Письмо товарищу Моризэ.

Это письмо Андре Моризэ поместил в качестве предисловия к своей книге, озаглавленной «У Ленина и Троцкого». — /И-R/

«Известия» № 57, 11 марта 1922 г.

Дорогой товарищ Моризэ!

Сообщение о подготовляемой Вами к печати книге о Советской России меня искренне обрадовало. Вы были в России, как друг. Вы имели возможность осмотреть все, что заслуживало Вашего интереса. Вы служите делу французского и мирового пролетариата, следовательно, Вами может руководить только стремление говорить трудящимся массам правду о первой республике труда. А это самое важное и ценное.

Вы знаете лучше кого-либо другого, как много о нас лгали. Международную капиталистическую и социал-демократическую ложь о Советской России можно разбить на две категории. К первой относятся продукты злобной и небескорыстной фантазии; сообщения о том, как пируют советские сановники, как они арестовывают друг друга, как артиллеристы «национализируют» женщин буржуазного класса и пр., и пр. Эта ложь внутренне противоречива, однообразна и глупа. Ей верят наиболее отсталые консьержки и некоторые министры. Ко второй категории лжи относятся картины, составленные из кусочков правды. Это ложь более высокого порядка. Ее поприще обширнее, ее источники богаче. Революция — очень суровый процесс, в особенности, в стране, где есть десятки миллионов отсталых крестьянских масс. Если вооружиться фотографическим аппаратом и злой волей, то можно сделать много снимков из жизни нынешней Советской России, которые в совокупности своей доставят большое удовлетворение каждому реакционному буржуа. Революция есть разрушение во имя нового созидания. Понять революцию как в ее возвышенных, так и в ее мрачных чертах может лишь тот, кто берет ее в ее внутренней неизбежности, в борьбе ее живых сил, в логической последовательности ее этапов. Этим я вовсе не хочу сказать, что революция непогрешима. Но для понимания ее ошибок, как и ее творческих завоеваний, необходим большой исторический масштаб.

Когда мы приступили к созданию армии, значительная группа французских офицеров еще находилась в России; они были свидетелями первых усилий советской республики на военном пути. Они относились к этим усилиям с высочайшим скептицизмом. Не сомневаюсь, что их донесения в Париж заканчивались неизменным выводом: ничего не выйдет. Мелкие буржуа в форме не видели в революции ничего, кроме разрушения, жестокости, беспорядка и хаоса. Все это в революции есть. Но в то же время в революции есть нечто большее: она пробуждает к жизни миллионы отсталых народных масс, она вооружает их большими политическими целями, она раскрывает перед ними новые пути, она пробуждает в них дремлющую энергию. Именно потому она совершает чудеса. Казалось бы, этого не нужно доказывать пред аудиторией народа, который имеет в своем прошлом Великую Революцию.

Много раз за эти последние годы я носился с мыслью изучить английскую печать эпохи Великой Французской Революции, речи тогдашних министров и их политических лакеев, тогдашних Клемансо и тогдашних Эрве — только для того, чтобы сделать голое сопоставление реакционной клеветы правящей Англии конца XVIII века с той клеветой, которую «Temps» и его подголоски распространяли за эти годы о Советской России. К сожалению, у меня до сих пор не хватило для такой работы времени. Но я заранее не сомневаюсь, что совпадения получились бы, поистине, замечательные. Можно не сомневаться, что радикальные английские современники Робеспьера искали в свое время совершенно законных аналогий с английской революцией XVII столетия; а это опять-таки неизменно должно было вызывать негодующие протесты благочестивых реакционных историков: английская революция, несмотря на свои «излишества» была-де великим явлением, тогда как французский террор есть просто мятеж невежественной и кровожадной черни… В конце концов, реакция, даже вооруженная самой злой волей, не изобретательна. Официозная французская клевета против советской революции есть, помимо всего прочего, литературное воровство, жалкий плагиат у литературных поденщиков Питта.

С особенным злорадством Мерргеймы и их патроны ссылаются на наши затруднения в хозяйственной области. Теперь они с ликованием провозгласили на весь мир, что мы вернулись к капитализму. Они слишком торопятся злорадствовать и ликовать. Советская республика социализировала банки, промышленные предприятия и земли. Для того, чтобы вернуть все это бывшим владельцам, нужно опрокинуть революцию и раздавить ее. Сейчас мы от этого дальше, чем когда бы то ни было. Вы можете это с полной уверенностью сказать французскому пролетариату. Но верно то, что мы изменили методы социалистического строительства. Сохраняя предприятия в руках рабочего государства, мы для проверки их выгодности или невыгодности применяем методы капиталистической калькуляции и рыночного оборота. Руководить всеми предприятиями из единого центра, правильно распределяя между ними необходимые силы и средства по заранее составленному государственному плану, можно будет только на несравненно более высокой стадии социалистического развития. Нынешняя стадия имеет подготовительный характер. Рынок сохраняется. Промышленные предприятия государства в известных пределах ориентируются самостоятельно, продают и покупают, создавая, таким образом, жизненные опоры для будущего единого социалистического хозяйственного плана. Правда, на ряду с этим мы идем на отдачу отдельных предприятий капиталистам на концессионных началах. Хозяйственная отсталость России и ее неисчерпаемые естественные богатства оставляют широкое поле для применения концессионного капитала. Государство сохраняет в своих руках основные, важнейшие предприятия промышленности и транспорта. Мы допускаем, следовательно, соревнование между чисто капиталистическими концессионными предприятиями и однородными предприятиями социалистического государства, при неоспоримом перевесе этих последних. Но весь вопрос в соотношении сил. Реформисты питали в свое время надежду на то, что кооперация постепенно поглотит капитализм. До тех пор, пока власть оставалась в руках буржуазии, охранявшей частную собственность на средства производства, такая надежда являлась чистейшей утопией. По отношению к России мы можем сказать, что до тех пор, пока власть остается в руках рабочего класса и все основные отрасли промышленности сохраняются в руках государства, «незаметное» и «безболезненное» восстановление капитализма при помощи концессий немногим более осуществимо, чем социалистическое перерождение капитализма при помощи кооперации. Говорить о возвращении к капитализма нет причин. Мы имеем лишь изменение методов социалистического строительства. Наш опыт и наши выводы на этом пути принесут величайшую пользу рабочему классу всех стран.

Мы многому научились за эти пять лет революции. Но мы ни от чего не отказались. Я не думаю, чтобы капиталистический мир, каким он вышел из ада войны и каким он живет перед нами сегодня, давал нам повод для пересмотра наших основных воззрений. Капитализм исторически осужден. Будущее принадлежит коммунизму.

С братским коммунистическим приветом,

Л. Троцкий.

9/3 1922 г.