Необходимое объяснение с синдикалистами-коммунистами.
Настоящая статья, вызванная некоторыми печатными выступлениями французского т. Лузона, была написана вскоре после IV Конгресса. Но тогда в порядке дня встал вопрос о борьбе с правым крылом, с диссидентами второго призыва, с гг. Верфейем, Фроссаром и К°. В этой борьбе мы шли и идем рука об руку с синдикалистами-коммунистами, — и я отложил поэтому печатание статьи. Мы твердо убеждены, что и в дальнейшем наше единение с революционерами синдикализма не нарушится. Вступление в партию нашего старого друга Монатта было для нас большим праздником: люди такого закала нужны революции. Но было бы, разумеется, неправильно, оплачивать сближение ценою идейной неясности. Очищение и упрочение французской партии сделало за последние месяцы крупнейшие успехи. Мы можем поэтому спокойно и по-дружески объясниться с теми товарищами-синдикалистами, с которыми нам впереди предстоит долгая совместная работа и борьба.
В ряде статей и выступлений тов. Лузон по важнейшему вопросу о взаимоотношениях между партией и синдикатами защищает и обосновывает позицию, в корне расходящуюся с позицией Коммунистического Интернационала и доктриной марксизма. О преданности т. Лузона делу пролетарской революции с большим уважением отзывались и отзываются французские товарищи, мнение которых я, в свою очередь, привык уважать. Тем необходимее выступить против его неправильных взглядов на такой важный вопрос.
Тов. Лузон отстаивает полную и безусловную «независимость» синдикатов — от чего? — очевидно, от чьих-то искушений. От чьих? От мнимых покушений партии. Синдикальной автономии, необходимость которой бесспорна, Лузон придает, однако, какое-то абсолютное значение, почти что мистического характера. При этом крайне неосновательно он ссылается на Маркса.
Синдикаты представляют собою — говорит Лузон — «рабочий класс в целом». Партия же есть только партия. Рабочий класс в целом не может быть подчинен партии. Между ними не может быть даже и равенства. «Рабочий класс сам в себе заключает свою цель». Партия же может только обслуживать рабочий класс или служить ему. Партия не может поэтому «аннектировать» (!) рабочий класс. Существовавшее до последних мировых конгрессов в Москве взаимное представительство Коминтерна и Профинтерна означало, по Лузону, признание равноправия и равноценности класса и партии. Теперь это взаимное представительство устранено. Тем самым партия возвращена к ее служебной или подчиненной роли. Т. Лузон одобряет это. Такова была, будто бы, и позиция Маркса в этом вопросе. Поэтому отмену взаимного представительства профессиональной и партийной организации Лузон истолковывает, как отказ от лассальянских (!) и социал-демократических (!!) ошибок и возвращение к принципам Маркса.
Таково существо статьи Лузона в «La Vie Ouvrière» от 15 декабря. Самое поразительное в этой, как в других аналогических статьях, это то, что автор как бы сознательно и притом герметически закрывает глаза на то, что происходит во Франции. Можно подумать, что статья писалась на Сириусе. Иначе, как понять утверждение Лузона, что синдикаты это «рабочий класс в целом». О какой, собственно, стране говорит Лузон? Если речь идет о Франции, то синдикаты там, насколько известно, еще далеко не совпадают, — к несчастью, — с рабочим классом в целом, ни даже с его половиной. Вследствие преступных маневров синдикалистов-реформистов, которым помогали в этом деле слева кой-какие анархисты, французская синдикальная организация расколота на две части. Каждая из этих частей охватывает не больше трехсот тысяч рабочих. Это значит, что ни одна из них в отдельности, ни обе они вместе, не могут быть отождествлены с французским пролетариатом в целом. Они охватывают пока еще лишь незначительную часть его. К этому еще нужно прибавить, что у С.G.Т. и С.G.T.U. разная политика. У первой — политика соглашательства, у второй — политика революционной борьбы. Тов. Лузон поддерживает C.G.T.U. против С.G.Т. — и это очень хорошо. Больше того, внутри самой С.G.T.U. тов. Лузон представляет определенную тенденцию. Как же тут быть с утверждением, что рабочий класс, совпадающий будто бы с синдикальной организацией, в себе самом заключает свою цель? Через кого же и каким путем рабочий класс Франции эту цель выражает? Через организацию Жуо? Очевидно, нет. Через С.G.T.U.? Но эта организация, имеющая уже крупнейшие заслуги, пока что — увы? — не совпадает с классом. Наконец, не так давно С.G.T.U. стояла под руководством группы «секретного договора» (анархисты-синдикалисты). Ныне С.G.T.U. стоит под руководством синдикалистов-коммунистов. В какой же из этих двух периодов С.G.T.U. правильнее выражала интересы рабочего класса? И кто это проверит? Если мы захотим это проверить, справившись с международным опытом нашей партии, то мы впадем — по Лузону — в смертный грех, ибо поставим тем самым партию «над классом» и предоставим ей решать вопрос о том, какая политика нужна классу. Если же мы обратимся к самому классу в его целом, то — увы! — застанем его в состоянии расколотости, беспомощности и безгласности. Разные части класса, организованные в разных Конфедерациях, разные синдикаты одной и той же Конфедерации, разные группы одного и того же синдиката будут нам давать разный ответ, а подавляющее большинство пролетариата, остающееся вне Конфедераций, пока что… воздержится от ответа.
Ни в какой стране нет профессиональной организации, которая не совпадала бы с рабочим классом в целом. Но в других странах есть профессиональные организации, охватывающие, по крайней мере, очень значительную часть рабочего класса. Во Франции этого нет. Если партия не смеет — по Лузону — «аннектировать» (что, собственно, это значит?) рабочий класс, то на каком, собственно, основании Лузон предоставляет это право синдикализму?
Тов. Лузон может возразить: «Сейчас французская синдикальная организация очень слаба, но мы не сомневаемся в ее дальнейшем росте и окончательной победе». На это мы ответим: «Бесспорно; и мы в этом убеждены; но столь же мало сомнения в том, что и партия завоюет безусловное доверие подавляющего большинства рабочего класса». Дело идет для партии, как и для синдикатов, не о том, чтобы «аннектировать“ пролетариат, — Лузон напрасно пользуется оборотами и выражениями, обычными для наших противников в их борьбе против революции, — а о том, чтобы завоевать его доверие; достигнуть же этого можно только правильной тактикой, проверяемой через опыт. Где же и кем эта тактика, сознательно, критически и планомерно вырабатывается? Кто предлагает ее рабочему классу? С неба она не падает и от «рабочего класса в целом» (Ding an sich), она не излучается. Вот вопрос, над которым тов. Лузон, по-видимому, не задумывался.
«Пролетариат в самом себе заключает свою цель». Если освободить эту фразу от мистической оболочки, то она, очевидно, должна означать, что исторические цели пролетариата определяются его социальным положением, как класса, его ролью в производстве, обществе и государстве. Это совершенно бесспорно. Но это ровно ничего не дает нам для понимания того специфического вопроса, который мы сейчас исследуем: каким путем пролетариат приходит к субъективному пониманию исторической цели, обусловленной его объективным положением? Если бы пролетариат в целом способен был непосредственно постигнуть свою историческую цель, то не нужно было бы ни партии, ни синдикатов: революция пролетариата рождалась бы на свет вместе с самим пролетариатом. На самом деле процесс, которым пролетариат приходит к познанию своей исторической миссии, есть очень длительный и очень болезненный процесс, полный внутренних противоречий. В результате долгой борьбы, испытаний, ошибок, опыта правильное понимание путей и методов развития проникает в головы лучших элементов рабочего класса, составляющих его авангард. Это относится в общем и целом не только к партии, но и к профессиональным союзам: эти последние тоже начинают с небольшого ядра активных рабочих и растут лишь постепенно, на опыте, завоевывая доверие масс. На всем историческом пути борьбы революционных организаций за влияние на класс, идеологи буржуазии противопоставляют «рабочий класс, как целое» не только его партии, но и его синдикатам, обвиняя их в стремлении аннектировать рабочий класс. «Le Temps» пишет это по поводу каждой стачки. Другими словами, буржуазные идеологи противопоставляют рабочий класс, как объект, рабочему классу, как субъекту. Ибо лишь через сознательное меньшинство своё рабочий класс постепенно становится субъектом истории. Таким образом, мы видим, что то, что т. Лузон говорит против «претензий» партии, целиком распространяется и на «претензии» синдикатов — особенно во Франции, ибо французский синдикализм — повторим это снова — и как организация, и как теория, был и остается до сего дня партией. Именно поэтому он в свой классический период (1905—1907 гг.) пришел к теории «инициативного меньшинства», а не «пролетариата в целом». Что такое инициативное меньшинство, связанное единством доктрины, как не партия? И что такое, с другой стороны, массовая синдикальная организация без руководящего сознательного инициативного меньшинства, если не голая организационная форма без содержания?
Именно тот факт, что французский синдикализм был партией, нашел свое выражение в расколе, когда внутри синдикализма обнаружились политические разногласия. Но партия революционного синдикализма боится отвращения французских масс к «партиям» вообще. Поэтому революционный синдикализм не принимал имени партии и организационно оставался полуоформленным. Это партия, которая рамки свои стремилась слить с рамками синдиката, или, по крайней мере, найти прикрытие в синдикате. Отсюда фактическое подчинение синдикатов претензиям отдельных тенденций, фракций и даже котерий в синдикализме. Отсюда же и pacte, т.-е. франк-масонская карикатура на партийную организацию внутри синдикальной.
И наоборот. Именно Коммунистический Интернационал вел жестокую борьбу против раскола синдикального движения во Франции, то есть против фактического превращения его в синдикалистские партии. Именно Коммунистический Интернационал выдвигал на первый план исторические задачи рабочего класса в целом и огромное самостоятельное значение профессиональной организации с точки зрения этих задач. В этом смысле Коминтерн с первого дня своего существования отстаивал реальную, жизненную автономию профсоюзов, в соответствии со всем духом марксизма.
Революционный синдикализм, который во многих отношениях был во Франции предтечей современного коммунизма, ограничился теорией инициативного меньшинства, т.-е. партии, не превращаясь открыто в партию. Но как раз этим он мешал синдикатам превратиться в организацию если не «рабочего класса в целом» (при капитализме это недостижимо), — то, по крайней мере, широких масс его. Коммунисты не боятся имени партии, потому что их партия не имеет и не будет иметь ничего общего с другими партиями. Это не одна из политических партий буржуазного режима, а сознательное инициативное меньшинство рабочего класса, его революционный авангард. Именно поэтому коммунисты не прикрываются — ни идейно, ни организационно — синдикальной организацией, не эксплуатируют ее путем закулисных махинаций, не раскалывают ее, когда они оказываются в меньшинстве, не стесняют ни в чем ее самостоятельного развития и всеми силами помогают ей во всей ее борьбе. В то же время коммунистическая партия сохраняет за собой право высказываться по всем вопросам рабочего движения, в том числе и синдикального, критиковать синдикальную тактику и вносить свои предложения, которые синдикальная организация вольна принять или отвергнуть. Партия стремится на практике завоевать доверие класса и, прежде всего, его синдицированной части.
Что же означают те цитаты из Маркса, которые приводит т. Лузон? Маркс действительно писал в 1868 году, что рабочая партия вырастет из профсоюзов. Он имел при этом в виду главным образом Англию — единственную в то время развитую капиталистическую страну со значительными рабочими организациями. После того прошло, однако, полстолетия. Исторический опыт в общем и целом подтвердил прогноз Маркса в отношении Англии. Английская рабочая партия действительно выросла на основе тред-юнионов. Думает ли, однако, Лузон, что английская рабочая партия в ее нынешнем виде, с Гендерсоном, Клейнсом и другими во главе, может считаться партией, выражающей интересы «пролетариата в целом»? Конечно, нет. Рабочая партия в Великобритании в такой же мере предает интересы пролетариата, как однородная с нею бюрократия тред-юнионов, хотя как раз в Англии тред-юнионы гораздо ближе к «классу в целом», чем где бы то ни было. Но с другой стороны несомненно, что наше коммунистическое влияние в Англии пойдет в значительной мере через аппарат партии, выросшей из тред-юнионов, будет содействовать обострению внутренней борьбы в ней между низами и верхами, изгнанию из нее изменнической бюрократии, полному ее преобразованию и обновлению. И мы с т. Лузоном принадлежим к тому Интернационалу, который, включая в свой состав мелкую британскую компартию, борется против второго Интернационала, опирающегося на английскую рабочую партию, выросшую из тред-юнионов.
В России, — а Россия в пределах общих законов капиталистического развития является антиподом Великобритании — коммунистическая (раньше социал-демократическая) партия предшествовала профессиональным союзам и создавала эти последние. Ныне профсоюзы, с одной стороны, рабочее государство, с другой, стоят у нас целиком под влиянием и руководством коммунистической партии, которая не выросла из профсоюзов, но, наоборот, создавала их и идейно воспитывала. Не захочет ли т. Лузон утверждать, что Россия развивалась «вопреки Марксу»? Не проще ли сказать, что слова Маркса о происхождении партии из синдикатов, как показал опыт, применимы к Англии, да и то не вполне, но никак не являются тем, что сам Маркс с презрением называл «сверх-историческим» законом (la loi supra-historique)?
Все остальные страны Европы, и в том числе Франция, размещаются в интересующем нас вопросе между Великобританией и Россией. В одних странах возникновение синдикатов предшествовало появлению партии, в других, наоборот, партия появлялась раньше, но во всяком случае нигде, кроме Англии и отчасти Бельгии, партия пролетариата не выросла из синдикатов. Во всяком случае ни одна коммунистическая партия не выросла «органически» из тред-юнионов. Не станем же мы из-за этого объявлять весь коммунистический Интернационал незаконнорожденным?
Когда английские тред-юнионы поддерживали по очереди то консерваторов, то либералов, являясь рабочим хвостом этих партий, — когда политическая организация немецких рабочих представляла еще левое крыло демократической партии, причем лассальянцы и эйзенахцы находились в жесточайшей борьбе, Маркс требовал независимости профсоюзов от каких бы то ни было партий. Эта формулировка была продиктована стремлением противопоставить рабочую организацию всем буржуазным партиям и не связывать ее слишком тесно с социалистическими сектами. Но ведь т. Лузон, вероятно помнит, что Маркс основал первый Интернационал, который имел своей задачей направлять и оплодотворять рабочее движение всех стран во всех отношениях. Это было в 1864 году. Но ведь Интернационал Маркса был партией. Маркс вовсе не дожидался, когда из тред-юнионов вырастет (самопроизвольно?) интернациональная партия рабочего класса. Он делал все для того, чтобы обеспечить в тред-юнионах влияние идеям научного социализма, выраженным впервые в 1847 г. в Манифесте Коммунистической партии. Если он требовал от тред-юнионов, синдикатов и пр. полной независимости от всех существующих, т.-е. буржуазных и мелкобуржуазных партий и сект, то именно для того, чтобы тем легче обеспечить в них господство идеям научного социализма. Марксу, разумеется, и в голову не приходило видеть в партии научного социализма одну из существующих (парламентских, демократических и пр.) политических партий. Интернационал был для Маркса самим рабочим классом, пришедшим к самосознанию — в лице своего тогда еще очень немногочисленного авангарда.
Если бы т. Лузон захотел быть последовательным в своей синдикальной метафизике и упорным в своем истолковании Маркса, он должен был бы сказать: «Поставим крест над самостоятельной коммунистической партией и будем ждать, когда эта партия возникнет из синдикатов». Но такая последовательность была бы убийственной — не только для партии, но и для синдикатов. Ибо нынешние французские синдикаты не смогут восстановить свое единство и достигнуть решающего влияния на массы, если лучшие элементы этих синдикатов не сплотятся в сознательный революционный авангард рабочего класса, то есть в коммунистическую партию. Маркс не давал и не мог давать всеобъемлющего ответа на вопрос, каковы должны быть организационные взаимоотношения между партией и синдикатами Это зависит в каждый данный момент от различных причин и обстоятельств. Существует ли взаимное представительство Партии и Конфедерации или же они образуют по мере надобности «Комитет действия» — этот вопрос не имеет принципиального значения. Организационные формы могут меняться, но основная роль партии остается неизменной Партия, если она заслуживает этого имени, объединяет авангард рабочего класса и оплодотворяет своим идейным влиянием все отрасли рабочего движения и в первую голову синдикаты. Эти последние, если они заслуживают этого имени, объединяют всё возрастающую массу рабочего класса, в том числе и отсталые его элементы. Но эту задачу они могут разрешить только при правильном, продуманном, принципиально-обоснованном руководстве. А такое руководство им доступно только в том случае, если лучшие элементы профсоюзов объединены в партию пролетарской революции.
Происшедшее за последнее время очищение французской партии от слезливых мещан, салонных болтунов, политических гамлетов и пронырливых карьеристов, с одной стороны; сближение партии с революционными синдикалистами, с другой, есть огромный шаг на пути к установлению правильных взаимоотношений между синдикальной и политической организацией рабочего класса. А, стало быть, и величайший плюс для революции.
21 /III 23 г.