Коренное расхождение.
1. Политические основы военно-промышленного «интернационализма».
В № 5 «Известий» — издание, во главе которого стоят Аксельрод, Мартов, Мартынов и др. — напечатаны две крайне обширные декларации петербургских и московских меньшевиков о войне. Первая подписана Петербургской инициативной группой и Московской с.-д. группой, вторая — только Инициативной группой. Обширность документов, как это нередко бывает, связана с чрезвычайной расплывчатостью. Авторы заявляют себя сторонниками Циммервальда и стремятся, в оппозиции к оборонцам, формулировать и обосновать интернационалистскую позицию. Но теоретические очертания этой последней почти неуловимы, а практическими выводами своими она упирается в военно-промышленные комитеты.
«В нынешнем международном конфликте, — говорят авторы, — нас должен отделять от буржуазного, даже (!) буржуазно-демократического понимания задач и событий именно наш интернационализм, забота не только (!) об отечестве, но и о международном пролетариате, уменье преодолеть основное противоречие момента, умение определить опасность, от которой надо обороняться, и средства обороны не с точки зрения своей лишь национальной скорлупы, а сточки зрения всего Интернационала».
Эта цитата очень характерна для общего духа документа, который самые простые мысли выражает сложными словами, приспособленными к оборонческим настроениям тех элементов, которые этот документ увещевает. Высказываясь в принципе против оборончества, названные группы обращаются не к рабочим массам с призывом, а к социал-патриотам — с увещанием. Естественно, если они ищут общего с ними языка. И нужно сказать, что они без труда находят его.
Мы уже сказали, что обе примыкающие в Циммервальду меньшевистские группы тактически защищают — и с какой горячностью! — необходимость участия в военно-промышленных комитетах: разумеется, не для обороны, а для «выдвигания очередных задач», «собирания сил» и пр. Таким образом, схождение с социал-патриотами, на первый взгляд, является лишь формально тактическим: и те за участие в комитетах, и другие. Но одни — во имя обороны, а другие — во имя интернациональной борьбы за мир. Мартов и другие заграничные литераторы меньшевистского крыла не раз обвиняли «Наше Слово» в том, что оно не хочет-де видеть полной противоположности тех мотивов, которые толкают в военно-промышленные комитеты — Потресова, на одной стороне, Дана — на другой. Мы отвечали вопросом: но каким же образом военно-промышленные «интернационалисты» при полной, будто бы, противоположности воззрений оказываются в политической практике в одном лагере с патриотами, под одним и тем же лидерством патриота — Гвоздева? Нам отвечали ссылками на русские потемки, на невыясненность вопросов, организационные недоразумения и предлагали отложить непримиримую борьбу против гвоздевщины — до тех пор, пока до России дойдут разъяснительные и увещевательные послания Заграничного Секретариата. Но и после получения этих посланий военно-промышленные «интернационалисты» не сдались. Наоборот, и покойный самарский «Наш Голос» и оба разбираемые нами документа дают решительный отпор «анархо-синдикализму», поворачивающемуся спиною к военно-промышленной политике, и, отгораживаясь от беспринципной защиты, добросовестно стремятся показать, что для сотрудничества с Гвоздевым у них имеются совершенно достаточные принципиальные мотивы. В выяснении этих мотивов и заключается, по нашему мнению, главное значение обоих документов.
«Война широко развернула, — говорят наши авторы, — процесс организации в России общественно-политических сил. Буржуазная оппозиция, главный грех которой заключается в ее равнодушии к основным организационным задачам русского общества и к попыткам пролетариата приблизиться к разрешению их, эта оппозиция вступила, наконец, на путь собирания распыленных общественных сил. В интересах пролетариата поддерживать организационно-политическую работу оппозиции, влить в эту работу силы широкой демократии» и пр. Он «должен положить в основу своей тактики (курсив наш) принцип координации политических действий. Свои первые удары он должен обратить не на противников будущей полной демократизации России, а на сторонников нынешней дворянско-бюрократической диктатуры».
Та же самая «основа тактики» проходит и через второй документ. «Мы должны, — говорится там, — в нашей борьбе с главным врагом, самодержавием, искать точек соприкосновения с буржуазной оппозицией». И далее: «одолеть его (самодержавие) не может ни одна буржуазия без пролетариата, ни один пролетариат без буржуазии».
Здесь мы видим принципиальную в своем роде постановку вопроса — в отличие от тех недоговоренностей и уклончивых полуфраз, из которых состоит позиция самих «Известий».
Военно-промышленные интернационалисты не хотят брать на себя ответственность за оборону. Они стоят за необходимость революционной борьбы с царизмом; независимо от ее непосредственных военных последствий. Но они считают, что пролетариат может и должен вести эту борьбу только в сотрудничестве с либеральной буржуазией. Именно поэтому — т.-е. заботясь, чтоб это сотрудничество было не бесплотным, а реальным — они требуют, чтоб пролетариат входил в созданные либеральной буржуазией оборонческие учреждения.
Эта позиция, фальшивая с начала до конца, теснейшим образом связывает военно-промышленных интернационалистов с социал-патриотами и объясняет нам, почему первые, под гвоздевским знаменем, оказались враждебно противопоставлены революционным интернационалистам.
Если мы идем навстречу революции, в которой буржуазия будет вместе с пролетариатом бороться против самодержавия, то нам, конечно, нужно стремиться к координации политических действий. А так как политическая и в том числе оппозиционная деятельность буржуазии развертывается на почве национальной обороны (империализма), то нам, чтобы не отрываться от буржуазии, нужно практически стать на ту же почву, «сняв» с себя при этом — посредством «декларации» — политическую ответственность за операции милитаризма. Стать на общую с буржуазией почву значит не только войти в военно-промышленные комитеты, но и фактически подчинить революционное движение пролетариата оппозиционному движению либеральной буржуазии. Пролетариат, как мы слышали, не может свергнуть самодержавие — «без буржуазии». Это значит, что революционное движение, развертывающееся против буржуазии, заранее обречено на поражение. Хотя военно-промышленные интернационалисты признают (в декларации!) самостоятельное рабочее движение и даже независимо от его непосредственного влияния на судьбы войны, но эту самостоятельность они подчиняют маленькому ограничению, ставя ее — под видом «координации» — в зависимость от политики либерализма. А так как либеральная политика свою оппозицию ставит в зависимость от внешней политики, то «принцип координации политических действий», как основа тактики, приводит на деле к тому, что военно-промышленные комитеты (и не только они одни) превращаются в те посреднические камеры, откуда революционная энергия пролетариата сознательно ограничивается и нейтрализуется в ожидании революционного сотрудничества буржуазии. И это совершенно независимо от того, заседают ли в военно-промышленных комитетах гвоздевцы или единомышленники Дана. Политика пролетариата — через посредство координации действий с либеральной буржуазией — становится в глубокую внутреннюю зависимость от всей политики империализма, только, в отличие от обнаженных социал-патриотов, зависимость эта маскируется километрическими декларациями.
II. Две исключающие друг друга тактические линии.
Мы видели в прошлой статье, что военно-промышленные «интернационалисты» (Инициат. Группа и пр.) потому именно и мирятся фактически с социал-патриотами, потому и передают так легко свой политический мандат гвоздевцам, что те и другие кладут «в основу своей тактики принцип координации политических действий» пролетариата и либеральной буржуазии («Известия», № 5). Декларация питерских и московских меньшевиков-интернационалистов с полным удовлетворением констатирует, что «оппозиция вступила, наконец, на путь собирания распыленных общественных сил». Речь идет, очевидно, об организации прогрессивного блока, земского и городского союзов, военно-промышленных комитетов и пр., словом, о сосредоточении сил буржуазных классов на империалистической основе в учреждениях, сочетающих принципиальное и фактическое сотрудничество с формальной оппозицией по отношению к бюрократии. «В интересах пролетариата, говорит разбираемый документ, поддерживать организационно-политическую работу оппозиции». Но существо политической работы оппозиции состоит в развитии и углублении дела 3-го июня: в примирении монархии, аграриев, финансовых и промышленных капиталистов на империалистической основе, — по отношению к этой целиком контр-революционной задаче оппозиционное давление буржуазии имеет заранее ограниченное, чисто подчиненное значение. Думать и надеяться, что оппозиционное «давление» самой буржуазии может выйти за пределы внутренней семейной игры сил или тяжбы империалистических пайщиков и направиться против основ «самодержавия» (империалистической монархии), значит ничего не понимать ни в социальных и политических группировках России, ни во всем содержании европейской истории за последнее полустолетие. Оппозиционное «давление» буржуазии, которая всегда начинает сначала, чтобы не продолжать, имеет своей задачей не только оттягать лишнюю долю влияния для буржуазных классов, но и главное, под оппозиционным знаменем — навязать дисциплину империалистического государства мелкобуржуазной интеллигенции, а через нее и рабочим массам. Если во Франции республиканская форма и окостеневшие традиции революции, а в Германии промышленно-культурное могущество служат незаменимыми средствами дисциплинирования народного сознания и его подчинения империалистическому дирижерству, то в России единственным ресурсом буржуазной нации на этом пути является оппозиционный жест, дополняющий и маскирующий империалистическое сотрудничество или, как у кадетов, глубоко принципиальное в своей низкопробности прислужничество.
Царизм, как он есть, не может привязать рабочих к третье-июньской фирме, которая есть не случайное и преходящее образование, а лишь русское выражение обще-европейской комбинации исторических сил. Социал-патриотизм в России представляется — и в этом его внешнее отличие — не прямой и открытой капитуляцией социализма перед государством, а оппозиционной «координацией политических действий» с буржуазной нацией в целях давления на государственный режим. Но непосредственно-служебная роль русского либерализма так очевидна, господство империализма в политике буржуазии над либерализмом так явно, что социал-патриотизм, т.-е. прямое перенесение кадетизма в рабочее движение (потресовщина, гвоздевщина), неизбежно должен компрометировать себя с третьего слова и лишаться всякого доверия в рабочих рядах. В этих условиях речь может итти скорее о социал-патриотических лакеях либерализма, чем о социал-патриотических контр-агентах буржуазии в рабочем движении. Для того, чтобы стало возможным широкое и длительное «сотрудничество», оказывается политически необходимым, по крайней мере, еще одно промежуточное звено. Как либеральная оппозиция необходима империалистическому блоку для приручения и подчинения буржуазной нации, так военно-промышленный «интернационализм» необходим для политического приручения рабочих, — не прямого, но не менее действительного. Дело, разумеется, не в военно-промышленных комитетах самих по себе, а во всей исторической концепции и в вытекающих из нее основах тактики. Декларация московских и питерских меньшевиков, «снимая с себя ответственность» и расписываясь под многими хорошими мыслями, правда, весьма конфузно и конфузливо выраженными, в самом основном дает все решительно необходимые гарантии — не интернациональному пролетариату, а русскому империалистическому блоку. Его работа — на основе самого варварского империализма — признана работой «собирания распыленных общественных сил». На пролетариат возложена обязанность эту работу поддерживать. Победа революции обусловлена сотрудничеством пролетариата с империалистической буржуазией. Самостоятельная политика, т.-е. революционная мобилизация пролетарских и связанных с ними народных масс против империалистического блока признана заранее безнадежной («один пролетариат без буржуазии» не может «одолеть самодержавия»). Этим фактически, на деле, на практике вся борьба пролетариата ставится в замаскированную словами зависимость от «развития» либеральной оппозиции, политика которой в свою очередь целиком определяется потребностями империализма. Отсюда столь непонятное на первый взгляд сочетание Циммервальда с гвоздевщиной. Осуществлять сотрудничество с либеральной буржуазией против Гвоздева или помимо него невозможно: он необходимое соединительное звено. Но привлечь к такому сотрудничеству широкие слои рабочих плехановскими манифестами или гвоздевскими беседами со Штюрмером еще того менее возможно: нужны более высокие принципы, более популярные лозунги. Отсюда тяга военно-промышленных «интернационалистов» к Циммервальду, по крайней мере, к его фразеологии, ибо революционная сущность Циммервальда, как показывают оба документа, остается для их авторов книгой за семью печатями.
Полагать в основу своей тактики координацию действий с империалистической и по существу анти-революционной буржуазией значит отказываться не только от интернационализма, но и от русской революции. Вернее сказать: из отказа от самостоятельной интернационально-классовой политики пролетариата неизбежно вытекает отказ от революционной борьбы против царизма. Какие революционные силы может собрать вокруг себя русский пролетариат, развернув знамя непримиримой и открытой борьбы против империалистического блока по всему фронту? Этот вопрос не может быть решен иначе, как самой практикой революционной борьбы. Но если русский пролетариат «один» не может одолеть царизма, то это может для нас значить лишь: один — без европейского пролетариата, а не без русской буржуазии. Несомненно, что русская революция может быть «доведена до конца» только в связи с победоносной пролетарской революцией в Европе. Из этой перспективы, единственно реальной, вытекает теснейшая координация действий с европейским пролетариатом (это и есть Циммервальд!), но никак не с русской буржуазией. Координация действий европейского пролетариата не может, в свою очередь, иметь выжидательный характер, т.-е. фразеология интернационализма не может служить прикрытием национальной пассивности. Выступая против так называемого «национального» предприятия, порывая со всякими оборонческими учреждениями и оборончески-демократическими иллюзиями, мобилизуя пролетарские массы против империалистического блока, мы тем самым будем развязывать руки немецкой оппозиции, расширять арену ее влияния и толкать вперед циммервальдцев во всей Европе. Ясно, что эта наша политика будет не сближать нас с русской буржуазной оппозицией, а наоборот — непримиримо противопоставлять ей. Этой перспективы пугаются авторы документа, оппортунисты до мозга костей, и пытаются запугать ею пролетариат. На этой именно почве революционные интернационалисты должны вести с ними борьбу. Нужно вопрос о военно-промышленных комитетах и все другие частные вопросы текущей политики поднять в сознании пролетарского авангарда на уровень принципиальной альтернативы: что мы полагаем в основу нашей тактики — координацию действий с либеральной буржуазией во имя мнимых, иллюзорных интересов русской революции или координацию действий с европейским пролетариатом — против всех сил империализма — во имя европейской революции?
Поднять вопрос на эту высоту значит вместе с тем открыть непримиримую борьбу против той идеологии и политики, выражением которой являются напечатанные в № 5 «Известий» заявления петербургских и московских меньшевиков.
«Наше Слово», 19 и 20 июля 1916 г.