Парламентаризм и рабочий класс.
1.
Современное конституционное или парламентарное* государство пришло в цивилизованных странах на смену королевскому абсолютизму, то есть неограниченной власти монарха и его бюрократии.
* В более узком смысле под парламентарной режимом в отличие от конституционного называют такой строй, когда министерство непосредственно ответственно перед парламентом, а не перед монархом. — Л.Т.
Переход от абсолютизма к парламентарному режиму (порядку) нигде не происходило мирно и безболезненно. Старая монархическая власть — в Англии, во Франции, в Германии и т.д. — всеми силами отстаивала свои прерогативы. Во главе конституционного движения шла буржуазия которая постепенно сосредоточила в своих руках важнейшие средства производства. Это придавало ей огромное экономическое значение. Политически буржуазия опиралась на народные массы, особенно городские, в том числе и на молодой промышленный пролетариат. Это придавал ей огромное политическое значение.
Буржуазия нуждалась в парламентаризме, то есть в таком государственном строе, который позволял бы ей, как классу, непосредственно законодательствовать в стране, распоряжаться государственным бюджетом и приспособлять администрацию и суд к потребностям капиталистического общества. Опираясь, с одной стороны, на свое экономическое могущество, с другой, на революционную энергию народных масс, буржуазия везде сламывала в конце концов сопротивление монархии и феодальных классов, — но не везде одинаковыми способами и в одинаковой мере.
В старейший капиталистической стране, в Англии, буржуазия в результате долгой борьбы знаменованной двумя революциями, сосредоточила всю власть в руках парламента, то есть в своих собственных руках. Она сочла при этом удобным для себя сохранить королевскую власть, но почти только по имени, — как пригодное орудие в международных отношениях и как торжественный символ для пышных церемоний, гипнотизирующих и усыпляющих народные массы. Наряду с королевской властью всемогущая английская буржуазия сохранила палату лордов, то есть привилегированное полуфеодальное отделение парламента, как плотину против демократического потока.
Во Франции позже выступившей на путь конституционного развития, борьба приняла более острые формы. Захватив при помощи великой революции власть в свои руки (в 1789–1792 гг.), буржуазия провозгласила республику и казнила своего короля. Затем из страха перед народными массами, она возвела на престол гениального солдата Наполеона Бонапарта. В поисках за устойчивым режимом, который охранял бы её и от восстановления монархического абсолютизма и от революционного пролетариата, французская буржуазия металась из стороны в сторону, меняла династии, снова установила республику, снова восстановила империю и наконец, в третий раз учредила республику. В настоящее время достигнув более или менее устойчивого равновесия, французская буржуазия неограниченно господствует в стране под режимом республиканского парламентаризма.
Немецкая буржуазия выступила на политическое поприще значительно позже французской. Уже в начале революционной борьбы с монархией она боялась демократии и чуралась республики. После первого же натиска (1848 г.), она отступила назад, позволив монархии и полуфеодальному дворянству удержаться в седле. Обеспечив за собою кое-какой парламент, в котором она могла столковываться с правительством относительно своих интересов, буржуазия предоставила львиную долю действительной политической власти монархии и юнкерству (помещикам), видя в них надёжнейших стражей частной собственности. В конце концов немецкая буржуазия не осталась в накладе. Она достигла за последние четыре–пять десятилетий могущественного экономического развития под режимом конституционного полу-абсолютизма.
Русское общественное развитие шло ещё медленнее, чем немецкое.
«Чем дальше на восток Европы — писал полтора десятилетия тому назад господин Пётр Струве по поводу запоздалого появления русской буржуазии, — тем в политическом отношении слабее трусливее и подлее становится буржуазия, тем большие культурные и политические задачи выпадают на долю пролетариата».
При первом проблеске конституционного режима русская буржуазия не только сложила оружие, но направила его против вчерашнего союзника, все свое упование возложив на благое усмотрение правящих. Она пыталась отделиться от народного движения, уцепившись за булыгинскую думу 6-го августа; в лице левого своего кадетского крыла она тщетно пыталась в первой и второй думе собственными средствами разрешить политическую проблему (задачу), столковавшись с властью за спиной народа; в лице правого своего октябрьского крыла она занималась сбережением 3-й думы и теперь беспомощно топчется в четвёртой, тщетно напоминая власти о необходимости соблюдения договора между правительством и обществом (то есть буржуазией). Состояние политического равновесия у нас ещё не достигнуто. Наш лже-конституционный абсолютизм ещё не обеспечивает буржуазии так называемого мирного, нормального развития. Но он уже с полной определённостью обнаружил, что для русской буржуазии парламент не есть орган народной воли, а лишь удобная арена для соглашения с силами старого режима.
II
Парламентская тактика социал-демократии не сразу возникла как готовый дар судьбы. Она вырабатывалась путём приспособления молодого социально-революционного класса к условиям буржуазного парламентарного государства, путём внутренних трений, ошибок и борьбы.
Буржуазия, как мы видели, цепляется за парламент или за пародию, чтобы поскорее сойти со жгучей почвы революции на мирную почву органического законодательствования, основной целью которого является увековечение буржуазного господства. Обманутые в своих революционных ожиданиях рабочие, отшатываясь от буржуазии, отшатываются одновременно и от созданного революцией буржуазного парламента. В этом случае бойкотизм представляет собой для широких рабочих масс, вовлеченных в революцию, простейшую форму политического размежевания с предавшей их буржуазии. Анархисты стремятся увековечить эту первичную форму классового самоопределения пролетариата и превратить её в символ веры.
Но тщетно. Уже очень скоро рабочие убеждаются, что от их бойкота парламент не перестаёт существовать и выполнять определённую роль в политической жизни страны. Чистый анти-парламентарный революционизм раскрывается вскоре, как глубоко пассивная тактика, которая ни на шаг не подвигает вперёд политическое развитие страны и только облегчает имущим классам их противонародную работу.
Наблюдая за парламентской деятельностью других классов, передовые рабочие убеждаются, что избирательная кампания и думская трибуна сами по себе, независимо от роли, силы и состава парламента, открывают несравненно более широкие агитационные возможности, чем заводской митинг или районная прокламация. Они устанавливают на думу чисто агитационную точку зрения — в противовес стремлению буржуазии к органической работе и «деловому» законодательству. Убедившись, что выборы дают исключительно благоприятную возможность развернуть свою программу и подсчитать свои силы, передовые рабочие отказываются от тактики бойкота и зовут в Думу — в чисто агитационных целях. Это второй этап на пути развития парламентарной тактики пролетариата.
Но по самому существу своему эта точка зрения — «чисто агитационного» использования думской трибуны — есть точка зрения активных верхов, но не самой массы — агитирующих, но не агитируемых.
Стачка имеет несомненно огромное пробуждающее и воспитывающее — агитационное значение. Но ясно, что призывать массы к стачке во имя её агитационного значения — прямая бессмыслица. Агитационное значение стачки в том и состоит, что, вовлекая рабочих в борьбу из-за сокращения рабочего дня или повышения заработной платы, то есть из-за ясно сознаваемых массой потребностей, стачка, всем ходом своим обогащает рабочих новым опытом и расширяет их кругозор.
Но это же относится и к парламентаризму. Призывать массы к участию в избирательной кампании во имя её агитационного значения значит на самом деле предполагать, что масса в этом агитационном воздействии уже не нуждается, что она в целом является уже субъектом, а не объектом* агитации. На самом же деле те сотни тысяч и миллионы рабочих, которых мы стремимся мобилизовать во время избирательной кампании и удержать в связи с думской фракцией, могут быть вовлечены в избирательную кампанию, как и в стачку, не иначе как во имя борьбы за известные, определённые требования. Это со всей ясностью обнаруживается в тот час, когда в порядок дня парламентской работы становятся вопросы рабочего законодательства, где каждый закон и каждый параграф прямо и непосредственно отражается на жизни рабочих масс. По мере того, как широкие слои пролетариата научаются понимать связь между тем, что совершается в Думе и той борьбой, какую они ведут в качестве продавцов рабочей силы, покупателей предметов потребления, граждан, квартиронанимателей и пр., и пр., в них побуждается стремление непосредственно вмешиваться в парламентские столкновения и группировки и добиваться известных непосредственных успехов или, по крайней мере, отвращать новые грозящие удары.
* Субъект — действующее лицо; объект — та среда, на которую производится воздействие. — Л.Т.
Ошибочно ли такое стремление само по себе? Представляет ли оно собой вредную иллюзию в русских условиях? Разумеется, нет. Характер реакционно-своекорыстной политики думского большинства в общем и целом определяется его социальным составом. Но тем не менее эта политика может получить больший или меньший уклон и вправо и влево, — в зависимости от того, кто оказывает на Думу большее давление: «сферы» и объединённое дворянство или народные массы. Правда, то или иное голосование Думы само по себе ещё не решает вопроса. Но ведь давление масс ощущается не только Думой, а и теми силами, которые стоят за ней. Следовательно, в пробуждающемся стремлении масс оказывать через посредство Думы прямое влияние на направление законодательной деятельности нет ничего утопического. Наоборот: оно означает, что раздробленная классовая борьба обобщается в классовых политических требованиях, становится более планомерной, более принципиальной, следовательно и более опасной режиму 3-го июня в своем развитии.
Соответственно этому усложняется деятельность думской фракции. Если прежде она просто пользовалась думской трибуной, как удобными подмостками для агитационной речи, то теперь она все больше превращается в политический рупор класса. Она теперь не просто развивает известные программные лозунги, пользуясь подходящими поводами, а ведёт непосредственную борьбу за те очередные требования, вокруг которых массы объединяются на фабриках и в рабочих кварталах. Только теперь она получает полную возможность вовлечь самые широкие рабочие массы в сферу своего воздействия. Только теперь её деятельность, исходящая из непосредственно политических, а не отвлечённо агитационных соображений, получает свой полный агитационный размах.
Русская социал-демократия в своем отношении к парламентаризму прошла через те же три стадии, которые можно установить и в истории рабочего движения старших парламентарных стран.
Сперва — бойкотизм, отказ от парламентской деятельности, как наиболее простая и доступная для массы форма отмежевания от буржуазии, ухватившейся за парламент (или за его призрак), чтобы покончить свои счёты с революцией.
Далее — принципиальное признание парламентарной тактики, но с чисто агитационными целями, отрицание «органической» работы, то есть непосредственной борьбы за реформы, как утопической или оппортунистической.
И наконец — в-третьих — перенесение на думскую трибуну тех очередных требований, во имя которых рабочими массами ведётся непосредственная борьба; превращение думской фракции из пропагандистско-проповеднической коллегии в боевой политический орган классового движения.
III.
В своем бойкотизме пролетариат противопоставлял свою стихийную непримиримость консервативному примирительству буржуазии. В своей развитой парламентарной тактике пролетариат научается в каждом отдельном случае противопоставлять свой осознанный классовый интерес классовому интересу буржуазии. Реформаторская деятельность буржуазии противоположна радикальной ломке режима. Реформаторская деятельность пролетариата неотвратимо ведёт к радикальной ломке. Буржуазные парламентарии главной своей задачей считают конституционное «перевоспитание» людей 3-го июня. Представители пролетариата стремятся к воспитанию рабочей массы — против людей 3-го июня. Частичные завоевания пролетариата не примиряют его с существующим строем, а, наоборот, повышают его самоуверенность и требовательность. Частичные неудачи не обескураживают его, а наоборот: закаляют в классовой непримиримости.
Если первая стадия — бойкотизм, грозит вырождением в анархическую пассивность; если на второй стадии — чистой агитации — парламентарная деятельность грозит опасностью мнимо революционного доктринерства; то на третьей стадии возникают опасности реформаторского оппортунизма.
Социал-демократия не может бороться за практический успех такими мерами, которые не вытекают из классового движения пролетариата. Успехом всех успехов является для неё всегда рост политической сознательности и классового сплочения. Между тем переход от чисто агитационного парламентаризма к парламентарской политической борьбе легко порождает оппортунистические искушения: возникают попытки так или иначе прислониться к буржуазным политическим партиям; искусственные поиски объединённых действий; приспособления лозунгов и агитации за них к либеральному общественному мнению.
Вся русская политическая обстановка чрезвычайно мало благоприятствует оппортунистическому уклону в рабочем движении, и в частности, в его парламентском представительстве. Дальше симптомов и отдельных шагов на ложном пути дело не заходит. Крики о либеральной опасности в нашем рабочем движении являются просто грубой сектантской карикатурой на действительность. Раскол, этими криками оправдываемый, приносит русскому рабочему движению в тысячу раз больше вреда, чем те оппортунистические шатания, против которых он будто бы направлен.
Мы этим вовсе не хотим сказать что русский марксист должен возложить всю ответственность за принципиальное направление нашей парламентарной тактики на объективный ход вещей. Нет, необходимо давать идейный отпор всяким попыткам обогнать естественное развитие парламентской тактики и политического влияния пролетариата при помощи искусственных ходов и комбинаций. Но этот отпор не должен нарушать единство действий, — об этом говорит простой политический глазомер; и этот отпор не может исходить из отрицания борьбы за частичные требования, — об этом говорит марксизм.
Отрицание так называемых частичных требований (в том числе такого коренного требования рабочей демократии, как свобода коалиций), равносильно объявлению нашей минимальной программы отсроченной впредь до решительной перемены всего строя. Такой тактический взгляд представляет собой вернейшее средство искусственной фабрикации оппортунизма на другом полюсе. К счастью, он находится в явном противоречии со всей практикой русского рабочего движения.
На наших глазах совершается процесс химического соединения массового рабочего движения с научным социализмом, — другими словами растёт и крепнет пролетарская социал-демократия. Классовая борьба связывает частичные требования масс с конечной целью класса нерасторжимым узлом. Но концы этого узла: реформа и конечная цель — все ещё торчат в разные стороны. И вокруг этого узла развёртывается жестокая борьба фракций, дёргающих то за один, то за другой конец.
Положить этой борьбе предел передовые рабочие могут лишь одним путём: отдав себе ясный отчёт в том движении, которым они руководят, то есть идейно преодолев мнимое противоречие тактического узла. Пора, пора передовым рабочим научиться по марксистски соединять концы с концами!
Н. Троцкий.
«Борьба» № 1,
22 февраля 1914 г.