике, где пересекаются огромные силы капиталистического развития, где сталкиваются их вооруженные оружием противоречия, — каждой отдельной рабочей партии легче всего измерить свои частичные победы и достижения в масштабе мировых отношений и, таким образом, избежать местной ограниченности и искажения национальных интересов.

* На Штутгартском конгрессе II Интернационала Лейтнер поддержал Э. Бернштейна в оправдании агрессивных шагов германского империализма в походе за новыми колониями. — /И-R/

** В воскресенье 20 (7) сентября 1908 г. в Берлине прошла мирная демонстрация и собрание, в которых приняли участие тысячи рабочих-социал-демократов. На собрании присутствовала делегация от двух рабочих партий Великобритании (Labour party и Independent Labour party). Статья Лейтнера имела, таким образом, особенно провокационный характер. — /И-R/

Возможно, именно смутное осознание того, что в этой сфере труднее всего уберечь определенные укоренившиеся предрассудки от быстрых ударов, заставило кое-кого здесь и там с беспокойством прислушиваться. Таким образом, еще до прибытия английской делегации в Берлин «Sozialistischen Monatshefte» («Социалистические ежемесячники») дали беглую, но достаточно определенную оценку готовящейся манифестации.

«Нельзя заблуждаться относительно того, — пишет Карл Лейтнер, — что и социал-демократическим митингам такого рода уделяется мало внимания, они рассматриваются как просто вопрос формы и формул».

Кем уделяется мало внимания? Той массой, которая выходит на такие демонстрации с революционной готовностью превратить слово в действие? Конечно, нет! Может быть, правительством, которое отвечает на мирные политические демонстрации мобилизацией войск? Точно так же, нет! Так кем же? Видимо, теми политиками, которые считают взмах своего пера важнейшим дипломатическим фактором, а массовые манифестации рассматривают как техническую деталь, как декоративный побочный эффект социалистической политики.

Однако что предлагает Лейтнер в качестве замены? Его взгляды должны быть тем более поучительными, что он давно и усердно следит в «Венской рабочей газете» за всеми изменениями в международной политике — поэтому он и считает себя вправе рекомендовать немецкой социал-демократии в качестве руководства некоторые выводы из своих наблюдений. Прежде всего, Карл Лейтнер считает необходимым отбросить «непогрешимый шаблон», который выставляет современные международные конфликты и войны «естественным продуктом капиталистической конкуренции и стремления к новым рынкам». Свободный от всяких шаблонов, Лейтнер приходит к совершенно новому и весьма поучительному выводу о том, что «духовный элемент сегодня приобретает все большее значение во внешней политике» и что «даже в России старые идеи завоевания и господства царизма давно смешались с народническими идеями, превратились в народные течения».

«Духовный элемент», пронизывающий нынешнюю международную политику, оказывается, по наблюдениям Лейтнера, ни чем иным, как всеобщей ненавистью к немцам. Англичане, французы, русские, и все славяне вообще — ненавидят Германию. Эта ненависть берет свое начало в клевете, глупости и невежестве, зависти и других связанных с ними «духовных элементах». И эта всеобщая ненависть как раз и является главным источником угрозы войны. В таких условиях «задача германской социал-демократии состоит в том, чтобы служить миру и бороться с ненавистью к немцам». Но она добьется этого лучше всего, если будет защищать правительство Германии в вопросах внешней политики.

«Ваше свидетельство о миролюбии немецкого народа, Германской империи, найдет глубокий и широкий отклик. В дни после Ревеля* в прошлое ушло время использовать события внешней политики в качестве средства агитации внутри страны».

* 9 июня 1908 г. в бухте Ревеля встретились родственники-монархи: племянник, российский царь Николай II и его дядя, британский император Эдуард VII. Торжественная встреча императоров зафиксировала крутой поворот во внешней политике России, от тесной связи с Германской империей к союзу с Великобританией и Францией. — /И-R/

По мнению Лейтнера, вызывающая тревогу политика немецкого правительства всегда и везде является лишь случайным результатом личной нервозности — следовательно, она не представляет опасности. Трусливая и провокационная политика Австрии на Балканах представляется «лишь печальной случайностью». В обоих случаях — honny soit qui mal y pense (стыдно думать об этом плохо)! Эту точку зрения товарищ Лейтнер последовательно проводит в своей внешней политике, показывая нам, как нужно по настоящему вести внешнюю политику, чтобы ее не «рассматривали как простую вещь формы и формул». Если желтая пресса Англии, Франции или России ничем не лучше и не хуже желтой прессы Германии или Австрии — а почему, собственно, она должна быть лучше или хуже их?, — регулярно вызывая там одну за другой анти-немецкие статьи, да, тогда это выражение воли нации, тогда это «народные течения», тогда это слепая ярость: опасная, необъяснимая, мистическая, всеобщая ненависть к немцам. И это чувство, которое в равной мере волнует народы Англии, Франции и России, германская социал-демократия может развеять только одним способом: отбросив оппозиционную критику во внешней политике и взяв на себя ответственность за политику князя Бюлова.

Мы должны признать, что этот ход мыслей не содержит для нас ничего убедительного. Возможно, потому что мы еще не освободились от «безошибочного шаблона» материалистического анализа в пользу новых ценностей того «исторического знания», о котором Лейтнер говорит несколько туманным, но тем более заманчивым слогом. Таким образом, мы не можем разделить мнение, что германская социал-демократия сослужит миру лучшую службу, когда она взвалит ответственность за политику империалистического раздражения на свои собственные плечи. Мы позволяем себе также сомневаться в том, что на этом пути то безусловное доверие, которое немецкая партия сумела завоевать в миллионах и миллионах сердец других наций, перейдет к немецкому правительству; хоть мы признаем, что это было лучшим средством для достижения этой цели. Недоверие, сейчас выражаемое правительству, распространится и на социал-демократию.

Однако, в данный момент эта сторона вопроса интересует нас меньше: если бы последовательный ревизионизм в области внешней политики представлял опасность для немецкой партии, то он встретил бы более информированную и убедительную критику, чем мы в состоянии дать. В отличие от этого, мы считаем необходимым использовать двойное право: русского социалиста и прилежного ученика немецкой социал-демократии, — чтобы тем решительней выступить против попытки Лейтнера повлиять на курс немецкой социал-демократии с помощью совершенно ложных — превратно сформулированных, преувеличенных и искаженных — фактических представлений, по крайней мере, в том, что касается России.

II.

«Венская рабочая газета» в своей статье, посвященной встрече в Ревеле между Эдуардом VII и Николаем II, показала в высшей степени красноречивый образец политического стиля Карла Лейтнера.

Указав на то, что Англо-русское соглашение против Германии имеет свои преимущества, которые, разумеется, официальная Россия остерегается открыто признавать, «Рабочая газета» продолжает:

«Официальная Россия уже во времена абсолютизма часто попирала общественное мнение и проявляла доводящую до безумия ненависть ко всему немецкому, что проявляется в дикой клевете и коварной лжи всей российской прессы в отношении Рейха, как и в отношении немецкой Австрии, и это питает надежду у некоторых лондонских политиков, что русские все-таки когда-нибудь натянут на себя шкуру [медведя], чтобы ослабить в отчаянной борьбе силу ненавистного конкурента Англии» (№ 160).

Мы должны признаться, что испытываем чувство глубочайшего смущения, цитируя этот чудовищный отрывок, который, возможно, лучше было бы оставить на страницах национал-либеральных и общегерманских газет, чем помещать в колонках пролетарского органа. Неужели так трудно понять, что «вся русская пресса» не может питать ненависти «ко всему немецкому», потому что для такой ненависти, не знающей исключений, Германия — слишком неоднородный объект, а Россия — слишком неоднородный субъект!

Прежде всего, «Рабочая газета», вероятно, должна была бы сделать исключение для социал-демократической прессы. Правда, сейчас у нас в России нет легальных органов, но это еще не значит, что наше слово не доходит до рабочих масс. И мы можем без малейшего колебания утверждать, что как листовки, изданные нашими партийными организациями в нелегальных типографиях, так и газеты, изданные за границей, не только не пронизаны ненавистью к Германии и немецкой Австрии, но, напротив, совершенно далеки от того безалаберного образа мыслей, который не боится свалить в одну кучу «все немецкое», а в другую — «все русское». Полностью игнорировать рабочую прессу, как количественно ничтожную, означало бы опуститься до уровня европейской дипломатии, которую младотурки признали только в тот момент, когда она приставила нож к горлу падишаха.

Как и социал-демократия, легальной прессы лишены также те партии, которые разделяют с ней основное влияние на крестьянство, а именно: эсеры и трудовики (рабочая группа). Следовательно, революционные партии, — которые имели 212 голосов во Второй Думе при куриальной системе Витте (64 социал-демократа и 148 трудовиков), подвергнутой цензуре Сенатом, — и которые одни имеют право говорить от имени народа, должны быть освобождены от всякой ответственности за поведение той прессы, которую терпит Столыпин и его провинциальные сатрапы, и которая сейчас выступает от имени народа. Мы полагаем, что социал-демократический писатель, который считает нужным ознакомить немецких рабочих с отношением русской прессы ко всему «немецкому», должен был бы ясно и четко указать на этот факт.

Но верно ли — спросим мы далее — по крайней мере в отношении той части легальной прессы, которая пережила контрреволюционную бурю, что «дикая клевета и коварная ложь против всего немецкого» составляют ее единственную в жизни цель? Нет, это совсем не так. Особенно в том, что касается провинциальных газет. В большинстве своем это беспартийные органы, стоящие посередине между кадетским либерализмом и революционной демократией. Правда, их радикализм чрезвычайно нестабилен и бледен, и, несмотря на свой большой тираж, они почти не пользуются самостоятельным политическим влиянием. Но все же, при самом внимательном наблюдении в этих органах нельзя обнаружить и следа ненависти ко «всему немецкому».

Таким образом, под вопросом остается только столичная пресса. Но и ее отношение к Германии таково, что ее нельзя постоянно красить в однотонный цвет. Если мы пройдем слева направо, от кадетов к Черной сотне, то с закономерностью обнаружим, что чем реакционнее какой-либо листок, тем живее его симпатии к правящим кругам Германии. Наименее стабильной является позиция «Нового времени», которое вибрирует всеми колебаниями правительственного курса. Но самый развратный и влиятельный сотрудник этой влиятельной и развратной газеты охарактеризовал — в связи с процессом Ойленбурга* — «благочестивую Германию» и ее «самый гордый из христианских престолов» как «Кремль христианского общества». Столыпинская газета «Россия» решительно протестует против тех, кто «делает Германию объектом постоянных и грубых нападок, обвиняя ее… в хитрых махинациях, для которых нет ни малейших положительных доказательств».

* Процесс Хардена-Ойленбурга — скандал вокруг гомосексуальных отношений в самых высших кругах Германии и в окружении императора Вильгельма II в течение 1907—1909 года. — /И-R/

Октябристский «Голос Правды» рекомендует «политику как можно более равной доброжелательности по отношению ко всем великим державам мира, будь то Германия, Япония, Франция, Англия». — Наконец «С.-Петербургские ведомости», реакционная и продажная газета князя Мещерского, дает совет такого содержания: не укреплять союз с Францией, а вежливо разорвать договоры с ней; разорвать дружеские и вечные узы с австрийскими и балканскими славянами; поддерживать хорошие отношения с верными и честными немцами как в бизнесе, так и в политике. И все же в последние дни именно князь Мещерский патетически противопоставлял любовную услугу, оказанную немецким правительством царизму, козням коварного Альбиона.

Итак, что мы видим? Из «общерусской прессы» мы должны были сначала исключить нелегальные органы, затем большую часть провинциальной прессы и, наконец, консервативные и реакционные газеты. Таким образом, остается только печать кадетской партии и смежных с ней направлений. В этой части прессы действительно можно констатировать систематическую травлю Германии. Мы можем совершенно спокойно оставить без внимания вопрос о том, была ли кампания кадетов против Германии вызвана мнимой ненавистью к немцам, или глубоким, истинно либеральным планом вырвать царское правительство из объятий Германии и ввергнуть его в чары лондонского парламентаризма. Но не подлежит сомнению тот факт, что венская «Рабочая газета», вернее ее международный редактор, рисует совершенно фантастическую картину, рассказывая нам многословно о бешеной кампании всей русской прессы против всего немецкого. Не обстоит ли все иначе? Русские народные массы, то есть прежде всего крестьянство, до сих пор либо вообще не участвовали в политической жизни, либо, когда это происходило, революционно действовали вместе с пролетариатом. И в том и в другом случае совершенно исключена возможность сознательной и активной поддержки завоевательной политики царизма. Чтобы народная масса прониклась национальной ненавистью, нужны долгие годы развитой политической жизни, и в первую очередь, школы буржуазного парламентаризма. Оба условия полностью отсутствуют у нас. Но что касается прессы, которая «проводила» у нас внешнюю политику, то она никогда не обращалась к народу и не имела к нему доступа. Во всяком случае, эта привилегированная пресса на протяжении долгого ряда лет постоянно подчеркивала, что исконным врагом России является «коварная Англия», а не «честная Германия» — и если новая международная комбинация, в прочности которой мы, кстати, совершенно не уверены, вынуждает правительственные органы в настоящий момент повернуть фронт, то даже эти последние не осмелятся утверждать, вместе с Карлом Лейтнером, что «идеи завоевания и господства царизма, которые они отстаивали, воплотились в народных массах».

Приведенная нами выше цитата не является исключением. Может быть, потому, что она слишком откровенно выражает ту мысль, которая желтой нитью (говорить о красной у нас не хватает смелости) пронизает всю внешнюю политику «Рабочей газеты», и особенно в тех случаях, когда речь идет о таких «малоисследованных» случаях, как захват Россией Балканского полуострова*.

* Так, в одном из последних номеров (№ 272) «Рабочей газеты» мы читаем, что клеветнические слухи о намерениях Австрии аннексировать Боснию «пробудили в России "спящих собак", которые в газетах сильно рычат и лают». — Редакция «Die Neue Zeit»

Единственные факторы, которые в некотором смысле можно здесь применить как абстрактные сверх-исторические силы, это национальные антагонизмы, борьба славянства с германством. О классовой борьбе, международной солидарности рабочих и тому подобных банальных вещах здесь слышат крайне редко — гораздо реже, чем можно было бы ожидать. Немаловажной причиной столь не свойственной социалисту склонности рассматривать Россию как единое целое, несомненно, является недостаток информированности, который превозносится как излишняя осторожность. Действительно, достаточно прочитать историко-философское эссе Карла Лейтнера «Причины и сущность русской революции» в «Австрийском рабочем календаре на 1907 год»*, чтобы понять причины и сущность многочисленных — мягко говоря — заблуждений, допущенных Венским партийным органом при оценке внутренних дел и внешней политики России. Сами по себе эти недостаточные знания годятся только для того, чтобы выявлять более или менее безобидные курьезы. Но горе, когда невежество сочетается с тенденциозной предвзятостью, которая тем свободнее чувствует себя, чем меньше ее стесняет незнание фактов. Тенденциозная окраска и неосведомленность автора, если мы не ошибаемся, проистекает из социалистической распущенности, которой кажется дурным литературным вкусом искать объяснение исторических фактов в классовых отношениях, и которая порождает капризное пристрастие к национальным особенностям и психологическим эффектам окраски.

* Упомянутое эссе представляет собой, в буквальном смысле этого слова, цветистую подборку исторических курьезов. Мы не считаем целесообразным рассматривать содержание этой статьи более подробно, потому что это заняло бы слишком много места и в лучшем случае обогатило бы нас жалким выводом о том, что Карл Лейтнер, вероятно, поступил бы правильно, выбрав другую тему для рабочего календаря. Но мы не можем не сослаться на отрывок из его юбилейной статьи о Толстом, где он говорит австрийским рабочим, что «фракционные лидеры (Русской) революции, хотя в большинстве своем не аристократы, но благодаря богатым писательским гонорарам, которые приносит им любовь русских читателей, живут аристократическим образом, и в разгар революции не могут обойтись без купания и отдыха на даче». Этот удивительный выпад можно было бы назвать неквалифицированным, если бы он не был таким глупым и странным. — Редакция «Die Neue Zeit»

III.

«Российский государственный и народный колосс смотрит на нас как на загадку… Наряду с рабской покорностью мы видим презирающий жизнь героизм, наряду с почти полной грубостью и тупостью интеллекта, совершенно непостижимое стремление к познанию и ясности. После оргии царизма и в разгар ее наступает эпоха бескорыстного самопожертвования. Мы еще не вполне осознаем душу русских народов…» и т.д.

 

Так пишет «Венская рабочая газета» в статье, в которой она знакомит своих читателей с романом Горького «Мать». С какой легкостью здесь смешаны в одном котле черты совершенно разных общественных групп, или одной и той же группы на разных стадиях ее развития, чтобы затем окрестить полученную таким образом хаотическую смесь «душой русского народа». Разве оргии капитализма с пролетарским идеализмом не могли бы быть с таким же успехом объединены в единое целое как амальгама такого смешания самых разных вещей: тупость крестьянина-католика, штурмующего университет Граца, с интеллектом венского рабочего-социалиста, который не собирался вставать на защиту свободной науки; идиотскую грубость галицийского жандарма с фанатичным героизмом русина-студента — и тогда не было бы той смеси, в которую, может быть, следовало бы добавить осторожность императорско-королевской дипломатии и поспешное легкомыслие журналистов, восклицающих: «Вот как выглядит душа австрийских народов!» Можно было бы легко пройти мимо этой дешевой психологической фразы, если бы ее породила простая случайность. Но это не так — мы, к сожалению, имеем дело с практикой, которая почти возведена в ранг системы. Уже не раз в Венском партийном органе делалась злополучная попытка объяснить ход Русской революции особенностями психики русского народа, причем каждый раз эта психика без особой алхимической мудрости создавалась из наспех прочитанных тут и там психологических антитез. На днях мы могли видеть, как та же процедура была применена также в отношении Турецкой революции. «Что-то таинственно загадочное кроется в событиях, происходящих в Турции». Что именно? «Это похоже на чудовищный заговор целого народа, в котором замысловатые расчеты опытных руководителей пронизывают действие целого». Автор перечисляет возможные материалистические объяснения планомерного и спокойного хода Турецкой резолюции, но поспешно отбрасывает их и приходит к выводу: «сколько вопросов, столько неразрешимых загадок». Конечно, в этом случае не остается ничего другого, как искать отгадки этих загодок в душе турецкого народа. Равным образом каждая национальная душа обречена играть роль ответственного редактора во всех исторических событиях — причем беднейшей из них приходится нести не только все бремя внутренних противоречий социального порядка, но и романтическую слабость некоторых публицистов к таинственному и загадочному.

Здесь мы не намерены подвергать анализу соотношение между национально-психологическим фактором, с одной стороны, и классовыми факторами исторического развития, с другой. Но мы все же позволим себе считать установленным, что социалист должен исчерпать все возможности классового определения, прежде чем он может претендовать на право выбросить «загадочное» и «таинственное» в выгребную яму национального духа. Делать обратное слишком трудно. Абстрактно-психологическая точка зрения, сколь бы безобидно-беллетристической она ни выглядела с первого взгляда, в конце концов поглощает классовую или социалистическую точку зрения, подобно тому как семь тощих коров фараона проглотили семь тучных коров*.

* Аллюзия на библейскую притчу о наказании Египта: после нескольких богатых урожаев Бог посылает годы засухи и голода. Троцкий здесь намекает, что плодотворное и богатое материальными и историческими фактами классовое объяснение событий заменено непонятными и абстрактными ссылками на национальную психологию. — /И-R/

Национально-психологический импрессионизм в конечном итоге ведет к приятию точки зрения той партии в данной стране, которая сама придерживается национальной точки зрения. Поэтому «социалист» в Турции оказывается младотурком, а в России — кадетом. И мы действительно видим, что для «Рабочей газеты», как и для революционных национал-либералов младотурецкого комитета, восстание в Константинополе или национальные требования болгарских крестьян в Македонии означают не что иное, как проявления опасного лже-радикализма, которые необходимо как можно скорее обезопасить. И мы видим, что в глазах «Рабочей газеты» вся Россия, как во внутренней, так и во внешней политике приобретает окраску монархического либерализма. Как и кадеты, она сводит драму Русской революции к борьбе «за большие или меньшие конституционные права». Как и кадеты, она совершенно упускает из виду российскую социал-демократию, которая, кстати, при таком понимании революции должна казаться простым историческим недоразумением. Так же как и кадеты, она бездумно приветствует «новый курс» во внешней политике России, признаки которого с подлинно либеральным оптимизмом она видит в думской речи Извольского. Как и кадеты, она игнорирует предостерегающий голос социал-демократической фракции, которая в свое время разоблачила грубую аферу «нового курса» и предсказала роль полковника Ляхова в Тегеране… И, наконец, когда она подходит к вопросам русско-германских и русско-австрийских отношений, она поддается влиянию тех же кадетов, только с большим знаком минус. Все классы и все партии, без различия, ослеплены одной и той же «кадетской» ненавистью к Германии и немецкой Австрии. И в представлении редактора «Венской рабочей газеты» Россия незаметно растворяется в кадетском панславизме.

Мы допускаем, что международный редактор «Рабочей газеты» отказался от «банальной» классовой точки зрения из литературно-эстетических соображений, утомленный, так сказать, однообразием социалистической терминологии. Мы хотели бы верить, что такое предположение верно и что здесь не играют роли более глубокие тенденции. Разумеется, совершенно излишне подчеркивать, что эстетический критерий не может быть определяющим, и что австрийским рабочим было бы очень полезно, если бы вместо национально-психологических загадок им были предложены ясные материалистические объяснения фактов и событий. Но мы стараемся высказать мнение, что даже с точки зрения литературной эстетики можно привести очень весомые аргументы против такой беллетристики о национальном духе. В небольшом количестве ее можно терпеть, но в долгосрочной перспективе эта мистика национального сознания или национальной ненависти, эти психологические противопоставления глупости и жертвенности, этот культ «загадок» и «таинственной» национальной психики неизбежно должны вызвать отвращение, потому что они слишком часто напоминают те народные запахи, которые характерны как научным сборникам, так и пивному погребу. (См. Генрих Гейне «Английские фрагменты»).