Доклад на VI Всероссийском Съезде металлистов
16-го июня 1923 года.
Товарищи, в центре внимания международной политики стоят сейчас два вопроса: Рур и великобританский ультиматум.
Я остановлюсь на последнем, так как он непосредственно затрагивает нас.
Десятидневный ультиматум по календарю лорда Керзона — это такой ультиматум, который предъявляется 5-го мая, а сегодня, кажется, у нас 16 июня, т. е. прошло почти столько времени, сколько по библии длился потоп, а дело еще не пришло к окончательной развязке.
Чем, однако, объясняется этот не вполне точный в отношении срока ультиматум, и чем объясняется величайшая уступчивость, проявленная нами в ответ на этот ультиматум?
Тут нужно говорить ясной отчетливо: Англия, — я, конечно, говорю, о правящей буржуазной Англии, в этом ультиматуме остается верна своей традиционной политике. Она рассматривает даже нынешнюю борьбу с нами в известном смысле, как продолжение борьбы с Россией вообще.
В чем состояла и сейчас состоит основная линия английской политики? Надо не забывать, что во главе Великобритании стоит наиболее опытная буржуазия. Не то, чтобы каждый ее Керзон был семи пядей во лбу, — этого нельзя сказать, — но у всех Керзонов вместе накоплен в течение столетий коллективный разум, коллективный опыт, коллективное вероломство великобританских правящих классов. Существо политики Англии всегда состояло в том, чтобы, стравив одно государство, более сильное, с другим менее сильным, оставаться в стороне, вознося молитвы господу империализма. Это традиционная политика Англии в течение столетий.
Англия была глубоко враждебна и царской России. Англия есть океан воды, а Россия — океан суши, который соединяет Европу с Азией. Англия своим океаном стремится ожерельем охватить каждый материк, и в Азии она всегда сталкивалась с империалистическими, захватническими тенденциями русского царизма. Во время Крымской войны, в 55-м году прошлого столетия, Англия выступила на стороне врагов России. Во время русско-турецкой войны в 1878 году, Англия снова была на стороне врагов России. Во время русско-японской войны Англия была на стороне Японии. Лишь в 1907 г., после первой русской революции, политика Англии меняется. Считая, что Россия достаточно ослаблена неудачной войной с Японией, революцией, внутренним неустройством и пр., Англия заключает в 1907 году англо-русское соглашение по персидскому вопросу, которое является вступлением к англо-русскому союзу.
Накануне империалистической войны Англия колеблется. Товарищи, когда английский пролетариат откроет все железные шкафы английской дипломатии, если эти хитрецы только не уничтожат их, он найдет бесспорные доказательства, что Великобритания хотела империалистической войны более всех других государств. Если бы Англия 1-го августа 1914 г. сказала, что она будет воевать, — то ни Германия, ни Австро-Венгрия не полезли бы в войну, а пошли бы на уступки. Если бы Англия сказала, что она не будет воевать, — то и Россия, и Франция не стали бы воевать, а пошли бы на соглашение. Накануне войны Англия держалась провокаторски и, таким образом, обрушила на европейский континент войну. По отношению к Руру то же самое. Если бы Англия не хотела, чтобы Франция увязла в Руре, ослабляя себя и истощая Германию, то рурской истории не было бы. Англия провоцировала ее, Англия хотела ее, а теперь она стоит в стороне и наблюдает, чтобы найти момент для своего вмешательства. Оставаться в стороне и загребать жар чужими руками — в этом существо политики самой вероломной в мире великобританской буржуазии.
Вспомните политику Англии во время эпохи интервенций и блокад. Все эти факты так свежи в нашей памяти, что я не буду их перечислять, хотя не скрою от вас, что как только получился ультиматум, я поручил у нас в военном ведомстве составить маленький списочек того, что совершила по отношению к нам официальная Англия за первые три года интервенций и блокад. Прежде всего, я напомню, что во время империалистической войны Россия потеряла 3.080.000 чел.; Англия же потеряла во время войны 455.000, т.-е. в 6 раз меньше, чем Россия. Для того, чтобы лорд Керзон считал себя в настоящий момент достаточно могущественным, чтобы предъявить нам десятидневный ультиматум, нужно было, чтобы пролилась во славу английского империализма кровь трех с лишком миллионов русских рабочих и крестьян. Этот счет мы тоже когда-нибудь предъявим английской буржуазии. После того, как победа Англии была обеспечена гибелью трех с лишком миллионов русских крестьян и рабочих, Англия открывает эпоху интервенций и блокад. Та же политика и в большом, и в малом. Англия с нами не воюет, но у нее есть свои экспедиционные части под Архангельском, под Мурманском. Для чего? Для того, чтобы мобилизовать там для белогвардейцев русских крестьян и рабочих, и заставлять их сражаться против крестьян и рабочих красных. Англия потеряла на севере в архангельско-мурманском районе во время оккупации не более 10—15 человек, расстреляла же она сотни. У английской контр-разведки там был свой излюбленный метод: тех, кого она заподазривала в несимпатии к русской буржуазии, она просто спускала под лед.
Сейчас Англия требует от нас компенсации двум великобританским гражданам — мужского и женского пола. Они занимались у нас невиннейшими делами: шпионили, помогали взрывать железные дороги, убивать советских деятелей и пр. И один из них пострадал — был расстрелян (но это профессиональное несчастье военного шпиона), а другую — посадили в тюрьму. Теперь мы должны уплатить 30.000 золотом этой госпоже и 70.000 пенсии наследникам почтенного джентльмена. Надо признать чрезвычайную умеренность лорда Керзона, который не требует от нас уплаты пенсии 15-ти или 30-ти англичанам, которые погибли на нашем севере.
Два слова о роли Англии на Кавказе. Мы все помним эту историю расстрела на глухой станции вывезенных из Баку 26-ти большевиков, вошедших в историю под именем 26 бакинских комиссаров, произведенного по распоряжению английского офицера Тиг Джонса и с согласия английского генерала Томпсона. Когда-нибудь мы потребуем пенсии и возмещения за 26 наших бакинских товарищей, из которых тов. Шаумян был старейшим революционером и членом ЦК нашей партии.
Вот схематическая картина роли Великобритании во время империалистической и гражданской войн. Затем поворот — торговое соглашение с нами. Почему? Под влиянием жесточайшего кризиса и в поисках выхода из него. Три миллиона безработных ложились колоссальным бременем на британский бюджет, и Ллойд-Джордж надеялся, во-первых, помочь безработице, и, во-вторых, первым войти в Россию и при помощи английского капитала реорганизовать, т.-е. экономически закабалить и превратить ее в колонию. Прошло около двух лет этой торговой политики. Что она обнаружила? Прежде всего, то, что мы развиваемся в хозяйственном смысле медленнее, чем этого хотели бы нетерпеливые барышники из Сити и не по той линии, на которую они рассчитывали. Они рассчитывали, что НЭП есть капитуляция русского пролетариата в области хозяйственного строительства, а этого в действительности нет. С другой стороны, экономическое положение Англии улучшилось и для данного момента роль англо-русских хозяйственных отношений в общем балансе Великобритании не так велика.
Наряду с этим мы наблюдаем перемежающуюся лихорадку европейской буржуазии как в международном, так и во внутреннем отношениях. Об этом надо сказать точно и конкретно, чтобы ясно понять, что мы снова вошли в острый и тревожный период, который грозит нам осложнениями, подобными британскому ультиматуму, и, может быть, еще более серьезными. Несмотря на экономическое улучшение положения в Англии и отчасти в других странах Европы (я не говорю об Америке, где жизнь капитала пульсирует более могущественно), основа хозяйства капитализма ярче всего выражается в рурской оккупации, которая означает разорение и потенциальную войну. Нормальной капиталистической жизни в Европе нет, и нет даже приближения к ней.
Такой мелкий факт, как переворот в Болгарии, о котором мы недавно читали, свидетельствует о продолжении перемежающейся лихорадки всего буржуазного общества, по крайней мере в Европе. В настоящее время опрокинуть государственную власть при помощи вооруженных контр-революционных банд стало обычным приемом в ряде стран. Муссолини, бывший социалист-ренегат, организует банды на глазах общества, окружает ими Рим, входит в парламент и заявляет, что он хозяин. И ему рукоплещет весь мир. А когда мы поступили энергично по отношению к Учредительному Собранию, это Европе не понравилось. Я не хочу наш октябрьский переворот хоть в какой-нибудь мере ставить на одну доску с итальянским переворотом, а говорю это для того, чтобы показать, как обнажилась в борьбе буржуазия Европы, которая от благочестия Ллойд-Джорджа переходит к открытому контр-революционному перевороту. Болгарский переворот произошел по фашистскому образцу. Последние телеграммы говорят, что организован он при прямом содействии агентов Англии и Италии. И было бы поразительно, если бы это было не так. Сегодня получены сведения о перевороте в Персии: там открыто работает английская агентура, там же находится тов. Шумяцкий, отозвания которого требует Англия. Но под шумок переговоров Англия свергла персидское национальное правительство, т.-е. правительство, опирающееся на бесспорную волю подавляющего большинства масс, и установила свою агентуру.
Рурская история не исчерпана. Осложнения из нее вырастают каждый день в виде расстрелов и арестов. Во Франции была попытка роялистов, которые превратились во французских фашистов, путем застращивания начать наступление на государственную власть. Попытка пока сорвалась. Но все эти факты характеризуют неустойчивость внутреннего и международного положения во всей Европе.
И, вместе с тем, есть очень важные симптомы того, что буржуазия подготовляет для себя другую ориентацию, прежде всего во Франции, а затем и в Англии. Во Франции царит национальный блок. Что такое национальный блок? Это крайне эксплуататорская организация, это — адвокатская политическая клика, которая была поднята войной и на гребне победы донесена до безраздельной политической власти в стране. Но сейчас иллюзии победы, которые сеялись национальным блоком, исчезают в народных массах Франции, и не только рабочих, но и крестьян, — буржуазия выдвигает там левый блок радикалов, радикалов-социалистов, социалистов-меньшевиков. Ближайшие выборы — через 11—12 месяцев, — по всей вероятности, неизбежно приведут, если не случится чего-нибудь покрупнее раньше в международной обстановке, к победе радикально-социалистического реформистского блока, к тамошней керенщине, которая неизбежно приведет к тому или иному соглашению с Советской Россией. Отдельные представители французского блока к нам уже приезжают. Они очень одобряют, в частности, нашу Красную Армию. Они говорят: хорошо, если бы ее присоединить к французским войскам в случае, если нам будет грозить какая-нибудь опасность. Один из них сидел у меня, когда полк, певший «За власть советскую», проходил перед окном. Он подскочил, послушал и одобрил. Во Франции — повторяю — происходит ориентация на левый блок, и происходит потому, что правое крыло буржуазии исчерпало себя.
Мы будем наблюдать в ближайшие годы во Франции чрезвычайно интересную внутреннюю борьбу, в которую острым клином врежется наша коммунистическая партия, которая теперь работает там рука-об-руку с революционными профессиональными союзами. Эта борьба приведет к победе левого блока, а это будет знаменовать бессилие буржуазии, невозможность для нее активно бороться против Советской России. Победа левого блока обеспечит нам серьезные гарантии мира на западной границе.
Консерваторы в Англии тоже не на вечные времена выбраны, — рабочая партия, т.-е. английский меньшевизм, английские либералы, независимые, словом, всё, что должно дать английскую керенщину или милюковщину, — всё это должно пойти на смену консерваторам, правым крылом которых является группа лорда Керзона. Это будет через год или через два. Можно не сомневаться, что победа левого блока во Франции автоматически поведет за собой усиление реформистской меньшевистской позиции в Англии.
В остающийся до этих изменений год консервативное крыло буржуазии попытается использовать фашистскую войну против Советской России, которая и сейчас, разумеется, является основной опасностью в глазах мировой и в особенности великобританской буржуазии. В чем состояла задача лорда Керзона, когда он предъявил нам ультиматум? Он надеялся на то, что мы в ответ сделаем такое движение, которое можно будет истолковать как пощечину, нанесенную великобританскому правительству, и которая оскорбила бы и общественное мнение всех английских филистеров, мещан, пошляков, и в том числе и мещан и пошляков из английской рабочей партии, а говорят, что процент их довольно высок. Но мы эту нехитрую ловушку поняли.
Нам надо было заставить понять филистеров, в чем тут дело, и потому, что черепа их сделаны из такого материала, который пробивать нужно долгое время, — десятидневного срока, данного нам лордом Керзоном, нам не хватило. Вот, товарищи, объяснение нашей политики. Задача состояла в том, чтобы сказать: лорд Керзон проявляет великодушие, но мы еще более великодушны: лорд Керзон миролюбиво настроен, но мы настроены еще более миролюбиво; он не хочет войны, а мы трижды не хотим ее. Вот смысл нашего ответа.
Мы, таким образом, занимались дипломатической подготовкой, разъясняли, вколачивали и кое-что в этом успели. Первый формальный результат заключается в том, что срыва, по-видимому, не будет; но я считаю, что этот результат минимальный, потому что при характере лорда Керзона, — а его характер отражает только характер правящих групп английской буржуазии, — не может быть никакой устойчивости в наших отношениях с Великобританией. Посудите сами: во время интервенции мы расстреляли английского шпиона и давным-давно забыли об этом. Торговое соглашение было подписано после этого. Теперь нам заявляют: заплатите наличными, не то мы разрываем торговые сношения с вами. Ведь это, товарищи, чудовищно, это свидетельствует о том, что у этой опытной, умной великобританской бюрократии нервы не в порядке, это нам грозит всякими вымогательствами, домогательствами как в ближайшем, так и в дальнейшем. Поэтому больших гарантий в смысле устойчивости современное положение в себе не заключает.
Ведь дело пахнет не только возможностью разрыва с Великобританией. Обратите внимание на то, что, когда Великобритания хотела использовать нашу неловкую, нетерпеливую попытку для возбуждения против нас общественного мнения в Англии, правящая Франция немножко любезничала с нами, и как раз в тот момент, когда истекал срок ультиматума. Для чего это делалось, товарищи? Несомненно, чтобы нас подбодрить, чтобы мы знали, что у нас есть «друзья» в Париже, а если бы мы очень обрадовались этим друзьям и попали в ловушку, то на нашей спине Пуанкаре с Керзоном великолепно бы соединились.
Мало того, у нас есть соседи Польша и Румыния и, несмотря на все заверения лорда Керзона в своих миролюбивых планах, несомненно, наши «друзья» рассчитывали создать нам военные затруднения на нашей западной границе и использовать остающийся короткий период, в течение которого, как я уже сказал, по-видимому, будут господствовать национальные блоки.
Вот, товарищи, в чем состоял наш план, вот какую цель мы своей уступчивостью преследовали. Мы показали, что никакого похода на Запад, как об этом постоянно твердят русские белогвардейцы и иностранные враги, мы и не собираемся предпринимать. Но наша уступчивость отнюдь не свидетельствует о недостатке силы, которую в самой неблагоприятной обстановке мы могли бы применить в случае вызова со стороны западноевропейского империализма.
Осторожность, которую мы проявили в данном вопросе, имела хорошие педагогические последствия. Она сорвала замыслы буржуазии в настоящий момент. Но полного мира ни в каком случае мы не можем иметь, потому что, прежде всего, остается, как я сказал, неустойчивое положение в Европе и, кроме того, гигантский революционный процесс на Востоке, который особенно беспокоит Англию. Ведь ультиматум главным своим пунктом, по определению самого Керзона, имел так называемую пропаганду на Востоке. Требование Керзона о прекращении на Востоке пропаганды, по характеристике более проницательных буржуазных публицистов, есть по существу своему бессодержательное требование, ибо дело не в том, что тот или другой советский гражданин, туда приехавший и даже занимающий официальный пост, в том или другом заявлении нарушил бы права Англии эксплуатировать и грабить народы Востока, — а в том, что наш строй, если он сумеет себя повести как следует быть в национальном вопросе, является величайшей смертельной угрозой для всякого колониального могущества и, прежде всего, для великобританского.
Вот почему Англию больше всего беспокоит резолюция XII съезда партии по национальному вопросу. Мы развили и уточнили нашу национальную политику и принимаем серьезные меры, чтобы ее проводить во всех отношениях и прежде всего в таких странах Советского Союза, как Туркестан, Азербайджан, где это имеет большое показательное значение для Востока. В частности, эту политику, которую мы проводим в силу наших возможностей, ресурсов и навыков, мы стараемся проводить и в области военного строительства. Мы ставим себе задачей добиться того, чтобы Туркестан через несколько лет защищался бы в первую голову туркестанскими войсками — войсками, которые будут сознательно бороться за свою республику, и тот факт, что рядом с Афганистаном, который считается независимым, но фактически порабощен Англией, будет жить Туркестан, все более и более развивающийся на своих национальных основах, будет иметь очень большое значение. Вот куда мы переносим величайшую часть нашего внимания и сил и, конечно, от этого нас не отучат никакие ультиматумы.
Процессы раскрепощения угнетенных народов, товарищи, совершаются не так быстро, как мы хотели бы. Поэтому надо сделать все для того, чтобы в ближайший период, который будет очень острым и лихорадочным периодом, армия наша не ослаблялась, а крепла. Несмотря на то, что главное внимание, главные силы свои мы направляем сейчас на хозяйственное возрождение страны, наряду с этим мы сделали первый шаг в деле перестройки нашей армии на милиционных началах.
Одна пятая пехотной дивизии будет отныне состоять из частей, в которых только постоянный состав, т.-е. командный, политический, административно-хозяйственный состав и обслуживающие учреждения входят в кадр, — а переменный состав, бойцы, не отрываясь от фабрик, заводов и деревень, только время от времени будут втягиваться в кадр для сплочения и обучения. В этом состоит сущность милиционной системы. Она приближает армию к очагам хозяйства, к фабрикам и заводам, она сочетает бойца и рабочего еще более, чем это было до сих пор в нашей армии. Милиционная система ставит новые задачи перед профсоюзами. Наши профессиональные союзы с первого дня революции проявили огромную энергию в деле развития Красной Армии. Сейчас эта связь профсоюзов с армией выражается в шефстве, которое не всегда принимало у нас правильные формы, но всегда играло огромную моральную, воспитательную и политическую роль. При милиционной системе связь пролетария и солдата должна быть еще ближе и непосредственнее, и нужно разработать формы и методы непосредственного участия профсоюзов в лице его центральных и местных органов в строительстве вооруженных сил милиции. Нужно, чтобы аттестование командного и политического состава, аттестование бойцов, их оценка, группировка, — вошло известной своей стороной в повседневную работу профессионального союза, чтобы армия была в подлинном смысле слова органом организованного рабочего класса. Вот первая задача, которую мы должны совместно разрешить, и которую, я не сомневаюсь, разрешим успешно. А превращение Красной Армии в милиционную будет совершаться постепенно. После одной пятой мы перейдем ко второй пятой, когда эта реформа обнаружит свою жизненность и силу.
Для укрепления армии нам необходима авиация. Эта идея достаточно популяризирована нашей печатью, и я не буду на ней останавливаться. Я мог бы только, товарищи, еще раз подать совет — по поводу каждого события международной жизни, по поводу каждого удара, укола и даже крупного щелчка по нашему адресу создавать, так сказать, зарубку в нашей памяти. Нам предъявили ультиматум, — мы строим отряд аэропланов и называем его «Ультиматум». Переворот в Болгарии — мы создаем отряд или аэроплан и, если тов. Чичерин нам разрешит, мы его назовем «Красная Болгария». Если на все наступления буржуазии мы будем отвечать постройкой аэропланов, то, может быть, мы всем этим наступлениям когда-нибудь положим конец.
Товарищи, для того, чтобы работа по развитию авиации и всей нашей военной техники была возможна и плодотворна, нам необходимо развитие промышленности, и прежде всего, той промышленности, которая вырывает из земли руду и при помощи угля превращает ее в металл. А металл нам дьявольски нужен, металла у нас мало. Вместо того, чтобы рассказывать все то, что я вам рассказал по поводу международной политики, можно было бы на вопрос о том, почему Керзон послал нам ультиматум — ответить: потому, что в Америке на душу населения приходится, скажем, пудов 20 чугуна, а у нас до войны приходилось на душу 1 п. 32 ф., а сейчас — 14 фунтов. Я думаю, что каждый рабочий в нашей стране и прежде всего каждый металлист должен знать эти цифры. Металла у нас мало, а новая культура и новая техника — есть техника металла.
Наша металлургия продолжает оставаться в тягчайшем положении не по вине профсоюзов, ими руководящих, а в силу нашей общей беды: мы строим хозяйство новыми методами на новых основах, но методы эти очень плоховаты. Факт бесспорный, что профессиональные союзы достигли того, что рабочий отдает сейчас производству почти ту же самую сумму своей жизненной энергии, своих нервов и мышц, какую он отдавал до войны. Интенсивность, напряженность труда приблизилась в большинстве отраслей промышленности, в том числе и металлической промышленности, к довоенному уровню, а объективная производительность труда составляет на одного рабочего, вероятно, 12—15%, а на оборудование — гораздо меньше. В чем тут дело? Мы ведем в области промышленности экстенсивное хозяйство. Экстенсивным хозяйством называется такое хозяйство, когда человек пользуется естественными богатствами, прилагая недостаточное количество техники, капитала, и берет у природы одну пятую — одну десятую часть того, что она может дать. Такой метод ведения хозяйства проводить в течение долгого времени нельзя. Мы не можем требовать, чтобы рабочий класс, в течение 5 или 10 лет, давал 100% своей производственной энергии, если мы не будем учиться приспособлять средства производства, сырье и рабочую силу к объекту производства. Концентрация производства и правильная внутренняя организация — вот центральная задача, разрешение которой определит всю нашу судьбу, — такая же революционная задача, какой была в Октябре борьба с буржуазией за государственную власть.
Нам надо всю нашу воспитательную работу, агитацию, пропаганду нашей печати не только профессиональной, которая стоит ближе к производству, но и печати общей, перестроить в этом направлении; но строить ее не в смысле призывов, а в смысле систематического правильного воспитания, построенного конкретно на условиях каждого данного производства, Я недавно говорил с группой товарищей, которые непосредственно связаны с рабочими низами в их повседневной работе. Они говорят: «Сейчас у рабочего есть тяга к повышению своей квалификации, у него есть интерес к технике производства, как к таковой, он ищет учебников». Есть у нас учебники? Нет. И нам необходимо создать сейчас, прежде всего, рабочие библиотеки, в которых рабочий, интересующийся своим производством и желающий в нем подняться по ступенькам вверх, мог бы найти необходимые пособия. Дело сейчас у нас перешло, как прекрасно выразился в последней статье тов. Ленин, к культурничеству, сейчас путем частных усилий, крупица за крупицей, мы строим новый быт на завоеванных революцией основах. Культурничество есть, другими словами, сугубое внимание ко всем мелочам быта, жизни и техники производства во всех отношениях. Поэтому нужно, чтобы в массовой работе и, прежде всего, в вашем производстве, которое по существу своему является передовым, рабочий получал от своего профсоюза, от руководящих органов компартии не только книги, которые его учат производству и помогают ему совершенствоваться в нем, но и освещение всех сторон его быта. В истекший период все вопросы, кроме непосредственно связанных с революционной борьбой, отодвигались на задний план, сейчас же рабочий класс, а за ним и крестьянство будут ждать от нас, и в первую голову от профсоюзов, ответа на все вопросы быта. У нас церковь, с одной стороны, с попом и кадилом, с другой стороны — профсоюз. Сумеет ли профсоюз объяснить и указать рабочему его место в мироздании, в производстве, в мастерской, в цехе? Сумеет ли повысить, облагородить его интерес, украсить его жизнь? Чтобы научиться это сделать, нужно постепенно подходить к мелочам быта, отражая их в нашей печати гораздо более внимательно, тщательно и умело, чем это делалось до сих пор. Если на этом закончить, товарищи, то я повторю еще раз: все это будет успешно лишь постольку, поскольку наше хозяйство будет подниматься, поскольку производительность труда на единицу оборудования и на единицу рабочей силы будет повышаться, а это, в свою очередь, возможно только при правильной научной организации труда.
В основе нашего труда и его научной организации в нашу эпоху лежит металл. Наша старая российская культурность, или, вернее, бескультурность, была построена на соломе, на тёсе. Теперь же нужен металл, и чем дальше, тем больше этот металл нужен, ибо даже в области строительства новая эпоха есть эпоха железа, бетона и стекла. Надо сказать, что и в старом характере, особенно в крестьянском, расплывчатом, бесформенном характере русского народа всегда не хватало немножко металла. Вы знаете, какую роль играет железо в крови человека. Если железа мало в крови — дело плохо. У нас, в нашем хозяйстве мало железа, и в кровеносных сосудах нашего хозяйственного организма слишком мало железа. Побольше металла в народное хозяйство! Побольше металла в народный характер!
Да здравствует металл!
По стенограмме VI съезда металлистов.