Сотрудничество с социал-патриотами.

(Ответ Мартову.)

Мартов, по-прежнему, уклоняется от постановки вопроса по существу, в плоскости политической целесообразности, всячески стараясь его свести в плоскость формальной казуистики и многочисленных, более чем спорных аналогий.

Совершенно верно, что около года тому назад, когда размежевание между интернационалистами и социал-патриотами находилось на первой стадии и когда впервые всплыл рассматриваемый сейчас вопрос, редакция «Нашего Слова», правильно или неправильно, не видела оснований для вынесения превентивного решения, признающего недопустимым сотрудничество в «Нашей Заре». В течение дальнейших 12-ти месяцев у редакции не возникало практического повода ставить этот вопрос, так. как из двух ее членов, входящих в августовский блок, Мартов только собирался «совместно выступать» на страницах «Нашей Зари», но так и не выступил, а другой, Бэр, ни разу не заявлял нам о своем намерении сопутствовать Мартову. Опасаться, что кто-нибудь из интернационалистов не-меньшевиков найдет момент благоприятным для того, чтобы открыть партийный кредит журналу Потресова, Маевского и Левицкого, совсем не приходилось.

Мартов «не считал» тех из нас, которые были против его участия в «Нашей Заре». Что ж, подсчитать никогда не поздно. Если Мартов этим серьезно займется, он убедится, что таких очень много и за пределами нашей редакции: не только весь лагерь ленинцев, которых не приходится скидывать со счетов, когда говорят о взаимоотношениях между интернационалистами и социал-патриотами, не только все нефракционные интернационалисты, но и революционные меньшевики-интернационалисты, которых, к счастью, имеется не мало и которым выступления Мартова в защиту сотрудничества в «Нашем Деле» причиняют одни только огорчения. Мартову сейчас гораздо легче было бы подсчитать тех, кто с ним согласен в этом вопросе. И чем дальше он будет откладывать подсчет, тем легче будет его задача.

Но Мартов хочет нас заставить думать, что «Наше Дело» перестало быть идейным очагом социал-патриотизма, так как в редакции-де произведены какие-то никем не замеченные административные перемены. Орган действительно объявлен «дискуссионным»*. Мы не станем повторять здесь уже развивавшиеся нами соображения на счет полной неуместности «дискуссионного» сожительства с теми, кто ведет против социал-демократии открытую политическую борьбу. Но мы спросим: где же она, эта дискуссия, в дискуссионном органе? Мы берем «Наше Дело», как оно есть, мы видим его газетные ответвления, петроградское «Рабочее Утро» и самарский «Наш Голос», мы имеем пред собою авторов, статьи и идеи, которые действительно определяют для внешнего мира политический облик этого журнала. И мы говорим: «Наше Дело» есть главный очаг социал-патриотической пропаганды в России. Мы можем только пожать плечами по поводу того, что Мартов в нашей оценке «Нашего Дела» пытается открыть наше застарелое недоверие к органу меньшевиков. Нужно ли нам ссылаться на последнюю резолюцию лондонских революционных меньшевиков, у которых, надеемся, нет застарелой ненависти к органам меньшевизма, но которые требуют непримиримой борьбы с «Нашим Делом», ставя его рядом с Плехановым**. Мартову остается разъяснить читателям «Нашего Слова», что до лондонских меньшевиков доходят только книжки «Нашего Дела», но не дошла весть о спасительных переменах в составе его редакции.

* Напомним кстати, что карикатурно-патриотическое «Свободное Слово» Дейча в Нью-Йорке также объявлено было «дискуссионным».

** Группа призывает всех стоящих на интернационально-пролетарской почве к беспощадной борьбе против социал-патриотов (Плеханов, «Наше Дело» и т. д.), затемняющих классовое сознание пролетариата и тем самым преграждающих ему путь к выполнению его революционных задач настоящего момента и к его движению вперед к осуществлению своей исторической миссии». (Из резолюции Лондонской Группы Содействия Р. С.-Д. Р. П.)

Мы не можем тут же не обратить внимания всех революционных меньшевиков на то, что, характеризуя нашу оценку «Нашего Дела», как враждебный поход против меньшевизма. Мартов тем самым прилагает свои руки к тому, чтобы — в полном противоречии со своей прошлой работой в «Н. Слове» — отождествить в общественном мнении партии и Интернационала меньшевизм с социал-патриотизмом. И мы смеем утверждать, что нашей прямой и открытой постановкой вопроса о «Н. Деле» мы оказываем действительную услугу революционному меньшевизму и, в частности, нашей думской фракции. Тогда как Мартов своей политикой попустительства и затушеваний толкает меньшевизм к растворению в социал-патриотизме. Товарищи-меньшевики! Помните о петроградских выборах!

Напрасно Мартов снова осложняет вопрос безразборчиво набросанными примерами Ледебура, Гоффмана, Мергейма… Мы меньше всего являемся алхимиками идеи раскола, как философского камня. Мы заявляли не раз, что вопрос об организационных формах борьбы интернационалистов за влияние на пролетариат не является для нас принципиальным, а целиком подчинен соображениям политической целесообразности. У нас нет организационных решений, пригодных для всех стран и на все случаи жизни. Но мы знаем и говорим, что сейчас в России при явном преобладании интернационалистов в политически оформленном рабочем движении; при многочисленности неопределившихся и колеблющихся элементов, для которых авторитет с.-д. партии имеет огромное значение; при том исключительном значении, какое у нас имеют органы печати; при той развращающей политической работе, какую сейчас открыто выполняют в пролетариате социал-патриоты, эксплуатируя авторитет социал-демократии, — при этих условиях участие интернационалистов в их органах, оставаясь фиктивным или полу-фиктивным по существу, не может не сводиться к тому, что имена интернационалистов будут играть роль наживки для уловления колеблющихся и не-разобравшихся. Позиция Мартова была бы может быть гораздо сильнее, если бы он хоть раз выступил на страницах «Нашего Дела» со статьей, в которой недвусмысленно призвал бы социалистических рабочих повернуться спиною к идеям Потресова, Левицкого, Маслова, Череванина, Горского и др., как смертельно враждебным историческим интересам пролетариата. Но мы опасаемся, что социалистические рабочие будут тщетно искать такой статьи на страницах «Нашего Дела». Все, что они до сих пор видели там, это имя Мартова, как свидетельство того, что он отнюдь не усматривает между своими идеями и идеями «Нашего Дела» никакой смертельной вражды.


Защита безнадежной позиции приводит Мартова к такому истолкованию смысла циммервальдского манифеста, которое мы считаем нашим долгом отвергнуть со всей категоричностью. Мы сказали, что в Циммервальде мы подписывали обязательство непримиримой борьбы с социал-патриотами, которые, говоря словами манифеста, «взяли на себя перед рабочим классом, перед его настоящим и будущим, ответственность за эту войну, за ее цели и за ее методы». Мы считали, что беспощадная характеристика, какую манифест дает социал-патриотам, именно и означает принятие нами пред лицом «пролетариев Европы» обязательства непримиримой борьбы с теми, которые «попрали постановления» интернациональных конгрессов, «призвали рабочих к приостановке классовой борьбы, «голосовали за военные кредиты», «предоставили себя в распоряжение правительства для разных услуг», «предоставили своим правительствам министров-заложников для охранения национального единения» и пр. и пр. Все это подлинные выражения манифеста. Но, восклицает Мартов, обязательство непримиримой борьбы с социал-патриотами «не заключается ни в одной. строке ни одного документа». Какой же смысл имеет в таком случае вся эта беспощадная характеристика социал-патриотов перед лицом рабочих масс? Не означает ли она, что рабочие должны выражать недоверие каждому депутату, который голосует за кредиты, и требовать от него сложения мандата, требовать выхода в отставку министров или лишать их партийного мандата и пр. и пр.? Неужели же Мартов вынужден уже своей нынешней позицией к тому, чтобы не делать и этих выводов из циммервальдского манифеста? Это его дело. Но мы смотрим на наше участие в циммервальдской конференции именно, как на обязательство продолжать непримиримую борьбу с социал-патриотами, прежде всего с русскими, а стало быть с теми самыми, с которыми Мартов считает возможным сотрудничество в добровольно подобранных «коалиционных» редакциях.

Таковы-то оказываются те наши «пристрастные и фракционные нападки», вследствие которых, по словам Мартова, «все большая часть меньшевиков чувствует себя вынужденной держаться в стороне от «Нашего Слова». Если б это было так, это значило бы на самом деле, что та внутри-фракционная политика, которую защищает против нас Мартов, успела целиком принести свои гибельные плоды, притупив революционную бдительность широких кругов меньшевизма. Это значило бы, что даже та более чем печальная роль, какую сыграли руководящие круги августовского блока во время питерской кампании, неспособна породить спасительный отпор со стороны самих меньшевиков, отпор мужественный, решительный и доведенный до конца. Но это не так. Мы не сомневаемся — и даже те поневоле ограниченные наблюдения, какие мы можем сейчас сделать, укрепляют в нас эту уверенность, что в среде рабочих-меньшевиков имеются многочисленные революционные кадры, для которых связь с революционными интернационалистами всех фракций гораздо выше чисто-фракционной, политически-реакционной связи со штабом социал-патриотов из «Нашего Дела»; которые тяготятся этой последней связью; которые завтра потребуют вместе с нами ее разрыва; которые циммервальдский манифест понимают, как обязательство непримиримой борьбы с социал-националистическими отравителями; которые хотят вести эту борьбу и довести ее до конца, не связывая себя никакими соображениями фракционного родства и свойства. Эти меньшевики-революционеры не смогут отстраниться от нас, как и мы не можем отстраниться от них: мы выполняем одно общее дело. На их суд, как и на суд общественного мнения всех интернационалистов, мы отдаем затяжной конфликт Мартова с нашей редакцией.

«Наше Слово», 12 декабря 1915 г.