Не только странно, но и чудовищно!

«Правда» №33, 10 февраля 1926 г.

На наших дипломатических курьеров, двух солдат пролетарской революции, напали в поезде убийцы — в обстановке, более чем загадочной — с явной целью завладеть дипломатическим багажом. Они надеялись найти в запечатанных вализах документы, уличающие советское правительство в глазах капиталистического мира, и твёрдо рассчитывали — с полным основанием, — что если им придётся за такую находку заплатить убийством советских курьеров, то этот их подвиг будет надлежащим образом оценён, и притом в материальных ценностях, капиталистическим общественным мнением и его органами. Рассчитывали ли они, кроме драгоценных документов и, например, некоторой порции взрывчатых веществ, найти также и золото для собственного потребления, это уж вопрос третьестепенный. Они не могли не знать, что в золоте не будет недостачи, если они предъявят «вещественное доказательство». Механика преступления не оставляет места и тени каких бы то ни было сомнений.

Курьеры республики Советов показали, что они вышли из хорошей школы. Несмотря на всесторонне подготовленную для преступления обстановку, солдаты революции не дали себя застигнуть врасплох. Подвергшись исключительному по своей вероломности нападению, они уложили на месте обоих бандитов (верно ли, что их было только двое?). Они тяжко заплатили за выполненный долг. Теодор Нетте пал. Иоганн Махмасталь тяжело ранен. Но они отстояли то, что им было вручено, и сердце каждого советского гражданина не только с возмущением, но и с гордостью билось при первой же вести о преступлении: вот они, солдаты революции!

Дальше открывается второй акт. На сцену выступает латвийский министр внутренних дел. Он твердо знает, что преступление преследовало уголовные цели. Он сообщает об этом печати. И латвийская печать, а за нею столь бескорыстная и честная капиталистическая печать всего мира повторяют проницательные разъяснения латвийского министра внутренних дел. Откуда, однако, у г. министра такая уверенность? И почему он так торопится — до результатов следствия поделиться ею? Не почему, а для чего? — вот как надо поставить вопрос. Г. министр явно хочет придать следствию целевое направление. Надо навести следствие на уголовную цель. Для чего? Чтобы отвести его от политической цели. Г. министр так торопится, как если бы задачей его было замести следы. Казалось бы, даже у самого закоренелого буржуа должно быть достаточно оснований подозревать или предполагать в этом преступлении политическую цель. Казалось бы, официальное положение должно обязать г. министра не к беспристрастию, нет, а к осторожности: до завершения следствия мы, мол, воздерживаемся от выводов о задачах и целях нападения. Но нет. Г. министру не терпится. Оплаченный кровью провал чьего-то замысла совершенно выбил г. министра из колеи. Вместо того, чтобы осторожно сидеть у телефона, тихо слушать и тихо отвечать, г. министр выскочил на площадь со словами: «нападение имеет чисто уголовный характер — это говорю вам я, министр внутренних дел Латвии!»

Верим, что г. министр знает толк в этих делах. Но самому министру мы не верим. Он слишком нервничает. Он слишком торопится. Его поведение не только странно, но и чудовищно. Такое поведение должно бы обратить на себя внимание того органа, который ведёт дело. Г. следователю надлежало бы допросить самого г. министра. Разумеется, в качестве свидетеля. Пока что только в качестве свидетеля… Или, может быть, в качестве эксперта?

Л. Троцкий.