Письмо Д. Лондон.

Дорогой товарищ!

Не без чувства смущения я должен признаться, что только в последние дни, т.е. с запозданием в тридцать лет, я в первый раз прочитал «Железную пяту» Джека Лондона. Книга произвела на меня — говорю без преувеличения — большое впечатление. Не своими художественными качествами: форма романа есть здесь только оправа для социального анализа и прогноза. Автор преднамеренно экономен в применении художественных средств. Его самого интересует не индивидуальная судьба его героев, а судьба человеческого рода. Этим я совсем не хочу, однако, уменьшить художественную ценность произведения, особенно последних его глав, начиная с Чикагской коммуны. Картина гражданской войны развёртывается в мощные фрески. Но не это всё же главное. Книга поразила меня смелостью и независимостью исторического предвидения.

Мировое рабочее движение стояло в конце прошлого и в начале нынешнего столетия под знаком реформизма. Раз навсегда казалась установленной перспектива мирного и непрерывного прогресса, расцвета демократии и социальных реформ. Правда, первая русская революция оживила радикальное крыло германской социал-демократии и придала на время динамическую силу анархо-синдикализму во Франции. «Железная пята» несёт на себе несомненный отпечаток 1905 года. Но к тому времени, когда эта замечательная книга вышла в свет, в России утвердилось уже господство контрреволюции. На мировом фронте поражение русского пролетариата дало возможность реформизму не только вернуть временно утраченные позиции, но и полностью подчинить себе организованное рабочее движение. Достаточно напомнить, что именно за следующие семь лет (1907—1914) международная социал-демократия окончательно созрела для своей подлой и постыдной роли во время мировой войны.

Джек Лондон не только творчески воспринял толчок, данный первой русской революцией, но и сумел в её свете заново продумать судьбу капиталистического общества в целом. Именно те проблемы, которые тогдашний официальный сталинизм считал окончательно похороненными: рост богатства и могущества на одном полюсе, нищеты и страданий — на другом; накопление социальной ненависти и ожесточения; неотвратимая подготовка кровавых катаклизмов, — все эти вопросы Джек Лондон прочувствовал с такой неустрашимостью, которая снова и снова заставляет с изумлением спрашивать себя: когда это написано? Неужели до войны?

Надо особо выделить ту роль, которую Джек Лондон отводит в дальнейших судьбах человечества рабочей бюрократии и аристократии. Благодаря их поддержке американской плутократии удаётся не только разгромить восстание трудящихся, но и удержать свою железную диктатуру в течение трёх следующих столетий. Не будем с поэтом спорить насчёт срока, который не может не казаться нам чрезмерно долгим. Дело здесь, однако, не в пессимизме Лондона, а в его страстном стремлении встряхнуть убаюканных рутиной, заставить их открыть глаза и увидеть то, что есть, и то, что надвигается. Художник смело пользуется приёмами гиперболы. Он доводит заложенные в капитализме тенденции гнёта, жестокости, зверства, предательства до их крайнего выражения. Он оперирует столетиями, чтобы измерить тираническую волю эксплуататоров и изменническую роль рабочей бюрократии. Но его наиболее «романтические» гиперболы в последнем счёте гораздо реалистичнее, чем бухгалтерские расчёты так называемых «трезвых политиков».

Нетрудно представить себе, с каким снисходительным недоумением официальная социалистическая мысль того времени относилась к грозным пророчествам Джека Лондона. Если дать себе труд просмотреть тогдашние рецензии на «Железную пяту» в немецких «Нейе Цайт» и «Форвертс», австрийских «Кампф» и «Арбейтер Цейтунг» и других социалистических изданиях в Европе и Америке, то нетрудно было бы убедиться, что тридцатилетний «романтик» видел неизмеримо яснее и дальше, чем все тогдашние вожди социал-демократии, вместе взятые. Но Джек Лондон выдерживает в этой области сравнение не только с реформистами и центристами. Можно сказать с уверенностью, что в 1907-м году ни один из революционных марксистов, не исключая Ленина и Розы Люксембург, не воображал себе с такой полнотой зловещую перспективу союза между финансовым капиталом и рабочей аристократией. Этого одного достаточно, чтобы определить удельный вес романа.

Фокусом книги является, бесспорно, глава «Ревущий зверь из бездны». В то время, когда появился роман, эта апокалиптическая глава должна бы казаться пределом гиперболы. Между тем, последующая действительность едва ли не превзошла её. А ведь последнее слово классовой борьбы ещё далеко не сказано! «Зверь из бездны» — это доведённый до крайней степени угнетения, унижения и вырождения народ. Кто сейчас отважится говорить по этому поводу о пессимизме художника? Нет, Лондон — оптимист, только зрячий и зоркий. «Вот в какую бездну столкнёт вас буржуазия, если вы не справитесь с ней!» — такова его мысль. Сегодня она звучит неизмеримо актуальнее и острее, чем тридцать лет тому назад. Ещё более поражает, однако, поистине пророческое предвидение тех методов, при помощи которых Железная Пята будет поддерживать своё господство над раздавленным человечеством. Лондон проявляет великолепную свободу от реформистски-пацифистских иллюзий. От демократии и мирного прогресса в его картине будущего не остаётся и следа. Над массой обездоленных возвышаются касты рабочей аристократии, преторианской армии, всепроникающего полицейского аппарата с финансовой олигархией во главе. Читая, не веришь глазам: ведь это же картина фашизма, его экономики, его государственной техники, его политической психологии! (Особенно замечательны страницы 299, 300 и примечание на странице 301). Факт неоспоримый: уже в 1907 году Лондон предвидел и описал фашистский режим, как неизбежный результат поражения пролетарской революции. Каковы бы ни были отдельные «ошибки» романа, — а они есть, — мы не можем не преклоняться перед мощной интуицией революционного художника.

Я пишу эти строки наспех. Очень опасаюсь, что обстоятельства не позволят мне дать сколько-нибудь законченную оценку Джека Лондона. Постараюсь со временем прочитать и другие его книги, посланные вами, и высказаться о них. Вы можете делать из моих писем то употребление, которое сами найдёте нужным. Горячо желаю вам успеха в вашей работе над биографией вашего великого отца.

С товарищеским приветом

Л.Троцкий

16 октября, 1937. Койоакан