Жрецы полуправды.
«The Nation» и «The New Republic»
Наиболее плачевную и недостойную роль в американской печати играют сейчас «Нэйшен» и «Нью Рипаблик». Эти газеты претендуют на роль оракулов «либерального» общественного мнения. Своих идей у них нет. Социальный кризис, открывшийся в 1929 г. и застигший «либералов» врасплох, заставил их ухватиться за СССР, как за якорь спасения. В популяризовании успехов планового начала и в осторожном противопоставлении его капиталистической анархии эти господа нашли временно свое призвание. У них по-прежнему не было никакой самостоятельной программы действий для Соединенных Штатов; зато они могли ныне идеализированным образом СССР прикрывать свою собственную растерянность.
На деле «дружба» с Москвой означала примирение буржуазного либерализма с бюрократией, задушившей Октябрьскую революцию. Чем больше росли привилегии нового правящего слоя и чем он становился консервативнее в защите своих привилегий, тем больше росло число его друзей среди буржуазных интеллигентов и либеральных снобов, отдающих дань моде. Вдохновителями этих настроений стали Уолтер Дюранти и Луис Фишер, прямые сикофанты советской олигархии. Под их указку ограниченные профессора, посредственные поэты, адвокаты, не успевшие стать знаменитыми, честолюбивые вдовы и просто скучающие дамы стали всерьез принимать свою дружбу с советским посольством в Вашингтоне за служение интересам Октябрьской революции. Многие из них проявили готовность защищать Советский Союз до последней капли крови… конечно, не своей, а «троцкистов».
В героический период революции представителем прогрессивного американского общественного мнения в Москве был Джон Рид. В это время Уолтер Дюранти сидел в Риге в качестве профессионального клеветника на революцию и её вождей. За последние годы Дюранти стал главным звеном между советской бюрократией и «либеральным» общественным мнением Соединенных Штатов. Нравственный контраст между Джоном Ридом и Уолтером Дюранти хорошо отражает политическое противоречие между большевизмом и сталинизмом. Если руководители «Нэйшен» и «Нью Рипаблик» умудрились не понять этого противоречия, то потому, что мелкие торговцы ложью типа Дюранти или Луиса Фишера им неизмеримо родственнее по духу, чем героический Джон Рид*.
* Уолтер Дюранти, несмотря на англосаксонскую «душу», участвует в московских подлогах в строго плановом порядке, рядом с судьями, прокурором, обвинителями и вообще людьми с «русской душой». Между тем Дюранти не был даже поставлен перед необходимостью ежедневно выбирать между жизнью и смертью. Его коллега г. Гаролд Дени, человек с заведомо американской душой, хотя и небольшого размера, очень скоро приспособился к атмосфере тоталитарного режима и, поставленный перед необходимостью выбирать между тощей правдой и жирным бутербродом, без колебаний встал на сторону бутерброда и Вышинского. Время от времени Дени выезжает за границу и пишет оттуда статьи об СССР «без цензуры», полностью продиктованные ГПУ. Такого рода субъекты являются источником вдохновения для «либерального» общественного мнения. — Л.Т.
Можно ли удивляться, если нынешняя бюрократия Кремля пришлась демократическим оракулам несравненно больше по душе, чем революционная партия Ленина? Как раньше они не понимали законов революции, так теперь они не понимают законов реакции. Они надеялись, что бюрократия, не без их благотворного воздействия, будет становиться все более респектабельной и «гуманной». Из голов этих людей до сих пор еще не выветрилась вера в непрерывный и автоматический прогресс. Они не сумели сделать никаких выводов даже из того факта, что демократическая мелкая буржуазия, плотью от плоти которой они являются, в течение нескольких лет превратилась в Германии в армию фашизма. Еще менее способны были они понять злокачественную эволюцию советской бюрократии.
Жалок тот, кто на больших исторических поворотах ограничивается эмпирическими догадками вместо того, чтобы проникнуть в имманентную логику классовой борьбы. В психологическом смысле подсудимые — только инструменты в руках инквизиции ГПУ. В историческом смысле инквизитор Сталин — только инструмент в руках бюрократии, попавшей в тупик. Сама бюрократия есть лишь инструмент мирового империалистического давления. Советские массы ненавидят бюрократию. Мировой империализм считает её пройденным этапом и готовится опрокинуть ее. Бюрократия хочет обмануть массы. Она хочет обмануть мировой империализм. Она лжет на два фронта. Чтобы правда не вышла наружу или не проникла извне внутрь, она никого не выпускает из страны и никого не впускает в нее. Она окружает СССР невиданным в мире частоколом пограничной охраны и неисчислимой сворой пограничных собак.
Период, когда мировой империализм подвергал советскую страну блокаде, давно отошел в прошлое. Теперь блокаду вокруг СССР организует сама советская бюрократия. Из революции она вынесла только культ полицейского насилия. Она думает, что при помощи сыскных собак можно изменить курс истории. Она борется за свое существование с таким концентрированным бешенством, с каким не боролся еще ни один из правящих классов истории. На этом пути она за короткий срок дошла до преступлений, до которых не успел еще дорасти даже фашизм. В этой диалектике Термидора демократические оракулы ничего не понимали, ничего не понимают и — не станем делать себе иллюзий — ничего не поймут. Иначе они вынуждены были бы немедленно закрыть «Нэйшен» и «Нью Рипаблик» и тем опрокинуть равновесие солнечной системы!
Так как термидорианская реакция выросла из революции, то «Нэйшен» и «Нью Рипаблик» неизменно стремились доказать, что революция и реакция — это одно и то же. Факты били в глаза: оракулы закрывали глаза на факты. Они систематически одобряли или, по крайней мере, замалчивали ту работу фальсификаций, лжи, подкупа, которую сталинская бюрократия совершала во всем мире. Они прикрывали расправу над оппозиционерами, которая длится уже 15 лет.
Между тем в предостережениях недостатка не было. Литература левой оппозиции достаточно богата на всех языках. В течение 15 лет она показывала шаг за шагом, как методы бюрократии входили во все большее противоречие с потребностями нового общества; как бюрократия, вынужденная маскировать свои корыстные интересы, не только усваивала механику лжи всех господствующих классов, но, ввиду остроты положения в стране, едва вышедшей из революции, придавала этой механике неслыханно отравленный характер. На неоспоримых фактах и документах мы показывали, как из термидорианской реакции выросла целая школа фальсификаций — сталинская школа, которая отравила собою все сферы общественной идеологии; мы разъясняли, как и почему именно Сталин («повар острых блюд», по определению Ленина уже в марте 1921 г.) стал вождем жадной и консервативной касты узурпаторов революции; мы предсказали московские процессы за 10 лет до того, как они возникли, и разъяснили для самых отсталых, что судебные подлоги являются лишь конвульсиями термидорианской агонии.
Наконец, в 1937 г. Международная комиссия в Нью-Йорке, состоящая из людей морально авторитетных и привыкших к критическому мышлению, подвергла обвинения Сталина-Вышинского терпеливому и тщательному анализу. Она не нашла в них ничего, кроме лжи, фальсификаций, подлогов. Она заявила об этом открыто на весь мир. Вердикт Комиссии был в сущности предназначен для среднего «человека с улицы», для фермера, мелкого торговца, для малоразвитого рабочего, словом, для того большинства, которому условия существования отказывают в необходимом образовании и кругозоре. От редакторов «Нэйшен» и «Нью Рипаблик», этих патентованных учителей народа, можно было бы требовать, казалось, хоть немножко собственного критического смысла. Они могли бы, например, вспомнить из старых школьных учебников, как термидорианская реакция во Франции объявила якобинцев «роялистами» и «агентами Питта», чтобы оправдать кровавую расправу над ними в глазах масс. От профессиональных моралистов можно бы, казалось, ждать хоть немножко нравственного чутья. Разве моральное перерождение советской бюрократии не било в нос? Увы, у моралистов не оказалось даже простого обоняния!
Московские процессы не только застигли эту публику врасплох, но и надолго нарушили безмятежность её духа. Сборник всех статей «Нэйшен» и «Нью Рипаблик» по поводу трех больших процессов — какая это была бы панорама ограниченности, самовлюбленности, лицемерия и, прежде всего, растерянности. Нет, этого они не ждали! Как это могло бы случиться? Однако, если им не хватает проницательности и чутья, то чувство самосохранения жреческой касты свойственно им в высшей мере. Отныне все их поведение определялось заботой о том, чтобы замести следы, т.е. не дать заметить верующим, что внутри оракула сидели все время не очень дальнозоркие жрецы. Теоретически эти фарисеи с негодованием отбрасывают принцип «цель оправдывает средства», не понимая, что великая историческая цель автоматически отметает недостойные средства. Зато для поддержания традиционных мелких предрассудков и особенно собственного авторитета в глазах простаков они всегда готовы прибегать к уловкам и подлогам мелкого масштаба.
Сперва они попытались открыто выполнить долг «друзей», т.е. адвокатов ГПУ. Но это оказалось слишком рискованно. Они поспешно перешли на позицию философского агностицизма и дипломатического невмешательства. Они объявили процессы «загадочными». Они воздерживались от суждения. Они предостерегали от преждевременных заключений. «Мы не можем извне ничего решить». «Полная истина вскроется, может быть, через 100 лет». «Мы не должны вмешиваться в дела советской юстиции». Словом, в уклончивой форме они пытались примирить мировое общественное мнение с теми подлостями, которые творились в Москве. Эти люди хотели во что бы то ни стало остаться в дружбе с палачами революции, не беря на себя, однако, прямой ответственности за подлоги ГПУ.
Но и на этой второй линии демократическим лицемерам не удалось долго продержаться. Под ударами разоблачений они еще более снизили тон: конечно, обвинения явно невероподобны, но… но под ними все же «что-то» скрывается. «Мы не со сталинцами, но мы не верим и троцкистам». Истину представляют только праведники из «Нэйшен» и «Нью Рипаблик». Если они были слепы вчера и позавчера, то это лучшая гарантия того, что они отлично видят сегодня. «Под московскими обвинениями что-то скрывается». Еще бы! Если правящая клика истребляет все, что осталось от большевистской партии, значит, у неё для этого имеются повелительные причины. Искать эти причины надо, однако, в объективных интересах бюрократии, а не в речах Вышинского и не в подлогах Ежова. Но мы уже знаем: диалектика классовой борьбы остается для этих эмпириков книгой за семью печатями. Чего можно требовать и ждать от философов и публицистов, которые ничего не предвидели, ничего не видели и которых процессы застигли полностью врасплох? Обанкротившимся оракулам ничего не остается, как делить вину пополам: 50 процентов возложить на палача, 50 процентов на его жертву.
Мелкий буржуа стоит посередине и рассуждает по формуле: «с одной стороны» и «с другой стороны». Если капиталисты слишком неуступчивы, то рабочие слишком требовательны. Эту линию золотой середины «Нэйшен» и «Нью Рипаблик» доводят лишь до логического конца, когда половину своей нравственной лимфы расходуют на ГПУ, другую половину — на действительных и мнимых «троцкистов». В результате либеральный американец узнает от своих учителей, что Зиновьев и Каменев были только наполовину террористами; что Пятаков саботировал промышленность только шесть месяцев из двенадцати; что Бухарин и Рыков состояли шпионами всего лишь двух, а не четырех стран; и что Сталин является всего лишь полуфальсификатором и полунегодяем. Каин? Может быть, Каин, но не больше как на 50 процентов.
Их философия отражает их мирок. По своей социальной природе они — интеллигентные полубуржуа. Они питаются полумыслями и получувствами. Они хотят лечить общество полумерами. Считая исторический процесс слишком неустойчивым предприятием, они никогда не ангажируются больше, чем на 50%. Так, эти люди, живущие полуправдой, т.е. худшей формой лжи, стали подлинным тормозом для действительно прогрессивной, т.е. революционной мысли.
Какой-нибудь «Нью Массес» есть просто мусорный ящик, который сам предостерегает против себя своим собственным запахом. «Нэйшен» и «Нью Рипаблик» гораздо более «благопристойны», «благообразны» и менее… ароматны. Но тем более опасны. Лучшая часть нового поколения американской интеллигенции может выйти на широкую историческую дорогу лишь при условии полного разрыва с оракулами «демократической» полуправды.
Л.Троцкий
19 марта 1938 г. Койоакан