Группировки в немецкой социал-демократии.

В связи со статьей тов. Буквоеда (Рязанова) «Меринг о войне», содержание которой, как убедились наши читатели, шире ее заглавия, редакция находит необходимым, во избежание всяких недоразумений, высказаться по поводу вопроса, затронутого во вступительной части статьи, именно по поводу внутренних группировок в немецкой социал-демократии.

«Принято считать, — говорит тов. Буквоед, — что крайнюю левую в среде немецких интернационалистов образует группа «Internationale»* — Этот взгляд мы разделяем целиком. Отнюдь не считая себя обязанными солидаризироваться со всеми теоретическими оценками или тактическими критериями каждого из членов этой группы, ни группы в целом, мы, однако, считаем, что именно то течение, знаменем которого явился журнал «Internationale», представляет собою революционный фланг немецкого интернационализма, и что именно с этой группой нам больше всего придется итти рука об руку в дальнейшей борьбе. Мы очень далеки от того, чтобы умалять значение теоретической ориентировки для социал-демократии или отдельных ее течений; мы не сомневаемся также, что не только философско-исторические, но и непосредственно-тактические расхождения внутри левого крыла немецких интернационалистов возможны и даже неизбежны. Но нормальные партийные группировки определяются и объединяются прежде всего политической, действенной позицией. С этой точки зрения наша солидарность принадлежит целиком той группировке, политические действия которой выражались в голосованиях и заявлениях Либкнехта, в так называемом «манифесте 200», в ряде нелегальных прокламаций, как «Главный враг — в собственной стране», и т. п.

* Группа Меринг, Люксембург; к этой же группе идейно примыкают: К. Либкнехт, К. Цеткин и др. — Л.Т.

Как сообщает в своей статье тов. Буквоед, Либкнехт вместе с другими руководился в начале войны критерием освободительно-наступательной войны. Этот «критерий» мы, как знают читатели, считаем совершенно несостоятельным и мы можем лишь отослать читателей к дальнейшим статьям тов. Буквоеда, где с полной убедительностью вскрывается эта несостоятельность. Но мы считаем в то же время необходимым напомнить, что в той декларации, которую Либкнехт внес при втором голосовании военных кредитов, он дает своему отрицательному вотуму не формальное обоснование, под углом зрения наступательной или оборонительной войны, а революционно-социалистическое. Можно, разумеется, жалеть, что Либкнехт не занял этой позиции сразу, а выступил заодно с Гаазе. Но это запоздалое сожаление мало даст нам для ориентировки в нынешних группировках внутри немецкой социал-демократии. После 4-го августа 1914 г. прошло 15 месяцев. За это время позиции успели определиться. Имя К. Либкнехта — такова сила политического действия! — стало во всем мире синонимом социалистического мужества, а имена Гаазе и Каутского стали в лучшем случае синонимами половинчатости.

Каутский задолго до настоящей войны понимал ту опасность, какая таится в критерии «обороны» и «нападения» для тактики пролетариата. На партийном съезде в Эссене, в 1907 г., Каутский возражал Бебелю поистине пророческими словами.

Когда же предсказание, которое Каутский сделал в Эссене, в качестве логического аргумента, стало страшной действительностью, Каутский капитулировал перед охваченным национализмом большинством партии, подбирал для этого большинства наименее компрометирующие его политику аргументы, доказывал, что все обстоит благополучно, закрывал глаза на чудовищную националистическую и милитаристическую деморализацию в рядах партии и профессиональных союзов, увещевал недовольных и призывал их — не к верности социалистическому знамени, а к соблюдению «дисциплины». Если оппозиция в партии — и в первую очередь Либкнехт — подняла голос возмущения, то не благодаря Каутскому, а вопреки ему.. И только когда противоречие между большинством и оппозицией обострилось до последней степени, Каутский — отнюдь не примыкая к оппозиции, не подписывая глубоко-принципиального «манифеста 200» — признал наконец, наличность империалистических тенденций в немецком социализме и, вместе с Бернштейном и Гаазе, выступил с протестом, направленным исключительно против аннексионных притязаний. Когда позднее практически встал вопрос о восстановлении международных социалистических связей, Каутский и Бернштейн явились в Берн для бесплодных переговоров с французским национал-синдикалистом Жуо; но их не было, разумеется, как и Жуо, на конференции в Циммервальде. Поскольку же на этой последней были элементы, приближающиеся к Каутскому слева, как Ледебур и др., революционным элементам конференции, и в том числе делегации «Нашего Слова», приходилось отстаивать линию немецкой левой («Internationale», «манифеста 200») против пассивно-пацифистской линии «манифеста трех» (Каутского, Бернштейна, Гаазе).

Из всего сказанного совершенно ясно, в каком смысле мы солидаризируемся с группой «Internationale», с Либкнехтом и Цеткин, как с наиболее яркими выразителями крепнущего интернационалистского течения в немецком рабочем движении. Именно эти элементы ведут сейчас в Германии мужественную борьбу против «гражданского мира», обличают лицемерие идеологии «национальной обороны», разбивают рамки легальности и восстанавливают массы против войны и правящих. Рука об руку с этими элементами мы начали и будем вести далее работу по созданию Третьего Интернационала!

 

«Наше Слово», 17 ноября 1915 г.