Еще о поездке депутата Чхеидзе.
В № 1 Бюллетеня Заграничного Комитета Бунда (сентябрь 1916 г.) напечатана пространная статья Л. Мартова «Опасность упростительства» в защиту известной кавказской поездки депутата Чхеидзе. Статья, наряду с некоторыми фактическими сообщениями и дополнениями, содержит в себе приуроченную к случаю философию политического действия. Нас интересуют, однако, преимущественно фактические элементы статьи.
Мартов сообщает прежде всего об участии Союза русского народа в кавказских погромах на почве дороговизны. Об этом телеграфировал депутату Чхеидзе городской голова Сухума. По словам кавказской марксистской газеты, сухумская полиция, арестовав главу громившей толпы, Карпа Педанова, нашла у него при обыске подписанный В. Пуришкевичем документ, рекомендующий Педанова, как лицо «способное руководить толпой и вести в массах агитацию». На борьбу с этой агитацией и выступил кавказский социал-демократический депутат*.
* Отметим тут же, что тифлисские и иные буржуа имеют все причины преувеличивать значение черносотенной агитации, чтобы преуменьшать значение своих собственных спекуляций на жизненных продуктах. — Л.Т.
«В каком же духе при этом выступал т. Чхеидзе, — продолжает Мартов, — можно судить по тому, что, по словам агентских телеграмм петербургских газет, он «говорил о политическом положении России», а по словам кавказского с.-д. органа («Ахали Квали») «не оставил ни одной причины дороговизны неосвещенной»; на просьбу же тифлисских буржуа принять участие в народном собрании, созванном городской думой, ответил «предупреждением, что не намерен ограничивать себя в изложении причин создавшегося положения».
Опираясь на эти данные, Мартов не только не согласен признать, что кавказское турне Чхеидзе выступает в «плачевном до последней степени виде», но, наоборот, считает, что Чхеидзе безукоризненно выполнил свой социалистический долг. Если же его поездка жестоко критиковалась в социалистической печати, то это между прочим потому, что критики пользовались отчетом «Кавказского Слова», руководимого известным черносотенцем Тимошкиным, и представили читателям «совершенно ложную картину» выступлений депутата Чхеидзе. Насколько ложной является эта картина, позаимствованная радикальными «упростителями» у черносотенной газеты, видно в частности из того, что выступавший рядом с Чхеидзе полковник оказывается отставным офицером Микеладзе, «известным в своем уезде радикальным общественным деятелем», а поп — священником Хундадзе, «привлекавшимся в 1905 году к ответственности за участие в с.-д. движении».
Этими данными исчерпывается первая, фактическая часть статьи. Можно не сомневаться, что статья эта показалась очень убедительной тем читателям, которые были убеждены заранее.
Начать с источника — «Кавказского Слова». Состоит ли руководителем его Тимошкин до сих пор, мы не знаем. Возможно, что и так. Но дело-то в том, что отчет «Кавказского Слова» есть перевод из грузинской марксистской газеты. Мартов об этом молчит, хотя он прекрасно знает, что это так, ибо в самом «Кавказском Слове» есть прямая ссылка на грузинскую с.-д. газету, и ссылка эта обошла значительную часть русской прессы. Выходит, что Мартов знает, что делает, когда умалчивает о действительном источнике «черносотенного» отчета.
Но, может быть, «Кавказское Слово» дало ложный перевод? Тогда так и нужно было бы говорить. Но поразительно, что сам Чхеидзе — достаточно заинтересованное лицо! — нигде не выступал с опровержением этого отчета, перепечатанного значительной частью «левой» прессы (в том числе и самарским меньшевистским «Голосом», № 1), — так что русские рабочие узнали о поездке Чхеидзе именно то, что, на основании марксистской газеты, сообщил черносотенец Тимошкин.
Самое поразительное, казалось бы, состоит, однако, в том, что черносотенный орган обнаружил столь исключительную симпатию к выступлениям Чхеидзе, дав место в высшей степени хвалебному отчету о красноречии Чхеидзе, его юморе, убедительности, влиянии на массу и пр. Если т. Мартов старательно подчеркивает, что «упростители» опираются на Тимошкина, почему же он не задумывается над вопросом о том, зачем Тимошкину понадобилось хвалить и рекламировать Чхеидзе? Уж не для того ли, чтоб дать пищу «упростителям»? Или, может быть, потому, что Чхеидзе выполнил работу, пришедшуюся по душе хозяевам Тимошкина?
Но Чхеидзе — об этом даже агентские телеграммы сообщают — «говорил о политическом положении России». Но Чхеидзе — смотрите! — заявил тифлисским буржуа, что «не намерен ограничивать себя в изложении причин создавшегося положения». Ни агентские телеграммы, ни Мартов не сообщают нам, к сожалению, что именно говорил Чхеидзе о политическом положении России. Но мы охотно допускаем, что он говорил много хорошего. Никто же не думает, что Чхеидзе говорил свои речи по шпаргалке Тимошкина, — иначе ни сухумским ни тифлисским буржуа не было бы никакой необходимости выписывать социал-демократического депутата для успокоительного воздействия на массы. Но неизвестная ни нам ни Мартову речь Чхеидзе была произнесена им в обоснование единогласно* принятой резолюции. Об этой же последней нам известно — не от Тимошкина, а из марксистского первоисточника — во-первых, что она порицала разгром лавок (сие конечно правильно) и рекомендовала устройство кооперативов и вообще «самодеятельность» против дороговизны, и, во-вторых, что резолюция встретила полное одобрение г. губернатора, который рекомендовал приставам не чинить никаких препятствий к дальнейшему устройству собраний депутатом Чхеидзе. Достаточно одного этого факта, чтоб разрушить всю мозаику Мартова. К сожалению, этот последний, столь обстоятельный насчет «примыкавшего» священника и «радикального» в своем уезде отставного полковника, совершенно молчит о губернаторе. Или, может быть, сей губернатор тоже к чему-нибудь примыкал? Или, может быть, он… отставной? Нет, непохоже: ибо отдает распоряжения полиции не мешать депутату Чхеидзе выяснять голодающим массам «политическое положение России», сохраняя при этом в резерве вещественные аргументы, на случай, если невещественные доводы левого депутата не окажут ожидаемого действия. Мы видим, что Мартов особенно красноречив в тех случаях, когда он о чем-нибудь умалчивает.
* Факт этого единогласия, к слову сказать, опять-таки отнюдь не свидетельствует о силе черносотенной агитации. — Л.Т.
В этом отношении наш автор похож, впрочем, на депутата Чхеидзе, который очень хорошо (см. «Кавк. Слово») говорил о «политическом положении», но еще красноречивее умолчал в рассчитанной на единогласие резолюции о тех элементарнейших лозунгах, которые только и могли оправдать его выступление. Ибо — тут Мартов согласится с нами — если бы Чхеидзе не припрятал своих лозунгов, то не было бы ни губернаторского поощрения, ни тимошкинского отчета, ни агентских телеграмм, вообще всей этой демонстрации «священного единения». А к этому-то ведь и сводится вопрос!
Все те банальности насчет «стихийности» и «сознательности», которые Мартов многословно преподносит по этому поводу с мало мотивированным видом превосходства, должны несомненно встретить полное одобрение редакции «Бюллетеня». Но они не могут скрыть от критического читателя того факта, что Чхеидзе выполнял в своей поездке чужую работу и не вносил в стихийность первейших элементов социалистической сознательности. И именно по тем самым причинам, по которым так довольны поведением Чхеидзе губернатор, тифлисские буржуа, Тимошкин, официальное агентство, уездные радикалы в рясе (и… цюрихские комментаторы?), — мы, с своей стороны, считаем эту поездку скандальным политическим фактом.
«Начало», 3 ноября 1916 г.