Предисловие
К III тому книги «Как вооружалась революция»
По не зависящим от издательства обстоятельствам, предисловие ко всему III тому перенесено ко 2-ой книге III тома. — Редакция 1924 г.
Третий том захватывает период демобилизации, свертывания тыловых учреждений, постоянной перестройки армии, применительно к условиям мирного времени. Если в первые три года рабочему государству доводилось в военной области действовать преимущественно широкими мерами «героического» и потому хаотического порядка, то во второй период на переднее место выступают хозяйственные и организационно-воспитательные меры повседневного характера. Открывается полоса упорядочения организации и настойчивой военной и политической учебы. «Внимание к мелочам» становится одним из основных лозунгов строительства. Эта работа, качественно повышаясь и уточняясь, имела своей целью привести нас к плановому военному строительству широкого захвата, т. е. с расчетом на ряд лет вперед.
Но, с другой стороны, в период перевода вооруженных сил на мирное положение армия и флот попадают в самую непосредственную зависимость от общего экономического состояния страны, на перевале от военного коммунизма к нэпу. Разумеется, и в первое трехлетие Советской власти, т. е. в годы гражданской войны, жизнь и борьба армии теснейшим образом связаны были с советской экономикой. Но тогда связь эта имела совсем иной характер. Можно сказать, что во время войны не столько армия равняется по хозяйству, сколько хозяйство — по армии. Положение резко изменяется с момента заключения Рижского мира и ликвидации врангелевщины. Строить государственную оборону дальше можно было только на основе развивающегося хозяйства, иначе все угрожало развалиться. Между тем, первый после-военный период не столько залечивал нанесенные войною хозяйственные раны, сколько обнаруживал их. На грани нового периода стоит Кронштадтское восстание, как грозный отголосок невыносимых тягот, наложенных на народные массы предшествующими годами гражданской войны. Через несколько месяцев разражается голод. Правящие классы Польши и Румынии прилагают все силы к тому, чтобы при помощи бандитизма задержать наше возрождение. Под влиянием величайших хозяйственных трудностей страны нужды и потребности сокращаемой армии отступают неизбежно на второй план. Стремление обеспечить армию и флот «на сто процентов» разбивается на каждом шагу о нашу нищету, разруху и несогласованность различных элементов хозяйства. Мы прибегаем к такой исключительной, отнюдь не «плановой» мере, как материальное шефство местных исполкомов и различных государственных и общественных организаций над отдельными частями Красной Армии. Иного выхода нет. В казарме голодно и холодно. Положение командного и политического состава армии становится исключительно тяжким. Под влиянием тяги военных работников на хозяйственный и культурный «фронты», наблюдался в это время несомненный упадок политической работы в армии.
Понять смысл и характер военной работы второго трехлетия, ее достижения и неудачи можно только поняв условия, в которых эта работа производилась. Армия и военное ведомство больше всего страдали от своей непомерной численности, от громоздкости своих учреждений, наспех построенных во время войны. Темп демобилизации не поспевал за потребностью облегчить стране как можно скорее непосильную военную ношу. В деле сокращения армии трудно было решить заранее, на какой черте остановиться. Степень достигнутой безопасности прощупывалось лишь постепенно. В соответствии с этим сокращение армии шло ступенчатой линией. Отсюда непрерывный ряд реорганизаций и, как основное последствие и главное бедствие переходного периода, — чрезвычайная текучесть личного состава армии. К этому нужно прибавить, что в таком же состоянии реорганизации, перестройки, текучести находилось все хозяйство страны и, прежде всего, советский рубль. Между тем, устойчивость этого последнего получала для жизни армии решающее значение по мере перевода хозяйственных отношений на денежную основу. Армия живет по штатам и табелям, по жестким нормам, — естественно, что скачки денежной единицы и связанный с этим неизбежный произвол финансирования армии исключали всякую возможность не только планового, но и сколько-нибудь упорядоченного хозяйства. Произведенная в апреле 1923 г. попытка разработать пятилетний план развития сухопутных, морских и воздушных вооруженных сил не дала поэтому непосредственных практических результатов.
Тем не менее, уже в течение 1922—23 годов тенденции возрождения со все возрастающим успехом борются с явлениями упадка. Наблюдавшиеся, как отмечено выше, военно-«ликвидаторские» настроения (тяга из армии) были преодолены. Этим и определился благоприятный перелом во всей работе. В исключительно тяжких условиях армия закладывает прочные основы своей дальнейшей учебы, практически подготовляет первые милиционно-территориальные опыты, аппарат управления постепенно сжимается, устанавливается курс на повышение общей военной и политической грамотности низшего командного состава, а через него и рядовых бойцов — курс на хорошего «отделенного командира».
Начало после-военного периода застало флот в трагическом положении. Здесь необходима была работа полного обновления. В труднейших условиях сколачивалось новое молодое ядро моряков, создавался новый кадр специалистов и техников.
За это же время производится новая тактическая ориентировка армии, в связи с усилением огня и групповым строем пехоты, со всеми вытекающими отсюда следствиями для других родов оружия. Командный состав переобучается.
Военному ведомству удается привлечь внимание страны к вопросам авиации. Создается Общество Друзей Воздушного Флота, которое приходит на помощь реорганизованному Управлению Воздушных Сил. Авиастроение сдвигается с мертвой точки. Воспитывается новый летный состав. На первый план выдвигается задача моторостроения.
В порядке дня общественного внимания ставится вопрос о химических средствах войны. Создается Доброхим.
Военно-научная мысль за этот период питается несравненно лучшей постановкой информации и постоянным притоком иностранной военной литературы со времени прекращения блокады. Военное издательство вводит в оборот армии и флота целый ряд новых книг, переводных, компилятивных и отчасти оригинальных. Политико-воспитательная работа в армии и флоте, пришедшая в упадок в момент перехода с военного на мирное положение, снова оживает и за последний, период достигает значительных успехов.
Выработка пятилетнего плана, не давшая, как сказано, непосредственных практических результатов, не прошла, однако, бесследно: она явилась сама по себе чрезвычайно ценной школой, привив новый подход к задачам военного строительства; кроме того, исчисления ее явились как бы первым грубым приближением и точкой отправления для ведших военно-плановых работ. Незачем говорить, что только на плановом пути возможны дальнейшие прочные успехи.
Все более крупное место в нашей работе, занимало и занимает милиционное строительство. Не надо, однако, представлять себе дело так, как если бы полевые дивизии Красной Армии и милиционные являлись воплощением двух противоположных принципов. На самом деле, задача состоит в том, чтобы постепенно и «с двух концов» перевести Красную Армию, как она исторически создалась, на милиционную основу. При этом надо всегда иметь перед глазами два обстоятельства: если самая возможность перехода к милиции создана впервые установлением советского, строя, то темп перехода определяется.общим состоянием культуры страны, техники, путей сообщения, грамотности и пр. Политические предпосылки для милиции у нас заложены прочно, тогда как экономически-культурные — крайне отстали. Краевая казарма при нашей деревенской отсталости создает несравненно более высокую культурную обстановку, чем та, в которой красноармеец привык у себя дома. В этом — гвоздь вопроса. Когда то народники хныкали по поводу того;, что крестьянин вынужден вариться в фабричном котле. Мы им объясняли, что этот котел выполняет прогрессивную миссию.
Советская казарма представляет собой чрезвычайно ценный воспитательный «котел» для деревенского молодняка. Свести постепенно на нет воспитательно-культурное значение красной казармы может только хозяйственно-культурный подъем деревни и укрепление ее связи с городом. В ближайшее же время милиционное строительство должно по необходимости носить подготовительный характер. Каждый последующий шаг должен вытекать из строго проверенного успеха предшествующих шагов.
Реорганизация последнего года является прогрессивным развитием строительства предшествующих лет. Дальнейшее сжатие органов управления, омоложение руководящего состава армии и, наконец, административно-хозяйственная децентрализация, с одной стороны, опираются уже на достигнутые организационно-воспитательные успехи, а с другой стороны — предполагают дальнейшую напряженную борьбу за повышение военно-культурного и общего уровня армии и флота. Лучше снабженный, воспитанный и обученный боец — такова цель реорганизации и вместе с тем ее объективная проверка.
С прекращением гражданской войны естественно обостряется у руководящих военных работников потребность учесть и теоретически обобщить большой накопленный опыт военного строительства и борьбы. Это приводит к печатной и устной дискуссии, главным образом, вокруг вопроса о взаимоотношении между марксизмом и военным делом. Относящиеся сюда документы составляют значительную часть второй книги третьего тома. Ныне эти споры оставлены позади. Здоровая потребность учесть и охватить проделанный военный опыт не только наш, но и мировой, чтобы извлечь из него наиболее целесообразные правила военного строительства и боевого поведения, сохранилась, разумеется, во всей своей силе и является главной идейной пружиной дальнейших военных достижений. Здесь мы можем сказать только два слова по существу этого трудного и сложного вопроса. В военном деле согласованность применяемых средств и методов более необходима, пожалуй, чем в какой бы то ни было другой области. С другой стороны, именно в военном деле погоня за единством методов и приемов чаще, чем где либо приводила и приводит к догматике и схематизму. Другими словами: формальное единство нередко покупается за счет реальной целесообразности. В такие эпохи, когда военная техника изменялась сравнительно медленно, и военное дело двигалось, в общем и целом, по линии. Намеченной последним поворотом (чаще всего — последней большой войной), схематизм, вредный всегда, все же мог и не приводить к непримиримым противоречиям и непоправимым ошибкам. Другое дело — наша эпоха. Середина империалистской войны глубоко отличалась от ее начала, а к концу империалистской войны выдвинулись такие средства и методы, которые создают совершенно новую перспективу по отношению к войне будущего. А до этой войны, надо думать, недалеко. Несмотря на хозяйственный застой Европы, военно-технический прогресс, получивший за годы войны страшный толчок, не останавливается даже в истощенных и обескровленных европейских государствах, не говоря уже о Соединенных Штатах Северной Америки. Достаточно напомнить, что развитие авиации и военной химии глубочайшим образом меняет природу войны, подкапываясь под многие традиционные ее элементы, подрывая самое понятие «фронта». Какой же отсюда ближайший вывод? Тот, что военный схематизм в наше время во сто крат опаснее, чем когда бы то ни было. Но этим вовсе не устраняется необходимость единообразия в подходе к военным задачам и в методах их разрешения. Суть только в том, что это единообразие приходится теперь завоевывать ценой несравненно более высокой теоретической и практической квалификации во всех областях.
Связь между социальными условиями и военным делом существовала всегда, ибо армия — сколок общества. Полководцы большого масштаба — всегда отдавали себе в этой связи отчет. Руководство военными операциями есть вождение людей во имя определенных целей и уже потому насквозь пропитано политикой.
Однако же, в условиях относительной устойчивости социальных отношений (так называемые «органические» эпохи в отличие от «критических») вторжение «политики» в военное дело было далеко не так явно, очевидно и остро, как в нашу эпоху. Социально-политические предпосылки считались как бы раз навсегда данными; на основе этих предпосылок строились армии и велись войны. Наше время характеризуется прежде всего крайней неустойчивостью социальных отношений, резкими политическими поворотами и потрясениями. Военное дело сочетается с политикой теснее и непосредственнее всего через гражданскую войну, которая нашей Эпохой во всех странах мира поставлена в порядок дня. Серьезный военачальник нашего времени не может не быть политиком. Военное искусство сохраняет всю свою специфичность и — в этом смысле — самостоятельность; более того, оно чрезвычайно усложняется в связи с ростом многообразия и силы действия орудий современной военной техники и, следовательно, требует повышенного чисто-военного знания и уменья. А в то же время, в войнах будущего военное дело будет более тесно и непосредственно, чем когда бы то ни было, сочетаться с революционной (или контр-революционной) политикой (восстания, фашизм и пр. и пр.). Поэтому в воспитании нашего красного военачальника развитие способности к синтетической оценке сотрудничества и взаимодействия всех родов современного оружия должно идти рука об руку с усвоением правильной общественно-политической ориентировки, которая дается методом марксизма и проникает собою все предпосылки чисто-военного знания. Вывод из сказанного тот, что современная эпоха предъявляет к революционному военачальнику все более п более повышенные требования. Надо думать, что, прежде чем милитаризм будет окончательно сдан в музей человеческого варварства, он пройдет еще через свою кульминацию и запишет в книгу освободительной борьбь! пролетариата, наряду с именами теоретиков, агитаторов, политиков, организаторов, также и имена великих полководцев пролетарской революции.
Л. Троцкий
15 октября 1924 г.