Конференция нейтральных теней.
От социалистической конференции «нейтральных» партий не приходилось после двух лет войны ждать ни решительных действий, ни новых мыслей. Как слабые нейтральные правительства не смеют поднять голос ни для протеста, ни для посредничества, так и связанные в большинстве со своими правительствами «нейтральные» социалистические партии, после копенгагенской попытки, только глубже убедились в своем бессилии и переносили разрыв международных связей, как их страны переносят войну, то есть лавируя между большими «державами» социализма и провозя под нейтральным флагом политическую контрабанду франкофильских или германофильских симпатий. В идейно-политическом смысле нейтральные партии представляют отражение всех основных черт партий воюющих стран только в провинциальном масштабе. Ни швед Брантинг, ни голландец Трельстра, которые у себя дома ведут чисто социал-патриотическую политику, ожесточенно отбиваясь от циммервальдизма, не призваны историей поставить новую веху на пути социалистического возрождения. Но зато полная политическая зависимость их от французской и немецкой партий, которые, в свою очередь, зависят непосредственно от своих правительств, превращала конференцию или, по крайней мере, открывала для нее возможность превратиться в международно-дипломатический факт. Эти люди съехались не для того, чтобы открыть кампанию против войны, а для того, чтобы подготовить почву для восстановления дипломатических сношений между правительственными социалистами обоих лагерей; а это равносильно нащупыванию почвы для открытия мирных переговоров.
Месяца два тому назад цензура не дала нам почему-то сообщить о «плане» Гюисманса: созвать одну за другой три конференции — «нейтральных», «союзных» и «центральных» социалистов, — и дать им возможность проголосовать три однородные резолюции: скорый мир без аннексий, восстановление Бельгии и Сербии, право наций на самоопределение, свободная торговля, признание долга национальной обороны и (разумеется!) осуждение Циммервальда; после чего Гюисмансу и Трельстра оставалось бы только констатировать, что в основных вопросах «все согласны» и что для созыва Интернационального Бюро (то есть неофициального открытия мирных переговоров) нет более никаких препятствий. Не только лонгетисты, которые в Гюисмансе видят Мессию Интернационала, но и большинство французской партии голосовало, как известно, в соответствии с «планом» Гюисманса, за созыв совещания «союзных» социалистов, отдавая себе, впрочем, совершенно ясный отчет в полной неосуществимости такого совещания.
Разумеется, у нейтральных партий, конференция которых составляет, как сказано, первое звено «плана», есть свои собственные виды и цели. Для них не исчезла, прежде всего, опасность, что безнадежное затягивание войны может привести к новым авантюристским попыткам вовлечения нейтральных или прямого нарушения нейтралитета (Швеции, Голландии, Дании). Они ищут поэтому на пути социалистической дипломатии средств к прекращению войны. Далее, Брантинг ведет у себя жестокую борьбу с единомышленниками Хеглунда, а Трельстра — с трибунистами и группой Ролланд-Хольст. В борьбе с циммервальдцами, которые опираются на международные связи, нейтральным социал-патриотам крайне необходимо иметь за себя авторитет Второго Интернационала. Но и здесь повторяется то же само.е: самостоятельные цели нейтральных совершенно отступают назад перед вопросом о том значении, какое политика нейтральных имеет для воюющих.
С этой стороны с самого начала был отмечен французской прессой факт посылки приветствия нейтральной конференции Главным Правлением германской социал-демократии. Правление французской партии от приветствия воздержалось и тем облегчило всей прессе Франции травлю гаагской конференции, как интриги Бетман-Гольвега, — несмотря на то, что на конференции раздавались франкофильские голоса, нашедшие свое отражение в вотированной резолюции, и не было ни одного — по крайней мере открытого — германофильского голоса… Лонгетистское меньшинство также не отважилось послать приветствие: чтоб не нарушать рамок легальности, не чинить серьезных затруднений своему большинству, а главное — из опасения сшибиться лбами с Шейдеманом и его друзьями.
Конференция, именно потому, что она состояла из нейтральных, не могла удовлетвориться изысканием «непосредственных виновников», даже если бы противоречиво-«фильские» тенденции в ее собственной среде позволили ей прийти к какому-нибудь решению в этом вопросе. Слишком уж это мизерно и ничтожно) после двух лет войны, потрясшей основы мирового хозяйства, преподносить интернациональному пролетариату, в качестве основного вывода, который должен определять всю политику социализма, ту истину, что правительства Вильгельма и Франца-Иосифа страдают мегаломанией и не уважают международных трактатов. Конференция вынуждена была позаимствоваться кое-чем у Циммервальда и прежде всего признать общую империалистическую основу войны; но она тут же свела политически это принципиальное признание на-нет, указав на «свободу торговли», как на путь к прочному миру: как будто империализм исчерпывается принципами таможенной политики или как будто можно повалить его, незаметно выдернув у него из-под ног систему протекционизма!
Признавая, что центральные империи оставили эпоху побед позади, Трельстра подчеркивал безнадежно затяжной характер войны и нежелательность решительной победы ни одного из противников: отсюда он выводил — и конференция вместе с ним — необходимость для социалистов «позаботиться» о прекращении войны. Брантинг, наоборот, видит явный материальный и моральный перевес на стороне держав Согласия, и именно в этом он хочет открыть серьезную базу для начатия мирных переговоров; в согласии с Брантингом конференция отмечает, что страны Согласия не атаковали, а были атакованы. Так, слегка раскачивая качели своего «нейтрализма» между обоими лагерями, нейтральные дипломаты стремились уловить сердца Шейдеманов и Реноделей, которым они предложили обменяться мыслями по поводу судьбы Эльзас-Лотарингии.
Какое значение могут иметь их «мысли», раз не они решают судьбу завоеванных и еще не завоеванных провинций? Какое значение имеют их суждения на счет целесообразности войны и ее шансов, раз во главе ее стоят другие? Собираются ли социал-патриоты воюющих лагерей повести отныне самостоятельную политику в защиту своих международных «решений»? Нет. Требуют ли от них этого нейтральные социал-патриоты? Нет. Какое же значение имеют решения гаагской конференции? Мы уже ответили на этот вопрос выше: значение пробного шара. Это не призывы к борьбе, а осторожные запросы, обращаемые нейтральными правительствами через посредство нейтральных и воюющих социал-патриотов к воюющим правительствам: не пора ли? Тень не имеет самостоятельного существования, но по ней иногда можно судить о движении тел.
Правление германской социал-демократии приветствовало конференцию. Это симптом. Французская буржуазная пресса бешено напала на нее. Это симптом. Но газета «L’Humanité» эта воплощенная недобросовестность в сфере информации, напечатала подробный и, по-видимому, добросовестный отчет о конференции. Буржуазная пресса атаковала Реноделя, требуя от него истинно-французских комментариев. Но он их не дал и даже опубликовал дополнительно ту часть речи Трельстра, где этот последний подчеркивает, что продолжение войны лишь усиливает международное влияние царизма. Это тоже симптом. Но чего? Новых веяний на правительственных верхах? Или — утраты равновесия на верхах французского социализма, которые считают теперь необходимым держать открытой и гаагскую дверь? На этот счет возможны только предположения, близкие к гаданиям. И тот факт, что все значение конференции нейтральных разрешается в такого рода гаданиях и планах, намерениях и происках правящих, этот факт является самым безжалостным приговором для этой конференции нейтральных теней.
«Наше Слово», 20 августа 1916 г.