Ф. К. П. и ее предшественники.
Следующий очерк об истории французского коммунизма был написан молодым коммунистом, редактором книги «Коммунистическое движение во Франции», собравшей в этом сборнике статьи, выступления и письма Льва Троцкого на эту тему в 1919—1922 гг.. Книга вышла в апреле 1923 г. с этим очерком в качестве одного из приложений.
— Искра-Research.
Краткий очерк из истории французского коммунизма.
«Во всем мире еще идет борьба. И она в любой момент может перекинуться на нашу территорию, или наша прямая помощь может потребоваться — во имя нашего же самосохранения — на других участках. Понимание этого международного характера наших задач должно составлять стержень воспитания нашей молодежи».
«Нужно, чтобы наша передовая молодежь изо дня в день через газеты, журналы, лекции следила за ходом революционного движения во всей его конкретности; чтобы она знала его силу и слабость, трудности и ошибки, успехи и поражения, его организацию, его вождей». (Л. Троцкий: «Мысли о партии»).
Мысли о партии, которые волнуют и тревожат глубокий ум наших вождей, должны в не меньшей степени волновать каждого из нас, рядовых членов партии. Ибо от крепости, закала, отшлифовки идущего на смену нам, «старикам», молодого поколения зависит многое в развитии и направлении тех революционных успехов, для достижения которых стойко боролся в течение десятков лет авангард русского пролетариата во главе с нашей славной Российской Коммунистической Партией.
Желание помочь нашей молодежи разобраться в положении французского коммунизма, этого авангарда французского пролетариата, дабы «она (молодежь) знала его силу и слабость, трудности и ошибки, успехи и поражения, его организацию, его вождей» — является целью настоящего краткого очерка из истории Ф. К. П.
Мы хотим в сжатой, несколько беглой заметке дать возможность молодому читателю познакомиться тут же, в настоящей книге, с элементарными сведениями, необходимыми для понимания сути собранных здесь материалов о «коммунистическом движении во Франции». По справедливому замечанию тов. Троцкого в его предисловии к настоящему собранию его речей, статей и писем, книга эта «предполагает у читателя некоторое, хотя бы элементарное, знакомство с основными фактами французского рабочего движения, с его прошлым, с его традициями». Подчеркиваем, что настоящий очерк претендует лишь на то, чтобы дать самое элементарное знакомство с историей коммунизма во Франции.
Что касается подробной, настоящей истории партии и движения французского пролетариата, то она должна быть написана французскими товарищами, которые в ежедневной тяжелой, полной жертв борьбе непосредственно творят эту историю. И мы имеем все основания надеяться, что французский рабочий класс вплетет много прекрасных страниц в общую историю борющегося за свое освобождение от капиталистического гнета международного пролетариата.
I. От революции 1789 г. до Июльской революции 1830 г.
Францию можно без сомнения считать колыбелью социалистической мысли. Поэтому история социализма этой страны является древнейшей из историй всех других стран. Но было бы ошибочно думать, что в силу этого сам французский социализм зрелее, крепче, ближе к достижению своей конечной цели, чем в какой-нибудь другой капиталистической стране. Наоборот, действительное социалистическое движение, т.-е организованная, сознательно подготовленная борьба французского пролетариата за осуществление социализма — создание коммунистического общества — недавно только родилось и начинает лишь становиться на ноги. И традиции этой «древней» истории французского социализма не только способствуют росту и развитию «коммунистического малыша», но, напротив, служат цепями, сковывающими все члены его юного тела и мешающими движению его.
Как объяснить такое на первый взгляд странное противоречие, что старые традиции французского социализма мешают развитию освободительного движения французского пролетариата и становятся на каждом шагу преградой авангарду рабочего класса Франции, организованному в коммунистическую партию? Это кажущееся противоречие становится вполне ясным, если проанализировать, что представлял собою в прошлом французский социализм, в какой экономической среде он рос и развивался, чем он стал в его теперешней стадии развития и во что он должен превратиться в будущем, когда французский пролетариат совершит свой «Октябрь».
Унаследованный французским пролетариатом традиционный социализм, является в основе своей выражением революционных настроений нарождавшейся во второй половине XVIII столетия французской буржуазии, поведшей борьбу не на жизнь, а на смерть против феодального режима, преградившего путь начавшему развиваться во Франции капиталистическому строю. Движение этого периода, закончившегося победой буржуазии над феодалами, победой, так называемой, «Великой Французской Революции», выдвинуло и — в качестве движения, направленного к коренной перетасовке соотношения классовых сил (а такой перетасовкой без сомнения являлся переход от феодализма к капитализму) и нуждавшегося для своей победы в опоре со стороны неимущих слоев населения, — не могло не выдвинуть крайние лозунги о «свободе, равенстве и братстве». Но вскоре после того, как буржуазия из класса угнетенного превращалась в класс господствующий, она начинает становиться против расширения требований революции, требований, выходящих за пределы ее классовых интересов. Так постепенно превращалась революционная Франция в реакционную. И это превращение шло параллельно с ростом капиталистических отношений во Франции и, как следствие этого, кадров промышленного пролетариата.
Для удержания этих кадров в определенных границах, буржуазия напрягала все свои силы, чтобы свято чтить «великие» традиции «великой» революции, совершенной «великими» предками. Всякую память о своей победе в 1789 г., буржуазия первой половины XIX столетия старалась (да еще и по сей день старается) представить в глазах масс как победу их, этих угнетенных масс, чьими руками 14 июля 1789 г. была разрушена Бастилия, чтобы… вместо нее буржуазия понастроила новые казематы, в которых она томит теперь борцов за пролетарскую революцию. Но во время, так называемой, «Великой Французской Революции» угнетенные массы шли за мелкой буржуазией, которая стояла во главе движения 1793 г. «Душу движения 1793 г. составляла мелкая буржуазия. Пролетариат парижских предместий придавал ей свою силу и отвагу, стоя позади нее, толкая ее впереди и доставляя ей наиболее энергичных и самоотверженных борцов, но он еще не доразвился до своего собственного классового сознания. Он думал и чувствовал вполне ещё по мелко-буржуазному, особенно потому, что мелкая буржуазия думала и чувствовала еще вполне революционно, и в борьбе против всех господствующих сил, как капиталистических, так и феодальных, видела средство для своего подъема и освобождения»*. Так характеризовал положение пролетариата и мелкой буржуазии в революционную эпоху 1793 г. Карл Каутский, когда он еще смотрел на историю глазами марксиста.
* Каутский: «Республика и социализм во Франции».
Эти мелко-буржуазные думы и чувства, которые господствовали среди пролетариата в годы революции, оставили глубокий след на всем дальнейшем движении французского пролетариата. Следует отметить, что идеи, господствующие в революционную эпоху и движущие революцией, еще более укрепляются после того, как контрреволюция временно задерживает наступательный ход революции. Поэтому мы наблюдаем, как во время монархической реставрации традиции «Великой Революции» господствуют над умами и служат как бы призывом к дальнейшей борьбе. Но эти традиции, как мы указали выше, являются традициями мелкой буржуазии, ее мысль не идет дальше анархических утопий, и социализм того времени отражает в себе черты трусливой мелкой буржуазии: Но именно потому, что пролетариат толкал ее вперед, мелкая буржуазия этой эпохи была вынуждена выдвинуть социалистические идеи.
С 1791 г. борьба против богатых сделалась излюбленной темой ораторов крайне демократического оттенка. Особенно отличаются своей ожесточенной борьбой против богатых и роскошествующих Жак-Рене Эбер, издававший журнал «Le Père Duchesne» и выдвинувшийся, как вождь пролетарских масс. У Эбера уже проявляются вполне коммунистические мысли. Разумеется, этот коммунизм еще не имеет под собой того фундамента, который впоследствии подвел под него Маркс. Но революционного негодования против порабощения человека человеком полон каждый политический шаг Эбера. Он с яростью набрасывается на соглашателей того времени, довольных тем, что попали в барские хоромы. Эбер замечает уже в 1792—93 гг. то, что много раз так ярко отмечает в своих речах и статьях, относящихся к французскому движению, современный нам пролетарский трибун, — тов. Троцкий. Именно то, что в результате буржуазных революций народные массы достигли лишь того, что с мягкотелыми из их представителей господа буржуа обращаются «вежливо» и приглашают иной раз «на обед». Мы подчеркиваем это явление потому, что эти традиции мелкобуржуазной «революционности» и «социализма» продолжают еще тяготеть и поныне над известной частью французского пролетариата. Ярким выражением революционного понимания Эбером интересов пролетарских масс отражено в одном из его обращений к депутатам конвента, обращении, в котором говорится: «когда народ сделал вас своими представителями, разве он сказал вам, чтобы вы дали нам конституцию по образцу старой, чтобы вы составили законы, которые дают одним все, а другим — ничего? Разве мы не ясно поручили вам послать к чёрту старых идолов, поднять на ноги бедный народ, в течение многих столетий задыхающийся в грязи? Как сдержали вы ваше слово? Вы уничтожили аристократию дворянства и духовенства, но вы создаете в тысячу раз более ненавистную для нас денежную аристократию».
Эбер, как видим, неоформленно, ощупью, но все-таки разговаривает с угнетателями и соглашателями из своей собственной среды языком порабощенного класса. Он гениально предвидит, что денежная аристократия должна превратиться в тысячу раз более ненавистную для пролетариата, чем свергнутая аристократия дворянства и духовенства.
Но в этих первых, довольно смелых для этой эпохи шагах немногочисленных представителей пролетарских масс, выступивших уже тогда от имени пролетариата как класса, стремящегося к свержению общества частной собственности и замене его коммунистическим строем, особенно выделяется — Бабеф. Его проповедь полна ненависти к эксплуататорам; он в каждой фразе своих речей, в каждой строчке своих писаний является ярким выразителем гнева угнетенных и обездоленных; он на каждом шагу обличает изменников «революции бедных против богатых»; он открыто проповедует необходимость замены строя тунеядцев коммунистическим обществом.
Для характеристики хода мыслей этого великого французского коммуниста 90-х гг. XVIII столетия мы приведем выдержку из письма Бабефа, ведшего из тюрьмы, в которой он был заточен «комитетом общественной безопасности», тайную переписку с одним из своих последователей, Жерменом. Вот, что мы находим в этом письме от 10 термидора:
«Я вижу голыми и босыми чуть ли не всех, кто треплет лен и коноплю, кто только и делает годными к употреблению шерсть, шелк и. полотно; кто готовит кожу и обувь. Когда я думаю о том ничтожном меньшинстве, которые ни в чем не нуждаются, я вижу, что все они, кроме людей, обрабатывающих землю, суть люди ничего не делающие. Что они рады снова и снова составлять заговор части против целого, облекать его в новые одежды, без конца возобновлять его. Они приводят в движение целую массу рук с таким расчетом, чтобы те, кому принадлежат эти руки, не получили созданных ими плодов труда и чтобы огромная часть этих плодов неминуемо попадала в руки преступных спекулянтов. Когда эти последние научились постоянно понижать плату за труд, то они и во взаимных отношениях, и в отношениях к купцам, своим коллегам по воровству, установили такие цены на все предметы, которые доступны только богачам, членам их союза. С этого времени упомянутые выше бесчисленные руки, в которых ничего не осталось, уже ничего не могли добиться, и они, истинные производители богатств, впали в нужду; им оставили лишь грязную пену, убогие остатки продуктов природы. Почему они, производящие необходимо полезную творческую работу, получают бесконечно меньше, чем, например, купцы, исполняющие второстепенную работу по распределению? Отчего это? Оттого, что спекулянты и купцы объединились с целью постоянно иметь в своем распоряжении истинных производителей богатств и быть в состоянии сказать им: работай много, ешь мало, или ты будешь вовсе без работы и совсем не будешь есть».
Мы видим здесь яркую коммунистическую пропаганду, но без научного фундамента марксистского понимания сущности классового общества и задачи пролетариата, его роли и пути, ведущего рабочий класс к неизбежной победе коммунизма через тяжелый путь упорной, длительной, тягчайшей, кровавой классовой борьбы между эксплуатируемыми и эксплуататорами. Коммунизм Бабефа сложился не на основании понимания неизбежности замены частной собственности собственностью коммунистической, неизбежности, вытекающей из самого развития общества, основанного на частной собственности, из беспревывно растущих производительных сил и вместе с ними постоянно увеличивающихся и углубляющихся классовых противоречий. Бабефу не видно было, и не могло быть видно, в эпоху начала развития капитализма во Франции, то, что ясно стало полвека спустя гениальному уму Маркса, изучавшего капитализм в его развитой форме на родине европейского капитализма — в Англии. То, что теперь, благодаря научному социализму, ясно каждому сознательному рабочему, — что одновременно с рождением капитализма родился и могильщик его, — Бабефу его единомышленникам не было известно. И в этом одна из отличительных черт коммунистического движения того времени и современного. Бабеф исходил не из научного понимания коммунистического движения пролетариата, а из чувства справедливости, общего счастья, и того положения, что все граждане должны иметь достаточно и никто не должен иметь слишком много. Поэтому Бабеф требовал перехода собственности из рук частных владельцев в руки государства.
Но значение Бабефа и его друзей не столько в том, как они понимали коммунизм и излагали его в своих сочинениях, а главным образом в том, каким путем они шли к его достижению. Этот путь был путь пролетарской классовой тактики: организацию восстания угнетенных против угнетателей, сосредоточив руководство этим восстанием в организованном пролетариями надежном центре для торжества партии равенства, основанной Бабефом. Нам теперь видно, что в ту эпоху начала развития капитализма, у пролетариата не было и не могло быть тех предпосылок, которые необходимы для замены капитализма коммунизмом и что попытка Бабефа и его единомышленников, если бы даже им удалось поднять восстание, была обречена на неудачу. Но даже в такой исторической перспективе попытка эта имела чрезвычайно важное значение для всего последующего периода борьбы французского пролетариата.
После смерти Бабефа, когда восторжествовал бонапартизм, а вместе с Наполеоном и буржуазия, принципы священной собственности становятся во Франции крепко на ноги. Тогдашнее международное положение Франции, созданное наполеоновскими войнами, втягивает в кадры наполеоновских войск значительные слои французского пролетариата и отвлекает внимание пролетарских масс от борьбы с их внутренним врагом. А враг этот крепнет с каждым днем. Пока Наполеон занят вне Франции, дворянство при молчаливом согласии буржуазии подготовляет реставрацию, которая свергла Наполеона I и постепенно начала вводить дореволюционный порядок, дойдя затем и до покушения на привилегии и самой буржуазии. Это обстоятельство заставляло буржуазию вспоминать о днях ее победы над дворянством; днях, связанных с «Великой Французской Революцией» 1789 г. Но «революционность» буржуазии в 20-х годах XIX столетия коренным образом отличалась от крайних идей, господствовавших в 80-х годах XVIII столетия. Потому что с тех пор не только буржуазия успела оформиться в качестве самостоятельного класса, но развитие капиталистической промышленности шло усиленным темпом, Франция превращалась к тому времени из страны феодальной в страну буржуазную со всеми характерными чертами последней. Пауперизм городского пролетариата быстро рос. Его недовольство стремилось использовать буржуазия, могуществу которой грозила смертельная опасность со стороны реставрации. Неудивительно поэтому, что при таком положении, крайний левый фланг буржуазии, которая аплодировала приговору над Эбером, Бабефом и многими другими коммунистами, выдвинул реформистов -утопистов, стремившихся различными рецептами примирить классовые противоречия между пролетариатом и буржуазией.
Наиболее яркими представителями утопического социализма во Франции были в этот период Сен-Симон и Фурье. Оба они видели в ассоциациях волшебное средство, долженствующее исцелить все язвы, разъедающие классовое общество. Но оба они в своей реформистской беспомощности, в своих призывах к национальной солидарности и смягчению жадности богатых и зависти бедных, выражали лишь страх и ужас буржуазии пред революцией, приближение которой они предчувствовали. Тем не менее, следует отметить, что оба эти мыслители местами довольно удачно и метко критикуют отрицательную сторону общества, основанного на частной собственности. Но их положительная программа, т.-е. те рецепты, которыми эти утописты собирались изменить эксплуататорское общество, является не только полезной, но крайне вредной для пролетариата, потому что она проповедует примирение между рабом и рабовладельцем, между ограбляемым рабочим и капиталистом грабителем. Такой «социализм» не мог поэтому привиться в рабочем классе, труд которого ежеминутно сталкивается с интересами капитала. Сен-симонизм и фурьеризм были на время захлестнуты поднявшейся в июле 1830 г. революционной волной. Ибо всякая революция является противоположностью любой реформистской теории.
II. От Июльской революции 1830 г. до Парижской Коммуны 1871 г.
Сен-симонисты и фурьеристы проповедовали добродетель и любовь, смирение и примирение, а капиталистическое развитие и эксплуатация буржуазии делала свое дело: обостряло классовые противоречия. Восторжествовав в июльской революции и посадив на трон своего ставленника Луи-Филиппа, буржуазия праздновала свою победу. Но вскоре спокойствие победителей было нарушено восстанием рабочих в Лионе. Это восстание произошло на почве столкновения с капиталистами по вопросу о повышении заработной платы. «Революционные» власти стали на сторону капиталистов. Восстание рабочих, убедившихся в предательстве, разразилось после 20 ноября 1832 г. На следующий день произошла борьба между рабочими и защитниками капиталистов (полицией, жандармами и т. д.) и 22 ноября Лион оказался в руках рабочих.
Это событие очень важно, хотя о нем почти никогда не вспоминают, так как Парижская Коммуна была самым величественным событием в движении французского пролетариата в XIX веке и как бы затмила собою остальные, менее значительные события. Но лионское восстание рабочих против капиталистов послужило некоторым уроком, из которого участники последующих событий, в том числе и Парижской Коммуны, сделали соответствующие выводы. Лион оказался в руках рабочих и последние не знали, что делать с властью, которой они овладели. Никто не подготовил рабочих к тому, как они должны действовать в момент захвата власти, а те путанные идеи, которые распространяли сен-симонисты и фурьеристы, не давали никакой программы действий. Лионский пролетариат не имел своего идейного центра, поэтому удалось буржуазии через короткое время восстановить «порядок», т.-е. быстрехонько расправиться с восставшими рабочими. Боевое настроение восставших и вместе с тем неоформленность их стремлений ясно выступают из тех лозунгов на черных знаменах, которые разносили по городу восставшие рабочие, как, например, лозунг: «жить трудясь, или умереть в борьбе».
В этом лозунге, как мы видим, выражена вся путаница социалистической мысли того времени и вместе с тем он содержит революционную готовность умереть в борьбе, готовность, унаследованную от коммунистов времен Бабефа. Но положительная часть этого лозунга — «жить трудясь» — совершенно бессодержательна и классово-неопределенна. Но, несмотря на отсутствие революционно-классового сознания в требованиях лионских повстанцев, их восстание, направленное против класса капиталистов, было, разумеется, действием революционным, стоившим достаточно жертв лионскому пролетариату. Эти жертвы не пропали даром: недовольство лионских рабочих с новой силой разразилось, в 1834 г. и на этот раз опять по вопросу о заработной плате. Тут приходится остановиться на одном интересном моменте, который является характерным и для современной Франции и так выпукло выступает во всех речах и статьях тов. Троцкого по французскому вопросу: как буржуазия под маской различных «демократических», «либеральных», «братских» и т. п. организаций умеет подбираться к пролетариату, чтобы одурачить и опутать его. Так было и на сей раз с событиями в Лионе в 1834 г.
На сей раз классовая ненависть между рабочими и капиталистами выражалась в более сознательной форме: рабочие, оставаясь на почве своих экономических требований, становились с каждым днем непримиримее. Возбуждение среди пролетариата росло все более. И тут не замедлило вмешаться парижское «Общество прав человека», которое отправило в Лион своих делегатов для «смягчения взаимной ненависти между гражданами». Делегатам этим удалось разными обещаниями и уговорами успокоить рабочих и возбуждение последних немного улеглось. «Общество прав человека» немедленно основало в Лионе свое отделение. Это то самое общество, из которого и вышла впоследствии существующая и поныне во Франции лига под названием «Лига прав человека и гражданина» и о котором так часто встречается в настоящей книге.
После июльской революции создалось много тайных обществ. После принятия закона 10 апреля 1834 г., запрещавшего общество более 20 членов, «Общество прав человека» также вынуждено было залезть в подполье. Но в нем уже тогда имелось много агентов буржуазии, хотя было и много искренних революционеров и такой, например, приверженец Бабефа, как Тест, представлявший в «Обществе» социалистическое направление. Тест совместно с Вуайе д’Аржансон и Буонарроти развивал в это время коммунистическую пропаганду среди рабочих. О деятельности и личности Буонарроти, этого выдающегося и мужественного последователя Бабефа в его борьбе за коммунизм, мы остановимся немного ниже. Здесь мы хотим вкратце остановиться на той форме организации, которая была создана французскими коммунистами 30—40 гг. XIX столетия. Организация, душою которой были Барбес, Бланки и Бернар, была построена на строго конспиративных началах и до крайности централизована. После разгрома «Общества прав человека», которое сорганизовало ряд экономических стачек, а в апреле 1834 г. подняло рабочих на восстание, имевшее чисто политический характер, было создано «Общество семейств». Оно строилось таким образом: шесть членов, из которых один считался главой, составляли семью, пять или шесть семей соединялись в квартал, председатели кварталов подчинялись членам тайного комитета, руководившего всем обществом. «Общество семей» развивалось довольно быстро и к концу 1836 г. насчитывало уже около 1.200 членов, что было для того времени довольно значительным размахом для подпольной организации. Но вместе с тем этот размах дал возможность провокаторам проникнуть в эту организацию, тайная пороховая фабрика которой была раскрыта полицией и были вместе с тем арестованы главари организации, — Барбес и Бланки. Тогда оставшийся случайно на свободе Бернар реконструировал «Общество семей» в «Общество времен года», которое было построено по тому же принципу, как и первое. Один человек представлял собою день, шесть дней образовывали неделю, подчинявшуюся воскресенью; четыре недели составляли месяц, три месяца составляли время года (сезон) и четыре сезона — год, подчинявшийся агенту «Тайного Комитета».
После выхода из тюрьмы Бланки и Барбес с новой силой взялись за свою коммунистическую пропаганду. Комитету «Общества времен года», подкрепленному Бланки и Барбесом, удалось наладить издание подпольных газет, листовок и т. п. Они издавали газету «Le Moniteur républicain» («Республиканская газета»), начавшую выходить в ноябре 1837 г., а затем другую газету «L’Homme libre» («свободный человек»). В этих газетах Бланки и его друзья открыто призывали к социальной революции и к расправе над королем и буржуазией. 29 сентября 1838 г. полиции удалось раскрыть тайную типографию и склад оружия. Организация подверглась новому разгрому. Внешне будто настало временное затишье. Но это продолжалось недолго. В мае 1839 г. снова выступило «Общество времен года», с призывом к вооруженному восстанию. Так как «Обществу» не удалось подготовить значительные массы к этому восстанию, то восстание это было подавлено в короткое время, в течение которого Барбесу удалось держать под своей властью парижскую ратушу, за что он и был присужден к смертной казни.
«Общество времен года» было сильно ослаблено этим событием, но вскоре оправилось и преобразовалось в «Ассоциацию рабочих». Кроме этой организации образовались и две другие: коммунистов-революционеров и эгалитаристов («эгалите», т.-е. равенство). С этого момента начинается новая эра в рабочем движении Франции. Эти три организации соединились в одну, от которой вскоре откололось коммунистическое крыло, расходившееся в своей тактике с правой частью (сен-симонистами, фурьеристами и др.). Этот момент можно считать началом оформления движения французского рабочего класса. Разумеется, это оформление намечало лишь контуры будущего движения, эти контуры еще были неясны, формулировки чаяний и требований рабочего класса были еще туманны, но в этот период образовавшиеся революционные организации уже стремились к выработке программы действий для того, чтобы знать, «какие меры следует принять и какие средства употребить на завтра после победоносного восстания во Франции, чтобы эта страна направлялась по революционному пути». Так был озаглавлен доклад комиссии по выработке программы.
Для выработки этой программы действий французского рабочего класса, представители всех революционных организаций, начавших группироваться по политическим платформам и положивших таким образом начало образованию партии рабочего класса, собрались 4 ноября 1839 г. в Лондоне. На этом первом съезде представителей французского пролетариата был представлен выбранной этим съездом комиссией доклад, в котором была изложена программа (заглавие этого доклада мы привели выше). Этот доклад после обсуждения на съезде был отпечатан в Лондоне, передан на обсуждение всех местных секций и окончательно принят 14 сентября 1840 г.
Сущность этого доклада сводится к следующему. После вводной части, в которой излагаются основы будущего коммунистического строя, — этот строй определяется здесь, как участие всех во всем: в воспитании, труде и наслаждении, — поставлены 18 вопросов, на которые отвечает доклад. Приведем здесь содержание лишь главных из этих программных пунктов, в которых проводится мысль о пролетарской диктатуре, применительно, конечно, к тогдашним условиям борьбы французского пролетариата. Среди этих пунктов мы находим, например, что временное правительство должно составлять триумвират, выбранный не массой населения, но руководителями восстания; триумвират действует революционно. Понятия революции и революционного акта определяются здесь следующим образом: революция есть широкое распространение новых идей на общество и революционно все то, что осуществляет принципы революции на деле; правительство должно для пользы народа объявить себя верховным руководителем всей индустрии, для которой оно должно иметь одну общую кассу и управление; для правильного обмена продуктов оно должно устроить общественные магазины, в которых эти продукты складываются и оттуда они распределяются; должно быть секвестировано все имущество лиц, действовавших против народа; право наследства ограничивается: могут наследовать лишь прямые наследники, но и они должны отдать определенную часть наследства государству.
В этой программе, в главной ее части, восторжествовали коммунистические взгляды Бланки. Сен-симонизм потерял всякое значение среди рабочих масс, которые, между прочим, никогда и не поддавались влиянию соглашателей того времени. Наибольшим влиянием на рабочее движение в эту эпоху стали пользоваться коммунистические идеи, распространявшиеся бабувистами. Одним из преданнейших последователей Бабефа явился Буонарроти, участвовавший в заговоре, во главе которого стоял Бабеф, против директории. Из-за своей революционной деятельности Буонарроти скитался по Европе, будучи повсюду преследуем. Очутившись в Брюсселе, он издал «Историю заговора Бабефа». Возвратившись во Францию лишь в 1830 г. он, будучи уже семидесятилетним стариком, немедленно весь ушел в пропаганду коммунистических идей Бабефа. Буонарроти сыграл значительную роль в деле привлечения на сторону коммунизма таких выдающихся деятелей революционного движения, как Барбес, Бланки, д’Аржансон, Тест и др.
После смерти Буонарроти особенно выделялись своей коммунистической работой Пилло и Дезами, которые отдали все свои силы пропаганде своих идей. Им пришлось повести усиленную борьбу с начавшими вновь оживать идеями утопистов-реформистов. В этой борьбе был особенно непримирим Дезами. Он беспощадно критиковал утопии Кабэ, этого преданнейшего до фанатизма «путешественника в Икарию».
Но наравне с коммунистами бабувистского толка начинает в это время распространяться среди французских рабочих течение коммунистически-анархического толка. Ярким выразителем этого течения являлась газета «Humanitaire», начавшая выходить в 1841 г. Этот орган определял форму организации и обязанности правительства следующим образом: демократическое правительство должно быть анархическим, т.-е. не должно знать президента, диктатора и исполнительной власти; все ассоциации общины управляются сами собой, дабы «индивидуальная воля нашла себе возможно полное выражение», как формулировали тогдашние деятели этого течения свои требования по отношению к личности. В 1849 г. начал издаваться группой этого течения орган «Communiste», который, несмотря на свое название, не представлял собою источника, особенно помогшего пролетарским массам разобраться в социальных противоречиях классового общества, а занимался большей частью вопросом об отношениях между полами в классовом обществе и в обществе коммунистическом.
В 40-х гг. капиталистическое развитие сделало уже довольно значительные шаги во Франции. Полвека, протекший с 1789 г., произвел во Франции классовую дифференциацию, достаточную, с одной стороны, для того, чтобы пролетариат начал сознавать свои интересы класса, предназначенного историей для создания будущего коммунистического общества, а, с другой стороны, чтобы разорение и пролетаризация средних слоев толкали мелкую буржуазию в лагерь недовольных, враждебно настроенных против угнетательского капиталистического общества. Но вместе с тем трусливая, пугающаяся всяких новшеств мелкая буржуазия столь же боялась революции, сколь ненавидела господство золотого мешка. Вот почему мы наблюдаем в эту эпоху новый расцвет утопических теорий, значительно отличавшихся от теорий утопистов XVIII и начала XIX столетия. В писаниях утопистов 40 — 50 гг. прошлого столетия мы уже находим прекрасную, проникнутую духом ненависти и проклятия, критику буржуазного общества. Эта часть в теориях утопистов, — т.-е. та часть их трудов, которая разбирает отрицательные стороны капиталистического угнетательского общества, — не только служила нашим учителям и основателям теории научного коммунизма, но с большим интересом читается и теперь. Что же касается положительной программы действий, которую утописты этого периода предлагали угнетенным и эксплуатируемым массам, то она является глубоко контр-революционной, вредной, даже опасной для пролетариата, потому что она целиком и полностью ведет к оставлению нетронутым буржуазное общество, а, следовательно, к дальнейшему угнетению. В самом деле, в каждой строке виднейших социалистов-утопистов этой эпохи — Луи Блана, Кабэ и др. — вы чувствуете, как пред вами испуганный мелкий буржуа, с вытаращенными глазами и искаженным от испуга лицом и умоляет: «бедный пролетарий, униженный, оскорбленный, бесправный, ограбленный, голодный, оборванный, умирающий от болезней и падающий под бессильной ношей налогов; ты, рабочий и работница, который служишь навозом для удобрения почвы, на которой создаются неисчислимые богатства для роскоши сытых, для укрепления силы и мощи твоих палачей — сделай все: поезжай в Икарию и на вырученный за проданный скарб свои гроши создавай там плантации, организуй свои общественные мастерские, строй свои кооперативы, сделай, словом, все, что хочешь, только не делай революции!»
Вот как выражают эту свою мысль более честные и искренние из утопистов этой эпохи: Видаль и Кабэ. Первый в своем опубликованном в 1846 г. сочинении «О распределении богатств», говорит: «Революция в наше время была бы ужасной, чудовищной, она бы повлекла за собой жертвы, разгром, развалины, не организовав нового строя». Какой же буржуа не повторит вместе с Видалем, что в наше время революция чудовищна и бесполезна. Для любого буржуа революция чудовищна в его время. Контр-революционные мысли еще более определенно высказывает Кабэ, изложивший свою теорию в утопическом романе «Путешествие в Икарию», где он спрашивает: «но как заставить аристократию согласиться на принцип коммунальности? Надо ли пускать в ход силу?» И тут же на этот вопрос отвечает: «Нет, ни насилия, ни революции, а, следовательно, ни заговора, ни покушения». Как этот ответ напоминает современных борцов против «революционного насилия». В другом месте «путешествия» Кабэ выявляет свою ненависть к революции еще резче: «если бы я, — говорит он — держал революцию в своей руке, то я бы держал эту руку всегда сжатой, хотя бы мне грозило умереть в изгнании».
Кабэ не дожил до начала пролетарской революции, — Парижской Коммуны 1871 г., а поэтому мы не знаем, как бы действовала его «сжатая рука», но другой его современник и самый выдающийся в эту эпоху — Луи Блан, — доживший до мартовских дней 1871 г., открыто перешел на сторону буржуазии и палача Тьера, направив, таким образом, свой старый кулак против Коммуны, против рабочего класса, против пролетарской революции.
III. От Парижской Коммуны до образования Объединенной социалистической партии.
Луи Блан открыл в истории французского рабочего движения самую черную и позорную страницу предательства и измены. Он являет собою печальный пример того, как большой человек, каким без сомнения был для своего времени Луи Блан, начав с небольших соглашений с буржуазией, с маленьких измен пролетариату, кончил в лагере заклятых врагов последнего. И какой наивностью кажутся замечания со стороны некоторых товарищей, когда они, в ответ на пророческие слова нашего вождя, беспрестанно повторяющего в своих речах, статьях и письмах: «остерегайтесь, ибо покрывая и потворствуя маленьким отступлениям маленьких людей, вроде Фабра и К°, вы можете докатиться до пропасти, отделяющей пролетариат от буржуазии», — отвечают: «вы преувеличиваете». Луи Блан также ответил честному революционеру Флоту, когда последний, после манифестации 17 марта 1848 г. бросил Блану, помогшему временному правительству обмануть во имя «революции» народ: «итак, стало быть, и ты — предатель!» Блан, конечно, считал это преувеличением, а через 23 года он кончил свою карьеру в Версале, — в стане палачей Парижской Коммуны.
Итак, после февральской революции, после расправы буржуазии над лучшими представителями коммунистического течения в этой революции, французском} пролетариату пришлось в течение больше двух десятилетий накоплять революционную энергию, чтобы 18 марта 1871 г. с новой силой поднять восстание против буржуазии. За это время не только во Франции, но и во всей Европе многое изменилось в рабочем движении: на арену пролетарской борьбы выступила новая, могучая пролетарская сила, — научный коммунизм, основанный Марксом и Энгельсом.
В эту эпоху учение Маркса во Франции еще не играло непосредственную роль, но косвенно уже начало оказывать некоторое влияние на руководителей французского рабочего движения. Во-первых, Маркс, будучи во Франции в качестве эмигранта, лично встречался с руководителями «союза коммунистов»; во-вторых, передовым слоям (очень тонким, правда) французского пролетариата и руководителям его уже были известны в 50 гг. Марксова «Нищета философии» и «Коммунистический манифест». Во Франции в это время имела большое значение «Нищета философии», потому что этот труд Маркса направлен целиком против «Философии нищеты» Прудона, путанная теория анархизма которого усиленно пропагандировалась мелкой буржуазией и вследствие своей безвредности для буржуазии пользовалась косвенным покровительством последней.
Другим важным событием, совершившимся в промежутке между 1848 и 1871 гг., это — основание 28 сентября 1864 г. I Интернационала, в котором участвовали представители французского пролетариата и душою которого являлся Маркс. Особенное значение имел на руководителей, рабочего движения III Конгресс Интернационала, состоявшийся в Брюсселе 6—13 сентября 1868 г. Первым пунктом в порядке дня этого Конгресса значилось: «как должен отнестись рабочий класс в случае возникновения войны между двумя или несколькими державами, к зачинщику ее?» На этот вопрос Конгресс ответил, что у пролетариата нет отечества и что враг рабочего класса находится внутри той страны, где капитал эксплуатирует его силу. Не меньше влияния имел и IV Конгресс Интернационала, состоявшийся в Базеле 5—11 апреля 1869 г., т.-е. совсем незадолго до франко-прусской войны. Мы не имеем здесь возможности остановиться на интересных работах этого конгресса, так как это не входит в прямую задачу нашей настоящей работы, и мы касаемся лишь этого события постольку, поскольку оно влияло на коммунистическое движение во Франции. Но этот конгресс важен для нас тем, что на нем присутствовало 80 делегатов, среди которых французская делегация была довольно значительна.
На этих обоих конгрессах Интернационала французские делегаты совместно с частью бельгийских составляли «меньшинство» и во многих случаях вносили свое «особое» мнение. Французским руководителям рабочего движения того времени было столь же трудно отказаться от прудоновской путаницы, сколь для многих современников трудно освободиться от жоресистских традиций. Но если теперь гораздо легче понять пролетариату, прошедшему суровую школу последнего полвека и, в особенности, последнего десятилетия, опасность для него со стороны соглашательского реформизма, даже облеченного в тогу великого трибуна Жореса, то для последователей Прудона было гораздо труднее отречься от своего учителя. И мы знаем, насколько путаники мелко-буржуазного прудоновского анархизма мешали и топтались на месте в самые решительные минуты для Парижской Коммуны. Но наряду с прудонистами, по большей части остававшимися в Интернационале при «особом мнении», работы Генерального Совета (Исполкома) Интернационала и Конгрессов его воспитали во Франции людей, начавших смотреть на рабочее движения и на роль рабочего класса глазами «Коммунистического Манифеста».
После разгрома Коммуны 1871 г. многие участники ее вынуждены были спастись от рук палачей за границу. Многие из них бежали в Англию, где близко соприкасались с Генеральным Советом Интернационала и встречались с Марксом. Эмигранты-коммунары укрепили связь французских рабочих с Интернационалом, на V Конгрессе которого (2—7 сентября 1872 г.) из 64 делегатов, французская делегация насчитывала 16 своих представителей, т.-е. французская секция была главной и основной секцией Интернационала. Но к прудоновской путанице присоединился и приобрел известное влияние среди французских делегатов бакунинский анархизм, который представлял не меньшую путаницу, чем прудоновский, несмотря на то, что сам Бакунин был одним из величайших революционеров XIX столетия.
Учение Маркса пробило себе дорогу и среди французского пролетариата, несмотря на все эти препятствия. Первым выдающимся французским марксистом был Жюль Гед. Возвращение обратно во Францию в 1876 году этого коммунара обозначило новый период в движении французского пролетариата. Некоторые из его учеников составляют и теперь лучший элемент современной нам Ф. К. П.
Французским марксистам пришлось начать свою пропаганду научного социализма в эпоху, когда огромная часть французского пролетариата была в духовном плену у буржуазной идеологии, возвышавшей до небес так называемую демократическую республику. Марксистская пропаганда Геда совпала с периодом, когда республике Тьера, основанной на костях парижских коммунаров, удалось использовать в своих контр-революционных целях апатию и усталость, овладевшую рабочими массами после разгрома Коммуны и страшного разгула белого террора. Поведение тех рабочих, которые проявляли кое-какой интерес к политике, состояло исключительно в поддержке республиканцев, т.-е. буржуазии.
«Республиканская буржуазия — писал в 1904 г. Каутский — и пролетариат шли рука об руку, соединенные одинаковой враждой против монархии, против клерикализма, против реакций». («Республика и социализм во Франции»).
Иначе говоря, во имя спасения республики создалось «священное единение» между эксплуатируемыми и эксплуататорами. В такой момент выступили французские марксисты (в 1876 г.) с агитацией за создание самостоятельных классовых организаций пролетариата и за углубление классовой борьбы рабочих против буржуазии. Энергичная агитация, развитая Гедом и его друзьями на выборах 1877 г., не прошла бесследно: она заставила республиканцев окрасить свою выборную платформу радикал-социалистическими красками, среди которых было: немедленная и полная амнистия, отмена всех ограничений, касавшихся свободы союзов, слова, печати и т. д., и т. п. Но вместе с тем агитация марксистов не могла тогда проникнуть в глубь пролетарских масс: слишком толстым слоем «революционных» традиций, «республиканских» предрассудков, «гуманитарных» идей облепила буржуазия французских рабочих, которые растворились в рядах республиканцев, отдав им свои голоса. Гед, глубоко в то время понимавший психологию рабочих масс, не сложил оружия. Вот, что он тогда писал в «Radikal», в котором он сотрудничал: «широкие крестьянские массы, да и многие из городских рабочих все еще не изверились в радикальную буржуазию, и только факты могут убедить их во всей тщете их надежд. До тех пор, пока радикалы с их героем, Гамбеттой, не стали у власти и не показали, что они отнюдь не склонны к каким бы то ни было серьезным экономическим реформам, — до тех пор мы не в силах подорвать эту слепую веру». Эти слова звучат так современно, что кажется, будто они произнесены не 45 лет тому назад, а во время дискуссии о едином фронте и рабочем правительстве на заседаниях расширенных пленумов ИККИ или Конгрессе Коминтерна.
В конце 1877 г. марксистское течение французского социализма основало газету «L’Égalite» (равенство), главным редактором которой был Гед. В этой газете, кроме целого ряда французских марксистов, Гед пригласил в число сотрудников иностранных деятелей рабочего движения, среди которых находились Бебель, Вильгельм Либкнехт и др. В газете «Равенство» Гед повел последовательную пропаганду научного коммунизма. В программной статье этой газеты, — а, следовательно, статье, принадлежащей перу Геда, — мы читаем: «Мы стремимся уничтожить еще более возмутительное явление современного общественного строя, состоящее в том, что незначительное меньшинство грабит подавляющее большинство для обеспечения бесполезного существования единичных личностей». Далее доказывалось в «Равенстве», что достигнуть своей цели могут рабочие, лишь сплотившись в классовую силу и поведя против существующего строя ожесточенную борьбу, пока победоносная пролетарская революция не свергнет буржуазию.
Пропаганда коммунизма крайне медленно проникала в сознание французских рабочих по причинам, на которых мы остановились выше. Это явление особенно резко сказалось на съезде рабочих организаций, состоявшемся в Лионе 8 февраля 1878 г. На этот съезд попало несколько гедистов, которые подверглись резким нападкам со стороны съезда, за критику марксистами реформистской позиции руководителями съезда. «Пусть господа коммунисты и их противники найдут другую трибуну для своих проповедей и оставят в покое национальный конгресс французских рабочих», заявляли делегаты съезда. Эту нотку отсталых представителей рабочих масс подхватила вся буржуазная печать и началась сильнейшая травля гедистов. Буржуазия подняла страшный вой на завтра же после выступления коммунистов на рабочем съезде; буржуазные писаки закричали о красном призраке Коммуны, о возрождении Интернационала, о вредной пропаганде вражды между классами и т. д. Но все-таки выступление гедистов не прошло бесследно. Под влиянием этих выступлений съезд рассмотрел вопрос о собственном представительстве пролетариата в парламенте и в принципе высказался за представительство через рабочих депутатов, формально признавших социалистическую программу своего избирательного комитета. Эта туманная позиция в вопросе о самостоятельности представительства рабочего класса далека, разумеется, от той, которую теперь требует Коминтерн от своих секций, — создание комфракций, подчиняющихся во всей деятельности директивам партии. Но все-таки это решение съезда провело новую черту в оформлении классовой позиции французского пролетариата.
После лионского съезда Гед и его друзья продолжали с усиленной энергией пропаганду своих идей среди рабочих, несмотря на нападки, со стороны буржуазии, анархистов, синдикальных палат, несмотря на правительственные преследования. Мало-помалу гедистам удавалось овладевать полем сражения. К середине 1878 г. к ним присоединились шесть синдикальных палат: столяров, портных, механиков, кожевников, слесарей и приказчиков и одно потребительское общество «Egalitaire». Столяры, портные и приказчики являлись самой революционной группой, хотя немногочисленной, но уже за много лет до появления гедистов стремившейся найти правильную классовую линию. Присоединившись к гедистам, перечисленные организации вошли в конфликт с организаторами парижского интернационального конгресса, о созыве которого постановил Лионский съезд. Конгресс должен был собраться в сентябре 1879 г., но полицейские власти запретили созыв его. Тогда революционные синдикальные палаты, примкнувшие к гедистам, выпустили прокламацию (автором ее был Гед), в которой они заявляли, что съезд состоится в сентябре, несмотря ни на какие препятствия. Чтобы обойти запрещение полиции, конгрессу была придана форма частного совещания. Тем не менее 5-го сентября полиция арестовала 34 участника и возбудила против них дело по обвинению в нарушении закона 14 марта 1872 г., направленного против Интернационала. Этот процесс гедисты использовали с большим искусством и уменьем. Защитительные речи Геда, в которых он развивал коммунистические идеи, печатались в тысячах экземпляров и распространялись во всей Франции. Будучи осуждены, гедисты и из тюрьмы St.-Pelagie, в которой они были заточены, продолжали свою революционную работу. Им удалось передать на волю и опубликовать «воззвание к пролетариям, крестьянам и мелким ремесленникам»; целый ряд рабочих организаций объявил себя солидарным с деятельностью осужденных и их коммунистической программой, содержащейся в этом воззвании. Таким образом, судебный процесс, который должен был нанести удар Интернационалу, сделал для пропаганды коммунизма и основания коммунистической партии во Франции гораздо больше, чем мог сделать какой бы то ни было конгресс.
Все эти события произвели чрезвычайно глубокий переворот в передовой части французского пролетариата. Это лучше всего показал рабочий съезд, состоявшийся в Марселе в октябре 1879 г. Доклад о современном состоянии рабочего движения, прочитанный марксистом Ломбаром, был заслушан с большим вниманием. В этом докладе указывалось, что пунктом, вокруг которого должны вращаться все прения, является вопрос о создании самостоятельной рабочей партии с разработанной программой. Таким образом 20 октября, день, когда был сделан этот доклад, можно считать днем, когда была сделана попытка основать рабочую партию во Франции.
Гедисты, при поддержке большого числа делегатов съезда, внесли проект резолюции, в которой, между прочим, говорилось: «частная собственность является причиной всякого материального и интеллектуального неравенства, а потому, нижеподписавшиеся заявляют, что переход земли, рудников, машин, путей сообщения, зданий и накопленных капиталов в коллективную собственность представляет собою единственное средство, обеспечивающее каждому полный продукт его труда». В духе этого проекта была принята на двенадцатом (последнем) заседании конгресса резолюция, в которой объявлялось, что «земля и ее недра, орудия труда (машины и пр.) и все сырые материалы должны быть провозглашены общественной собственностью и объявлены неразделимыми и неотчуждаемыми». Средством для достижения этой цели было признано политическое отделение пролетариата от буржуазии, т.-е. образование самостоятельной рабочей партии.
В организационном отношении вся страна была разделена на шесть областей: 1) Париж являлся главным городом центральной области; 2) Лион — восточной; 3) Марсель — южной; 4) Бордо — западной; 5) Лилль — северной и 6) Алжир — всей Алжирии. Таким образом, французская рабочая партия была составлена из шести отдельных федераций, которые пользовались широкими автономными правами и ежегодно созывали собственные областные съезды. Во главе всей организации стоял «Главный Исполнительный Комитет» (Comite General Executif), избиравшийся на один год на национальном конгрессе. От подобной организационной схемы при основании партии и пошла своеобразная автономность во французском рабочем движении.
В начале 1880 г. состоялся в Марселе областной партийный съезд, который поручил Геду, вышедшему к тому времени из тюрьмы, разработать проект программы партии. Гед привлек в качестве сотрудников для выполнения этого важного партийного поручения своих единомышленников Милона, Лафарга и Брусса. По составлении предварительного проекта программы, Гед отправился в мае 1880 г. в Лондон, чтобы совместно с Марксом, Энгельсом, Лафаргом и Ломбаром окончательно редактировать составленный проект. Эта первая программа Ф. К. П., составленная и проредактированная такими гениальными людьми, была предоставлена областному съезду центра и с незначительными поправками принята им. В виду исторического значения этого важного документа мы приводим его полностью.
Программа.
Принимая во внимание, что освобождение рабочего класса есть освобождение всех человеческих существ без различия пола и расы; что рабочий класс добьется освобождения только при условии обладания средствами производства; что существуют две формы, в которых средства производства могут им принадлежать:
1. Форма индивидуальной собственности, которая никогда не существовала, как факт всеобщий и которая все белее и более исчезает, благодаря промышленному прогрессу.
2. Форма коллективной собственности, материальные и интеллектуальные элементы которой создаются развитием самого капиталистического общества; принимая во внимание, что переход к коллективной собственности может быть осуществлен только революционным путем со стороны организованного в самостоятельную политическую партию рабочего класса — пролетариев; что такая организация должна быть создана при помощи всех имеющихся в распоряжении пролетариата средств, в том числе и при помощи всеобщего права голоса, которое из орудия обмана, каким оно было до сих пор, должно стать средством освобождения, французские рабочие социалисты, признавая целью своих стремлений в экономическом отношении переход орудий труда в собственность общин, — решили принять участие в выборах на основании следующей программы-минимум, которая рассматривается ими, как средство борьбы и организации:
А. Политическая программа.
1. Отмена всех законов, стесняющих свободу печати, союзов и собраний, в частности, отмена закона, направленного против Интернациональной Рабочей Ассоциации. Уничтожение рабочей книжки, унижающей достоинство рабочего класса, равно как и отмена всех параграфов закона, устанавливающих неравномерность рабочего по отношению к его принципалу.
2. Упразднение церковного бюджета; передача всех движимых и недвижимых имуществ, принадлежащих духовным корпорациям (так наз. «мертвой руке» — main morte), включая все промышленные и коммерческие учреждения, — в национальную собственность (постановление коммуны 2 апр. 1871 г.).
3. Всеобщее вооружение народа.
4. Самостоятельность общин в административном и полицейском отношениях.
Б. Экономическая программа.
1. Установление одного дня отдыха в неделю, или издание закона, запрещающего работодателю производить работу более шести дней из семи. Законодательное ограничение рабочего дня для взрослых восемью часами. Запрещение в частных ремесленных заведениях детского труда до 14-летнего возраста; ограничение рабочего времени для рабочих в возрасте 14—18 лет шестью часами.
2. Законодательное определение минимума заработной платы, размер которой должен быть устанавливаем ежегодно в соответствии с ценами на съестные припасы.
3. Уравнение заработной платы мужчин и женщин.
4. Всеобщее теоретическое и профессиональное обучение за счет общества, которое представляется государством и общинами.
5. Государственные пенсии старикам и нетрудоспособным.
6. Запрещение работодателям вмешиваться в дела рабочих касс вспомоществования, право управления которыми и контроля над ними принадлежит исключительно самим рабочим.
7. Ответственность предпринимателей за несчастные случаи с рабочими, гарантированная посредством внесения в правительственное учреждение определенной суммы, отвечающей наличному числу занятых в предприятии рабочих и опасности данного предприятия.
8. Участие рабочих в выработке фабричных правил; отмена права предпринимателя, путем штрафов и всевозможных вычетов, удерживать часть заработной платы (декрет Коммуны от 27 апреля 1871 г.).
9. Пересмотр всех договоров, в которых была отчуждена общественная собственность (банку, железные дороги, рудники и пр.) и передача эксплуатации государственных промышленных учреждений в руки рабочих этих последних.
10. Отмена системы косвенного обложения и соединение всех прямых налогов в один прогрессивный налог на доходы свыше 3.000 фр. Отмена права наследования по боковой линии и прямого наследования имуществ, стоимость которых превышает 20.000 фр.
После принятия этой программы съездом Центральной области против коммунистов ополчились все противники организованной классовой борьбы пролетариата, начиная с буржуазии и ее наемных агентов и кончая анархическими группировками. Противники программы рабочей партии оказались в меньшинстве на трех областных съездах: Парижском, Лионском и Марсельском. Они не решались даже вступить на этих съездах в открытый бой с гедистами. Но на Лилльском конгрессе они выступили и потерпели решительное поражение. Противники коммунистической программы рабочей партии решили дать генеральное сражение на национальном конгрессе, который должен был собраться в 1880 г. в Гавре.
Буржуазия пустила в ход всю свою машину клеветы, лжи, обмана, подкупа и через тысячу нитей, прямо или косвенно связанных с организационным комитетом съезда, состоявшим в большинстве из противников коммунизма, ей удалось повлиять на организаторов съезда в том отношении, чтобы установить такой порядок допущения делегатов и утверждения их мандатов, который лишал представительства большую часть революционных рабочих, организованных в партии или примыкавших к ней. Тогда союзное бюро всех социалистических обществ и групп обратилось ко всем социалистам с. предложением воздержаться от участия в Гаврском Национальном Конгрессе. Тем не менее представители социалистических рабочих съехались в Гавр. Но когда местный комитет объявил их полномочия недействительными, они покинули съезд и организовали собственный. На открытии этого съезда наиболее революционной части французского пролетариата присутствовало 58 делегатов, представлявших »9 профессиональных союзов и » других рабочих обществ. Подавляющее большинство съезда признало себя коммунистами, и присоединилось к принятой Парижским Областным Съездом гедистской программе. Вопреки требованиям 4 анархистов, оказавшихся на этом съезде, последний постановил принять участие в избирательной кампании 1881 г. и на коммунальных и парламентских выборах рекомендовал в качестве избирательной платформы программу-минимум, принятую Областным Парижским Съездом. Выступление партии на выборах нельзя назвать победой. В Париже, например, партия выставила 15 кандидатов в Коммунальные Советы и получила всего 14.786 голосов, в то время, как буржуазные кандидаты получили в общем 233.609 голосов. Но тут важна была не количественная сторона дела, а принципиальная, впервые выдвинувшая во Франции на арену политической борьбы самостоятельную рабочую партию со своей классовой платформой.
Таким образом, на Гаврском съезде французская рабочая партия раскололась на две резко отличавшихся друг от друга фракции: коммунистическую, под идейным руководством Геда, и реформистскую, под предводительством Лионнэ и Барберэ, двух бесцветных лиц с карьеристскими стремлениями. Эти два лидера добились затем выгодных для себя официальных должностей, и их фракция почти совершенно прекратила свое существование. В рабочей массе осталась одна пролетарская партия, имевшая в своей среде и оппортунистические элементы на ряду с выдержанными коммунистами — марксистами, каким являлся в то время Гед и его друзья. Вследствие некоторой разнородности партийных верхов в партии существовало различное понимание тактики и средств, какими должен пользоваться пролетариат для достижения своей конечной цели. Это различие мнений еще больше углубилось после того, когда вследствие амнистии конца восьмидесятых годов во Францию начали возвращаться изгнанные и сосланные коммунары. Последние внесли в движение свои старые методы, многие из вернувшихся на родину эмигрантов совершенно не в состоянии были разобраться в борьбе французского пролетариата, находившегося в другом положении и жившего в условиях, значительно отличных от тех, какие существовали до Коммуны. Теперь пришлось рабочему классу иметь дело с организованной, окрепшей, имевшей всю полноту государственной власти буржуазией, не забывшей уроков Коммуны. Но каждый из эмигрантов желал лидерствовать в партии, каждый хотел быть вождем и руководителем, а поэтому многие из них не останавливались пред тем, чтобы создавать внутри партии секты и крохотные секточки. Этот период в жизни французской партии полон интриг и мелких личных недоразумений. Особенно отличились в этом отношении Малой и Брусе, бывшие единомышленники Геда, обрушившиеся на последнего, обвиняя его в том, что он использует свой авторитет для подавления авторитета других. Все эти внутренние раздоры имели для партии печальные последствия, которыми не замедлила воспользоваться буржуазия. Достаточно вспомнить, например, что во втором округе 17-й Парижской части (arrondisement) выставили свои кандидатуры четыре представителя различных социалистических группировок. И, разумеется, все четыре были побиты, буржуазным кандидатом.
Состоявшийся очень скоро после выборов (30 октября — 5 ноября 1881 г.) конгресс партии, на котором участвовало 43 делегата, представлявших 252 профсоюза и др. организаций обошелся без раскола, благодаря усилиям гедистов и самого Геда. Для ослабления идейной «диктатуры» Геда в партии съезд постановил образовать Национальный Комитет (своего рода Ц.К.), заведующий управлением партии. Ввиду большого интереса, который представляет и в настоящее время принятая по этому вопросу резолюция, мы ее приводим целиком. Она гласила:
1. Для более тесной связи между областными федерациями, из которых состоит «Рабочая партия», учреждается особый Национальный Комитет; временным местопребыванием этого комитета назначается Париж.
2. Задачами Комитета являются: а. Приведение в исполнение решений национального конгресса. б. Всякого рода сообщения; переписка с областными федерациями и всевозможными социалистическими группами (независимо от того, будут ли эти группы иметь местопребывание во Франции или за границей), стремящимися к уничтожению системы наемного труда.
3. Комитет дает отчет каждому национальному конгрессу.
4. Комитет организовывается таким образом, что каждая федерация избирает пять делегатов, которые могут быть замещены в любое время. Полномочия Комитета имеют силу в продолжение одного года.
5. Каждая областная федерация в местных делах и вопросах, касающихся материальных средств, пользуется полной автономией. Всякие решения, имеющие общий интерес, должны сообщаться остальным федерациям.
6. Комитет не имеет права препятствовать обмену отчетов отдельных федераций и групп.
Таким образом, в партии восторжествовала пресловутая «автономия» анархистов и других мелкобуржуазных группировок, и осуществление здорового принципа демократического централизма, необходимого и обязательного для всякой рабочей партии, борющейся за собственное существование и достижение своих конечных целей, стало невозможным.
Партийные раздоры, находившие отклик в обоих враждебных друг другу органах, — «Proletaire» и «Egalite» — вначале ограничивались исключительно Парижем, но не оставались без влияния на провинцию, которая также стала делиться на фракции: север примкнул к марксистам, юг — к автономистам. Полный разрыв между этими двумя фракциями произошел на конгрессе в С.-Этьене (24 сентября — 1 октября 1882 г.). В предвидении грядущих событий обе фракции послали на съезд возможно больше делегатов, которых всего собралось в С.-Этьене 111 человек, представлявших 350 профессиональных союзов и групп. Уже проверка полномочий не обошлась без бурных прений. При обсуждении второго пункта программы занятий, касавшегося партийной дисциплины, произошел раскол. Гед и меньшинство конгресса, состоявшее из его сторонников, внесли предложение, по которому члены национального и федеративного комитетов, центра и центральной федерации, заинтересованные в споре, были лишены права голоса, если они не хотят соединить в одном лице обвинителя и судью. Когда предложение это было отклонено, гедисты оставили конгресс и опубликовали «манифест к социалистам», подписанный 24 делегатами, представлявшими 34 группы. Оставшееся на сент-этьенском съезде большинство исключило из партии меньшинство с Гедом и Лафаргом во главе. Меньшинство отправилось в Роан (Roanne) и там открыло свой съезд. Освободившись от гедистов, сент-этьенский съезд переделал партийную программу, вытравив из нее марксистскую душу и перекроив ее по-своему. Положительные требования программы были совершенно вычеркнуты и каждая местная организация получила право выработки редакции по своему усмотрению. Не от этих ли строптивых предков унаследовали свои принципы современные нам «автономисты»?
Таким образом, французская партия раскололась на две партии с отдельными программами, с различными методами работ, с разными средствами борьбы; две партии, пошедшие по совершенно расходящимся дорогам: сент-этьеновцы или, как их называли, «поссибилисты» (т.-е. партия, придерживавшаяся принципа, «постольку — поскольку»), пошли направо, — к буржуазии, и являются, как увидим ниже, духовными отцами Мильерана, Бриана, Реноделя, Жуо и прочих предателей дела рабочего класса; марксисты пошли по избранному ими тяжелому, но ведущему к торжеству пролетарской революции, пути непримиримой классовой борьбы и являются идейными предшественниками Французской Ком. Партии. Первые назвали свою партию: «Французской федерацией тружеников социалистов-революционеров» (Federation francaise des travailleurs socialistes revolutionnaires); гедисты дали своей партии название: «Рабочая партия» (Parti ouvrier).
Марксисты собрались на II съезде своей партии, который открылся в Рубэ 6 апреля 1884 года. Бланкисты с Эдуардом Вайяном во главе образовали свой собственный «Революционный центральный комитет» (Comite revolutionnaire central) и сорганизовались в партию, признававшую бланкистский коммунизм, т.-е. не признававшую теоретической пропаганды, а только революционное действие. Эта вредная для рабочего движения бланкистская традиция еще и теперь свято чтится в некоторых слоях французского рабочего класса. Но Вайян и его друзья, будучи в то время искренними коммунистами шли в практической работе нога в ногу с коммунистами марксистами.
Во время всемирной парижской выставки 1889 г. произошло важное событие в интернациональном рабочем движении, оказавшее особое влияние на движение французского пролетариата: 14-го июля, в день взятия Бастилии, открылся интернациональный конгресс марксистов и примыкавших к ним, положивший основание II Интернационалу. 15-го же открылся в Париже другой интернациональный конгресс — поссибилистов. Соединить эти два конгресса не удалось, несмотря на все попытки вождей марксизма. На конгресс марксистов собралось 395 делегатов, из которых французов было 221, а поссибилистский конгресс собрал 606 делегатов, из которых французских делегатов было 524. Таким образом, конгресс марксистов имел среди французского пролетариата гораздо больший вес в смысле его авторитета и выражения мнения международного пролетариата. Конгресс одобрил тактику «Рабочей партии» и значение гедистов начало расти. Рабочие начали подходить, хотя небольшими группами, но поближе к партии. Когда же в октябре (с 10 по 21) 1890 г. был созван в Лилле съезд партии, то на него явился 71 делегат, представлявших 212 групп и синдикальных палат. На этом конгрессе были собраны части партии в национальную организацию, был основан центральный партийный орган, «Le Socialiste», и избран Национальный Совет из семи членов, среди которых были Гед и Лафарг.
В начале 90 гг. «Рабочая партия» уже отвоевала значительное место во французском рабочем движении. Так, доклад рабочей партии Брюссельскому Интернациональному Конгрессу (16 — 23 августа 1891 г.) констатировал непрерывный рост своей силы. Партия, обладавшая в 1889 г. только одной газетой, в 1891 году, помимо центрального органа («Le Socialiste), владела шестью местными органами: в Лилле выходил «Cri di Travailleur», в С.-Кентене — «Defense des Travailleurs», в Руане — «Normande Socialiste», в Коммантри — «Tocsin», в Бордо — «Question Sociale» и в Марселе — «Lutte». Партии кроме того удалось провести своих кандидатов во многие муниципалитеты. В некоторых общинных советах, как, например, в Роанне, Нарбонне и др., социалисты были даже в большинстве. А в Лилле на дополнительных выборах 1891 г. партии удалось одержать блестящую победу: депутатом был выбран ее кандидат — Лафарг, против которого объединились оппортунисты вместе с клерикалами.
1892 г. показал, что марксистская агитация всколыхнула глубокие пролетарские пласты. В рабочих центрах гедисты начали приобретать все большее влияние. Особенно это сказалось во время длившейся более двух месяцев (август — октябрь) стачки в Кармо, ибо эта стачка была первой, которая имела более политический, нежели экономический характер. X Съезд Рабочей партии собрался в Марселе во время этой стачки. На этом съезде уже участвовали 622 синдикальных палаты и социалистических групп, представленных 150 делегатами, среди которых было шесть депутатов парламента: Журд, Лафарг и др.; также присутствовали иностранные социалисты: от германской партии Вильгельм Либкнехт, от бельгийской — Ансель. На этом съезде было решено повести самую широкую агитацию среди мелких крестьян и подготовиться к парламентским выборам 1893 г. Для немедленного улучшения положения сельскохозяйственных рабочих и мелких крестьян съезд выработал следующие меры:
1. Минимум заработной платы должен устанавливаться синдикальными палатами сельских рабочих по соглашению с муниципальными советами.
2. Институт сведущих людей (prud'hommes) распространяется и на сельскохозяйственных рабочих.
3. Отчуждение принадлежащих общинам земельных имуществ воспрещается; остатки от общинного бюджета обращаются на увеличение общинных же земельных владений.
4. Учреждается особая пенсионная касса для стариков и инвалидов; средства ее составляются из специального налога на доходы крупных землевладельцев.
5. Общинами приобретаются земледельческие машины с целью отдачи их на прокат сельскохозяйственным рабочим.
6. Пошлины с купчих крепостей и передаточных документов на имения, стоимость которых не превышает 5000 фр., отменяются.
7. Высота арендной платы устанавливается специальными комиссиями (commissions d'arbitrage), и арендаторы по истечении договорного срока имеют право на вознаграждение за произведенные ими на арендованной земле улучшения, контроль поземельных книг и бесплатный курс агрономических наук.
Таким образом, рабочая партия впервые выставила специальную программу, содержащую требования аграрных реформ. Программа эта имела большой успех среди крестьянства и городских рабочих, связанных с деревней, и оправдала все ожидания партии. Рост влияния гедистов и их неустанная пропаганда заставили поссибилистов пересмотреть свою тактику и на парижском учредительном съезде (в июне 1891 г.) они занялись переоценкой своих взглядов, решили отмежеваться от буржуазии и переименовались во «французскую партию социал-революционных рабочих» (Parti ouvriere socialiste revolutionnaire francais). Рост силы Рабочей Партии, которая уже собрала, на выборах 1893 года, 246.600 голосов и завоевала 8 мест в парламенте, заставил не только оппортунистов пересмотреть свою тактику, но и некоторых дальновидных политических карьеристов, которым нужно было приобрести при помощи рабочих голосов политический вес, достаточный для того, чтобы добраться до министерского портфеля. Таким пройдохой оказался нынешний президент французской республики Мильеран, который в феврале 1893 г., в первых заседаниях вновь избранного парламента, начал примазываться к рабочей партии. Он по своей инициативе внес радикальную формулу перехода к очередным делам, в которой он требовал пересмотра конституции 1875 г., коренных социальных реформ в положении сельскохозяйственного и городского пролетариата, изъятия национальной собственности, французского банка, рудников и железных дорог из рук крупных капиталистов. Эта резолюция Мильерана, хотя и была подписана социалистическими депутатами, но гедисты тем не менее указывали на ее недостаточность. Лафарг указал на то, что программа Мильерана не ведет к конечной цели пролетариата, ибо победа над крупным капиталом может быть достигнута лишь при условии уничтожения системы наемного труда. Предателю Мильерану не стоило много труда, чтобы изменить свои взгляды согласно требований партийной программы, лишь бы влезть в партию, чтобы, выскочив из нее, попасть в министры.
Мильеран и его друзья, Бриан и Вивиани, впоследствии проделавшие для достижения своих карьеристских целей тот же сальто-мортале, что и Мильеран, взялись за организацию самостоятельной социалистической партии, так как руководство в существовавших значительных рабочих партиях (Рабочая партия и Революционная Социалистическая партия бланкистов) уже находилось в твердых руках. Поэтому эта теплая компания политических авантюристов, совместно с некоторыми наивными буржуа, вроде Де-Прессансэ, и будущими предателями, вроде Реноделя, основала в 1898 г. «Союз Независимых Социалистов Франции». В этом союзе «социалистов» палачи рабочего класса, Мильеран и Бриан, играли, разумеется, первую скрипку, на которой они наигрывали такие мотивы, какие требовались буржуазии, агентами которой они являлись.
Таким образом, к концу 90 гг. прошлого столетия уже существовали во французском рабочем движении три оформившихся течения: марксисты (Рабочая партия) с Гедом во главе, бланкисты (Революционная Социалистическая партия) с Вайяном во главе и «Союз Независимых Социалистов Франции» под руководством Мильерана. К этим главным течениям примыкали небольшие группы и союзы. Так, например, к марксистам, а в некоторых вопросах, к бланкистам примыкало «революционно-коммунистическое объединение»; затем существовал «союз революционных независимых социалистических групп», одно название которого показывает, какую путаницу и неразбериху представлял собою этот союз «революционных», «независимых» и т. д. Тем, кто пришел в пролетарский лагерь, чтобы разлагать революционные ряды рабочего класса, был на руку этот хаос, существовавший в группировке пролетарских сил. Но у каждого честного представителя французского пролетариата появлялось естественное опасение за подобное положение в движении французского пролетариата. Мысль о создании единого пролетарского фронта все более углублялась в сознание передовых пролетариев тогдашней Франции и стремление к объединению росло все сильнее.
IV. От образования Объединенной социалистической партии до Тура.
1898—99 годы отличаются во Франции своей особенно обостренной борьбой между начавшим крепнуть движением французского пролетариата и собравшей все свои реакционные силы буржуазией. Последняя, очутившись пред колоссальным ростом влияния социалистов, за 5 лет удвоивших свои силы (сумма голосов, полученных на выборах 1898 г. всеми социалистическими партиями, составляла 839.888 против 436.983 голоса в 1893 г.; из этой суммы одни только гедисты получили 382.426 голосов), поняла, что марксизм — это «чуждое французским рабочим немецкое учение» как кричала и продолжают кричать буржуазия и ее наймиты — является одним из острейших оружий в руках рабочего класса в его повседневной борьбе со своими классовыми врагами. Буржуазия спустила с цепи всю свою свору бешеных собак, которые должны были беспрестанно лаять на это «жидовское» ученье. Почва для травли передовых рабочих и оплевывания выдающихся марксистов была создана французской черной сотней, благодаря процессу Дрейфуса. Французские биржевики и фабриканты преследовали в этом процессе двоякую цель: борьбу с еврейскими банкирами и с французскими рабочими. Вот почему все, что было честного не только в рабочем классе, но и на крайнем фланге либеральной буржуазии (Эмиль Зола, Жорес и др.), бросилось отбивать наступление буржуазной реакции во Франции.
Естественно, что в авангарде бросившейся в контратаку передовой части французского общества шли социалистические партии, а в первых рядах этого авангарда шагали гедисты. Был создан «Комитет для наблюдения», включавший все социалистические партии и группы, а вскоре этот комитет был переобразован в «объединительный комитет». Независимые социалисты также были приглашены в этот О. К. для объединения всех социалистических сил. Но в это время пришедший к власти и нуждавшийся в поддержке левых Вальдек-Руссо пригласил Мильерана в свою переднюю и вручил ему портфель министра торговли. Будучи уполномочен парижской биржей торговать, «социалистический» министр Мильеран начал показывать рабочим свой полицейский кулак. Но карьера еще не была закончена, и Мильеран еще нуждался в рабочей опоре, чтобы устоять на своих эксплуататорских ногах: без «социалистических» костылей Мильеран в то время не мог бы и шагу сделать по гладкому паркету капиталистических передней. Вот почему в это время он еще старался прятать свои волчьи клыки, натягивал на себя овечью шкуру и согласился, наконец, чтобы его партия участвовала во всеобщем съезде французских социалистических организаций, который состоялся 3 декабря 1899 года. На этом съезде был поставлен в порядке дня и вопрос «за или против вхождения в буржуазное министерство». Гедисты развили свою точку зрения на этот вопрос и доказывали, что участие в буржуазном правительстве представителей рабочих является изменой делу пролетариата. Поборовшись против соглашателей и предателей на подобном же всеобщем съезде, созванном в 1900 г., и видя бесплодность идейной борьбы с Мильеранами, гедисты покинули этот съезд. В 1901, приняв в свои ряды бланкистов и «коммунистический союз», влившиеся в «Рабочую партию», гедисты образовали «Социалистическую партию Франции» (Parti socialiste de France). Другие социалистические группировки, не вошедшие в партию гедистов, образовали в 1902 г. «Французскую Социалистическую Партию».
Так постепенно стягивались отдельные отрядики борющейся пролетарской армии, частично соединялись. Временами лучшие пролетарии делали попытку слить воедино все социалистические оттенки во французском социалистическом движении. Но это объединение шло во Франции, и особенно в этой стране, крайне медленными шагами, натыкаясь постоянно на различные препятствия, расставленные, как мы видели, на всем пути развития французского коммунизма. Эти препятствия еще и поныне стоят на пути в образе огромной массы предрассудков, традиций, привычек, стремлений-к «свободе мнений», отвращения к «диктатуре» вождей, т.-е. твердому руководству и т. д. Вот что писал Каутский в 1904 г., когда он еще не был ренегатом: «Свобода мнений» социалистических журналистов и парламентских депутатов во Франции, их независимость от пролетарских организаций, возможность того, чтобы их политика шла в разрез с политикой этих последних, — вот злокачественная язва французского социалистического движения». («Республика и социализм во Франции»). Эта злокачественная язва долго мешала объединению французских пролетариев в одну мощную организацию борьбы. Эта язва еще и до сих пор разъедает тело французского рабочего класса; замечу, между прочим, что анализу этого явления и методам борьбы с ним посвящена большая часть настоящего тома.
Большую услугу делу объединения французских социалистов оказал амстердамский интернациональный социалистический конгресс в 1904 г. Пред конгрессом начались переговоры между «Социалистической партией Франции01 и «Французской социалистической партией». На Амстердамском конгрессе, благодаря содействию влиятельных иностранных товарищей, эти переговоры подвинулись значительно вперед и привели в 1905 г. к установлению единого фронта французского пролетариата, к образованию «Объединенной Социалистической партии».
К этому времени Мильеран, Бриан, Вивиани и К° уже начали сбрасывать с себя красный покров: они не вошли в объединенную партию, а образовали свою «социалистическую» партию, которая стояла за сотрудничество с буржуазией, а после третьего своего съезда прекратила свое бесславное существование.
«Объединенной» в строгом смысле этого слова, партия была скорее на бумаге, чем на деле, так как в ней происходила беспрерывная борьба между реформистами и марксистами. На всех тринадцати съездах, которые партия созывала в промежутке от 1905 по 1914 г., эти два фланга единой партии не могли прийти к окончательному единодушию. На левом фланге стоял Гед, на правом — Жан Жорес, который из стана либералов перешел в социалистический лагерь.
Жорес, обладая большой эрудицией и глубоким умом, соединял в себе огромный ораторский талант и благородную душу. Но это не мешало ему быть насквозь пропитанным соглашательским реформизмом. Особенно в первый период своей партийной деятельности (приблизительно до 1905—11 гг.) Жорес свято хранил и развивал в своей пропаганде старые утопии на новый лад. Он оставался долгое время непримиримым врагом последовательной классовой борьбы, а вместе с тем и убежденным противником марксистской тактики в пролетарском движении. И то, что называется жоресистской традицией, является смесью мелкобуржуазного примиренчества и возмущения благородного чувства против угнетения человека человеком. Благородства было, без сомнения, у честного Жореса очень много, во всяком случае гораздо больше, чем веры в то, что угнетательский строй капитализма неизбежно будет заменен коммунизмом лишь посредством непримиримой классовой борьбы. Жорес обладал большими знаниями, был довольно дальновидным политиком, но вместе с тем его идеализм заслонял ему историческую перспективу рабочего движения. Жорес смотрел глубоко, но не мог заглянуть в даль, он иногда решал правильно, что- следует делать сегодня, но вряд ли он был бы способен определить, какое следует взять направление в историческое завтра: для этого одаренному гигантскими способностями Жоресу недоставало всего лишь марксистской диалектики. Вот почему Жорес не мог оставить традиций, которые помогали бы французскому пролетариату искуснее и увереннее бороться с буржуазией и победить ее, а, наоборот, вся прошлая, без сомнения безупречная, деятельность Жореса учила тому, как смягчить остроту классовой ненависти пролетариата к буржуазии, как сгладить острые углы, как примирить непримиримое. Поэтому, и только поэтому, так называемые, жоресистские традиции являются для пролетариата не только бесполезными, но и вредными, несмотря на то, что каждый честный рабочий может быть полон уважения к идейной личности Жореса.
Если мы остановились немного подробнее на анализе того, что составляет традиции Жореса, так это потому, что традиции эти еще и поныне занимают довольно значительное место в движении французского пролетариата и еще не совсем изжиты и в самой Ф. К. П. Эти традиции играли большую роль во время империалистической бойни 1914—1918 гг. Какой социал-изменник во Франции не прикрывался жоресистской традицией, несмотря на то, что любой честный революционер затруднится сказать суверенностью, на чьей стороне были бы Жорес, если бы он не пал жертвой преступного убийцы, — на стороне ли империалистических разбойников и их приказчиков, вроде Реноделя, Эрве и К°, или же на стороне революционного пролетарского авангарда, который начал в 1915 г. собирать свои силы.
Таким образом, за то почти десятилетие, которое продолжалось существование «Объединенной социалистической партии», Жорес и его друзья оказывали большое влияние на развитие рабочего движения во Франции. Это влияние усилилось еще тем, что на вожде марксистского крыла, Геде, начала сказываться преклонность его лет. К 1910—12 гг. Гед уже не принимал активного участия в партийной работе, крайне редко показывался на собраниях, на которых он совершенно перестал бывать, совершенно не выступал и даже за свое абсолютное молчание (в качестве партийного лидера) французские рабочие прозвали его «великим молчальником». А к концу жизни судьба жестоко насмеялась над Гедом: он — ярый враг буржуазии, непримиримый противник войны между народами, но призывавший во всю свою долгую жизнь к борьбе между классами, Гед, не могший хладнокровно произнести имя Мильерана и Бриана, — должен был заседать в империалистическом правительстве, ведшем самую кровавую, грабительскую, империалистическую войну; Гед должен был заседать в одном правительстве «священного единения» во имя спасения «отечества» рядом с Брианом и Мильераном!… Правда, уже заседал не Гед — борец, огненная речь которого когда-то зажигала сердца пролетариев, не Гед — марксист, не Гед — выразитель возмущения ограбленных пролетарских масс, а лишь физический труп Теда, в котором гедистская душа была уже мертва. И этот живой труп не мог не заражать собою атмосферу и так уже достаточно зараженную шовинизмом и звериным национализмом.
Тем больше заслуг пред французским пролетариатом той небольшой группы французских товарищей, которые оставались революционерами-интернационалистами, несмотря на то, что в партии и во всем рабочем движении наступил резкий перелом, отразившийся в искаженном лице Эрве, Жуо и др.
Зигзагообразный путь, который мы в настоящем очерке проследили в развитии коммунизма и всего рабочего движения во Франции, не мог не оставить глубоких следов. Те извилины и ухабы, через которые французским пролетариям приходилось перескакивать, останавливаться, спотыкаться, начиная от эпохи Бабефа и кончая 1914 годом, не могли не искривить пути. Эта кривизна особенно обозначилась, когда в августе 1914 года мировые спекулянты бросили угнетаемые ими народы друг против друга.
В первый же день кровавой схватки — 1 августа 1914 г. — «Объединенная» партия разлетелась вдребезги: она не представляла собою прямой фронт против войны, а разбилась на три группировки. Правая часть с Реноделем и Альбером Тома во главе немедленно и безоговорочно перешла на сторону буржуазии, раскаялась во всех своих прошлых «социалистических» заблуждениях и превратилась в неприкрытых агентов буржуазии. Вторая — середка, группа, так называемых «межстульников», т.-е. состоящая из таких элементов, которые постоянно норовят в одно и то же время усесться на двух, далеко отстоящих друг от друга, стульях — с Жаном Лонгэ во главе часами хныкала и искала «левая, правая, где сторона», но неизменно присоединялась к правой, голосуя военные кредиты, поддерживая все грабительские шаги французского правительства и т. д. Эта группа, по мере утомления пролетарских масс войною, начала превращаться из стоячего болота в движущуюся жижицу. Из этой жижицы удалось некоторым выкарабкаться. Третья группа — крайне незначительная количественно, но закаленная в пролетарской борьбе, — не дрогнула и не выпустила красного знамени из своих железных рук: эта группа сплотилась вокруг стойких революционных синдикалистов: т.т. Моната, Росмера, и др. и повела энергичную борьбу за восстановление интернациональных связей международного пролетариата. Для этой цели они основали «Комитет для возобновления интернациональных сношений» (Comite pour la reprise des Relations Internationales). Эта маленькая группа честных пролетариев спасла таким образом честь французского рабочего класса.
Этот «Комитет», в котором, между прочим, принимал активное участие живший тогда в Париже тов. Троцкий, был представлен на Циммервальдской конференции и участвовал также в работах Киентальской конференции. После этих конференций «Комитет для возобновления» развил большую коммунистическую пропаганду. К тому времени началось массовое отрезвление пролетариата от шовинистического угара войны. Поэтому к моменту русской революции уже было рассеяно много коммунистических ячеек (не носивших, понятно тогда еще названия «коммунистические»), которые ожидали после свержения самодержавия, победы русского пролетариата над буржуазией. Октябрьская революция, поразившая, как громом, всю международную буржуазию и ее «социалистических» агентов, возбудила безграничную радость и окрылила надеждами лучших французских пролетариев, находившихся под влиянием пропаганды «Комитета для возобновления». Французский рабочий осознал себя снова. Он вспоминал в эти дни не традиции бесхребетного реформизма, а славные боевые мартовские дни 1871 г., когда красное знамя развевалось над Парижской Коммуной. Таким образом, к моменту I конгресса Коминтерна (март 1919 г.) во французском пролетариате была подготовлена достаточная почва для восприятия идей Коммунистического Интернационала. В мае 1919 г. «Комитет для возобновления» преобразовался в «Комитет III Коммунистического Интернационала».
Революционная ситуация, в которой находилась в это время вся Европа, беспрерывный рост влияния Коминтерна облегчали задачи наших французских товарищей, руководивших «Комитетом III Интернационала». К началу 1920 г. вокруг «Комитета» сплотилась значительная партийная масса, за которой верхи партии вынуждены были плестись. И под давлением этой массы партийный съезд, состоявшийся в Страсбурге в конце февраля 1920 г., вынужден был постановить: отправить делегатов в Москву для переговоров о вступлении французской партии в ряды Коминтерна. Эти переговоры привели к тому, что французские делегаты, вернувшись во Францию, предложили Ц. К. своей партии созвать партсъезд для обсуждения 21 условия, которые выработал II Конгресс Коминтерна (июль — август 1920 г.) и принятие которых обязательно для каждой, вступающей в Коминтерн, Коммунистической партии. Партийный съезд был созван в Туре в декабре 1920 г.
V. От Турского съезда до IV Конгресса Коминтерна.
К моменту созыва Турского съезда французская социалистическая партия насчитывала около 200.000 членов*. В Тур прибыли представители всех трех течений в партии. На этом съезде победил коммунизм: за вступление в Коминтерн без оговорок высказалось 3252 голоса, за вступление с оговорками — 1082 голоса и 397 голосов воздержалось.
* Рост Ф.С. Партии виден из следующих данных: в 1910 году было 53.000 членов в 1914 году — 90.000, в 1919 г. — 150.000.
В этой главе мы будем очень кратки, так как периоду охватываемому настоящей главой, посвящена вся книга, содержащая глубокий анализ одного из величайших марксистов нашего времени. Но мы хотим дать короткое пояснение выше приведенным результатам голосования, прежде чем перейти к цифровым данным о количественном состоянии французской компартии к моменту IV всемирного конгресса Коминтерна.
Интересно отметить, что против вступления не было подано в Туре ни одного голоса, хотя во главе воздержавшихся были такие заклятые враги Коминтерна, как Ренодель и Блюм. За вступление с оговорками стоял Лонгэ с его приверженцами. Теперь это странно звучит: Лонгэ за вступление в Коминтерн! Лонгэ, этот качающийся маятник, созданный самой природой для того, чтобы не пристать ни к тому ни к другому, а вечно воздерживаться, не осмелился присоединиться тогда к реноделевской компании. Он голосовал за, но, конечно, с оговорками, чтобы при помощи этих оговорок обмануть впоследствии французских рабочих. Но это ему не удалось: подавляющее большинство съезда стояло за немедленное вступление в ряды борющегося за коммунизм мирового пролетариата. Лонгетисты и реноделевцы откололись (поэтому они называются диссидентами) и образовали свою партию, в которую вступило около 40.000 членов прежней партии, 130.000 членов, образовали Ф. К. П., являющуюся французской секцией Ком. Интернационала. Поведение диссидентов на Турском съезде показывает, что коммунистическое движение захватило тогда такие широкие массы французского пролетариата, что открыто выступать против коммунизма никто не осмеливался. Но зато в Туре остались скрытые враги, которые выжидали удобного момента, чтобы начать расшатывание коммунистических рядов французского пролетариата. Борьба с этими элементами и вопрос об очищении партии от них занимает много места в речах, статьях и всех прочих документах, помещенных в настоящем томе.
Отчет о деятельности Ф.К. П., опубликованный Ц. К. к парижскому съезду (октябрь 1922 г.) приводит следующие данные о количестве членов партии в октябре 1921 г. и в июле 1922 г.
Всего:
1/Х 1921 г.: 109,391
31/VII 1922 г.: 78,828
Мы опустили детальную двухстраничную таблицу, приводящую членские данные каждого местного комитета партии. Дотошные читатели могут найти эту таблицу в режиме онлайн в Государственной публичной исторической библиотеке по адресу книги на стр. 431—432. — /И-R/
Как видно, за отчетный год партия понесла значительную убыль, которая зависит, понятно, от объективных причин, но также и от субъективных причин, о которых в книге часто упоминается. Что касается партийной печати, то упомянутый отчет показывает, что имеется: 1) 5 ежедневных газет, в том числе центральный орган партии «L’Humanité», 2) два органа, выходящих два раза в неделю, 3) 30 еженедельников, 4) шесть двухнедельников и 5) шесть органов, выпускаемых в издании «Голос Крестьянина».
Из всего материала, собранного в настоящей книге о «Коммунистическом движении во Франции» видно, что французский пролетариат с большим трудом пробивает себе путь к коммунизму. История пролетарских масс Франции является историей героических схваток, жертв, борьбы, наступлений и отступлений. История многих вождей французского рабочего движения есть часто история глубочайших измен и предательств. Вот почему так строг французский рабочий-коммунист к своим вождям и отталкивает всех тех, кто недостаточно силен, чтобы достойно держать в своих руках красное знамя коммунизма. Ибо французский рабочий знает и верит, что недалек тот день, когда во Франции вся буржуазная комедия, с ее героями и статистами парламентской сцены, придет к страшному концу под свист и крик народа, и что заглавие следующей пьесы, которую сыграют после поднятия занавеса, будет Царство Коммунизма.
М. Зеликман.
Москва 10/IV 1923 г.