Из русской жизни.
«Правда» № 12, 3 (16) апреля 1910 г.
102-я статья!
Департамент Полиции потревожил господ губернаторов, жандармов и прокуроров, предложив им обсудить последние тактические резолюции Центрального Комитета нашей партии. Так как социал-демократы «всех фракций» собираются вовлечь в сеть своей партии легальных деятелей рабочего движения, то господам прокурорам предложено раскинуть встречную сеть каторжных статей над социал-демократами — «всех фракций». Уразумев из резолюции о положении дел в партии необходимость теснейшей связи между легальной и нелегальной работой, департамент поспешил скрепить единство социал-демократической тактики скандальной цепью 102-й статьи. Курлова не смутишь: большевистский ли череп или меньшевистский — выбрить по полголовы! Различие идей под черепами ничуть не нарушает курловского «единства действий»…
Однако же, если не смущающийся Курлов надеется своей 102-й статьей смутить историческое развитие рабочего класса, то он жестоко промахнется в своих расчётах. Тактические резолюции ЦК — и об этом надлежало бы дополнительно известить губернаторов, жандармов и прокуроров — рассчитаны на неизбежное превращение социал-демократии в организацию самодеятельного пролетариата. 102-я статья — очень грозная статья, но только до тех пор, пока она от отделяет партию от массы. А перед лицом массы, которая сама становится партией, курловская статья бессильна, как расстрелянный патрон. Как римский император Калигула мечтал о человечестве об одной голове, которую можно бы отрубить ударом топора, так маленькому департаментскому Калигуле-Курлову придётся долго мечтать об единой голове пролетариата, половину которой можно бы, не вводя Коковцова в непосильные расходы, обрить на точном основании 102-й статьи… Но пока пролетариат многоголов, «номер» 102-й у Курлова не пройдет!
Тайна побед и тайна поражений.
— Податное бремя нужно установить так, чтоб оно послужило на пользу отягощенного дворянства! — Левым депутатам Думы нужно зажать рот за хулу на дворянство! — Печати — запретить опубликовывать левые речи! — Прибыль крестьянского банка от продажи земли крестьянам преподнести дворянам! — Губернаторов освободить от подчинения министру, но тем прямее поставить под опеку поместного дворянства! — Финляндию отдать на кормление чиновникам-дворянам! — Евреев, поляков — ни к каким должностям не подпускать! — крестьянских детей большим наукам не учить! — Мещан в люди не выводить! — Все должности, все места, все куски пожирнее — дворянам!
Постановления совсем разбойничьи, — и тем не менее они открыто, среди бела дня, выносились на последнем, мартовском съезде 33-х объединённых дворянских обществ в Петербурге… А ведь совсем недавно — в 1905-6 годах — дворянство казалось поверженным во прах, требование экспроприации помещичьей земли охватило массы народные, дворянские усадьбы пылали, а владельцы их с перекошенными от ужаса лицами бежали в губернские города, в столицы, заграницу. Более двух тысяч поместий было разрушено и сожжено… Казалось, что красноречивый урок дала революция дворянству, огнём выжгла свое предупреждение на его привилегированном лбу. И всё-таки, как видим, ничуть не смирила его. Что же дало дворянству возможность оправиться в такой короткий срок и — хоть и с клейменным лбом — удержать все позиции привилегированного сословия? Ближайший ответ ясен: на защите интересов дворянства стоял весь государственный аппарат. Но кто руководил самим государственным аппаратом? Да это же самое дворянство! Значит, дело всё-таки сводится к самому классу, к его безошибочному инстинкту, к его историческому упорству. Здесь нужно искать тайну успеха!
Дворянство столетиями привыкло властвовать, давить, грабить, командовать, наслаждаться, — это вошло в его кровь и в нервы. Что может принести ему пользу, что — вред, оно узнает по одному нюху, как породистая собака. Иначе, как наследственно-властвующим сословием, оно себя и представить не может. Исторические удары и поражения кажутся ему случайными недоразумениями, которые должны миновать, не могут не рассеяться. Воля к власти никогда не покидает его.
Либеральные мозгляки обвиняли пролетариат в преувеличенности классовых требований и этим объясняли поражение революции. Как раз наоборот! Слабость революции определялась смутностью классового инстинкта угнетённых масс, нерешительностью их натиска, их неуверенностью в своих силах и правах на победу. Здесь скрывается тайна поражений!
Классовой самоуверенности пролетариату должно поучиться у своего заклятого врага. У паразитического сословия, как дворянство, самоуверенность становится отвратительной наглостью, ибо направлена на отстаивание интересов касты против всего хода исторического развития и против нравственного сознания народных масс. У пролетариата же классовая самоуверенность, достигая своих высот, превращается в благородное революционное дерзновение, направленное к освобождению классов, народов и наций из под постыдного ига наследственных каст.
Горнорабочие или каторжане?
Несколько месяцев тому назад представитель съезда горнопромышленников юга России, фон-Дитмар, писал, критикуя законопроект о страховании рабочих: «Условия нашей деревенской и городской жизни таковы, что ещё до поступления на работу почти всякий рабочий уже болен какой-либо болезнью, которая с медицинской точки зрения лишает рабочего трудоспособности и требует лечения… При соблюдении закона почти всех рабочих придётся лечить, ибо почти все рабочие больны, — истощением, малокровием, катарами, неврозом и т.д.»
Горькая, грозная истина! Она становится ещё грознее, если прибавить, что одних несчастных случаев в горной и горнозаводской промышленности юга более 60 000 в год. Но какие же отсюда выводы? Для Дитмаров выводы просты: — «Если заставят нас, шахтовладельцев, участвовать взносами в страховании рабочих, мы принуждены будем озаботиться более безопасным оборудованием шахт, нам придётся увеличить заработную плату, сократить рабочий день и т.д., чтобы рабочий стал крепче. Разорение!»… Конечно, лучше всего бы обойтись совсем без рабочих. Но, увы! — промышленный капитал живёт лишь тогда, когда он эксплуатирует труд раба-человека. Спрос на уголь, вследствие жестокого кризиса, выбросившего на большую дорогу десятки тысяч рабочих, уменьшился, но не прекратился. Закрывая совершенно самые большие рудники, крупные промышленники явно желали лишь обойти этим рабочих: — «пусть, мол, поголодают, станут ещё мягче!» Это как нельзя лучше доказали владельцы одного из наиболее богатых, Жилловского рудника, которые, как сообщают из Таганрогского округа, предложили правительству отстроить возле рудника каторжную тюрьму, с тем, чтобы каторжане работали в шахтах.
Сколько зайцев возмечтали сразу убить капиталисты: — правительство заставит каторжан работать по какой угодно промышленникам цене, страховать не надо, никаких забастовок и забот! — «Долой же рабочих, заработаем каторжанами!..»
Одно только забыли при этом промышленники: — что голод отец бунта. И ещё: — что в дни безработицы быстро зреет в массах мысль о необходимости захвата пролетариатом в общественную социалистическую собственность те средства производства, которые созданы рабочими и которые у них вместе с хлебом отнимают. И тем скорее будет зреть эта мысль, чем более капиталисты будут пугать рабочих дикими проектами замены рабочего труда арестантским.