Стенограмма заседания Политбюро 3 июня 1926 г. по вопросу «Об уроках английской всеобщей стачки».
От редакции.
Общие замечания о внутрипартийной борьбе на заседаниях Политбюро даются в нашем Введении.
Всеобщая британская забастовка началась 4-го мая и продолжалась девять дней до 13-го. Генсовет с самого начала играл тормозящую роль, сузил стачку, а после недели свернул общую забастовку и бастовать остались только горняки.
Следующая стенограмма описывает обсуждение политики Коминтерна в отношении британского рабочего движения, в частности о том, какое отношение занять к Англо-русскому комитету, созданному сообща советским профобъединением, ВЦСПС, и Генсоветом английских тред-юнионов в апреле 1925 г.
На заседании присутствовали:
Члены Политбюро: Бухарин, Ворошилов, Зиновьев, Калинин, Молотов, Рыков, Томский, Троцкий.
Кандидаты в члены ПБ: Каменев, Угланов.
Члены ЦК ВКП(б): Андреев, Бауман, Бубнов, Догадов, Жуков, Квиринг, Косиор, Котов, Кржижановский, Лобов, Мануильский, Михайлов, Скворцов-Степанов, Смилга, Смирнов А.П., Чичерин, Шварц, Шверник, Шмидт.
Кандидаты в члены ЦК: Гамарник, Гей, Киселев, Лашевич, Ломинадзе, Мельничанский, Уншлихт.
Члены Президиума ЦКК: Гусев, Куйбышев, Сольц, Чуцкаев, Шкирятов, Янсон, Ярославский.
Троцкий с середины апреля до середины мая был на лечении в Германии и отсутствовал на предыдущих обсуждениях английского вопроса в Политбюро. Тон статей в «Правде», журнале «Коммунистический Интернационал» и других органах советской прессы сообщал линии ИККИ общий и расплывчатый характер: помощь забастовщикам, расширение стачки, единство рабочего класса и т.д. Из своего анализа в книжке «Куда идет Англия?» Троцкий очень хорошо знал о предательской сущности профсоюзных и лейбористских вождей и опасался, что молодая британская компартия не сумеет достаточно агрессивно противопоставить революционную линию реформистской.
Позиция Зиновьева была противоречивой. Он в течение трех лет, после болезни Ленина играл ведущую роль в вытеснении Троцкого из руководства. Именно Зиновьев руководил Исполкомом Коминтерна и заведовал так называемой «большевизацией» его секций. Зиновьев, при поддержке «тройки» и «семерки», назначал и смещал национальные ЦК компартий под углом зрения аппаратной борьбы с влиянием Троцкого. Идейно-политическая борьба в партиях КИ была изгажена и принижена; в руководстве секций вырастали бесхребетные лизоблюды, поддержанные Кремлем; ряд преданных коммунизму революционеров во Франции, Германии, Польше и в других странах были изгнаны из компартий или оттеснены от руководства. Политика Коминтерна в 1923—25 годах металась между крайностями. Путчистская авантюра в сентябре 1923 года в Болгарии сменялась прострацией во время революционной ситуации в Германии в октябре того же года, а за ней следовала новая авантюра в Эстонии в 1924 году. Попытки найти короткий путь к революции через Профинтерн и Крестинтерн сменялись оппортунистским подчинением Китайской компартии Гоминдану. Мы отправляем любознательного читателя к работе Троцкого «Критика программы Коммунистического Интернационала»
Все же, Зиновьев многому научился у Ленина. Весной 1926 г. он отшатнулся от последствий оппортунистического блока Сталина и правых, попытался восстановить принципиальную политику в Коминтерне и вернуться к позициям революционного марксизма. В течение мая 1926 года Троцкий и Зиновьев требовали отказаться от фиктивного «единства» в Англо-русском комитете, разорвать эту верхушечную структуру и раскритиковать половинчатую, реформистскую политику английских «левых». На заседании Зиновьев защищается цитатами, общими фразами, но все же несколько раз правильно осуждает примиренческий уклон правящей фракции.
Томский, Молотов, Калинин, Ворошилов, Бухарин и другие сторонники правящей фракции (Сталин отсутствовал на заседании) игнорируют общие политические вопросы, используют бюрократические увертки, притворяются, что все хорошо. Троцкого обвиняют в том, что он придирается к британской компартии и подрывает ее авторитет. Блок Зиновьева—Троцкого атакуют в основном через его слабый фланг, в лице Зиновьева: слишком хорошо известно давнишнее критическое отношение Троцкого к правому уклону в Политбюро и ИККИ, слишком тесно был связан Зиновьев с этим уклоном в течение до-оппозиционного периода. Глава ВЦСПС, Томский, сторонник Сталина в блоке центра и правых, пытается защитить примирительную политику центра и её заигрывание с Амстердамским объединением профсоюзов. Сталин и его клика еще не успели довести эту политику до формального растворения Профинтерна в Амстердаме, когда британская всеобщая стачка и предательская политика Генсовета разрушили надежды правых и центра.
Критика со стороны Троцкого и Зиновьева вынудила правящий блок формально осудить оппортунизм и приспособление к нему, но разложение Коминтерна продолжалось. Левых оттесняли от влияния, критику заглушали, бюрократия усиливалась. Зиновьев формально еще оставался Председателем Исполкома Коминтерна, но Политбюро отклонило его требование выступить на заседании ИККИ с критикой правой политики большинства.
Искра—Research
5 августа 2016 г.
Стенограмма заседания.
3. VI. 1926 г.
Председательствует т. Рыков.
Ставится вопрос о порядке ведения заседания.
Троцкий. После прекращения всеобщей стачки прошло около 4 недель, а этот вопрос в полном объеме в Политбюро не обсуждался. За последние недели откладыванием вопроса мы были поставлены в такое положение, что каждый думал самостоятельно для себя. Попытка поставить вопрос на обсуждение в предварительном порядке, чтобы избежать излишнего разнобоя в Политбюро, чтобы устранить работу мысли по разным колеям и разным направлениям, — эта попытка упорно не встречала сочувствия. Коллективной проработки вопроса не хотели. Теперь получилось нагромождение документов, тезисы против тезисов, и для того, чтобы партия могла разобраться в споре, нужно более обстоятельно поговорить, иначе незачем и стенограммы заводить. Мы тратим иногда время на мелкие вопросы без всякой нужды. Я думаю, что здесь нужно подходить с несколько более широким масштабом.
Рыков. Какого размера эта ширина?
Троцкий. Думаю, минут 20 в первый раз и минут 5 во второй раз.
Калинин*. Сказать, что мы целый месяц не обсуждали, это значит идти против истины. До тезисов тов. Зиновьева у нас никаких разногласий по этому вопросу не было, и по нему были неоднократные обсуждения в Политбюро. Кто вел всю работу?
* В стенограмме с авторской правкой исправления в тексте выступления М.И. Калинина сделаны редактором. — РОССПЭН
Голос. Комиссия.
Калинин. Все решения комиссии принимало Политбюро. Кто ставил вопрос о денежной помощи? Это сделало Политбюро, и после этого думать, что Политбюро решило этот вопрос без всякого обсуждения — смешно. Повторяю, у нас до тезисов т. Зиновьева никаких существенных разногласий в Политбюро не было. Прошла всего неделя, как появились тезисы тов. Зиновьева, и мы видим, что они были полезны. Доказательством этого может служить то, что к этим тезисам прибавилось еще трое-четверо тезисов. Тезисы Зиновьева послужили оплодотворением для появления новых тезисов. Так как все эти тезисы читали, то я думаю, что 15 мин. для обоснования тезисов достаточно, принимая во внимание нормы экономии. Именно в стенограмме люди должны быть очень и очень сжаты и показать партии, что и на серьезные вопросы уделяется не беспредельное количество времени, где публика расплывается. Именно сжато, и говорить должны по существу вопроса. Поэтому [давайте покажем перед партией режим экономии,] я предлагаю на прения дать 10 мин. [Я знаю нашего председателя: если дать 15 мин., значит — 25.
Рыков. Особенно Калинина не остановишь никаким способом.
Калинин. Поэтому предлагаю принять 15 мин.]
Рыков. Несколько слов по поводу заявления т. Троцкого, что вопрос новый и что не было обсуждения. По-моему, к вопросу об английских событиях мы оказались более внимательны, чем к какому бы то ни было другому вопросу. Во-первых, мы создали комиссию в составе: Сталин, Зиновьев, Рыков, Догадов, Молотов, Бухарин, Лозовский и Чичерин. Они собирались каждый день, и каждый день имели заседания. Каждый вопрос, связанный с английскими событиями, подвергался подробнейшему рассмотрению на всех последних пяти заседаниях Политбюро. Последние заседания были все с вопросами об английской стачке. Протоколы бюро за последние пять раз начинаются с английского вопроса.
Каменев. А с другой стороны, стоит — отложить.
Рыков. А на другой стороне слова «отложить» нет, а есть решение.
Троцкий. Решение в практической части, но отсутствует политическая оценка события в целом.
Рыков. Вопрос для Политбюро был ясен. Итак, я голосую. Есть предложения дать ораторам в прениях 5 или 10 мин. и предложение Бухарина — 15 мин. дать докладчикам.
Троцкий. Всем выступающим в первый раз дать 15 мин.
Рыков. Есть предложение 15 мин. для докладчика, 10 мин. оратору в первый раз и 5 мин. во второй раз. Второе предложение Троцкого: всем ораторам по 20 мин. и 5 мин. во второй раз. Относительно докладчиков предложения имеются?
Троцкий. Я не делаю изъятия [тем более что у нас три докладчика] для докладчиков — всем поровну.
Молотов. Предлагаю к порядку. Прения прекратить, перейти к обсуждению вопроса по существу.
Председательствующий. Голосую: кто за прекращение прений? Принято. Кто за предложение тов. Троцкого: всем по первому разу по 20 мин. Кто за предложение т. Бухарина: по первому разу 15 мин. и по второму разу — 5 мин.? Большинство. Слово имеет тов. Зиновьев.*
* В стенограмме с авторской правкой первоначальный вариант текста выступления Г.Е. Зиновьева отсутствует. Имеется вновь отпечатанный вариант с дополнительной авторской правкой. — РОССПЭН
Зиновьев. Совершенно ясно, что к вопросам об уроках английской забастовки, изменившей до известной степени международную обстановку и положение в Коминтерне, мы приступаем сегодня впервые. Предыдущие обсуждения в комиссии Политбюро происходили в порядке текущих задач — очень важных, но лишь текущих. И только сегодня мы приступаем, повторяю, к общему обсуждению вопроса. Контр-тезисы т.т. Молотова, Бухарина и Томского были получены мною только час тому назад, и поэтому не могу сказать, чтобы я изучил их с той основательностью, которая в данном случае необходима. Но приступить к обсуждению действительно нужно.
Первый вопрос, который естественно возникает, это — было ли все то, что произошло в Англии, совершенно неожиданным для Коминтерна, или Коминтерн в достаточной степени ясно видел заблаговременно основные тенденции в этом вопросе. Я думаю, что верно последнее. Я бы мог это положение доказать целым рядом документов, из которых, ввиду краткости времени, ограничусь лишь очень немногими. Так, например, мне лично в заключительном слове на расширенном Исполкоме Коминтерна в марте месяце этого года пришлось заявить следующее:
«Мы стоим перед крупнейшим конфликтом между рабочими и предпринимателями в Англии. В частности, громадное значение имеет назревающая борьба английских горняков. К сожалению, об этом мы мало говорили на нашем пленуме. В ближайшие недели этот вопрос примет очень актуальный характер. Мы надеемся, что наша английская Компартия поставит себе задачей вести борьбу не только против откровенных предателей — Томаса и Кº но и против колеблющихся мнимо-левых вождей тред-юнионов. Очень может быть, что именно эти колеблющиеся мнимо-левые и сыграют, как это бывало не раз, очень печальную роль, когда дело дойдет до решающего момента в вопросе о стачке горняков. Эти колеблющиеся элементы боятся стачек, как черт ладана. Надо понять, что предстоящий конфликт в Англии, если он разгорится, не будет простой стачкой, а явится началом целой новой полосы в английском рабочем движении. Этот конфликт, если он разразится, будет таить в себе зародыши грядущих громадных социальных битв, которые в Англии неизбежны. Английское консервативное правительство, конечно, может еще согласиться на новую крупную дотацию угольной промышленности и таким образом избегнуть конфликта с горняками. Подождем — увидим. Но что необходимо ясно сознавать Коммунистическому Интернационалу, так это то, что Англия стоит перед целой полосой таких стачек, которые означают крупнейшие социальные бои, имеющие мировое значение. Английская компартия должна и будет способствовать тому, чтобы сплотить рабочих для таких предстоящих боев. Пролетарский авангард в Англии не будет прятать голову под крыло, а будет смело идти навстречу назревающим конфликтам, которые могут быть разрешены только путем борьбы».
Это сказано было мною в марте 1926 г., за два месяца до забастовки.
В [частных] беседах с представителями английской компартии на расширенном ИККИ (они велись после некоторого предварительного обмена мнений по нашей инициативе в нашем Политбюро) мы с английскими товарищами сформулировали положение вещей так: «Даешь стачку!» И с ними мы подыскивали точный английский перевод этого не совсем английского выражения.
На последнем расширенном ИККИ (март 1926) стоял специальный доклад английской коммунистической партии. Доклад был сделан Фергюссоном. По докладу была принята резолюция, в которой есть абзац, относящийся к вопросу о стачке. В резолюции говорилось:
«Растет популярность лозунга всеобщей забастовки, что свидетельствует о росте активности рабочих масс. Одновременно партия должна по-прежнему указывать, что всеобщая или массовая забастовка является действительным методом борьбы против капиталистов и их правительства, но что британский капиталистический класс уже дает понять, что он не остановится перед террором и гражданской войной, лишь бы сломить такую забастовку. Поэтому партия должна по-прежнему разъяснять британским рабочим, что всеобщая забастовка не может быть успешной, если рабочие не будут готовы сломить вооруженное сопротивление класса капиталистов».
Это постановление имеет большое значение еще вот почему. Когда у нас возник в ПБ в первый раз вопрос об английской всеобщей забастовке (через два дня после начала ее), то тогда здесь было сказано: главное заключается-де в необходимости понять, что эта стачка не может победить как экономическая, что поэтому её надо начать переводить на политические рельсы. Это было правильно. С этим мы все согласились. Это азбука коммунизма. Но это положение было установлено Коминтерном, как видите, еще задолго до начала стачки. Это было точно сказано в резолюции Коминтерна, за несколько недель до начала английской забастовки. Это азбука, о которой среди коммунистов не спорят.
Первое слово, которое мне довелось сказать в нашем Политбюро по поводу английской забастовки в самом начале её, сводилось к следующему: опасность — в Генеральном Совете, в правых вождях и в возможном капитулянтстве «левых». Из приведенной мною выдержки из моей брошюры вы видите, что я указал на это точно еще в марте 1926 г. — за 2 месяца до стачки.
В этом был гвоздь положения, а никак не в том, чтобы понять ту «сверхъестественную» для большевика истину, что 5-миллионная стачка в Англии не может быть чисто экономической, а должна переводиться в политическую. В этом заключался гвоздь вопроса. И весь ход, и исход забастовки подтвердил с полной наглядностью нашу правоту.
Не без трений шла у нас работа английской комиссии при Политбюро. Дело не обошлось без некоторых разногласий, которые в тот момент могли казаться эпизодическими, а теперь, когда дело свелось к коренному расхождению, получают ретроспективно глубоко принципиальное значение. Член английской комиссии Политбюро т. Молотов и другие члены комиссии требовали, чтобы я в первом писанном мною манифесте Коминтерна вычеркнул везде имя Макдональда. И когда в этом документе случайно осталось один раз имя Макдональда, то назавтра в английской комиссии говорили: досадно, несколько раз Макдональда вычеркнули, а один раз его имя осталось.
Троцкий. Почему вычеркнули?
Зиновьев. Потому что признали неудобным нападать в данный момент на Макдональда, т.к. неизвестно-де, может быть, Макдональд станет еще у власти. Нельзя-де раскалывать руководство стачки и т.д.
Молотов. Кто это говорил?
Зиновьев. Это говорили вы и другие члены комиссии у вас на квартире. И, если потребуется, я могу это доказать. Разногласия по этой линии намечались.
Затем была отправлена комиссия во Францию, т.к. считали, что Париж самый удобный пункт, там есть телефон с Лондоном, имеется великолепная информация и т.п. Комиссия в Париже состояла из т.т. Томского, посланного отсюда, из двух немецких товарищей — Тельмана и Эверта, из двух французских товарищей — Монмуссо и Семара. Кроме того, в эту комиссию входил один чех, о котором неизвестно, приехал он на место или нет (кажется, поехал). Назначить его должен был чехословацкий ЦК. Он наметил т. Крейбиха. Томский уехал в Париж. Оттуда он через несколько дней прислал свою пресловутую телеграмму. Телеграмма т. Томского и Гумбольдта — являющегося представителем КИ, от 12 мая вам, вероятно, всем известна. Но на всякий случай я вам её прочитаю. Она гласит следующее:
«Дело кончено. Полагаем, работа комиссии закончена. Английской компартии рекомендуем: 1) подчиниться постановлению, срочно ознакомить Совет, 2) признать, что конец означает провал затеи консерваторов и частичную моральную победу пролетариата, 3) компромисс достигнут в момент наиболее благоприятный для успешной борьбы пролетариата, 4) компромисс не разрешает, а продвигает решение основных вопросов, приведенных к политике, перенося борьбу в обстановку, которая может оказаться менее благоприятной, чем нынешняя, 5) ответственность за неполное использование обстановки — на тех, кто предпочел компромисс победе, 6) необходимо готовиться к предстоящей борьбе. Ожидаем ваших срочных директив. Томский, Гумбольдт».
Эта телеграмма вызвала, не скрываю, во мне величайшее возмущение, потому что она показала, что некоторые наши товарищи — такие ответственные, как т. Томский — в данном случае просто-напросто идут в хвосте Томаса. Я предложил экстренный созыв Политбюро. Это заседание Политбюро состоялось.
Я внес свой проект резолюции, который Политбюро был отвергнут. Вот он:
«Директива, данная т.т. Томским и Гумбольдтом английской компартии (подчиниться решению Генсовета о прекращении забастовки и довести об этом до сведения Генсовета), глубоко неправильна и принципиально неверна.
Капитуляция Генсовета без всяких условий и даже без гарантирования рабочим, что они смогут поступить назад на работу, есть акт небывалой еще в истории международного рабочего движения измены. Если бы английская компартия добровольно подчинилась этому позорному решению и поспешила выразить лояльность Генсовету, она сама стала бы соучастницей этой измены.
Первейшая и элементарнейшая задача английской компартии заключается в том, чтобы открыть глаза английскому пролетариату, раскрыть ему глаза на роль официальных вождей Генсовета, которые фактически пошли за Томасом, Макдональдом и другими предателями рабочего дела. Английская компартия поступила абсолютно правильно, выступивши против предательства Генсовета.
Точно так же неправильно предложение т.т. Томского и Гумбольдта "признать", что конец забастовки означает провал консерваторов и частичную моральную победу пролетариата. Признать это — значило бы признать неправду, значило бы повторить лицемернейшие фразы обанкротившихся вождей Генсовета.
Пункт 3 предложений Томского и Гумбольдта, "компромисс достигнут в момент наиболее благоприятный для успешной борьбы пролетариата", столь же неправилен. Нет "компромисса", есть капитуляция и измена.
Ввиду всего этого Политбюро считает нужным:
отменить директиву т.т. Томского и Гумбольдта;
поручить делегации ВКП в КИ предложить Президиуму Коминтерна немедленно телеграфно отменить директиву т.т. Томского и Гумбольдта и сообщить вышеуказанные мотивы этой отмены английской компартии».
Была принята другая резолюция, признающая ошибку Томского, но недостаточно резко дезавуирующая эту опаснейшую политическую [оценку] ошибку т. Томского. Об этом немедленно была отправлена телеграмма т.т. Томскому и Гумбольдту. Через несколько дней мы получили следующий документ от т. Гумбольдта. Тов. Гумбольдт писал уже от 13 мая следующее:
«Наша телеграмма от вчера (от 12 с.м.) содержала в себе неправильную оценку. Генсовет совершил явное предательство, которое по своей гнусности превосходит все деяния героев "черной пятницы". Один мой приятель утром туда поехал. Думаю, что надо сделать все возможное, чтобы помочь горнякам и чтобы рассказать всю правду».
К этому письму Гумбольдта есть приписка следующего содержания:
«Я сказал содержание моего кратенького письмеца М. (т.е. Томскому). Он утверждает, и я с ним согласен, что точного суждения еще иметь нельзя, т.к. мы не имеем документов».
Это, заметьте, пишется уже не 12, а 13 мая! Томский в своем письменном отчете, разосланном им сегодня, возмущается тем, что говорят об его телеграмме, как о важном (хотя и ошибочном) политическом документе. Он заявляет, что его телеграмма основана на неправильной информации. Я думаю, что не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы правильно оценить исход забастовки 12—13 мая, сидя в Париже! Париж не такое плохое место для этого, Париж находится в нескольких часах езды от Лондона и связан с ним телефоном. Предательства Генсовета не видел только тот, кто не хотел его видеть.
Да, наконец, если даже принять ту версию, которая изложена в теперешнем письменном докладе т. Томского, версию о том, что он предполагал, будто стачка кончается соглашением Самюэля на переговоры с горняками, если даже принять, что это так, все-таки телеграмма Томского — вопиющая политическая ошибка. Разве это меняло бы дело, меняло бы основную оценку забастовки! Разве это изменило бы что-нибудь в том факте, что Генсовет совершил предательство! Как можно было в этот момент лояльно подчиниться этому и признать, что правильно было капитулировать, что налицо частичная моральная победа рабочих и провал затеи консерваторов? Ведь это значило принять ту «версию», которую сейчас выдвигают Отто Бауэр, Персель и др. — даже если предположить, что действительно трудно было распознать 12 мая (и 13 мая) положение вещей, все детали. Повторяю, даже если предположить 12 мая, что дело идет к переговорам, все-таки прочитанная мною телеграмма т. Томского есть вопиющая политическая ошибка, указывающая на очень гнилую «установку».
И она, к сожалению, не случайна. Она связана с тем, что говорил на XIV съезде т. Томский, предложивший там вхождение профсоюзов СССР в Амстердам и сделавший известное выступление, которое сыграло очень печальную роль и оказало плохую услугу [ВЦСПС и Профинтерну] международному революционному движению.
В связи с этим я должен констатировать, что и в коммунистической печати далеко не все обстояло гладко на этот счет. В «Юманите» 13 мая появилась статья т. Вайян Кутюрье, посвященная концу забастовки, оценивающая конец забастовки в духе телеграммы Томского. Я здесь вижу влияние Томского, хотя Томский утверждает, что он ни с одним французским товарищем не виделся — что, впрочем, очень странно, потому что он был послан для того, чтобы видеться с ними. (Мне передавали, что немец, который сидел в Париже 7 дней, протестовал против того, что комиссия Томского не собиралась за это время.) Я не говорю, что Томский поручил Вайяну Кутюрье написать такую статью, но что оценка Томского как авторитетнейшего человека, как члена Политбюро, как председателя ВЦСПС, члена Англо-русского комитета и т.д., что такая оценка очень много должна была значить для французов — это несомненно. В «Роте-Фане» тоже была дана неверная оценка забастовки: там помещались с почетом автографы Перселя уже после предательства Генсовета, но не было до сих пор должной критики так называемого «левого» крыла Генсовета. (Эта же газета славословила Пилсудского — в неслыханно оппортунистическом духе.)
Передо мною лежит протокол одного (единственного) заседания комиссии Томского, которое состоялось в Париже не то 14, не то 15 мая. Он вам разослан, и вы будете иметь возможность с ним ознакомиться. Там есть сжатое изложение трех речей т. Томского, уже после ответной телеграммы Политбюро ему. Вы у Томского найдете брюзжание против отдельных секций Коминтерна, фразы о том, что «активные элементы профессионального движения Англии будут изолированы», что [вся вина центра нашей партии в том, что он был более занят посылкой всяких указаний, чем практическим осуществлением наших задач] «не без вины центра» наши партии были более заняты поисками всяких уклонов, чем практическим осуществлением наших задач, но вы не найдете там действительной оценки того, что такое Персель, оценки так называемого «левого» крыла Генсовета и того, что оно из себя представляет.
Теперь я перехожу к тезисам Бухарина — Молотова — Томского. Повторяю, полной их критики дать еще не могу: вы их роздали нам за час до заседания. Центр этих тезисов начинается со стр. 15, где вы начинаете доказывать, что если теперь открыто порвать с Перселями и Хиксами. т.е. открыто выйти из Англо-русского комитета (который ведь на деле приказал долго жить), то это равносильно выходу из профсоюзов вообще, разрыву с массами, самоизоляции, выходу коммунистов из Рабочей партии, сравниваете это с уходом из Советов рабочих депутатов и пр., и т.п.
Я считаю, что все это фальшиво насквозь, что все ваши вынужденные «левые» фразы с критикой вождей Генсовета, написанные до этого места, сказаны только для того, чтобы в них утопить глубоко оппортунистическое содержание только что упомянутых фальшивых насквозь «мыслей».
В самом деле, по вопросу об Англо-русском комитете вы найдете у Бухарина целую главу. Прочитайте её. Сравнение выхода из Англо-русского комитета с вопросом — выходить или не выходить из Советов рабочих депутатов в 1917 г. — разве это не фальшь? Сказано:
«…Большевики отнюдь не выходили из Советов и их органов, не выходили даже тогда, когда Советы разоружали рабочих. Большевики беспощадно разоблачали советских вождей, но имели мужество и терпение систематически работать над завоеванием Советов, отнюдь не выходя из них, ибо это отрывало бы их от той части массы, которая "добросовестно заблуждалась", шла еще за эсеровски-меньшевистскими вождями Советов…»
И далее:
«Профсоюзы СССР шли в Англо-русский комитет, отнюдь не связывая себя в области критики, точно так же, как коммунисты Англии, работая в профсоюзах или выставляя лозунг вхождения в Рабочую партию, ни на одну минуту не связывают себя в области критики и разоблачения реформистов. Последовательное проведение тактики выхода из Англо-русского комитета привело бы к снятию лозунга о вхождении коммунистов в Рабочую партию и к тактике выхода из тред-юнионов. Задачей ленинцев является не выход из А.-Р. К., а борьба за изменение его состава наряду с борьбой за изменение состава всех руководящих органов Генсовета и местных профсоюзных инстанций…»
Ваша стратегия совершенно ясна: вы хотите приклеить нам обвинение, будто мы стоим за выход из [реакционных] профсоюзов или покровительствуем такой тенденции. Это — испытанный метод. Чтобы замазать кулацкий уклон, кричи: они «забыли середняка». Чтобы замазать гнилой блок с Перселями и Хиксами, кричи: они за выход из профсоюзов.
Кто вам поверит, что я стою за выход коммунистов из профсоюзов? Что я меньше вас знаю то, что писал Ленин о необходимости работать даже в самых реакционных профсоюзах? Что я не боролся против таких бойкотистско-«левых» настроений в ряде партий? Не меньше Ворошилова и Молотова делал это, уверяю вас. И буду делать.
По Москве уже пущено: они за выход из Англо-русского комитета — значит, они «отзовисты», они против работы в профсоюзах. Но ведь это же «аргументация» совсем-совсем несерьезная. Ведь в профсоюзах английские коммунисты работали за много лет до всякого Англо-русского комитета. Ведь в Рабочую партию английские коммунисты входили за много-много лет до всякого Англо-русского комитета. И в профсоюзах они, разумеется, будут работать и после того, как Англо-русский комитет распался (ибо он в старом виде распался и воскресить его с Перселями и Хиксами можно лишь как жалкую пародию). Разве английские коммунисты проникали в профсоюзы через Англо-русский комитет? Да ведь ничего подобного! Англо-русский комитет — верхушечная надстроечка, которая теперь, после гнусного предательства Генсовета, в данном виде сгнила. А базис — организованные в профсоюзах массы, — куда и нужно проникать английским коммунистам снизу.
Аргументация Бухарина—Молотова—Томского сплошная фальшь, сплошная стопроцентная фальшь. Как можно сравнивать Англо-русский комитет с Советами рабочих депутатов в нашу революционную эпоху! Англо-русский комитет состоит из шести человек, с нашей стороны входят Томский, Андреев, Догадов, с их стороны — Персель и др.
Томский. Прежде всего председатель Коминтерна, как всегда, путает — не 6, а 10.
Зиновьев. Эту «глубокую» поправку с благодарностью принимаю. Не 6, а 10.
Троцкий. Прямо массовая организация!
Зиновьев. Вам небезызвестно, что Англо-русский комитет единогласно утверждался Генсоветом, т.е. Томасом. Все решения проводились такие, чтобы они принимались «единогласно».
Англо-русский комитет был в свое время полезен. Это абсолютно правильно. И, между нами говоря, я принадлежу к числу его инициаторов. Тов. Томский тогда думал, что англичане и на это (т.е. на создание Англо-русского комитета) не пойдут, что рано поднимать этот вопрос и т.д. Мы добились создания Комитета: можно было и должно было использовать его, пока это было возможно. Мы использовали его недурно. Но если в настоящий момент сравнивать эту верхушечную организацию (которая одно время была полезна, хотя непосредственно она осчастливила мир только парочкой куцых воззваний) с Советами рабочих депутатов, то большей фальши нельзя и придумать, дальше идти в софизмах некуда.
Если, видите ли, сейчас отказаться сидеть с Томасом и Перселем* в Англо-русском комитете, то это приведет якобы к тому, что английские рабочие должны будут уходить из профессиональных союзов, или что английские коммунисты должны будут отказаться от вхождения в Рабочую партию! Это же вопиющая фальшь! Ведь в Рабочую партию в Англии коммунисты входят в течение ряда лет, входили и тогда, когда нам и не снился Англо-русский комитет. Так это или нет? Ответьте, пожалуйста! Если есть тенденция к выходу из профсоюзов, а она есть и должна быть и будет после такого неслыханного предательства, то мы должны противопоставить ей правильные ленинские взгляды на работу в профсоюзах. Но зачем эта фальшь об Англо-русском комитете? Она нужна для того, чтобы обелить «главки», обелить Хиксов и Перселей и помочь Перселям свалить вину за поражение стачки на массы. Это прием Отто Бауэра, который уверяет, что массы виноваты в провале этой стачки.
* В редакции РОССПЭН этой стенограммы десяток раз ошибочно вписано имя Переед, вместо Персель (Albert Arthur Purcell, 1872-1935). Мы ошибки исправили. — /И-R/
Если мы скажем правду о Томасе и Перселе, если скажем, что данная верхушечная организация (Англо-русский комитет) в данном составе Генсовета после предательства Генсовета не может больше играть прогрессивную роль, то будто бы из-за этого массы должны уйти из профсоюзов, а коммунисты — из Рабочей партии! Ну. не стыдно ли говорить такой вздор! Писал эти вещи большой искусник по части выполнения идеологических заказов. И написал такие позорные вещи потому, что нельзя в защиту подобной точки зрения привести доводы, которые сколько-нибудь стояли бы на ногах.
Что случилось с Генсоветом? Он пережил свое «4 августа 1914 г.», ни на йоту меньше. Это такое же предательство, как в начале империалистической войны 1914 г. Персель, Тиллет и компания разбегаются из Англии, расползаются, как тараканы, чуя свою гнусность. Персель уехал в Норвегию изучать тред-юнионизм, как пишет коммунист Мерфи. Сегодня есть сообщение Раковского о том, что проездом в Швейцарию был у него Тиллет. Как Генсовет держится после капитуляции? По отношению к горнякам они ведут себя не лучше, чем буржуазия. Я написал вчера дополнительную главу к своим тезисам о поведении Генсовета после капитуляции. Это очень важная штука, как держатся они после капитуляции. Я привел в этой главе целый ряд примеров. Они ведут себя, как штрейкбрехеры, как предатели. Наступил такой момент, когда наш лозунг в Англии должен быть «единство снизу». Ведь поняли же мы (см. резолюцию ПБ), что нельзя обращаться к ЦК ППС после случавшегося в Варшаве, что теперь там уместен только лозунг «единство снизу». Почему же мы не можем понять, что теперь после предательства Генсовета нельзя обращаться к Генсовету как к головке, оставаться в добровольном политическом блоке с ним, т.е. теперь сидеть с ним (на словах по крайней мере ибо на деле он не собирался уже более полугода, и кто знает, соберется ли. даже если мы захотим), в Англо-русском комитете?
[Почему мы этого не понимаем?] Почему вы этого не хотите понять? Разве ППС не массовая партия? Разве она не имеет за собой большинства рабочих? Однако мы поняли и сказали, что об этом не может быть речи в данный момент. Однако мы поняли, что это не есть разрыв с пепеэсовскими рабочими. (Не ссылайтесь тут на разницу между партией и профсоюзами. В данном случае это дело не меняет. Когда Бордига говорил, что он за единый фронт только с экономическими организациями пролетариата, но не с политическими, все считали это абсолютно неправильным. А теперь вы хотите делать «принципиальную» разницу.) Вот это надо понять и по отношению к Генеральному совету, вместо того чтобы плодить столь гнилые, столь фальшивые фразы о том, что если-де мы откажемся сидеть с этими людьми [в Генеральном совете] в Англо-русском комитете, то это есть выход английских коммунистов из Рабочей партии. Они совершили свое «4 августа». И как нельзя было после 4 августа правильно подойти к с.-д. массам и завоевать их для интернационализма без того, чтобы не драться в кровь против Каутского, каутскианцев и центристов вообще, так нельзя этого же сделать по отношению к английским рабочим теперь, не разоблачивши до конца этих Хиксов, Перселей и Кº. Это не значит, что я забываю разницу между партией и профсоюзами. В профсоюзах остаться надо, надо удесятерить усилия, чтобы завоевать профсоюзы изнутри. И в то же время надо разоблачать Генсовет и его «4 августа». Надо сейчас отказаться от политических блоков с этими господами, именно для того, чтобы завоевать союзы изнутри. [Это надо суметь признать.] А вы не только не хотите настоящей борьбы с ними, вы хотите оставаться с ними в блоке или полу-блоке — ибо Англо-русский комитет есть политический блок.
Тезисы ваши выдвигают такую мысль: может быть, завтра разорвут они (т.е. Персель) Англо-русский комитет и тогда-де на них падет ответственность. На всякий случай «страховочка» создана. Но нельзя же играть в прятки. Мы, ленинцы, мы, большевики, обязаны теперь сказать английским пролетариям, что Хиксы, Пью, Персели, предавшие английский рабочий класс, не призваны быть теми, которые должны объединить международный рабочий класс для классовой борьбы. В моих тезисах есть предложение, чтобы ВЦСПС выступил с декларацией и сказал это ясно. В тезисах Томского этого нет, тезисы молчат об этом.
Троцкий. Есть, но сказано лишь выступить в «соответствующем духе».
Зиновьев. То, что вы предпринимаете, это танец с мертвецами. Вы хотите танцевать кадриль с мертвецами. Ибо как вожди борющегося пролетариата эти люди из Генсовета умерли, что вовсе не значит, что они умерли как агенты буржуазии. Увы, как с предателями рабочего дела с ними придется считаться еще не раз. Это ваша глубочайшая политическая ошибка..
Бухарин. История об этом скажет.
Зиновьев. Посмотрим. После поражения всеобщей забастовки они, которые пока что расползлись из Англии, как черные тараканы, они, конечно, могут попытаться и спрятаться за нас. Часть будет стремиться спрятаться, а другая — отыграться. Я думаю поэтому, что неправильно предложение т. Лозовского, который говорит, что «мы полгода будем стараться не созывать» Англо-русский комитет. Что это значит? Чего нам тут прятаться? Мы должны сказать правду всем рабочим.
Вы нам подсовываете, будто наша точка зрения есть отказ от линии единого фронта. Ничего подобного! Конечно, если единый фронт понимать так, как Варский (прославляющий Пилсудского), тогда вы правы. Но тогда III Интернационал превращается во II Интернационал. Если единый фронт понимать так, как некоторые коммунистические депутаты в Германии, которые две недели тому назад предлагали во имя единого фронта голосовать за трехцветный республиканский флаг, забыв о красном знамени, тогда вы правы. Но ведь это ничего общего не имеет с большевизмом. Если «единый фронт» сведется к тому, что мы не сумеем вовремя разорвать с такими людьми, как Хикс. Цитрин, не сумеем сказать английским рабочим всю правду и будем плодить софизмы, будто такой разрыв был бы равносилен выходу из Советов рабочих депутатов, то это есть подход к тому, что III Интернационал превращается во И. Ибо, не забудьте. Хикс объявил русскую помощь «проклятыми русскими деньгами». Цитрин отсылал назад чек «мистеру Догадову». но обращался к американским желтым- (Грину) за помощью. Все они, вместе взятые, скрывали от рабочих, что Болдуин запрещает банкам передать присланные деньги. Тактика единого фронта была и остается правильной, но её нужно уметь применять. Поэтому мы, одернувши тех, которые не умели применять эту тактику «слева», должны теперь решительно одернуть и тех, которые не умеют применять её справа (Варский, Польский ЦК).
И опять ваша стратегия ясна: вы хотите нам приклеить, что мы против тактики единого фронта. Ну, кто вам поверит? Если хочешь замазать гниль и оппортунизм при проведении тактики единого фронта, кричи: они против тактики единого фронта вообще, они — «ультралевые». Конечно, всякому, кто хочет гулять под ручку с теперешним Перселем, я должен казаться «ультралевым».
Коминтерн постановил: 1) единство снизу — всегда: 2) единство снизу и одновременно переговоры с верхушками — иногда: 3) единство только с верхушками — никогда. Так вот вы-то теперь на деле и тащите по третьему пути: во что бы то ни стало «беречь» «соглашение» с Перселем и Хиксом (хотя они и предали величайшее движение рабочих) — иначе, мол, будет утеряна связь с массами, иначе получится-де отзовизм.
Надо сказать всю правду английским рабочим. Вот почему надо отказаться от танца с мертвецами. Это не приведет к хорошему, это будет отравлять атмосферу.
Ваши фразы, будто наша точка зрения приведет к разрыву с английскими рабочими, напоминает те «аргументы», которые приводились против Владимира Ильича, когда он требовал разрыва с социал-шовинистами и каутскианцами. Неправда, это не разрыв с английскими рабочими, это — сближение с ними, через голову предателей. Это — объяснение им, кто их предал. Это — помощь им в деле выдвигания новых вождей.
Англо-русский комитет, как он сложился до сих пор, есть добровольный политический блок с данным Генсоветом. Этот блок порван предательством Генсовета — если мы не хотим стать его соучастниками в той или иной степени. А дело сближения с рабочими массами Англии должно идти дальше своим чередом во всех тех формах, в каких это окажется возможным. А работа внутри английских профсоюзов должна удесятериться. Разве внутри германских профсоюзов наши товарищи не работают? А разве у нас есть «Русско-германский» комитет?
Вчера появилось в печати, что итальянские «максималисты» (сторонники меньшевички Балабановой) — достаточно определенная группа предателей — согласны поддерживать Англо-русский комитет. Нам говорят: неужели вы хотите разрушать работу сближения с рабочими других стран под флагом Англо-русского комитета? Сближения с рабочими мы, конечно, не хотим разрушать. Сближение с рабочими должно вестись, но весь вопрос в том, под каким флагом. Не под флагом Перселя и Хикса. Так стал вопрос.
Это вопрос узловой во всей политике Коминтерна. Не совсем случайно, что у нас обсуждение этого вопроса совпало с польским кризисом и с некоторыми явлениями, к которым в моих тезисах дан ряд иллюстраций, во французской и немецкой партиях. Часть коммунистов поняла дело так, что если уж единый фронт, то «все позволено». Да и у нас в ВКП. видимо, часть поняла так, что если уж единый фронт, то и после «4 августа» Генерального совета можно продолжать с ними сидеть в Англо-русском комитете, т.е. в добровольном политическом блоке, и для оправдания этого сравнивать Генеральный совет с Советом рабочих депутатов.
Тут должно быть сказано прямо — да или нет, должны ли мы после их предательства дальше держать или должны порвать с ними политический блок. Я думаю, что правда скажется очень скоро. В этом тов. Калинин был прав. Все ваши попытки иметь еще с Перселями и Хиксами блок, работать с ними вместе, все такие попытки разобьются хотя бы уже потому, что этих людей не так-то легко поворачивать в свою сторону, как вы думаете; ведь их с другой стороны поворачивают Болдуин и Томас.
Томский. Это вы* сейчас только открыли Америку?
* В стенограмме с авторской правкой зафиксировано (здесь и далее) обращение на «ты» которое исправлено редактором. — РОССПЭН.
Зиновьев. Ну конечно, вы превосходно знали все это раньше и потому думали еще 13 мая, что одержал победу английский рабочий класс.
Томский. [Передергиваешь, Григорий] Передергиваете, не 13, а 12.
Зиновьев. 12 или 13 — я не считаю, что здесь большая разница.
Томский. Очень большая разница.
Зиновьев. Но вы и 13 мая этого не понимали. Доказательство — письмо Гумбольдта от 13 мая, которое я цитировал и которого опровергнуть нельзя. Надо видеть всемирно-историческое значение кризиса, который разыгрался, и надо понять, что с предателями, с этими 4—6—10 чел., далеко вы не уедете [часть из них мы подкупали, брали на службу. Я не был против этого.
Томский. Наоборот, ты говорил, что я плохо это делаю.
Зиновьев. Ну, нет, это ты делал хорошо. Я не против того, что мы, как пролетарское государство, подкупали «Тан» или «Таймс», и не против того, что мы «перекупали» в той или иной мере в отдельных случаях так называемого «рабочего вождя» из тред-юнионов, если это полезно для рабочего класса]. Если этих людей мы будем после их «4 августа» выдвигать, как какое-то знамя, если мы будем сравнивать Генеральный совет с Советом рабочих депутатов, если мы теперь будем оставаться с ними в добровольном политическом блоке, то против этого требуется самый решительный протест.
Председательствующий. Слово имеет т. Томский.
Томский. Тов. Зиновьев, конечно, в своем докладе в защиту своих тезисов, очень важных тезисов, напал на меня. Я по этому поводу, чтобы не менять золото на медь, во-первых, попрошу приложить к протоколу Политбюро и к стенографическому отчету настоящего заседания мой отчет, т.к. т. Зиновьев совершенно бесцеремонно путал даты. Например, разница между 13 и 12 мая. Эта разница заключается в том, что 12 мая пришли первые сведения об английской забастовке. Я не думаю, что тов. Зиновьев сразу на основании английской забастовки решил, что все помешались и что «Юманите» — официальная газета коммунистической партии Франции, выдумала такие сведения, которые не существуют в природе. А вот что пишет «Юманите»: «Солидарность рабочих заставила отступить британскую буржуазию». «Локаут прекращен и тред-юнионы отдали распоряжение о прекращении забастовки». «Горняки возвращаются в шахты на условиях труда, существовавших до 1-го мая»*. Вот что пишет «Юманите».
* «Юманите» от 13 мая 1926 г. (Примечание документа.)
Вот та телеграмма, на основании которой 12 числа в 12 час. дня мы послали телеграмму, когда «Правда» писала, и все вы не думали, что забастовка будет продолжаться неделю. В 12 ч., получив первое сообщение: локаут отменен, горняки на старых условиях возвращаются в шахты, всеобщая забастовка прекращается, мы стояли перед тем — сообщить вам или не сообщить, сообщить вам об этом или нет, потому что мы от т. Зиновьева как председателя Коминтерна никаких директив не получили.
Ваша тактика, т. Зиновьев, известна. Сперва сидеть, выжидать и молчать, а потом, когда пройдут события, как сейчас с Польшей, сперва вы колеблетесь, сперва вы раздумываете, «а может быть, так будет, а может, этак» — а когда люди ошибок наделают, когда события прошли, — тогда выступает тов. Зиновьев на основании старого, когда для всех все ясно, задним числом заявляет: «А я так предлагал, вы не сделали, вы виноваты. Вот и провал».
Зиновьев. И относительно Польши и относительно Англии я совершенно вовремя делал нужные предложения*.
* В неправленой стенограмме реплика отсутствует, имеется помета стенографистки: «реплика не слышна». — РОССПЭН.
Большая и влиятельная в Коминтерне польская секция долго сопротивлялась преследованию Троцкого. На этом основании, руководство Зиновьева произвело административный разгром в КП Польши, смещая и перемещая руководителей компартии. Вдобавок, противопоставление Зиновьевым ленинского лозунга «демократической диктатуры» 1905 года троцковой теории «перманентной революции» имело гибельные последствия для коммунистов Польши, равно как и для коммунистов Китая и других отсталых стран. Это привело к потере влияния КПП среди коренных польских рабочих, к росту национализма в рабочем классе всех национальностей Польши.
Руководство Коммунистической партии во главе с Варским поддерживает переворот Пилсудского в мае 1926 г., считая его путём к «революционно-демократической диктатуре». Затем, Москва заменяет лозунги мировой революции и Социалистических Соединенных Штатов Европы лозунгом защиты Советского Союза. Идейный разброд внутри КПП продолжается вплоть до разгрома и уничтожения компартии в 1938 году Сталиным. (См. интервью с Исааком Дойчером о трагичной истории польского коммунизма на англ. языке.) — /И-R/
Томский. Я вас не перебивал, когда вы говорили явную неправильность и несправедливость. Прав ли был я, Томский, как член Политбюро, когда я послал вам телеграмму? Что я должен был сделать, по-зиновьевски? Сказать: нет, я подожду, не будет ли другой телеграммы, она нам объяснит, а там пускай пока побузят? Я такую политику презираю. Я должен был немедленно сказать Центральному Комитету, как я намерен поступить, я должен был немедленно об этом сказать, ибо перед нами, передо мной и Максом стоял вопрос, что горняки возвращаются в шахты, что локаут отменен. Что должны были делать коммунисты? — Сказать: не подчиняйтесь Генсовету? Это одна тактика. Тактика зависит от настроения масс, от того, как действует масса, от объективных условий.
Теперь, когда вы катитесь на путь левого ребячества, когда вы бросаете лозунг профсоюзного единства без профессиональных союзов, когда ваши тезисы насквозь фальшивы и дипломатически построены для всякого рода случаев жизни, вы одновременно ухитряетесь ставить ставку и на прямое революционное настроение масс и признаете, что еще не вся масса английских рабочих изживает реформизм, что часть её тянется за реформистами, — чего хочешь, того и найдешь.
Такие тезисы вызывают величайшее возмущение. Тов. Зиновьев пытается изобразить это так, что как будто по этому вопросу у нас раньше были разногласия, он их давно заметил и вот обнаружил теперь в телеграмме тов. Томского. 12 же мая вечером мы написали с Гум<больдт>ом совершенно другие директивы, 12 же апреля* после 12 час. дня, после дневного выпуска газет, т. Зиновьев напрасно хочет нас в чем-то поймать. А 13 утром были даны эти 4 директивы: «1) Всемерно поддерживать горняков. 2) Всячески содействовать всем рабочим, продолжающим забастовку. 3) Безжалостно раскрывать всех без исключения виновников саботажа. 4) Усиливать комитет действия. (Из телеграммы Томского в Политбюро из Парижа от 15/V — 1926 г.) Оспорьте это, — лишь 15 пришло ваше закрытое письмо, письмо Коминтерна, задним числом, и совершенно невпопад. А вот 20-го числа или 1 июня тов. Зиновьев разводит руками и говорит: как это могло быть? Ваша оценка Англо-русского комитета и всех разногласий глубоко неверна, нарочно спутана. Зиновьев говорит, что были разногласия. Я утверждаю, что за неделю до забастовки по какому-то вопросу, в связи с этим, когда я выразил подозрение, что т. Зиновьев подозревает меня в неверной политике, тов. Зиновьев заявил, что это неправильно, что Томский ошибается, что он считает, что политика Томского прекрасна.
* Так в документе. Вероятно, должно быть «мая». — РОССПЭН.
Молотов. Это было еще 3 мая.
Томский. Тем более. Что тут такое? Где ваш ретроспективный взгляд? Англо-советский комитет мы строили вместе. Каждый раз я знал, что имею дело с весьма экспансивным председателем Коминтерна, я перед каждой своей заграничной поездкой, например, когда уезжал на Тульский конгресс, на Англо-русскую конференцию и т.д. — я перед каждой своей заграничной поездкой представлял вам план того, что я намерен проводить, и ни разу не слышал от вас осуждения за неправильный план, а всегда встречал одобрение. Вы под словом «единого фронта» хотите теперь закрыть все. Неправильное проведение единого фронта не на практике, а в политике. Мы разъяснили разницу проведения этого единого фронта, которая заключается в том, что один наш отряд идет по одной линии, не свертывая своей программы коммунистической партии ни в какой степени, другой отряд — меньшинство, примыкающее к Профинтерну, третий отряд, войдя в реформистские слои, в частности и Генсовет, должен оттянуть оттуда лево-настроенные элементы. В этом была суть политического маневра. Англо-советский комитет должен был стать стержнем мобилизации левых реформистских слоев. Правильная это была тактика? Тов. Троцкий теперь тоже выражает сомнение в правильности этой тактики. Однако, товарищи, я утверждаю, что каждое свое письмо, которое я получал от Перселя или Фимена, я посылал т. Зиновьеву. Правильно это?
Зиновьев. Правильно!
Томский. Каждое свое письмо, которое я вообще посылал, я посылал и Зиновьеву, правильно это?
Зиновьев. Правильно!
Томский. Куда же вы от этого уйдете? Так что попытка найти виновного и изобразить меня оппортунистом неудачна, как и тот, который тут есть, — намек, очень гадкий намек, недостойный члена нашей партии и русского рабочего, что тут как-то руководили государственные соображения. Это нехорошо, это самое худшее левое ребячество.
Тов. Зиновьев говорит: единый фронт, конечно, нужно проводить, — как проводить? Конечно, нужно проводить в профессиональной организации. «Если говорить о здоровом революционном возмущении среди рабочих Англии, которые уходят и несомненно будут уходить из профсоюзов, мы поставим действительно преграды», а поэтому выйдем из Англо-русского комитета. Что такое Англо-русский комитет? Троцкий и Зиновьев изображают Англо-русский комитет как блок вождей, как блок двух верхушечных групп профессиональных политиков. Мы так не рассматриваем его. Для нас Англо-русский комитет не блок вождей, а организация, выражающаяся в блоке русских и английских рабочих союзов, а не блок с Перселем. Вы нарочно стушевываете, что Англо-русский комитет является не решающим органом, а совещательным. Вы стушевываете, что члены Англо-русского комитета не являются сами по себе руководителями, решающими вопросы рабочего движения от имени своей страны, а лишь согласовывают, координируют, намечают общие действия по вопросам международным и вносят на утверждение своих Генсоветов. А теперь вдруг мы слышим самую старую, надоевшую, заскорузлую аргументацию: «Так как они оказались плохи, скверны, реформисты, по существу, предатели и т.д. (но вы этого раньше не знали!), и поэтому мы не хотим быть с предателями в одном учреждении». Но это относится к каждому правлению профсоюза. Вообще-то тактика единого фронта должна быть или нет? Скажите, кампания профсоюзного единства остается или нет как один из значительных и существенных видов борьбы за единый фронт, за массы, давшая до сих пор наиболее последовательные значительные результаты? Вы мне скажите, завоевание профсоюзов нашей основной задачей остается или нет? А вы хотите устранить это такими бессодержательными фразами, совершенно бессодержательными. Мы сейчас построим новый Англо-русский комитет, «подлинный»! Что такое «подлинный» Англо-русский комитет — из кого? Учрежденный через головку профсоюзных организаций? И будете говорить после этого, что мы за единство профдвижения, и думаете, что кто-нибудь этому поверит? Ваша концепция построена на ожидании завтрашней революции в Англии, чего на самом деле нет. Вы сами это знаете.
Троцкий. А ваша на том, что её никогда не будет.
Томский. Тов. Троцкий, она будет, но только не 25 июня, и, может быть, не 26-го! Ваш план построен на этом, а я спрашиваю, чем отличается ситуация после поражения английской забастовки от ситуации после поражения революции в Германии по отношению к тактике единого фронта. Какие перспективы перед нами стоят? Перед нами стоит период дней, недель, или, может быть, 2—3 лет. Как должны коммунисты работать в профсоюзах? Они должны завоевывать их, а не уходить, и должны не получить себе клейма раскольников. В сентябре в Борнмуссо состоится ближайший конгресс британских тред-юнионов. Не думайте, что большинство конгресса будет за нами, за коммунистами. Не переоцените теперь полевение масс. Массы будут леветь. Массы пойдут, но их нужно организационно закреплять через движение меньшинств, через Компартию, через профсоюзы, завоевывая шаг за шагом себе авторитет в профсоюзах. Зиновьев после того, как произнес пышную речь — вовсе не по-моему наущению, — о величайших завоеваниях Англо-русского комитета, теперь он говорит: он был полезен. Очень скромное заявление. Да он был чрезвычайно полезен, он был необходим, он сыграл очень важную роль. Теперь т. Зиновьев изображает полунамеками, что это была «дипломатическая игра». Тов. Троцкий считает даже Компартию Англии «аппаратом революционного торможения». Тут есть между вами кое-какая разница. Тов. Зиновьев как будто этого не считает.
Моё брюзжание об Интернационале. Я был прав, когда брюзжал. Такие же опасения высказывал тогда и Семар. Конечно, это пылкая фантазия т. Зиновьева, чтобы не сказать резче, относительно моего влияния на «Юманите», я «влиять» не мог, я сидел в Полпредстве. Подозревать можно, пока не почернеешь. Я подозреваю, что та клевета, которая распускается по Москве и Ленинграду относительно меня, исходит из оппозиционных рядов. Подозревать можно всякого, подозревать, пока не почернеешь. Наша критика верна. Ложь, что немец протестовал. С Брауном у меня остались хорошие отношения. Не выдумаете ничего. Не удастся ваша попытка на этом заработать политическую репутацию путем распускания слухов, через стенограмму опорочить мою телеграмму. Поймет каждый член партии, что долг партийца, не боясь ошибиться и не ведя линию задним числом быть мудрым, во что бы то ни стало доложить свое мнение Центральному Комитету на основании имеющейся ситуации. Я заявляю, что на основании той ситуации, которая была в наличии 12-го числа в 12 часов дня, мы были правы; а вечером 12-го числа это была сплошь неправильная директива. Мы её отменили, о чем своевременно телеграфировали.
Тезисы Зиновьева фактически построены на расколе профсоюзов, на уходе коммунистов из профсоюзов, на срыве политики профсоюзного единства, насквозь проникнуты левым ребячеством. Тезисы построены так, чтобы и на этот случай было хорошо, и на этот. Они не годны никуда. Этот документ приведет к тому, что мы будем вышвырнуты из английского профдвижения, потеряем наши позиции. Этот документ тащит нас назад от завоеванных позиций — никуда больше.
Председатель. Слово имеет т. Калинин.
Калинин. Я хочу сказать несколько слов об Англо-русском комитете. Вопрос стоит так. По существу говоря, тов. Зиновьев умеет наговорить очень много левых фраз и оставить в будущем лазейку для отступления. Посмотрите, у него на стр. 17 и 18 есть целый ряд директив для коммунистических партий. Надо сказать, что против этих директив в общем нечего особенно возражать. Вот, например, пункт 11: «Нужно удесятерить усилия для создания левого крыла Рабочей партии (читает)…» Пункт великолепный. Он может сказать: я же за левых стоял. Ну, а основная подоплека, из кого состоят эти левые? Ведь левые потенциально состоят из изменников, которые в критический момент борьбы могут предать дело рабочего класса. Тов. Зиновьев склоняет всеми способами о создании единого фронта с английским рабочим классом. У нас есть одна ниточка по единому фронту с английским рабочим классом — это английская компартия. Когда вы говорите о едином фронте, вы из этого единого фронта выключаете английскую коммунистическую партию, подразумевая, что мало только английской компартии для связи с английским рабочим классом. Значит, для связи с английским рабочим классом мы должны создать связь с левыми, неустойчивыми, оппортунистическими элементами. В английском рабочем классе есть основательное количество левых, неустойчивых, типа Перселя, Кука и т.д. вождей, которые в различных положениях, от различного темперамента на различных стадиях борьбы могут изменить английскому рабочему движению, в конкретном вопросе могут испугаться создавшейся обстановки и в решительный момент пойти за Томасом и т.д. Само положение, что мы хотим создать блок с левыми неустойчивыми элементами, — что оно означает? Если вы говорите: мы должны рвать с изменниками — вождями левого движения, так этим самым вы отрываетесь, отрываете от себя левое крыло. Когда вы говорите: нет, левые рабочие отмахнули всех левых вождей, откуда вы это видите? Пока мы этого не видим, пока этого нет. Возможно, что от левых должны будут уйти настоящие [вожди] агенты буржуазии, возможно, что уйдут совсем на службу к буржуазии. Но часть из них, из этих вождей, перекинется к нам, тогда увидит сильное левое движение. И что мы этих перекинувшихся примем в свое лоно — не подлежит для меня никакому сомнению. Если вы хотите иметь связь с неустойчивым английским левым и идейно невыдержанным рабочим движением, так через какие элементы вы эту связь заведете, что вы конкретно предлагаете о едином фронте? Это все пустые бессодержательные фразы, которые не представляют конкретно, через какие персоны мы будем иметь связь. Связь только с Куком — мало. Поэтому нужна ли нам разница в критике между левыми и правыми? Вы говорите: левых должны более жестоко критиковать, чем правых. Кто против этого возражает? Вы говорите, что более жестоко надо критиковать левых, потому что это наиболее близкие нам элементы, с такими элементами всегда должна вестись самая жестокая борьба. У нас самая жестокая борьба была с меньшевиками, а не с черносотенцами. Это правильно. Мы самую жестокую идейную борьбу вели с меньшевиками, мы этой борьбой вскрывали всю их гнилость, мы этой борьбой воспитывали, революционизировали рабочих. Мы это делали на борьбе с меньшевиками. Разумеется, наша критика должна быть направлена и против левых. [Разве против Томаса у нас не должно быть критики?] Но Томас — продавшийся буржуазии враг, с которым мы должны вести открытую борьбу, как со злейшим врагом рабочего класса, с худшим врагом, чем Болдуин. Эту разницу мы должны привести в своих тезисах или нет? [Если из левых вождей все оказались изменниками, мы должны искусственно их поддержать, чтобы сконцентрировать левое движение]. По-моему, должны. Если мы хотим иметь связь с левыми, может быть, [известную часть вождей скинем,] известная часть вождей перейдет к правым. Это совершенно правильно. Но это будет следующая стадия, это будет не сегодняшний день, это будет завтрашний. Сегодня, хотим или не хотим, но разницу между левыми и правыми мы должны внести. Почему это? Для чего это? Потому что за Перселем и другими все-таки стоит английская рабочая масса. Вы не можете от этого отказаться. Если бы за ними не стояла английская рабочая масса, тогда бы они нам были не интересны. Их ошибки должны быть разоблачены самым решительным образом, но сейчас смешивать их вместе с Томасом политически невыгодно, а критиковать их мы должны больше, чем Томаса. Это правильно, и в ваших тезисах это [очень хорошо поставлено] есть. Почему же вы не [представили разницы] поставили знака равенства между Томасом и Перселем? И тот предатель, изменник, служащий только буржуазии, и другой — однако у вас лазейка оставлена. [С ними все покончено, а этого вы не говорите.]. Вы говорите, что мы их должны критиковать более жестоко. Одно дело критиковать, а другое дело — бороться с ними как с врагами, которых ты критикуешь критикой оружия, в то время, когда левых мы бьем оружием критики. Пройдет некоторый период времени, вы за это схватитесь, вы скажете: «Вы не понимаете? Вот вам черным по белому написано в моих тезисах, и т.д. и т.д.». Поэтому я и считаю, что тезисы тов. Зиновьева полны лицемерия, что он может, по существу, потом обратно поставить вопрос, и что в его тезисах есть разница в отношении между левыми и правыми. Затем я считаю, что фальшиво еще то, когда тут говорят о том, что у нас преобладают дипломатические государственные соображения. Я считаю, что наши государственные соображения имеют не меньшее политическое значение в общем рабочем движении…
Ворошилов. Правильно!
Калинин. …чем чисто политические соображения, не связанные с государством. Надо сказать, привить всему рабочему классу, что советская власть имеет одно из самых ценнейших революционных значений, что она костяк всего революционного движения. Поэтому давать козырь рабочим Запада, что наша власть не имеет политического значения для мирового революционного движения, это значит толкать рабочих в обратную сторону, внедрять в них буржуазные мысли, что советская власть преследует свои, чисто русские государственные интересы, а не преследует интернациональных интересов всего рабочего класса. Я считаю, что этот экивок политически опасен.
Председательствующий. Слово имеет т. Молотов*.
* В стенограмме с авторской правкой текст выступления В.М. Молотова дан в двух экземплярах (с авторской правкой и перепечатка). — РОССПЭН.
Молотов. Прежде всего, насчет методов тов. Зиновьева. Насчет того, как он пользовался здесь различными фактами и также «фактами» в кавычках для того, чтобы изобразить дело в противоречии с истиной. Например, тут была ссылка на то, что в Английской комиссии были разногласия по поводу отдельных пунктов, в частности, о преступлении, был даже, кажется, по предложению тов. Чичерина, поставлен вопрос насчет того, печатать ли в первом обращении Коминтерна фамилию Макдональда, или не печатать. И вот, чтобы сказать об этом правду, то надо сказать, что в комиссии в тот момент все согласились, что лучше этого не делать, т.е. в первом обращении Коминтерна Макдональда не называть, имея в виду, что не исключена возможность перехода к рабочему правительству, при этом, вероятно, с Макдональдом во главе. Мы приняли тогда, что нецелесообразно указывать фамилию Макдональда. Никто в комиссии не протестовал, тов. Зиновьев также согласился и своей рукой вычеркнул. Ряд других более важных примеров исправления проекта обращения следовало бы также привести. Но у меня нет первоначального проекта обращения ИККИ. Мне, как члену Английской комиссии, лишь за 10 мин. до заседания комиссии передали первоначальный проект обращения ИККИ, написанный тов. Зиновьевым. Я имел этот проект некоторое время на руках, но не успело окончиться заседание комиссии, как этот текст у членов комиссии отобрали, и ни у кого из нас первоначального текста Зиновьева вы не найдете. Это все было отобрано, очевидно, для того чтобы ни у кого в руках не было этого документа теперь, когда тов. Зиновьев находит нужным ссылаться здесь на свой первоначальный проект. Это тоже специфическая особенность тов. Зиновьева, — боязнь, как бы не попалось кому что-нибудь из неисправленных с помощью других писаний т. Зиновьева, где кое-что есть совсем не в точку, и от этого не получилось бы неловкости. Отмечаю сейчас тот факт, что тезисы были взяты из рук членов комиссии до окончания первого заседания Английской комиссии. Надо сказать, что на заседаниях этой комиссии были отдельные, можно сказать, все же второстепенные разногласия, но до получения обсуждаемых сегодня тезисов Зиновьева коренных разногласий у нас не было.
Теперь тов. Зиновьев написал тезисы, заглавие которых, по-моему, должно быть такое: «Братцы, скажите мне, ради бога, куда я иду, чего я хочу, ведь я сам этого не знаю. Хочу быть левым, хочу, чтобы никто не подумал или не заметил, что я оппортунист, а поэтому, куда иду, чего хочу, все это не важно, а важно одно: чем по внешности "левее", тем лучше». По-моему, судьба этих тезисов тов. Зиновьева — судьба «философии эпохи» для Коминтерна.
Каменев. Это намек на организационные выводы.
Молотов. Об этом пускай Пленум рассудит. Мне важно здесь, чтобы по существу было вполне ясно, что это попытка новой неудачной платформы, направленной на изменение линии ЦК и Коминтерна, попытка очень жалкая, обнаруживающая [всю внутреннюю трусость] отсутствие открытой и ясной принципиальной постановки вопроса. Одна фраза, скажем, в этом месте говорит одно, другая по тому же вопросу, но в ином месте говорит уже в противоположном духе. Трусливая, беспринципная игра в «левизну», и, как всякая такая игра, она и здесь теряет устойчивую почву под ногами.
Тов. Троцкий в начале прений говорил здесь: мы ни разу не обсуждали нашей принципиальной политической линии в связи с английскими событиями. Тов. Зиновьев начал с того, что мы ни разу не обсуждали важнейших уроков английской стачки. Тов. Троцкого, видимо, беспокоит, что он не был в комиссии, где обсуждали эти вопросы, и потому получается, по Троцкому, вроде того, что там не было «начальства» или не было настоящего глаза. Очень жалко, что он в комиссии не был. Но даже если он не участвовал в комиссии с самого начала, то что-нибудь значат же статьи и передовицы, печатавшиеся в «Правде», воззвания и обращения к русским и иностранным рабочим, открытое и закрытое письма ИККИ к Английской компартии, не говоря уже о первом обращении ИККИ. Что же это все — мелочи? А кроме того, я вас спрашиваю, и вы ответьте здесь, одобрили ли Президиум ИККИ и его делегация ВКП в частности, тактику английской компартии? Да, одобрили. Это постановление уже принято, а вы говорите, что «тянули с обсуждением». Потребовав стенограмму для сегодняшнего заседания, вы добились того, чтобы сегодня все, что уже обсуждалось, было снова рассказано и поставлено принципиально во всей широте.
[Теперь по существу вопроса.] В чем принципиальная сторона в оценке международного положения в целом? Это в вопросе о стабилизации. А в таком случае, пусть тов. Зиновьев ответит, прав или не прав был Коминтерн в своем решении, которое он вынес по его же докладу всего 3 месяца тому назад? Мы стоим на базе этих решений и считаем, что правильно поступаем, оставаясь на этой базе. Вот наш основной взгляд. А взгляды т. Зиновьева? Прочитайте доклад т. Зиновьева, который он печатает сегодня в «Правде», и сравните этот доклад с указанными решениями ИККИ. Вы увидите, что сегодня у т. Зиновьева говорится в двух разных местах доклада две совершенно разные вещи по одному и тому же вопросу: в одном — стабилизации никакой нет, есть дезорганизация капитализма, а в другом месте говорится: да, Коминтерн прав, что есть частичная стабилизация. Это есть какая-то каша, а не политическая линия. Нежелание принципиально ясно поставить вопрос налицо, попытка отрицать стабилизацию и попытка признать стабилизацию, одной фразой сказать — за, другой фразой — против, «и хочется и колется» — и это называется «принципиальной линией»? Вся суть позиции т. Зиновьева сейчас заключается в полной растерянности. Тов. Зиновьев забыл то, что он писал два, три месяца тому назад и даже месяц тому назад об общей оценке международного положения капитализма. Конечно, теперь должен быть поставлен вопрос о том новом, что дает английская стачка. Это новое надо выяснить, подчеркнуть, как это и делается в ясной форме в том контр-проекте, который подписан [Бухариным, Томским и Молотовым] нами. Там сказано, достаточно ясно, что нового дает теперешняя обстановка. Но чтобы была ясность по этому вопросу у т. Зиновьева, этого не ищите, и никакой принципиальности по этому вопросу у него также нет.
Я думаю, что термин «стабилизация» вообще не из счастливых, недостаточно точно передает нужную нам мысль. Мы вынуждены, говоря о современной стабилизации капитализма, констатировать, что это — относительная, шатающаяся, частичная, неполная стабилизация. А это значит, что наше понимание стабилизации современного капитализма радикально отличается от понимания социал-демократов. Все время мы об этом говорили. Такая наша формулировка, которую мы до сих пор давали, дает правильную, принципиальную, ясную и определенную линию. Хочет ли т. Зиновьев пересматривать эту оценку? Мы думаем, что её не надо пересматривать. Тов. Зиновьеву надо, по крайней мере, ясно формулировать свой взгляд по этому основному вопросу.
Второй вопрос — оценка перспектив международной пролетарской революции. У тов. Зиновьева и здесь имеется попытка сделать поворот в принятой ИККИ линии. Правда, все это делается в такой форме, что в его тезисах есть и то, и другое, и пятое, и десятое, но в основном — в оценке перспектив международной пролетарской революции — у него дается такая линия: теперь начался новый период, мы накануне международного пролетарского восстания или, по крайней мере, пролетарского восстания в Англии. Вот будто бы та перспектива, исходя из которой мы должны строить нашу теперешнюю тактику. По крайней мере, только в этой связи можно понять тезисы т. Зиновьева. Я думаю, что это неправильно. Правильно же то, что много раз говорил Коминтерн и, в частности, то, что расширенный Пленум ИККИ подтвердил всего 2—3 мес. тому назад. А именно: пока надо учитывать возможность 2-х перспектив революции, т.е. учитывать как возможность скорого развертывания решающих революционных событий, так и вторую возможность — возможность сравнительно длительной оттяжки. Сравните это положение с тем, что сказано у тов. Зиновьева и с чем согласен т. Троцкий. В самом деле, есть ли у Зиновьева хотя бы намек на то, что и теперь мы должны считаться с двумя (а не одной) перспективами международной пролетарской революции. На это у него и намека нет.
Что же, значит уже неправильно решение Коминтерна, которое принято всего 2—3 месяца тому назад? Говорите же об этом прямо, не прячьте голову в вопросе, который для Коминтерна является основным: две или одна перспектива? Мы думаем, что две. Такова и была до последнего дня линия Коминтерна и ВКП. Конечно, события в Англии внесли существенно новые моменты. Последние события подчеркивают всю относительность, всю качающуюся природу теперешней стабилизации капитализма. Эти события показывают вместе с тем рост революционных сил. Все это указывает на новые задачи, стоящие перед рабочим классом Англии, перед всем рабочим классом и Коминтерном. Но дайте же ясный ответ: остается ли в силе оценка Коминтерна о двух перспективах или теперь осталась одна перспектива. У вас замалчивается этот вопрос в ваших тезисах. На деле это есть отрицание самого себя, т.е. того, что вами же говорилось еще вчера, отрицание линии Коминтерна [забвение того, что вы сами говорили несколько недель тому назад]. Ради чего это делается? Эта фальшиво-левая попытка делается, видимо, ради блока с тов. Троцким, которого мы с вами недавно и не понапрасну обвиняли в правизне и делали это особенно часто устами тов. Зиновьева. Теперь это является якорем, на который пытаются нацепить критику «оппортунистов», которые [имеются] будто бы завелись в Центральном Комитете. Это вопрос, на котором пытаются политически совсем сблизиться тов. Троцкий и Зиновьев [является здесь правильно регламентированным]. Я думаю, что это делается в высшей степени [неправильно] нерасчетливо, а главное — непринципиально. Мало будет пользы для т.т. Троцкого и Зиновьева от того, что они смазывают ясность постановки вопроса, добиваясь союза во что бы то ни стало.
В самом деле: в чем тут дело? Я спрашиваю, согласен ли тов. Зиновьев с такими выражениями, которые имеются в разосланном вчера письме т. Троцкого? Он в этом письме говорит: «Наша партия, т.е. ВКП(б), в подавляющем большинстве своем (не говоря уже о беспартийных) не знала, что такое Генеральный совет, ибо мы этого за последние годы никогда не разъясняли как следует». Я думаю, что вот здесь и есть настоящая платформа, на которую теперь рядом с тов. Троцким становится тов. Зиновьев. При этом получается, что и «левый» тов. Зиновьев не говорил рабочим о том, что такое Генеральный совет и что «за последние годы» (заметьте: не только, скажем, со времени образования Англо-русского комитета!) линия партии была неправильна. Вот чего хочет тов. Троцкий. На этой почве он хочет блока с вами, тов. Зиновьев. Скажите ясно: согласны вы с этим или нет, да или нет? Я думаю, что для ЦК это неприемлемая позиция, потому что уже не раз и вполне доказано, что это неправильная позиция.
У тов. Зиновьева мы наблюдаем теперь прямо странные вещи. Неделю тому назад тов. Зиновьев вместе со всеми нами, еще до приезда тов. Троцкого, одобрил линию Английской Коммунистической Партии. А тов. Троцкий по этому же поводу пишет в недавно опубликованной статье в «Правде» таким образом:
«Вся нынешняя "надстройка" британского рабочего класса — во всех без исключения оттенках и группировках — является аппаратом революционного торможения. Это предвещает на длительный период напор стихийного и полу-стихийного движения на рамки старых организаций и формирование на основе этого напора новых революционных организаций».
Конечно, у Английской компартии, как и у всякой, есть недостатки и мелкие, и крупные. Критиковать их полезно и абсолютно необходимо. Но критика критике рознь. На критике тов. Троцкого следует остановиться.
Тов. Троцкий заявлял, что он полностью опубликовывает в «Правде» то, что он писал до событий и прислал еще в марте месяце в Политбюро, и что написанное им тогда будто полностью подтвердили эти события. К сожалению, это не соответствует действительности. Тов. Троцкий с апломбом утверждает, что опубликованное им было написано заблаговременно, для убедительности ставит при этом точные даты в статьях «Правды», что сие было написано такого-то числа. А на деле сюда вкрадывается маленькая неправда. Тов. Троцкий умеет, когда ему это нужно, выпускать то, что не подходит. (Троцкий перебивает т. Молотова.) Я говорю это не на митинге, а в Политбюро. Вот что вы писали, а потом при опубликовании выпустили:
«У партии (т.е. у Английской компартии. — В.М.), которая давно уже живет пропагандой крайних взглядов, без руководства революционной борьбой неизбежно обнаружение в решительный момент элементов пассивности, нерешительности и проч. Мы это слишком хорошо видели на примере Болгарии».
Троцкий. Правильно.
Молотов. Это место надо связать с тем, что я только что цитировал выше, и которое вы опубликовали, а именно: «Вся нынешняя "надстройка" британского рабочего класса — во всех без исключения оттенках и группировках — является аппаратом революционного торможения». Как ни верти, а Английская компартия попала у тов. Троцкого в число «аппаратов революционного торможения». И это т. Троцкий опубликовал в «Правде» уже через 2 недели после окончания всеобщей стачки, а именно 26 мая.
А т. Зиновьев, — еще раз спрашиваю я, — находит это правильным или нет? Вы, т. Зиновьев, голосовали за то, что Английская партия вела правильную линию, а теперь имеются ваши тезисы, и имеется дополнительное к вашим тезисам заявление т. Троцкого, который с вами согласен и все же опубликовал статью, где Английская компартия зачислена в «аппараты революционного торможения». Как же это выходит, и что из этого может еще получиться? Выходит, что вы одной рукой делали дело поддержки Английской компартии, а другой рукой вы её дискредитируете и разлагаете. Такая политика — это политика разложения Английской компартии. При сопоставлении фактов она делается настолько поразительной и притом настолько недопустимой и губительной, что, конечно, без реагирования и без решительного отпора ей со стороны ЦК она не может остаться. Я считаю ошибкой, что такая статья т. Троцкого появилась в «Правде». Она противоречит решению нашего Центрального Комитета и решению Коминтерна, которые одобрили линию Английской компартии. По существу помещение её в середине мая является выступлением против Коминтерна, выступлением против ЦК. А тов. Зиновьев молчит. Как будто все это его не касается.
Мое время истекло. Поэтому, чтобы высказаться об Англо-русском комитете, прошу записать меня во 2-й раз, и тогда я продолжу свое слово.
Председатель. Слово имеет тов. Троцкий*.
* В стенограмме с авторской правкой текст выступления Л.Д. Троцкого с правкой отсутствует, имеется вновь отпечатанный экземпляр. — РОССПЭН.
Троцкий. И на этот раз т. Молотов стал нападать прежде, чем я успел что-либо сказать. Он считает, что мою статью, по поводу которой я не слышал ни слова возражения от редакции «Правды» — не следовало вовсе печатать. Конечно, у т. Молотова есть своя специальность, в которой он гораздо более силен, чем в английских делах, специальность, которая состоит в поисках платформ. Случилось величайшее историческое событие — всеобщая английская стачка. По поводу этого величайшего события у нас намечаются, по-видимому, серьезные разногласия, [которые теперь принимают особо серьезный характер] — надо попытаться прежде всего объясниться. Этого именно я и домогался: объясниться по основным вопросам, прежде чем приступать к писанию тезисов, т.е. прежде чем письменно закреплять разногласия. Генерального обсуждения вопроса в рамках Политбюро не было, я, по крайней мере, на таких заседаниях не был, — правда, я некоторое время отсутствовал, но по протоколам Политбюро я вижу, что не было такого обсуждения, которое привело бы к принципиальной оценке движения в целом.
Ворошилов. Такое обсуждение было.
Троцкий. Тов. Ворошилов [не мешайте мне], такого обсуждения еще не было, несмотря на серьезную работу английской комиссии, и вот когда подошли к общей оценке движения, то обнаружились разногласия. Давайте объяснимся. Давайте обсудим. Но т. Молотов не может не внести в обсуждение с самого начала неуместной личной ноты. У него выходит так, что все шло нормально и в порядке, все необходимое обсуждено, но так как, мол, Троцкого не было, то для Троцкого все это не существует. К чему это? Ведь вы же поставили сегодня общий вопрос и внесли тезисы. Для кого вы это делаете? Неужели для Троцкого, а не для партии? К чему же тут эти выверты? То, чего я хотел, это участвовать в Политбюро вместе с другими в обсуждении вопроса в полном объеме, чтобы как всегда подчиниться общему решению! Но почему-то оказывается, что, когда я хочу обсуждать важнейший ныне вопрос вместе с остальными товарищами по Политбюро, Молотов заявляет, что это у меня «хозяйские» замашки. Не чудовищно ли это? И не возмутительно ли? И откуда это берется? Думаю, что из того противоречия, в каком все больше оказывается Молотов. Это противоречие — надо сказать прямо — между аппаратным могуществом и идейной скудостью. Это противоречие душит коллективное обсуждение и вообще коллективную работу. Вы аппаратно сильны, а идейно бедны. Вас не хватает на то, чтобы предвидеть, учесть, обобщить, своевременно поставить вопрос. Поэтому вы всегда настороже: каждая попытка поставить новый вопрос вами воспринимается как атака на вас, на ваше аппаратное могущество — при вашей идейной скудости! Здесь ключ к разгадке вашего поведения, вашего упорного нежелания работать с людьми, которые доказали свою готовность, несмотря на все, вести коллективную работу. Прежде чем вникнуть в существо чужой мысли. Молотов ищет: а не сделано ли это все для «блока» и нельзя ли, не утруждая себя разбором лишних соображений, прибегнуть к репрессии? По поводу последней моей статьи в «Правде» мы слышим от него: этой статьи не надо было печатать. [Я объяснил т. Молотову элементарные вещи, я поступил как революционер, как коммунист получше Вас] Почему не надо было? Потому — видите ли — что она идет против решения ЦК о британской коммунистической партии. Политбюро одобрило поведение британской компартии, а статья, видите ли. осуждает компартию как «тормоз движения». Если б это было так, то оставалось бы только спросить: почему же редакция напечатала статью, ни слова ни сказавши автору? На самом деле — все это чепуха, ибо тут же мы слышим от Молотова, что вина моя в том, что все «преступное» место, посвященное коммунистической партии, в напечатанной статье выпущено. Вот, мол, как поступает Троцкий: осуждает британскую коммунистическую партию, а в печать этого не пускает. Значит, статья недопустима, во-первых, потому, что она заключает в себе преступные суждения о британской компартии, а во-вторых, потому, что она их не заключает в себе. Здесь бюрократ, ищущий репрессий, запутался окончательно. В действительности все обстояло следующим образом. В начале марта в Политбюро было краткое обсуждение вопроса о возможностях британской стачки углекопов. Из обсуждения было ясно, что не все товарищи знакомы с вопросом, а меньше всех Молотов. Это не мешало ему спорить по поводу моих «преувеличений» насчет неизбежности предстоящей стачки. Ведь это самая дешевая штука: «преувеличения», «схематизм» и пр. и пр. Так как подробнее объясниться не удалось, то я написал в Политбюро письмо о стачке, задолго до событий, еще 5 марта. Я слышал в суждениях т. Молотова нотку явно оппортунистическую, нотку опасения, как бы не помочь в Англии каким-то несуществующим ультра-левым, — без понимания того, что в Англии действительно происходит, без понимания колоссальной правой опасности со стороны британских аппаратчиков всех мастей. У Молотова и некоторых других была явная недооценка будущей стачки и тех революционных возможностей, которые она могла принести с собою. Когда мне говорили о том, как бы не вызвать левые глупости и проч., я сказал на заседании и разъяснил в письме (5 марта): нет, товарищи, вы ошибаетесь, вы совсем не там ищете опасностей. Все тред-юнионисты, в том числе и «левые», будут тормозить движение, а не зарываться. Этой последней опасности нет и в помине. Даже со стороны компартии следует скорее опасаться излишней осторожности и недостатка активности, чем авантюризма. И уж во всяком случае нельзя думать, что компартия сможет преодолеть могущественное торможение старых организаций. Сейчас, после провала стачки, после измены Генсовета, особенно при ложной политике покровительства мнимо левым, в Англии могут развиться и ультралевые настроения в известных частях рабочего класса. Но до стачки, до измены Генерального совета, этой опасности и в помине не было, да и сейчас я говорю о ней лишь предположительно. Итак, в начале марта, когда, к сожалению, о стачке думали и говорили слишком мало, я написал в Политбюро письмо, в котором подчеркивал, что в Англии мобилизуются все силы революционного торможения, в том числе верхи тред-юнионов, Рабочей партии, Независимая партия, Генеральный совет. Что же касается коммунистической партии, то по всему своему прошлому и по своей слабости она, конечно, еще не подготовлена к тому, чтобы в решающую минуту развернуть необходимую активность; мы видели на опыте Болгарской партии, которая тоже не имела опыта массовых революционных боев, как трудно в решающий момент такой партии проявить достаточную революционную инициативу. Опасаться, стало быть, надо было не «левизны», а торможения всех старых аппаратов и недостаточной активности коммунистической партии. Такие опасения, такие предположения, такие предостережения я высказывал за два месяца до генеральной стачки. Что же, они оправдались или нет? [Они оправдались далеко не в такой степени, к снастью, как я предполагал. Партия проявила себя нерешительно и пассивно. Есть ли у нас упрек английской рабочей партии, что она была левой, страдала авантюризмом ? Ни одного упрека. Можно ей сделать упрек, что она была недостаточно энергична? Нет.] В самом основном и главном — полностью и целиком. В отношении коммунистической партии они оправдались, по-видимому, далеко не в такой степени, как я опасался. Тем лучше! Партия проявила себя, по-видимому, достаточно решительно. Прекрасно! Но. во всяком случае, опасения насчет чрезмерной «левизны», насчет возможности авантюристских шагов и пр. не оправдались ни на йоту. Если, вообще говоря, можно сделать революционным элементам Англии какой-либо упрек, то никак не в том, что они слишком зарывались вперед. Во всяком случае, до событий долг каждого серьезного революционера — после опыта Италии. Германии. Болгарии — требовал того, чтобы выдвинуть, подчеркнуть, даже преувеличить опасность пассивности и нерешительности. Это именно я и сделал в письме к Политбюро. Пусть мои опасения по адресу Британской партии были чрезмерно преувеличены, и Британская партия держала себя лучше, чем можно было опасаться. Великолепно! Тем более понятно, что, опубликовывая свое письмо, где я до стачки предостерегал против срыва её консервативным аппаратом, я выпустил те строки, в которых выражал опасение по адресу компартии. Что же тут плохого? Одно дело письмо в Политбюро до стачки, другое дело — частичное опубликование письма после стачки. Где же тут нарушение постановления ЦК, одобрившего поведение компартии?* И не вам мне напоминать об этом, тов. Томский. Не вам от меня защищать британскую компартию. Я вам скажу почему. В течение года при каждом свидании с вами я вам говорил: тов. Томский, если вы думаете, что Персель или Кук сделают революцию, вы ошибаетесь. А вы мне отвечали: «А ваши коммунисты и подавно не сделают революции». Что это, правильное отношение большевика к молодой компартии? У вас неправильное, тред-юнионистское отношение к английскому рабочему движению. Именно вы меня толкнули вашим отношением на путь написания книжки «Куда идет Англия?» А эта книжка целиком посвящена исторической миссии британской компартии против уничижительного взгляда на неё разных «государственных людей». Нет, не вам от меня защищать британскую компартию.
* В стенограмме имеется помета стенографистки: «Реплика тов. Томского не слышна». — РОССПЭН.
Тов. Томский говорит: Англо-русский комитет был плюс. Это безусловно. А ваше отношение к нему, отношение ВЦСПС и отдельных авторитетных товарищей было плюсом или минусом? Я хотел бы знать мнение т. Томского об этом. Покажите мне речь или статью т. Томского, где было бы разъяснено рабочему классу, что из себя представляет Генеральный совет, кто таковы его вожди. Я утверждаю, что такой речи или статьи не было. Партия в массе своей оставалась неосведомленной о том, что такое Персель, Свейльс, Хикс и др. Были портреты их как вождей, были банкеты, были приветственные речи, но большевистской критики не было. Неужели же вы не сознаете и не ощущаете теперь, насколько неправильно, односторонне, подкрашено было то освещение, какое у нас давалось обычно роли и составу Генерального совета? Не было критики, и вот почему — этого теперь никто не станет отрицать — вот почему тот факт, что Генсовет отказался принять от ВЦСПС денежные средства, оказался для наших рабочих величайшей неожиданностью, и сколько «ни калякайте» насчет «платформы», насчет «блока», этого факта не замажешь. Для наших рабочих явилось чудовищной неожиданностью то, что Хикс, наш союзник и «друг», сказал, что эти деньги проклятые, что они приносят лишь несчастье. Генсовет единогласно, при трусливом полувозражении Свейльса, принял постановление от денег отказаться. Отказаться от денег русских рабочих! Таковы оказались союзники и друзья! Какие «друзья»? Возражаете вы, оппортунисты, как и другие. Не искажайте, не затемняйте! Что же такое Англо-советский комитет, как не дружественный блок? Ведь мы не входим же в Амстердамский Интернационал. Почему же мы вошли в Англо-советский комитет? Изображать этот блок как простое вхождение в профсоюзную организацию, значит путать, искажать, обманывать других или себя. Мы вовсе не вошли в общую организацию тред-юнионов, а заключили блок с Генсоветом на определенной платформе. Это совсем не одно и то же. Почему мы не объединились с американским Генеральным советом, почему не объединились с германским, почему объединились именно с английским Генсоветом? Англо-советский комитет совсем не обще-пролетарская мировая организация и не национальная профессиональная организация, нет, это временное боевое содружество для широких задач и целей, далеко выходящих за «профессиональные» рамки. А так как мы не критиковали наших временных союзников, нарушая важнейшее правило тактики единого фронта, то тем самым размеры содружества с Генсоветом были чудовищно преувеличены в глазах наших и английских рабочих. А всякая фальшь в союзе вредна революционному союзнику.
Голос. Почему вы раньше этого не говорили?
Троцкий. Как не говорил? Да я ни о чем другом не говорил, поскольку речь шла об Англии. Прочитайте мою книгу «Куда идет Англия?», она насквозь проникнута стремлением исправить эту опасную однобокость: переоценку революционной будущности Перселей и Хиксов и явную недооценку коммунистической партии. Я по этому поводу говорил не раз, в частности, на одном собрании нашей делегации в Коминтерне. Я говорил, что мы фактически запрещаем британской компартии всем нашим поведением критику Генсовета и его «левых» вождей, а между тем британская компартия не смеет молчать. В непримиримой критике выражается сейчас её партийное развитие. Это молодая партия. Когда мы не критикуем и она не критикует, то у британских коммунистов должно складываться представление, что мы через аппарат англо-советского комитета незаметно поднимем британский пролетариат в старший класс. Зачем бороться против реформизма Перселя и Хикса, если русские все, что нужно, сделают? Это настроение, если бы оно сложилось, стало бы вреднейшим для развития британской партии. Именно поэтому я с такой решительностью протестовал против предисловия Брэйльсфорда к моей брошюре, что было допущено старым Политбюро британской компартии. Я об этой же опасности говорил и на нашем Политбюро по целому ряду политических вопросов (например, когда Чемберлен давал поручение Цитрину, а коммунисты молчали). Вы не можете отрицать, что отказ Генсовета от денег обрушился на наших рабочих, как величайшая неожиданность. А между тем это можно и должно было предвидеть. В мартовском письме в Политбюро я писал, что Генсовет боится нашей «интервенции» в дела британского пролетариата не меньше, чем Чемберлен. Разве же это правильная политическая подготовка, отвечающая методам нашей партии, если наши рабочие радикально заблуждались насчет того, что такое Генсовет? Да и английские рабочие в не меньшей степени вводились в заблуждение тем, что Генсовет Англо-советским комитетом был как бы застрахован от критики.
Это основная ошибка, и не случайная. У т. Томского были иллюзии по части Перселя и Хикса, а отчасти имеются и сейчас. Иначе т. Томский не посылал бы своей телеграммы из Парижа и не отстаивал бы того, что распалось. Вместо того чтобы здесь открыто повернуть, вы начинаете доказывать, что яде британскую коммунистическую партию объявил тормозом, — только потому, что я до событий предупреждал, что нужно опасаться с её стороны не эксцессов левизны, а наоборот, излишней осторожности, что особенно опасно при консерватизме всего старого аппарата.
Вы говорите: мы и раньше знали, что они предатели, и поэтому нисколько не удивляемся их поведению во время стачки. Выходит очень радикально. А на деле кличка «предатели» служит здесь только для того, чтобы заранее со всеми примириться и заранее облегчить предателям ответственность за новые неслыханные предательства. Остается спросить: зачем же вы заключали с ними блок? Ибо вы не вошли в профсоюзное объединение мирового пролетариата, куда входят и предатели, — нет, вы заключили блок с данной группой против других. Англо-советский комитет никем никогда не понимался как профсоюзная организация, в которой оппортунисты, лакеи капитала, и революционеры сидят рядом, ибо вынуждены сидеть. Англо-советский комитет был демонстрацией особой солидарности ВЦСПС и Генсовета перед мировым пролетариатом. Отрицать это, значит фальсифицировать факты. Не понимать этого, значит ничего не понимать. Фактом комитета мы говорили: у нас и у английской головки есть нечто политически общее, что отличает нас от всех остальных руководящих групп профсоюзов во всем мире. Замазывать это, значит поддерживать прошлое. «Мы знали, что они предатели». Допустим, что мы все это знали в достаточной степени. Но почему же с ними заключили блок? Очевидно потому, что эти предатели в новых условиях, на данной стадии, не обнаружили по-новому своего предательства перед ведомыми ими массами с такой резкостью, которая исключала бы возможность блока с ними. Вот в чем суть дела. У нас в известный момент было полное согласие насчет необходимости создания этого комитета, но не как какой-то последней и неприкосновенной инстанции, а как известного этапа на пути. Нельзя было не предвидеть, что движение английского рабочего класса на известном этапе вступит в резкое противоречие с Генсоветом, мы это противоречие используем и сделаем крутой и решительный поворот от Генсовета непосредственно к массам. «Мы всегда знали, что они предатели». Конечно, мы архисведущи, мы всегда все знаем. Но английские рабочие массы до генеральной стачки не знали в такой мере и степени, что такое представляет собой Генеральный совет. А поскольку мы его не критиковали и британской компартии нашим поведением не давали критиковать, постольку мы тем самым укрепляли и в глазах революционных рабочих авторитет Генсовета, как он есть. Таков вчерашний день. Но случилось кое-что новое. И теперь, когда огромные массы узнали на грандиозном факте, каков Генсовет, мы этим массам скажем в утешение: мы предлагаем Англо-русский комитет оставить по-старому, так как мы и раньше знали, что там сидят предатели, но позабыли вам это сказать. Не чудовищно ли? Да и в чем этот блок с Генсоветом теперь может состоять? Мы говорим: вы предатели, изменники, но так как мы всегда это знали, то мы с вами блок сохраняем. Ни один рабочий во всем мире этого не поймет. Вы возражаете: значит, ты против единого фронта. А я заявляю: не уметь порвать вовремя единый фронт сверху, значит подчас совершить величайшее преступление по отношению к фронту массы. В разной обстановке единый фронт строится по-разному. Брандлер в Германии не сумел вовремя порвать единый фронт с левыми социал-демократами в Саксонии. У него это вытекало из непонимания характера революционной обстановки, из непонимания взаимоотношения руководства и массы во время революционной борьбы. Возражают: но ведь в Англии мы имеем поражение. Почему вы так торопитесь? Ведь движение не закончилось в момент их предательства. Стачка углекопов длится, и еще не решено, во что она выльется. Это немного зависит и от нас.
По поводу телеграммы т. Томского, которая красноречивее всех прений, нам теперь говорят: телеграмма эта целиком объясняется неправильной информацией из Лондона, первая информация о прекращении стачки рисовала условия несравненно более благоприятными, чем они оказались на деле. Пытаться таким образом оправдать телеграмму Томского значит ухудшить дело, ибо это значит сохранить тот же блаженно-соглашательский и укрывательский критерий. Лондонское извещение оказалось насквозь ложным. Но почему же Томский так легко поверил этой ложной телеграмме, что счел возможным на основании её строить всю политику? Потому, что у него было готовое предрасположение, предвзятость.
Томский. Не читайте в душах!
Троцкий. Я читаю не «в душах», а в вашей телеграмме. Телеграмма эта есть определенный политический акт. Мы так её и рассматриваем. Мы учились в школе Маркса и Ленина, что основная добродетель революционера — это недоверие к буржуазии и ко всем её агентам. А здесь мы видим такую блаженную доверчивость, что как только получилась телеграмма, явно рассчитанная на дезинформацию, так вы тут же нашли и моральную победу Генсовета, и банкротство консерваторов, «коммунистическая партия, прекрати!», «подчинись Генсовету!» и т.д. Да если бы лондонское извещение даже на сто процентов было верно, — и тогда мы не смели бы ни на минуту делать такие выводы. Ведь мы же видели антипролетарскую роль Генсовета в стачке с первого дня её. Даже если бы стачка закончилась более удачно в смысле непосредственных практических результатов, это ни в малой степени не могло бы изменить нашу оценку поведения Генсовета. Мы должны были бы сказать в первом же пункте, что, несмотря на предательское поведение Генерального совета, революционный напор английских рабочих дал известные завоевания, но что эти завоевания ничтожны в сравнении с теми, какие могли бы быть, если бы во главе рабочего движения стояли настоящие революционные вожди. Да. пока нет других вождей, говорите вы, нужно брать тех, какие есть*. Вот это и есть хвостизм. Хвостизм есть не только в экономике, но и в политике. Нужно готовить других вождей, не покрывая тех, какие есть. Суть не в том, что из Лондона ложную информацию дали, — эта военная хитрость врага вполне понятна, — а в том, что, если бы лондонская телеграмма была на 100% правильна, ваши выводы из неё были бы все равно на 100% ложны.
* В стенограмме имеется помета стенографистки: «Ворошилов что-то говорит оратору, реплику не слышно». — РОССПЭН.
Председатель. Ваше время истекло.
Троцкий. Прошу дать мне еще несколько минут. (Время продолжено.) Надо сказать открыто и прямо: случай с телеграммой не есть отдельный «несчастный случай», а есть часть целой цепи «случаев», которые обнаруживают определенную линию. Отсутствие критики Перселя, Хикса и других, при всемерном рекламировании их, есть факт. Готовность поверить их успехам, несмотря на их предательскую роль во время стачки, есть факт. Стремление сохранить блок с ними, когда он развалился, есть Факт. Наконец, есть еще один факт, характеризующий ту же линию, — факт в высшей степени яркий и прямо-таки поразительный. Дело касается изменения в уставе Союза металлистов. Об этом изменении я решительно ничего не знал до самых последних дней. Насколько мне известно, оно партийным путем никогда не обсуждалось, по крайней мере до Политбюро никогда не доходило. [Я должен это опубликовать.] А между тем изменение имеет глубоко принципиальный характер, определяя в значительной мере всю нашу линию в международном профсоюзном, да и вообще рабочем движении. Надеюсь, мне объяснят, что все это значит. Вот две книжки устава Союза металлистов, 1925 и 1926 гг. Один устав утвержден в 1925 г. и подписан т. Томским, устав 1926 г. подписан т. Андреевым. Вот что сказано в уставе 1925 г.: Всероссийский союз объединяет такие-то категории рабочих, входя через ВЦСПС в Красный Интернационал профсоюзов. Ясно? Ясно! А в 1926 г. на том же самом месте сказано: «считая себя частью как общесоюзного, так и международного профессионального движения, союз входит в ВЦСПС и через него в Международное объединение профсоюзов». Что это значит? Один устав подписан т. Томским, другой — т. Андреевым. «В международное объединение Профсоюзов» с прописных букв, но без указания адреса. Это значит: когда переедем на новую квартиру, тогда сообщим вам адрес. Кто это решил, что мы в 1925 г. находились в Красном Профинтерне, а в 1926 г. — в Международном объединении профсоюзов? Кто это обсуждал? Кто решал? Кто уполномочивал т. Андреева на изменение международных связей Союза металлистов, мне не известно. Я навел по этому поводу справку, и мне сказали, что это изменение было произведено в период увлечения идеей вхождения в Амстердам. Где и когда у нас было видано в партии, чтобы такое архипринципиальное решение вносилось в устав без обсуждения в Центральном Комитете? Я таких случаев в прошлом не знаю, — пожалуй, кроме одного. Мы водку ввели в оборот народного хозяйства и рабочего быта по частям, незаметно, за спиной партии; сперва 20°, назвали «наливкой» или «горькой», потом еще прибавили 5 или 10° и, наконец, добрались до 40°. Очевидно, этот пример вызывает подражание. Вместо открытого обсуждения и решения — сползание украдкой. Завоевание партии по 5°, за её спиной, как мы применяли до сих пор, к несчастью для революции, в отношении водки — это партия отвергнет, — и по градусам большие вопросы решать мы не будем. Неужели же мы будем ходить в Амстердам крадучись, по нескольку градусов в месяц, так что партия не заметит, как на 100 окажется в Амстердаме. (Восклицание Молотова.) Назовите это хоть «платформой», хоть «блоком», — но против политики сползания я буду бороться до последней степени, несмотря на все ваши угрозы, т. Молотов. Не путайте, никого вы не испугаете, ваша идейная бедность вас толкает вниз, вы скользите по наклонной плоскости к оппортунизму. Этот номер не пройдет, партия не потерпит решения её судьбы за её спиною, — а этот документ, этот новый устав Союза металлистов, где мы из Красного Профинтерна сползаем в какой-то другой, чем скорее мы этот документ осудим и истребим, тем будет лучше, потому что это есть предательский документ.
Андреев. Ничего предательского тут нет.
Догадов. Во всех уставах это есть.
Троцкий. Это есть путь предательства.
Молотов. Дайте воды.
Председательствующий. Слово имеет т. Бухарин.
Бухарин. Товарищи, для доказательства своей «идейной бедности» я не буду здесь затрагивать вопроса о водке, даже о телеграмме тов. Томского, об уставе союза металлистов, хотя эти вопросы сами по себе имеют, конечно, очень крупное значение и могут, разумеется, быть увязаны с той или другой определенной линией, которая у нас есть. Разрешите остановиться на английских событиях и сказать парочку слов насчет английских событий. Я должен сказать, что должна быть прежде всего разоблачена на этом собрании стратегия речи тов. Зиновьева. Я не буду говорить в таких тонах, в которых говорил т. Зиновьев, что мы-де почти что являемся членами II Интернационала или вроде этого. Я постараюсь, прежде всего, сделать вот какого рода общие замечания. Тов. Зиновьев произнес свою речь через голову Политбюро. Смысл и характер этой речи заключается в том, что мы, т.е. ЦК, по сути дела прикрываем предательство правых и прикрываем предательство левых, что мы по сути дела хотим продолжать «дружбу» или, по терминологии т. Зиновьева, «содружество» с Перселем, или с Томасом, или с правым, или с левым крылом оппортунистических вождей английского рабочего движения. Я должен сказать, что эта попытка Зиновьева есть попытка с негодными средствами. Если вы этим хотите нас бить, то это просто комично, ибо вы, требуя осуждения оппортунистов, ломитесь в открытую дверь. И в обсуждаемых тезисах, и во всех выступлениях мы подчеркиваем предательскую роль обоих этих флангов. В тезисах сказано, что «объективно ответственность за это предательство лежит больше на левых». Если говорить о дифференцированной оценке того или другого фланга, то она сформулирована с абсолютной точностью, под которую никто не может подкопаться, и вполне вытекает из создавшегося положения. Мы называем правое крыло «сознательными предателями», и мы называем левое крыло оппортунистами, капитулянтами, [так мы называем левое крыло, которое играет более крупную роль, чем правое крыло] объективно более ответственными в силу той роли, которую оно, левое крыло. Играло. Против такой оценки тов. Зиновьев не может возразить ровно ничего. Если он с этой оценкой согласен, тогда зачем говорить так, как он говорил, и отдавать столь большую часть своей речи теме о предательстве. Не по этой линии идут разногласия. А то, что Зиновьев выпирает эту тему, объясняется его стратегическими соображениями, желанием — совершенно неправомерным — присвоить себе монополию на критику оппортунизма, нежеланием конкретно разобраться в том, что делается сейчас в Англии. Если вы прочтете стенограмму речи тов. Зиновьева, то она посвящена главной теме о предательстве. Но разве здесь есть разногласия? Если хотите серьезно разобраться в вопросе, то не об этом надо говорить. Я должен сделать это первое указание для того, чтобы разрушить стратегию речи тов. Зиновьева. Еще и еще раз напрасно вы претендуете на монополию разоблачения предателей. Эта претензия комична.
Теперь по существу дела. Мне кажется, что основные разногласия лежат по линии тех практических мероприятий, которые предлагаются, с одной стороны, в тезисах Зиновьева, [предложенных против наших тезисов) с другой стороны — нами. Основные разногласия лежат, прежде всего, в обсуждении того конкретного шага, который мы должны сделать по отношению к Англо-русскому комитету. Это главное, и вокруг этого вопроса надо подумать, надо его со всех сторон обсудить, чтобы взять правильную линию. Я протестую самым решительным образом против перенесения центра тяжести на первый вопрос: предатели или нет? Зачем спорить о предпосылке, которая принимается нами всеми?
Насчет второго вопроса, позвольте вам сказать парочку слов. Тов. Зиновьев пишет тезисы, которые уже получились после поражения всеобщей стачки. Если тов. Троцкий сделал намек в своей речи, что у нас есть представление, будто теперь уже ликвидировано все движение, это неправда. У нас есть такая возможность, что через стачку горняков движение перейдет в новую фазу и может даже вызвать новую всеобщую стачку. Это прямо, черным по белому, сказано и в предлагаемых нами тезисах.
К вопросу об Англо-русском комитете я подойду вот с какого конца: если вы проанализируете тезисы тов. Зиновьева, найдете ли вы в анализе то специфическое, что важно для понимания всей обстановки в Англии? Это специфическое состоит в особой роли профессиональных союзов как особого типа организации. Сделал на этом ударение Зиновьев? Нет. Характерные особенности движения, [которое определено новым течением, ходом перспектив) которые определялись особою «английскою» ролью профсоюзов, определяли ход стачки, её лозунги и т.д., — на эту тему ничего не сказано. Одно из опасений, которое есть и на которое реагировала английская коммунистическая партия, — о влиянии на рабочее движение выхода из профессиональных союзов, — у тов. Зиновьева в тезисах есть что-нибудь на этот счет? Ничего нет, ни единого слова. Разве так анализируют положение вещей? Разве так выступают с ответственным документом, который выпускает самое главное? Это никуда не годится!
Если взять только эти два примера, то что отсюда вытекает? Что тов. Зиновьев не понимает основного различия между положением в Англии и в других странах. Не понимает специфических особенностей рабочего движения в Англии. Здесь говорят так: предали, а поэтому вы должны выйти из Англо-русского комитета. Хорошо, [я разделю оба вопроса) разберем этот вопрос подробнее. Представьте себе, что есть коммунист в Генеральном совете. Должен он выходить из Генерального совета или нет? Думаю, что не должен. Продумайте, пожалуйста, такое положение вещей. У нас есть коммунисты в составе Генсовета. Там все решительно совершили предательство (реплика Троцкого не уловлена). Вы не перебивайте, т. Троцкий, я ни одного замечания не сделал во время вашего выступления. У нас есть представитель в Генсовете. После краха и предательства и жалкого банкротства всех вождей, должен ли он выходить из Генсовета?
Троцкий. Нет.
Бухарин. Тов. Троцкий говорит: нет. Хорошо, запишем. Но если вы говорите так, будьте любезны признать, что ваши выкрики относительно того, что они предатели и поэтому мы не можем с ними вместе сидеть, не выдерживают никакой критики. Вам нужно привести добавочные аргументы, чтобы мотивировать вашу политику. Я беру другую возможность. Представьте себе эту вторую возможность. У Генсовета есть орган — представительство в Англо-русском комитете. В органе этого Генсовета может быть коммунист с английской стороны. Что, он должен выходить из состава Англо-русского комитета или нет? По вашей логике должен выходить. Но он, если выходит из Англо-русского комитета, то почему он должен сидеть в Генсовете?
Троцкий. Это старый софизм о том, как, вырывая по волоску, стать лысым, — тоже диалектика.
Бухарин. Теперь я вам скажу, что в стенограмме речи т. Зиновьева вы найдете принципиальное обоснование этой совершенно неверной позиции. Что сказал т. Зиновьев? Он сказал: «Вы посмотрите, что вы сейчас делаете? Вы скатываетесь ко Второму Интернационалу! Нужно занять по отношению к Генсовету такую же позицию, какую занимал Владимир Ильич по отношению к шейдемановцам, каутскианцам и т.д.».
Какую позицию занимал Владимир Ильич по отношению к ним? Главный вывод, который он сделал, насколько мне память не изменяет, — я думаю, что и т. Зиновьев должен это подтвердить, — этот главный вывод был — раскол международной социал-демократии, раскол партии, выход из состава социал-демократической организации. И вся эта аргументация тов. Ленина была совершенно правильна, правильна на все 100%. Для того чтобы собрать наши политические силы вокруг революционного социал-демократического (коммунистического) знамени, нужно было рвать со старой социал-демократической верхушкой, перестать даже носить «грязное белье» названия социал-демократов. Это было правильно. Но когда т. Зиновьев приводил этот аргумент, он тут нечаянно проявил свою основную ошибку, которая состоит в том, что он совершенно смешивает профессиональные организации с организациями политической партии. А это две различных вещи. Почему мы выдвигали лозунг вхождения в рабочую партию, которая есть все-таки политическая организация? Предпосылкой этого явилось и является то обстоятельство, что рабочая партия есть организация особого типа, которая отлична от политической партии классического образца, а представляет собой конгломерат различных организаций и лиц, значительная часть которого (конгломерата) состоит из профессиональных союзов. Поэтому наша тактика по отношению к рабочей партии не такая, как по отношению к социалистическим партиям Запада. Если кто-нибудь из нас потребует ради «осуществления» единого фронта выхода из рабочей партии (вернее, отказа от лозунга вхождения в нее) как из партии социал-демократической, тот будет совершенно сумасшедший человек. Но где сказалось это различие в тезисах т. Зиновьева? Где хоть тень различия, где более детальное понимание вопроса? Как можно в одну кучу все валить! Я утверждаю, что из их позиции взрыва с нашей стороны Англо-русского комитета вытекает, что и английские коммунисты должны были бы выйти из Англо-русского комитета и из состава Генсовета. Смешно было бы не увязывать концы с концами.
Было бы абсолютным преступлением, непониманием обстановки, если бы мы сказали, что ничего нового не случилось и т.д. Но никто этого не утверждает. Произошли громадные события, почти катастрофа. Что мы должны оценку событий соответственным образом построить, — это все абсолютно верно. Вопрос только — как? Точно так же, как мы не должны выходить из Англо-русского комитета, из Генерального совета, если бы у нас были там наши представители, точно так же мы не должны выходить ни из одной профсоюзной ячейки. Нашим лозунгом здесь должно быть: кампания перевыборов профсоюзных организаций, смещение предательских вождей из Генерального совета и Англо-русского комитета, разоблачение их предательской деятельности. Вот наша линия. Это есть борьба за завоевание профессиональных союзов не путем их взрыва. Это та линия, которая сейчас правильна более чем когда бы то ни было. Вы говорите: у нас в тезисах написано — борьба за изменение состава Генерального совета и его органов. Англо-русский комитет является органом Генерального совета? Является. Значит, мы с двух концов давим сюда. ВЦСПС выносит свою декларацию, в которой говорит, что вожди совершили то-то и то-то, делает отсюда соответствующие выводы, но призывает не к выходу, а призывает английских рабочих бороться за профсоюзы, оказывает свое моральное давление на английских рабочих. Удельный вес русских профсоюзов теперь чрезвычайно поднялся в английском профессиональном движении. Последний документ, который мы получили со стороны английской компартии, буквально говорит, что присылка денег со стороны русских рабочих во время английской стачки является самым крупным событием во время всего хода стачки. Наше давление сюда, идущее по линии борьбы за новый состав руководящих органов английских профсоюзов, поддерживается этим самым в величайшей степени. И мы никак не должны выпускать из виду возможность этого давления. Представьте себе, что будут делать эти профсоюзные вожди, находящиеся в Англо-русском комитете в настоящий момент. Что будут делать английские реформисты, сидящие в Англо-русском комитете? Они будут либо стараться совершенно похоронить его, не созывать, сделать его безгласным, бездействующим, мертвым, либо они могут попытаться, а это вовсе не исключено, сами взорвать его. А это сталкивает их с английскими рабочими. Ведь если на них ляжет инициатива срыва Англо-русского комитета, то это для нас есть громаднейший прирост, потому что они столкнутся здесь с английскими рабочими, которые настроены сейчас на соответствующий лад. Вы предлагаете нам сделать «жест», который вы не продумали. Вы думаете, что ваша демонстрация поразит всех решительно, бог знает какой эффект произведет? Ничего подобного. Ведь дело заключается в том, что мы не англичане, а русские. Это большая разница. Вы хотите, чтобы мы сказали: нет, мы, русские, с предателями за одним столом сидеть не можем, а вы, англичане, извольте сидеть с ними за одним столом. Где же тут увязка? Никакой абсолютно увязки нет. Вы позабываете, что Англо-русский комитет есть орган Генерального совета. Вы думаете, что Англо-русский комитет есть какая-то штуковина, которая стоит сбоку, никаких связей не имеет с массами, поэтому мы можем придумывать свою линию, которая по сути дела (не слышно из-за шума)… Одной из основных проблем, о которой т. Зиновьев не знал. В тезисах вы не обнаружили того, что знаете, что есть тенденция к выходу из профсоюзов.
Зиновьев. Я это знал, но не надо этого раздувать и делать из этого фальшивые выводы.
Бухарин. Вы, может быть, знали, но не соблаговолили сообщить об этом в своих тезисах.
Молотов. Не заметил.
Бухарин. Мне кажется, что попытка такого наскока тут есть. Я по этому поводу скажу т. Зиновьеву парочку слов. Я приехал из отпуска, не был на заседании Политбюро, где обсуждался польский вопрос, но на первом же заседании т. Зиновьев защищал польскую партию.
Зиновьев. Это ложь.
Бухарин. Нет, это была правда. Вы говорили и относительно ленинской статьи о кооперации, что она никуда не годится, а потом про такое утверждение говорили, что это «ложь». А я утверждаю, что это была правда. И тут у вас тот же метод. В Политбюро вы говорили, когда получилась очередная телеграмма, что не нужно так сильно критиковать, потому что «они» начинают исправляться. Вот это я слышал собственными ушами. А теперь вы, разумеется, громче всех начинаете кричать караул. Это тоже ваш метод. Где же можно так серьезно определять политическую линию? Вот все то, что я «в первом туре» хотел сказать.
Председатель. Слово имеет т. Лозовский*.
* В стенограмме с авторской правкой текст выступления А. Лозовского дан в двух экземплярах (с авторской правкой и перепечатка). — РОССПЭН.
Лозовский. Прежде всего, два фактических замечания: 1) о работе Английской комиссии, 2) об отношении к так называемым «левым». Здесь уже говорили о том, что Английская комиссия заседала ежедневно. Через эту комиссию проходили все вопросы, а равным образом все статьи наших газет. К концу забастовки только две основные газеты («Правда» и «Известия») контролировались комиссией для того, чтобы не было разнобоя в статьях, которые идут по телеграфу за границу. На одном из первых заседаний Английская комиссия постановила, чтобы все выступления, исходящие из Москвы, носили максимально осторожный характер для того, чтобы английская буржуазия не могла шуметь, что она «подзадоривает», «разжигает» и т.д. Была ли такая осторожность законной? Несомненно. Когда в Английской комиссии были какие-нибудь разногласия, то дело переносилось в Политбюро. Английская комиссия, заседая каждый день, просматривала все, посылая важнейшие статьи по телеграфу за границу в качестве руководства нашим компартиям, с оценкой событий. Через Английскую комиссию проходили не только статьи и передовицы, но и вопрос относительно помощи бастующим английским рабочим: как собирать, когда собирать, кому посылать и т.д. Словом, это был постоянно действующий, ежедневно заседающий орган, который занимался английской забастовкой. Это не значит, конечно, что Английская комиссия руководила английской забастовкой, но поскольку это было возможно, эта комиссия давала некоторые директивы за пределы нашего Союза.
2) Была ли затушевана роль правых или левых в нашей критике? В тех документах, которые предложены вашему вниманию, имеется целый ряд противоречивых утверждений на этот счет. Вот, например, у т. Троцкого в его письме сказано: В статьях мы пишем: "Генеральный совет предал английских рабочих; он оказался штрейкбрехером; он вел политику лакея буржуазии". Стало быть, называли предателями? Стало быть, не прикрывали? Как же с этим связать утверждение, что затушевывали их роль? Это не выдерживает критики. Все это можно проверить по передовицам и статьям, которые все проходили через комиссию из 9 членов. Затушевывания со стороны Английской комиссии не было, а была каждый раз единственная, совершенно законная тревога, как бы английская буржуазия не использовала любой фразы, исходящей из Москвы для того, чтобы затруднить ход самой забастовки и затруднить или усложнить самую борьбу и выступления английских рабочих.
Теперь [второй вопрос, который мне кажется в высшей степени важным — нынешнее положение, которое сейчас создалось в Англии] к существу вопроса. Я считаю необходимым прежде всего заметить, что те длинные прения, которые здесь развернулись, то время, которое было потрачено на посланную т. Томским телеграмму, не соответствуют важности вопроса. Телеграмма т. Томского имеет сейчас стостепенное значение. Не в этом сейчас центр вопроса. Не это должно интересовать Коминтерн и Центральный Комитет нашей партии.
Сейчас вопрос заключается в том, что дальше делать? Каково положение в Англии?
1) Там чрезвычайно большое озлобление в массах против Генсовета. Это озлобление так велико, что многие официальные органы независимой рабочей партии, как «Форвард», выступают со зверскими статьями против Генерального совета, называя его последними словами.
2) С другой стороны, озлобление настолько велико, что имеется тенденция к выходу из союзов. Мы знаем из опыта борьбы последних лет, что после каждой крупной забастовки, которая кончается предательством, среди рабочих появляется стремление уйти из союзов.
3) [Третье явление в высшей степени важное мы имеем] Среди некоторых членов коммунистической партии, ставших во главе крупнейших советов профсоюзов, проявились колебания. Они выступили в защиту Генсовета и против партии. Мы это видим на примере председателя Манчестерского совета профсоюзов Мунро, который выступил против нападок на Генсовет.
4) Характерно дальше для нынешнего положения — поиски выхода путем создания новых организаций. У некоторых проскальзывает теперь, что надо найти новые организационные формы борьбы, а это является крайне опасным для нынешнего положения в Англии.
5) Важно дальше для Англии — рост коммунистической партии и в смысле притока членов, и в смысле политического влияния, и рост движения меньшинства именно потому, что они выступают решительно за горняков, тогда как все руководители Генсовета против горняков, против стачечного движения и т.д. Наше влияние настолько выросло, что в некоторых районах углекопы приглашают представителей движения меньшинства и выступают только по их директивам. В целом ряде районов, и особенно среди углекопов, создалась в высшей степени благоприятная обстановка для завоевания широких масс углекопов и для завоевания широких масс и целого ряда других отраслей промышленности.
6) Сейчас в Англии началась полоса самооправдания: и правые и «левые» стараются наперебой замазать события, оправдать себя и проч. На сцену появились попы, пасторы и прочие деятели, вроде Ленсбери. Они призывают «все забыть и все простить» и т.д. Этот лозунг — забыть и простить — очень опасен для английского рабочего движения; опасность эта усугубляется еще тем, что некоторые лидеры, окончательно скомпрометированные политикой Генсовета, находят защитников в наших органах вроде «Сандэй воркер». Придется принять меры, чтобы наши органы не покрывали таких тенденций, а разоблачали всех виновников поражения до конца.
И, наконец, последнее. 7) Рабочие массы Англии получили суровый урок: во-первых, массы проходят ускоренную школу политграмоты и связи политики с экономикой, во-вторых, они прошли ускоренную школу интернационального единства и солидарности. На практике рабочие убедились, что представляют собой лидеры Амстердама, международная социал-демократия и проч. и что обозначает неприкрашенная солидарность русского пролетариата. Политические уроки этой забастовки для ближайшего будущего рабочего движения Англии будут иметь исключительно большое значение и это необходимо учесть в наших дальнейших перспективах.
Если взять то, что происходит за пределами Англии, то мы должны признать, что наши компартии и революционные союзы за пределы Англии не были открыты во время забастовки и не сумели понять исхода забастовки. Некоторое время был даже разговор о «победе» или «полупобеде». Затем в коммунистической прессе и в прессе унитарной Конфедерации труда можно встретить статьи в «Рабочей жизни», в «Юманите», что виноваты только правые, а относительно левых они молчат. Это явная политическая ошибка, которая должна быть исправлена Коминтерном. Удар должен быть направлен и против правых и против так называемых левых. Нужно на опыте английской стачки разъяснять не только английским, но и немецким и французским рабочим и др., к чему т.н. левые привели эту стачку.
Последний вопрос, на котором я хочу остановиться, это вопрос относительно взаимоотношений, которые сложились в настоящее время или складываются между советским профдвижением и профдвижением Англии. О том, что симпатии широких масс к русским рабочим растут, в этом нет сомнения. Если бы даже рост их ограничился только горняками, то и эта армия охватывает примерно 23% всех организованных рабочих Англии, но эти симпатии выходят далеко за пределы союза горняков и горной промышленности. На что мы можем рассчитывать в ближайшее время? Мы можем рассчитывать при правильном маневрировании иметь на ближайшем съезде тред-юнионов, который состоится в сентябре, в оппозиции против Генсоветской тактики всю федерацию горняков. Это обозначает 900.000 голосов (в Англии голосуют по числу членов) и целый ряд небольших союзов деревообделочников, портных и т.д. Таким образом на съезде будет серьезная оппозиция. Я утверждаю, что можно добиться серьезного и организованного выступления оппозиции против Генерального совета, если хорошенько подготовить съезд. Это дело английской компартии и движения меньшинства — надо только дать соответствующие директивы.
Мое предложение, которое так не понравилось тов. Троцкому, чтобы в ближайшие месяцы официально с представителями Генсовета не встречаться, иначе они могут использовать авторитет ВЦСПС. Единый фронт — палка о двух концах. Мы использовали тред-юнионистов в Англо-русском комитете, это верно, но они нас разве политически не использовали? Конечно, да: они использовали авторитет русских большевиков в борьбе против английских коммунистов. В данный момент, до съезда, мне казалось, было бы ошибкой встречаться с ними и дать им возможность, цепляясь за существующие формальности, прикрыться нашим именем. Подождем. Пусть их возьмут в работу. Но из этого нельзя сделать вывод, как т.т. Троцкий и Зиновьев, о том, что нужно немедленно взорвать Англо-русский комитет. Решительнее всего формулирует эту взрывчатую точку зрения тов. Троцкий.
«Нельзя передавать — пишет в своем письме в Политбюро т. Троцкий — инициативу капитулянтам и штрейкбрехерам Генерального совета в деле взрыва Англо-советского комитета».
Это очень решительно, и почему и зачем нам нужно брать на себя инициативу взрыва Англо-русского комитета? Что это даст? Этот комитет, не забудьте, был утвержден обще-английским съездом в Скарборо. Для большинства английских рабочих, которые симпатизируют СССР, он есть символ единства между русским и английским пролетариатом. Выиграем ли мы, если, скажем, мы взорвем Англо-русский комитет? Ни в какой мере не выиграем. Пусть английские рабочие возложат вину за разрыв на Генсовет. Как и что же делать? Тщательно подготовиться к съезду тред-юнионов и через меньшинство дать основательную головомойку предателям. Кроме того, ВЦСПС, как один из контрагентов в Англо-советском комитете, должен выступить и заявить решительно и ясно, что отказ от советских денег был, несомненно, введением к капитуляции, что это было полное подчинение Томасу и т.д. ВЦСПС должен дать полную оценку того, каким образом Генеральный совет нанес удар тому сближению, которого мы все желаем, между английскими и советскими пролетариями. Сказать правду, но не рвать.
Тов. Троцкий в своем письме в Политбюро, оценивая отрицательно мое предложение, утверждает, что это есть «аппаратная политика». Почему выждать несколько месяцев до съезда, провести предварительно в массах большую работу, выступить открыто политически со стороны ВЦСПС — есть, по терминологии того же тов. Троцкого, «аппаратная дипломатия»? Вообще у тов. Троцкого пристрастие к «аппаратным» терминам. У него в письме разбросаны такие слова, как «аппаратная дипломатия», «аппаратная политика», «аппаратное лицемерие» и все в разных сочетаниях. Я не думаю, чтобы все эти «аппаратные» страшные слова относились к существу дела. В чем тут суть? Почему будет «аппаратной», «лицемерной» политикой, если ВЦСПС открыто выступит (а я считаю, что он должен выступать), если он подчеркнет и скажет, что мы создавали Англо-русский комитет как братский союз русских и английских рабочих, и именно поэтому мы не можем умолчать о преступлении и капитулянтстве лидеров. Разве это будет «дипломатия»? Тов. Троцкому не терпится, он хочет вырвать у них инициативу и взорвать Англо-советский комитет. Почему в этом вопросе нужно вырвать инициативу Томасов и Перселей? Вы думаете, что разрыв англо-советского соглашения, утвержденного съездом профсоюзов в Скарборо, разрыв с нашей стороны не вызовет очень много обиды и непонимания со стороны целого ряда рядовых рабочих, которые к нам искренно расположены? Я думаю, что от такой инициативы мы сейчас не выиграем. Вот почему мне кажется, что нам не нужно соглашаться с предложением т.т. Троцкого и Зиновьева. Оценивая и клеймя — как это необходимо с нашей точки зрения, всю предательскую роль Генерального совета, правых и левых и т.д., нам брать на себя инициативу разрыва Генерального совета ни в коем случае не выгодно.
Теперь последнее. Мне кажется, что у Зиновьева в тезисах имеется попытка из уроков английской забастовки вывести еще целый ряд уроков, которые не вытекают из этой забастовки; вопрос о пересмотре нашего отношения к правым и левым вообще в Коминтерне. В одном месте тов. Зиновьев говорит: мы клеймим, с одной стороны, как врагов Советской России, Урбанса и т.д., а с другой стороны, ведем дружбу с Перселем. Сравнение явно надуманное. Одно дело левые Амстердама, другое дело левые и правые внутри Коминтерна. Неудачу этой части тезисов показывает пример Монмуссо. Монмуссо в одной из своих статей написал туманную фразу, из которой вытекает, что рост заработной платы вызывает дороговизну жизни. Монмуссо пишет по несколько статей в неделю — при такой литературной производительности неудачные фразы неизбежны. Тут много литераторов, кто из нас безгрешен. Извлекая уроки из всеобщей забастовки, оценивая её как всемирно-историческое событие, тов. Зиновьев вдруг приводит эту глупую фразу Монмуссо для того, чтобы показать правую опасность в Коминтерне, ничего не говоря о тех глупостях, которые наговорил Семар. [Если говорить о глупостях, то их хватит на более обширные тезисы.] Разве Семар не писал назавтра после забастовки, что в Англии стоит вопрос о рабоче-крестьянском правительстве, в то время как там стоит вопрос только о рабочем правительстве? Что значит утверждение Семара? Это означает полное невежество. Но если мы такие ошибки Монмуссо и Семара будем разоблачать в тезисах, написанных по такому имеющему всемирно-историческое значение вопросу, как английская забастовка, мы наши партии дезориентируем, мы собьем их с толку.
Вот почему мне представляется, что те тезисы, которые представлены тремя, более отвечают положению дела, чем тезисы тов. Зиновьева. У меня имеется целый ряд поправок, касающихся ряда пунктов, в том числе пункта относительно Англо-русского комитета. Я не могу их огласить, потому что время мое истекло. Эти поправки, которые я внесу в комиссию, улучшат, конечно, целый ряд параграфов. Вывод из всего этого я делаю следующий: тезисы трех в смысле постановки вопроса, оценки забастовки и её последствий и определения задач Коминтерна правильны и должны лечь в основу дальнейшей деятельности всего международного коммунистического движения.
Председательствующий. Слово имеет т. Андреев.
Андреев. Я хотел, товарищи, сначала парочку слов сказать насчет той сенсации, которую тут объявил т. Троцкий. Я должен сказать, что сенсация эта об уставе ВСЕМ очень дешевая, и не стоило т. Троцкому по этому поводу так нервничать.
Рыков. Вы в Амстердам не вошли еще?
Андреев. Еще не вошел и не думаю входить. Я должен сказать, хотя т. Троцкий хотел подвести дело к тому, что тут наиболее яркое выражение получила линия т. Томского — тянуть русские союзы, русских рабочих в Амстердам, — я тут должен снять всю ответственность с т. Томского, потому что он никакого участия в подписании устава ВСРМ не принимал. Благодаря отсутствию т.т. Догадова и Томского этот устав был подписан мною. Тут т. Томский ни при чем.
Троцкий. Я вас тоже называл.
Андреев. Тов. Троцкий, вы хотели дело подвести к тому, что [это является ярким выражением линии Томского] будто перемена формулировки в уставе есть подготовка вступления в Амстердам наших профсоюзов. Этому ведь никто не поверит. Напрасно вы ищете того, чего нет. [Я должен сказать, что сенсация дешевая, потому что ничего особенного тут нет.] Что же страшного содержится в уставе? В уставе сказано о том, что союз металлистов входит в международное объединение профсоюзов через ВЦСПС. В какое международное объединение, это само собою разумеется, в то, в которое ВЦСПС сейчас входит — в международное объединение — в Профинтерн.
[Троцкий. Почему произошла перемена?
Андреев. Тов. Троцкий, ведь это же само собой разумеется, но если это Вас так трогает, так можно вставить поправку.
Троцкий*. Вы легко вычеркнули Красный Профинтерн, и столь же легко готовы его вставить.
* В стенограмме с авторской правкой имеется помета редактора: «В стенограмму реплика не вошла». — РОССПЭН.
Андреев.] Напрасно вы [подводите дело к этому] ищете чего-то особенного. Ничего особенного тут нет, и никакого капитала в подкрепление своей позиции тут создать нельзя. Это придирка. Я должен сообщить т. Троцкому насчет того, что у нас была дана линия со стороны партии о том, чтобы вести работу в смысле вхождения в производственные интернационалы, в отдельные производственные интернационалы, входящие в Амстердам. Эта линия была дана года два тому назад.
Лозовский. Больше, три года тому назад.
Андреев. Мы, профессионалисты, эту линию вели. Некоторые ЦК союзов входят в производственные интернационалы, в частности, союз пищевиков входит в такой производственный интернационал, который входит в Амстердам. Но за последний год эту линию на вхождение в производственные интернационалы мы начали замедлять, или иначе, мы не ведем никакой работы в последнее время в этом направлении для того, чтобы не делать себе невыгодной позиции в смысле борьбы за единство. Это вы должны знать, т. Троцкий. [ Что вы придираетесь?] Я должен сообщить Политбюро, что наиболее ярким сторонником того, чтобы не вести активной работы за вхождение в производственные интернационалы Амстердама, является тов. Томский. Напрасны кивки, что наши профсоюзы переехали на другую квартиру и т.д. Мы входили и входим в Профинтерн, и ни в какой другой интернационал мы не собираемся входить. Это все знают. Вся наша политика ВЦСПС есть политика нашей партии, в которой и вы, тов. Троцкий, принимаете участие и за которую вы также отвечаете.
Я очень удивлен тем, что т. Троцкий представляет себя вроде ангела, который ни в чем не виноват и не принимал участия в политике ЦК. Он говорит, что наша партия недостаточно была осведомлена о том, что левые в Генсовете и Персель являются оппортунистами и т.д., что мы недостаточно разъяснили партии о том, что из себя представляет Генеральный совет. Я должен сказать, что т. Троцкий берет на себя очень много. Мы достаточно знали, что такое Персель, Свейльс и т.д., что они из себя представляют, мы знали, что они являются оппортунистами, что они и раньше не могли правильно, по-революционному вести дело рабочего класса, а теперь они предали это дело, так сказать, в более концентрированном виде. Но предположим, что мы делали ошибки, но где же вы были, т. Троцкий, почему вы не сделали такого предупреждения партии, почему т. Троцкий ни разу не выступил ни в ЦК, ни в печати со статьей? Да, книжку, вы говорите, написали. Но кто теперь все издаваемые книги читает?
Томский. Да и что из неё можно почерпнуть, в конце концов?
Андреев. Я должен сказать, что наши вожди так много пишут книг, что их все меньше читают.
Троцкий. То вы говорите, зачем не пишете книг, а то вы говорите, зачем так много пишете.
Андреев. Вы знаете, что толстой книгой нельзя разъяснять рабочему. Надо написать статью, в которой все было бы ясно изложено и т.д. Вы этого не сделали. И в Центральном Комитете ни одного предупредительного возгласа с вашей стороны не было. Все мы были на пленуме ЦК, на Политбюро, — не было там предупредительного возгласа. И хотя не против чего было предупреждать, потому что политика была правильной, я все-таки это говорю для характеристики поведения тов. Троцкого. Тов. Зиновьев, который являлся наиболее ярким сторонником того, чтобы мы вошли в Англо-русский комитет, всячески рекламируя этот Англо-русский комитет, теперь вдруг говорит, что это было сплошное дипломатичное надувательство нас со стороны Томаса. Но это ведь ни на что не похоже.
Я хотел еще по существу сказать пару слов. Думаю, что общие выводы из оценки нашего отношения к английским событиям должны относиться к тому, что мы сделали общую ошибку в том, что маленько переоценили английские события, переоценили всеобщую стачку. Переоценили, видимо, на основании того, что информацию имели недостаточно полную и что хотели оценивать английскую стачку с точки зрения своего чувства, с точки зрения того, чего бы мы желали от английской стачки. Во-первых, была не всеобщая стачка, а во-вторых, руководили ею целиком реформисты.
Троцкий. Это я и говорил.
Андреев. Это вы теперь говорите, а не говорили с самого начала стачки. Ошиблись мы все в переоценке, а из этой переоценки т.т. Зиновьев и Троцкий делают две крупнейших ошибки. Во-первых, насчет колебания основной линии Коминтерна по вопросу о стабилизации. Я попросил тов. Молотова дать мне тезисы тов. Зиновьева. Я их прочитал. Тезисы эти начинаются с того, что английская стачка открывает новую полосу в международном рабочем движении. Это похоже на то, что т. Зиновьев писал насчет шагов истории. И дальше, насчет стабилизации. «Вопрос о стабилизации является вопросом решенным» — говорится в его тезисах. Так буквально сказано. Это разве не есть пересмотр нашей политики в международном вопросе? Это есть пересмотр, это есть дезориентирование наших коммунистических партий в определении своей ближайшей тактики. Я не знаю, что послужило тов. Зиновьеву материалом для пересмотра основной политики Коминтерна в вопросе о стабилизации капитализма. То ли, что в Китае победили, конечно, временно, империалисты самые заядлые, то ли, что французская армия расправилась в Марокко, то ли, что английская стачка окончилась поражением, правда, временным? Наконец, посмотрите на реформистское влияние в профдвижении, которое тоже является одним из элементов некоторой стабилизации капитализма, влияние реформистов, которое привело к поражению английской стачки, которое пока держится и в Германии и всюду. Реформистское влияние недооценивать нельзя. [У вас получается, что английская стачка — поворот от стабилизации] Все эти основные факты говорят далеко не в пользу отмены стабилизации капитализма и изменения основной политики Коминтерна. [Я думаю, что в такой позиции, да и в самих тезисах, какое-то противоречие есть.) Такая позиция есть, позиция лихорадочной качки, а в таком основном вопросе это не годится, это ошибка.
Второе — общая политика по отношению к Англо-русскому комитету. Я думаю, что в этом отношении позиция т.т. Троцкого и Зиновьева является политикой неправильной, которая ведет к изоляции нас в вопросах борьбы за единство. До сих пор Англо-русский комитет расценивался как важнейший фактор борьбы за единство, как крупный шаг в борьбе за единство. Теперь он получает в оценке т. Зиновьева совершенно иное значение, — верхушечный орган, [предатели] ширма правительства и т.д., [Пускай предатели] но разве Англо-русский комитет до сих пор имел значение величайшего фактора борьбы за единство? Что, Англо-русский комитет не сыграл разве большого значения даже с точки зрения укрепления наших позиций советского государства? Тов. Зиновьев стыдливо [прикрывается тем, что это не стоит выпячивать] отказывается признавать, что это верно, но нельзя отрицать, что Англо-русский комитет сыграл большое значение в том, что нейтрализовал наступательную политику английских консерваторов. Тут т. Калинин прав, что наша политика на сохранение советской власти и советского государства есть политика интернациональная, политика международная. [В данном случае действительно этим самым моментом вы маленько скатываетесь к позиции Бордиги, который считал, что Коминтерн свели к использованию чтобы… Советской власти и т.д.] Мне кажется, что эта ваша левая позиция на первый взгляд очень красивая позиция, но если бы мы приняли эту левую позицию, это обозначало бы на долгое время изоляцию нас в вопросе борьбы за единство, потому что реформисты пока что чрезвычайно сильны в международном движении. Что самое главное, это то, что левая позиция т.т. Зиновьева и Троцкого обозначает объективно, по существу дела, помощь Амстердаму [путем содействия Амстердамскому Интернационалу] в том, чтобы оторвать нас от английских профсоюзов и прибрать последние к своим рукам. Чем являлся Англо-русский комитет? Тем, что был оттяжным пластырем, который оттягивал английские профсоюзы от Амстердамского Интернационала, а вы хотите теперь своей левой позицией облегчить задачу Амстердаму.
Троцкий. На пластыре революции не построишь, даже на оттяжном.
Томский. А на фразах тоже не построишь.
Андреев. Я в данном случае употребляю иногда ваше образное выражение. По-моему, вы помогаете, товарищи, Амстердамскому Интернационалу. Вся эта позиция есть, на мой взгляд, так сказать, позиция маятника. Сначала он колебнется в одну сторону, потом — в другую и т.д. [потом — в третью сторону.
Томский. Собственно, в третью-то сторону маятник не шатается.
Андреев.] Эта позиция не похожа на твердое, выдержанное ленинское руководство.
Председательствующий. Слово имеет т. Каменев.
Каменев. Тов. Андреев выступил в таком благодушном тоне, что меня почти размягчил. Вместе с тем, тов. Андреев, вы таких речей наговорили, что если было бы время сопоставить те аргументы, которые вы приводили, — изолирование, помощь Амстердаму…
Андреев. Конечно!
Каменев. Вы не прямо помогали Амстердаму, объективно так выходило — то вы убедились бы сами, что это буквально повторение тех аргументов, которые всегда приводились против Ленина его противниками при любом из крутых поворотов политики. Незачем скрывать, что, конечно, с момента английской забастовки в подходе к оценке движения, к отдельным конкретным вопросам, некоторые оттенки в комиссии Политбюро были. Проявлением вот этих оттенков являлись и спор по поводу статей (отдельные возгласы [которые невозможно уловить])… Да что вы все мне помогаете?
Троцкий. «Коллективное руководство» — это и есть, когда все мешают одному или все на одного нападают. (Смех.)
Каменев. Продолжаю, и спор при статьях и при обсуждении телеграммы Томского и, наконец, эти тезисы. Как родились бы два текста тезисов, если бы не было различных оттенков, а все было бы благополучно, никаких разногласий не было, намека даже не было. Томский-де был ложно информирован в Париже, хотя в Москве мы были информированы лучше, а потом были написаны тезисы; друг друга обвиняют, одних в том, что помогали Амстердаму и даже больше того — в безответственности, маятниковом положении и т.д. Нельзя думать, что все это родилось за одну ночь. Нет, были оттенки, которые мало-помалу накапливались, и которые теперь получили оформленное выражение в тезисах. Я считаю, что действительно центр тяжести должен быть не в том, чтобы мы вспоминали оттеночки, которые сказывались у того или другого, и «вытягивали» линию, а в том, какую оценку итогам стачки мы даем и какие выводы вытекают из этих итогов.
Я смотрю, что же действительно нового нашли Бухарин, Молотов и Томский в общем положении Англии после стачки, как характеризуют они те задачи, которые стоят перед рабочим классом? Каковы выводы? Я считаю совершенно правильной ту оценку, которая дана в тезисах, где сказано, что: «Для английского рабочего класса, да и для рабочего класса других сторон опыт всеобщей стачки раскрывает все значение и роль, и классовую природу реформизма и государственной власти. Традиционное отношение к демократическому государству как к надклассовой силе». Дальше: «Всеобщая стачка подвела английский пролетариат к проблеме власти». В другом месте сказано: «…все относительно капиталистической стабилизации и в этом то новое, что, несомненно, имеет глубочайшее значение для оценки международного положения». Вот то, что говорят авторы тезисов. Стачка поставила, видимо, и по их мнению, вопрос не так, как он стоял две-три недели тому назад. Стачка поставила вопрос о классовой природе реформизма, о государственной власти, о степени относительности капиталистической стабилизации. Что эта стабилизация относительна, мы говорили об этом и до английской стачки. Здесь же подчеркнуто, что это то новое, т.е. относительность стала еще яснее и т.п., это значит такой сдвиг классовых отношений, который показывает, что «стабилизация» все больше качается. Вот итоги стачки, и я с ними согласен: классовый характер реформизма, прямая постановка вопроса о власти, более относительный характер стабилизации, и следовательно, тем самым чреватость всей обстановки более радикальными боями и более резкой постановкой всех вопросов. Если мы после стачки получили такую ситуацию, то теперь вопрос стоит в том, как подойти к практическим вопросам, к Англо-русскому комитету с точки зрения этой новой ситуации. Если отношение к Англо-русскому комитету не надо пересматривать, тогда нужно было в тезисах сказать: английская стачка ничего коренного не изменила. Наоборот, нельзя сказать то, что сказано в тезисах о новой ситуации, и приводить в защиту Англо-русского комитета то, что мы говорили раньше. Полтора года тому назад мы все исходя из известной международной обстановки, из состояния английского рабочего движения, течений внутри его сказали: создание Англо-русского комитета является прогрессивным, революционным, открывающим новую дорогу. Теперь явились новые факты. Поставлен вопрос так, как здесь написано: обострился вопрос о государственной власти, о классовой основе реформизма, стабилизация еще более покачнулась, революционные задачи стоят еще резче. Так вот с этой точки зрения благоволите обсудить, что нам делать с Англо-русским комитетом.
Какие же доводы за сохранение его приводились? Вот т. Бухарин любит логические рассуждения, но нельзя же переходить в логическую игру: а что, если бы один коммунист попал бы в Генеральный совет, а что бы он делал, если бы попал в Англо-русский комитет? Ты благоволи сказать прямо с точки зрения того классового соотношения сил, которую ты сам дал. [Ты решаешь] Мы решаем наново вопрос, который мы решали при другой ситуации. Какие же доводы имеются? Первый довод, который имеется в тезисах Томского и др., и который будет повторяться очень широко, это тот, что мы-де знали, что они являются предателями. [Ну что нового, Николай Иванович?] Ведь этот довод бьет в лицо все тезисы. [Тогда не надо всех характеризовать. Значит, что получилось? Вы знали, что они предатели, но ведь отношение к предателям до стачки, во время стачки и после стачки не может быть одинаково. У вас один довод — мы знали, что они предатели.] Этот довод только держится словесно. Я спрашиваю: отношение к предателям, т.е. к той социальной прослойке в среде английского рабочего класса, к той прослойке вождей, которая играла определенную роль до стачки и во время стачки, меняется ли от того, что была 5-миллионная забастовка, от того, что они демонстрировали на деле свое предательство? Конечно, меняется! Вы приводите все время довод: мы знали, что они предатели. Мне кажется, что с такого рода людьми, как Персель, до стачки могло быть одно отношение, во время стачки — другое отношение, и после стачки должно быть опять другое отношение. Мы знали, что они предатели, но мы знали, что и амстердамцы предатели, однако мы с ними не пошли на соглашение, а с английскими предателями пошли. Почему это? Потому что они лучше? Нет. А потому, что мы делали различие и людей учили различному отношению. Мы нашим русским рабочим объясняли, что английские предатели не такие предатели, как амстердамцы. Немецкие рабочие могут нас спросить: вы с английскими предателями идете на соглашение, а с немецкими не идете. Почему это? Потому, что мы имели право надеяться, что эти предатели под давлением широких рабочих масс от предательства немного дальше отошли, чем амстердамцы. Если одним миром мазаны и амстердамцы, и английские предатели, почему вы не пошли с амстердамцами на соглашение? Такой вопрос могут задать французские, немецкие, бельгийские рабочие. Что из факта нашего общего с англичанами Комитета вытекает, что вытекало из него для французских, бельгийских и германских рабочих? Вытекало вот что: русские профсоюзы находят возможным с английскими предателями разговаривать, а с другими предателями не разговаривают. Следовательно, [они на что-то опираются, вероятно, эти лучше[ у них, у русских профсоюзов, есть для этого основания. По сути дела мы исходили из того, что эти люди, английские профессионалисты, благодаря своеобразной английской обстановке дают нам несколько больше шансов на то, что они в решающий момент будут продвигаться с нами дальше, чем какой-нибудь Удегест. А теперь пришла проверка — 5-миллионная забастовка. Разве мы их спрашиваем — звал ли ты на баррикады 5 млн. рабочих, разве мы с этой точки зрения их судим и упрекаем? Нет. Мы говорим: элементарные интересы стачечного комитета во время стачки ты соблюдал или нет? Вот что мы спрашиваем. Мы говорим: элементарные обязанности стачечного комитета выполнены или не выполнены? Не выполнены, пишет т. Бухарин всеми словами. Ну, тогда спрашивается, действительно, какая разница между предателем английским, испробованным на деле и не соблюдшим элементарного долга члена стачкома, сравнительно с каким-нибудь предателем другим.
Ворошилов. Нет никакой разницы.
Каменев. Ну, вот раз так, то этот довод, что мы знали, что они предатели и поэтому незачем теперь говорить, что они предатели и не надо выходить из общей организации, — этот довод не стоит на ногах.
Второй довод за невыход из Комитета дан на стр. 19 тезисов Бухарина.
Там довод такой: большевики в июле 17-го года были накануне выхода из Советов. Это рассуждение, что большевики из Совета не выходили, следовательно, нужно остаться и в Англо-русском комитете — никуда не годится! Если говорить откровенно, то по поводу этого сногсшибательного довода надо сказать: если вы мотивируете оставление в Англо-русском комитете по аналогии с Советами, указывая на то, что мы не выходили из Советов рабочих депутатов, вы не понимаете, что такое Советы рабочих депутатов. Этот довод никуда не годится. Кроме того, этот довод носит апологический характер. Поймите, если это будет напечатано, что советские профсоюзы не выходят из Англо-русского комитета потому же, почему не выходили из Советов…
Голос. Советы определялись как привесок контрреволюционного штаба.
Каменев. Английский рабочий скажет: «Я не знал, что этот Комитет, в котором десяток людей собирается раз в полгода, похож хоть на капельку на Советы».
Третий довод — новое саморазоблачение нужно (Читает). Посмотрите, 5 млн рабочих ведут стачку, Лозовский, который примыкает к тезисам Томского, говорит, что рабочие кипят негодованием против вождей, но выходить из Комитета нельзя. Это будет детской угрозой, как объясняет [Бухарчик] Бухарин, который, конечно, чересчур солиден, и в котором нет ничего детского. А вот если они не пойдут к Томскому на свидание, — это будет саморазоблачение.
Зиновьев. Смешно говорить; это все равно — человек убил свою мать, а его хотят разоблачить еще тем, что он, кроме того, еще взял чужой носовой платок.
Молотов. Совсем не смешно?
Каменев. Вопрос совершенно ясен. Чего еще ждать? Доказательств нового предательства?
Молотов. Для масс, а не для нас — ведь это разница. Не одно доказательство, а много доказательств, может быть, еще потребуется.
Каменев. Доказательств еще мало, что они предатели, надо еще доказывать?
Ворошилов. Для английских рабочих оказалось мало.
Каменев. Я считаю так: наши союзники сидят в стачечном комитете, и когда мы им послали свыше 2 млн руб., они сказали: «Убирайтесь вы к такой матери, ваши деньги проклятые», как же разоблачать еще? Доказательство налицо, что во время стачки они отказались взять от нас деньги. Теперь вы говорите, что этого мало. А вот пускай они откажутся приехать на свидание, где будет 6 или 8 чел…
Троцкий. 10, а не 6.
Каменев. 10 чел… это дело другое. Это уже будет довод для разрыва по-вашему! Это массы скорей поймут, чем отклонение нашей помощи во время стачки?
Теперь по поводу речи тов. Калинина, который говорил о государственных соображениях. У него концы с концами явно же не сходятся, подумайте. После наших статей в газетах, где людей этих ругают на все корки, после того, что Лозовский в «Правде» написал по поводу Перселя, — подумайте, какое положение у нас получается. Что подумает английское общественное мнение с точки зрения государственного положения? Эти люди — скажут они про нас — считают наших тред-юнионистов предателями. Делать им революцию вместе нельзя, на это они не рассчитывают, этого с предателями вместе не подготовляют. Но они остаются с этими людьми в общей организации. Зачем? Ясно зачем, — для проведения своей государственной политики. Так будут понимать, иначе нельзя. Зачем русские профсоюзы и Томский сидят с Перселем, которого обругали предателем, штрейкбрехером, который им не нужен сейчас, чтобы вести борьбу за единое международное пролетарское движение против Амстердама. Они скажут — он сидит не как Томский, а как делегат на Парижской конференции, как государственный деятель. Если это нужно, так и напишите. Англия грозит войной, если можно её оттянуть тем, что Томский с Перселем будут видеться, давайте сделаем. Мало ли мы еще при Ильиче всяких международных «комбинаций» делали, но не нужно при этом самих себя обманывать, не надо приводить негодных доводов.
Председательствующий. Ваше время истекло.
Каменев. Мне нужно 5 мин. [ Так вот, товарищи. Вывод из этих выводов Бухарина. Да, это было бы весьма героическим жестом и политически детским, нецелесообразным.] Я спрашиваю, при той политической ситуации, которая назревает, притом, что мы должны вести линию на то, чтобы вопросы государственной власти и классовой природы реформизма стали бы ясны, сидение в обшей организации со штрейкбрехерами или ясный разрыв с ними, что соответствует ситуации? Бухарин сам написал о банкротстве левого, именно левого крыла профсоюзных вождей. Сам написал, что классовая борьба в Англии подошла к вопросу о государственной власти. Поставлен вопрос о классовой природе реформизма? Поставлен. И вот при этом с теми, кто потерпел банкротство, нам предлагают сидеть вместе. Зачем? Только для того, чтобы спутать английских рабочих. Тут начинается, конечно, обычная, давно известная и глубоко неправильная философия. Вот если бы завтра была революция, тогда, может быть, можно было бы поступать по-зиновьевски. Эта философия никуда не годится. Когда Ленин 4 августа (а тут недавно было это сравнение) разрывал со вторым Интернационалом, ему говорили, что революция еще не завтра, что Второй Интернационал есть массовая организация, что для того, чтобы в массах развить политическое самосознание, не лучше ли в этом Интернационале посидеть.
Молотов. Политика партии и профсоюзов различна.
Каменев. Тов. Молотов может [оценивать как] говорить что угодно, но факт остается фактом. Сумма тех доводов, которые приводятся сейчас, есть не что иное, как повторение в новых словах тех доводов, которые всегда с теми или иными вариантами приводили Ильичу в тот момент, когда он рвал с оппортунистами. Всегда ему говорили: с ними массы, массы заблуждаются, Надо посидеть [там] с оппортунистами. [«Добросовестно заблуждающийся» есть в резолюции на апрельской конференции, и внизу добавлено: для того, чтобы сказать: добросовестно заблуждающиеся опираются на солдат и поэтому должны вести работу таким методом. Я говорю, что] Всегда [разделяйте] в моменты конфликтов, разрывов с идеями оппортунизма (разрыв 4 августа, разрыв с Циммервальдовской правой) — Мартовы и Аксельроды говорили, что Ленин — это сектант, который ведет партию на изоляцию: — сиди с оппортунистами. А он на это отвечал: наступают известные моменты, когда единство с массами требует разрыва с верхушкой. И тезисы Бухарина в своей описательной части подтверждают, что наступил такой момент. Из характеристики положения, написанной т. Бухариным, вытекает: единство с массами, перспектива сближения с английскими массами требует, чтобы мы решительно отделили себя от этой оппортунистической верхушки.
Томский. Отделили от оппортунистов вообще.
Каменев. Согласны ли вы, что это действительно 4 августа Генерального совета?
Томский. Убил! (Смех.)
Каменев. Тов. Бухарин согласен с этим? Я спрашиваю: согласны ли, что это 4 августа Генерального совета? Если нет, тогда, конечно, другое. Согласны ли вы в том, что после стачки идет не период сумерек рабочего движения, а развитие внутренних противоречий, что требуется более ясная линия? Нельзя играть в прятки, нельзя говорить, с одной стороны, ты предатель, а с другой стороны — сидеть вместе, ты штрейкбрехер, но давай вместе создавать единство профдвижения против Амстердама. Как быть? Наша линия должна соответствовать положению. Если все это есть, то значит, перед нами именно такой момент, о котором говорил Ильич. Единство, сближение с английскими массами, требует безусловного отделения от Перселя, не только идейного, но и организационного.
Томский. Почему вы не сказали о профдвижении?
Каменев. Если мне дадут время, я об этом скажу. Я боюсь одного: сегодня вы пытаетесь защитить организационное единство при идейной критике, а завтра вы будете поставлены в такое положение, что ради организационного единства должны будете идейную критику смягчать и кое-что покрывать, иначе Персель вас поставит в такое положение, что вы должны будете принять через короткий срок нашу тактику. Организационное единство приведет вас к необходимости прикрывать тех, кто будто бы и готов вместе с нами бороться против Амстердама, и говорить так; ну, не так были люди виноваты, массы были не подготовлены, а это значит — говорить словами Отто Бауэра.
Калинин. Предлагаю закрыть список ораторов.
Председательствующий. Записано 17, высказалось 8. Я себе беру слово*.
* В стенограмме с авторской правкой первоначальный текст выступления А.И. Рыкова отсутствует. Имеется вновь отпечатанный вариант, стилистически полностью переработанный. — РОССПЭН.
Рыков. Прения по такому крупнейшему событию международного рабочего движения, каким является всеобщая стачка в Англии, грозят зайти в тупик и быть сведенными к прениям только по вопросу о нашей тактике в Англо-русском комитете. Было бы в высшей степени неправильно и ошибочно продолжать прения только лишь в этом разрезе, так как это событие само по себе выходит далеко за пределы одного этого узкого круга вопросов.
Тов. Каменева события в Англии приводят к одному-единственному выводу о необходимости немедленного взрыва нами Англо-русского комитета. Так как ни о чем другом он не сказал ни одного слова, то, по-видимому, в этом должен заключаться, по его мнению, основной, если не единственный вывод из английской забастовки. Для большей убедительности и подтверждения правильности своих выводов т. Каменев привел в пример целую серию расколов и разрывов. К сожалению, все его примеры были из других областей и не относятся к профессиональному движению, которое имеет много специфических черт в своей организации и в логике своего развития. Этих специфических особенностей европейского, и, в особенности, английского профдвижения т. Каменев, на мой взгляд, не учитывает. Он не делает, по-видимому, никакого различия (по крайней мере, он об этом ни слова не сказал) между профессиональным движением вообще, системой его организации и методами действия и организацией политических партий, и думает, что знание Ленина заключается в том, , что можно без каких-либо обоснований механически переносить из одного типа движения в другой решительно все моменты тактики и организации. Не выделяя специфической роли профессионального движения, т. Каменев вместе с этим не замечает также и особого значения нашей тактики единого фронта по отношению к профсоюзам. Мы ведь выдвигали тактику единого фронта вплоть до единства — по отношению к политическим рабочим партиям. Судя по Каменеву, если логика и аргументация одинаковы для того и другого, то мы должны были уже сделать такой вывод. Мы боролись за единство профдвижения, но чтобы борьба шла также за единство нашей партии с другими партиями — в этом, кажется, нас обвинить нельзя. Тов. Каменев оперировал всеми сочинениями Ленина и тем, что он директор Ленинского Института.
Каменев. Уже не директор.
Каменев был тесно связан с Лениным в течение многих лет, и стал его редактором еще при жизни. Формально, он стал директором Института Ленина в 1923 году. На этом посту он собирал все рукописи, письма, заметки и маргиналии Ленина и заведовал их публикацией. Когда-то незадолго до этого совещания Политбюро, Сталин сумел отстранить его от этой ответственной и авторитетной работы, введя своих людей в дирекцию и понизив его до поста председателя дирекции Института. Это было связано со все растущей политизацией наследия Ленина, необходимостью для партийной бюрократии любым путем сделать мертвого вождя своим союзником. Постепенно, месяц за месяцем, публикация работ Ленина становилась все менее правдивой, все больше лжи было в заметках, все больше купюр в тексте и в подборе материалов. — /И-R/
Рыков. Ну председатель дирекции, но такой председатель, который претендует до сих пор на единоличную редакцию всего того, что за подписью Ленина печатается как для нашей партии, так и для человечества вообще. Итак, главнейшая ошибка т. Каменева заключается в том, что он вообще не отличает профсоюза от политической партии.
Вторая его ошибка заключается в том, что он ни звука не сказал о специальных особенностях профдвижения в Англии, а т. Троцкий в своем письме пишет [прямо о расколе и всяком прочем], что наша политика, «основанная на дипломатии, недоговаривавши и замалчивании», пыталась обойтись «без идейной борьбы, без неизбежных расколов и пр.». Что ж, давайте скажем ясно: идем ли мы на раскол профдвижения в Англии по тем методам и согласно тем примерам, которые изложил [ Троцкий] т. Каменев, или же мы на раскол не идем. Обсудим, берем ли мы теперь курс на раскол профессионального движения в Англии, на его распыление, чтобы потом, после соответствующего изменения идеологии английского рабочего класса, повернуть дело на восстановление английского профессионального движения, но уже на революционной сверху донизу основе, или же мы должны и теперь стремиться завоевать это движение и его исторически сложившуюся организацию. Или мы идем на раскол, или на завоевание английского, организованного в тред-юнионы, массового рабочего движения. Так вновь перед нами поставлен вопрос.
[Он вспоминает спор с тов. Томским о том, какое значение имеет компартия и профдвижение в Англии.] Особенность английского рабочего движения заключается в том, что там профдвижение играет гораздо большую роль, чем в любом другом месте, и не исключена возможность того, что роль — не только революционную роль, но и роль правительства в момент борьбы и победы — будет играть орган, возглавляющий профессиональное движение Англии. Компартия Англии действовала вполне правильно, выставляя в дни всеобщей стачки лозунг: «Вся власть генеральному Совету». Если люди верят в то, что мы приблизились к революции, то именно в Англии рабочее движение в лице профсоюзов имеет главнейший аппарат, который может привести рабочий класс к победе. Поэтому величайшим легкомыслием является у Каменева и у Троцкого то, что они предлагают сейчас раскол и не показывают, какая организация может в настоящий период быть тем органом, который объединяет широкие массы рабочего класса. Из их полемики выходит — вместо профсоюзов — коммунистическая партия. Но вы ведь знаете, что это не соответствует действительному положению. Молодая компартия Англии еще не стала той массовой организацией, которая может заменить тред-юнионы. Она станет крупнейшим фактором в революционном развитии Англии лишь в том случае, если сможет повести за собой профдвижение. Поэтому необходимо в тезисах прямо сказать, что в лице профсоюзов мы имеем массовую, наиболее крупную и, в настоящих условиях, наиболее влиятельную, наиболее ценную организацию рабочего класса. Тезисы, представленные т.т. Бухариным, Молотовым и Томским, исходят из учета именно этих особенностей английского рабочего движения, из особой роли тред-юнионов и из необходимости завоевать их. Этому подчиняется и все остальное.
С этой точки зрения имеет значение и Англо-русский комитет. Тов. Троцкий говорит: Персель — прохвост, но он забывает, что мы ищем единства не с Перселем, а английскими рабочими, которые до сих пор его еще выбирали. Если вы действительно убеждены в том, что наступило полное крушение всех старых традиций и весь рабочий класс там уже готов к революции, тогда ставьте вопрос о немедленном захвате власти.
Каменев. А вот Ильич 4 августа так не ставил вопрос.
Рыков. 4 августа не шла речь об организации профессионального рабочего движения в Англии, и нужно отличать характер и значение политической партии от профессионального союза. Никто из нас никогда не предлагал Англо-русский комитет составить из Макдональда и Зиновьева. Никогда этого не было.
Голос. Был бы хороший комитет.
Рыков. [В тот период, когда вы защищали Англо-русский комитет, Гендерсон туда входил, Томас — входил…] Если для вас нет ни малейшей разницы между профсоюзом и политической партией, почему вы не предложили после черной пятницы, в период организации Англо-русского комитета, целесообразность организации которого в тот период никто из вас не отрицал, блока Зиновьева и Макдональда? Однако вы этого не сделали.
Обосновывая необходимость взятия на себя инициативы по немедленному срыву Англо-русского комитета, как вы рисуете современное положение в Англии? Ведь у вас выходит так, что в Англии где-то на улице лежит власть, но нет рабочих лидеров, которые пришли бы её взять. Это немножко похоже на то, как Троцкий излагал в 1923 г. немецкие события: все дело в том, что не было такого автомобиля, на котором верхушка коммунистической немецкой партии могла бы поехать, чтобы взять эту власть в свои руки.
Я прочту небольшие выдержки из тезисов т. Зиновьева. В одном месте он пишет —
«майская всеобщая забастовка показала, что рабочий класс Англии быстро революционизируется и становится на путь, который в недалеком будущем приведет его к выполнению его исторической миссии» (стр. 1). На другой странице он пишет: «Неуклонно надвигается пролетарская революция в решающей стране капиталистической Европы» (см. стр. 2). А затем он вспоминает на следующих страницах о кое-каких не малозначащих фактах. Он пишет: «Пережитки старой замкнутости и консервативности еще очень сильны не только на верхушке английского рабочего движения» (см. стр. 3).
«Высвобождение рабочих масс Англии из-под влияния старых традиционных буржуазно-консервативных идей старого тред-юнионизма происходит медленно». «Новое поколение подлинно рабочих вождей, стоящих на уровне революционных задач английского рабочего класса… создается медленно и с трудом» (стр. 4).
Тут явное противоречие между фактами, о которых так вскользь вспоминает т. Зиновьев, и тем, как он оценивает положение в Англии. Нужно прямо ответить на вопрос, что является определяющим для данного периода в рабочем движении Англии: наличие непосредственной революционной ситуации, которое независимо от ряда задерживающих революционное движение причин может и должно привести к пролетарской революции в течение ближайших месяцев или года, или же теперь начался «трудный, медленный процесс подлинного революционизирования масс»?
По-моему, теперь начался процесс изживания старых консервативных традиций в английском рабочем движении и, судя по ряду объективных причин, темп его развития должен быть довольно быстрым. С этой точки зрения мы должны подходить и к вопросу о Генсовете и Англо-русском комитете.
В тот момент, когда рабочие увидят, что Томас прохвост и изменник, его не будет в Генеральном совете. В тот период, когда они будут знать то же о Перселе, его точно так же не будет в Генеральном совете.
Англо-русский комитет не есть союз отдельных лиц, или т.н. лидеров. Английские рабочие решали этот вопрос на съезде в Скарборо. Тов. Зиновьев у нас председатель Коминтерна. При заключении с ним соглашения со стороны какой-либо иностранной рабочей организации нельзя сказать, что оно заключается с одним лицом. Соглашение, подписанное им. есть договор со всем Коминтерном. Точно так же и с этими 10 или 5 лидерами, выбранными английскими рабочими на съезде в Скарборо. Они заключили соглашение с нами не от своего имени и не по своей воле, а от имени тред-юнионов, по воле и требованию рабочих масс, а вовсе не от имени Томаса и Макдональда.
Что будет дальше? Мы будем бороться против Томаса и всей его компании, будем помогать английским революционным рабочим свергнуть своих контрреволюционных вождей. Но нет надобности заявлять теперь, что мы согласны на Англо-русский комитет только при том условии, если английские рабочие выберут туда тех лиц, каких мы укажем. Каждый английский рабочий знает, кого он выбирал, знает, что он может перевыбирать и добиться этих перевыборов. Наша задача помочь ему в этом деле, форсировать его всеми возможными средствами.
В этом смысле вполне верным является сопоставление Англо-русского комитета с нашими Советами. Ведь речь идет о Советах, когда их использовал Керенский в тот период, когда они были своеобразным привеском к временному правительству Керенского. Мы оставались там для того, чтобы иметь возможность сноситься с массой, работая там внутри.
В настоящий момент английского рабочего движения спор идет о массе беспартийных английских рабочих, за них идет борьба, а не из-за английских коммунистов, и если вы откажетесь от Англо-русского комитета, то спрашивается, какой приводной ремень останется у нас к этим широким массам, кроме коммунистической партии Великобритании?
Здесь спрашивали, почему мы не заключаем блока с немецкими профсоюзами. Я ответил, что если бы Все-германский съезд профсоюзов против воли Амстердама и под напором своих немецких рабочих вынес бы резолюцию за блок с профсоюзами СССР, мы и с ним бы обсуждали вопросы единства. Но для этого немецкие профсоюзы должны изменить свою физиономию. Если бы позиция англичан, их отношение к нам было, как у немцев, разве мы имели бы Англо-русский комитет? Национальный признак здесь не причем. Чем немцы хуже или лучше англичан? Мы с ними не заключаем блока потому, что у них позиция против единства, потому что они ни прямо, ни косвенно, не входят в соглашение с нами для борьбы с Амстердамским Интернационалом и защищают его всячески.
Голос*. Когда англичане высказывались против Амстердама?
* Первоначально фраза приписывалась Л.Д. Троцкому. В стенограмме с авторской правкой имеется помета: «Это не я. Троцкий». — РОССПЭН.
Рыков. Конференция профсоюзов в Скарборо проводилась вместе с нами, или, по крайней мере, они вступили на путь согласования различных вопросов единства. Профсоюзы Англии высказались за единство мирового профдвижения и заняли позицию, отличную от Амстердама.
Вопросы международного единства, профдвижения и усиления активности рабочего класса приобретают в настоящий момент исключительное значение. Из той международной обстановки, которую излагал и Каменев, вытекает, что стачка прошла изолированно. Я утверждаю, что тактика единого фронта теперь приобретает большее значение, чем раньше, потому что все развитие стачки указало на слабую международную помощь. Не прав т. Зиновьев, который ругает Томского за то, что Томский ворчал на секции Коминтерна. Я не знаю, как он ворчал, но тут нужно было ругать. Стачка показала, что международное единство почти не сказалось в действительной борьбе английских рабочих, что мало было сделано для этого не только по линии Профинтерна, но и Коминтерна. Какая партия, кроме нашей, ведет настоящую работу по поддержке английских стачечников? Где введен поголовный взнос со стороны коммунистов? Как организована помощь англичанам других партий, кроме нашей? Коммунистическая пресса за границей в дни стачки сообщала о ней очень часто где-то на третьей или на четвертой странице. И это называется будить активность, вести пропаганду активной солидарности и помощи! Тут нужно не только ворчать, но кричать, и достаточно громко. [Он для этого и послан.] Говорить, что все в секциях Коминтерна и Профинтерна во время последней стачки было благополучно, было бы совершенно неправильным и равносильно попытке замазать действительное положение.
Мне осталось пять минут, поэтому коснусь только одного вопроса — вопроса стабилизации. Все наши тезисы о «стабилизации» всегда сопровождаются прилагательными: «относительная», «неустойчивая».
Голос. «Частичная», «временная» и «нестабильная».
Рыков. Иногда из прилагательного делается имя существительное, иногда из существительного — прилагательное. Но в тезисах Зиновьева нет никакого ответа на то, как она выглядит теперь, продолжается ли стабилизация или нет, допустим, хотя бы «относительная» или «неотносительная». Там только сказано, на мой взгляд, без достаточных оснований, что «в недалеком будущем» английский рабочий класс выполнит «его великую историческую миссию», т.е. в Вестминстерском дворце будет заседать Совет рабочих депутатов. Что же это означает, «в недалеком будущем»? Отменяем ли мы в таком случае нашу предыдущую характеристику положения, как период «частичной стабилизации»? Если стать на точку зрения Зиновьева, то лучше прямо сказать, что международное положение изменилось настолько, что о стабилизации, даже «относительной», не может быть и речи. Есть ли для этого достаточно фактов? У Зиновьева они не приведены и, по-видимому, не случайно.
Нужно иметь в виду, что стачка ведь началась по инициативе правительства, что рабочий класс Англии оборонялся, а не нападал. Пока что у английского рабочего класса еще не хватило сил даже для успешной оборонительной борьбы. Конечно, стачка ослабила буржуазию и её стабилизационные подвиги. Это ясно. Но нельзя исключить и того, что именно при помощи стачки английская буржуазия хотела укрепить свою стабилизацию и что рабочему классу Англии также еще не удалось в этом крупнейшем движении победить. Конечно, в результате стачки революционные силы рабочего класса выросли.
Но все-таки, каково международное положение, взятое в целом? В Англии после рабочего правительства стоит у власти в течение двух лет консервативная партия. В Германии на очередь дня выдвинут теперь не коммунистический переворот, а поскольку я знаю, правый, — во всяком случае, многие признаки об этом говорят. Стоим ли мы накануне коммунистического переворота в Германии? Этого же нет, а опасность правого, фашистского переворота есть.
Зиновьев. Это бывает перед революцией.
Рыков. Ну да, перед революцией бывает, что тебя побьют. Конечно, такие штуки случаются. Но чтобы считать за победителя того, кого бьют, этого я не слыхал. А сейчас положение такое, что бьют, и притом достаточно крепко, по рабочему классу, а не наоборот. Конечно, это накопляет революционную энергию в рабочем классе, подготовляет более крупные и более революционные выступления со стороны рабочих, и поэтому, в конечном счете, коммунистическая революция победит. Но теперешний период в международном масштабе — еще не канун захвата власти назавтра. А у вас в буквальном смысле и сказано. Раз «в недалеком будущем» будет заседать совет рабочих депутатов в Вестминстерском дворце, то всю нашу международную политику надо переводить в эту сторону, а в противном случае это пустые фразы, которые ничего не значат, ничего не говорят.
Целый ряд абзацев тезисов т. Зиновьева написан так, как пишут фельетон, а не резолюцию. В них имеются такие директивы, которые ничего не говорят или противоречат друг другу. Судя по одному месту, английский рабочий класс стоит накануне завоевания власти, и Совет рабочих депутатов Англии будет заседать в ближайшем будущем в Вестминстерском дворце. В другом месте: «Основная характеристика нынешней революционной эпохи в целом» состоит в том, что «пролетариат вынужден обороняться и при первой возможности переходить в наступление». При первой возможности пролетариат должен наступать всегда, а не только в 1926 г. В резолюции нужно сказать, есть эти возможности теперь или нет, и если есть, то как организовать это наступление. Но «первую возможность наступления» где-то в пространстве, без места и обстановки, представлять как «основную характеристику нынешней революционной эпохи», как у него это сказано, это значит не отвечать на вопрос.
Зиновьев. Талантливый рассказчик сказок для пионеров младшего возраста.
Рыков. Я привел цитаты буквально по тексту.
Теперь по поводу заявления тов. Троцкого. Если принять всерьез то, что сказал Лев Давыдович относительно Андреева и попытки Томского войти в Амстердам, тут мало сделать дискуссионное заявление в Политбюро. Если бы я хоть минуту верил версии, что Томский и Андреев за спиной партии даже в настоящий момент практически проводят линию вхождения в Амстердамский интернационал, вплоть до того, что пишут даже об этом в уставах профсоюзов, то предложил бы исключить их за это из партии. Если т. Троцкий это не предлагает, то что это значит? Это значит, что он выхватил какое-то отдельное слово, которое использует для маленькой драчки, но которое не дает ему достаточных оснований для серьезной политической кампании. Если действительно серьезное убеждение т.т. Троцкого и Зиновьева, что Томский и большинство ЦК стоит за вхождение теперь в Амстердам и пишут об этом в уставах профсоюзов…
Зиновьев. Томский ведь сказал это на XIV съезде партии.
Рыков. Я не слыхал, чтобы Томский предлагал на съезде теперь войти в Амстердам. Если вы искренне в это верите, если бы я верил хоть одну минуту в это положение, то я потребовал бы чистки Политбюро [или же организации новой партии]. Ведь Амстердам есть и остается Амстердамом. Все мы знаем, что эта верхушка так называемых рабочих профсоюзных лидеров сознательно идет на поводу у буржуазии. [Все мы знаем, что это черносотенная, буржуазная организация.] Нельзя, конечно, смешивать эту верхушку амстердамских лидеров с широкими массами, которые входят в профсоюзы, примыкающие к Амстердаму. К этим широким рабочим массам мы должны найти дорогу, этот путь к массам мы ищем и найдем. Но говорить о том, что в составе Политбюро Всесоюзной Коммунистической партии есть часть его членов, которые идут за спиной партии в центр предательского лагеря, разве это не повод для фельетона? [Поэтому эти заявления т. Троцкого, по-моему, несерьезны.]
Что нам делать дальше? Имеются два проекта тезисов, из которых нужно выбирать. По-моему, тезисы тов. Зиновьева исходят из предпосылки необходимости отмены решений последнего съезда партии, и Пленума Коминтерна в частности, по вопросу о стабилизации. Логическое развитие этих тезисов ведет к расколу в английском профдвижении, изоляции нас от беспартийных рабочих масс.
Эти тезисы отводят снова нас к спору о необходимости овладения профсоюзами и поэтому должны быть полностью и целиком отвергнуты.
Предложения тройки предлагаю принять в основу.
Председательствующий. Слово имеет т. Гусев.*
* В стенограмме с авторской правкой текст выступления С.И. Гусева дан в двух экземплярах (с авторской правкой и перепечатка). — РОССПЭН.
Гусев. Прежде всего несколько слов тов. Каменеву по поводу его попытки приравнять авторов тезисов к Аксельроду и Мартову и выступить вместе с т.т. Зиновьевым и Троцким в качестве заместителей Ленина.
Каменев. Не инсценируйте, тов. Гусев.
Гусев. Вы сказали, что точка зрения, которую защищают авторы тезисов — эта та же точка зрения, которую защищали Аксельрод и Мартов перед 4 августа.
Молотов. Это ведь не было сказано, был всего лишь намек.
Гусев. Тут не было даже намека, это было прямо сказано. У меня это записано буквально. [Он говорил, что софизм у Каутского заключается в неверном историческом сравнении, в неверном историческом анализе.] Позвольте вам напомнить, тов. Каменев, что говорил Ленин относительно софизмов. Он говорил по поводу рассуждений Каутского о войне 1914 г., что Каутский вместо диалектики пускает в ход софизмы, заключающиеся в неверной исторической аналогии. Вот сегодня вы и занимались такими софизмами, занимались неверными историческими сравнениями. Что было 4 августа? [как расценивал это т. Ленин] За несколько дней до 4 августа тов. Ленин не считал возможным, чтобы германская с.-д. партия голосовала за военные кредиты, он верил в германскую социал-демократию. А получилась такая картина, что весь II Интернационал совершил самую грязную, самую черную измену. Тов. Ленин не предвидел такой измены, он не мог допустить такой мысли. А в отношении левых вождей английских профсоюзов, в отношении Перселя и др., [что же мы не считали возможным, что они могут изменить, мы не видели, что они реформисты?] которые также совершили грязную измену, что же, мы не допускали мысли, что они могут изменить? [Видели и говорили об этом не раз.] Допускали. Это совершенно иное положение, чем 4 августа. Сравнивать эти два положения — это значит совершать тот самый софизм, о котором говорил Владимир Ильич, т.е. употреблять неправильные исторические сравнения. На таких софизмах далеко не уедешь.
Я не имел возможности прослушать доклад т. Зиновьева, но я внимательно прочитал его тезисы. По их поводу сегодня уже неоднократно было указано, что они пропитаны мыслью о том, что мы находимся накануне международной революции во всей Европе. На первой же странице тезисов у тов. Зиновьева говорится:
«Английский рабочий класс призван сыграть величайшую роль в революции». На стр. 2 говорится: «Капиталистическая Англия идет к катастрофе. Неуклонно надвигается пролетарская революция в решающей стране капиталистической Европы».
Раз в решающей стране Европы надвигается революция, то революция надвигается и во всей Европе. Это, конечно, верно. Но мы не находим у тов. Зиновьева оценку основных условий возможности победоносной революции в Англии. Написать 35 страниц тезисов, начать тезисы заявлением о том, что наступил новый период в международном рабочем движении, и ни звуком не обмолвиться о колониальной революции, не [обмолвиться] сказать в тезисах, что одним из основных условий победоносной революции в Англии является союз английского пролетариата с революционными восстаниями в английских колониях, обойти этот пункт — я не знаю, как это расценить. По-моему, это есть [полная измена по случаю некоторых последних событий] полный отказ, по случаю поражения народной армии в Китае, от всего стратегического плана, который оставлен Владимиром Ильичом. Без союза с революционными колониями пролетарская революция в Европе победить не может. Повторяю, на 35 стр. тезисов т. Зиновьева вы не найдете [упоминания] ничего о колониальной революции. [Вы найдете тезисы о событиях в Китае, и то в другой постановке, поскольку это показывает, что стабилизация не очень устойчива, что стабилизация мирового капитализма не может быть устойчивой. Только с этой стороны т. Зиновьев расценивает сегодня в статье своей в «Правде» эти события. Опять говорится о колониях английских, но не звука не говорится относительно революции, а говорится только, что колонии уходят из-под влияния метрополии. Только так говорится. Пропустить такую штуку — это значит, может быть бессознательно, пойти на измену того основного плана, который оставил нам Владимир Ильин.] Вы найдете, правда, упоминание о событиях в Китае, но в другой постановке, как доказательство того, что стабилизация мирового капитализма неустойчива. В сегодняшней «Правде» в своей речи тов. Зиновьев упоминает об английских колониях, но не в связи с вопросом о союзе английской революции с колониальной, а только для доказательства ослабления английской буржуазии, вследствие ухода колоний из-под её влияния. Тов. Зиновьев, видимо, считает возможной победу английской революции без революционных восстаний в колониях. Это полный отход от плана Владимира Ильича.
Насчет либеральных вождей. У тов. Зиновьева говорится, что они являются постоянным тормозом движения масс в Англии. Неверно это. Они являются не только тормозом, но и двигателем. Только тормозом они могли бы быть лишь в том случае, если бы Англия находилась, в буквальном смысле этого слова, накануне восстания. Владимир Ильич неоднократно подчеркивал необходимость использования нами колеблющихся либеральных рабочих вождей. Сам же тов. Зиновьев приводит цитату из 17-го тома Ленина об английских комитетах действия. Вот эта цитата: «Подобно тому, как наши меньшевики в конце концов запутались и помогли привести массы к нам, так и меньшевики Комитета Действия вынуждены непреодолимым ходом событий расчищать английским рабочим массам дорогу к большевистской революции». Можем ли мы сказать, что Англия накануне решающих революционных боев, и что поэтому не только те, кто не с нами, против нас, но даже те, кто колеблются между нами и нашими врагами, также против нее. Такого положения в Англии еще нет, и Персель еще не закончил своей работы (меньшевистской) по «расчищению английским рабочим массам дороги к большевистской революции». Надо беспощадно критиковать его за предательскую политику по отношению к пролетариату, но надо также использовать его измену по отношению к буржуазии, на что его толкает «непреодолимый ход событий».
Дальше, насчет левых, насчет Урбанса, Бордиги и проч. Тов. Зиновьев пишет: «Политическая установка, при которой левый германский коммунист Урбанс или Бордига считаются чуть ли не врагами СССР, а Хикс и Персель — друзьями СССР, глубоко неправильно». А кто устанавливал эту политическую установку? Не сам ли тов. Зиновьев в качестве одного из первых? Это — во-первых.
Во-вторых, тов. Зиновьев говорит об Урбансе, о Бордиге и молчит о Рут Фишер и Маслове, Шолеме. Разве тов. Зиновьев не подозревает, что, протягивая руку Урбансу и Бордиге, он рискует, что за эту руку ухватятся Маслов и Рут Фишер? И крепко, очень крепко ухватятся. Не хочет ли этого тов. Зиновьев?
В-третьих. Как можно сравнивать Перселя и Бордигу! Кто такой Бордига? Меньшевик, прикрывающийся левой революционной фразой и находящийся внутри нашей партии. Кто такой Персель? Открытый меньшевик, колеблющийся в сторону большевизма (и в этих колебаниях его отличие от Макдональда) и находящийся вне нашей партии. Кто же из них опаснее? Не ясно ли!
Председатель. Слово имеет тов. Мельничанский.
Мельничанский. Я думаю, товарищи, что здесь правильно указывали, что когда дело идет о разрыве Англо-русского комитета, то дело идет о разрыве того, что было организовано на съезде в Скарборо. С самого начала, с первых переговоров, чувствовалось и понималось, что имеем дело с реформистами [и что дело идет — маленько подкупить, подмазать и т.д., с самого начала так было]. Я помню, какие разговоры велись на тот предмет, как нам усилить влияние на реформистов. Если с самого начала взаимоотношение с английским профсоюзным движением через деятелей Генсовета вами мыслились «гнило», то надо было бы заранее знать, что гнилая постановка с самого начала может дать гнилые результаты. Которое и получилось в виде позиции Перселя и компании во время последних событий в Англии.
По вопросу об Амстердаме, что Томский на XIV съезде почти сказал, что надо вступить в Амстердам, насчет того, что мы сидим в Англо-русском комитете с предателями, [мерзавцами и т.д.] изменниками [но не хотим же мы] и не должны сидеть с амстердамцами-предателями вместе за одним столом. А что же все разговоры насчет совместной конференции с Амстердамом, все эти разговоры на предмет единства, разве это не были разговоры о том, чтобы сесть с предателями за одним столом? А последняя директива финским профсоюзам войти в Амстердам? Я думаю, немного неправильно оценивал тов. Рыков Амстердам, что это, мол, буржуазия. За этой буржуазной идеологией Амстердама — рабочая масса, но не об этом сейчас спор. Никто как Коминтерн дал определенную директиву коммунистам из профсоюзов Финляндии войти в Амстердамский Интернационал, сесть за один стол с предателями. Ведь должна быть известная последовательность, логика в директивах, в политике, в указаниях. Насчет положения вещей в самой Англии. Очень часто упоминают левые меньшинства, левое профдвижение Англии. Я думаю, товарищи ошибаются, должно быть, они недостаточно хорошо знают, что представляет собой английское профдвижение. Они ошибались, когда речь шла о нашем блоке с Генсоветом, и несколько неправильно оценивают движение левых меньшинств. В левых меньшинствах мы имеем людей похабнее Перселя, похабнее тех, кто сидит в Генсовете профсоюзов. В меньшинствах кроме определенной группы коммунистов и революционно настроенных групп имеем представителей местных советов профсоюзов, которые ничем не отличаются, которые хуже этих господ из Генсовета.
Голос. Хуже худшего не может быть.
Мельничанский. Хорошим они ничем не отличаются и, мне кажется, вы получите здесь второй сюрприз. Тов. Троцкий и др. здесь, отмечали, что был большой сюрприз, что сильно поразил русских рабочих тот факт, что Генеральный совет профсоюзов не принял денег. А вас это не поразило? Можно говорить сколько хотите о том, что мы не выявили перед русскими рабочими, что представляет собой Генсовет.
Я не согласен, мы это выявили. На многих собраниях тов. Томский выступал и делал доклады перед фабзавкомами о съезде в Скарборо, он делал сообщения о том, что представляет собой Англо-русский комитет, он давал характеристику членам Генсовета, он каждому отводил соответствующее место. Теперь насчет денег. Рабочих это поразило. Рабочие не знали, мы не расшифровывали, что представляет собой Генсовет, но вы, члены Политбюро, вы знали, что представляет собою Генсовет.
Вас это не поразило? Это вас поразило. В свое время вы должны были, выходит, больше знать, чем рядовые рабочие, должны были вовремя знать, что эта публика может отказаться принять эти деньги.
Троцкий. Я не сомневался, что такой случай возможен.
Мельничанский. Тогда не приходится говорить, что перед партией и рабочими скрывали, что представляет собой Генеральный совет и профессиональные союзы Англии.
Я думаю, что товарищи упускают еще один момент, когда говорят об Англо-русском комитете. Перед нами стоит вопрос шире — о нашей работе единства, которую мы ведем вне Англо-русского комитета, вопрос идет о нашей работе во всех других странах. Срыв Англо-русского комитета сейчас обозначает не только видоизменения наших взаимоотношений в самой Англии, но это означает кое-что и для целого ряда других стран. Вся работа последнего времени со всеми многочисленными делегациями, работа, которая проделывалась за границей с теми группами единства, которые везде и всюду создавались, непроведение в жизнь директивы Коминтерна финляндскими профсоюзами, чтобы войти в Амстердам, — все это базировалось вокруг Англо-русского комитета. Англо-русский комитет издал только две ничего не стоящих бумажки — говорит тов. Зиновьев. Но не столь важна работа, которую вел сам Англо-русский комитет, сколько та работа, которая велась вокруг Англо-русского комитета и в Германии, и в Бельгии, в Голландии, в Норвегии и в целом ряде других стран. Я думаю, что этот вопрос перед нами стоит. Если мы поставим вопрос в такой плоскости, что надо сейчас взорвать, выйти из Англо-русского комитета, то я утверждаю, что английскими рабочими это будет расценено не как разрыв с Генеральным советом, а как разрыв с постановлениями Конгресса в Скарборо. Конгресс в Скарборо принимал резолюции не такие, какие хотелось бы провести Перселю и другим руководителям профсоюзов. Резолюции, которые принимались в Скарборо, были куда левее того, что представляет собой избранный ныне Генеральный совет. Когда стоит вопрос об Англо-русском комитете, надо иметь в перспективе не только Англию, не только то, в каком виде сложатся наши взаимоотношения в Англии, как пойдет там дальше работа, полевение профсоюзов, видоизменение состава конгресса английских профсоюзов, но здесь стоит вопрос о работе, которая велась повсюду. Я утверждаю, что в случае выхода из Англо-русского комитета работа будет значительно сорвана.
Насчет устава металлистов. Я думаю, что это притянуто сюда за уши. Эта самая штука написана в 1924—25 г., до тех пор, пока начались разговоры о вхождении в Амстердам или невхождении, о сближении, о конференции и т.д. Это неверно. Это было связано с линией, которую нам давали по вопросу о вхождении в отдельные интернациональные секретариаты. Надо сказать, что до сих пор стоит вопрос о вхождении в отдельные секретариаты. Что представляет собой интернациональный секретариат Стэнгюиса? Весь состав исполкома Стенгюиса — это чистейшая копия Амстердама, такая же мерзость и такие же предатели. А что представляют собой отдельные интернационалы по индустриальной линии? Как Андреев отмечал, что дана была такая линия (три года тому назад), что профсоюзы должны входить в отдельные производственные интернационалы, вошел пока в производственный интернационал только один ЦК пищевиков. Но когда мы читаем в докладах тов. Кроля, который ездит туда, его характеристики о том, что представляет собой этот интернационал, мы видим, что это ничем не отличается, как капля от капли воды, от того своей политикой, своей линией и своей психологией от того, что представляет из себя Амстердам. Письма, полученные нами в последние месяцы, показывают, что тактика отдельных интернационалов сейчас видоизменилась. Если раньше они наши ЦК союзов не принимали и ставили вопрос в такой плоскости: пока не разрешите вопрос с Амстердамом, до тех пор мы не будем иметь с вами разговоров, то теперь мы знаем, что они ищут зацепки. Имеется у химиков, и [печатников] у потелевцев* и у металлистов поддержка в вопросе о вхождении в отдельные интернационалы, а между тем эти отдельные интернационалы ничем не отличаются от Амстердама. Тов. Томский поставил в ВЦСПС год тому назад вопрос о том, следует ли входить ЦК наших союзов в отдельные интернационалы, если отдельные ЦК войдут в отдельные секретариаты интернационалов, то не может ли получится такого положения, что вся армия будет сидеть в 23 секретариатах, составляющих часть Амстердама, то зачем же тогда нужно будет им разговаривать с ВЦСПС. Насколько это верно, это видно из последних событий в Финляндии. На финляндском съезде профсоюзов не были приняты директивы Коминтерна. Они не вошли в Амстердам, но там были…**
* Имеется в виду профсоюз работников почты и телеграфа. — РОССПЭН.
** В стенограмме имеется помета стенографистки: «Дальше не слышно, т.к. перебивает Зиновьев». — РОССПЭН.
Зиновьев. Вы неправильно передаете директивы Коминтерна.
Мельничанский. Я не знаю, Коминтерна директива эта или нет. У меня был перед отъездом Куусинен и передал мне, их я сохранил. Было там принято решение войти в отдельные интернационалы [чтобы каждый отдельный финляндский союз вошел в секретариат отдельных интернационалов]. Как это расценивает Амстердам? Амстердам расценивает это как свою победу. Надо же свести концы с концами, чтобы не получилось: то входить, то не входить. Я думаю, что здесь есть неправильная, непоследовательная политика.
Председательствующий. Слово имеет тов. Догадов.
Догадов. Тов. Каменев требовал ясности в этом вопросе, и правильно требовал. Но я должен сказать, что у чрезвычайно солидных людей я этой ясности не видел. Что предлагает тов. Зиновьев в таком важном вопросе, как вопрос об Англо-русском комитете? Он предлагает не что иное, как завести связь от ячейки к ячейке, от завода к заводу. Но всеобщая стачка доказала силу аппарата союзов и силу «вождей», и поэтому завести связь от завода к заводу при том положении, какое имеется в Англии, сейчас невозможно — от завода к заводу и всякие прочие вещи — это просто фраза, которая не имеет никакого значения.
Молотов. Это неверно.
Догадов. Это верно, потому что, имея 18 млн рабочих, кроме 5 тыс. коммунистической партии, и меньшинство, количество которого нам неизвестно, что они из себя представляют.
Лозовский. Это, положим, нам известно.
Догадов. Я не говорю, какое количество представляют, а какую роль меньшинство играло во всеобщей стачке. Я повторяю, что в печати роль меньшинства абсолютно не отражена. Поэтому говорить: от завода к заводу и т.д. при том влиянии, какое до сих пор имеют вожди союзов, я считаю, что это невозможная вещь. В Англии такой период не наступил, когда смогут от завода к заводу заводить и поддерживать связь наши русские рабочие, наши русские профсоюзы. Вопрос об Англо-русском комитете стоял шире. Объективно Англо-русский комитет был тем знаменем, вокруг которого объединялись все рабочие, оппозиционно настроенные по отношению к Амстердаму. Англо-русский комитет был этим знаменем.
Зиновьев. А может оно быть теперь таким знаменем, когда половина его так задрипанна?
Догадов. Я повторяю, что вопрос об Англо-русском комитете стоял гораздо шире, и Англо-русский комитет являлся таким органом, под флагом чего велась борьба в других странах, потому что объективно Англо-русский комитет по своей роли был гораздо шире, чем намечалось в формальных документах, которые существовали об Англо-русском комитете. В то же время я должен сказать, что существует совершенно неправильное представление об Англо-русском комитете у некоторых товарищей, доказательством чего было хотя бы замечание т. Каменева — что будет, если Томский устроит тайное свидание с Перселем. Никаких тайных свиданий не было, все свидания были публичные.
Тут тов. Каменев представляет дело так, что Томский, Догадов и Андреев с Перселем собираются, устраивают заседание, какое-то отдельное конспиративное заседание, и этим дело кончается. Совершенно неверное представление о работе Англо-русского комитета. Кроме того, я хочу сказать, что вопрос тут поставлен некоторыми товарищами правильно, — вопрос о верхушке Генсовета и о Перселе, — действительно ли это объединение Англо-русского комитета… Я это утверждаю, потому что все то, что было на Англо-русском комитете, что происходило вокруг этого вопроса, все это утверждалось съездом в Скарборо. Я должен подтвердить, что основным вопросом в Скарборо был этот момент. Тут ирония английского профессионального движения. В Скарборо съезд тред-юнионов был левее английских профсоветов, а в Генсовет в то же время это не мешало пройти Томасу, который не был левым. Это тот парадокс английского рабочего движения, который надо учитывать. Тут неверно говорил тов. Зиновьев, который любит упоминать такие слова, как «танец мертвых» и т.д. Говорить о том, что сейчас Генсовет или руководители его являются мертвецами, нельзя. И, товарищи, о них вы еще зубы себе набьете не один раз, и это будет в течение ближайших десяти лет, еще не раз вы их почувствуете. Так что говорить о том, что руководители Генсовета…
Троцкий. Шишку можно и от трупа набить.
Догадов. Ну, видите ли, для этого надо быть сумасшедшим человеком.
Зиновьев. Томас не труп, к сожалению.
Догадов. Наша ошибка заключается в том, что мы недостаточно учитывали роль профессионального движения в Англии, не только в Англии, но и в других странах. Я вам приведу пример из Германии. На съезде профсоюзов в Германии были 4 коммуниста избраны, один из них не явился, а трое были, но молчали. Вот вам роль коммунистов в профдвижении в [Англии] Германии. [Это факт. Наиболее правильна со всех точек зрения, правильна политика германских коммунистов.] Это факт, против которого не попрешь. То, что руководители Генсовета являются мертвецами, это неверно.
Тов. Троцкий неправильно представляет дело так, как будто бы Персель наш, а его Кук или кто другой. Это неправильно. То, что мы до сих пор делали, делали правильно, и мы правильно проводили политику партии. Никто не мог сказать, что наша политика оказалась ошибочной, поэтому «ваш Персель и т.д.», это неверно. Я вам с удовольствием отдам Перселя.
Троцкий. В концессионный комитет?
Догадов. Вопрос об оценке левых и правых… Тут в этой оценке никто не расходится.
Рыков. Оба хуже.
Догадов. Оба хуже. Правильно. Брать их под свою защиту — совершенно не в этом спор. Не вы ли говорили, что в Англии лучше вождей нет?
Голос. Они и лучшие вожди. Их будут выбирать.
Догадов. Вопрос не в том, какой ярлык приклеить, а вопрос в том, что там есть и кого наша политика должна там бить. Я уже несколько раз говорил, тов. Зиновьев, кажется, слышал, что наш блок с Перселем, который был членом Коммунистической партии, который принимал участие в организации Профинтерна, я говорил, что блок с таким господином, как угодно назовите, что блок с ним заключен был не от хорошей жизни. Вы представляете так, как будто у нас был какой-то другой путь, как будто был другой выбор. Теперь есть у вас другой выбор? Абсолютно ничего нет в этом отношении. Я считаю правильным то, что здесь говорили, что в разрыве с Англо-русским комитетом, как говорил т. Бухарин, логически следует выходить из профсоюзов. Тов. Зиновьев и Троцкий иронически улыбались, но тов. Бухарин, безусловно, прав. Извините, пожалуйста, где логика? В Финляндии наши коммунисты специально из каких-то соображений выбрали председателем социал-демократа, несмотря на то, что они имели большинство. Я повторяю, почему Финляндия могла выбрать социал-демократа председателем, несмотря на наше большинство, и почему действительно можно Финляндии рекомендовать входить в Амстердамский Интернационал, а нам нельзя сохранить Англо-русский совещательный комитет? Почему этого нельзя?
Зиновьев. Совсем маленький ребеночек — «совещательный».
Догадов. Тут должна быть определенная логика. Если нам нельзя, то те компромиссы, которые делал до сих пор Коминтерн, совершенно недопустимы. Я хочу заметить, что критика это самая простая вещь, раскритиковать любое дело, любое положение не трудно, критиковать простое дело, но противопоставить что-нибудь в этом отношении и проводить это дело труднее. В этом отношении тезисы тов. Зиновьева не дают никакого ответа на нашу политику в отношении средств борьбы за единство.
Председатель. Тов. Зиновьев просит дать ему заключительное слово.
Молотов. Я предлагаю в очередь.
Председатель. Кто за то, чтобы дать заключительное слово? Регламент сохраняется в силе. Слово имеет тов. Зиновьев*.
* В стенограмме с авторской правкой первоначальный вариант текста выступления Г.Е. Зиновьева отсутствует. Имеется вновь отпечатанный вариант с дополнительной авторской правкой. — РОССПЭН.
Зиновьев. Вопрос слишком большой, чтобы останавливаться на всех щипках, которые здесь были, и даже на угрозах тов. Молотова, которые оставляют меня абсолютно хладнокровным, на разговорах Молотова и Томского о моих «методах» и т.д. Из этой области я ограничусь только самым необходимым. Тов. Молотов, например, говорил, что рукопись первого воззвания Коминтерна. написанного мною, я взял моментально из его рук. Это будто бы объясняется тем, что я «боялся» оставить эту рукопись у него.
Вот эта рукопись. Я просил её мне принести. На ней пометка: «1 ч. 7 м. (ночи). Получил А. Голубев из "Правды"». Рукопись с поправками была послана в «Правду» тотчас, ибо воззвание должно было появиться на следующий день в печати. Неужели здесь кто-либо поверит, что я «боялся» последующей критики «самого» Молотова. Молотов говорит: Зиновьев согласился выкинуть упоминание Макдональда и ничего не писал по этому поводу в Политбюро. Да если бы мне пришлось писать о каждой такой штуке, я бы тогда превратился в машину, неустанно пишущую.
Тов. Томский тоже говорит, что ему не нравятся мои «приемы», что будто бы я жду, пока кончатся события, а потом критикую. Положение Томского во всем этом деле не из важных. Оттого-то он и не брезгует склоками. Политбюро известно, что я предлагал с самого начала всеобщей забастовки отпустить меня, если не в Париж, то в Берлин для того, чтобы помочь делу всем тем, чем я мог бы. Политбюро признало мою поездку нецелесообразной. Где же тут моя вина? «Я, — говорит Томский, — не получал никаких директив». Существовала английская комиссия при Политбюро, которая собиралась каждый день. Я в эту комиссию представил следующие документы: 1) первое программное воззвание Коминтерна, которое комиссией было утверждено; 2) письмо к английским коммунистам, которое тоже было утверждено после некоторой переработки; 3) закрытое письмо английскому ЦК, которое было утверждено; 4) пару статей, в том числе «Десница и шуйца», написанную после того, как англичане отказались принять наши деньги. Это была первая боевая статья против Генсовета. Тов. Догадов, кстати, был вообще против помещения этой моей статьи. «Где у вас лучшие вожди, чем Персель и Хикс? Других вождей в Англии нет», — говорил Догадов. Тов. Молотов высказывался за [с некоторыми изменениями] отложение её печатания до сношений с Томским, который был в Париже. Тов. Томский, находившийся в Париже, имел гораздо больше возможностей ознакомиться с положением, а сейчас он говорит о том, что я молчал, чтобы задним числом потом критиковать. Это, по меньшей мере, странно.
Томский. Закрытое письмо пришло, когда стачка уже кончилась.
Зиновьев. Письмо и могло только прийти через три-четыре дня. Оно опоздало. Но оно было, во всяком случае, гораздо более верно, чем твоя «знаменитая» телеграмма. Оно намечало линию не только на случай подъема, но и на случай поражения.
Троцкий. Кем было одобрено?
Зиновьев. Письмо единогласно было одобрено английской комиссией, в которую входили: Сталин, Молотов, Бухарин, я, Лозовский, Догадов, Чичерин, Рыков и др. — вам состав был сообщен сегодня.
Молотов. Кое-что изменили.
Зиновьев. Да, кое-что изменили, но не все на пользу. Тов. Томский говорит, что он не знает письма Гумбольдта. Я цитировал это письмо от 13-го числа. В этом письме, так сказать, «сопроцессник» Томского по его телеграмме, Гумбольдт, сообщает:
«[Я 13-го показал письмо М. и М. сказал] Я сказал содержание моего кратенького письма М. (т.е. Томскому). Он утверждает, и я с ним согласен, что точного суждения еще иметь нельзя, так как мы не имеем документов».
Это — уже 13 мая. Все еще нельзя иметь «точного суждения».
Теперь я перехожу к более важному вопросу — о стабилизации. Тов. Рыков нарисовал такую картину, будто я, дескать, теперь заявляю, что никакой, даже и частичной, стабилизации нет, что завтра, если не сегодня вечером, произойдет мировая революция и т.д. Отсюда все-де и вытекает, отсюда «все качества». Я вам процитирую сейчас парочку документов относительно наших подлинных взглядов на стабилизацию.
Рыков. Наших в кавычках?
Зиновьев. Я внес проект по этому поводу в английскую комиссию, комиссия его одобрила, в этом смысле я и говорю «наши». В закрытом письме к английской компартии о стабилизации говорится: «Прежде всего необходимо отдать себе отчет в том, что английскими событиями окончательно разрешен спор вокруг проблемы о "стабилизации капитализма". Точка зрения Исполкома Коммунистического Интернационала подтверждена целиком, подтверждена блестяще. Быть может, члены вашей делегации на последней сессии расширенного Исполкома Коминтерна вспомнят небольшую, но важную дискуссию, какая имела место между ними и Президиумом Исполкома Коминтерна в связи с обсуждением общих тезисов, представленных Президиумом Исполкома Коминтерна. Почти все члены вашей (т.е. английской компартии) делегации находили, что в проекте тезисов, одобренных Президиумом, сгущены краски при оценке положения английского капитализма. Характерно, что то же самое говорили некоторые французские товарищи относительно той части тезисов, которая оценивала положение капитализма во Франции. Английских товарищей в этих их сомнениях поддерживали некоторые другие европейские товарищи. И тем не менее теперь уже совершенно ясно, что целиком был прав Президиум Исполкома Коминтерна. «Стабилизация» капитализма оказалась непрочной, частной, колеблющейся, шаткой.
«Чем бы ни кончилась английская стачка непосредственно, спор вокруг проблемы «стабилизации капитализма» есть решенный спор*. Все равно подземные толчки будут повторяться, все равно движение, хотя бы и с некоторыми перебоями, возродится с новой силой».
* Везде курсив подлинника. — РОССПЭН. (Курсив заменен жирным шрифтом. — /И-R/)
Кажется, это ясно.
«Чем бы ни кончилась английская стачка непосредственно, спор вокруг проблемы стабилизации капитализма есть решенный спор».
Так писал я с вашего общего согласия. А теперь, через 1—2 недели, вы, под влиянием поражения рабочих, начинаете вновь поворачивать, а меня обвиняете в импрессионизме. Куда это годится?
В письме к французской компартии, писанном 21/V-1926 г. мною с вашего же согласия, было сказано:
«Английская забастовка, хотя и закончившаяся непосредственным поражением рабочих, доказала, что анализ, данный Коминтерном, был совершенно правилен. Как бы ни торжествовала сейчас международная буржуазия по поводу поражения английской всеобщей забастовки, эта забастовка показала одно: даже английский капитализм, богатейший капитализм во всей Европе, стоит на вулкане. Прежняя исключительная экономическая мощь английского империализма поколеблена непоправимо. Если английским капиталистам и удастся, пользуясь поражением рабочих, теперь приступить к некоторой «рационализации» промышленности, если она, что несомненно, и попытается использовать поражение для того, чтобы закрепить свое положение и упрочить «стабилизацию», то нет никакого сомнения, что это ей не удастся. Подземные толчки будут повторяться все с большей и большей силой. События в Англии доказали окончательно, что спор вокруг проблемы стабилизации есть решенный спор. Английская забастовка, несмотря на её непосредственный исход, имеет всемирно-историческое значение и доказывает с наибольшей наглядностью, как непрочна, как шатка частичная стабилизация капитализма».
Письмо к английской компартии, откуда взята приведенная первая выдержка, было утверждено единогласно комиссией, в которой участвовали и тов. Молотов, и тов. Сталин. Письмо к французской компартии было утверждено нашей делегацией в ИККИ. Вы понимаете, что английская стачка, независимо от её непосредственного исхода, некоторое изменение в положение вносит.
Вот как было дело когда ртутный столбик шел вверх, тогда в закрытом письме к КП Англии все соглашались сказать то, что я вам прочитал, т.е. что спор (и среди коммунистов) о «стабилизации» есть решенный спор. В письме к французской компартии говорилось совершенно то же. А когда ртутный столбик идет вниз, когда рабочие терпят поражение, тогда начинаются опять старые фразы о крепости стабилизации, тогда опять появляются обвинения против меня в переоценке ситуации и т.п. Вот как стоит дело.
Были ли раньше какие-нибудь сомнения в нашей среде на этот счет? Конечно, были. «Большой посылкой» всего доклада тов. Сталина на XIV съезде был его взгляд на «стабилизацию» как на прочную стабилизацию, как на очень длительный этап, — неверный взгляд. Разве не писал Сталин в 1925 г.:
«1. Несомненно, что капиталу удалось выкарабкаться из трясины послевоенного кризиса. Стабилизация валюты в ряде капиталистических стран, рост мировой торговли и расширение производства в отдельных странах, вывоз и внедрение капитала, особенно англо-американского, в страны Европы и Азии — все это говорит об успехах «строительной работы» капитала…
2. Несомненно также, что в центре Европы, в Германии, уже закончился период революционного подъема. Период подъема революции, когда движение кипит и идет в гору, переливаясь через край, а лозунги партии отстают от движения, когда массы ломают рамки легальности и штурмуют старый строй, самочинно творя новое право, этот период в Германии остался уже позади…»
Разве не заявлял Сталин и на XIV съезде партии: «Капитализм из того хаоса в производстве, торговле и в области финансов, который наступил после войны и в котором он очутился, капитализм из этого хаоса выходит или уже вышел. Это было названо партией частичной или временной стабилизацией капитализма. Что это значит? Это значит, что производство и торговли капиталистических стран, одно время страшно упавшие в период послевоенного кризиса (я имею в виду 1919—20 г.), начали идти вперед, а политическая власть буржуазии стала более или менее укрепляться. Это значит, что капитализм временно выкарабкался из того хаоса, в котором он очутился после войны…»
Вот какая была установка у Сталина вплоть до XIV съезда включительно. Верна ли она? Нет, неверна. Ни в какой мере у меня нет «поворота» от линии Коминтерна. А вот вы отклоняете, пытаетесь отклонить его линию вправо. Коминтерн до сих пор вел правильную линию в вопросе о стабилизации; с самого начала он говорил о ней ограничительно, он указывал и на движение Востока, и на упадок Англии — факты, подрывающие частичную стабилизацию. И поэтому Коминтерну не приходится исправлять свою линию, а кому-то другому приходится со своей линией поправляться. Так не поправляйтесь же из кулька в рогожку. Показала ли английская забастовка в этом отношении что-нибудь новое? Конечно, показала!
Ворошилов. Может быть, вы сроки назовете? Какие сроки, если 15-20 лет*, вы правы.
* В стенограмме с авторской правкой имеется исправление рукой неизвестного на «10—15 лет», не вошедшее в стенографический отчет. — РОССПЭН.
Зиновьев. [При чем тут сроки, никакого отношения сюда не имеют.] Вот именно, по-вашему, — капитализм минимум на 15-20 лет застрахован. А это-то и неверно.
А разве я говорю, что сроки значения не имеют. Ведь это только сказки для пионеров младшего возраста рассказывал тов. Рыков, будто я думаю, что уже завтра в Вестминстерском дворце будет заседать английский Совет рабочих депутатов. Я только говорю, что если английская забастовка произошла, то самый факт этот кое-что решил в вопросе о стабилизации. И это положение признавалось вами же в обоих письмах, которые я здесь цитировал. Сейчас, когда дело пошло на поражение рабочих, когда ртутный столбик идет вниз, — это типично для оппортунистов — сейчас говорят, что произошел только эпизод, это была «только» оборонительная борьба. Так почти буквально говорил сегодня тов. Рыков. Это слишком уж похоже на Отто Бауэра. В «Социалистическом вестнике» вы найдете статью об этом вопросе в этаком же духе. Какое же это имеет сюда отношение? Дело не в том, оборонялись ли рабочие Англии или не только оборонялись. [Дело в том, каковы были поводы.] Вы тут нечаянно перешли «немножко» на перселевскую точку зрения. [Если вы говорите, что это всемирное историческое событие, куда годится вся ваша квалификация?] Началась стачка как оборонительная — это верно. Но что же это доказывает? А по сути дела всеобщая забастовка была серьезнейшим наступлением на капиталистический строй. Вот тов. Мануильский писал в статье, которую он хочет поместить в журнале «Коминтерн», следующее:
«Вместе с тем это не исключает того факта, что гигантское столкновение труда и капитала в Англии является эпизодом в борьбе буржуазии за стабилизацию капитализма, что не рабочий класс в этом столкновении является наступающей стороной; он обороняет то, что было вырвано им у буржуазии в течение ряда лет».
Разве Мануильский не сбивается здесь на точку зрения Отто Бауэра? Он берет формальный признак — рабочий только оборонялся. А перспективы в целом не видит.
Но это еще только цветочки — ягодки впереди. [Смешно было бы думать, что это забастовка приведет к тому, что завтра в Вестминстерском дворце будет заседать Совет рабочих депутатов. Полоса отлива. Это совершенно ясно. Вот то, что я хочу сказать о стабилизации.] Слушайте дальше, что писал Мануильский:
«Английский пролетарий, показавший пример одного из величайших стачечных движений, имевших место в истории, — дрогнул перед "прыжком в неизвестность". Он чувствовал на своих плечах развал капиталистической системы, но он не отдал себе ясно отчета в своих собственных путях построения более разумного социального строя. В исторические 10 дней всеобщей стачки он осуществлял начало диктатуры пролетариата, отрицая её в теории. Но он дрогнул перед перспективой, что он не справится с оставляемым ему в наследство капитализмом хаосом. Слишком великими трудности английской революции представлялись ему. Ему рисовалась опасность, что на другой день после его захвата власти отложатся доминионы и колонии. Сложный механизм английского хозяйства, сложившийся на территории Великой Империи в 39 млн кв. километров, охватывающей одну третью часть всего земного шара, расползется по частям. Англия очутится на положении острова с 17 млн. пролетариата, вынужденного кормить 46 млн. населения без рынков, без хлеба, без перспективы на будущее. Его пугали, что блокада капиталистических государств запрет английский пролетариат на этом острове и обречет его на вымирание. Ему могло казаться, что против революционной Англии на Тихом океане был бы мобилизован американский флот и тихоокеанская война выпала бы не на долю английского империализма, а на плечи английского рабочего класса».
Куда это годится? Ведь это уже прямо повторение Отто Бауэра. Что это такое? Это — попытка взвалить на английский пролетариат вину за поражение.
Мануильский. Я утверждаю, что это ложная цитата. (Звонок председателя.)
Зиновьев. Это рукопись статьи тов. Мануильского, посланная мне из редакции журнала «Коммунистический Интернационал». Это статья Мануильского. Она уже набрана была, вот пометки наборщика. Что она содержит политически? Она заключает в себе попытку взвалить вину на рабочих. Она повторяет Отто Бауэра: виноваты-де рабочие. Взвалить вину «вождей» на рабочих — это старая система. Только ею занимались до сих пор не большевики.
Хорошо, может быть, Мануильский теперь свою ошибку исправит полностью, я буду этому очень рад, но, товарищи, ведь это симптом немаловажный, что член ИККИ Мануильский мог так написать. Поймите, что здесь сказалось настроение вполне определенное. В конце концов, то, что говорил сегодня Рыков, в общем, то же самое. И в ваших тезисах есть то же самое, есть страница, в которой сваливается на массы вина вождей. Что, здесь случайная штука? Это — не случайная вещь. По этой «детали» сразу можно реконструировать все политические тенденции, все неправильные политические настроения, которые у вас есть.
Ворошилов. Да, если бы не Зиновьев и Троцкий, пропала бы наша партия.
Зиновьев. Партия ни капельки не пропадет, а будет исправлять ошибки всех, кого нужно, в том числе и ваши с Молотовым. Не беспокойтесь, есть еще рабочие, которые в этих вопросах разбираются.
Ворошилов. Вы тоже не беспокойтесь, они уже разобрались.
Зиновьев. Еще немножко разберутся. Молотов, «пугая» меня здесь, говорил, что мои нынешние тезисы об уроках английской забастовки — это то же самое, что и моя статья «Философия эпохи». Это был «тонкий» намек. Вы помните, сколько наклепали на меня по поводу моей статьи «Философия эпохи». Тов. Молотову и невдомек, что «Философия эпохи» оправдалась. Попробуйте. тов. Молотов, теперь доказывать на рабочих собраниях, что о большем равенстве коммунисту грех и подумать.
Шкирятов. Прибавьте жалованья рабочим, и за вами пойдут. (Шум, звонок председателя.)
Зиновьев. А вы думаете, что на девятом годе пролетарской революции мы не должны думать о поднятии зарплаты рабочим? Так вот, товарищи, какие действительные установки и действительные политические тенденции мы здесь видим. Здесь говорилось о Польше. Позвольте привести еще одну цитату из [Молотова] Мануильского.
Молотов. Из Зиновьева надо привести.
Зиновьев. Пожалуйста, приводите.
Молотов. Приведу.
Зиновьев. Вот вам еще одна попытка замазать неслыханно оппортунистические извращения:
«Польская коммунистическая партия не повторила ошибки болгарских коммунистов в момент фашистского переворота Цанкова. Болгарские коммунисты рассуждали: Стамбулийский применял по отношению к нам политику террора, ему приходится плохо, какое нам до этого дело. Польские коммунисты не повторили этой ошибки». (Цитирую по официальному протоколу) (стр. 4).
А между тем ЦК польской компартии выступил на поддержку Пилсудского, объявил войска Пилсудского «революционными войсками» и т.п. Член ЦК польской компартии Варский в «Трибуне» называет Пилсудского «исполином». ЦК КПП предлагал коммунистам голосовать за Пилсудского в президенты, призывал оказать «моральную и материальную поддержку лагерю Пилсудского». Верхушка польской компартии привела наших рабочих на совместную с ППС демонстрацию в честь Пилсудского.
И это защищает тов. Мануильский! Таково положение вещей. Я думаю, товарищи, что и это выступление надо брать в общем контексте. Защита польского ЦК в вопросе о Пилсудском у Мануильского не случайность.
Теперь я перехожу еще раз к вопросу об Англо-русском комитете. Больше всего софизмов и таких, которые меньше всего держатся на ногах, здесь дал тов. Бухарин. «Ты забыл своеобразную роль английского профессионального движения» — говорит он мне. Это его главный аргумент.
Своеобразие каждой конкретной ситуации учитывать для ленинцев действительно необходимо. Это бесспорно. Этому учил Ленин. Но по опыту мы знаем: к «своеобразию» апеллируют в двух случаях. Во-первых, когда действительно хочешь по-ленински оценить данное конкретное «своеобразие», дабы, учтя его, сделать выводы подлинно революционные. И во-вторых, когда на спину «своеобразия» хотят свалить свой собственный оппортунизм, свое собственное нежелание делать революционные выводы. В этом последнем случае сваливают на «своеобразие» и говорят: ведь в данном случае «совсем своеобразное» положение, здесь нельзя применять обычную марксистскую тактику.
Я за первую форму учета «своеобразия». Но я решительно против второй формы «учета» «своеобразия» — оппортунистической. А Бухарин в данном случае пошел по этому второму пути.
«Своеобразие» английского профдвижения помнить надо. Но почему т. Бухарин забывает «своеобразие» Англо-русского комитета — своеобразие, заключающееся в том, что Комитет этот на деле является известной формой политического блока между нами и Генсоветом.
В чем своеобразие английского профдвижения? В чем своеобразие английского оппортунизма? Это очень интересный вопрос. О своеобразии английского оппортунизма я охотно прочту лекцию, которую надеюсь «с помощью» (или хотя бы без большой помехи) тов. Угланова устроить (в скобках сказать: об английской забастовке мне пришлось, стараниями тов. Угланова, выступать только на платном докладе в пользу студентов — с ценами, недоступными карману рабочего: не худо было бы. если бы тов. Угланов соблаговолил разрешить мне говорить с московскими рабочими бесплатно — ну, хотя бы по большим праздникам: политика затыкания рта ей-ей к добру не доведет).
Разберемся, посравним*, скажем, Англию с Германией. Своеобразие в том, что английская Рабочая партия основана почти целиком на профсоюзах. А германская социал-демократии партия? Разве она не имеет связи с германскими профсоюзами? Имеет! И — самую тесную. В Германии существует так наз. «персональная уния», т.е. вожди с.-д. партии и вожди профсоюзов составляют почти одну и ту же группу. Формальных организационных связей между германской с.-д. партией и профсоюзами якобы нет. Зато рядом с профсоюзами есть многочисленная (почти миллион членов) с.-д. партия, чего нет в таком виде в Англии. Это разница существенная. В Германии — «персональная уния», в Англии это не вполне существует. Персель и Кº были даже убеждены до сих пор (так по крайней мере говорили они!, что Рабочая партия и её парламентский комитет — приказчики профсоюзов. На самом деле мы знаем, что все происходит почти наоборот. Майская всеобщая стачка это доказала. Вот тов. Догадов говорил здесь, что в английской компартии только 5 тыс. членов, что она-де не может многого сделать и т.д. В английской партии было до стачки 6 тыс. коммунистов, теперь, вероятно, до 10 тыс. Для того чтобы понять своеобразие английских условий, надо знать, что и макдональдовская партия (Независимая рабочая партия), которая составляла первое «рабочее» правительство, которая ведет на деле за собой и Генсовет, тоже имеет только 20.000 членов. Чем объясняется это соотношение? Тем, что традиции массовой чисто политической рабочей партии в Англии вообще нет. Со времени поражения чартизма до образования нынешней Рабочей партии прошло более полустолетия. Нынешняя рабочая партия есть своеобразный конгломерат, в который входят и профсоюзы, и Независимая рабочая партия, и общество фабианцев, и коммунисты (пока еще не все исключены). Вот своеобразие положения. У английских профсоюзов гораздо более «древняя» традиция, чем у германских. Рабочая партия в Англии — своеобразная организация, поэтому коммунисты и должны входить в неё при двух условиях: 1) самостоятельное существование компартии и 2) полная свобода компартии.
* Так в документе. — РОССПЭН.
Очень хорошо. Это своеобразие мы изучаем и пользуемся им.
Но не забудем же, что Англо-русский комитет тоже своеобразен. Не забывайте этого. Бухарин, Рыков и др. говорили, что Англо-русский комитет есть просто союз русских и английских профсоюзов, не смешивайте-де партию и профсоюз, дело идет-де только о профсоюзных вопросах.
Это тоже фальшь. Вот тут-то как раз и время вспомнить английское «своеобразие». А своеобразие это в том, что основа пирамиды, фундамент у ЦК Рабочей партии (т.е. у Макдональда) и у Генсовета один и тот же. Базой Рабочей партии являются те же профсоюзы. Ведь стачка доказала с полной ясностью, что хозяевами нынешнего Генсовета являются Макдональд, Томас, Клайнс и К°, т.е. группа агентов буржуазии, которая является хозяином и в ЦК Рабочей партии. Массы в профсоюзах левеют, и мы их завоюем изнутри профсоюзов. А блок с нынешним Генсоветом, который оказался томасовским, после всеобщей забастовки превращается в блок с Томасом. Ни одного серьезного шага нынешний Генсовет без Томаса и вопреки Томасу сделать не может и не сделает. Англо-русский комитет есть своеобразное объединение; тот, кто хочет сказать, что это «чисто» экономическое или «чисто» профессиональное объединение, в отличие от партийного, тот повторяет Перселя, который самую всеобщую забастовку хотел вогнать в прокрустово ложе «чистой» экономики. «Своеобразие» Англо-русского комитета, тов. Бухарин, заключается в том, что он представляет собой не чисто профессиональный, а политический блок, добровольный политический блок. «Чисто профессионального» профсоюза вообще не бывает в природе. Это разъяснил еще Каутский, когда он был марксистом и когда он справедливо высмеивал идею «нейтральности» профсоюзов. Нельзя отрицать того, что Англо-русский комитет есть политический блок. Это — фальшь.
Здесь есть любители говорить о «блоке» Зиновьева и Троцкого, доискиваться, нет ли «блока» между теми или иными товарищами в ПБ ВКП(б). Лучше бы вам подумать о том, что после краха Генсовета во всеобщей забастовке нельзя продолжать блок с Перселем и Хиксом. Это будет блок действительно гнилой.
Молотов. Еще гнилее бывает.
Зиновьев. Теперь вопрос идет о том, можно ли держать добровольный политический блок с обанкротившимся, предавшим английский пролетариат, Генсоветом. Нельзя! Всеобщая забастовка есть явление всемирно-исторического порядка [когда я говорю, что это трудно, то не в том смысле, что этой силы нет, что она для нас труп. Шейдеман мозолил глаза, хотя о нем можно сказать, что он смердящий труп. В этом смысле говоря, смердящий труп и Персель. Поскольку не хотите сделать логических выводов, а эти выводы необходимо сделать]. Учесть её опыт — надо. А учесть его означает между прочим пересмотреть вопрос, допустим ли теперь с Генсоветом политический союз, блок.
Когда в 1914 г. крахнула шейдемановская социал-демократия, Роза Люксембург (при поддержке Ленина) сказала, что отныне германская с.-д. есть «смердящий труп». Значит ли это, что германская с.-д. уже больше не существует, что она уже труп в буквальном смысле слова. Увы, Шейдеманы нам мозолят глаза еще и теперь. И все-таки правильно было сказать, что германская с.-д. «смердящий труп». В этом же смысле я говорю теперь, что Генсовет Томаса и Перселя есть «смердящий труп». Вы это (Бухарин, например) полупризнаете, но не хотите сделать отсюда логических выводов, а эти выводы сделать необходимо. Своеобразие Русско-английского комитета заключается в том, что он есть нечто большее, чем простое «чисто профессионалистское»* соглашение двух профсоюзных центров. Рыков говорит: если бы германские профсоюзы постановили войти с нами в Русско-германский комитет, мы, может быть, пошли бы.
* Так в документе. — РОССПЭН.
Рыков. Я сказал — не пошли, а, может быть, обсудили бы.
Зиновьев. Мы все будем обсуждать. Отчего не обсуждать?
Неверно сказал Рыков, будто Генсовет высказался против Амстердама. Английские профсоюзы (их съезды, их верхушки, их официальные органы) никогда не высказывались против Амстердама, вопреки заявлению тов. Рыкова. А было вот что: вожди Генсовета хотели взять на себя «миссию» свести наши профсоюзы с Амстердамом. Генсовет последние 1—1,5 года был внешне «левым» и лояльным к нам. Почему? Причин несколько: 1) общее полевение английских рабочих, от которых Генсовет не хотел совсем оторваться. Он брал на себя их «представительство» — vertreten um zertreten, на словах «представлять», чтобы на деле подавлять. 2) Надежды получить из СССР крупные заказы и тем ослабить проблему безработицы в Англии. 3) Надежда свести наши профсоюзы с Амстердамом, ущемив при этом немцев, которых очень не любят вожди Генсовета (по своим «национальным» мотивам), и влияние которых в Амстердаме они не прочь ослабить.
Правильно, что, в общем и целом, мы вели до майской стачки дело неплохо и Англо-русский комитет был полезен. Но английская всеобщая забастовка кладет рубеж прежнему положению. Этого рубежа вы не хотите видеть. Это обстоятельство нельзя замазать никакими словами и сказками, будто, по-моему, в Вестминстере уже завтра будет заседать Совет и будто я хочу повернуть линию Коминтерна.
Случались такие новые события, которые заставляют делать серьезные политические выводы. Иначе удержать руль интернационализма невозможно. В Англии «своеобразное» положение — говорите вы. Верно! Но своеобразие этого положения и привело теперь к тому, что [мы сейчас имеем] нельзя дальше держать своеобразный политический блок с обанкротившимся Генсоветом.
Мы должны сделать соответствующие выводы, которых вы не хотите делать, и поэтому вы нагромождаете одну политическую неправду на другую. Я надеюсь, что Персель и К° еще «помогут» в этом деле; они не скрывают своего предательства, они не дают себе труда прикрыть свою наготу. Каждый номер газеты приносит новые сведения и подробности предательства Генсовета — такие подробности, что, извините за выражение, стоит прямо вонища. В «Манчестер Гардиан» приведена речь Макдональда, в которой он заявляет: как свидетель, я утверждаю — у нас не было никакой разницы между правыми и левыми. «Рабочий» корреспондент «Манчестер Гардиан» говорит о Генсовете: Генсовет в дни всеобщей стачки представлял собою что угодно, только не революционный комитет, члены Генсовета занимались тем, что отбояривались от стачки и утомлялись от споров с делегациями бастующих. Генсовет решил-де «какой угодно ценой» покончить с забастовкой.
Был только один «праведник» в Генеральном совете — Свейльс, да и тот теперь заявляет, «виновны во всем горняки, Болдуин предложил порядочные условия, а горняки отказались». Так говорит «праведник». Я надеюсь, что эти господа «помогут» исправить ту ошибку, которую вы делаете.
Я хочу сказать несколько слов о Финляндии, на пример которой вы здесь ссылались. Вот что верно относительно Финляндии. В Финляндии наши товарищи имеют в профессиональных союзах большинство; они имели там полулегальную партию, которую правительство несколько раз громило. Социал-демократы угрожают, что, если наши не порвут с Профинтерном формально, то они тогда расколют профсоюзы. Это было бы полбеды, а вся беда в том, что с.-д. расколют, а белая гвардия задушит, отнимет все, что у нас есть. Вопрос ставился о том, можно ли, если придется под таким нажимом действовать, сказать, что мы формально готовы через Англо-русский комитет начать переговоры с Амстердамом. В Политбюро этот вопрос обсуждался, и мы согласились, что если под дулом револьвера, под двойным дулом социал-демократии и белой гвардии, которые грозят отнять то, что у нас есть, если придется на это заявление пойти, то, в крайнем случае, на словах (на деле оставив, конечно, все по-старому) допустить это. Но на съезде профсоюзов коммунисты имели такое подавляющее большинство, что им не пришлось на это пойти. Куда же годится ссылка на этот «прецедент»? Только для того, чтобы замазать глаза.
То же самое с [вертикальными секретариатами] участием наших русских профсоюзов в международных секретариатах их профессий. Тов. Томский против потому, что это участие «дразнит» Амстердам. Мы говорили: можно по этой линии вступать в соглашение, но с той предпосылкой, что Профинтерн, как таковой, как целое, сохраняется.
Тов. Рыков говорил «страшные» слова, что если есть член Политбюро, который стоит за вхождение в Амстердам и т.д., то с этим шутить нельзя, что такого человека надо исключить из партии и т.д. Я прочитаю вам то, что говорил Томский на этот счет на XIV съезде ВКП. Он заявил следующее:
«Некоторый дуализм звучал в речи тов. Лозовского. Общий тон речи, если вы припоминаете, был таков: тут растут "новые интересные элементы", там выявляются сложные комбинации по новым линиям, растет левое течение по одной линии, растет левое течение по другой, левизна прет отовсюду. Вот смысл речи тов. Лозовского. Мы не только объединяем в Профинтерне большую кучу рабочих, но внутри Амстердама мы имеем миллионы. В конце концов, Амстердам составляет пустяковую организацию. Какой из всего этого напрашивается вывод? А вот если бы туда да взять 7 млн рабочих СССР, то что осталось бы от Амстердама? Мы бы его тогда с кишками съели.
А вывод тов. Лозовского к чему сводится? Пожалуйста, подальше от Амстердама. "Единственно, чего мы не должны делать, это идти в Амстердам. Никогда и ни при каких условиях". Единственное, чего, по-моему, не следует делать, это говорить рабочим одно, а проводить — другое. Вот этого не стоит делать: делать одно, а говорить диаметрально противоположные вещи. Это единственно то, что не рекомендуется никогда делать. Мы вышли на международную трибуну, к нашим голосам прислушиваются, и мы сказали, что мы за единство профдвижения»…
…И нельзя связывать себе руки в больших вопросах. Представьте себе, что было бы, если бы прошлый съезд связал нам руки и сказал: с английскими тред-юнионами ничего общего не иметь. Мы ничего не могли бы сделать. А почему исключена такая возможность? Кто мне докажет? Пусть тот, кто умеет диалектически мыслить и не боится левых фраз, а понимает левое дело, пусть докажет, если подсчитаем, посмотрим, учтем международную ситуацию, прикинем, сколько друзей у нас и сколько врагов, по настоящей математике, на основе того, кто куда членские взносы платит, прикинем, учтем, посмотрим и пойдем в Амстердамский Интернационал, — может съезд от этого отказаться, сказать: никогда, ни при каких условиях? Большевик не станет так рассуждать. Пойду к черту на рога, к папе римскому, пойду куда угодно, если этого требуют интересы рабочего класса и рабочей революции. Вот как мы смотрим. (Аплодисменты)…»
Само собой понятно, что Томский тут учитывал такое положение, что можно и надо входить в Амстердам.
Ворошилов. Ничего подобного, это ваши измышления.
Мануильский*. Вы боретесь нечестными средствами.
* В стенограмме имеется помета: «Мануильский что-то говорит, не слышно». — РОССПЭН.
Зиновьев. Я вам процитирую из вашего же доклада фразу, тов. Мануильский, где вы говорите, что когда политик много говорит о честности, то вы по опыту знаете, что он жулик (смех). Это цитата из Мануильского. Тов. Мануильский напрасно старается «выпутаться» из тех его писаний об английской забастовке и о перевороте Пилсудского, которые, как две капли воды, похожи на Отто Бауэра, и которые я здесь цитировал. Что написано пером — не вырубишь и топором.
Мануильский. Я сказал о Пилсудском [и думаю, что это верно], но ваш способ цитирования заставит, пожалуй, расширить эту формулу.
Зиновьев. Поэтому изображать дело так, что «все-де сводится к мелким промахам» — это не выйдет. Томский был за вхождение в Амстердам и говорил об этом на XIV съезде. Мануильский повторял фразы Бауэра об английской забастовке. Это плохие симптомы.
В вопросе о двух уставах союза металлистов тов. Троцкий был прав. Напрасно вы путаете здесь этот вопрос об уставах с международными секретариатами. Так бы и написали, что надо входить в секретариаты. Но ведь сказано другое: «немножко» забыт Профинтерн. Вот в чем дело. И сказано так, что вместо Профинтерна, можно подразумевать Амстердам. Это не годится.
Председательствующий. Слово имеет т. Бухарин.
Бухарин. Я, прежде всего, хотел здесь обратить внимание членов Политбюро на то, что нам не нужно за обсуждением тех вопросов, которые мы сейчас обсуждаем, позабывать, что мы должны сейчас дать директиву от имени Политбюро нашей делегации для проведения в Коминтерне выработки самых энергичных мероприятий по поддержке стачки английских горняков. Тут нужно принять самые решительные и экстренные меры для того, чтобы поддержку эту оказать.
Я хочу остановиться на речи т. Каменева, который возражал мне, возражал против моей первой речи. Мне кажется, что т. Каменев попытался дать связную аргументацию против тех тезисов, которые мы выставили, и пытался более или менее связно пункт за пунктом проанализировать наши воображаемые ошибки. Прежде всего, вопрос об общей оценке положения вещей. Тут, мне кажется, нужно т. Каменеву сговориться с т. Зиновьевым.
Голоса. Сговоримся*.
* Первоначально была помета стенографистки «шум», в экземпляре стенограммы с авторской и редакционной правкой фраза вписана Н.И. Бухариным. — РОССПЭН..
Бухарин. Я знаю, что вы возьмете все барьеры для достижения этой цели. Я говорю, что здесь вам нужно сговориться. Тов. Зиновьев выступает и заявляет у вас общая оценка положения неверна, в вопросе о стабилизации вы делаете основную ошибку. Тов. Каменев берет соответствующее место из тезисов и говорит: оно совершенно правильно, неверны только те выводы, которые вы делаете, у вас концы с концами не сведены. Тут нужна полная ясность. Или прав Зиновьев, или прав Каменев. Если прав Каменев, то вы должны сказать, что с теми формулировками, которые у нас есть, вы согласны. Играть тут нечего. Игра здесь недопустима. (Но, немного отходя в сторону, я должен сказать, что через несколько минут представлю речь т. Зиновьева, где есть одно место, в котором прямо отрицается капиталистическая стабилизация.) Если мы сойдемся в этом вопросе на тех формулировках, которые одобрены председателем дирекции Института Ленина т. Каменевым, тогда хорошо. Относительно доводов борьбы за власть, которые он разбирал. «Первый довод», который аргументирует за то, чтобы мы остались в пределах Англо-русского комитета. [Ты говоришь] Этот довод т. Каменев передает так: «Мы это, т.е. что вожди — предатели, всегда знали». Я думаю, что он процитировал совсем не к месту. У нас говорится, что оценка Перселя и проч. была правильна. Но [эта оценка не первый довод] для чего это говорится? Вот для чего. В тезисах т. Зиновьева есть целый ряд вылазок, которые [прямо намекают на то,] говорят: нужно, чтобы международное движение «перестало принимать декорации за реальность»; нужно «сказать всю правду об Англо-русском комитете» и т.д. Другими словами, перед нами тонкий намек на то, что якобы международное движение, эрго Коминтерн, эрго его Исполком, эрго т. Зиновьев и все прочие принимали раньше декорации за реальность, а теперь не нужно принимать этих декораций за реальность. Отсюда вытекает, что раньше говорили-де неправду, а теперь, «под давлением событий», должны сказать впервые правду и т.д., и т.д. Вот против чего направлено то, что мы писали. Мы ожидали измены, предвидели возможность измены со стороны вождей, и я лично в том числе эту возможность предвидел. Я должен сказать, что на докладе в Грозном, который я там делал, я говорил, что не нужно, чтобы у нас были иллюзии в этом вопросе [о возможности предательства], что, по-моему, чрезвычайно вероятна предательская игра со стороны вождей. [Я говорил, следовательно, этот аргумент расшифровывает Каменева. Его аргументация] Итак, аргументация т. Каменева от «первого довода» не выдерживает никакой критики. Второй пункт. Мы утверждаем, что нельзя дело представлять так, как будто бы забастовка, — это какая-то случайность, эпизод и т.д. Мы утверждаем, что она есть факт всемирно-исторического значения. Если рассматривать её со стороны банкротства лидеров, то и с этой стороны она — крупнейшее событие, которое нужно учесть. Тов. Каменев говорит: «Совершенно правильно». А дальше начинается его аргументация, где он пытается доказать, что у нас не связаны были концы с концами. [Причем он аргументирует каким образом? Мы имеем все же долю разграничения между Макдональдом и массами, поэтому] Ибо — по Каменеву — раз такое новое и крупное событие случилось, нужно и соответственно реагировать.
Само по себе это верно. Вопрос «лишь» в том, как реагировать, чтобы было действительное соответствие. Разберем этот вопрос. Тов. Каменев утверждает, что мы пошли на Англо-русский комитет потому, что английские реформисты были лучше других; поэтому мы-де не шли на общий комитет с немцами, французами и проч.
Верно ли это? Может быть, он и исходил из такой «аппаратной» точки зрения [с точки зрения аппаратного взгляда на Англо-русский комитет], но я думаю, что огромное большинство исходило вовсе не из этого. Мы вовсе не исходили из того, что какой-то Персель и проч. лучше немецких реформистов, и что поэтому мы и идем на блок с ними. А мы исходили из того, что такая обстановка создалась в английском рабочем движении, что напор со стороны английского пролетариата на вождей больше, чем среди другого пролетариата, что центр тяжести движения в смысле развития и нарастания темпа революции и проч. перенесен из центральной Европы на Англию. Отсюда такой толчок. И поэтому английские реформисты, которые не лучше и не хуже немецких или каких-либо других, вынуждены под давлением масс занять такую позицию, которую не заняли немецкие реформисты и какие-либо остальные. Если это так [то позвольте, это два совершенно] — а это, безусловно, так — то перед нами два разных воззрения, две разные оценки того, что произошло. Тов. Каменев говорит, что мы исходили из того, что английские реформисты лучше французских и поэтому мы пошли на блок с ними, на блок с лучшими реформистами. А я утверждаю, что мы пошли на блок не потому, что английские реформисты лучше, а потому что напор масс был сильнее и заставил реформистов сделать тот шаг, который они сделали. Здесь были [не капитуляция, не оправдательная точка зрения] не уступки реформизму, здесь была точка зрения, связанная с массами, с напором, который заставляет вождей их сделать тот или иной шаг. Вот и судите. Если бы вы оценивали Англо-русский комитет так, как оценивал его тов. Каменев, то естественно, что нужно было бы сделать то, что предлагает Каменев. Если вы оцениваете Англо-русский комитет с точки зрения, которую я защищал, то у вас не будет тех выводов, которые предлагает тов. Каменев, делающий выводы неправильно. Его точка зрения является апологической по отношению к «хорошим» реформистам. Его выводы в основном вытекают из этой «аппаратной», действительно «верхушечной» и «дипломатической» точки зрения. Вот как обстоит дело.
Дальше. Здесь считают смешным то, что у нас в тезисах проводится аналогия между Советами «эпохи» Керенского и Генсоветом как массовой организацией. Не хотите ли вы сказать, что Советы времен Керенского были лучше, чем Генсовет? Или Генсовет и его органы не массовые организации? Массовые. Мы квалифицируем тогдашние Советы как придаток к правительству Керенского, а Керенского как придаток к контрреволюционному генеральному штабу. Так мы квалифицировали их. Прочитайте нашу литературу тогдашнюю. Там сказано, что Советы унизили себя до роли прямого придатка контрреволюционного штаба. Это было абсолютно правильно. Тов. Троцкий говорил здесь, что Ильич рекомендовал выход из Советов. Это неправильно. Я говорю, что вы спутали это с другим обстоятельством, что т. Ленин действительно снял лозунг «Вся власть Советам», но это же совсем другое дело. Мы говорим вам, что лозунг «вся власть Генсовету» неизбежно приобретал политическое значение. Я утверждаю, что это [правильно] еще усиливает аналогию. Согласны ли вы с этим или нет, я не знаю, потому что этот факт, один из крупнейших фактов, вами не был анализирован. [Вы кричите, вы согласны с нами в мелочах, а] Конкретной формы, [как шли они] в которой английские рабочие подходили к власти, проанализировать вы не потрудились. Не потрудились проанализировать все значение для Англии этого совершенно небывалого, первый раз в истории встречающегося в рабочем движении лозунга — вся власть органам Генерального совета. Вы потрудитесь об этом написать хоть одну строчку в ваших тезисах. Отсюда и ваше глубокое непонимание. Вам смешна моя аналогия с Советами, потому что вы не понимаете, что течение английской забастовки специфически подводит английский рабочий класс к власти. Профсоюзы и его органы в исключительной мере могут приобрести роль Советов. Мы должны были ответить на все эти вопросы. Вы не ответили. Вы можете иронически смеяться, но я утверждаю, что у вас даже не было мысли, чтобы подумать над этими кардинальными вопросами, которые обусловливаются специфическими чертами в английском рабочем движении. Можете здесь сколько угодно улыбаться. Но я не думаю, что в этом выражается особая проницательность, когда не считают даже необходимым оценить основные уроки стачки. Далее. Лидеры крахнули. Я должен сказать, что можно этот крах сравнить с 4 августа. Но позвольте, давайте отдадим себе отчет в следующем: если бы мы говорили, что ничего не случилось, что, мол, были оппортунисты, есть оппортунисты и т.д., то тогда можно было бы обвинять нас во всех решительно смертных грехах. Но ведь вы упускаете мелочь. Сейчас ведется ожесточенная борьба за смещение профессиональных функционеров, за разоблачение, за новый состав профсоюзов. Вот та «реакция», которая должна быть проведена в ответ на этот крах. Мы говорим: самая энергичная, самая бешеная борьба на основании этого саморазоблачения, которое нужно усилить в сто раз. Это есть наша реакция. У нас увязаны посылки с выводами. Если тов. Каменев говорит: вы остановились в практических выводах, то я говорю: это неправильно. Именно у нас связаны концы с концами. За смещение вождей — это то же, как после июльских дней Владимир Ильич, который предлагал снять лозунг: «Вся власть Советам», настаивал на особо энергичной кампании «снятия с постов» соглашательских вождей. Мы провели бешеную кампанию за смещение вождей в этих массовых организациях. [Из этого выдвигается будущий лозунг «Вся власть Советам» — через профдвижение рабочий класс подходит к власти.] Из этого вытекает полное оправдание той аналогии, которую мы проводим в тезисах. Но от вашего просвещенного внимания ускользают все эти вопросы. Вы не хотите о них подумать и их осмыслить.
Дальше, следующий аргумент: ну что же, говорят, вожди себя так разоблачили, что смешно разоблачать их дальше. Этот «довод» поистине дикий аргумент. В июльские дни Советы разоружали пролетариат, пытались разгромить нашу партию. Что же, какое из этого нужно было делать заключение? Мы должны были выступать, разоблачать, цепляться за каждую штучку, которая могла еще больше помочь делу разоблачения. Должны ли мы считать, так сказать, что мы тут можем брезговать такими случаями? И это после целого ряда уроков? Какая политика у Каменева, когда он говорит, что смешно думать, что после того краха всеобщей стачки они себя так разоблачили, что, в общем, и разоблачать-то уже нечего? Это аргумент неправильный и слишком скороспелый. У нас, например, в германском движении было и убийство Розы Люксембург и Карла Либкнехта, был Носке и т.д. И все-таки до сих пор до конца мы не разоблачили социал-демократии. Так что, в такой обстановке (я не говорю, что есть здесь полная аналогия, прошу на этом меня не ловить), в такой обстановке мы должны хвататься за каждую возможность, которая дает лишнее оружие для дальнейшего разоблачения этих самых вождей. Смешно говорить, когда Каменев подводит венец: вы говорите об изоляции, сектантстве, так говорили оппортунисты, Носке тоже так говорил. Можно так говорить против каких угодно аргументов. В разном поведении, в разных случаях нередко употребляются одни и те же слова. Так что тут эта простая ссылка [относительно тех мыслей, которые мы развиваем] на «слова» абсолютно ничего не говорит. «Вы обвиняете Англо-русский комитет, его теперешний состав, а своим авторитетом его поддерживаете». На это мы отвечаем: ни капли. Мы вносим соответствующую декларацию, мы бьем их, мы ведем борьбу за смещение их как предателей. Тут уместно вспомнить, что нам говорили отзовистские элементы. Ведь именно отзовисты говорили: если вы остаетесь в Думе, этим самым вы её обеляете, поддерживаете. Этот аргумент гораздо более подходит к теперешней обстановке, чем те аргументы, которые вы направляете против нас.
Я хочу сделать еще пару замечаний. Тов. Троцкий говорил, что, к счастью, он ошибся, когда квалифицировал [будущую победу компартии] компартию как составную часть аппарата «революционного торможения». Но это не маленькая штучка. Вы заявили буквально следующее, это напечатано в «Правде», что все решительно группировки, нюансы в рабочем движении, вся абсолютно аппаратная надстройка рабочего движения в Англии, вся она является органом революционного торможения. Если вы признаете, что вы ошибались, надо сказать это совершенно ясно. Но в таком случае, зачем же ругать тех, кто не ошибся по этому поводу? Выходит, что вы вменяете себе в добродетель свою ошибку? Эта ваша ошибка связана с общей вашей ошибкой — это всякий решительно видит. Я должен абсолютно, категорическим образом протестовать, когда говорят: в тезисах, на странице 23, мы хотим-де свалить вину с вождей. Ясно, что тов. Троцкий за словом в карман не полезет, но, тем не менее, я позволю себе сомневаться в правильности его утверждения. Тут сказано, что «Есть различные прослойки внутри рабочего класса… (Читает)… по приказу Генерального совета».
Больше ничего здесь не сказано. Это правильно или неправильно? Смешно же говорить против факта. А когда т. Зиновьев говорит в тезисах «процесс вызревания будет идти медленно», то я думаю, что вызревать можно из чего-нибудь. Можно ли вызревать, будучи спелым. Вы стрелы своего остроумия изволите метать то туда, то изволите метать сюда. Здесь ни одного слова неверного нет, а дан правильный анализ объективного положения, т.е. реальность. её надо видеть каждому из нас. Никакой задачи завоевания масс не было бы, если бы они были зрелы, т.е. уже завоеваны.
Упор насчет вины. Я не знаю, какие вам очки надо иметь, чтобы видеть, где тут упор. Только чудовищным фракционным ослеплением можно объяснить себе то, что вы не видите этого «упора». Наша линия правильная, и наши тезисы надо принять.
Председатель. Слово имеет т. Троцкий.*
* В стенограмме с авторской правкой текст выступления Л.Д. Троцкого с правкой отсутствует, имеется вновь отпечатанный экземпляр, в котором большая часть текста была выделена автором подчеркиванием, но при подготовке стенографического отчета выделение снято редактором. — РОССПЭН.
Троцкий. Прежде всего несколько слов по адресу т. Андреева. К сожалению, т. Андреев все больше приобретает склонность говорить в тоне уравновешенного «государственного человека» по вопросам, которые требуют классового революционного пролетарского подхода. Мы. грешные, качаемся, а вот т. Андреев ведет твердую линию. Только жаль, что он все же не сказал нам правды об уставе союза металлистов. Вопрос серьезный, хитрить неуместно. тут надо говорить правду больше, чем где бы то ни было. Андреев пытается изобразить дело так, что в уставе речь идет о международном объединении металлистов, и ссылается при этом на союз пищевиков, единственный из наших союзов, который вошел в международное объединение пищевиков. Зачем же т. Андреев пытается нас сбить и запутать? Я вам цитировал не устав союза пищевиков, а устав нашего союза металлистов, который не входит в международное объединение своего производства. Здесь в уставе сказано, что союз металлистов входит в ВЦСПС и через него в международное объединение профсоюзов. Вы прекрасно знаете, что союз металлистов через ВЦСПС не может войти в международное объединение металлистов.
Андреев. Правильно.
Троцкий. Я-то говорю правильно, а вот вы говорите неправильно, вы отвлекаете внимание. Более того, здесь прямо сказано: входит через ВЦСПС в международное объединение профсоюзов, не в свой профсоюз металлистов, а в международное объединение профсоюзов.
Бухарин. Может быть, союз металлистов?
Троцкий. Если т. Бухарин хочет заняться непозволительной казуистикой и адвокатской защитой того, чего защитить нельзя, то я ничего ему не могу сказать. Не забывайте все же, что здесь сказано «через ВЦСПС», а через ВЦСПС нельзя войти в международный союз металлистов, ибо ВЦСПС объединяет союзы всех профессий. Если б дело было ясное и чистое, его не приходилось бы защищать такими явно фальшивыми доводами. Вы начали с того, т. Бухарин, что осторожно отстранили от себя ответственность за телеграмму из Парижа, за линию т. Томского и за таинственные изменения в уставе металлистов. Из чего следовало заключить, что у вас с т. Томским не единомыслие, а блок, и что вы хотите быть полевее т. Томского. Вы написали эти тезисы — общую платформу вашего блока. Бухарин приделал левые аргументы, а «оргвывод» сделан в духе правой половины блока: оставить по-старому. В процессе сегодняшнего заседания ваш блок стал потеснее. Бухарин стал принимать уж не только оргвыводы своих союзников справа, но и их невероятные аргументы насчет таинственных изменений в уставе металлистов. Неправду здесь говорили [Андреев и Догадов] некоторые товарищи, будто этот измененный устав был подписан в 1924 г. Нет, он был подписан в самом конце 1925 г. Тов. Мельничанский говорил так, что устав, мол, был подписан в отдаленные времена, чуть не в доисторический период, а на самом деле устав был подписан Андреевым 25 ноября 1925 г. — за несколько недель до XIV съезда. А так как в предшествующем уставе было сказано — Красный Профинтерн, а здесь Красный Профинтерн выпущен и заменен не производственным союзом металлистов, а международным объединением профсоюзов, «через ВЦСПС», то незачем нам здесь втирать очки. Дело абсолютно ясно! Тут т. Рыков, спеша на помощь, иронически спросил: а что, тов. Андреев, вы еще не вошли в Амстердам? На что Андреев отвечал: пока еще нет. Конечно, еще не вошли, но готовились.
Андреев. В вашем представлении.
Троцкий. А изменение устава — тоже мое представление? Почему вы все же не объяснили нам этой загадочной вещи? Ведь для вас тут секретов нет. Это я лишь недавно об этом узнал. Я звонил т. Лозовскому в Профинтерн и просил объяснить мне, в чем тут дело?
Андреев. Вы бы лучше в ВЦСПС позвонили. Почему вы в ВЦСПС не позвонили?
Троцкий. А почему нельзя звонить в Профинтерн? Не потому ли, что вы его вычеркнули из устава? Я боялся, что, если бы позвонил в ВЦСПС, то получил бы от вас дипломатический, уклончивый, маскировочный ответ вроде того, какой вы дали сейчас, и я пытался поэтому получить ответ в том учреждении, которое вы так легко вычеркнули из устава. И т. Лозовский объяснил мне: замена Профинтерна Международным объединением без адреса произошла в период «увлечения» Амстердамом, а вы, товарищи, пытаетесь ныне нам втереть очки. Но тут вступается т. Рыков: если это так, — говорит он, — если они действительно хотели идти в желтый Амстердам, то нужно исключить из партии Андреева и Томского. К чему эти ужасти? Я знаю, что т. Рыков человек железной воли, ну а я помягче. Я прямо скажу, что если бы мы действительно по каждому спорному вопросу исключали товарищей, что тогда от нас осталось бы, — я очень боюсь, что мы бы не дошли до 1926 г. с т. Рыковым. Я думаю, что это повадка негодная, безобразная, — разногласие? — исключить! — кого? — я знаю цену т. Андрееву, это один из лучших наших людей, таких у нас немного. Это не лишает, однако, меня права сказать, что подмена в уставе красного желтым есть грубейшая ошибка, но я говорю это не для того, чтобы рвать с Андреевым, а чтобы ошибку исправить и дальше вместе работать. Неуместно, недопустимо, безобразно играть вопросом об исключении. Не специализируйтесь на этом, т. Рыков, Молотова все равно не обогнать: да и не хорошая это специальность.
Теперь относительно схоластических доводов т. Бухарина «по существу». Тов. Бухарин строит все на том, что, дескать, Англо-русский комитет основан на профсоюзах, а в союзах надо соблюдать единство, — не рвать, не выходить. Вот главный, вернее, единственный его аргумент. Но аргумент в корне несостоятельный. Конечно, мы отстаиваем единство пролетарской массы в профсоюзной организации. Но неужели же это означает, что если коммунист окажется в правлении союза в меньшинстве, то он ни в каких условиях — ни даже в случае предательского поведения правления — не имеет права с протестом выйти из правления и апеллировать к массам? И разве такой выход будет означать непременно призыв к рабочим-коммунистам выходить из союза? Ни в коем случае. Что за фетишизм формы! А ведь в этом примере речь идет действительно об органе союза, об его правлении. Но Англо-русский комитет совсем не есть профсоюзный орган, хотя и опирается на профсоюзы. Бухарин тут разъяснял нам насчет своеобразия и особенностей рабочего движения Англии. Вы. говорит он. этого не понимаете. Там тред-юнионы будут играть исключительную роль, это-де вам не партия. Одной только особенности Бухарин не заметил, притом решающей: вся британская рабочая партия основана на профессиональных союзах, которые делают на неё взносы. Парламентский комитет держится на профессиональных союзах точно так же, как и Англо-русский комитет. Если этот последний опирается на Генсовет, который опирается на союзы, то это не значит, что Англо-русский комитет есть профсоюзный орган и по этому формально-организационному признаку не должен ни при каких условиях быть взорван. В партии, мол, надо всегда рвать с оппортунистами, а в профсоюзах никогда не рвать с ними. Так ставите вопрос вы, известные диалектики, в противовес нам, бедным схематикам. Но ведь вы же при этом совершенно закрываете глаза на факты. Коммунисты вовсе не рвут с Британской рабочей партией, наоборот, стремятся только в ней укрепиться, ибо британская партия есть своеобразная партия в своеобразной обстановке. Тот факт, что британские коммунисты входят или стремятся войти в Рабочую партию, вовсе не обязывает нас вступать в особый блок с головкой Рабочей партии. И тот факт, что мы — при известной обстановке — рвем наш особый блок с головкой тред-юнионов, вовсе не означает, что британские коммунисты должны выходить из тред-юнионов. Вот уж поистине жалкий шаблон, организационная схоластика! Входим ли мы в Амстердам? Нет! Значит ли это, что коммунисты должны выходить из состава амстердамских союзов? Вздор! Вы валите в одну кучу вынужденное, по существу, вхождение рабочих в исторически данные тред-юнионы с добровольным политическим по существу и временным соглашением или блоком нашим с головкой тред-юнионов, которая в данный момент отброшена по другую сторону баррикады. То, что т. Рыков говорил по формуле да-да, нет-нет, целиком направляется против него самого и против вас, т. Бухарин. Блок т. Томского с т. Перселем нерушим, ибо это профсоюзный блок, а блок т. Зиновьева и Макдональда недопустим, ибо это был бы партийный блок. Замечательно, как все приглажено и симметрично. Но беда в том, что Генсовет. состоящий в блоке с Томским, с самого начала стачки обратился за руководством к парламентской фракции, и та послала Макдональда и Томаса, они-то и руководили Генсоветом. нарушая вашу организационную схему. И если мы приемлем добровольный блок т. Томского с Генсоветом, то мы должны принять и блок т. Бухарина с Макдональдом, ибо все сие ведь происходит не на «партийной», а на «профсоюзной» основе. Вот куда ведет схоластика, заменяющая реальный анализ взаимоотношения вождей и масс в реальной борьбе.
Вы впадаете в ясный софизм, строя все на том, что Англо-советский комитет есть-де ничто иное, как профессиональная организация. Англо-советский комитет ничего в себе «профессионального» не заключает.
Томский. Чисто профессионального и не бывает.
Троцкий. Да, где уж там «чисто профессиональное…» Англо-русский комитет никакой экономической борьбой пролетариата не руководил, и руководить не собирался. А по существу, что было? Англо-русский комитет способствовал сближению рабочих двух стран, стремился препятствовать интервенции.
Голос. Стремился к завоеванию масс.
Троцкий. Конечно, и к завоеванию масс, но здесь-то в Англо-русском комитете тред-юнионизм целиком перерос в политику, не меньше чем, скажем, в парламентском комитете тред-юнионов. Шотландский юнион углекопов это одно, а Англо-советский комитет отличается от него качественно: и по составу, и по методам, и по целям, и по ответственности. И всякий понимал, что дело идет о своеобразном блоке, что за спиной Томского стоит ЦК нашей партии и советское государство. Вот это есть конкретность политического значения, а не профсоюзного. Эту реальную конкретность вы игнорируете, создавая схоластические правила для профсоюзов «вообще» и для партии «вообще». Тут-то вы жестоко попадаетесь: вся суть в том, что именно всеобщая стачка, по природе своей, связывает все вопросы политики и экономики неразрывным узлом, и на непонимании или на трусливом отрицании этого Генсовет себе голову сломал. Ведь мы же говорим и повторяем, что Генсовет свихнулся грубее всего на том, что пытался для всеобщей стачки предписывать правила чисто профессионального движения. А теперь вы пытаетесь сделать то же в отношении Англо-советского комитета, требуя от нас и от всех, чтобы мы его считали профсоюзной организацией и закрывали бы глаза на то, что этот политический блок разбился о гигантское политическое событие, о всеобщую стачку. Это вымученная позиция. Это перселевщина с другого конца.
Тов. Томский переходит в наступление: по Троцкому выходит, что профсоюзы то же, что и партии. Не туда совсем т. Томский попадает. Как раз он сам при своем, более чем скептическом отношении к компартии, собирался малость при помощи Англо-советского комитета заменить партию. Я на этот ложный путь не становился и никому не советую. Что английские профессиональные союзы могут на известный период заменить — не партию, нет, а Советы, это можно допустить; об этом (точной формулировки не помню) и Владимир Ильич как будто говорил. Но речь может идти только о замене Советов и только на известный период, до завоевания власти. Но чтоб тред-юнионы, переплетающиеся ныне с рабочей партией, могли заменить в революции компартию, это в корне ложно. Что такое теперешние профсоюзы, даже под самым могущественным напором масс, это мы видели. Можно возразить: но ведь в дальнейшем союзы революционизируются. Верно. Но это-то и значит, что будет расти компартия, приобретая в союзах и над союзами все большее влияние. Иначе революция не победит. Важнейший критерий нашей тактики — укрепление влияния компартии, её опыта, её уверенности в себе. Если мы для преуспеяния Англо-советского комитета отодвигаем компартию в сторону, дипломатически связывая её критику, это ложно и вредно. Если, разрывая в нужный момент с верхушечными штрейкбрехерами, мы усиливаем критику компартии и её влияние, — это правильно, это полезно.
Обходя политическую сущность вопроса и пытаясь втиснуть его в организационную схему, нам рисуют такую картину: Англо-советский комитет создан Генсоветом: Генсовет создан конгрессом тред-юнионов. Последний конгресс в Скарборо утвердил Англо-советский комитет. Ясное дело: перед нами — профсоюзная организация. Но таким освещением тред-юнионисты прикрашиваются, а вопрос искажается. Съезд в Скарборо, который одобрил Англо-советский комитет, чем руководствовался? Изучите порядок дня этого съезда и его голосования. По вопросам международным и весьма «революционным» конгресс имел больше, чем 9/10 большинства, по вопросу о завкомах в Англии — да и то лишь в «принципе» — имел еле-еле половину, по вопросу об увеличении власти Генсовета собрал ничтожное меньшинство. Что это означает? Вдумайтесь в это. В международных вопросах, в большой политике, можно голоснуть за низвержение империализма. Это ни к чему непосредственно не обязывает, но дает некоторое удовлетворение революционным настроениям масс. Это, по существу, у одних сознательное, у других несознательное надувательство масс. Английские тред-юнионы готовы сблизиться в известных пределах с советским государством, которое [которое, как нам рассказывают, даже и взятки дает] и портреты их печатает, и банкеты устраивает, [кавказским вином угощает] и ругать их не ругает. Конечно, мелкие буржуа, которые стоят на коленках перед Америкой, более гнусны, чем те, которые повернули лицом к Советам. Но и на этих последних еще революции не построишь. Поворачиваясь к нам, тред-юнионисты открывали отдушину революционным настроениям масс. А как только коснулись вопроса об усилении власти Генсовета, действительно левые элементы остались в ничтожном меньшинстве. Почему? Потому что это уже не политическая демонстрация, а деловое профсоюзное решение, это уже не голая демонстрация, это обязывает. К какому же разряду мер относится создание Англо-советского комитета и его одобрение в Скарборо: к разряду «деловых» профсоюзных решений или к разряду международных политических демонстраций, которые ни к чему серьезному не обязывают и насчет которых английские тред-юнионисты такие мастера? Сомнений быть не может: дело шло о политической демонстрации под молчаливым условием, чтоб Англо-советский комитет по внутренние дела британского тред-юнионизма не мешался. Такова суть дела. А вы сути-то и не заметили.
Английские либеральные рабочие политики, и в том числе тред-юнионисты, переняли от своей буржуазии «освободительной» маскировки во внешних вопросах. Еще в первом Интернационале Маркса тред-юнионисты были очень «радикальны» насчет чужих стран.
Таким образом в новых условиях Англо-советский комитет явился для наиболее тертых членов Генсовета продолжением старого маскарада, который имеет за собой традицию в несколько десятков лет. Мы сознательно шли на блок, в который наши союзники вносили элемент маскарада, для того, чтобы этот маскарад в подходящих условиях разоблачить и помочь массе освободиться от него. Мы шли на временный политический блок с верхами, чтоб ускорить революционное развитие низов. Теперь, когда наши союзники обнаружили себя как штрейкбрехеры, мы должны твердо, открыто, решительно провозгласить крушение блока, а не прятаться за единство «профсоюзной» организации. Таким разрывом мы послужим единству революционного фронта снизу. Рабочие-углекопы в Валлисе, в Шотландии будут говорить друг другу: «Русские разорвали, потому что Генсовет нас продал, русские в таких делах шутить не любят, нужно помочь — они помогают шире всех, а с вождями-изменниками рвут открыто, — вот это люди»! Масса ценит действие, масса ценит ясность. По массе и надо равняться, а не по схоластическим критериям. Мы будем филистерами, а не революционерами, если сейчас, когда Генсовет разоблачен перед массами в действии колоссального масштаба, когда железнодорожники, печатники, особенно углекопы возмущены заведомым предательством, явной изменой, если мы не скажем обманутым или борющимся рабочим: мы не с ними, а с вами. Это, говорят нам новоявленные «реалисты», голый жест. А оставаться в заведомо гнилом учреждении — это что? Демонстративно сидеть там, где не надо, тоже «жест», но это жест другой части тела. А мы вам предлагаем жест членораздельный, демонстративный, политический. Называя взрыв гнилого учреждения жестом, вы скоро революционную критику будете называть фразой. Это путь известный. Англо-русский комитет умер. Если мы не скажем этого вслух, то поможем лишь банкротам ослабить впечатление банкротства.
Возражают: но ведь не вся масса поняла предательство Генсовета. Значит, вы собираетесь идти в хвосте «всей массы»? Такого момента, когда «все» поймут, никогда не будет. Задача в том, чтоб помочь понять хотя бы значительной части. Сейчас для этого надо, чтобы бастующие углекопы повторяли: Томский порвал не только с Макдональдом, но и с Перселем, потому что Макдональд и Персель вместе предали углекопов. Неужели же это не ясно? Весь опыт нашей партии за такую постановку вопроса. Вы говорите: неужели вы думаете, что стоит выйти из Комитета, как все рабочие сразу поймут? Зачем, простите, эта детская болтовня? Конечно, не все сразу. Много еще потребуется и входов и выходов, прежде чем все поймут. Но если эта резкая демонстрация разрыва с нашей стороны даст толчок революционному сознанию 2000 английских рабочих, то это на ближайший период в тысячу раз дороже, чем сохранение гнилой фракции Англо-русского комитета, для поддержания которого, по мнению т. Лозовского. Томскому нужно сидеть здесь полгода, избегая свидания с Перселем, чтобы кто-нибудь, упаси боже, не заметил, что никакого Англо-русского комитета больше нет.
А между тем, борясь за сохранение гнили, приходится заниматься не только пустопорожней организационной софистикой, но и подмалевыванием того, что произошло. В тезисах т.т. Бухарина и Томского, т.е. блока, есть совершенно естественная в таких случаях тенденция косвенно обелять Генсовет, сваливая вину на массы, — такова неизбежная логика фальшивой позиции. Революционные слова и служат для прикрытия действий, которые никуда не годятся. Старик Плеханов в таких случаях говорил: разинул рот — точно съесть хочет, а кончил тем, что зевнул и перекрестил рот. Ваши тезисы именно таковы. Грозная критика на словах, но все остается по-старому на деле. Как вы скажете рабочему: сменяй вождей, потому что они предатели, когда вы сами от этих вождей не находите решимости оторваться? Смешно, и прямо-таки недостойно марксиста сравнивать Англо-советский комитет, этот временный верхушечный политический отросток профсоюзов, с Советами депутатов 1917 г. Меньшевистко-эсеровские Советы были навязаны большевикам революционно-формирующимся государством. Выбора у нас не было. Мы не могли перескочить через эти Советы. И консервативные профсоюзы являются для английского пролетариата исторически данной, навязанной формой объединения. Но Англо-русский комитет есть добровольный политический блок на основании идейной близости. В приравнивании верхушечного Англо-русского комитета к массовым, непрерывно обновлявшимся Советам 1917 г., есть уже чудовищное подкрашивание и подмалевывание. На 28-й странице сказано: «Очень значительна масса, ставшая по приказу Генсовета за работу». По приказу, — вот, мол, какая отсталая масса. И далее: «Но она (эта масса), в свою очередь, безусловно, неоднородна». Здесь дело изображается так, что только вследствие своей отсталости масса по приказу Генсовета стала на работу. Я отвечаю: будь самая лучшая масса, как и самая лучшая армия, если в штабе во время борьбы прямая измена, что же ей остается делать?
Бухарин. Горняки не подчинились.
Троцкий. Потому что штаб у них был свой. Штабом стачки горняков является правление их союза; штабом всеобщей стачки был Генсовет.
Бухарин. Это объяснение вопроса, а не констатация факта.
Троцкий. А вы «констатируете» так, что выходит фальшивое приукрашивание Генсовета за счет массы. «Все сведения говорят о том, — гласят ваши тезисы далее, — что немалая доля ставших на работу возобновили её, скрепя сердце». Это чтобы смягчить предшествующую фразу: все же «немалая доля» этой серой массы, слепо подчиняющейся «приказу», сделала это лишь «скрепя сердце». Какие нежные выраженьица! Нетрудно себе представить, как углекопы относятся к Генеральному совету, когда даже Кук, который логикой своих цеховых связей ведет борьбу углекопов и которого мы должны поддержать в этой борьбе против Генерального совета, когда Кук, даже Смит посылают проклятия Генеральному совету. А чувства преданных им печатников и железнодорожников? «Скрепя сердце», недурно сказано. И дальше: «Довольно большая часть пролетариата добросовестно заблуждается». Это все из той же серии расплывчатых, но очень продуманных формулировок, которые должны уменьшить пропасть между предателями и предаваемыми.
Бухарин. Правильно, а что значит у Григория* «медленно вызревает»?
* Имеется в виду Г.Е. Зиновьев. — РОССПЭН.
Троцкий. Не помню, о какой фразе вы говорите, если есть неудачная фраза, можно исправить, но там она не служит для обоснования ложного вывода, а у вас все это именно для обоснования ложного и вредного вывода..
Бухарин. Тогда это совсем плохо, потому что выводы связаны с определенным анализом.
Троцкий. Если ложные выводы связаны с таким анализом, который замазывает факты, то мне не нужны ни такие выводы, ни такой анализ. А если даны правильные организационные выводы, и если в обосновании их есть какие-либо неточные выражения (я не помню, как там сказано), то я принимаю правильные выводы, даже с неудачной фразой, которая стоит за их спиной.
Председательствующий. Слово имеет тов. Молотов.*
* В стенограмме с авторской правкой текст выступления В.М Молотова дан в двух экземплярах (с авторской правкой и перепечатка). — РОССПЭН.
Молотов. Я не буду останавливаться на выпадах, которые делает тов. Троцкий против меня не в первый раз. Это его обычная [система] манера. Я думаю, что лучше пройти мимо этих выпадов, — большего они не заслуживают. Что касается существа дела, то я думаю, что та стенограмма, которую потребовал т. Зиновьев…
Зиновьев. С вашего полного согласия.
Молотов. …и которая будет разослана местным организациям, она кое-что будет им говорить. Моя просьба заключается в том, чтобы к документам, которые имеют прямое отношение к настоящей дискуссии, были присоединены, помимо первоначального текста тезисов т. Зиновьева, его дополнение плюс записка т. Троцкого и тезисы за подписью тройки. Это то, что необходимо.
Троцкий. Поддерживаю.
Молотов. Если т. Троцкий поддерживает, тем лучше. Тов. Троцкий [тут написал свои] прислал в Политбюро свои письменные замечания по поводу обсуждаемого здесь вопроса и не обмолвился ни словом о тех тезисах, которые дал тов. Зиновьев неделю тому назад. Надо думать, что он согласен с ними.
Троцкий. В основном согласен.
Молотов. Это тоже надо запомнить, так как в своих выступлениях Вы ничего об этом не сказали.
Это еще раз говорит за то, что нащупана общая почва у тех товарищей, которые, казалось, до сих пор были совершенно непримиримы. Троцкий*. Я могу быть непримиримым на принципиальной только почве, а не на личной. * Первоначально была помета стенографистки «т. Троцкий перебивает оратора», в экземпляре стенограммы с авторской и редакционной правкой реплика вписана Л.Д. Троцким. — РОССПЭН.
Молотов. Тов. Троцкий, дайте мне кончить. Я вам не мешал. [Против Ваших выводов, я постараюсь ответить меньшими. Эти Ваши выводы самые типичные для мелкого барина, из которого никак не выходит настоящий барин.]
Еще раз о документах. Вот т. Зиновьев пользовался тут кусочками цитат из речей Сталина, из его выступлений на XIV съезде и т.п., — это относится к обычным методам т. Зиновьева. Почему это относится к методам т. Зиновьева? Тов. Сталина здесь нет, а стенограмма речи ведется; речи т. Сталина сказаны и не вызывали возражений, а вот про исправления, внесенные в тезисы т. Зиновьева, принятые Коминтерном, про эти исправления, сделанные при непосредственном и активнейшем участии т. Сталина, которого сейчас нет, про них т. Зиновьев не говорит сейчас ни слова. Остается в силе тот факт, что тезисы, которые приняты от имени Коминтерна и от имени съезда нашей партии по оценке международного положения, все это было принято при активнейшем участии Сталина, и ведь именно эти документы являются неоспоримо основными документами партии. Между тем все-таки т. Зиновьев пытается вытаскивать здесь отдельные фразы т. Сталина, якобы расходящиеся с правильной оценкой стабилизации. Это совершенно неверно и нисколько не прибавляет к лаврам т. Зиновьева, а главное, ничуть не убавляет правильности той линии, которую партия подтвердила на XIV съезде и в выработке которой т. Сталин принимал, по меньшей мере, активнейшее участие.
Давайте возьмем подлинные аргументы и приведем некоторые факты.
Я приведу некоторые такие факты. Я нарочно уже во время заседания Политбюро попросил из «Правды» Ваш доклад об английской стачке, который Вы начали сегодня публиковать в «Правде» и публикация которого, вероятно, завтра в «Правде» закончится. Для полноты картины привожу точную цитату из т. Зиновьева по вопросу о том, как он оценивает стабилизацию. На 38 стр. его доклада после оценки соответствующих английских событий, а также событий в Китае, т. Зиновьев заявляет: «Я думаю, что вышла не стабилизация, а новая дезорганизация капитализма». А дальше у т. Зиновьева говорится о том, как «буря треплет капиталистический корабль». И после этого т. Зиновьев говорит: «Но все-таки корабль треплет. Стабилизация есть состояние устойчивости, а когда сегодня капитализм треплет направо, завтра влево, — то какая же здесь стабилизация». Дальше опять о том, как «капиталистический корабль треплет» в Германии, в Польше и в Англии. И заканчивается это место речи т. Зиновьева следующими словами: «Кто видит вещи не только на поверхности, а пронизывает классовым анализом костяк капиталистической экономики, тот скажет, что события последнего года опровергают наличие капиталистической стабилизации». А вот теперь возьмите обсуждаемые сейчас тезисы т. Зиновьева, а еще лучше — те тезисы т. Зиновьева, которые приняты расширенным Пленумом ИККИ 2—3 месяца тому назад, для того чтобы узнать, действительно ли он видит «вещи не только на поверхности».
Есть ли и тут ясность или нет? Когда слышишь и эти речи, и эти тезисы от одного и того же лица, хочется одного — принципиальной честности. Вот минимум — нужна принципиальная честность, нужна элементарная принципиальная честность от всякого политического работника. От любого коммуниста мы должны требовать этой элементарной принципиальной честности, не говоря уж об авторах тезисов для ЦК и ИККИ. А где же здесь принципиальная честность? Есть фраза в одном месте, что есть стабилизация, в другом месте имеется фраза, отвергающая наличие капиталистической стабилизации. Как будто на запас сделано: не пригодится одна фраза, пригодится другая. Какие тут принципы! Далеко от принципов!
А что касается документов и фактов, так вот факт, который, действительно, достаточно говорит за себя.
Тов. Зиновьев сосредоточил одно место своего сегодняшнего доклада на том, в чем гвоздь событий в Англии, и нашел «гвоздь» событий в Англии в том, что надо было критиковать правых лидеров. Это абсолютно неправильно. Если серьезно взять оценку событий последней стачки и при этом ограничиваться тем, что считать «гвоздем» их критику правых лидеров тред-юнионов, то это будет неправильно. События достаточно ярко показали, что нельзя ограничиться критикой правых, а если говорить о критике в первую очередь, то скорее следует заострить внимание рабочих на критике левых лидеров тред-юнионов. Я должен сказать, что, конечно, критика правых необходима. Но она необходима и до стачки, и во время стачки, и после стачки, но какой же это в таком случае «гвоздь» стачки? Это оказывается какой-то обычный заржавленный гвоздь, какие бывают частенько у т. Зиновьева.
Совсем не в этом «гвоздь»! Тов. Зиновьев сначала не заметил основного смысла событий, не заметил этого, по крайней мере тогда, когда они только еще начали развертываться и когда нужно было определить нашу политическую линию, т.е. найти этот самый «гвоздь» 3-го мая. Тов. Зиновьев был докладчиком в Политбюро по вопросу о всеобщей английской стачке. В этом докладе он приводил всякие второстепенные и, главным образом, организационные соображения, указывал, конечно, и на необходимость критики правых, а вот линии у него тогда не оказалось. Этот факт подтвердят все присутствовавшие тогда на Политбюро. Кто наметил тогда линию? Должен сказать прямо, что эту основную линию дал тогда т. Сталин.
Он действительно указал тогда на «гвоздь» событий, а именно: на задачу перевода стачки на политические рельсы и на необходимость выдвинуть лозунг: долой правительство консерваторов, да здравствует рабочее правительство. Им была намечена эта линия, которую все мы, и в том числе Вы, т. Зиновьев, приняли полностью. Это была действительно основная директива, предложена она была т. Сталиным и принята всеми нами, а затем т. Зиновьев повторял её своими словами во всех статьях и официальных обращениях. А теперь он говорит, что еще до стачки им была дана нужная Английской компартии директива. Меня только удивляет, что есть такие люди, которые думают, что можно убедить живых людей, к тому же хорошо слышащих и умеющих читать, убедить в том, чего не существует и не существовало, чего нет и не было.
Итак, ясно, когда же и кем действительно «гвоздь» английской стачки был указан. Этот «гвоздь» заключался в следующем: Генсовет пойдет по правильному пути только тогда, когда он будет мало-мальски понимать, куда ведет грандиозная стачка, а именно: от экономики к политике, к переводу этой стачки на политические рельсы, к свержению консервативного правительства, к созданию подлинного рабочего правительства. Отсюда и только отсюда дается правильная исходная точка и для самой критики правых и левых лидеров Генсовета, как она должна вестись в связи с фактом всеобщей стачки. Все готов рассказывать т. Зиновьев, а вот этого существенного дела не говорит. Теперь т. Зиновьев представляет себя в роли такого вождя мировой революции, который все предвидел, все понимал, лучше всех все знал. Но он по-настоящему не понял того, что решило судьбу всеобщей стачки. В наших тезисах, тезисах трех, об этом сказано со всей необходимой ясностью, а именно:
«Отказ переводить стачку на политические рельсы был по сути дела ударом по линии внутренней мобилизации сил. Отказ от интернациональной помощи был ударом по мобилизации внешних сил пролетариата. Приказ о ликвидации стачки завершил дело».
Вот в чем был «гвоздь», вот на чем вскрывалась вся действительно предательская роль Генсовета. И вместе с тем следует сказать: вот чего т. Зиновьев никак не понимает, до сих пор еще ища «гвоздь» грандиозных событий в рабочем движении Англии, в повторении общих фраз, не дающих оценки моменту.
Теперь насчет Генерального совета. Почему нам важно вопрос об отношении к Генеральному совету поставить таким образом, чтобы никакой недоговоренности и затушевки в этом вопросе не было? Потому что это основной вопрос с точки зрения практических выводов политики. Может быть, найдется и такой губкомщик, который, прочитав на месте тезисы тов. Зиновьева, скажет, что у т. Зиновьева много правильного, когда он, например, критикует левых и правых лидеров Генсовета. Это может сначала показаться. Но потом и он начнет сопоставлять то, что у т. Зиновьева имеется, хотя бы по этому же вопросу, в разных местах, а иногда прямо на одной и той же странице тезисов. И тогда он разберется в этой путанице, которой полны тезисы т. Зиновьева. И вот довольно характерные в этом отношении примеры из тезисов т. Зиновьева. Возьмем в главе «Ближайшие задачи» п. 5, там сказано: «Нужно организовать кампанию разоблачения правой банды буржуазных рабочих вождей с иудой Томасом во главе». Тут же рядом скромно говорится следующее: «Нужно в должной форме разоблачить также и падение так называемых левых». На деле, как видите, сам т. Зиновьев вынужден констатировать разницу в оценке правых и левых лидеров тред-юнионов. Но дальше в пункте 11 особенно интересно: «Нужно удесятерить усилия для создания левого крыла рабочей партии и сделать все необходимое для сближения с теми честными элементами рабочей партии, которые возмущены изменой вождей во время генеральной забастовки». Эта последняя формулировка — довольно оппортунистическая. Но, чтобы все это в тезисах у тов. Зиновьева действительно было связано в одно целое, чтобы это было ясной и правильной политической линией, едва ли кто в этом сможет убедиться, прочитавши ваш доклад и тезисы до конца.
Теперь по вопросу об Англо-русском комитете. Почему нам важен был Англо-русский комитет, и где, с другой стороны, могут быть действительные опасения с точки зрения нашей линии в вопросе об Англо-русском комитете, опасения, которых мы не должны забывать никогда. Если бы мы защищали блок или полублок, который осуществляется Англо-русским комитетом таким образом, чтобы мы отрицали свое право критики и правых, и левых, и всего Генсовета, это было бы оппортунизмом. Если бы мы не отстаивали нашу принципиальную линию, т.е. линию Коминтерна и ВКП в оценке Генсовета, перед рабочими Англии, России и всего мира, если бы хоть в чем-нибудь связали свои руки в критике реформизма и тред-юнионизма, это было бы оппортунизмом. Однако в этом ЦК нашей партии не повинен.
Но к оппортунизму скатываются и те, которые теперь доказывают, как это делает т. Зиновьев в своих тезисах, что наша прежняя политика была политикой иллюзий. Оппортунистичны взгляды т.т. Зиновьева и Каменева, которые исходят теперь из предпосылки, что якобы до сих пор мы могли не говорить правды — чего никто не имеет права сказать в отношении к нашему ЦК, — а теперь мы должны сказать всю правду. Тем самым вы сами себя зачисляете в оппортунисты, в первую голову по отношению к своему же вчерашнему дню. Конечно, если вы говорите: «Теперь, наконец, мы должны сказать рабочим правду», то, значит, до сих пор вы этой правды рабочим не говорили, до сих пор вы вели не принципиальную линию. Этим одним вы признали свой оппортунизм. Вот к чему в политике приводят метания из одной стороны в другую. Либо вы не отдаете отчета в своих словах, в их значении, либо вы признаете, когда говорите о том, что «теперь нужно сказать рабочим правду», что тем самым вы этой правды рабочим не говорили до сих пор. Когда тов. Троцкий говорит, что мы «последние годы» вообще не вели должной критики Генсовета, это понятно. Он это «делает с точки зрения своей особой линии, что вообще политика ЦК была в последние годы неправильна не только в связи с вопросом об отношении к английским событиям. Он бьет все по той же основной линии ЦК, которую, по крайней мере, раньше, т.е. в эти самые «последние годы», т.т. Зиновьев и Каменев отстаивали от неправильных нападок т. Троцкого.
Между тем я думаю, что т. Бухарин был абсолютно прав по вопросу о том, почему мы в настоящих условиях должны быть против взрыва Англо-русского комитета, ведя вместе с тем такую линию, чтобы не смазывалась, не ограничивалась наша принципиальная критика в отношении реформистской политики Генсовета и самого его состава. Не говоря уже о революционных задачах борьбы за международное профъединство, мы заинтересованы в этом, чтобы через Генсовет, через голову его лидеров говорить с массой английского пролетариата, укреплять с этой массой революционные связи рабочих СССР.
Использование Генсовета — это, конечно, лишь один из элементов борьбы коммунизма за рабочий класс Англии. Разве не ясно каждому серьезному революционеру, почему это важно? Английский рабочий класс идет к революции. Все объективное экономическое развитие Англии говорит за то, что радикальный политический кризис и пролетарская революция в Англии назревают. В этот момент нам выгодно иметь лишнюю зацепку для влияния на рабочие массы Англии. Такая зацепка нам выгодна, целесообразна и необходима. Попытка изобразить роль ВЦСПС или ВКП как роль, исходящую из оппортунистических государственных интересов, — эта попытка, кроме того, что она в корне ошибочна, пахнет тем, что вы ВКП не считаете настоящей коммунистической партией и диктатуру пролетариата в первой стране Советов в настоящее время не считаете настоящей диктатурой пролетариата.
Каменев. Мы это слышали.
Молотов. Это пахнет вовсе не революционностью, а типичным оппортунистическим духом, тем, чем нас угощают наши противники из правого социалистического лагеря.
Каменев. «Социалистического вестника».
Молотов. Два слова насчет Польши. Это, так сказать, сверх программы.
Тов. Зиновьев изображает дело так, что уж в этом-то вопросе он особенно доказал, что он настоящий революционер и чуть ли не он один держится и держался правильной линии. Я со всей решительностью констатирую, что в Политбюро при первом его докладе о Польше т. Зиновьев заявил примерно (я не ручаюсь за точность фраз, но ручаюсь за смысл) следующее: да, конечно, Пилсудскому мы знаем цену, но по отношении к нему нейтралитет соблюдать нельзя, нужно нащупать политику, которая бы не была прямым разрывом с Пилсудским.
Зиновьев. Абсолютно неверно.
Молотов. Вы говорили, что тут политика нейтралитета для нас не подходит. Должна быть политика чего-то вроде полублока, полусоюза, хотя бы временного.
Зиновьев. На 100% измышлено.
Молотов. Вот передо мной директива, выработанная Польской комиссией, принятая затем Политбюро и Коминтерном. Она начинается: «Политика нейтральности для нашей партии была бы недопустима. Поддержка Пилсудского тоже недопустима». Как будто все правильно. Но заметьте, что вторую-то фразу в текст вставил не т. Зиновьев и в первоначальном проекте т. Зиновьева её не было. Отрицаете ли Вы это, т. Зиновьев?
Зиновьев. Отрицаю, вы можете взять у секретаря Польской комиссии т. Уншлихта оригинал, писанный моей рукой.
Молотов. Мне это говорил тов. Сталин, если он не прав, давайте проверим. Вы дали свой первоначальный проект, я утверждаю, что во всем этом Вашем первоначальном тексте не было указания на недопустимость поддержки Пилсудского. В нем была, конечно, критика, но на недопустимость поддержки Пилсудского не было никакого указания.
Дальше. Тов. Бухарин целиком прав, — присутствовавшие тогда члены Политбюро это помнят — Вы и на следующем Политбюро еще пытались оправдать Компартию Польши тем, что они будто бы начали исправлять свои ошибки, и в доказательство приводили из нашей польской прессы примерно такую насквозь фальшивую фразу: «Пилсудский начал как освободитель, а теперь он враг». И это тогда было по-Вашему «исправление» первой ошибки. Нет, с этим нельзя согласиться. Фактом же является то, что именно Вашей первоначальной линией, Вашим душком была проникнута оппортунистическая тактика Польской Компартии в первый период пилсудчины. Здесь, в Комиссии Политбюро, её исправили, вопреки Вашему оппортунистическому уклону. Вам пришлось с этим согласиться под давлением большинства Польской Комиссии. Вся Ваша теперешняя линия проникнута оппортунизмом и ведет на срыв испытанной основной линии ВКП и Коминтерна, чем бы Вы и т. Троцкий этого ни прикрывали. Под предлогом «маленького пересмотра» получается гнилая попытка сорвать проводившуюся до сих пор правильную ленинскую линию партии.
Председательствующий. Слово имеет т. Томский.
Томский. Мне очень трудно говорить, так как я нахожусь несколько в особом положении как бы «обвиняемого». Несомненно, была попытка поставить дело таким образом, чтобы создать из меня ярмарочного турка, которого можно безнаказанно колотить: оппортунист Томский, вся его политика была оппортунизмом, а мы тут ни при чем. [Я все стараюсь хорошо делать, что мне поручает партия. Я считаю, что когда Ягода расстреливает контрреволюционеров, это правильно, это поручает партия. А это дело я делал вместе с вами, по вашему поручению, поручению партии, Политбюро. Я это старался делать хорошо.] Что вся ваша позиция слаба, это показывает позиция т. Троцкого. Вы вспомните старую позицию т. Троцкого, когда он спорил с Зиновьевым насчет крестьянства. Он из месяца в месяц, из года в год собирал фактики, документики, а потом, когда ему нужда приходила, он говорил: вот документ, я тогда-то вот то-то предлагал вам, вы отвергли, вот к чему это привело вас. А как теперь? Теперь у т. Троцкого есть только ссылка на разговор, быть может, полушутливый: «А вот Томский мне говорил то-то и то-то». Где говорил, когда говорил? Да, может быть, где-нибудь по дороге в Политбюро на лестнице, может быть, около автомобиля. Когда же касается его, имеющегося его документа, тогда другое. «А вот то, что я говорил насчет коммунистической партии, это я так, мимоходом»… Что же в своей статье говорит Троцкий?
«Экономический тупик страны, наиболее ярко выраженный в угольной промышленности, толкает рабочий класс на путь поисков выхода, т.е. на путь все более и более острой борьбы. Причем первый же её этап неизбежно обнаружит недостаточность "привычных" методов борьбы. Вся нынешняя "надстройка" британского рабочего класса — во всех без исключения оттенках и группировках — является аппаратом революционного торможения. Это предвещает на длительный период напор стихийного и полустихийного движения на рамки старых организаций и формирование на основе этого напора новых революционных организаций». (Л. Троцкий. «Вопросы английского рабочего движения (изо дня в день)» «Правда» от 25 мая 1926 г.)
Есть общий аппарат и его маленькая частичка — компартия.
Троцкий. Старых организаций.
Томский. Тов. Троцкий, я обычно только тогда имею привычку ссылаться на частные разговоры, когда меня вынуждает к этому нетактичность моих оппонентов. Тов. Троцкий, позвольте сослаться на частный разговор, который был у меня с вами около автомобиля. На мой прямой вопрос, включает ли ваша формулировка и коммунистическую партию Англии, вы ответили: «Да, и коммунистическую партию».
Троцкий. Неверно, совсем не то было сказано!
Томский. А после этого вы приходите в Политбюро и стараетесь изображать — да, я ошибся, да, я рад, что это не сбылось. А люди читали, и вы своей статьи не опровергли. Но это клевета на Британскую коммунистическую партию. Это не с телеграммой вам разыгрывать. А я считаю своим долгом, как коммунист, что даже тогда, когда у меня есть колебания, считаю своим долгом уведомить Политбюро ЦК моей партии. Никто меня не обвинит, что у меня «на всякий случай жизни» пишутся книжки, из которых можно вытянуть, когда надо, какую угодно цитату.
Зиновьев. Вот это правильно, насчет книжек ты не грешен.
Троцкий. У вас уставы пишутся на разные случаи жизни для профсоюзов.
Томский. Троцкий ошибался или не ошибался? Ошибался. Тов. Зиновьев, я спрашиваю, ошибался ли Троцкий насчет «аппарата революционного торможения»? Однако по случаю вашей взаимной амнистии т. Троцкий не говорит о тезисах Зиновьева, т. Зиновьев не говорит об «аппарате революционного торможения». Надо попытаться отыграться на Томском и Бухарине. Однако эта ваша попытка противопоставить нас друг другу, указать на какой-то несуществующий оттеночек между мной и Бухариным, ни к чему не приведет. Мы с Бухариным смело подписали тезисы, а у вас духу на это не хватило, и подписи Троцкого нет под тезисами Зиновьева: и на многое другое у вас духу не хватает.
Троцкий. Не беспокойтесь, [посмотрим] проголосуем.
Томский. Посмотрим. Я бы мог остановиться на этом, но я боюсь, что у меня времени не хватает, и поэтому принужден коснуться речи директора ленинского Института, т. Каменева. Тов. Каменев [на самом деле] попытался на первый взгляд очень научно, очень храбро проанализировать обстановку, дать характеристику этой новой обстановки. Что из этого вытекало? «Новая обстановка», «поворот», «новая установка». Где? В чем? В области завоевания масс? По-новому ставится вопрос о завоевании масс, вопрос о едином фронте, о профсоюзном единстве? В чем ваш новый «поворот»? Вот это вы боитесь сказать! Если вы прочитаете тезисы т. Зиновьева внимательно, то вы увидите, что в действительности там относительно единого фронта больше приводится отрицательных черт, чем положительных; против единого фронта вы, т. Зиновьев, приводите факты отрицательные, направленные против этого единого фронта, и не приводите положительных фактов. Для чего все это вам нужно? А вот для чего! Для теоретического обоснования того обобщенного грубого софизма, что, так как Англо-русский комитет является не чисто экономической организацией, так как он имеет колоссальное политическое значение, то это все равно, что политическая партия. Что вы нас учите, что экономика не отделяется от политики? Где имеются в природе такие профсоюзы, которые бы не носили целый ряд элементов политики? Экономическое объединение рабочих есть в то же время и объединение политическое, вся борьба рабочего класса, его экономическая борьба есть в то же время борьба политическая. Но путать и отожествлять профессиональный союз и политическую партию — этого т. Ленин нам никогда не рекомендовал. Тов. Троцкий, когда он это делал, он жестоко ошибался. Сейчас вам для того, чтобы произвести ревизию ленинской постановки вопроса о профсоюзах, для этого вам надо путем фокусов, путем софизмов, путем ни к селу ни к городу приводимых т. Каменевым цитат, которые у Ленина относились к политическим партиям, применить это и в отношении профсоюзов. Мы всегда до сих пор точно разбирали это, когда говорили о партиях и когда о профсоюзах. Зачем же вы изображаете дело именно так и прикрываетесь пустыми фразами? Может быть, беспартийных рабочих можно подкупить такими двоякими фразами, которые вы приводите у себя. Зачем вы закрываете эту истину разницы между политической партией и профсоюзами? Мы требовали совместной конференции с Амстердамом, хотели сесть за один стол с его вождями, с этими развращенными оппортунистами, мы требовали созыва международной конференции профсоюзов, заявляли рабочим, что хотим создать единство профсоюзов. Когда нам говорили насчет объединения со II Интернационалом, мы говорили, что это не туда попадает, это совершенно другое. Одно дело массовая беспартийная организация, а другое дело — политическая партия. И когда вы говорите звонкие фразы — это страшный оппортунизм — вспомните, что Ленин говорил. Ленин учил нас: не путайте профсоюз с политической партией, не забывайте, что история нам дала определенную форму массовых беспартийных организаций профсоюзов, через которую не перепрыгнешь. Ваша постановка идет на срыв единого фронта, на ревизию ленинизма в вопросе о профсоюзах, на срыв кампании за единство профсоюзов, на постановку «новых революционных организаций», параллельных профсоюзам, причем по части конкретной вы из рук вон слабы. Тов. Зиновьев говорит — 10 мостов построим! Ну, назовите хоть один такой мост из 10? Все ваши попытки предприняты с негодными средствами. Я хочу напомнить всем о том, что писал Ленин по этому вопросу, как нужно коммунистам держаться за профсоюзы. Вот что он писал:
«Надо уметь противостоять всему этому, пойти на все и всякие жертвы, даже — в случае надобности — пойти на всякие уловки, хитрости, нелегальные приемы, умолчания, сокрытие правды, лишь бы проникнуть в профсоюзы, остаться в них, вести в них во что бы то ни стало коммунистическую работу». (Н. Ленин. «Детская болезнь левизны в коммунизме»).
Это правильно? Тогда вся ваша новая установка никуда не годна, и насквозь гнила вся постановка ваших тезисов. Все ваши фразы — митинговые, пустозвонные фразы, никуда не годные фразы. Я это утверждаю, и из ваших тезисов это непреложно вытекает. Тов. Троцкий говорит: вы ничего нового не даете, а они дают жест. Тов. Троцкий отделывается жестом. А каждому жесту без всякого смысла грош цена, какой бы частью человеческого тела этот жест ни сделали, грош ему цена. Оппортунистами являются те, которые в погоне за революционной фразой на деле играют на руку Засенбаху, Удегесту, Лейпарту и К°, выводя нас из строя борцов перед глазами рабочего класса за единство международного профессионального движения, за единый пролетарский фронт, выводя нас из борьбы против реформистов в профсоюзах.
Теперь относительно устава металлистов. Пусть тов. Зиновьев будет объективен. Около года тому назад в наших частых встречах и разговорах по вопросу о международном движении я указывал тов. Зиновьеву, что мне сдается, что мы неправильно делаем, пытаясь входить по частям в международные производственные объединения. Я говорил об этом и т. Лозовскому, но он говорил мне, что надо подождать и подумать. Тов. Зиновьев то же самое сказал мне. Я говорил ему, что мы можем попасть в такое положение, что наши 23 Центральных Комитета войдут в соответствующие международные объединения, примыкающие к Амстердамскому Интернационалу, а мы тогда в каком положении очутились бы? Мы могли бы перед Амстердамом оказаться в роли генералов, которые отдали ему всю армию. Выходило бы тогда, что мы говорим от имени кучки — президиума. Ставил я этот вопрос решительно и месяца два тому назад перед Президиумом ВЦСПС, уже при согласии Лозовского. К чему вело такое вхождение в международные объединения? К выходу из Международного Бюро Пропаганды при Профинтерне. Разве это не компромисс? Компромисс, и притом опасный. Я предполагаю, я не помню истории подписания этого устава, но, должно быть, металлисты, имея в виду те затруднения, которые встречаются при переговорах с Международным объединением металлистов при упоминании красного Интернационала, вставили этот пункт более глухо. Что тут дурного? Они проводили ту линию, которая им была дана. Эта попытка ошельмовать ЦК металлистов, и в частности тов. Андреева, который проводил общую нашу тактику, на таком пустяке, — значит не понимать, что это было нужно для металлистов, для осуществления общей, данной им политической линии, которую проводила большая часть наших центральных комитетов, — входить в производственные Интернационалы, примыкающие к Амстердамскому Интернационалу. Теперь т. Зиновьев в отношении Англо-русского комитета открывает Америку и не пытается изобразить дело правильно, так, как оно было на деле. До своей предпоследней поездки в Париж (март) я указывал на заседании Политбюро, что мне не нравится поведение англичан и что я боюсь за существование Англо-русского комитета. Тов. Зиновьев мне сказал тогда на это: «Зря». Вот как было дело.
И то же, когда вы теперь говорите о 10 мостах. Я тогда же говорил: давайте выставим вторую линию окопов на случай распада Англо-русского комитета и измены англичан, предложим план объединения всех журналов «Единства». Кто же предвидел? [и я вполне согласен с Зиновьевым.] Эту вторую линию окопов пока еще, быть может, робкую, жалкую, мы в Париже создали, она была одобрена всеми. Была одобрена организация всех журналов «Юманите» в международное издательство. А сейчас считается таким образом, что разрушение или существование Англо-русского комитета ничего не изменяет. Я утверждаю, вы получите в ближайшие дни или часы сообщение из Англии о том, что английские рабочие сейчас именно будут требовать более плотного единства Англо-русского комитета, и состав Англо-русского комитета в будущем определится степенью того, насколько сознательнее стали английские рабочие, насколько наши умнее, влиятельнее, энергичнее реформистов. По-вашему, единство можно осуществлять теперь через головы профсоюзных вождей, непосредственно через фабрики и заводы. Зачем тогда нам нужно завоевать профсоюзы? Вот к чему ведет профъединство через головы профсоюзов! Вы подходите к ревизии ленинизма, для этого вам нужна взаимная амнистия. Для этого вы и прикрываете все громкими внешне «революционными» фразами. Вы подходите к ревизии старой ленинской линии компартии в профсоюзах. Этого вы не скроете!
Председатель. У меня имеется целый ряд записок о прекращении прений. Записалось ораторов 6 чел., из них 2 в первый раз. Особенно настаивает т. Мануильский, который записался в первый раз. Кто за то, чтобы дать слово Мануильскому?
Мануильский. Прошу дать пять минут по личному вопросу.
Троцкий. Скажите, кто на кого нападал?
Рыков. Блок Троцкого, Зиновьева и Каменева нападал на большинство ЦК, большинство боролось с этой группировкой.
Зиновьев. Еще нельзя говорить, кто большинство. Голосования не было.
Председатель. Голосуется предложение прекратить прения, дав слово одному Мануильскому.
Ворошилов. Я предлагаю закрыть прения, т. Мануильскому дать по личному вопросу.
Председатель. Прения закрываются. Говорит один Мануильский — кто за это? Большинство. Принято. Теперь предложение т. Ворошилова — ограничить Мануильского только вопросом личного характера. Кто за это предложение? (Не принято.) Слово имеет тов. Мануильский.*
* В неправленой стенограмме имеется помета стенографистки: «Мануильского очень плохо слышно». В тексте выступления имеется большое количество отточий, впоследствии заполненных автором. — РОССПЭН.
Мануильский. Я бы, товарищи, не стал занимать вашего внимания по личному вопросу, ибо считал, что у нас сейчас и после накопится чрезвычайно много инцидентов личного порядка. На ту литератору, которую т. Зиновьев уже направлял против меня в Русскую делегацию, я не отвечаю, ибо если бы мне пришлось отвечать на нее, то надо было бы забросить всю текущую работу в Коминтерне. Мне кажется, что наскок т. Зиновьева на меня — это один из тех методов, которые принимались когда-то в отношении Бухарина, сейчас принимаются в отношении Томского, которые создают чрезвычайно нездоровую атмосферу во всей нашей работе. Если члены ЦК откажутся от скверной традиции не читать книг, о которой говорил тов. Андреев, т.е. будут читать появляющиеся статьи и книги, то они получат возможность убедиться, что моя статья находится в строгом соответствии с той линией, которая намечена в тезисах Бухарина. Но т. Зиновьев цитировал неверно.
Зиновьев. Процитируйте сами, я вам передал вашу рукопись.
Мануильский. Вся моя статья говорит о капитализме, о кризисе его, эта статья пытается наметить причину кризиса. Она говорит о том, что буржуазия делает в этот момент путем нажима на рабочий класс попытку стабилизировать капитализм. Я не могу сейчас найти это место в статье, но знаю, что у меня дальше говорится, что эта попытка буржуазии стабилизироваться не удается и не удастся, что характер этой стабилизации чрезвычайно относительный, ибо эта попытка буржуазии наталкивается на встречную волну забастовок в целом ряде стран, т.е. как раз констатируется весьма относительный характер стабилизации. [Я это говорю для того, чтобы не создать впечатления, что мною написано… Верно это или нет? Это неверно. Зиновьев должен был бы прочесть, он знает, что это неверно.] Об этом т. Зиновьев молчит, ибо он читал статью и знает, что в ней действительно написано, а не то, что ему хочется вычитать.
Дальше, второе место о предрассудках, которые имеются у английского рабочего класса. Тут мы уже имеем дело с подтасовкой. Я свою статью продиктовал, я взял её на дом, исправил и сдал в редакцию. Тов. Зиновьев приходит сюда. Он получает каким-то образом продиктованный, но неисправленный черновик. [Это говорит об аппарате. Т. Троцкий говорил относительно аппаратного нажима. Я думал, т. Зиновьев, что когда аппарат так хорошо работает и получает черновики статей, это тоже говорит об известной деятельности.] И на основании его пытается дать бой. Но что же говорится в этом месте статьи? [Вот в этом пассаже] В нем говорится, что английские реформисты пытаются использовать сейчас настроение рабочего класса, запугивая его, доказывая ему, что его выступление упрется неизбежно в распад хозяйственного аппарата, что отложатся колонии, что английский пролетариат очутится в состоянии изоляции. И дальше я говорю относительно того, что задача коммунистической партии заключается сейчас в том, чтобы конкретизировать проблему власти, чтобы поставить вопрос о том, что если английский пролетариат возьмет власть, он найдет поддержку в лице континентального пролетариата, что это может зажечь революционное движение во всей Европе, что английские рабочие смогли бы найти для социализированной промышленности в Советском Союзе обширный рынок и т.д. Здесь есть все что хотите, но только не пессимизм.
[Я бы хотел сказать] Теперь о Польше. Я читал доклад около 20 мая, события в Польше развивались 12, 13, 14. В течение нескольких дней мы были отрезаны. Об ошибках я сведения еще не имел. В своем докладе — что зафиксировано — я сказал следующее: товарищи, мы не имеем еще полных сведений о Польше, возможно, что отдельные ошибки были совершены. Я думаю, что ошибкой было то, что партия не дала лозунга освободить арестованных. Но я считаю правильной их позицию, что они не остались нейтральны. Весь этот предыдущий пассаж т. Зиновьев опускает для того, чтобы привести последнее место цитаты. Таков метод цитирования у т. Зиновьева, и я не удивлюсь, если через некоторое время, так же, как сейчас распространяются слухи о том, что т. Томский ликвидировал английскую забастовку, я окажусь виновным в том, что я ликвидировал польское восстание.
Троцкий. Да никто этому не поверит.
Мануильский. Но зато все поверят, что только Троцкий совершит мировую революцию.
Председатель. Прения исчерпаны.
Зиновьев. Имеется ряд сообщений фактического характера, может быть, вы представите некоторое время?
Томский. В этих прениях мы несколько распоясались, и поэтому в стенограмму попало кое-что такое, что должно быть в особой папке. Поэтому я бы предложил членам Политбюро [мою полемику с т. Зиновьевым относительно «подкупов», чтобы она не распространялась слишком широко]* такие места исключить из стенограммы.
* Эти замечания М.И. Томского сохранились в стенограмме с авторской правкой и сняты, вероятно, редактором. — РОССПЭН.
В стенограмму попали секретные сведения о том, что Коминтерн подкупал лейбористов и профсоюзных деятелей Англии, и, вероятно, множество других общественных деятелей в Европе и Америке. — /И-R/
[Троцкий. А по возможности и из протокола.
Томский. Я по этому поводу предлагаю всю стенограмму пересмотреть под этим углом, чтобы не получилось неприятностей. Я боюсь, что это может зайти слишком далеко, здесь упоминалось о дипломате Томском, который имел какое-то отношение к английской забастовке в Париже. Как это изменить, я не знаю.]
Председатель. При редактировании стенограмм руководствоваться всем тем, чтобы исключить все то, что не подлежит огласке. Здесь имеется предложение т. Зиновьева: либо дать ему слово, либо представить его сообщение в письменном виде.
Троцкий. Так как тут много задевали всякого рода фактические и личные обстоятельства, я предлагаю всем участникам прений представить [возможность] право внести известные фактические поправки. Это можно сделать в письменном виде.
Председатель. Кто же будет ограничивать размер? Можно принять такое предложение: разрешить всем представить по фактической справке, в виде приложения к стенограмме, причем размер этих фактических справок не должен превышать 11⁄3 страниц текста на машинке. Не возражаете? Принимается. Имеется два текста резолюции и потом заявление т. Троцкого, которое было разослано вчера.
Троцкий. Моего заявления, как видно из текста, не нужно голосовать.
Председатель. Голосованию подлежат два текста резолюции: одна резолюция за подписью трех — т.т. Молотова, Томского и Бухарина, другая — за подписью тов. Зиновьева.
Молотов. Я бы предложил принять за основу резолюцию, подписанную тремя, и создать комиссию для выработки окончательного текста резолюции.
Председатель. Есть предложение: для выработки окончательного текста резолюции Политбюро об итогах стачки создать комиссию. В каком составе? Молотов, Бухарин, Рыков, Томский, Зиновьев, Лозовский и Троцкий. (Предложение тов. Молотова.) Еще предложения о составе есть?
Зиновьев. Предлагаю т. Каменева.
Председатель. Но ведь т. Каменев, кажется, уезжает.
Каменев. Можно и остаться.
Председатель. Я задал вопрос тов. Каменеву для того, чтобы представить возможность его сторонникам включить его в комиссию, так как он всем заявляет, что завтра уезжает. Давайте, установим цифру членов комиссии — в 7 или 8 чел. Кто за 7. Большинство — за 7. Кто за 8—1. Состав комиссии следующий: т.т. Бухарин, Рыков, Томский, Зиновьев, Лозовский, Троцкий и Молотов. Внесено предложение голосовать списком. Кто за этот список? Большинство. Какой срок для комиссии?
Лозовский*. Разрешите насчет срока. Завтра заседание Исполкома Коминтерна. Нужно подработать сегодня вечером, иначе придется опять откладывать, что совершенно невозможно.
* Первоначально фраза приписывалась Г.Н. Мельничанскому. — РОССПЭН.
Председатель. Комиссию обязать всемерно ускорить свою работу. Созыв за кем? Я думаю, за т. Молотовым.
Молотов. Я просил бы за тов. Рыковым.
Председатель. Я голосую. (Принимается постановление, что созыв за т. Рыковым.) Какие директивы дать комиссии? Молотов. Принять в основу тезисы.
Председатель. Имеются 2 проекта тезисов. Одни тезисы, подписанные Молотовым, Бухариным и Томским, и тезисы тов. Зиновьева. Кто за тезисы, подписанные Бухариным, Томским и Молотовым? 7 чел. Кто за тезисы, внесенные Зиновьевым? 2. Принимаются за основу тезисы, внесенные Томским, Бухариным и Молотовым.
Зиновьев. Я прошу Политбюро разрешить мне в Исполкоме Коминтерна защищать свою точку зрения. Я думаю, что обсуждение международного вопроса можно допустить внутри Исполкома Коминтерна — само собой, только с согласия нашего Политбюро.
Томский. До сих пор наша делегация всегда и всюду выступала как дисциплинированная делегация единой партии, и нет оснований к тому, чтобы в данном случае вводить скверный прецедент. Поэтому, я думаю, что пока мы все остаемся в единой партии, нужно выступать с единой линией.
Зиновьев. Само собой разумеется, что мы остаемся единой партией. Я ведь прошу разрешить мне выступить не на митинге, а в Исполкоме Коминтерна. Английская партия сильно заинтересована в этом, германская тоже и др. Что мы будем печатать или не печатать — это другой вопрос, но я думаю, что при столь серьезном расхождении по международному вопросу можно предоставить право отдельному члену ИККИ защищать свою точку зрения, что было и в других партиях, что было и у нас при Ильиче (например, во время III конгресса). Можно ведь прямо оговорить, что Политбюро разрешило мне изложить свой взгляд. Можно ничего не печатать о расхождении и т.д.
Председатель. Голосуется предложение тов. Зиновьева — предоставить ему право защищать свою точку зрения в Исполкоме Коминтерна. Кто за это? Один. Кто против этого? Все остальные. Воздержавшихся нет.
Приложения:
Письмо Троцкого в Политбюро от 2 июня 1926 г.
Тезисы Зиновьева «Уроки английской забастовки» для внесения в ИККИ (ранее 3 июня).