Можно ли контрреволюцию или революцию сделать в срок?
«Правда», 23 сентября 1923 г.
«Конечно нельзя. Это только поезда отходят в срок, и то не всегда»…
Точность мышления нужна везде, а в вопросах революционной стратегии тем более. Но так так революции происходят не очень часто, то революционные понятия и идеи успевают обрасти жирком, очертания становятся расплывчатыми, вопросы ставятся кое-как, и кое-как разрешаются.
Муссолини свою «революцию» (т.-е. контр-революцию) сделал в срок, заранее публично назначенный. Ему это удалось потому, что социализм не совершил революции, когда пришел для этого срок. Болгарские фашисты совершили свою «революцию» путем военного заговора, с точным назначением чисел и распределением ролей. Точно так же и испанская офицерщина. Контр-революционные перевороты совершаются почти всегда по этому образцу. Они приурочиваются обыкновенно к моменту, когда разочарование масс в революции или в демократии принимает форму безразличия и таким образом создает благоприятную политическую обстановку для организационно-технически подготовленного и заранее приуроченного к известному моменту военного удара. Ясно: благоприятную для реакционного переворота политическую обстановку нельзя создать искусственно, а тем более приурочить к известному сроку. Но когда эта обстановка в основных своих элементах налицо, руководящая партия, так мы видим, заранее выбирает благоприятный момент, приурочивает к нему политические, организационные, технические усилия и, — если в расчете не было просчета, — наносит победоносный удар.
Буржуазия не всегда совершала контр-революции. Ей приходилось в прошлом совершать и революции. Назначала ли она для них срок? Очень интересно и во многом поучительно было бы проанализировать под этим углом зрения развитие как классических, так и эпигонских буржуазных революций (тема для молодых наших марксистских ученых!). Но и без такого детального исследования можно установить следующие основные элементы вопроса. Имущая и образованная буржуазия, т.-е. та именно часть «народа», которая брала власть, не совершала революции, а выжидала ее совершения. Когда движение низов переливалось через край и опрокидывало старый общественный строй или старый политический режим, либеральная буржуазия почти автоматически получала в свои руки власть. Такую революцию либеральные ученые объявляли «естественной», неизбежной, и они же создали под именем исторических законов великие общие места: революция и контрреволюция (блаженной памяти кареевские: акция и реакция) суть естественные продукты исторического развития и, следовательно, не могут быть по произволу сделаны или назначены по календарю и пр. и пр. Эти законы никогда еще не мешали совершать хорошо подготовленные контр-революционные перевороты. Зато бесформенность буржуазного либерального мышления пробирается нередко и в революционные головы, причиняя там большие опустошения и принося практический вред…
Но даже буржуазные революции далеко не во всех своих этапах развивались по «естественным» законам либеральной кафедры: когда мелкобуржуазная, плебейская демократия низвергала либерализм, она это делала путем заговора и подготовки восстания, приуроченного заранее к известному сроку. Так поступили якобинцы — крайнее левое крыло французской революции. Это вполне понятно. Для либеральной буржуазии (для французской в 1789 г., для нашей — в феврале 1917 года) достаточно бывает выждать могущественного стихийного движения, чтобы в последний момент положить на чашу весов свое богатство, свою образованность, свои связи с государственным аппаратом и, таким образом, овладеть рулем. Мелкобуржуазной демократии, при прочих сходных; условиях, приходится действовать иначе: у нее нет ни богатства, ни общественного влияния, ни связей. Она вынуждена бывает заменить их точно продуманным и тщательно подготовленным планом революционного переворота. А план предполагает определенную ориентировку во времени, следовательно и назначение срока.
Тем более это относится к пролетарской революции. Коммунистическая партия не может занимать выжидательного положения по отношению к нарастающему революционному движению пролетариата, — такова в основе своей позиция меньшевизма: тормозить революцию, пока она развивается, воспользоваться ее успехами, когда она полупобедоносна, и сделать все, чтобы задержать ее завершение. Коммунистическая партия может овладеть властью не в результате использования революционного движения со стороны, а лишь в результате прямого и непосредственного политического, организационного и военно-технического руководства революционными массами как в период длительной подготовки, так и в самый момент решающего переворота. Именно поэтому коммунистической партии совершенно нечего делать с великим либеральным законом насчет того, что революции совершаются, а не делаются и, следовательно, не могут бытъ назначены в срок. С точки зрения наблюдателя это верно, с точки зрения руководителя — общее место и пошлость.
Представим себе страну, где политические условия пролетарской революции либо окончательно созрели, либо явно и очевидно дозревают с каждым днем. Каково будет в этих условиях отношение коммунистической партии к вопросу о восстании и назначении его по календарю?
Если страна переживает глубочайший социальный кризис, противоречия обострены до крайности, трудящиеся массы находятся в состоянии непрерывного кипения, если за партией стоит явное и бесспорное большинство трудящихся и тем самым все, что есть в пролетариате активного, сознательного, самоотверженного, — то у партии нет и не может быть другой задачи, как назначить, по возможности близкий срок, т.-е. такой срок, в течение которого благоприятная революционная обстановка не могла бы круто измениться против нас, — и, сосредоточив главнейшие усилия на подготовке удара, подчинить всю текущую политику и организацию военной цели, дабы концентрированными силами нанести: удар.
Чтобы не оперировать с отвлеченной стороной, обернемся на нашу Октябрьскую революцию. Страна находилась в состоянии величайшего кризиса — и внутреннего, и международного. Государственный аппарат был парализован. Трудящиеся все более притекали под знамена нашей партии. С того момента, как в Питерском Совете, а затем и в Московском, образовалось большевистское большинство, партия в упор стала перед вопросом — не о борьбе за власть вообще, а о подготовке захвата власти по определенному плану и в определенный срок. Таким сроком, как известно, оказался фактический день, назначенный для Всероссийского съезда Советов. Часть членов ЦК заранее считала, что момент фактического удара надо приурочить к политическому моменту съезда, Советов. Другие члены ЦК, опасаясь, что буржуазия к этому моменту успеет подготовиться и разогнать съезд, требовали перенесения его на более ранний срок. Вынесенное Центральный Комитетом решение назначало вооруженное восстание на срок не позже 15 октября. Это решение было выполнено с сознательным запозданием на десять дней, так как ход подготовки- — агитационной и организационной^-подтвердил, что произвести восстание независимо от съезда Советов значило бы посеять недоумение в среду значительных слоев рабочего класса, которые приурочивают идею овладения властью к Советам, а не к партии и ее тайным организациям; с другой стороны, выяснилось вполне, что буржуазия уже слишком деморализована, чтобы успеть в двух- или трехнедельный срок подготовить серьезный отпор.
Военный вопрос встал перед нами, таким образом, в обнаженной календарной форме после того, как партия завоевала в руководящих советах большинство, обеспечив тем самым за собою основную политическую предпосылку захвата власти. До того, как это большинство было на-лицо, организационно-технический план, конечно, не мог не быть более условным и гибким. Измерителями нашего революционного влияния были для нас Советы, созданные меньшевиками и эсерами в начале революции. Советы же явились политическим прикрытием нашей заговорщической, конспиративной работы, а затем и органами власти после фактического овладения ею.
Какова была бы наша стратегия, если бы налицо не было Советов? Очевидно, прежде всего, нам пришлось бы обращаться к другим измерителям нашего революционного влияния: профсоюзы, стачки, уличные демонстрации, всякого рода демократические выборы и пр. Хотя советы в революционную эпоху — более надежный измеритель фактической активности масс, но и при отсутствии Советов мы имели бы полную возможность убедиться, в какой момент за нами стоит фактическое большинство рабочего класса и трудящихся вообще. Ясно, что к этому моменту мы должны были бы бросить в массы, лозунг создания Советов. Но этим самым мы поставили бы весь вопрос уже в плоскость военного столкновения и, следовательно, выбрасывая лозунг созданий Советов, мы должны были бы уже иметь вполне продуманный план вооруженного восстания с назначенным сроком.
Раз большинство трудящихся за нас, по крайней мере, в решающих центрах и областях, тем самым создание Советов по нашему призыву было бы обеспечено. Более отсталые города и области последовали бы, с тем или другим опозданием, за руководящими центрами. Перед нами встала бы политическая задача: назначить съезд Советов, и военная задача — обеспечить переход власти в руки этого съезда. Совершенно очевидно, что это две стороны одной и той же задачи.
Представим себе теперь, что наш Центральный Комитет при указанной выше обстановке, т.-е. при отсутствии Советов, собрался на решающее заседание в тот период, когда массы уже стихийно тронулись к нам, но еще не обеспечили нам явного и подавляющего большинства. Как бы стали мы строить дальнейший план действия? Назначали бы мы срок восстания?
Ответ на это вытекает из всего предыдущего. Мы сказали бы себе: у нас сегодня еще нет явного и безусловного большинства; но сдвиг в массах так велик, что необходимое для нас бесспорное и боевое большинство есть дело ближайших недель; допустим, что для завоевания большинства рабочих в Петрограде, Москве и в Донецком бассейне нам нужно еще около месяца; поставим себе эту задачу и сосредоточим в этих центрах необходимые силы для ее разрешения. Как только большинство будет завоевано, — а мы проверим это на деле через месяц, — мы призовем трудящихся к созданию Советов. На это потребуется для Петрограда, Москвы и Донецкого бассейна никак не больше недели-двух; можно твердо рассчитывать на то, что остальные города и области последуют примеру центра в течение следующих двух-трех недель. Таким образом на создание сети Советов нужно положить около месяца. После того, как в важнейших областях будут существовать Совета с нашим, разумеется, большинством, мы призываем их на Всероссийский съезд Советов. На осуществление съезда нужно прикинуть еще недели две. Таким образом в нашем распоряжении до съезда имеется два с половиной месяца. В течение этого времени захват власти должен быть не только подготовлен, но и осуществлен. В соответствии с этим мы дали бы нашей военной организации программу, рассчитанную на два, максимум на два с половиной месяца для подготовки восстания в Петрограде, Москве, по линии железных дорог и пр. Я говорю условно (сделали бы, назначили бы) потому, что на деле мы действовали хотя и не плохо, но не с такой планомерностью: не потому, что нам мешали «исторические законы», а потому, что мы совершали пролетарское восстание в первый раз.
Но нельзя ли при таком методе все же просчитаться? Захват власти означает войну, а на войне могут быть победы и поражения. Но тот путь, который мы схематически изображаем, наиболее правильно, наиболее прямо ведет к цели, т.-е. максимально увеличивает шанс победы. В самом деле, если бы оказалось через месяц после нарисованного выше решающего заседания ЦК, что мы еще не имеем большинства трудящихся за собой, мы не давали бы, конечно, лозунга создания Советов, так так лозунг этот повис бы в воздухе (предполагается в нашем примере, что эсеры и меньшевики против Советов). Наоборот, если бы бесспорное боевое большинство оказалось за нами уже по истечении двух недель, это сократило бы наш план и приблизило бы решающий момент восстания. То же самое относится ко второму и третьему этапам плана: к созданию Советов и к созыву их Съезда. Мы не давали бы лозунга съезда Советов, пока не обеспечили бы, как сказано выше, фактического возникновения Советов в важнейших центрах. Таким образом реальность каждого этапа в нашем плане подготовляется и обеспечивается выполнением предшествующих этапов плана. Подготовительная военная работа идет параллельно по строжайшему календарному заданию. При этом партия властно держит в руках свой военный аппарат. Конечно, в революции неожиданного, непредвиденного, стихийного всегда много, и, конечно, мы должны со всеми этими «случайностями» считаться и к ним приспособляться, но мы сделаем это с тем большим успехом и с тем бóльшей уверенностью, чем более тщательно проработан план нашего заговора.
Революция обладает могущественной силой импровизации, но она никогда не импровизирует ничего хорошего для фаталистов, ротозеев и простаков. Побеждает: правильная политическая оценка, организация и воля к решающему удару.