Доклад на III Московском Губернском Съезде Всероссийского Союза рабочих-металлистов
Записи доклада, с незначительными разночтениями, появились в газетах «Правда» № 239, «Известия» № 241. и в других газетах в СССР и за рубежом. — /И-R/
19 октября 1923 года.
Мы переживаем такие недели и месяцы, какие редко встречаются в тысячелетия, даже, быть может, совсем не встречались в истории. До Октябрьской революции важнейшим, ближайшим к нам мировым событием считали Великую Французскую Революцию и последующие за ней события, включая наполеоновские войны. Но эти события совершенно незначительны в сравнении с теми, какие надвинулись ныне на Центральную Европу. Назрела пролетарская революция в Германии. Мы верили, что последствием мировой империалистической войны будет мировая революция. Шесть лет после нее идут в Европе непрекращающиеся классовые бои. В 1918 году в Германии были низвергнуты Гогенцоллерны. Там создалось социалистическое правительство. Министры по питерскому образцу назывались комиссарами. Рабочий класс встал у власти, но им руководили социал-демократы. Социал-демократы поступали так, как будто они были уполномоченными буржуазии по ликвидации пролетарской революции. Социал-демократические министры постепенно свели себя на нет, уступив всю полноту власти представителям крупного капитала. Хозяйство страны развалилось. Марка пала так быстро, что даже наш прыткий советский рубль не смог за ней угнаться. 12 миллионов трудящихся Германии под пятой чужестранного капитала. До 75% Рурского угля и руды захвачено поработителями. Из социального кризиса Германии выхода нет. Или распад, обнищание, культурное одичание, или пролетарская революция. Вновь делаются попытки обратиться к помощи социал-демократии. Но в то же время в Германии нарастает мощь и влияние на массы компартии.
Для успешности революции необходимо, чтобы экономические условия для нее созрели. Созрели ли они в Германии? Да, созрели. Германская промышленность концентрирована, настолько технически организована, что в этом она уступает только Америке. Организовать социалистическое хозяйство в Германии значительно легче, чем у нас, благодаря нашей отсталости. Культурный уровень германского рабочего для совершения революции достаточно высок. Итак, технические и политические условия, благоприятствующие революции в Германии, налицо. Каковы же условия в отношении классового состава? У нас при совершении Октябрьской революции было 3 миллиона рабочих на 150 миллионов остального населения, при подавляющем большинстве крестьянства. В Германии на 60 миллионов населения 15 миллионов индустриальных рабочих и 3 миллиона сельскохозяйственных. Это внушительная сила. Нужно еще одно условие, это — чтобы класс хотел и умел завоевать власть. Руководившая германским пролетариатом социал-демократия постепенно переродилась в агентуру буржуазии. Линия поведения социал-демократии в империалистической войне оказалась с классовой точки зрения несостоятельной. После войны рабочий класс Германии рвался к власти. Но между ним и властью стояла социал-демократия.
В последние годы на первый план начинает выходить коммунистическая партия. Несомненно, что партия эта, как руководительница рабочего движения, хочет взять власть. Остается вопрос — сумеет ли? Для нас совершенно несомненно, что революция в Германии неизбежна, что рабочий класс к ней готов. С 18 года германский рабочий класс пролил много крови для завоевания власти, но не завоевал ее потому, что руководители его были слабы для своей роли. После 3-го Конгресса 3-го Интернационала значение Германской компартии, нового руководителя рабочего класса, прогрессивно растет.
Нынешний кризис Германии вырос из оккупации Рура. Штреземан капитулировал перед французским империализмом. Но французский ростовщический капитал не пожелал разговаривать с побежденными. Германское буржуазное государство в агонии. В сущности единой Германии уже нет. Бавария с 9 миллионами населения под властью умеренного фашизма. Саксония с 8 миллионами населения имеет коалиционное правительство из коммунистов и левых социал-демократов. Ни та, ни другая не считаются с центральным правительством, с Берлином, где правит сейчас бессильный Штреземан. Ему парламент уступает свои права, права бессилия. Штреземан держится только на том, что ни компартия, ни фашисты окончательно власти еще не взяли. Но левый фланг германского политического фронта продолжает расти.
Каковы же будут шансы рабочего класса в предстоящей борьбе?
У нас уже есть революционный глазомер. Технически страна подготовлена. Уровень рабочего класса достаточно высок. Классом руководит компартия, выявляющая волю к власти. Но мало подсчитать ресурсы, нужно использовать их. Сумеет ли использовать наличные условия Германская Компартия?
Какая разница между теми условиями, какие были перед нами в Октябре, и условиями современной Германии? У нас была угнетенная вооруженная масса — тогдашняя армия, шедшая за нашими лозунгами. Перед рабочим классом Германии стоит стотысячная государственная армия при 3.000 офицеров. бóльшей армии нельзя иметь согласно Версальскому договору. Вербуется она из добровольцев, законтрактовывающихся на 12 лет. Такая армия рассеяна по всей стране с 50-миллионным населением (если исключить Рур), из которого более трети — пролетариат. Эта сила — ненадежная поддержка для буржуазии, особенно в современных революционных условиях. Затем в Германии имеется 135 тысяч государственной полиции. Состав ее — члены профсоюзов, в большинстве случаев социал-демократы, меньшевистски настроенные. Малосплоченные, пожилые, семейные, едва ли они охотно будут драться за дело Стиннеса и капитала. Третья контрреволюционная сила, это батальоны фашистов. Батальоны эти руководятся офицерами генерального штаба, хорошо знакомыми с искусством истребления людей. Они хорошо осведомлены в железнодорожном деле, поскольку это касается их целей. Количество фашистских батальонов — военная тайна. Но есть основание думать, что их 200—300 тысяч. Состав их — буржуазные сынки, представители мелкой буржуазии и реакционно-настроенной части крестьянства и люмпен-пролетарские элементы.
Эти силы на одной стороне, а на другой стоят рабочие сотни. Каково их количество? Мы не знаем. Это военная тайна германского рабочего класса. Но мы полагаем, что в стране с 15-тью миллионами индустриального пролетариата и 3-мя миллионами сельскохозяйственного — контингент рабочих сотен достаточен.
Таково соотношение сил.
На одном из собраний мне был задан вопрос, не является ли оппортунизмом вхождение саксонских коммунистов в соглашательское правительство? Это не оппортунизм, а революционная мера. Вспомните, что в августе 17 года мы предлагали меньшевикам и эсэрам блок против контр-революционных сил. Затем позже у нас была коалиция с левыми эсерами, вызванная необходимостью опереться на оппозиционное крестьянство, шедшее тогда за левыми эсерами.
Саксонская социал-демократия оказалась в тисках. С одной стороны, рабочий класс и представляющая его компартия, с другой — генерал Мюллер, в качестве агента генерала Секта и центрального правительства. Рабочая Саксония и фашистская Бавария, плацдармы борющихся сторон, скапливают силы. Генерал Мюллер потребовал роспуска рабочих сотен и подготовляет против Саксонии удар, стягивая к границе Саксонии войска и артиллерию. Рабочие отказались исполнить переданный Мюллером приказ центрального правительства. Мы стоим перед открытием гражданской войны, если Мюллер и Сект приведут в исполнение свою угрозу. Правительство Саксонии принуждено обратиться с призывом к рабочим всей Германии о поддержке Саксонского пролетариата. Центральный Комитет Германской С. Д. P. П. запрашивает правительство, что означает поход на Саксонию. Представляете себе, как отнесется берлинский середняк-рабочий к сообщению о том, что в Саксонии образовано рабочее коалиционное правительство, против которого идет агент центрального правительства Сект. Рабочие Германии, в частности, рабочие железнодорожного транспорта подготовляют стачку, чтобы парализовать удар фашизма на Саксонию.
Идет сильная раскачка военных действий по всей стране. События развиваются планомерно. Обстоятельства складываются чрезвычайно благоприятно для рабочего класса. Но Германия не одна. У нее есть соседи, и она не занимает такую обширную территорию, как мы. Удержат ли германские рабочие власть в своих руках в силу международной обстановки, это вопрос. Главный враг германской революции — Англия, старинный враг всех революций. Англия на суше бессильна. Ее прежняя сила базировалась на взаимном антагонизме двух сильных противников на континенте, например, Франции и Германии. Бессилие Англии на суше особенно резко выразилось в истории с ультиматумом Керзона, оставившим нам зарубку на памяти в виде нескольких самолетов. Не меньший пример бессилия Англии на суше, это ее позиция в Рурском вопросе и по отношению к Турции.
Революция происходит на суше, а на суше, как мы видели, консервативная Англия не опасна. Более сильный и опасный сосед Германии на континенте — Франция. Компартия Франции сильна, но было бы непростительным оптимизмом переоценивать ее значение.
Однако, что это значит — задавить Германскую революцию чужеземной военщиной? У нас есть пример немецкой оккупации Украины, для которой потребовалось 250-тысячная армия. А на Украине не так уже много городов, и незначительно развита железнодорожная сеть. Для чужеземной оккупации промышленной Германии потребовалось бы от 1.500.000 до 1.750.000 солдат. Замечено, что оккупационные войска очень быстро революционизируются и отчасти разлагаются в военном отношении. Французская армия насчитывает 700 тыс. чел. Чтобы решиться оккупировать революционную Германию, ей не хватило бы своей армии, а другие страны, как Польша, Чехо-Словакия, могли бы дать ей еще не более 500 тысяч. Значит, Франции нужно было бы покрыть недостаток оккупационной армии призывом восьми возрастов. Это у нас только один год призыва дает миллионный контингент. Первые три года войны мне пришлось провести во Франции. И я видел, как отразились на французском обществе потери империалистической войны. На 39 миллионов населения нации, отличающейся скудным приростом, потеря в полтора миллиона людей — колоссальна. Нет почти ни одной семьи во Франции, в которой не было кого-нибудь из близких убитых на войне. Сейчас во Франции много рабочих итальянцев, испанцев, чехо-словаков, поляков. Если французскому крестьянину сверх 300-миллиардного военного долга навязать еще оккупационную войну с призывом 8-ми возрастов, то он не стерпит. Интервенция Францией в революционной Германии не только не исполнима, но она представляет собой явное безумие. Однако, мы не знаем, на какое безумие не рискнет умирающая буржуазия ради собственного спасения.
Трудно ожидать, чтобы Польша рискнула подняться на Берлин. Выиграть она может только клок медвежьего ушка. Говорят, что война с Польшей неизбежна. Но это не так. Есть много данных думать, что войны с Польшей не будет. Что означала бы для нас эта война? Она причинила бы нам непоправимый хозяйственный и культурный вред и нанесла бы чудовищный удар нашему строительству. Мы воевать не хотим, и чтобы избежать войны мы обязаны сделать все возможное и сделаем это. Мы всецело на стороне германских рабочих. Мы с готовностью протянули бы им через голову Польши руку, чтобы подвинтить, где следует. Германским рабочим не нужна военная поддержка в их гражданской борьбе. Плоха та революция, которая не сможет победить внутренними силами. Но вот без чего не может обойтись германский рабочий, начиная революцию, — это без советского хлеба. Так же, как германскому рабочему нужен наш хлеб, русскому крестьянину нужен выход на европейский хлебный рынок. Цены на хлеб у нас катастрофически низки. При современной конъюнктуре цен трудно добиться, чтобы крестьянство смогло идти в одной хозяйственной упряжке с рабочими. Германский пролетариат обладает продуктами индустрии, необходимыми нам. Между Германией и Советским Союзом в интересах обеих сторон должен возникнуть взаимный товарообмен. Географически ключ от этого товарообмена в руках Польши. Польша может послужить нам мостом или сделаться барьером. В случае, если она окажется нам транзитным мостом, мы ей оплатим это чистоганом. Если мы не сможем провозить через Польшу германским рабочим наш хлеб и взамен его получать нужные нам фабрикаты, мы хозяйственно задохнемся. Поэтому, если Польша окажется между нами и Германией барьером, она должна попасть в тиски. Мы готовы дорого заплатить за мир, но мы не допустим хозяйственной смерти нашей страны и голодной смерти германского пролетариата. После войны с Польшей мы домогались общей с Германией границы, но у нас в тылу был Врангель, и мы не достигли желаемого. Теперь мы взамен мира и транзита через Польшу предлагаем ей транзит на восток через советскую территорию. Вот наша позиция в современном международном положении. Наши требования осуществимы, но будут ли они осуществлены, Этого сказать с уверенностью нельзя. Пятьдесят один шанс за мир и сорок девять — против. Момент требует необычайной выдержки, и нужно готовиться к войне, как будто бы она была неизбежна. В связи с этим мы обращаем особое внимание сейчас на состояние нашей армии, авиации и военной промышленности.
Некоторые товарищи полагают, что раз в Германии назревает революция, нам не до повседневной работы, не до НЭП’а, не до мелочей. Такое настроение следует преодолеть. В самом деле выпрыгнуть из повседневщины нельзя. Наоборот, все, что делаешь в повседневной работе, делай втрое лучше, втрое больше, втрое скорей. Германская революция не требует от нас, чтобы мы махнули рукой на деловые задачи дня. Наоборот, наша текущая деловая работа становится ныне наиболее ответственной.
Повторяю, что война нежелательна, она не неизбежна, но она вероятна. Если она произойдет — это будет война, навязанная нам роком. В надвигающиеся события не нужно нервничать. Страна поймет, что мы хотели избежать войны, но не смогли этого сделать. Трудящиеся массы во главе с организованным рабочим классом пойдут за нами и из нового испытания мы выйдем с честью, с победой.
Из архива.