Дискуссии с Троцким.
В марте из США в Мексику приехала делегация руководящих членов Социалистической Рабочей Партии для серии дискуссий со Львом Троцким. В эту группу входили: Джемс Кэннон, Макс Шахтман, Винсент Р. Данн, Роуз Карснер. По-видимому, однажды к ним присоединился Диего Ривера, в то время принимавший деятельное участие в группе мексиканских троцкистов. Беседы проходили каждый день все шесть дней конференции, с 20 по 25 марта 1938 г. Их записывала молодая стенографистка Rae Spiegel (известная в 1930-50 гг. под именем Рая Дунаевская).
Стенографистка отметила на каждой из шести записей: Это, очень поспешная запись дискуссии, которую не проверили ее участники.
Записи этих дискуссий были опубликованы вначале во внутреннем Бюллетене СРП, а потом в сборниках работ Троцкого на английском и других языках. На русском языке они появляются впервые в нашем переводе.
— Искра-Research.
I — Международная конференция.
Печатается по копии, хранящейся в Архиве Троцкого в Гарвардском университете, папка MS Russ 13 Т-4334.2 (Houghton Library, Harvard University). Перевод наш. — /И-R/
20 марта 1938 г.
Троцкий: Во всех секциях обсуждались события в Испании, китайско-японская война, классовый характер СССР, а в некоторых секциях даже произошли расколы, как, например, в немецкой секции. Ваши тезисы известны во всех секциях, то же самое относится и к французским тезисам. Теперь вопрос заключается только в том, чтобы привести текст в порядок.
Кэннон: Остается вопрос подготовки текста для конференции.
Троцкий: У нас здесь подготовлен проект программы — его можно подготовить в течение двух-трех недель, а затем перевести его на английский и французский. Можно ли использовать вашу декларацию принципов для Международной конференции?
Шахтман: Нет, это скорее декларация национальной секции.
Троцкий: Адольф* разослал свой проект устава. Немецкая секция подготовила тезис о характере Четвертого Интернационал. Документ был разослан во все секции три месяца назад и недавно опубликован в «Unser Wort».
* Адольф был псевдоним Рудольфа Клемента, секретаря Четвертого Интернационала. — /И-R/
Шахтман: Мы уже несколько месяцев не получали «Unser Wort».
Троцкий: Возможно, потому, что за время вашего пребывания в Социалистической партии вы утратили свои международные связи и до сих пор не смогли полностью восстановить их.
У вас также есть тезис Диего Риверы. Единственное возражение, которое можно выдвинуть против него, заключается в том, что он слишком длинный для конференции. Я ознакомился с вашим предложением о том, чтобы я писал о военном вопросе в свете последних событий. Я с готовностью принимаю это предложение — дополнить и конкретизировать наши тезисы в свете последних событий. Нам предстоит сделать кое-что важное. Это может быть сделано в ближайшие несколько дней. У нас есть черновик, но не хватает людей, которые могли бы перевести его с русского.
Но чего особенно не хватает, так это программы переходных требований и лозунгов. Необходимо кратко изложить конкретные требования, такие как рабочий контроль над промышленностью в противовес технократии. Время от времени это упоминается в статье, но лишь вскользь. Но я считаю, что это один из лозунгов, который очень важен для США.
Лундберг пишет книгу о шестидесяти семьях. Журнал Annalist говорит, что его статистика преувеличена. Мы должны потребовать отмены коммерческой тайны — чтобы рабочие имели право заглядывать в деловые расчеты предприятия — в качестве предпосылки для контроля рабочих над промышленностью. Ряд переходных мер, соответствующих стадии монополистического капитализма и диктатуры пролетариата, и раздел о колониальных и полуколониальных странах. Мы подготовили такой документ. Это соответствует той части «Коммунистического манифеста» Маркса и Энгельса, которую они сами объявили устаревшей. Она устарела лишь частично, частично она очень хороша и должна быть заменена на нашей конференции.
Кроме того, у меня также есть черновик тезиса, касающегося демократии. Суть ее в том, что демократия — это самая аристократическая форма правления. сохранить демократию способны те страны, в которых есть рабы со всего мира, такие как Великобритания, где у каждого гражданина есть девять рабов; Франция, где у каждого гражданина полтора раба; и США — я не могу сосчитать рабов, но это почти весь мир, начиная с Латинской Америки. Более бедные страны, такие как Италия, отказались от своей демократии.
Это анализ демократии в свете новых событий. Что такое фашизация демократии? Мелкобуржуазные демократы становятся банкротами. Только крупные компании, величайшие грабители, самые богатые рабовладельцы и т.д. остаются демократами. Такая постановка вопроса особенно полезна для США. Естественно, это должно быть написано не в пользу фашизма, а в пользу пролетарской демократии. Даже в такой богатой стране, как США, демократия становится все менее и менее действенной.
Я полагаю, что это почти всё, что у нас есть в качестве предложений для Международной конференции. Другие важные вопросы, жгучие вопросы классового характера Советского Союза, китайско-японской войны, вопрос об Испании, уже были рассмотрены и обсуждены во всех секциях. Мы хорошо подготовились к конференции.
Таким образом я подготовлю: (1) требования переходного периода; (2) вопрос о демократии; (3) война; (4) манифест о положении в мире; либо отдельно, либо в виде одной основной брошюры.
Кэннон: А как насчет программного манифеста? Я думаю, не следует ли нам подготовить такой документ?
Троцкий: Да, было бы очень хорошо, если бы он был подготовлен. Это может быть сделано в Европе или здесь. Он мог бы быть принят самой Международной конференцией или издан Международным Секретариатом от имени конференции.
Кэннон: Организационная сторона вопроса — мы будем считать эту конференцию в качестве временного собрания, или как фактическое учреждение Четвертого Интернационала? Преобладающее наше мнение, что мы на самом деле формируем Четвертый Интернационал на этой конференции. Мы считаем, что основные элементы Четвертого Интернационала уже сформировались. Мы должны прекратить наши переговоры и маневры с центристами и впредь относиться к ним как к отдельным и чуждым группировкам.
Троцкий: Я абсолютно согласен с тем, что сказал товарищ Кэннон. Я полагаю, что вы встретите некоторое сопротивление со стороны бельгийцев, особенно со стороны Вереекена. Для него жизнь состоит из дискуссий; как только принимается решение, это становится для него катастрофой. Вы также столкнетесь с некоторым противодействием со стороны французских товарищей на конференции. Я не знаю, какого мнения придерживаются разные британские товарищи, но я полностью согласен с тем, что откладывать это абсолютно наивно. Естественно, мы слабый Интернационал, но мы — Интернационал. Этот Интернационал станет сильным благодаря нашим действиям, а не маневрам с другими группами. Естественно, мы можем привлечь другие группы посередине, но это будет иметь второстепенный характер. Генеральная линия — это наше собственное развитие. В Испании мы провели проверку всех этих посреднических организаций — ПОУМ была самой важной частью Лондонского Бюро, и эта ПОУМ оказалась самой пагубной для испанской революции. Я считаю, что наша американская секция должна энергично отстаивать свою позицию — у нас нет причин хвастаться тем, что мы сильны, но, вот, мы такие, какие есть.
Кэннон: Я думаю, что по этому вопросу нам нужно дать какое-то объяснение некоторым товарищам — возможно, в форме статей или дискуссий. Некоторые товарищи приняли тактику маневрирования и уступок центристам за постоянную политику, тогда как мы считаем, что наши маневры с центристами к настоящему времени исчерпаны. Два, три или четыре года назад у нас были основания откладывать организационные действия, чтобы завершить маневры и эксперименты с этими людьми, но не сейчас. В ходе наших обсуждений мы заметили, что есть некоторые товарищи, которые хотят сохранить тактику на неопределенный срок, прибегают к разного рода маневрам, которые заранее обречены на поражение. И по этой причине я считаю, что мы должны объяснить этот вопрос товарищам.
Троцкий: Лондонское Бюро для нас не арена действий или маневров — это только препятствие — окаменевший центризм без масс. Что нас интересует в политической сфере, так это Компартия, но здесь речь идет не о маневрах, а о решительной борьбе.
Шахтман: Слышали ли вы какие-либо новости о каких-либо изменениях в ПОУМ в связи с появлением левого крыла?
Троцкий: Лидерами сейчас являются правые — худшие элементы группы Маурина — и они обвинили представителей левого крыла в том, что они несут ответственность за катастрофу в Испании из-за их слишком революционной политики.
Шахтман: А в Голландии?
Троцкий: Это черное пятно на нашей политической карте. Это классический пример превращения сектантской политики в оппортунистическую, сопровождающийся серией поражений. Вы знаете, что эти левые профсоюзы существуют последние тридцать или сорок лет. Это не импровизация Третьего периода сталинизма; они являются результатом синдикалистских предрассудков. Снефлит стал секретарем этой организации. В период ее расцвета в ней насчитывалось 25.000 рабочих и государственных служащих — пополам, примерно. Но функции государства реализуются через профсоюзы. Они субсидируются государством. Таким образом, профсоюзная бюрократия стала зависимой от государства. У Снефлита и его друзей был аппарат, который не соответствовал и не отвечает силе профсоюзов и партии, но который опирается на финансовую поддержку государства.
Кэннон: Прямое субсидирование?
Троцкий: Да. Это дает профсоюзам возможность поддерживать свой аппарат. Если государственный министр откажет этим профсоюзам в финансовой поддержке (а он угрожал этим), то это немедленно приведет к полной катастрофе. Колейн* погрозил пальцем левым профсоюзам. Все функционеры немедленно перешли из этого в другие профсоюзы, и теперь у Снефлита уже не 25.000 человек, а максимум одиннадцать—двенадцать тысяч. Именно его прежняя радикальная позиция, особенно в колониальном вопросе, обеспечила ему авторитет среди рабочих; он был арестован, а когда вышел из тюрьмы, стал депутатом парламента. В то время, во Франции, мы разговаривали с ним и утверждали, что для него невозможно оставаться секретарем профсоюза, полуфункционером государства и членом революционной партии. Он сказал мне, что согласен, но хотел бы остаться на посту секретаря только для того, чтобы привлечь в революционную партию около 2000 членов из профсоюзов. Я сказал: хорошо, посмотрим. Но эволюция была противоположной. Когда он вошел в парламент, мы ждали подлинной революционной речи — это был первый случай, когда у Четвертого Интернационала появился депутат парламента. Но каждая речь была двусмысленной. Со своим премьер-министром Колейном он вел себя очень по-джентльменски — абсолютно нереволюционно. Он назовет вам тысячу причин для своего отношения, но скроет единственную истинную причину — его угодничество перед правительством, чтобы сохранить финансовую поддержку своего профсоюза. Очень унизительно, но это так. В этой ситуации он не выносит никакой критики. Когда член парламента спрашивает его: «Почему в своей парламентской речи вы не сказали то-то и то-то?» — он не может ответить. Он изгоняет всех критиков. Чтобы бороться против нас — Четвертого Интернационала — он обращается за революционной маскировкой в Испанию и заявляет о ПОУМ: «Это моя партия». Он поехал в Испанию с 500 гульденами, чтобы отдать их ПОУМ — все было сфотографировано в газете — он поехал туда и поддержал ПОУМ против нас.
* Hendrik Colijn (1869-1944) — консервативный премьер Нидерландов в 1925-26 и 1933-39 гг. — /И-R/
В ПОУМ было 40.000 членов. Это ничего не значит. Если у вас всего 10.000 членов — но членов, которые связаны с восстающими массами, — тогда вы можете выиграть революцию. Но 40.000 членов, далеких от масс, — это ничего. Но Снефлит, Вереекен, Серж оказались штрейкбрехерами, в полном смысле слова «штрейкбрехер». Они были полностью солидарны с ПОУМ против нас в этой ситуации, и ПОУМ заявила: «Если такие важные фигуры выступают против официальной позиции Четвертого Интернационала, то, возможно, мы правы». Это усилило оппортунистические тенденции ПОУМ в самой критической ситуации. Наши американские друзья обязаны энергично обвинить их, потому что Испания была великим историческим уроком. Результатом политики Снефлита является то, что от 25.000 членов профсоюзов у него осталось 11.000, и на новых выборах он потерял свой мандат — у него было уже не 50.000 голосов, а менее 30.000; его дипломатические речи не вызвали интереса у рабочих.
Теперь он убегает в Лондонское Бюро. Мы не можем пойти ни на какие уступки Снефлиту. Мы были терпеливы — это вопрос не двух или трех недель, это вопрос по меньшей мере шести лет — и мы все были очень терпеливы, слишком терпеливы. Теперь мы должны подвести итог, потому что в самый критический период наших действий, во время испанской революции он проявил себя как штрейкбрехер — мы не можем его простить. Вспомните, как он вел себя во время последней международной конференции. Он приехал, но как турист. Он принял участие в одном заседании; затем он телеграфировал Шмидту, который одобрил его, а затем полностью покинул рабочее движение и через несколько месяцев перешел на сторону буржуазии.
Кэннон: У нас есть группа в Голландии?
Троцкий: Да, у нас есть группа, исключенная Снефлитом, и у нас есть сторонники в партии Снефлита. Мы считаем, что позиция конференции будет решающей для голландской партии. Им нужно дать понять, что это не мелочь.
Что касается Вереекена, то в то время, когда Снефлит исключил наших товарищей, Вереекен одобрил это, потому что, по его словам, у них сложилось фракционное отношение внутри партии Снефлита. В бельгийской секции также есть отделение, говорящее по-голландски, и тамошние товарищи поддержали нашу политику, после чего Вереекен пригрозил им исключением. Это международная группировка, они постоянно борются против линии ИС. В определенном смысле Вереекен — ценный работник, очень преданный движению и очень энергичный, но этот рабочий обладает всеми плохими качествами интеллектуала.
Кэннон: Что нас не устраивает в европейских группах, так это то, что они, кажется, никогда не доводят дело до конца — они никогда не доводят свою борьбу до конца. Половина успеха, которого мы добились в США, связана с тем, что мы доходим до точки, когда сталкиваемся с людьми, которые не могут быть ассимилированы. Мы общаемся с ними, но только досюда; когда они уходят из организации, все отношения прекращаются.
Европейские товарищи не доводят свои дискуссии до конца. Нам кажется, что они слишком легко расходятся во мнениях и слишком быстро снова сходятся. С такими людьми, как Вереекен, мы придерживаемся политики принятия окончательных решений после тщательного обсуждения. Мы не можем создать Четвертый Интернационал на основе постоянных дискуссий.
Я думаю, что конференция должна определить свою политическую линию и сказать всем: вот наша программа и платформа. Пусть те, кто с нами, придерживаются этой позиции. Пусть другие идут своим путем.
Я считаю, что мы должны обратиться к молодым товарищам из бельгийской и французской секций и настоять на такой позиции и прекратить все отношения с теми, кто отвергает решения конференции, независимо от того, какие они важные. На самой конференции должна быть проведена дискуссия по вопросу «дискуссий». Мы должны четко заявить, что обсуждаем не ради обсуждения, а для того, чтобы прийти к выводу и действовать. Например, нам никогда не было ясно, как Вереекен, так легкомысленно порвав с бельгийской секцией и так легко воссоединившись, смог сразу же стать политическим секретарем — высшим постом в партии. Это создает впечатление, что можно безнаказанно разорвать организацию на куски, затем объединиться и начать все сначала, как будто ничего не произошло. По нашему мнению, это безнадежная политика. Товарищи по Четвертому Интернационалу должны набраться мужества и, если произойдет разрыв, сделать его окончательным.
В США разрыв с организацией карается смертной казнью. С такими людьми мы не начинаем все сначала на следующий день. Мы стараемся привить этот дух молодым товарищам, чтобы они поняли, что верность организации — это нечто священное. Они в высшей степени ценят единство организации. Вот почему наша последняя беседа была такой успешной — никто не угрожал расколом. Следовательно, партия могла предоставить максимальную свободу в обсуждении, не опасаясь раскола или бесконечного затягивания дискуссии. Я думаю, что европейские товарищи должны развить в себе концепцию, согласно которой Четвертый Интернационал формируется как определенная организация, каждый член которой должен быть лоялен. Те, кто легкомысленно вносит раскол, должны быть отсечены и отброшены в сторону.
Троцкий: Я подписываюсь под каждым словом, сказанным товарищем Кэнноном. Я только добавлю, что ситуация в бельгийской партии была сложной с этой точки зрения, поскольку в ней были члены Социалистической партии без революционного образования. У нас есть Дауге, молодой товарищ, очень активный, но воспитанный в духе партии Вереекена, без какого-либо духа революционной дисциплины. Затем есть Лесойл — отличный товарищ, который полностью поглощен своей местной сферой деятельности. Это была сложная ситуация.
Это также было причиной, по которой в этой ситуации Вереекен мог снова стать национальным секретарем. Беда была в том, что товарищи из Соц-партии, как только они откололись от нее, сразу же стали сторонниками независимых профсоюзов. Это был сильнейший удар для новой партии. Я переписывался с Дауге по этому вопросу — это было во время нашего пребывания в Норвегии, и полиция заполучила эту переписку, опубликовала ее и обвинила нас в макиавеллиевских интригах; это еще больше усложнило ситуацию. Вереекена не интересует профсоюзный вопрос — его интересует только обсуждение. Дауге был сторонником независимых профсоюзов. Теперь он кое-чему научился, но тогда это стало катастрофой для партии. Лесойл в принципе был против такого отношения, но на практике поддерживал Дауге.
Я считаю, что разрыв со Снефлитом завершен и что он не появится на конференции. Он не ответил на мое последнее письмо, в котором я заявил, что, несмотря ни на что, если он хочет быть с Четвертым Интернационалом и т.д., он должен ответить, и мы сделаем все, что в наших силах, и т.д.
Что касается Вереекена, то он должен получить серьезное предупреждение от наиболее ответственного лица. Он появится на конференции и сможет обсуждать и критиковать, но я считаю необходимым сделать резкое личное предупреждение, перечислив все его ошибки. Его следует предупредить, что наше терпение на исходе. Он не молодой человек; ему сорок. Он шофер, работает по восемь часов, затем очень активен, пишет статьи, выступает с речами и т.д., но он очень опасен для партии.
Кэннон: Каких успехов добилась французская секция в этом году?
Троцкий: За этот год они не добились большого прогресса — это был год иллюзий Народного фронта, и только самые смелые могли присоединиться к нашей партии. С другой с другой стороны, эта ситуация породила некоторые сектантские тенденции. Некоторые элементы ищут объяснение застою и слишком медленному развитию не в объективной ситуации — большой волне Народного фронта, — а в недостаточности нашего лозунга, а именно в том, что мы считаем своей целью защиту Советского Союза в случае войны. Такова тенденция Крайпо, очень хорошего и честного человека, но догматичного и со схоластическим складом ума. По многим вопросам его взгляды совпадают с взглядами Вереекена, но он более дисциплинирован в своей позиции, более доступен влиянию и т.д.
Ситуация в нашем Интернационале неплохая, несмотря на острую дискуссию по российскому вопросу. Я считаю, что проблема заключается в проверке, контроле, верификации их отношения к профсоюзам. Профсоюзы во Франции за последние годы стали влиятельными организациями. У них было по миллиону человек в двух организациях. Затем они объединились. Сейчас у них пять миллионов в объединенной организации; руководство более или менее в руках сталинистов, и они прикрываются поддержкой Народного Фронта. Но сейчас задача состоит в том, чтобы подготовиться к приближающемуся кризису с Народным фронтом. Разрыв между Соц-партией и Компартией уже начался. Это должно придать импульс нашей французской секции. У них правильные принципы, но американские товарищи могут помочь им в практической работе.
У них было еще два инцидента, которые нанесли ущерб организации: один из членов Национального комитета подделывал деньги — я не знаю, было ли это сделано в пользу партии, или по личным причинам. Естественно, его исключили, и партия показала, что это было сделано не под ее руководством. Но это было сильным ударом. Второй инцидент произошел с двумя молодыми товарищами, Фредом Зеллером и Корвином. Зеллер приехал к нам в Норвегию с поручением от Молодых социалистов. Я сказал ему: «Теперь вы находитесь в центре атаки сталинистов, вы должны быть осторожны.» А он немедленно послал открытку сталинисту и написал: «Долой Сталина!» Это было воспроизведено в сталинской прессе. Потом он написал мне, что усвоил урок и будет более осторожен со сталинистами. Но он попал в лапы сталинистов из-за какой-то темной интриги, как и другой молодой товарищ, и они оба были исключены. Они были лидерами молодежного движения, и это стало ударом по движению.
Я считаю, что мы должны предупредить нашу молодежь в США о том, что у нас появились новые элементы — преданные, но неопытные. Они не знают, что сталинисты могут сделать, чтобы спровоцировать их. Странные предложения будут поступать с разных сторон. Вполне возможно, что вы найдете молодого революционного рабочего или студента, связанного с настоящими фашистами (они могут быть из гестапо и ГПУ одновременно), и эти интриги могут оказаться абсолютно фатальными для нашей организации, для революционного интернационализма.
Р.: А как насчет Индокитая? Разве у нас там нет сильной секции?
* Из стенограммы непонятно, кто задал вопрос: Роза Кастнер, Винсент Р. Данн, или стенографистка Рая Шпигель. — /И-R/
Троцкий: Да, это очень хорошая секция. Лидер находится в тюрьме. У них был большой еженедельник, и я полагаю, что организация была объявлена незаконной французским министром колоний-социалистом. Я полагаю, что газета также была запрещена — я не знаю, выходит ли она регулярно сейчас — я не видел ее уже два месяца.
Шахтман: Да, она выходит — я видел копии.
Кэннон: А Молинье?
Троцкий: Молинье издает теоретический орган. Он заявляет, что в принципе он с нами, но наша организационная политика плохая, а у него есть другая, получше. Его организация пропитана ненавистью к нашей организации. Вполне возможно, что объективно вы будете обязаны уделить внимание этому вопросу, и на конференции Вереекен будет защищать его. Молинье должен остаться за бортом, но другие члены его группы могут быть приняты, если подадут индивидуальное заявление и если он останется за бортом. Он лично может быть очень полезен, но только когда у нас большая организация. В такой организации, как наша, его сотрудники только разрушают порядок. Вы можете предложить ему приехать в США и обещайте ему дружеские личные отношения, и через год мы посмотрим.
Что же касается немецкой секции, то это скорее вопрос организации их газеты. Естественно, как эмигрантское движение, оно не имеет массовой базы. Существует газета Unser Wort, которая выходит регулярно. Немецкие секции Швейцарии, Австрии и Чехословакии учредили теоретический ежемесячник «Der Einzige Weg» (Единственный путь]. Собственно немецкая секция не представлена, но Вальтер Хелд участвует в редакции. Я написал ему, спрашивая, почему секция не участвует, и жду ответа. Лучше всего было бы превратить этот орган в единый для всех немецко-говорящих товарищей, и я считаю, что это осуществимо. У нас очень хорошие товарищи — Йоре и Фишер. Йоре — образованный марксист. В эмиграции дела обстоят очень плохо. Он озлоблен, поэтому он отказался выпускать теоретический ежемесячник для всей секции, но это необходимо. Товарищи очень хорошо образованы в теоретическом плане. Адольф, например, несколько лет назад был совсем зеленым, но теперь он образованный марксист. Он очень хорошо пишет на трех языках и знает еще шесть других. Но беда в том, что Снефлит, Вереекен, а теперь и Серж отказываются признавать авторитет ИС, потому что оно состоит из молодых парней и их политика в тысячу раз лучше.
Кэннон: А Маслов-Фишер?
Троцкий: Это Маслов-Фишер. По всем вопросам, которые вызывают дискуссию — Россия, Испания, Китай — они против нашей линии. У них есть газета, и они подписывают свои статьи «Бунтари» — повстанцы. Они всегда были бунтарями, у них другой менталитет.
Серж — прекрасный поэт, писатель. Он очень хорошо пишет и имеет давнее анархистское прошлое. Он долгие годы оставался в России в сталинских тюрьмах. Он был мужественным и честным человеком и не капитулировал, что является очень хорошей характеристикой. Но он не следил за развитием Четвертого Интернационала. Он пришел с какими-то очень смутными идеями — с воображением поэта — чтобы охватить весь мир: ПОУМ, анархистов, нас. Я получил от него личное письмо, касающееся Седова, и в нем он упомянул, что, несмотря на разногласия второстепенного характера и т.д., он с нами. Только они не второстепенного характера. Было бы очень хорошо, если бы наши американские друзья проявили инициативу и посоветовали ему не лезть в политику. Я тоже постараюсь написать ему — это очень деликатный вопрос, — что я считаю его одним из лучших революционеров и писателей, но не политиком.
Росмер относится к нам очень дружелюбно. Он был связан со Снефлитом, но теперь недоволен им. Я не верю, что он примет активное участие в движении, но его моральный авторитет может быть нам очень полезен.
Нашим французским товарищам очень тяжело, они живут в финансовой нищете, и их нельзя сравнивать с нашими богатыми янки. Однодолларовая банкнота — тридцать франков — в ИС — это целое состояние.
Кэннон: Мы отправили пятьдесят долларов; мы регулярно вносим ежемесячный взнос в ИС.
Троцкий: О, это очень, очень хорошо. И они очень экономны. Необходимо создать подсекретариат в Нью-Йорке, имея в виду, что этот подсекретариат может стать настоящим секретариатом. Мы не знаем, какова будет судьба Европы, если фашизм продолжит наступать. Если это произойдет, то Америка останется единственным местом, и там необходим вспомогательный секретариат.