Протест против непубликации.
Печатается по копии, хранящейся в Архиве Троцкого в Гарвардском университете, папка MS Russ 13 Т-3059 — /И-R/
Политбюро
Президиуму ЦКК
1. Политбюро постановило 12 мая не печатать мои статьи. Речь, очевидно, идет о двух статьях, — о статье «Китайская революция и тезисы тов. Сталина», которую я послал в «Большевик» и о статье «Верный путь» которую я послал в «Правду». При обсуждении этого вопроса в Политбюро, я не был вызван, хотя этого требовало соблюдение хотя бы внешней лояльности.
2. Причиной непомещения статей указывается то, что они критикуют ЦК, имеют дискуссионный характер. Другими словами, устанавливается правило, вследствие которого все члены партии и вся партийная печать могут только подпевать ЦК, что бы он ни сказал, что бы он ни сделал и каковы бы ни были обстоятельства.
3. Я считаю линию ЦК в китайском вопросе в корне ложной. Именно эта в корне ложная линия обеспечила успех апрельского переворота китайской контрреволюции. Вопреки широко пущенной лжи и клевете насчет того, что оппозиция «спекулирует на трудностях», мы с т. Зиновьевым предложили обсудить вопрос и дальнейшей линии в Китае и все важнейшие вопросы нашей политики на закрытом Пленуме. Уже это одно свидетельствует о нашем намерении рассматривать и решать эти вопросы по существу, деловым образом, без стенограммы, следователь но, без стремления «использовать». Политбюро, вместе с Президиумом ЦКК,* отказало в созыве такого рода пленума. Таким образом, попытка исправить в корне ложную и гибельную по своим последствиям линию, путем серьезного обсуждения вопроса в ЦК, не удалась по вине Политбюро, автоматически поддержанного, как всегда, Президиумом ЦКК.
* Президиум ЦКК ни в одном вопросе элементарного партийного права ни разу вообще не проявил ни малейшего оттенка самостоятельности по отношению к Политбюро, Оргбюро, не говоря уже о Секретариате.
4. После этого, в порядке внезапности, появляются тезисы т. Сталина, представляющие собою закрепление и усугубление наиболее ошибочных сторон в корне ошибочной политики. И наконец, в довершение всего, Политбюро, отказавшееся обсудить китайский вопрос вместе с нами на закрытом Пленуме (на «частных» совещаниях — без нас — он, конечно же, обсуждался), санкционировал тезисы Сталина, после чего запрещает кому бы то ни было поставить в печати вопрос о том, почему так легко победил Чан Кайши, почему китайский пролетариат оказался так неподготовлен, почему наша партия ужасающе завязла в сетях мартыновщины, почему тезисы Сталина толкают китайскую компартию и весь Интернационал в болото оппортунизма, почему «Социалистический Вестник» так решительно одобрял вчера статью Мартынова, сегодня — тезисы Сталина (9 мая 1927).
5. Неужели же китайская революция и вся линия Коминтерна есть такая мелочь, которую можно загнать в бутылку? Неужели так можно помочь воспитанию китайской компартии? Неужели так могут развиваться иностранные секции Коминтерна? Неужели наша партия может жить таким путем? Мыслима ли такого рода бюрократическая утопия?
6. Резолюция Политбюро говорит, что мы хотим навязать партии дискуссию. Если под дискуссией понимать аппаратный грохот, свист и крики заранее заготовленных «отрядов», затопление ячеек специальны ми боевиками, подготовленными для расправы с оппозицией, оглушение рабочих ячеек угрозами и криками о расколе, — то, разумеется, такой «дискуссии» мы не хотим. Но как раз такого рода дискуссиями полна наша партийная жизнь. Мы хотим партийного обсуждения вопроса о китайской революции, начиная, по крайней мере, с теоретического и с центрального органов партии.
7. Да, мы хотим обсуждения вопроса о судьбах китайской революции и, стало быть, о наших собственных судьбах. Почему такие обсуждения считались нормальными при Ленине в течение всей истории нашей партии? Неужели же кто-нибудь может думать, что тезисы, декретированные Сталиным, Молотовым и Бухариным представляют собою для партии, в каждый данный момент, последнее слово исторического развития? Да, мы хотим обсуждения этих вопросов, чтобы доказать партии, чтобы разъяснить, что тезисы эти в корне ошибочны и что проведение их угрожает свернуть шею китайской революции.
8. ЦК не хочет дискуссии. Но ведь дело идет о критике самого ЦК. Можно сказать, что по общему правилу, у каждого ЦК будет тем меньше вкуса к дискуссии, чем более ошибочна оказалась его линия, чем ярче и грознее она опровергнута событиями. Я не думаю, чтобы в истории нашей партии были ошибки, сколько-нибудь подобные тем, которые сделаны Сталиным и Бухариным в китайском вопросе и в вопросе об Англо-Русском комитете. Но дело не во вчерашнем дне. Каждый из нас готов был, и сейчас готов, поставить на нем крест. Но эти ошибки, в порядке приказа, переносятся в удесятеренном виде на завтрашний день. Вот об этом я говорю. Что Политбюро «не хочет» дискуссии, это можно понять. Но вправе ли Политбюро запрещать обсуждение вопроса, где дело идет о коренных ошибках самого Политбюро в вопросах всемирно-исторического значения?
9. Политбюро не хочет дискуссии. Почему? Очевидно, чтобы «не дергать» партию. Но ведь Политбюро открыло искусственную, сверху сфабрикованную дискуссию по поводу мнимо-антипартийного выступления тов. Зиновьева на мнимо-непартийном собрании. Партии ничего не говорят о том, что сказал тов. Зиновьев (что касается меня, то я подписываюсь под каждым сказанным им словом). Речь тов. Зиновьева не публикуется. Дело изображается так, будто собрание было беспартийным, тогда как на самом деле, все собрание имело партийный характер, несмотря на то, что на нем, может быть, и присутствовало некоторое количество беспартийных. «Дискуссия» против тов. Зиновьева в полном ходу. ЦКК молчит. ЦКК не вмешивается. Когда «дискуссию» проведут конвейерным способом, тогда ЦКК вынесет и свой «Приговор».
10. Сейчас по всей стране, при обсуждении китайского вопроса, специально введены открытые собрания партъячеек для того, чтобы не дать никому высказаться по поводу ошибок революционного руководства, и чтобы иметь возможность каждого выступающего с критикой привлекать за выступление на беспартийном собрании против партии. Это система. Это система, организованная сверху. Это система, организованная сверху для удушения партийной мысли. Можно в самом деле подумать, что у членов большевистской партии нет острой необходимости обменяться мнениями по вопросу о китайской революции, особенно теперь, когда стало ясно, что Политбюро, вместо того, чтобы учиться на своих ошибках, в декретном порядке навязывает эти ошибки партии. Поставленный в необходимость выбора при таких условиях, каждый честный партиец должен сказать: «Неизмеримо больше опасности, если я скрою свою критику от партии, чем если мою критику, против моей воли, услышит некоторое число беспартийных».
11. Мы хотим партийного обсуждения условий и причин шанхайской катастрофы. Чтобы помешать этому, ЦК превращает архиспокойное, архиумеренное выступление тов. Зиновьева в партийную «катастрофу». Несмотря на острый момент, на трудности, на опасности и пр. и пр., партию сверху поднимают на дыбы, партию дергают, партию терроризируют, партии заведомо ложно кричат в уши, что Зиновьев мобилизует беспартийных против партии. При помощи односторонней, ожесточенной, отрав ленной дискуссии по искусственно раздутому поводу хотят помешать партии спокойно обсудить основные вопросы китайской революции. Под звон, шум и треск односторонней аппаратной дискуссии запрещается печатание наших статей. Почему запрещается? Потому что Сталину нечем на них ответить. Потому что жалкие, безыдейные, наспех слепленные фразы его тезисов, столь удовлетворившие Дана, разлетятся прахом при дуновении критики.
12. Запрещают обсуждение самых коренных вопросов со ссылкой на трудности положения, опасности извне, надвигающуюся угрозу войны. В отношении этих несомненных опасностей оппозиция отличается только тем, что она раньше их предвидела и глубже оценивала. Опасности налицо и притом гигантские. Но ведь каждая из этих опасностей становится во сто раз опаснее вследствие ошибок руководства. Главный источник опасностей — в поражении китайской революции, столь быстро поднявшейся вверх без необходимой революционной классовой базы. Ложной политикой мы помешали эту базу своевременно создать. Это на данном этапе подсекло революцию и ударило по нашему международному положению. Если пойдем дальше по пути тезисов Сталина, то положение китайской революции, а значит, и наше, станет еще хуже (см. речь Чен Дусю). Тогда можно будет ссылаться на вдвойне ухудшившееся положение и вдвойне запрещать всякий голос критики. Чем ошибочнее будет руководство, тем меньше — при этом курсе — его можно будет критиковать.
13. Весь вопрос здесь вывернут наизнанку. При благоприятных условиях можно еще продвинуться и по неправильной линии. Тяжелая же обстановка требует правильной линии тем более властно, чем она тяжелее. Если линия неправильна и если упорство руководства на неправильной линии грозит рабочему государству и международной революции новыми поражениями и потрясениями, то молчать по поводу ошибок — если их видишь и сознаешь, — может только жалкий, обезличенный чиновник или подлый карьерист, которых, кстати сказать, немало вертится вокруг нас. Подавлять принципиально политическое обсуждение спорных вопросов треском, грохотом и улюлюкиванием искусственно сфабрикованной «дискуссии» против тов. Зиновьева — значит терроризировать и обезличивать рядового партийца, еще более возвышая над ним аппаратчика, и позволяя карьеристу плавать, как рыба в воде.
14. Я называю все вещи своими именами, ибо полуслова в такой обстановке помочь не могут. Механически можно временно все подавить: и критику, и сомнения, и вопросы, и возмущенный протест. Но такие методы Ленин и назвал грубыми и нелояльными. Не потому они грубы и нелояльны, что их форма неприятна, а потому, что они внутренне несовместимы с характером партии. Нельзя китайскую революцию загнать в бутылку. Это никому не удастся. Конспиративно подготовляемый разгром оппозиции может удаться только внешним, механическим образом. Линия, которую мы защищаем, проверена в огне величайших событий мировой истории, закреплена всем опытом большевизма и снова подтверждена, хоть и в обратном виде, трагическим опытом китайской революции и Англо-Русского комитета. Подавить эту линию не удастся. Но причинить непоправимый вред партии и Коминтерну вполне возможно.
Вот это я и хочу ясно и точно сказать ЦК и ЦКК.
Л. Троцкий
16 мая 1927 г.