«Борьба за власть».
В январе-ноябре 1916 г. Б. В. Штюрмер был председателем Совета министров, и по несколько месяцев совмещал премьерство с креслом министра внутренних дел, а потом, министра иностранных дел. Вся эта игра министров в ваньки-встаньки характеризовала агонию короны Романовых в эти годы. — /И-R/
Прогрессивно-кадетская Москва и министерство Штюрмера.
В беседе с представителями высшей администрации, московский городской голова Челноков, видевшийся, кроме Штюрмера, с кн. Шаховским, Хвостовым и Макаровым, вынес, по сообщению русских газет, впечатление, что нынешний кабинет имеет определенные «задания провести существенные реформы общего характера. Это, — говорил в беседе с корреспондентом Челноков, — пожалуй (!) консервативный кабинет, имеющий целью проведение либеральных реформ. Если бы такая задача была дана либеральному кабинету, к нему предъявили бы слишком большие требования, которые он не мог бы выполнить. Но если консервативный кабинет выполнит хотя бы часть реформ, он скорее заслужит доверие, как со стороны общества, так и со стороны руководящих политических кругов и в сферах». Таково сообщение газет.
«Впечатление», вынесенное г. Челноковым, нимало, разумеется, не характеризует министерства Штюрмера-Макарова, которое достаточно говорит само за себя и своим составом и своими делами. Но зато это «впечатление» крайне ярко характеризует направление политической мысли либерально-капиталистических кругов, выразителем которых является г. Челноков, стоящий во главе общегородского союза, обслуживающего войну и… всячески теснимого правительством.
Нет ничего легче, как показать всю фантастичность утверждений Челнокова. Но было бы не меньшей фантастичностью делать отсюда тот вывод, что стоит раскрыть Челноковым глаза на действительную природу правительства, чтоб они стали к нему в непримиримое противоречие. На самом деле добровольный «самообман» гг. Челноковых (на три четверти — обман Челноковыми других) вытекает не из их «наивности», «непонимания» и пр., а, наоборот, из очень твердо усвоенного ими понимания общности их империалистических интересов с нынешней государственной властью. Челноковы знают, что бюрократическая монархия, как она есть, неспособна отстоять их мировые интересы; но именно поэтому они несут ей на помощь все свои «духовные дары» вместе с дарами обслуживающей их профессиональной интеллигенции. Они знают, что монархия не уступит им своего места, но они и не претендуют на это; они знают в то же время, что монархия ходом вещей вынуждена усвоить некоторые новые навыки и приемы, нужные им для их империалистических целей, и они всячески содействуют ей в этом. Они жмутся и протестуют, когда бюрократия слишком беззастенчиво ворует или слишком нагло третирует своих буржуазных сотрудников-«воспитателей». Но думать, что этот протест может стать отправным моментом политического разрыва между буржуазией и монархией, — разрыва, из которого для буржуазии вытекала бы необходимость искать опоры в революционных массах, значит ничего не понимать в характере совершающегося на наших глазах процесса взаимопроникновения и взаимовоспитания бюрократической монархии, дворянского землевладения и крупного капитала.
Создавая (не столько для себя, сколько для других) иллюзии насчет Штюрмера, Челноков продолжает служить основным интересам своего класса в условиях нынешней эпохи. Создавая себе иллюзии насчет Челноковых и их завтрашней «борьбы за власть», оппортунисты в рабочем движении выдают буржуазии с головою рабочий класс.
В этом вопросе — наш «национальный» ключ к проблеме интернационализма и социал-патриотизма.
«Наше Слово», 27 августа 1916 г.