О письмах Бухарину.

Первое письмо от 9 января, 2-е от 4 марта и записка от 19 марта были написаны Троцким Бухарину в надежде обратиться к его совести и убедить его вернуться к принципиальной марксистской политике. В письмах Бухарину и 14 апреля Луначарскому присутствуют личные ноты: Троцкий пишет старым друзьям и обращается не только к их сознанию, но и к их совести.

Троцкого и Бухарина связывали тесные узы в самые ответственные годы революции. Они познакомились в Вене до начала Первой мировой войны, но сблизились в далеком Нью-Йорке в январе 1917 г. Оба работали тогда несколько месяцев в редакции революционной газеты «Новый Мир». Смотрите нашу публикацию об этой газете и ее роли в 1917 году.

С началом Русской революции Троцкий 27 марта отплыл из Нью-Йорка через Канаду в Норвегию, пытаясь пересечь Атлантический океан и достигнуть России. После 5-недельного ареста в канадско-английском лагере для военнопленных, он 5-го мая прибывает в Петроград. Дальнейшая работа Троцкого в деле пропаганды и организации социалистической революции известна.

3-го апреля, через неделю после отплытия Троцкого, Бухарин тоже отправился в Россию, но курсом на запад. Он пересек США и отплыл из Сан-Франциско в Японию и Владивосток, откуда добрался до Москвы. Его избирают в Московский Комитет РСДРП(б), а на VI съезде в июле, как и Троцкого, избирают в ЦК.

В Октябрьскую революцию политику большевиков называли «линией Ленина и Троцкого», и Бухарин был ее ярким пропагандистом. При жизни Ленина Бухарин очень часто отклоняется влево от линии вождя. Он занимает крайне непримиримую позицию во время Брест-Литовских переговоров и вместе с левыми эсерами агитирует за «революционную войну» против Германии. Во главе «левых коммунистов» в 1918 г. Бухарин стоит за сплошную национализацию — «красногвардейский набег на капитал». Бухарин критикует «слева» политику Троцкого о создании дисциплинированной, профессиональной Красной армии. Он — идеолог «военного коммунизма» и в 1919 г. вместе с Е. Преображенским пишет партийный учебник тех годов, «Азбуку коммунизма». Во время профсоюзной дискуссии в зиму 1920-21 гг. Бухарин поддерживает Троцкого против Ленина в вопросе о «милитаризации» профсоюзов. В Коминтерне, Бухарин, Зиновьев и Радек часто поддерживали левое крыло. На III Конгрессе в июне-июле 1921 г. Бухарин защищает мнение, что поскольку капитализм себя исчерпал, победа может быть достигнута «через безостановочное революционное наступление». Он оппонирует Ленину и Троцкому, создавшими тогда «правую» фракцию против «детской болезни левизны».

С болезнью и смертью Ленина Бухарин резко переходит с левого на правый фланг большевизма. Он поддерживает тезис Сталина о «социализме в одной стране» и развивает аргументы о кулацком «врастании» в социализм. Он обращается к зажиточным верхам деревни с лозунгом «Обогащайтесь!» и утверждает, что государственная промышленность в своем росте должна равняться по сельскому рынку.

Как главный редактор «Правды» — летом 1923 г. тайная «тройка» вывела из редакции близкого к Троцкому Преображенского — Бухарин заведует идеологическими кампаниями против Троцкого и цензурирует его выступления в партийной печати. В период с 1923 до середины 1925 года Зиновьев и Каменев играют главную роль в нападках и фальсификациях, направленных против Троцкого. Но постепенно Бухарин с помощью Сталина вытесняет Зиновьева и его друзей из позиций влияния. После образования «ленинградской» оппозиции Бухарин становится на два года главным идеологом правящего блока правых и центра и заменяет Зиновьева в руководстве Коминтерном.

Левое прошлое Бухарина не даёт покоя его совести, но он подавляет и заглушает её угрызения. И всё же, в 1927 году в автобиографическом очерке для юбилейного справочника «Гранат» о деятелях Революции, оглядываясь на свое прошлое, Бухарин пишет о себе: «Был всё время на левом фланге» (стр. 55).

— Искра-Research.


2-е письмо Бухарину.

4/III.26.

Лично.

Н. Иванович,

Пишу это письмо от руки (хотя и отвык), так как совестно диктовать стенографистке то, о чём хочу написать.

Вы, конечно, знаете, что по линии Угланова против меня ведётся в Москве полу-закулисная борьба со всяческими выходками и намёками, которые я не хочу тут должным образом характеризовать.

Путём всяких махинаций — сплошь да рядом недостойных, роняющих организацию — мне не дают выступать на рабочих собраниях. В то же время по рабочим ячейкам систематически пускается слух о том, что я читаю «для буржуазии», а перед рабочими выступать не хочу.

Теперь слушайте, что вырастает на этой почве — и опять-таки совсем не случайно. Дальше цитирую дословно письмо рабочего партийца.

«У нас в ячейке ставится вопрос о том, почему Вы устраиваете платные доклады. Цены билетов на эти доклады очень высокие, рабочие не могут пойти на это. Следовательно, туда ходит только одна буржуазия. Секретарь нашей ячейки объясняет нам в беседах, что за эти доклады Вы берёте в свою пользу плату, проценты. Он нам говорит, что за каждую свою статью и подпись Вы также берёте плату, что у Вас семья большая и дескать не хватает на жизнь. Неужели члену Политбюро нужно продавать свою подпись?» и пр. и пр.

Вы спросите: не вздор ли? Нет, к горю нашему, не вздор. Я проверил. Сперва хотели написать такое письмо в ЦКК (или ЦК) несколько членов ячейки, но потом отказались со словами: «выгонят с завода, а мы семейные»… Таким образом у рабочего-партийца создался страх, что если он попытается проверить гнуснейшую клевету про члена Политбюро, то его, члена партии, за обращение в партийном порядке, могут прогнать с завода. И знаете: если б он спросил меня, я не мог бы сказать по совести, что этого не будет.

Тот же секретарь той же ячейки говорил — и опять совсем не случайно, — «в Политбюро бузят жиды». И опять никто не решился об этом никуда сказать — по той же самой, открыто формулируемой причине: выгонят с завода.

Ещё штришок. Автор письма, которое я выше цитировал, рабочий-еврей. Он тоже не решился написать о «жидах, агитирующих против ленинизма». Мотив такой: «если другие, не-евреи, молчат, то мне неловко…» И этот рабочий, написавший мне запрос, — правда ли, что я продаю буржуазии своей речи и свою подпись? — теперь тоже ждёт с часу на час, что его выгонят с завода. Это факт. А другой факт — тот, что я не уверен, что этого не случится. Не сейчас, так через месяц; предлогов хватит. И все в ячейке знают, что «так было, так будет» — и втягивают голову в плечи.

Другими словами: члены коммунистической партии боятся донести партийным органам о черносотенной агитации, считая, что их, а не черносотенца выгонят.

Вы скажете: преувеличение! И я хотел бы думать, что так. Так вот я Вам предлагаю: давайте, поедем вместе в ячейку и проверим. Думаю, что у нас с Вами — двух членов Политбюро — связывает все же кое-что, вполне достаточное для того, чтобы попытаться спокойно и добросовестно проверить: верно ли, возможно ли, что в нашей партии, в Москве, в рабочей ячейке, безнаказанно ведётся гнусная клеветническая, с одной стороны, антисемитская, с другой, пропаганда, а честные рабочие боятся справиться, или проверить, или попытаться опровергнуть глупости, чтоб не выгнали с семьями на улицу.

Конечно, Вы можете отослать меня к инстанциям. Но это значило бы только: замкнуть порочный круг.

Я хочу надеяться, что Вы этого не сделаете, и именно этой надеждой продиктовано настоящее моё письмо.

Ваш Л. Троцкий

4-го марта 1926 года