Заявление Джеймса Бернама об отставке из Рабочей Партии §

Нью-Йорк, 21 мая 1940 г.

Национальному Комитету Рабочей Партии:

Я вынужден поставить перед Комитетом вопрос о моем статусе по отношению к недавно основанной Рабочей Партии.

Фракционная борьба внутри Социалистической Рабочей Партии, ее завершение и недавнее основание Рабочей Партии послужили для меня лично поводом для пересмотра моих теоретических и политических убеждений. Этот пересмотр показал, что ни в каком смысле этого слова я не рассматриваю себя, и не могу позволить другим называть меня марксистом.

Я не принимаю ни один из всех важнейших постулатов, связанных с марксистским движением в его реформистском, ленинистском, сталинистском или троцкистском вариантах. Я считаю эти доктрины фальшивыми, устаревшими, или бессмысленными; в некоторых случаях они правильны лишь в такой урезанной и измененной форме, что они не могут быть названы марксистскими.

Это письмо не написано как тщательный анализ или выражение личного кредо. Но все же я желаю проиллюстрировать мое мнение несколькими примерами.

Как вы знаете, я отрицаю «философию марксизма», диалектический материализм. Верно, что я никогда не соглашался с этой философией. В прошлом я оправдывал это противоречие и шел на компромисс, объясняя это тем, что философия «неважна» и «не имеет отношения» к практике и политике. Опыт и продолжительное изучение и обдумывание убедили меня, что я был неправ, а Троцкий — и многие другие — были в этом правы. Хотя с научной точки зрения он и не имеет смысла, диалектический материализм психологически и исторически является составной частью марксизма и с разных сторон отрицательно влияет на практику и политику.

Общая марксистская теория «всеобщей истории», в том смысле что она наполнена каким-либо эмпирическим содержанием, представляется мне опроверженной новейшими историческими и антропологическими исследованиями.

Марксистская экономика кажется мне в большей части неверной или устаревшей и бессмысленной в ее применении к современным экономическим фактам. Те аспекты марксистской экономики, которые сохраняют свою ценность, по-моему не оправдывают теоретической структуры экономики.

Я не только думаю, что бессмысленно говорить: «социализм неминуем»; неверно также, что социализм является «единственной альтернативой капитализму». На основе недавнего опыта я полагаю, что новая форма эксплуататорского общества (которое я назову «управленческим строем») есть не только одна из возможных альтернатив, но и более вероятный исход нынешнего периода, чем социализм.

Как вы знаете, я полагаю, что Россию нельзя считать «рабочим государством» в каком-либо внятном смысле. И это мнение связано с другим, еще более фундаментальным утверждением: сталинизм и фашизм следует понимать как проявления тех же самых исторических сил. Я не решил еще, следует ли применить тот же вывод также к ленинизму и к троцкизму.

Я твердо и совершенно оспариваю, и Кэннон это уже давно понял, ленинскую мысль о партии — не просто сталинские или кэннонские модификации, но понимание Ленина и Троцкого. Я против теории партии, но что еще важней, против традиционного поведения, которое характеризует партию в действии. Такой ленинский тип партии кажется мне несовместимым с настоящим научным методом и настоящей демократией.

В свете такого умонастроения ясно, что я отрицаю большую часть программных документов движения Четвертого Интернационала (перенятых Рабочей Партией). Документ «Переходная программа» мне представляется — как и в то время, когда он был впервые написан — как сущая бессмыслица и отличный пример неспособности марксизма, даже в руках наиболее блестящего интеллектуального представителя этого течения, справиться с современной историей.

Эти мнения, а особенно их отрицательный аспект — то есть, в той мере в какой они связаны с отрицанием марксизма — вовсе не являются «внезапными» или эпизодическими; они не простой результат недавней фракционной схватки. Некоторые были со мной всегда. Многие мнения я пестовал уже несколько лет. Остальные, за последние год — два переросли из сомнений в убеждения. Фракционная борьба лишь побудила меня прояснить и оценить их во всей полноте. Я, конечно, понимаю, что многие из них не «новы» и не «оригинальны», и что я найду себя в плохой кампании из-за некоторых из них. Но я никогда не оценивал верность или неверность идеи по моральному типу ее сторонников.

* * *

Новосформированная Рабочая Партия является марксистской партией и, кроме того, большевистской, ленинистской партией. Это не просто вопрос определения. Это гарантировано ее программными документами (особенно ключевым документом о «Целях, задачах и структуре Рабочей Партии»), заявлениями и убеждениями большинства ее руководителей и значительного большинства ее членов и привычками этого большинства. Это ярко символизируется в заявлении в шапке ее газеты "Labor Action", что партия является секцией Четвертого Интернационала, определением ее теоретического журнала как «органа революционного марксизма», неоднократными обращениями в вышеупомянутом основном документе к «революционным традициям Маркса, Энгельса, Ленина и Троцкого» и к «принципам марксизма» и в эпизоде во время учредительной конвенции, когда Троцкому была послана телеграмма. Ничто во фракционной борьбе не указывало на решительный отход от этой ориентации; наоборот, каждое резкое предложение в этом духе сразу же отклонялось. В действительности, откол от Социалистической Рабочей Партии не был построен на каком-либо фундаментальном принципе и Рабочая Партия сейчас существует как фракция троцкистского движения. В этом и скрывается причина огромной трудности, с какой фракция описала свою позицию в вопросе о «природе партии», и трудность в отмежевании от партии Кэннона. Это было трудно, вернее, невозможно, потому что обе позиции разнятся между собой лишь в деталях и ударениях, но не в главном.

Я не желаю, конечно, умалить свою ответственность за то, что случилось в недавнем и в более отдаленном прошлом. Я просто пытаюсь здесь обрисовать факты так, как они мне представляются, в числе их также и факт, что я не был профессиональным партийным работником и не принял на себя полную долю организационной ответственности.

* * *

Факты моих нынешних убеждений и характер Рабочей Партии неминуемо ведут к следующему выводу: я не могу быть лояльным членом Рабочей Партии; я не могу принять ее программу и дисциплину; я не могу говорить и действовать от ее имени. Я, конечно, не отрицаю всего, за что стоит Рабочая Партия. Я верю, что было бы хорошо достигнуть социализм, если бы это было возможным (хотя «социализм как моральный идеал», как мы знаем, не пользуется уважением среди марксистов). Я согласен с отношением Рабочей Партии к войне, по крайней мере в той степени, в какой это было связано с недавно законченной фракционной борьбой. Но я разделяю эти мнения со многими другими организациями и с десятками тысяч индивидуумов, совершенно не связанных с Рабочей Партией. В той степени в какой я действую политически, я не могу ограничивать то что я говорю и делаю только провозглашениями в пользу социализма и осуждением обоих лагерей в войне. Это стало абсолютно ясно для меня на первом же открытом собрании Рабочей Партии. Я попытался разобраться, что я могу сказать, но не мог придумать ничего такого, что отражало бы мои чувства и все же позволило бы мне появиться на трибуне как лояльный представитель Рабочей Партии. Я в конце концов примирился с собой, говорил «безопасно» о третьем лагере, и чувствовал себя в конце речи как лгун.

Итак, передо мной стоят две альтернативы:

Я могу остаться в партии и немедленно начать фракционную борьбу за линию, которую я только что обрисовал. Эта борьба с политической и теоретической точки зрения была бы, конечно, гораздо шире и основательней, чем недавно законченная борьба против Кэннона и, с моей точки зрения она имела бы своей конечной целью откол этой группы от марксизма вообще.

Или я могу просто выйти из Рабочей Партии.

С обычной точки зрения «принципиальной» или «ответственной» политики, я, конечно, обязан пойти первым путем. Но я не думаю, что это имеет смысл в нынешних условиях. С одной стороны, резкое фракционное столкновение в этот момент в Рабочей Партии (в которой моя точка зрения найдет поддержку со стороны очень маленькой группы) будет означать раскол группы, или, по крайней мере, ее ослабление до грани бессилия — а она уже начинает с очень слабой базы. То, что было бы завоевано в этом случае ничего не значило бы политически. С другой стороны, я лично не готов взять на себя руководство в такой борьбе. Я не являюсь сейчас, да и никогда не являлся, и никогда не стану «практическим политиком» и «организатором», а меньше всего, лидером.

Итак, остается лишь второй выход.

Многие подумают и скажут, что мои теперешние мысли и решение из них вытекающее являются, с одной стороны, «рационализацией» давления лично уютного, буржуазного окружения, а с другой стороны, влияние ужасных поражений рабочего класса и человечества за последние двадцать лет равно как и военного кризиса.

Мне нельзя сказать, что любой человек может смело думать, что он ясно понимает побуждения и причины своих собственных действий. Все это письмо возможно является чересчур запутанной попыткой сказать одну единственную фразу: «Я хочу уйти от политики». Верно, конечно, что я нахожусь под влиянием поражений и предательств последних двадцати и больше лет. Они составляют часть моего доказательства, что марксизм нужно отвергнуть: при каждой исторической проверке марксистские движения подвели социализм или предали его. И они также влияют на мои чувства и настроение. Я понимаю это.

Что же касается моей личной жизни, то кто может сказать, что было раньше, курица или яйцо; нежелание ли полностью уйти в марксистскую политику путает мировоззрение, или ясное мировоззрение предотвращает человека от стопроцентного участия в марксистской политике? Должен вам признаться, я устал всегда расправляться с противниками и критиками, всегда разрешать научные разногласия ссылкой на «рационализацию» и «давление враждебных классов и влияний». То, что эта привычка является традиционной в марксизме тоже настраивает меня против него.

Мои настроения — это факт; но поражения, предательства, жизненные привычки и вкусы — тоже факты. Вот они перед вами, где бы ни коренилась правда о корнях, причинах и побуждениях.

* * *

Итак, ни с какой идеологической, теоретической или политической точки зрения я не чувствую никакой связи или долга по отношению к Рабочей Партии (или к любой другой марксистской партии). Это факт, и я дальше не могу притворяться перед собой или перед другими.

К сожалению, есть еще что-то. Это — чувство моральной ответственности за мое прошлое — семь лет, которые прошли, хотя и не под полным, но все же под преобладающим влиянием марксизма, и которые не могут быть стерты несколькими минутами около печатной машинки — более того, долг перед теми людьми, с которыми я вступил в лояльное сотрудничество и которые попали под влияние моих идей и действий. Троцкий и Кэннон используют мое решение как подтверждение своих взглядов — уход Бернама станет, согласно их удивительной, но понятной логике, доказательством собственной правоты по отношению к характеру войны, природе русского государства и роли России в этой войне. Многим членам Рабочей Партии мой отход покажется дезертирством. С моральной и личной точки зрения я не могу не согласиться, что в последней оценке много верного.

Но этот фактор, оцененный рядом с другими, уже недостаточен для направления моих действий. Мне, наоборот, становится ясно, что если бы не эти духовные и личные рассуждения, я бы оставил партию уже давно. На основании убеждения и интересов (которые тоже являются фактом), мне уже несколько лет нет места в марксистской партии.

Это письмо является моей окончательной отставкой из вашей группы. Но из-за обязанностей, которые я признаю, я готов, строго ограниченно обсудить с комитетом, если он этого желает, форму моего ухода. Есть четыре варианта:

1. Комитет может меня исключить. Не найдется особого затруднения найти повод к такому исключению: я закончил статью, которая, если она будет опубликована в непартийной прессе (а возможность такой публикации уже имеется), послужит достаточной причиной для исключения.

2. Я могу просто выйти из группы без особого объявления или объяснения с той или другой стороны.

3. Я могу получить фиктивный «отпуск» на шесть месяцев. Если будет выбран этот метод, не нужно питать себя заблуждениями. Хотя будущее и не предсказуемо, но вероятность окончания этого отпуска весьма невелика.

4. Наконец, если комитет полагает что это может помочь в начальный период существования группы, я согласен на частичное сотрудничество в течение следующих двух месяцев. Эта коллаборация могла бы состоять в основном из работы над подписанными и анонимными статьями для партийной прессы, которые будут соответствовать позициям партии; в этот период я согласен уклоняться от открытых действий против партийной политики. По окончании этих двух месяцев можно вернуться к одному из первых трех вариантов. Честно говоря, я бы предпочел другие варианты, но, как уже сказано, я готов и на этот выход из положения.

* * *

Писать это письмо было для меня больно и трудно. Это решение ни в коем случае не является импульсивным действием, ему предшествовало осторожное и длительное размышление. Прежде всего, я не хочу оставить впечатление, будто я пытаюсь извиниться или оправдаться, умалить собственную слабость, недостатки или неуспехи. Я не пытаюсь свалить вину на других или на историю. Когда я говорю что я отрицаю марксизм, я вовсе не намекаю, что я презираю марксистов или считаю себя «лучше» них. Вовсе нет. Поверьте мне, я преклоняюсь перед лояльностью, самопожертвованием и героизмом многих марксистов — качествами, которые так широко распространены в рядах Рабочей Партии. Но я не могу действовать иначе.

Поскольку я верю в то, во что я верю, я не могу желать Рабочей Партии успеха; но я желаю успеха членам партии. В той степени, в которой каждый из нас, по-своему и в своей области, сохраняет и ценит правду и свободу, я могу надеяться что мы будем считать себя товарищами, несмотря на названия и клички, которые висят у нас на шее.

С братским приветом,

Джеймс Бернам