Еще раз о Парижской конференции.

(Шаг вперед или шаг вправо)

Когда движение переходит на новую, более высокую стадию, всегда находятся элементы, которые отстаивают вчерашний день. Более широкая перспектива пугает их. Они не видят ничего, кроме трудностей и опасностей.

Товарищи, присутствовавшие на одном из собраний большевиков-ленинцев, передают мне такую примерно критику одного из участников: «На парижской конференции мы не сделали никаких завоеваний; дело свелось к переговорам и соглашениям между верхами; такая политика не может иметь революционного значения; совместный документ, подписанный «верхушками» четырех организаций, означает в сущности уклон в сторону социал-демократии…» Так как эта критика — правда в очень преувеличенной форме — лишь передает сомнения и тревогу известной части товарищей (по всем данным, небольшого меньшинства), то надо остановиться на приведенных выше доводах серьезно.

«Переговоры велись только между верхушками». Что означает этот аргумент? Конференции и съезды всегда состоят только из верхушек, т.е. из представителей. Свести в одно место всех членов левой оппозиции, САП, РСП, ОСП задача невыполнимая. Как можно достигать соглашения между организациями без переговоров между представителями, т.е. «верхами»? В этом пункте критика явно лишена какого бы то ни было смысла.

Или, может быть, автор критики хотел сказать, что представители организаций, подписавших общую декларацию, не выражали мнения низов? Разберем и этот довод. В отношении САП всем известно, что рядовые члены партии давно стремятся не только к сближению, но даже к полному слиянию с нами, тогда как верхи уклонялись до последнего времени и тормозили, боясь оторваться от возможных союзников справа. Что же означает в таком случае тот факт, что верхи увидели себя вынужденными подписать совместно с нами в высшей степени ответственный документ? Ответ ясен: давление низов влево, т.е. в нашу сторону, стало так сильно, что вождям САП пришлось повернуться лицом в нашу сторону. Кто умеет правильно толковать политические факты и симптомы, тот скажет: это огромная победа. Вывод этот сохраняет всю свою силу независимо от того, насколько умело и искусно велись переговоры между верхами. Не переговоры решили дело, а вся предшествующая работа левой оппозиции.

С ОСП (Голландия) дело обстоит приблизительно таким же образом. Эта организация совершенно не была связана с нами. Года два тому назад она находилась в блоке с Зейдевицем и Розенфельдом. Сегодня она сблизилась с ними. Ясно, что вожди этой организации никогда бы не пошли на такой шаг, если бы не было решительной тяги низов влево.

Несколько иначе обстоит дело с РСП (Снивлит). Здесь дружественные отношения существуют уже довольно давно. Многие товарищи знают, какую активную поддержку оказывали левой оппозиции Снивлит и его друзья во время копенгагенского совещания и особенно во время амстердамского конгресса против войны. Организационно оформить политическую близость мешал вопрос о Коминтерне*. Когда мы высказались за новый Интернационал, разделявшая нас перегородка пала. Разве не очевидно, что наша ориентация сразу же дала в этом случае конкретный и ценный результат?

* Разногласия по вопросу о профсоюзах, по-видимому, утратили свою прежнюю остроту, если не окончательно сошли на нет. — Л. Т.

Революционная Социалистическая партия, возглавляемая Генрикусом Снивлитом, уже давно придерживалась мнения о необходимости создания новых коммунистических партий и нового Интернационала, против установки Троцкого и его единомышленников о реформе Третьего Интернационала. — /И-R/

Месяца три тому назад (15 июня) мы писали гипотетически о том, что в среде левосоциалистических группировок мы могли бы, вероятно, при более широкой и решительной политике найти немало союзников. Месяц-полтора тому назад мы высказывали предположение, что разрыв с Коминтерном должен будет чрезвычайно облегчить приток в нашу сторону революционных группировок социал-демократического происхождения. Неужели же не ясно, что парижская конференция подтвердила оба эти предположения, притом в таких размерах, каких мы два-три месяца тому назад сами не ожидали? Жаловаться в этих условиях на то, что все свелось будто бы к переговорам «верхов», и утверждать, что новый союз не имеет революционного значения, значит обнаруживать полное непонимание основных процессов, происходящих ныне в пролетарском авангарде.

Но особенно странно (говоря мягко) звучит довод о том, что мы делаем поворот в сторону… примирения с социал-демократией! Так клевещут на нас сталинцы, притом не первый день. Какие основания переносить эти «доводы» внутрь нашей собственной организации? Присмотримся, однако, ближе к делу. Парижская конференция была созвана не нами. За ее состав и порядок дня мы не несем ни малейшей ответственности. Мы явились на эту конференцию, чтобы изложить там нашу точку зрения. Может быть, наша Декларация заключала какие-нибудь уступки социал-демократии? Пусть кто-нибудь решится это сказать! Декларация, подписанная четырьмя организациями, не содержит в себе, разумеется, нашей программы. Но она ясно намечает путь Четвертого Интернационала на основе непримиримой борьбы с социал-демократией, полного разрыва с бюрократическим центризмом и решительного осуждения всяких попыток в духе Интернационала номер два с половиной. Где же тут уступка социал-демократии?

Декларация четырех не дает, и по обстоятельствам дела не могла дать, ответа на все вопросы программы и стратегии. Строить новый Интернационал на основе одной только этой Декларации, разумеется, невозможно. Но мы и не собираемся это делать. В самой Декларации ясно сказано, что подписавшиеся под ней организации обязуются в короткий срок выработать программный манифест, который должен будет стать основным документом нового Интернационала. К этой работе должны быть привлечены все наши секции, все три основные союзные организации, как и все сочувствующие группы и элементы. Собираемся ли мы в этом Манифесте делать уступки социал-демократии? Декларация большевиков-ленинцев, оглашенная на конференции, ясно говорит, на каких основах мы думаем строить Манифест: решения четырех конгрессов Коминтерна, «21 условие», «11 пунктов» левой оппозиции*. Будут ли у нас на этой почве серьезные разногласия с союзниками, покажет будущее. Если разногласия обнаружатся, мы серьезно поборемся за свои взгляды. В принципиальных вопросах мы до сих пор не обнаруживали излишней уступчивости. Где же основание для разговоров о повороте в сторону социал-демократии?

* «21 условие» принятия в Коммунистический Интернационал, выработанные летом 1920 г. Зиновьевым и Лениным в целях отмежевания от центристов; «11 пунктов» — условия, в статье «Интернациональная левая оппозиция, ее задачи и методы» в подразделе «Основные положения левой оппозиции» в «Бюллетене Оппозиции» №33 за март 1933 г.

Те же критики прибавляют еще и следующий аргумент: новый Интернационал можно строить только на волне революционного движения; ныне же, в атмосфере упадка, всякие попытки в этом направлении заранее обречены на крушение. Этот глубокомысленный исторический довод целиком заимствован у бесплодного схоласта Суварина (который, — увы! — насколько знаю, успел тем временем описать дугу в 180 градусов). Необходимость разрыва со Вторым Интернационалом и необходимость подготовки Третьего была провозглашена большевиками осенью 1914 года, т.е. в обстановке ужасающего распада социалистических партий. И тогда было не мало мудрецов, говоривших об «утопичности» (словом «бюрократизм» тогда еще не злоупотребляли) лозунга Третьего Интернационала. Каутский пошел дальше в своем знаменитом афоризме: «Интернационал есть орудие мира, а не войны». По существу дела, ту же мысль высказывают и цитированные выше критики: «Интернационал есть орудие подъема, а не упадка». Интернационал нужен пролетариату всегда и при всяких условиях. Если Интернационала сегодня нет, об этом надо сказать громко и немедленно же приступить к подготовке нового Интернационала. Как скоро удастся его поставить на ноги, зависит, конечно, от всего хода классовой борьбы, от упадка или подъема рабочего движения и проч. Но и во время самого тяжкого упадка надо готовиться к будущему подъему, давая собственным кадрам правильную ориентацию. Фаталистические жалобы на объективный упадок чаще всего отражают собственный субъективный упадок.

Возьмем для сравнения конференции в Циммервальде и Кинтале. Они вошли в историю, как необходимые ступени между Вторым Интернационалом и Третьим. Что представляли из себя эти конференции на деле? Они состояли по необходимости только из «верхов» (всякая конференция состоит из верхов). По количеству непосредственно представленных рабочих они были слабее парижской конференции. Большинство в Циммервальде и Кинтале составляли правоцентристские элементы (Ледебур, не решавшийся еще голосовать против военного бюджета, Гофман, Бурдерон, Мергейм, Гримм, Аксельрод, Мартов и проч.). Ленин счел возможным подписать манифест всей конференции, несмотря на всю неопределенность этого документа.

* Кстати: кое-какие мудрецы ни к селу, ни к городу вспоминают «августовский блок» 1912 года, имевший чисто национальные рамки, но оставляют без внимания международную конференцию в Циммервальде, аналогия с которой напрашивается сама собой. — Л. Т.

Что касается циммервальдской левой, то она была чрезвычайно слаба. После разгрома думской фракции большевиков и местных организаций большевистская партия во время войны не была сильнее нынешней левой оппозиции. Остальные левые группы были несравненно слабее трех наших нынешних союзников. Общее положение рабочего движения в условиях войны казалось совершенно безнадежным. Тем не менее большевики, как и группа «Нашего слова», с самого начала войны взяли курс на Третий Интернационал. Без этого курса невозможна была бы Октябрьская революция.

Повторяем: Ленин счел возможным в тогдашних условиях подписать вместе с Ледебуром, Бурдероном, Гриммом и Мартовым манифест против войны. Большевики-ленинцы не подписали сейчас резолюции большинства парижской конференции и не возьмут на себя, разумеется, никакой ответственности за это большинство. Уж не была ли политика Ленина в Циммервальде и Кинтале… поворотом в сторону социал-патриотизма? Можно возразить, что ныне, в условиях мира, нужен еще более строгий отбор, чем во время войны. Правильно! Ледебур и Бурдерон рисковали, подписывая манифест Циммервальда, а Транмель и К° занимаются своими маневрами (правую руку — скандинавской социал-демократии, мизинец левой руки — парижской конференции) без малейшего риска. Именно поэтому мы и отказались подписывать бессодержательную резолюцию парижского большинства. Где уж тут уступки социал-демократии?

Однако два наших союзника — возразит нам критик — подписали резолюцию большинства, показав тем, что они еще не сделали окончательного выбора. Совершенно верно! Но мы и не берем на себя ответственности за наших союзников, как и они не берут на себя ответственности за нас. Условия нашего соглашения формулированы точно и доступны ныне всем. В какую сторону сделают свой окончательный выбор наши союзники, покажет будущее. Мы хотим помочь им сделать правильный выбор. Одно из важнейших правил революционной стратегии гласит: следи за союзником так же, как и за противником. Такое же право мы даем, конечно, и союзникам по отношению к нам. Взаимная критика на началах полного равноправия. В этом нет и следа какой-либо закулисной дипломатии верхов; все делается и будет делаться на глазах масс, под их контролем, в целях воспитания масс и в целях воспитания верхов посредством контроля масс. Других путей и методов революционной политики вообще не существует.

* * *

Есть и другие правила революционной политики, о которых не мешает напомнить: не пугайся зря и не пугай без основания других; не выдумывай ложных обвинений; не ищи капитуляции там, где ее нет; не тащи организацию назад, когда она готовится двинуться вперед; не заменяй марксистское обсуждение беспринципной склокой. Долгий опыт показывает, что как раз в такие моменты, когда организация готовится из тесного закоулка выйти на более широкую арену, всегда находятся элементы, которые приросли к своему закоулку, знают всех соседей и соседок, привыкли передавать все закоулочные новости и слухи и заниматься страшно важными делами «низвержения министерств» в своем собственном закоулке. Эти консервативные и сектантские элементы страшно боятся, что на более широкой арене их искусство не найдет себе применения. Они хватают поэтому колесницу за колеса, пытаются повернуть их назад и оправдывают свою, по существу реакционную работу, страшно «революционными» и «принципиальными» доводами. Мы пытались выше взвесить эти доводы на весах марксистской диалектики. Пусть товарищи сами решают, каков оказался вес.

Г. Гуров

[10 сентября 1933 г.]