С Думой или без Думы?
Кому и на что нужна Дума
Пока революция стояла перед ними, как живой угрожающий враг, у них у всех была одна общая задача, общий план действий и общий вождь. На обломках народных организаций, выросших из революции, на развалинах двух Дум, где слишком много места занимали рабочие и крестьяне, победители воздвигли третью Думу — политический клуб перепуганных собственников.
Но, по мере того как революция затихала, скрывалась с глаз, всасывалась в почву, у контр-революции исчезла общая задача, а различие интересов имущих классов, их взаимная вражда и жадная зависть выступали наружу.
Столыпинская программа была очень проста: виселицы — для охраны старых собственников, и закон 9 ноября — для создания новых собственников.
Помещики-дворяне, разъяренные медведи, которых рогатина революции подняла из их берлог, после некоторых колебаний приняли существо столыпинской программы целиком. Что им было не по нутру — это ее конституционная форма.
Землевладельческое дворянство, плотным кольцом окружающее своего монарха и заполняющее своими людьми все значительные бюрократические и офицерские посты, не нуждается в сложной парламентской механике, чтобы направлять правительственную деятельность в стране. Оно командует прямо и непосредственно. Гласное же обсуждение бюджета и думские запросы того и гляди урежут государственные подачки дворянству и оптовое воровство чиновничества.
Но в конституции заинтересован торгово-промышленный класс. Ему необходимо развитие производительных сил, как условие роста барышей. А для этого нужно: расширение рынка, повышение потребностей народа, рост просвещения, экономическая инициатива, прочный судебный порядок. Нужна пресса, освещающая потребности страны. Наконец, нужно народное представительство, устанавливающее расходы и доходы государства и контролирующее работу администрации. Капиталу нужен либеральный порядок. Но на беду политической свободой научился пользоваться рабочий класс. Парламентаризм — значит пробуждение и организация масс. Чем это пахнет, капитал изведал во время революции. Против напора масс ему нужно сильное и самостоятельное царское правительство, свободно располагающее полицией, армией и денежными средствами. А сильное правительство означает слабый парламент. Конституция необходима, — конституция опасна. В этом и состоит политика октябристов.
Царскому правительству «конституция» так же мила, как собаке намордник; однако же оно вынуждено терпеть ее. Разогнав две первые Думы, Столыпин не для забавы созвал третью. Правительству нужна современная армия, нужны деньги. Крепкая армия невозможна без развитого солдата; рост государственных доходов невозможен без роста производительных сил. До-революционное самодержавие не справилось с этими задачами, тем менее справится теперь, когда страна прошла через испытания войны и революции. Наконец, и помещики, столь тесно связанные с правительственной властью, приспособляются в лице своих более сознательных представителей к новому порядку, раз он сохраняет за ними все их привилегии. Они лишь стараются ослабить Думу, усиливая себя тем в придворной камарилье и в провинциальных сатрапиях.
Дума и внутренний рынок
Но соловья баснями не кормят. Думские прения сами по себе страны не обогащают. Жрет самодержавное чудовище столько же, сколько и без Думы. Виселица тоже денег не чеканит. А страна не выходит из кризиса. Рынок внутренний не растет, а скудеет. Какие деньги мужик выцарапывает ногтями из земли, те за землю идут — крестьянскому банку, или за аренду — помещикам. Закон 9 ноября не завтра и не послезавтра скажется: «Моя программа на 20 лет рассчитана», говорит Столыпин. Но что через 20 лет будет, о том не Столыпину предсказывать, — а сейчас в торгово-промышленной деятельности жестокий развал. Рынки нужны, свежие капиталы нужны. Дело уже идет не о свободах, не о конституции («мы ждем!» говорит на этот счет Гучков в Думе), о барышах идет дело, о кармане, а тут ждать нельзя. Внешних рынков для русского капитала никто не заготовит, — их нужно, не теряя ни минуты, брать с бою. Манчжурия, Персия, Финляндия, Балканский полуостров — всюду много могущественных соперников, везде Россия стоит во второй, третьей, а то и десятой очереди. «Проталкивайся вперед!» понукает буржуазия царя. «Работай локтями, веди нас за собой». Не только октябристы, но и кадеты готовы примириться с царским правительством — при условии: чтоб оно было сильным не только внутри, а и вовне. Но тут-то и открывается гибельная щель в государственном здании Столыпина-Крупенского-Гучкова-Милюкова.
Царизм и внешние рынки
Революция и контрреволюция доконали военные силы царизма. Солдаты, что стоят теперь под ружьем, все набраны после 1905 г. Это либо сознательные и непримиримые враги правительства, либо темные, запуганные, а то и развращенные реакцией выходцы захолустий. Офицерство сплошь воспитывалось на борьбе с народом. Лучшие элементы ушли или изгнаны, на всех высших постах командных — подбор бесстыдства, негодяйства и кровожадности. Позорище интендантских порядков лишний раз обнаружило пред всем миром, какова есть царская армия. Само правительство лучше, чем кто бы то ни было, знает ей цену. Войны оно боится, как смерти. Война с Японией ли, с Австрией или с Германией — может принести ему только полный разгром извне, революцию внутри. «С сильным не борись!» это царь твердо зарубил у себя на носу. И во внешней политике его правительство, несмотря на все подзуживания октябристов и кадет, теперь твердо знает только одно правило: молча проглатывать унижения, с христианской кротостью переносить пощечины.
В Манчжурии — напирает Япония. Она укрепилась в южной части и правильно движется к северу. В конце прошлого года северо-американское правительство предложило нейтрализовать Манчжурию, т.-е. освободить ее от японского и русского захвата. Царь и его министры с радостью унесли бы из Манчжурии ноги, подальше от Японии, — но не смеют. Почему? Япония не позволяет. Она не только разбила царскую армию, но и подчинила себе дальневосточную политику царизма. Только из страха перед Японией, которая не хочет очищать Манчжурию, царское правительство не отсекает от себя свою манчжурскую железную дорогу — хвост, ущемленный в тисках Дальнего Востока.
Пробовал царь воспользоваться смутами в Персии и захватить ее северную часть. Но в Персии победила революция — и приступиться к ней не легко.
Кадеты и октябристы изо всех сил тащат царскую дипломатию на Ближний Восток, в богатые будущностью земли Балканского полуострова. Но эта задача царю совсем не под силу. Турция, государственным трупом которой мечтали поживиться петербургский коршун и все капиталистическое воронье Европы, возрождается и крепнет благодаря победе революции. Когда Австрия, воспользовавшись периодом замешательства на Балканах, окончательно укрепила за собой две населенные сербами провинции, Боснию и Герцеговину, «защитник славянства» — царь стоял, бессильно опустив руки. Одним этим ударом Австрия, опиравшаяся на Германию, вышибла с Балкан царскую дипломатию со всей ее октябристско-кадетской славянобратской челядью*. Великие патриоты из среды думского большинства и «ответственной» (кадетской) оппозиции несколько месяцев подряд жалобно скулили, показывали австриакам кукиши в кармане и отравляли воздух испарениями своего негодования. Подстрекаемый ими Извольский** поднял шум на всю Европу и даже прервал правильные дипломатические сношения с Австрией. Но — «с сильным не борись!» И вот на днях Извольский, не получив от Австрии ломаного гроша, отказался от всех своих претензий и сдался на капитуляцию. Как на Дальнем Востоке царское правительство из страха перед Японией поддерживает японскую политику, так на Востоке Ближнем оно из страха пред Австрией и Германией склоняется пред политикой Австрии. Таково действительное положение дел. И никакие царские поездки в Италию, никакие торжественные приемы балканского и сербского князей в Петербурге не скроют и не затушуют того факта, что вся внешняя политика контрреволюции есть сплошная летопись унижений и позора!
* Речь идет здесь о присоединении Боснии и Герцоговины к Австрии. Это присоединение было провозглашено 7 октября 1908 г. Обе провинции были фактически отданы Австрии еще 30 лет тому назад, на Берлинском конгрессе в 1879 г., и не кем иным, как Россией, которая в 1876 г., согласно тайному рейхштадтскому соглашению, дала свое согласие на оккупацию Австрией Боснии и Герцоговины, выговорив себе взамен этого нейтралитет Австрии в будущей русско-турецкой войне 1877 — 1878 года. Берлинский конгресс утвердил это тайное соглашение, передав России в виде компенсации часть молдаванской Бессарабии, отрезанную от Румынии. Присоединение Боснии и Герцоговины и состоявшееся одновременно с этим провозглашение — при содействии Австрии — независимой Болгарии рассматривались как поражение царской дипломатии на Балканах. — Редакция Госиздата в 1920-е гг.
** Извольский — царский дипломат. Был министром-резидентом при папе Римском, посланником в Белграде, Мюнхене и Токио. С 1906 по 1910 г. был министром иностранных дел. Проводил политику сближения с Англией, заключив с нею в 1907 г. договор о разграничении сфер влияния в Персии. С 1909 г. — член Государственного Совета, а с 1910 г. — посол в Париже. — Редакция Госиздата в 1920-е гг.
В основе дипломатических поражений лежит, как сказано, бессилие царской армии. А военное ничтожество царизма наводит буржуазную Европу на размышления о непрочности всего третьеиюньского порядка. Биржа готова давать царизму миллиарды на самые грязные дела, — если только царизм силен. Но если царизм слаб, то никакие ручательства Маклакова не смягчат сердца биржи. Новый бюджет подвели без дефицита, чтоб не стучаться к французам за мелочью. Но о новых колоссальных займах мечтают все: и Коковцев, и Гучков, и Милюков. Флот строить, армию реформировать, железные дороги проводить, промышленность «поощрять» — на это нужны большие миллиарды. Но биржа не торопится отвалить их людям 3 июня. Перед приехавшими в Россию французскими парламентскими и биржевыми дельцами извивались без всякого отдыха. Либералы водили гостей в Думу: «у нас, слава богу, есть конституция». Коковцев водил французов в банк, показывал золото и в слитках и в мешках: «мы, слава богу, не мошенники». Французы любезно улыбались, но пиджаков не расстегивали и даже дали откровенно понять Коковцеву, что дело не в банковском золоте, — оно может улетучиться в несколько месяцев, — а в развитии производительных сил страны.
Дума в опасности
Оказывается, что революционные задачи нельзя ни обойти, ни на кривой объехать. Контрреволюционный блок, с кадетами в пристяжке, подходил к ним так и этак, пытался развернуть широкую внешнюю политику, чтоб уйти подальше от внутренней, — но каждый раз упирался в военное бессилие царизма. Кадеты первые пытаются скинуть с себя ответственность за империалистические планы и неудачи. Они теперь с головой выдают Извольского, которого год тому назад собственными боками защищали от ударов социал-демократических депутатов. «Неославизм зачах, — пишет «Речь», — не успев расцвесть». Как будто не кадеты были запевалами в славянофильском хоре. За кадетами пошли народовцы*. После законопроекта о выделении Холмщины**, после отнятия костелов, разгрома польских школ и культурных учреждений, народовцам славянофильствовать не с руки. «Мы ни в чем не видим реального единства славян», заявляет их вождь Дмовский, еще недавно распинавшийся за Великую Россию. Недовольны и октябристы. Черная кошка прошла между ними и властью. Они не могут простить ей международных унижений. С другой стороны, октябристская Дума так же мало дала правительству, как правительство — октябристской буржуазии. И Столыпин видит все меньше интереса ласкать октябристов и обнадеживать их. «Я сам помещик!» заявляет он, группируя вокруг себя «национальную» бюрократически-помещичью партию. Хомяков***, помещик-октябрист, сочетание самодура и добродушного папаши, примиряющего все имущие партии с председательского стула, первый пал жертвой начинающегося раскола между октябристами и национальными столыпинскими молодцами. Ему на «смену» пошел сам Гучков. Он решил, что дело не в Думе, а над Думой — в этих придворных сферах, где опять пытаются при помощи золота поставить на ноги «Союз русского народа» и двинуть его против Думы. Он покидает руководство партией, чтобы в качестве председателя Думы найти непосредственный доступ к царю. Чего не дал Столыпин, то даст царь. Нужно только прорвать придворное кольцо дворянской камарильи, нужно довести октябристскую правду до царя. Превращение лидера партии в шептуна при царе, это — последняя и самая жалкая попытка октябристов спасти третьедумскую колымагу, которая скрипит, громыхает и вот-вот развалится.
* Народовцы — влиятельная партия польской буржуазии. Возникла в 1888 г. в виде «польской лиги». На съезде в 1897 г. получила название «народово-демократической партии». Объединяла значительную часть помещиков, буржуазии и интеллигенции. Своей целью партия вначале ставила создание независимой Польши. Однако, в связи с нарастанием рабочего движения и укреплением торгово-промышленных сношений между польской и русской буржуазией, народово-демократическая партия быстро правеет. Съезд 1903 г. уже отрекается от требования немедленного освобождения Польши и выставляет взамен лозунг автономии Польши в рамках существующего в России политического строя. Основной задачей партии теперь становится борьба с революционным движением в Польше. Партия принимает все более антисемитский и клерикальный характер. Революция 1905 г. и последующая реакция окончательно связали народовцев с царским самодержавием на основе классовой солидарности и борьбы с социализмом; народовцы формируют боевые отряды для борьбы с революционным пролетариатом; за время с 1905 по 1907 г. этими отрядами было убито до 400 рабочих. В Государственной Думе народовцы во главе с Дмовским и Парчевским составили руководящее ядро «польского коло». В первых двух Государственных Думах «польское коло» иногда блокируется с кадетами и ведет оппозиционную линию, но весьма нерешительно, а в третьей и четвертой Думах оно уже определенно идет за октябристами. Во время войны 1914 — 1917 г.г. народовцы стоят всецело на стороне царского правительства, в особенности после его манифеста о «даровании Польше автономии». С начала организации самостоятельного Польского государства в 1918 г. они участвуют в сделке с польскими мелкобуржуазными партиями, дают им возможность захватить власть и с их помощью подавляют рабочее движение в Польше. В последующие годы народовцы вступают в блок с партией кулаков, пястовцами и вместе с ними становятся у власти (кабинет Дмовского, образовавшийся в июне 1923 г.), но революционная волна, вновь поднявшаяся в конце того же года, заставляет правительство Дмовского уйти в отставку. Народово-демократическая партия является организатором и руководителем многочисленных фашистских организаций. — Редакция Госиздата в 1920-е гг.
** Законопроект о выделении Холмщины — был внесен в Государственную Думу еще в 1909 г. В основном законопроект сводился к следующему: из входивших в состав Польши Седлецкой и Люблинской губерний выделяется восточная часть, которая образует самостоятельную Холмскую губ., подчиняющуюся Киевскому генерал-губернатору. «Историческое право» России на Холмский край столыпинский законопроект выводил еще из времен Владимира Святого. Целью законопроекта объявлялась защита русского населения Холмского края от «латинизации и ополячивания». Для достижения этой цели инородческое население края подвергалось всевозможным ограничениям: изгонялись национальные языки из судопроизводства и школы, евреям и полякам воспрещалась покупка земель и т. д. Обсуждение законопроекта началось в третьей Думе 25 ноября 1911 г., а закончилось только 26 апреля 1912 г. Большинством голосов 156 против 108 законопроект был принят с некоторыми изменениями: так, вместо подчинения Холмщины киевскому генерал-губернатору устанавливалось ее непосредственное подчинение министру внутренних дел. Принятие шовинистического закона о выделении Холмщины вызвало нескрываемую радость со стороны «истинно-русских людей» и взрыв негодования со стороны польских трудовых масс. — Редакция Госиздата в 1920-е гг.
*** Хомяков, Н. А. — видный октябрист, смоленский дворянин-землевладелец. Был смоленским губернским предводителем дворянства, позднее — директором департамента министерства земледелия. Член второй и третьей Дум от Смоленска. В третьей Думе Хомяков был избран председателем. Система думских скандалов развернулась при нем особенно широко. В должности председателя Думы Хомяков пробыл до 4 марта 1910 г. — Редакция Госиздата в 1920-е гг.
Как скоро развалится, сказать нельзя. Но мы, социал-демократы, умеем ждать. И ждать не бездеятельно. Принесет ли дальнейшее прозябание третьей Думы пользу гучковской «конституционной монархии» или нет, но работа нашей фракции в Думе во всяком случае сослужит делу сплочения пролетарских сил немалую службу.
Но если борьба имущих классов и клик приведет к скорому взрыву, и царь уберет Думу вон, — мы-то во всяком случае не испугаемся. При обнаженном абсолютизме и задачи политической борьбы предстанут пред народом во всей своей революционной наготе.
С Думой, как и без Думы — мы ведем линию революции. И на неизбежный кризис Думы 3 июня мы ответим нашим старым, но не устаревшим лозунгом: Учредительное Собрание на основе всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права!
«Правда» № 11, 31 (18) марта 1910 г.