Красная Армия

Эта статья (за исключением конечной части «Дальний Восток») была опубликована в популярном американском журнале «Saturday Evening Post» за 26 мая 1934 г. — /И-R/

Так называемый «ход событий», т.е. безличный фактор, в нужных случаях помогающий ответственным политикам установить свое алиби, явно ведет человечество навстречу новой войне. Два её возможных очага обозначились уже с грозной отчетливостью: Дальний Восток и Центральная Европа. В обоих вариантах, которые могут, впрочем, легко слиться воедино, Советский Союз будет неизбежно вовлечен в водоворот событий. Эта перспектива ставит перед каждым мыслящим человеком, независимо от его симпатий и антипатий, вопрос: что представляет собою Красная Армия? Между тем политические страсти и тенденциозная информация слишком часто превращают этот вопрос в неразрешимую загадку.

Автор настоящих строк имел ближайшее отношение к строительству и воспитанию Красной Армии в первые семь лет её существования; он наблюдал живым глазом и по первоисточникам за её развитием в следующие четыре года; за последний период, т.е. за пять лет эмиграции, он мог следить за её эволюцией уже только в качестве внимательного читателя. Незачем напоминать, что факт вынужденной эмиграции связан с резко критическим отношением автора к политике нынешнего правящего слоя советской бюрократии. Отнюдь не уклоняясь от собственных выводов и оценок, автор хочет прежде всего дать читателю в немногих строках основные материальные и психические элементы проблемы и вооружить его некоторыми общими критериями, которые дали бы ему увидеть реальность Красной Армии под покровом «загадки».

Структура и численность

Не считая двух допризывных возрастов (19-20 лет), Красная Армия включает в себя 19 призывов, с 21 года до 40 лет: 5 лет действительной службы и 14 лет запаса первой и второй очереди. Это значит, что сегодня еще в состав военнообязанных входят 4 младших возраста империалистической войны, 3 младших возраста гражданской войны — на самом деле больше, ибо призывались нередко двадцати и даже девятнадцатилетние — и 12 возрастов, прошедших или проходящих военное обучение в условиях мирного времени.

Население СССР, вырастая почти на 3 миллиона душ в год, приближается сейчас к 170 миллионам. Один призывной возраст составляет уже около 1.300.000 человек. Самая строгая браковка, физическая и политическая, оставляет за бортом не более 400.000 душ. Постоянная армия с 2-летним сроком службы должна была бы, следовательно, значительно превышать 2 миллиона! Такой ноши не выдержит, однако, при нынешней военной технике никакое хозяйство. Мысль советского правительства с самого начала направлялась в сторону территориально-милиционной системы. Уже на 8-ом съезде большевистской партии весной 1919 г. в постановлении, принятом по военному докладу автора настоящей статьи, говорилось:

«Самую лучшую армию мы получили бы, создавая её на основе обязательного военного обучения рабочих и крестьян в условиях, близких к повседневному труду. Общее оздоровление промышленности, повышение коллективности и производительности сельскохозяйственного труда создавало бы самую здоровую основу для армии, полки и дивизии которой совпадали бы с заводами, уездами и пр…. К такой именно армии мы идем, и раньше или позже мы к ней придем».

Но у милиции в её чистом виде есть своя ахиллесова пята. Чтобы поднять территориальную армию на ноги, нужно определенное число недель и даже месяцев на мобилизацию. В течение этого критического периода границы страны нуждаются в прикрытии. Сочетание территориально-милиционной системы с постоянной армией продиктовано, таким образом, положением страны, имеющей необъятные открытые границы на расстоянии 10.000 километров одна от другой. Пропорции, в каких осуществляется ныне взаимодополнение двух систем, дались не сразу, и продолжают изменяться под влиянием роста техники и опыта.

Царская постоянная армия, заключавшая 1.300.000 неграмотных в большинстве и плохо вооруженных солдат, во время войны совершенно растворилась в 18 миллионах мобилизованных. Цепь поражений, затем две революции 1917 г. смели эту армию с лица земли. Советам пришлось строить заново. Начав со 100 тысяч, Красная Армия выросла в ходе гражданской войны до 5 миллионов. Именно на этой полевой армии путем последовательных сокращений формировалась постоянная, или «кадровая» Красная Армия. Она насчитывает сейчас всего 562.000, а с войсками ГПУ 620.000 солдат при 40.000 офицеров.

Сокращения производились с таким расчетом, чтобы армия, сохраняя все свое значение в качестве боевого прикрытия, была способна к максимальному дальнейшему развертыванию. Так, пехотная дивизия насчитывает в мирное время всего 6-7 тысяч солдат, т.е. около трети состава военного времени. Но именно поэтому Красная Армия может ежегодно принимать в свои ряды не более 260.000 новых солдат, которые, в зависимости от рода войск, обязаны прослужить от 2 лет в пехоте до 4 лет во флоте. Остальные новобранцы, свыше 600 тысяч, должны были бы вливаться полностью в территориальные войска, где срок обучения длится 8-11 месяцев. Но и для чисто милиционных частей нужны постоянные кадры: около 1.500 человек на стрелковую дивизию, т.е. меньше 10% состава военного времени. Чтобы охватить весь наличный человеческий материал, одни лишь кадры территориальных дивизий должны были бы превысить нынешнюю численность армии (620.000), причем страна опять-таки оказалась бы без боевого прикрытия. По этой причине кадры территориальных частей рассчитаны на то, чтобы ежегодно принять в себя немногим более 200.000 душ. Избыток, 300-400 тысяч молодых людей каждый год, должен обучаться военному делу под руководством тех же кадров, но вне штатных воинских частей, в импровизированных учебных батальонах и полках.

Эта последняя категория военнообязанных до сих пор далеко не целиком подверглась положенной шестимесячной военной обработке и лишь за самое последнее время охватывается с бóльшей полнотой. Юноши 19 и 20 лет проходят, опять-таки вне армии, так называемую допризывную подготовку в общем в течение двух месяцев. Остается упомянуть повторительные сборы, военно-химическое обучение гражданского населения, в том числе и женщин, и быстро развивающийся военный спорт. Исключительное место в этой области занимает общественная организация «Друзей обороны» (Осоавиахим), насчитывающая 12 миллионов человек. Допризывная подготовка, учебные сборы, вневойсковое обучение, территориальные части, казарменная армия — таковы основные элементы сложной, в известном смысле «эклектической» системы. В осенние месяцы, когда созывается переменный состав территориальных дивизий и производится повторительный сбор, под знаменами оказывается до полутора миллиона человек.

Давать детальную характеристику Красной Армии по родам войск значило бы загромождать работу теми приблизительными цифрами, которые можно без труда найти в общедоступных справочниках. Общая структура войсковых частей определяется более непосредственно военной техникой, чем социальным режимом. Советская дивизия приближается к тому среднему типу, который сложился после войны в передовых армиях всего мира. Нелишне, пожалуй, отметить, что общая численность Красной Армии мирного времени до известной степени эластична. Военный комиссариат имеет право задерживать в случае надобности солдат дополнительно на 4 месяца. «Эклектический» характер системы вообще открывает возможность уплотнять наиболее угрожаемые участки, не выходя из рамок мирного времени. Так, не было бы ничего неожиданного, если бы оказалось, что, укрепляя бетоном Амурскую границу и подступы к Уссурийской железной дороге, военное ведомство создавало для защиты укрепленных позиций специальные новые боевые единицы.

О возможных размерах армии военного времени можно дать лишь самые общие ориентировочные данные. Недавние расчеты советского штаба исходили из безоружной и более или менее «дружественной» Германии. Появление французских или английских войск на русском военном театре было и остается, уже по географическим причинам, маловероятным. Удар с Запада мог, следовательно, быть нанесен лишь через посредство непосредственных соседей СССР: Румынии, Польши, Литвы, Латвии, Эстонии, Финляндии при материальной поддержке более могущественных противников. В первый период войны пограничные страны могли бы выставить в совокупности около 120 пехотных дивизий. Исходя из общей гипотетической численности вражеских армий в 3.500.000 человек, мобилизационный план Красной Армии должен был обеспечить на западной границе армию первой очереди примерно в 4 миллиона душ. На каждую тысячу воюющих необходимо в течение года войны посылать 750 на заполнение брешей. Два года войны должны были бы извлечь из страны, если не принимать во внимание возвращающихся из лазаретов в строй, около 10 миллионов человек.

Расчеты эти, крайне условные и раньше, сейчас в значительной мере повисают в воздухе: Германия лихорадочно вооружается и притом в первую очередь — против СССР; наоборот, промежуточные государства второй и третьей величины, сохраняя в общем свои колеблющиеся позиции, стремятся перестраховаться путем сближения с восточным соседом. Но так как в основу новых расчетов может пока что быть положен лишь большой вопросительный знак, то старые данные сохраняют интерес и сейчас. Что касается Дальневосточного фронта, то там, по всем условиям военного театра, дело может идти, по крайней мере в ближайшие 2-3 года, о сотнях тысяч, а не о миллионах бойцов.

Комбинированный характер военной системы имеет своим последствием качественную разнородность составных элементов Красной Армии и её многомиллионного запаса. Однако сам по себе этот факт не заключает в себе какой-либо особой опасности: действующая армия представляет собою конвейер, который постепенно втягивает полуобработанный материал и доделывает его на ходу. Одно несомненно во всяком случае: мобилизационная способность СССР ограничивается не людскими, а техническими ресурсами.

Военная техника

С 1928 по 1933 г. официальный военно-морской бюджет поднялся с 744 миллионов до 1450, т.е. ровно вдвое. Расходы, ложащиеся на местные советские органы и на общественные организации (Осоавиахим и пр.), сюда не включены. Что касается капитальных вложений в военную промышленность, то они проходят по сметам ВСНХ, а не военного ведомства.

Индексы советской промышленности стали сейчас общим достоянием цивилизованного мира. Правда, поражающие воображение цифры роста наталкивались не раз на то возражение, что диспропорции между разными отраслями хозяйства чрезвычайно поражают коэффициент полезного действия новых промышленных гигантов. Автор тем менее склонен недооценивать такую критику, что сам он неоднократно выдвигал её против излишне оптимистических официальных отчетов. Но применительно к интересующему нас вопросу этот аргумент требует серьезных ограничений. Во-первых, глубокое нарушение всех пропорций, внутренних и интернациональных, есть сейчас закон всей мировой экономики. Во-вторых, именно под углом зрения военных надобностей общий вопрос о равновесии мирного хозяйства теряет добрую долю своей остроты. Мобилизация, вторгающаяся в хозяйство сверху и насильственно подчиняющая его себе, есть сама по себе организованное нарушение всех пропорций мирного времени. Для целей войны государственная централизация представит, во всяком случае, громадные преимущества, которые должны далеко перевесить конъюнктурные и даже органические диспропорции хозяйства. Сосредоточивая в своих руках экономические и военные планы, советская власть имеет к тому же полную возможность своевременно заложить предпосылки будущей милитаризации в само оборудование важнейших предприятий.

Некоторую опору для оценки военно-промышленных усилий советской власти за последние годы можно почерпнуть в заявлении Сталина о том, что первый пятилетний план был выполнен не на 100%, а на 94%, главным образом вследствие вынужденного перевода значительного числа заводов с мирного производства на военное. Официальный баланс пятилетки («94% плана») может быть оспорен и был оспорен автором этих строк. Но нас интересует здесь другая сторона дела. Сталин считает возможным гласно оценивать в 6% валовой продукции тот ущерб, который получился в результате приспособления мирных заводов к военным нуждам. Мы получаем косвенную, но яркую характеристику дополнительных жертв на оборону: 6% составляют примерно 6 миллиардов, что в 4 раза превосходит самостоятельный годовой бюджет Красной Армии!

В отношении артиллерийского переоборудования решающие успехи были достигнуты уже до 1932 года. Главные усилия последних 2 лет направлялись на производство грузовых и броневых автомобилей, танков и самолетов. В отношении строительства танков точкой отправления могут служить данные о производстве тракторов, которые к тому же и сами по себе достаточно важны для армии. Тракторостроение, исходившее почти от нуля, сделало в течение первой пятилетки гигантский скачок вперед. К началу этого года в стране имелось уже свыше 200 тысяч тракторов; годовая производительность заводов превышает сейчас 40.000. Строительство танков идет параллельно, достигая, как показывают одни официальные смотры и маневры, очень внушительных размеров. Мобилизационные расчеты Красной Армии исходят из необходимости 30-45 танков на километр активного фронта. По словам народного комиссара по военным и морским делам Ворошилова, «вполне современные танки имеются в достаточном количестве». Мы не видим оснований сомневаться в правильности этого заявления.

Тот же Ворошилов в докладе на недавнем съезде партии счел возможным огласить одну черту, ярко характеризующую рост советской военной техники: в 1929 году на каждого солдата приходилось в среднем 2,6 механических лошадиных сил, в 1933 году — 7,74, т.е. в три раза больше. На возможное возражение, что речь здесь идет о кадровой армии мирного времени, последует ответ, что речь здесь идет также и о промышленности мирного времени. Мобилизация людей будет происходить параллельно и в соответствии с мобилизацией машин. Соотношение между живой и механической силой Красной Армии, по крайней мере в количественном отношении, можно считать стоящим на уровне передовых армий Запада.

В результате большой войны морской флот оказался, как известно, сведен к более чем скромным размерам: от 548.000 тоннажа в 1917 г. осталось в 1923 г. всего 82.000. И сейчас еще флот, успевший, правда, подняться до 140.000 тонн, может претендовать лишь на вспомогательную роль в области сохранения морских границ. Военная промышленность делает, однако, значительные усилия к укреплению материальной части флота, в частности, подводными лодками.

Несравненно более выдающееся место занимает авиация. В течение гражданской войны на службе Красной Армии имелось до 300 самолетов, в большинстве устаревших и потрепанных. Строительство авиации приходилось начинать почти на пустом месте при содействии преимущественно немецкой техники и немецких инженеров. Сеть гражданской авиации, в которую за период первой пятилетки было вложено до 300 миллионов рублей, развернулась до 50.000 километров, на протяжении которых было переброшено в 1932 г. 40.000 пассажиров и свыше 2.000 тонн грузов. Сами по себе эти цифры, конечно, невысоки, но важен коэффициент роста. Вторая пятилетка рассчитана на тысячи самолетов и миллионы пассажиров. В 1932 г. было произведено около 2.300 самолетов и 4.000 моторов, как для военной, так и для гражданской авиации. В 1933 году число это было, несомненно, значительно превзойдено.

Делегация французских техников, сопровождавшая в СССР осенью прошлого года министра авиации Кота, была, по словам официоза «Le Temps», весьма скупого на похвалы по адресу СССР, «изумлена и восхищена» достигнутыми успехами. Французские специалисты имели, в частности, возможность убедиться, что Красная Армия производит тяжелые бомбовозы, способные действовать без посадки по радиусу в 1.200 километров: в случае войны на Дальнем Востоке все политические и военные центры Японии оказываются под ударом из Приморья.

В начале марта лондонская «Daily Mail» сообщала, что в СССР выпускается по одному тяжелому бомбардировщику в день и что принятыми мерами обеспечено строительство в год до десяти тысяч аэропланов. Нет надобности разъяснять, что демонстративный характер сообщения продиктован соображениями внутренней британской политики. Но в цифрах «Daily Mail» мы не видим ничего фантастического. Более отсталым участком остается морская авиация, где все еще господствуют иностранные образцы. Но и здесь за последний период отмечаются большие достижения.

В своем отчете Комиссии Разоружения Лиги Наций правительство СССР показало на 1 января 1932 года 750 самолетов в армии. Если принять эту цифру как минимальную, — а она во всяком случае не преувеличена, — и если исходить из того, что коэффициент роста авиации значительно превосходил за последние три года средний коэффициент, указанный Ворошиловым для военной техники в целом (200%), — а в этом вряд ли может быть сомнение, — то нетрудно прийти к выводу, что в армии и флоте состоит ныне свыше 2500 действующих самолетов. Ту же примерно цифру мы получим и другим путем. По проникшим уже в печать данным, пятилетний план Красной Армии предусматривает на 1935 год 63 авиационных полка, способных одновременно выдвинуть на линию огня 5.000 самолетов. Так как этот план выполняется с особенной настойчивостью, в частности и при помощи покупок за границей, то нетрудно нанести на бумагу кривую роста, которая покажет для 1934 г. примерно 2500-3000 самолетов. Во всяком случае, потенциальная производительная мощность авиационной промышленности на стороне Советов неизмеримо выше, чем на стороне Японии.

Авиация неразрывно связана с химией, следовательно, с той отраслью промышленности, которая в царской России почти отсутствовала. В течение первой пятилетки в химическую промышленность вложено было полтора миллиарда рублей. Общий размер валовой химической продукции составил в прошлом году 1 3/4 миллиарда. Производство серной кислоты выросло по сравнению с временами царизма в 5 раз, производство суперфосфатов — в 25 раз.

Не секрет, что советское правительство, как, впрочем, и все правительства мира, не верило ни на минуту повторным «запрещениям» химической войны. Уже с 1921 года первые советские лаборатории удушливых и иных веществ работали систематически на основе все более обширной международной информации и с привлечением квалифицированных специалистов. Работа эта не приостанавливалась ни на один день. В этой наиболее таинственной и зловещей из областей предсказывать труднее всего. Не греша против осторожности, можно все же, думается, сказать одно: против каких-либо катастрофических сюрпризов со стороны военной химии (прибавим к ней и военную бактериологию) Красная Армия вооружена если не лучше, то и не хуже передовых армий Запада.

Данные о выдающихся количественных достижениях в области производства пушек, пулеметов, автомобилей, танков, самолетов требуют, однако, ответа на дополнительный вопрос: как обстоит дело с качеством военной продукции? Общеизвестно, что рекордные промышленные цифры достигались нередко путем резкого ухудшения советских изделий. Тухачевский, один из тех командиров Красной Армии, которые с наибольшим вниманием относятся к сложным требованиям научной техники, выступил на последнем съезде партии с осторожной по тону, но очень решительной по существу критикой дефектов серийного производства.

Утверждение «Daily Mail», будто боевые советские аэропланы превосходят английские, находится в прямом противоречии с недавними заявлениями не только Тухачевского, но и Ворошилова. Можно считать бесспорным, что советский авиационный мотор отстает еще от лучших западных типов.

Чтобы в вопросе о качестве советской техники устранить преувеличения, со знаком минус, как и со знаком плюс, необходимо не упускать из виду некоторые соображения общего характера. В течение первой пятилетки, в значительной степени и сейчас, главное внимание правящих сфер было и остается сосредоточено на тех отраслях промышленности, которые вырабатывают средства производства. Здесь не только количественные, но и качественные достижения значительно выше, чем в области производства предметов потребления. Как это ни невероятно, но турбина или трансформатор делаются в СССР лучше, чем сапог или деревянный стол. Ткацкий станок по общему правилу лучше того ситца, который на нем выделывается. В капиталистическом режиме качество обиходных изделий обеспечивается давлением потребителей на предпринимателей через рынок. При плановом хозяйстве конкуренция может быть заменена только организованным контролем потребителей. Фактическая диктатура советской бюрократии, в том числе и трестовской, чрезвычайно ослабляет функцию массового контроля. Крайне низкое качество предметов обихода показывает, как далек еще советский режим от осуществления тех социальных задач, которые он себе ставит. Раньше или позже борьба населения за доброкачественные товары направится против господства бесконтрольной администрации. Но там, где заказчиками, если не потребителями, являются влиятельные группировки самой правящей бюрократии, где трест работает не на распыленного потребителя, а на другие тресты, где приемка заказа обставлена, следовательно, известными гарантиями, качество продукции и сейчас уже является удовлетворительным. Самый влиятельный заказчик — несомненно, военное ведомство. Немудрено, если машины истребления выше по качеству не только чем предметы потребления, но и чем средства производства.

* * *

Может показаться поразительным, но на самом деле это так: слабым пунктом в снабжении Красной Армии являются в настоящее время не пушки и снаряды, не танки, не самолеты, не газы, а лошади. Параллельно с бурной индустриализацией и лихорадочным строительством тракторов число лошадей в стране упало с 33,5 миллионов в 1928 году до 16,6 миллионов в настоящий момент — ровно в два раза. Вина за этот удар по народному хозяйству ложится целиком на непродуманную и неподготовленную политику в области коллективизации крестьянских хозяйств. 200 с лишним тысяч тракторов с общей мощностью в 3,1 миллиона лошадиных сил, еще далеко не покрыли убыль 17 миллионов лошадей. Между тем, несмотря на моторизацию транспортных и боевых средств, потребность современной армии в лошадях почти не изменилась: как и во времена Наполеона, на трех солдат нужна одна лошадь. Научившись производить у себя дома авиамоторы и магнето, советское правительство оказалось вынуждено за последние годы прикупать для армии лошадей за границей.

Но как ни тяжко для хозяйства падение коневодства, было бы неправильно переоценивать значение этого обстоятельства для хода возможной войны, особенно на Востоке. Полевая армия в миллион солдат потребовала бы трехсот тысяч лошадей. Это количество, как и дальнейшее пополнение убыли конского состава, во всяком случае, обеспечены. Нужно прибавить, что правительство, хоть и со значительным запозданием, приняло ряд мер к восстановлению конского хозяйства.

Вопрос о лошади не стоит, однако, особняком. За тот же период и по той же причине страна потерпела не менее тяжкий уклон в крупном и мелком скоте и прошла через чрезвычайные продовольственные затруднения. В мировой печати не раз делались отсюда поспешные выводы о полной невозможности для Советов вести даже и оборонительную войну. Нельзя оспаривать того, что чрезвычайная уступчивость, проявленная советской дипломатией по отношению к Японии до осени прошлого года, продиктована была в числе других причин продовольственными затруднениями. Последний год показал, однако, что острота этого кризиса определялась преходящими обстоятельствами. Один хороший урожай сразу повысил продовольственный уровень страны.

Но даже и при неудовлетворительном урожае правительство страны со 170-миллионным населением и фактической монополией хлебной торговли всегда будет иметь возможность произвести мобилизацию необходимых для фронта продовольственных ресурсов, — разумеется, в ущерб остальному населению; но гражданское население всех стран в случае новой большой войны, не может вообще надеяться ни на что, кроме как на голод и отравленные газы. В нынешнем году, благодаря обильному урожаю, военно-продовольственные базы на Дальнем Востоке во всяком случае значительно пополнены. Нет никаких оснований думать, что в отношении какого-либо из видов снабжения Красная Армия могла бы оказаться застигнутой врасплох.

Красная Армия как продукт революции

Начиная с 1918 года, Красная Армия вобрала в себя 50.000 царских офицеров, составлявших 40% командного состава, и около 200.000 унтер-офицеров, игравших в гражданской войне огромную роль. После победоносного завершения гражданской войны уволено было в запас около 80.000 командиров. Бывшие царские офицеры не составляют ныне в Красной Армии и 10%. Их вытеснили красные командиры, прошедшие через революцию и советские военные школы. Тысячи новых офицеров формируются ежегодно в нескольких десятках средних военных школ и академий.

Партия, комсомол, профессиональные союзы, администрация национализированной промышленности, кооперации, колхозов, совхозов воспитывают неисчислимые кадры молодых администраторов, привыкающих оперировать людскими и товарными массами и отождествлять себя с государством: они являются неоценимым резервуаром командного состава. Высшая допризывная подготовка учащейся молодежи создает другой самостоятельный резервуар. Студенчество группируется в особые учебные батальоны, иногда полки, не входящие в штаты армии. В случае мобилизации эти учебные части могут с успехом развернуться в ускоренные школы командного состава. Окончивший высшее учебное заведение должен прослужить в кадровых войсках 9 месяцев (в морском и воздушном флотах — 1 год), после чего подвергается испытанию на звание командира запаса. Лица со средним образованием допускаются к аналогичным экзаменам после 12 месяцев службы (во флоте — через 2 года). Чтобы оценить размеры этого резервуара, надо пояснить, что число студентов обоего пола доходит сейчас до полумиллиона при ежегодном выпуске около 40.000, а число учащихся средних учебных заведений достигает 7 миллионов.

Младших командиров («унтер-офицеров») приходится готовить в числе 100.000, из красноармейской массы в течение действительной службы при помощи особого 9-месячного курса в полковых школах. Воспитание унтер-офицеров в территориальных частях представляет известные затруднения. Но помимо сохранения в кадровой армии добровольцев-сверхсрочных, в распоряжении военного комиссариата, опирающегося на ряд вспомогательных организаций, есть достаточно средств для широкого и интенсивного воспитания унтер-офицерских кадров, в том числе и из учащейся молодежи.

В литературе русского эмигрантского офицерства, а отчасти и в военной иностранной литературе принято не без пренебрежения говорить о стратегии гражданской войны. У автора, которому в течение трех лет приходилось изо дня в день вести борьбу против недисциплинированности, дилетантизма и всех видов анархии, сопровождавших гражданскую войну, нет никаких побуждений идеализировать организационный или оперативный уровень Красной Армии в те суровые годы. Нельзя, однако, не видеть, что они были для армии годами великого исторического крещения. Отдельные рядовые солдаты, унтер-офицеры, прапорщики и поручики сразу поднимались над массой, обнаруживая таланты организаторов или военачальников, и закаляли свою волю в борьбе большого размаха. Этим самоучкам приходилось наступать и отступать, бить и быть битыми, и в конце концов удалось победить. Лучшие из них затем много и прилежно учились. Среди высших начальников, прошедших сплошь через гражданскую войну, 80% окончили академии или специальные курсы усовершенствования. Среди старшего командного состава около 50% получили высшее военное образование, остальные — среднее. Военная теория дала им дисциплину мысли, но не убила дерзания, закаленного бурными маневрами гражданской войны. Этому поколению сейчас от 35 до 45 лет, — возраст равновесия физических и душевных сил, когда смелая инициатива опирается на опыт, но еще не подавляется им.

Красный командир может получить батальон после 8 лет службы, полк — на 13 году, дивизию — после 17 лет. Для военных академиков сроки еще более сокращены. Французскую делегацию поражала молодость командного состава советской авиации: среди генералов воздуха немало лиц, едва переваливших за 30 лет. Служебные продвижения производятся лишь за отличия по службе: повышение в порядке очереди совершенно устранено. Эта система обеспечивает не только самый молодой командный состав в мире, но и отбор наиболее активных и способных среди молодежи.

Половина красноармейцев и 70% командиров состоят в партии или комсомоле. Высший командный состав почти сплошь партийный. В случае мобилизации процент коммунистов, правда, сильно понизится, но все же не настолько, чтобы расшатать политический костяк армии. В какой мере правящая ныне партия может быть названа большевистской или коммунистической — вопрос особый. Но эта партия, как она есть, придает несомненное политическое единство армии.

Пока царские офицеры занимали в командном слое главное место, они дублировались политическими комиссарами с неограниченными полномочиями. Вытекавшую отсюда систему двоевластия приходилось терпеть как меньшее зло, ибо прежде всего необходимо было завоевать доверие революционной армии к командному составу и спаять её единством новой доктрины. Кромвель отвечал в свое время педантам, пренебрежительно отзывавшимся о военной подготовке большинства его офицеров: «Зато они хорошие проповедники!» И при помощи командиров из ремесленников и торговцев Кромвель разбил блестящее королевское офицерство. Красная Армия при системе двоевластия справилась с врагами не хуже Кромвеля. Сейчас, благодаря тому, что командиры стали коммунистами, а коммунисты — командирами, проведен столь необходимый в армии принцип единоначалия. Офицер и «проповедник» сливаются в одном лице.

Характер красного командного состава, как и армии в целом, нельзя понять вне тех больших исторических событий, которые преобразовали психику всего народа, вернее целой семьи народов. Старого русского солдата, воспитанного в патриархальных условиях деревенского «мира», отличала больше всего слепая стадность. То, что полухвалебно, полупрезрительно называлось на Западе «славянской душой», было отражением бесформенного и варварского русского средневековья. «Христолюбивая» армия, которая создала некогда вокруг царизма ореол могущества, была до костей пропитана традициями рабства. В давно прошедшие времена, в обстановке полуфеодальной Европы, эта армия могла иметь свои преимущества как наиболее законченный образец господствовавшего везде типа. Суворов, генералиссимус Екатерины II и Павла, был неоспоримым мастером армии крепостных рабов. Великая французская революция навсегда ликвидировала военное искусство старой Европы и царской России.

С того времени царизм записал еще, правда, в свою историю гигантские территориальные хищения, но побед над армиями цивилизованных наций он уже больше не знал. Нужна была цепь великих поражений и потрясений, чтобы переплавить в их огне национальный характер. Только на этой новой социальной и психологической основе могла сложиться Красная Армия. Ее боец отличается от царского солдата несравненно резче, чем наполеоновский гвардеец — от солдата Бурбонов. Культ пассивности и примиренной капитуляции перед препятствиями сменился культом политического и социального дерзания и технического американизма. От «славянской души» осталось лишь литературное воспоминание.

Пробужденная народная энергия сказывается в большом и малом, прежде всего в росте культурности. Незначительный процент неграмотных новобранцев систематически убывает; из своих рядов Красная Армия не выпускает ни одного неграмотного. В армии и вне её наблюдается бурное развитие всех видов спорта. В одной Москве в этом году 50.000 рабочих, служащих и учащихся получили значок отличия за хорошую стрельбу. Армия все более становится на лыжи, что по условиям климата имеет неоценимое военное значение. В области парашютизма, безмоторного планирования, авиации молодежь достигает больших успехов. Советские рекордные полеты в стратосферу в памяти у всех. Эти вершины характеризуют всю горную цепь достижений.

Чтобы оценить всю силу Красной Армии, нет надобности ни в малейшей идеализации того, что есть. Говорить о благоденствии народов Советского Союза по меньшей мере рано. Еще слишком много нужды, горя, несправедливости, а, следовательно, и недовольства. Но мысль о том, будто советские народные массы склонны ждать помощи от армий Микадо или Гитлера, не может быть оценена иначе, как бред. Несмотря на все трудности переходного режима, политическая и нравственная спайка народов СССР достаточно крепка, во всяком случае крепче, чем у вероятных врагов. Сказанное вовсе не означает, что война, хотя бы и победоносная, была бы в интересах Советского Союза. Наоборот, она далеко отбросила бы его назад. Но сохранение мира зависит по крайней мере от двух сторон. Надо брать факты как они есть: война не только не исключена, она почти неизбежна. Кто умеет и хочет читать в книге истории, тот поймет заранее, что если русскую революцию, длящуюся с приливами и отливами уже почти тридцать лет (с 1905 г.!), заставят направить свой поток в русло войны, она развернет грозную и сокрушительную силу.

Дальний Восток

Военные силы, сосредоточенные на Дальнем Востоке в месяцы крайнего обострения японо-советских отношений, поражают на первый взгляд своей незначительностью. Японский военный министр Хаяси говорил 3 февраля, что его правительство содержит в Маньчжурии лишь 50.000 солдат, тогда как Советы сосредоточили на своей ближайшей границе 100.000 человек и 300 аэропланов. Опровергая Хаяси, Блюхер, командующий Особой Дальневосточной армией, утверждал, что японцы сосредоточили в Маньчжурии на самом деле 130.000, больше трети своей активной армии, плюс 115.000 солдат Манчжоу-Го, итого 245.000 при 500 самолетах. В то же время Блюхер заверял, что советские вооруженные силы не уступают японским. По масштабам великой войны дело идет почти что о партизанских отрядах.

Свойства дальневосточного театра (необъятные и крайне пересеченные пространства, редкость населения, плохие пути сообщения, отдаленность от основных баз) исключают сосредоточение миллионных масс, сплошной и глубокий фронт, позиционную войну. В русско-японской войне 1904-[19]05 гг. участвовало с русской стороны 320.000 солдат, а к концу, т.е. к полному разгрому царской армии, — 500.000. Японцы едва достигли этого числа. Царской армии не хватало не транспорта, не численности, а умения. Военная техника с того времени неузнаваемо изменилась. Но основные свойства военного театра на Востоке остались те же. Маньчжурия является для Японии промежуточной базой, которая отделена от основных баз морем. Японский флот господствует на море, но не под водой и не в воздухе. Морской транспорт связан с опасностями. Китайское население Маньчжурии враждебно японцам. Миллионных масс Япония не сможет сосредоточить на дальневосточном театре, как и Советы. Новейшая техника будет по необходимости сочетаться с тактическими методами прошлого. Для Забайкалья и Приморья стратегия Наполеона, пожалуй, даже Аннибала, сохраняет добрую долю своей силы. Рейды крупных кавалерийских соединений будут вносить решительные изменения в военную карту. Японские железные дороги в Маньчжурии будут подвергаться бóльшим опасностям, чем советская линия, идущая вдоль Амура. При действии разрозненных отрядов, при конных рейдах в тылу противника громадная работа выпадет на долю новой техники в лице авиации как средства разведки, связи, транспорта и бомбардировки. Поскольку вообще война в Приморье и Приамурье будет носить подвижной и маневренный характер, исход её будет в решающей степени зависеть от способности отдельных отрядов к самостоятельным действиям, от инициативы низших начальников, от находчивости каждого отдельного солдата, предоставленного самому себе. Во всех этих отношениях Красная Армия должна, на наш взгляд, превосходить японскую по крайней мере настолько же, насколько в 1904—05 годах японская превосходила царскую.

Как показали события истекшего года, Токио не решается сейчас начать. Между тем каждый новый год будет менять соотношение сил к невыгоде Японии. Уже развитие Кузнецкой военно-промышленной базы освобождает дальневосточный фронт от необходимости опираться на европейский тыл. Радикальная реконструкция пропускной способности дороги Москва-Хабаровск путем проведения второй колеи поставлена советским правительством в качестве первостепенной задачи на 1934 год. Наряду с этим приступили к строительству железнодорожной линии от Байкальского озера к низовьям Амура, на протяжении 1,400 километров. Новая магистраль должна пройти через богатейший район углей Буреи и руды Хингана. Программа нового промышленного строительства должна превратить область Буреи, отстоящую всего на 500 километров от Хабаровска, т.е. в десять раз ближе Кузнецкого района, в самостоятельную промышленную военно-техническую базу Дальнего Востока. Гигантские работы транспортного и промышленного характера в сочетании со значительными экономическими льготами, предоставленными населению Дальнего Востока, должны привести к быстрому заселению этого края, что окончательно вырвет почву из-под сибирских планов японского империализма.

И тем не менее внутреннее положение Японии делает войну почти неизбежной, как она, несмотря на все предостерегающие голоса, оказалась неотвратимой для царизма тридцать лет тому назад. Не будет парадоксом сказать, что, возникнув, война на Дальнем Востоке окажется либо очень короткой, почти молниеносной, либо весьма затяжной. Цель Японии — захват Дальнего Востока и по возможности значительной части Забайкалья — сама по себе требует очень больших сроков. Война могла бы кончиться скоро только при том условии, если бы Советскому Союзу удалось решительно и надолго сокрушить японское наступление в самом начале. Для разрешения этой оборонительной задачи авиация дает Советам оружие неоценимой силы.

Нет надобности быть адептом «интегральной» авиационной войны, т.е. верить в перенесение решающих боевых операций в воздух, чтобы признавать, что при известных условиях авиация несомненно способна разрешить проблему войны, радикально парализовав наступательные операции противника. Именно такова обстановка на Дальнем Востоке. Когда Хаяси жаловался на сосредоточение советской авиации в Приморье, он этим выдал вполне объяснимую тревогу правящих кругов Японии, политические центры которой, военно-промышленные конгломераты, важнейшие военные базы открыты ударам красных воздушных флотилий. Имея Приморье как базу, можно при помощи авиации дальнего действия внести величайшие разрушения в жизненные центры островной империи. Даже если сделать маловероятное допущение, что Япония выдвинет воздушный флот равной или превосходящей силы, опасность для островов окажется только ослабленной, но не устраненной. Нельзя создать непроходимый воздушный барьер, прорывы будут слишком часты, а каждый прорыв чреват большими последствиями.

Решающее значение в этой дуэли будет иметь не материально-технический перевес, который несомненно существует на стороне советской авиации и который в ближайшее время может только возрастать, а относительное географическое расположение сторон. В то время, как почти все японские центры открыты нападению с воздуха, японская авиация не может ответить сколько-нибудь равносильными ударами: не только до Москвы, но и до Кузнецкого бассейна (6-7.000 километров!) нельзя долететь без посадки. Между тем ни в Приморской области, ни в Восточной Сибири нет таких жизненных центров, разгром которых мог бы оказать решающее или хотя бы существенное влияние на ход войны. Преимущества положения, помноженные на более могущественную технику, дадут Красной Армии перевес, который трудно выразить в каком-либо точном коэффициенте, но который может приобрести решающее значение.

Если б, однако, советская авиация оказалась неподготовленной для разрешения грандиозной задачи третьего измерения, центр тяжести операций был бы перенесен на плоскость, причем вступили бы в силу законы дальневосточного театра; главный из этих законов именуется: медленность. Для внезапного захвата Приморья срок явно упущен. Сейчас Владивосток представляет собою серьезно укрепленную позицию, которая может стать Верденом тихоокеанского побережья. Пытаться взять крепость можно только с суши, для чего понадобилась бы, пожалуй, дюжина дивизий, в 212 — 3 раза больше, чем для обороны. Даже в случае окончательной удачи эта операция может отнять месяцы и тем предоставить неоценимый дополнительный срок в распоряжение Красной Армии. Продвижение японцев на Запад требовало бы огромных подготовительных работ: сооружения промежуточных баз, прокладки железных дорог и подъездных путей. Сами успехи Японии на этом пути создавали бы возрастающие затруднения, ибо Красная Армия отступала бы на свои базы, а японцы растекались бы в негостеприимном пространстве, имея за своей спиной порабощенную Маньчжурию, задавленную Корею и враждебный Китай. Затяжная война открывала бы возможность формирования в глубоком тылу у японцев Китайской армии при содействии советской техники и советских инструкторов.

Но здесь мы входим уже в область мировых отношений в подлинном смысле слова, со всеми таящимися в них возможностями, опасностями и неизвестными величинами. Многие из приведенных выше соображений и расчетов оказались бы, конечно, опровергнуты, если бы война продлилась ряд лет и вынудила советы поставить под ружье 20 миллионов душ. Слабейшим звеном после транспорта или наряду с транспортом, оказалось бы в этом случае, вероятно, советское сельское хозяйство, основные проблемы которого еще далеки от разрешения. Однако как раз в перспективе большой войны совершенно недопустимо брать вопрос об СССР изолированно, т.е. вне прямой связи со всей мировой обстановкой. Каковы будут группировки стран на Востоке и на Западе? Окажется ли осуществимой военная коалиция Японии и Германии? Найдет ли СССР союзников, и кого именно? Что станется со свободой морских путей? Каково будет продовольственное и вообще экономическое положение Японии? Очутится ли Германия в новом кольце блокады? Какой окажется относительная устойчивость режимов воюющих стран? Число этих вопросов можно было бы умножить. Все они неотвратимо вытекут из обстановки мировой войны, но ответить на них априорно никому не дано. Ответ будет найден в самом ходе взаимного истребления народов, и этот ответ может оказаться беспощадным приговором для всей нашей цивилизации.

Л.Троцкий

13 марта 1934 г.