Факты и выводы.
(Еще о петроградских выборах.)
В Петрограде идут новые выборы в военно-промышленный комитет, а, между тем, итоги сентябрьским выборам еще и до сих пор не подведены с необходимой фактической точностью. Мы говорим о фактической точности, ибо те более достоверные данные о ходе выборов 27 сентября, какими мы располагаем сейчас, хотя и дают картину значительно отличную от той, какая вырисовывалась из первого сообщения, проникшего в немецкую социалистическую печать, тем не менее эти новые данные и поправки не только не опрокидывают сделанных нами политических выводов, наоборот, в некоторых отношениях, еще больше укрепляют их.
Что касается 90 выборщиков большинства, то попытка зачислить их всех в сторонники «Социал-Демократа» должна быть признана несостоятельной: достаточно указать, что в состав этих 90 входило не только несколько меньшевиков, но и интернационалистское меньшинство народников. Хотя до сих пор нет данных об идейных группировках среди выборщиков большинства, не может быть, однако, никакого сомнения в том, что рабочие-большевики занимали в этом революционном блоке виднейшее место. Но, с другой стороны, все имеющиеся данные, в том числе и опубликованные в «Социал-Демократе», совершенно исключают возможность утверждать, будто выборщики-интернационалисты выступали под специфическими лозунгами «Социал-Демократа». Наоборот: поскольку социал-патриотические выборщики пытались приписать пораженческий лозунг выборщикам-интернационалистам, эти последние отвечали бурными протестами. Повторилось только в более широком масштабе, и не в начале, а на пятнадцатом месяце войны то же, что произошло на суде пяти с.-д. депутатов: лозунг пораженчества, т.-е. вывороченного наизнанку национализма, оказался отвергнут — не «шовинистами» и «прислужниками правительств», как величал всех своих оппонентов «Социал-Демократ», а всем революционно-интернационалистским авангардом русского пролетариата. Мы надеемся, поэтому, что «Социал-Демократ» не заставит нас больше возвращаться к этому печальнейшему идейному и политическому недоразумению.
Сообщение о 53.000 рабочих, будто бы бойкотировавших — по призыву меньшевистского О. К. — выборы в военно-промышленный комитет, оказалось совершенно ложным. На некоторых заводах бойкот действительно имел место, но, по-видимому, без всякого политического знамени. Довольно многочисленная группа выборщиков не приняла участия ни в одной из двух группировок и не выдвинула собственного знамени. Но это было пассивное воздержание, а никак не «бойкот». По сведениям «Рабочего Утра» всех выборщиков было 212. По официальному сообщению Центр. Военно-промышленного Комитета в собрании 27 сентября участвовало 202 выборщика. Из них 90 стали под интернационалистское знамя, 81 примкнули к противоположной группировке; остальные рассыпались бесследно. Следовательно, помимо тех 10 выборщиков, которые, по данным «Рабочего Утра», не дошли до собрания, 31 выборщик на самом собрании пассивно стали к сторонке. Возможно, что эта именно группа в 30—40 выборщиков, не примкнувших — несомненно по разным причинам — ни туда ни сюда, дала повод для создания легенды об организованном бойкоте выборов сторонниками О. К.
Мы указывали на этих столбцах на полную неожиданность применения бойкотизма центральной организацией меньшевистской фракции. Но так как перепечатанное нами из немецкой прессы сообщение не вызвало опровержений, мы вынуждены были считать его достоверным. Мнимый «бойкотизм» О. К. мы объяснили, разумеется, не упрощенно-революционными соображениями, как, напр., бойкотизм по отношению к первой Думе, а стремлением уклониться от ответа на политический вопрос по существу. В этом объяснении мы исходили из общей политической физиономии О. К., как она определяется его составом и выражается в его выступлениях.
Оказалось, однако, что О. К. не призывал к бойкоту, и что сторонники его входят в число тех 81 выборщика, которые добивались участия в военно-промышленном комитете.Таким образом, наше предположение, что, благодаря решительности социал-патриотов, выступавших под открытым «оборонческим» знаменем, интернационалистские рабочие круги августовского блока оказались выделены, наперекор политически-бесхарактерной позиции О. К., оказалось к сожалению ошибочным. На самом деле, выборщики из среды августовского блока стояли под общим «оборонческим» знаменем 81-го и противостояли лагерю интернационалистов. Такова главная поправка, какую приходится внести в данную нами раньше картину выборов.
Это, разумеется, не значит — об этом мы уже писали — будто все 81 выборщик стоят на позиции «национального единения» и всестороннего и безусловного участия в обороне (приостановка классовой борьбы, голосование за военные кредиты и пр.). Ничего подобного! В этом блоке имелись, несомненно, все оттенки от плехановского и до эклектически-интернационалистского. Но так как они противостояли другому, интернационалистскому лагерю, и противостояли не случайно, — то все они предстали пред общественным мнением пролетариата и правящих классов, как сторонники участия в обороне. Так эти два лагеря и закрепились в политическом сознании, как оборонцы и анти-оборонцы.
Против такого критерия пытается в № 3 социал-патриотического «Рабочего Утра» протестовать К. Оранский: он видит в одном лагере международность и реализм, а в другом — космополитический анархизм. На это ему совершенно правильно возражает «Призыв»:
«Мы не можем понять аргументацию Оранского и думаем, что он перевел спор в спор о словах. То, что разделило Интернационал на два лагеря, это именно вопрос о том, может ли и когда пролетариат защищать свое отечество, не противоречит ли лозунг обороны классовой борьбе пролетариата, и не исключает ли лозунг обороны международную солидарность пролетариата воюющих стран… До тех пор, пока не будут даны ясные ответы на эти коренные вопросы, к полемике всегда будет примешиваться целый ряд недоразумений».
Это выражено неуклюже, но по существу совершенно правильно.
На центральный вопрос: о допустимости военного сотрудничества партии пролетариата с современным [империалистическим, хотя бы и демократизированным, государством О. К. не дал принципиального отрицательного ответа. Этим он оставил дверь открытой для всех оттенков социал-патриотизма. К. Оранский, представляющий левый фланг социал-патриотического «Рабочего Утра», настаивает на том, что в резолюции 81 не нашло себе выражения «какое-либо определенное оборончество». Более того, наказ, исходивший, по-видимому, из среды элементов, близких к О. К., указывал, что «в данной общественно-политической обстановке рабочий класс не может взять на себя никакой ответственности за оборону страны»*. Но это, как справедливо говорит «Призыв», не затрагивает существа того разногласия, какое раздирает ныне весь Интернационал. Можно отказываться брать на себя ответственность за ведение обороны в России в данных условиях, — и в то же время солидаризироваться с Гедом и Вандервельде: такова была первоначальная позиция авторов письма к Вандервельде. И петроградские выборы показали, что условные сторонники обороны («при демократических условиях») оказались политически ближе к явным и открытым социал-патриотам, чем к интернационалистам. И с полным правом «Призыв» говорит о полупатриотах типа Оранского: это «не единомышленники, но союзники»!
* Через полтора года, после мартовской революции, вопрос этот получил решающее политическое значение. — Л.Т.
В этом же лагере Горский требует, чтоб участие в выборах рассматривалось исключительно под углом зрения организационного использования, независимо от отношения к участию в обороне. Мартов правильно отмечает, что такого рода организационная позиция, опустошенная от политического содержания, «вместо того, чтобы облегчить дело организации рабочих, должна скорее привести к их дезорганизации. На пороге революционной полосы в истории России рабочий класс должен отдавать себе возможно ясный отчет в том, какие цели и какими методами он будет отстаивать в ходе революционного процесса, должен знать, для чего и во имя чего он организует свои силы. Всякая недоговоренность и недодуманность, проявленные сейчас, жестоко отомстят за себя завтра». Участие О. К. в петроградских выборах как нельзя ярче подтвердило эти слова.
Подходит ли равнодействующая О. К. ближе к позиции Оранского или Горского, разница несущественная. И в том и в другом случае это уклонение от ответа на центральный для социализма вопрос. Раньше мы имели основания думать, что свое уклонение О. К. выразил в неожиданной форме организационного «бойкота». Оказывается, что на самом деле О. К. склонился к самодовлеющему организационному «использованию», не давая ответа об его политических целях. Организационная форма уклонения оказалась иная, но само политическое уклонение налицо. И факт остается во всем своем значении: революционная честь пролетариата была спасена 90 выборщиками, а сторонники политики О. К. всех оттенков оказались среди 81.
Из этого обстоятельства мы уже сделали надлежащие политические и организационные выводы. Серьезный шаг в том же направлении сделала на днях парижская группа меньшевиков, заявившая, что «позиция, занятая русской частью О. К., вредна, особенно сейчас, когда социал-патриоты обнаруживают в России значительную активность, открыто в политической борьбе выступая против интернационалистского большинства пролетариата. Принимая это во внимание, группа считает необходимым скорейший созыв конференции августовского блока, которая должна, не останавливаясь перед разрывом с своими социал-патриотами, непоколебимо установить революционно-интернационалистскую позицию блока и выбрать строго-интернационалистский О. К. До тех же пор группа требует от интернационалистских элементов О. К. отказа от всяких компромиссов с социал-патриотами, непримиримого проведения интернационалистской политики и решительных выступлений в открытой политической борьбе перед лицом пролетариата против патриотических элементов блока». (Курсив наш.)
Эта резолюция пока есть только симптом. Но мы твердо надеемся, что завтра все революционные меньшевики-интернационалисты поднимут голос протеста, те же слова прозвучат с большей решительностью и ясностью, и за словами последуют — дела!
«Наше Слово» 19 декабря 1915 г.