Заметки наблюдателя.
«Правда» № 14, 24 июня (7 июля) 1910 г.
Так Лев Троцкий назвал свою обновленную колонку фельетонов. — /И-R/
Мобилизация негодяйства.
Точно большой магнит стоит над Россией, вытягивая на-верх, к власти, всю дрянь и почисть русской жизни. Давно прошел первый порыв боевой контр-революции, когда сословные интересы, с одной стороны, темнота и демагогия, с другой, собрали в черные дружины сиятельных дворян, попов, темных мещан, запуганных крестьян, продажные подонки городской улицы … На постах остались теперь только специалисты-наемники, люди, выбитые из нормальных условий существования, пройдохи в рясах, ханжи с ножами за пазухой, шулера из гвардейских офицеров, субъекты насквозь проплеванные, битые, выкинутые из корпораций и сословий, «мерзавцы своей жизни», — вот все они теперь, слегка вымытые, причесанные, порассованы и пристроены на места — в Думе, в тюремном ведомстве, при полиции, на железных дорогах»… И в то время, как царские сенаторы разъезжают по России и ловят за фалды интендантов, сдирающих с солдатских ребер кожу с мясом, тысячи еще не наевшихся патриотов пролезают во все щели государственного хозяйства с твердым намерением показать «бездефицитному» гучковскому бюджету, где раки зимуют.
Ату его!
От открытых уличных погромов реакции пришлось отказаться. «Времена не те!» вздыхает царский наперсник Дубровин, отставленный от дел за непримиримый черносотенный радикализм и неукротимую склонность к «партизанским выступлениям». Другие погромные фельдмаршалы заседают в Думе. Тактику пришлось изменить, но цель осталась та же. Погромную работу — под видом «законодательной» и «административной» — правительство с Думой взяли на себя. Всякий стыд давно отброшен. Пуришкевич и Марков работают как загонщики, Гучков, как конституционный председатель, Маклаков, как благородный свидетель. Всем есть работа. Под руководством бессарабского недоросля Крупенского Дума учинила разгром Финляндии. Царские клятвы? Эка невидаль! По уверениям Меньшикова, сам бог-Саваоф в таких случаях охулки на руку не кладет. — Государственный Совет разгромил старообрядцев. Обещания свободы вероисповедания? Мало ли какие обещания давались перепуганным царем в проклятом году! — Поляков громят в законопроектах о западном земстве и об отнятии Холмщины. К чорту славянобратские чувства, ибо дело идет о земском пироге! Наконец, когда дело доходит до евреев, победители окончательно раздеваются нагишом. Ведь «Бунд», по признанию Столыпина, оставил у них па душе очень «скверный осадок»! Евреев сгоняют с насиженных мест, детей отрывают от матерей, больных выселяют с мест лечепия, на нарушителей запрета устраивают полицейские облавы в лесу. Ату его! Вся третье-июньская государственная машина превращена в гигантский капкан на инородца. Главный механик и ловчий, бия себя в грудь, как пойманный конокрад, разглагольствует в Думе о законности и народном правосознании. А услужающая сволочь глядпт ему в рот и ржет от патриотического иоодушевления.
Под знаком благочестия.
Где виселица — там крест, где погром — там благочестие … Вспомнили саровские действа, которыми семь лет назад думали остановить шествие революции, и учинили в мае всенародное перенесение праха княгини Евфросинии из Киева в Полоцк. За своевременную и аккуратную эвакуацию «святых мощей» митрополит Флавиан жалуется от царя орденом Владимира первой степени и, надо полагать, хорошими прогонными деньгами … Под карауловские причитания в Думе о великой миссии церкви Христовой, синодские шакалы и гиены делают отличные дела. Попы прибирают к рукам школы, укрепляются в земствах. По стране рыщут синодские миссионеры, с которыми опасно встречаться на большой дороге. Выползают из трущоб и канав предсказатели, пророки, праведники, «братцы» Иоанны, «старцы» Распутины … Наиболее предприимчивые из этих проходимцев ползут в столицы, пробираются в великосветские дома и к самому царю. Там теперь большая потребность в предстателях пред богом. Пугаясь собственного срама и непотребства, победоносная реакция пытается прикрыться плащаницей благочестия. Тщетно! Душу свою она несет с собой всюду, — и благочестие ее само становится непотребством и срамом.
Царь-огарок.
И в центре всей этой разнузданной, насильнической, ворующей и святошествующсй братии, как ее средоточие, как духовный вождь, и в то же время, как знамя, стоит царь. Тупому, запуганному, озлобленному, ничтожному — ему жутко пред лицом великой страны, и он чувствует себя как раз по себе среди той мути, которую подняла со дна контр-революция … Он поощряет, одаряет, подстрекает, обеспечивает безнаказанность, — они злодействуют или пакостничают именем его. Они соединяются при этом во враждующие шайки, вступают в свалку из-за каждого куска, открыто обличают и поносят друг друга, — и все тайны того мира, который начинается в Царском Селе и кончается в хулиганской харчевне — к ужасу либеральных монархистов — всплывают наверх. Дубровин доносит, что шайка Маркова и Восторгова снова получила за свою погромную проповедь какую-то бешеную сумму от царя. А поп Восторгов тут же похваляется, что надул царя, поднеся ему «подложную» икону …
Чего им стыдиться, если царь не стыдится, выставляя срамоту свою напоказ? Он принимает у себя черносотенные отбросы студенчества и снимается с ними на одной фотографии; на Пасху он лобызается с депутациями истинно-русских душегубов и открыто заявляет себя членом «Союза русского народа». В то время, как сибирский сатрап Селиванов вырабатывает дьявольский проект сосредоточения всех политических ссыльных на голодном острове Ольхане, в улусах сифилитических бурят, — в это время царь каторги и виселиц неотменно милует погромщиков, буянов-гвардейцев, сановных казнокрадов и даже простирает длань своего милосердия над учителем Дю-Лю, приговоренным к каторге за развращение и насилование маленьких девочек. Что ему честь, совесть, стыд — этому «помазаннику», на лбу которого выжжено: 9-е января и 3-е июня! Жалкий огарок на опозоренном троне, он воплощает в себе тот строй, который им увенчивается. Воплощает и — обрекает. Ибо чем грязнее, подлее и ненасытнее торжествующая реакция, тем полнее и решительнее будет великая чистка, когда пробьет ее час.
Неунывающий.