О проекте десяти.
Текст дается по брошюре «Материалы к дискуссии о Профсоюзах», опубликованной в типографии Цектрана в феврале 1921 г. — /И-R/
I. Вопрос о «кризисе».
Основной чертой проекта постановления десяти является полное отсутствие в нем объединяющей мысли. Исходя из нынешней профессионалистской практики, проект делает ряд уступок, производственной точке зрения. Но в целом он сохраняет чрезвычайно бесформенный, несогласованный и противоречивый характер.
Проект заключает в себе отдельную главку: «Не кризис, а рост». Главка эта объясняет или, вернее, рассказывает, что союзы мобилизовали работников для продовольственной и военной работы, что союзы оказались ослаблены вследствие гражданской войны и пр. «Особенности данного переходного времени, — говорит проект, — как и всякого (?) переходного периода вообще, создают значительные (какие именно? Т.) трудности для профессиональных союзов. Но, тем не менее, то, что переживают профессиональные союзы теперь, является не кризисом и не распадом (!), а симптомом роста».
Совершенно очевидно, что во всем этом нет никакой логики. Самое заглавие — «Не кризис, а рост» — несообразно. Такого противопоставления делать нельзя. Кризис не противостоит росту, ибо бывает кризис роста. В отношении к профсоюзам мы говорим о кризисе в смысле несоответствия между организационными формами и методами работы, создавшимися в прошлый период, и теми задачами, которые теперь в полном объеме встают перед профсоюзами. Чем дальше это несоответствие сохраняется, тем глубже, острее и болезненнее становится кризис. Чем решительнее партия поможет профсоюзам установить необходимое соответствие между организационным аппаратом и методами работы союзов и их задачами, тем скорее кризис перейдет в роет союзов, в усиление их роли и значения. Вот почему совершенно несообразно говорить: «то, что переживают профсоюзы теперь, является не кризисом и не распадом, а симптомом роста». О распаде никто не говорил, и слово это вставлено исключительно для словесного эффекта. Далее: каким образом союзы могут переживать «симптом (своего) роста»? Что вообще означает эта неудобоваримая фраза? Союзы переживают тяжелое состояние, крайне ослабел не только их аппарат, но ослабела и их роль в общей жизни рабочего государства. В чем же собственно выражается «симптом роста»? Если авторы проекта хотят сказать, что ослабление роли союза имеет временный характер, и что переживаемый союзами кризис не является кризисом распада, а должен повести и поведет к новому росту профсоюзов, то это безусловно верно. Но для этого незачем явления слабости, неприспособленности и пр. называть ростом или симптомом роста. Действительный рост союзов будет достигнут большой идейной и организационной перегруппировкой внутри самих союзов, их перевооружением, их действительным приспособлением к новым задачам путем фактически проведенного «радикального изменения методов работы», чего требовал 9-й Съезд, но что до сих пор не было осуществлено.
Мы видим здесь, как боязнь констатировать исторически обусловленный кризис профсоюзов и сделать отсюда вывод о необходимости у перелома, поворота в их_работе, приводит к чисто словесной, логически несостоятельной игре на словах «кризис», «распад», «рост», «симптом» и к замазыванию того, что есть. Такая постановка вопроса может вести только к затемнению вопроса.
Состояние кризиса констатируется многими провинциальными организациями, совершенно независимо от их принципиальной позиции в вопросе. Уфимская губернская конференция нашей партии, состоявшаяся в конце января, следующим образом характеризует состояние профсоюзов:
«Несмотря на численный рост состава профсоюзов, приходится отметить, что в настоящий момент руководящие органы профсоюзов значительно оторвались от массы, союзный аппарат весьма слаб, роль профсоюзов в производстве ничтожна, союзная спайка слаба и т. д.» («Партийные Известия», орган. Уфимского губкома РКП, № 2 (10) от 29 января 1921 г.).
Фракция коммунистов Челябинской профессиональной конференции говорит в своих тезисах (15 января): «Это ослабление союзов — вместе с тем, что они, отвлеченные задачами гражданской войны и укреплением государственной диктатуры пролетариата, не смогли внедриться полностью в производство и установить свое непосредственное руководство, всем хозяйственным аппаратом, а оказались от него оторванными, — и составляют кризис профессионального движения».
Таких и им подобных характеристик местного происхождения можно бы привести десяток. Как характеризуют состояние профсоюзов руководящие профессионалисты центра (т.т. Томский, Лозовский, Кассиор, Андреев, Гольцман, Николай Иванов и другие), мы показали в другом месте*. Здесь напомним только, что в самом «Вестнике Труда» (орган ВЦСПС, в статье инструктора ВЦСПС, характеризующей чрезвычайную неприспособленность профессиональных аппаратов к работе, говорится, что — при сохранении нынешнего положения вещей — центрам профсоюзов грозит опасность остаться «генералами без армии» (Статья А. П. о деятельности союзов в журнале «Вестник Труда» ВЦСПС за окт. 1920 г.).
* См. «61,6%, к вопросу о сращивании». — Л.Т.
Согласно проекту десяти, все это «симптомы роста». Но говорить так, значит лишать слова всякого значения. На деле это — симптомы кри- нами фраза: зиса. Симптомы роста нужно искать в том, что союзы не успокаиваются на атом, что в союзах, наряду с консервативной тенденцией и со стремлением закрывать глаза на действительное положение вещей, имеются (прогрессивные тенденции, которые не мирятся с косностью и отсталостью, а требуют радикального изменения методов работы воу, имя производственных задач союзов.
Очень характерна для всего вопроса приведенная «особенности данного переходного времени, как и всякого переходного периода вообще, создают значительные трудности для профессиональных союзов» (стр. 6). Особенности данного переходного времени приравниваются здесь к особенностям всякого переходного периода. Но тогда зачем говорить об «особенностях?». Особенностями называются те черты, которыми данное явление отличается от других. «Особенностью» же данной фразы является то, что она представляет собой пустое общее место, гласящее, что особенностью данного переходного периода является то, что он есть переходный период.
Откуда появилась зга беспомощная фраза насчет особенностей, в которых нет ничего особенного? Она вытекла из нежелания проанализировать действительные особенности нынешнего состояния профсоюзов, характеризующиеся тем, что наши профсоюзы живут в большей степени инерцией прошлого периода, чем активным приспособлением к новым задачам. Отсюда и их кризис, идейная разноголосица, уклоны в сторону чистого профессионализма и синдикализма Из всего этого получится рост, — должен получиться при соответственном воздействии партии. Но то, что союзы переживают сейчас, есть кризис.
II. Вопрос о «сращивании».
Обойдя существо кризиса профсоюзов, проект десяти сбивается и противоречит себе на каждом шагу в определении основных задач союзов в рабочем государстве.
В той же первой главе рассказывается, что союзы в первый период национализации непосредственно строили хозяйственные органы. «В последующий период работы ВСНХ, когда значительная часть этой работы свелась к организации государственного управления предприятиями, профсоюзы вели эту работу наряду и совместно с государственными органами экономического управления. Слабость государственных органов не только объясняла, но и оправдывала подобный параллелизм». Это более или менее правильно. Сперва союзы и завкомы с их съездами строили органы управления. Затем союзы участвовали в управлении наряду со слабыми государственными органами. Получился параллелизм, — как правильно говорит проект, — приводивший к непрерывным конфликтам, попыткам размежевания и новым конфликтам. Но этот параллелизм объяснялся и «оправдывался» слабостью и неоформленностью государственных органов.
Вот этот именно период параллелизма, столкновений, борьбы компетенций — при все возрастающем перевесе хозяйственных органов в области организации хозяйства — мы и доживаем сейчас. Отсюда-то, очевидно, и должен начаться новый период. В чем будут его особенности? Параллелизм, как мы слышали, объяснялся и «оправдывался» слабостью государственных органов. Теперь государственные органы несомненно окрепли. Как же будет устранен параллелизм? Тем-ли путем, что союзы вообще перестанут вмешиваться в дело организации управления хозяйством, или же тем, что будут найдены новые организационные формы, при которых участие союзов в производстве будет возрастать, а параллелизм (и связанная с ним путаница) — все более уменьшаться?
По этому поводу проект десяти говорит: «Окончание, первой полосы гражданской войны и перенесение центра внимания на хозяйственный фронт позволяют ныне на деле и в гораздо более широких размерах, чем до сих пор, установить более тесную связь между хозяйственными органами советской республики и профессиональными союзами. Вся современная обстановка повелительно требует, чтобы профессиональные союзы приняли более непосредственное участие в организации производства не только путем профессионального делегирования своих членов в хозяйственные органы, но и как профессиональный союз в целом»*.
* Обратите внимание на формулировку: «Профессиональные союзы… как профессиональный союз…» — Л.Т.
В другом месте говорится, что союзы должны «гораздо ближе» подойти к хозяйственным задачам, чем это было до сих пор.
Прекрасно. Но что это значит в переводе на организационный язык? До сих пор был параллелизм. Теперь предлагается «более тесная связь», «более непосредственное участие». Каким же образом может установиться более тесная связь между параллельными органами? Очевидно, путем их организационного сочетания, т.-е. сращивания. проповедовать усиление роли союзов в хозяйстве без организационного сращивания аппаратов совершенно несообразно. Органы хозяйства уже существуют. У них свои права и обязанности, своя иерархия взаимоотношений. Профсоюзы не могут расширить свое влияние на производство помимо хозяйственных органов или через их голову. Отрицать сращивание или отмахиваться от этого вопроса и в то же время предлагать «расширение» хозяйственной роли союзов — значить попросту проповедовать хаос. Из «смольного» периода, когда союзы могли расширяться за счет пустого пространства и завладевать функциями, для которых не было органов, мы давно вышли. Каким же путем может расшириться хозяйственная роль союзов теперь? Путем усиления вмешательства союзов, как параллельно действующих организаций, в компетенцию нынешних хозяйственных аппаратов? Этого, очевидно, никто, предлагать не может. Путем устранения нынешних хозяйственных органов и замены их органами союза? К этому ведут тезисы т. Шляпникова, и в этом их слабая сторона. Позиция десяти решительно с этим не помирится, Но в таком случае, что же остается? Ничего, кроме сращивания.
Сращивание же есть организационная сторона постепенного фактического (не формального) огосударствления, ибо сращиваются союзы с государственными органами.
По этому вопросу проект десяти говорит: «быстрое огосударствление профсоюзов было бы крупной политической ошибкой». О быстром огосударствлении говорить смешно, ибо определить абстрактно нормальную или допустимую «скорость» невозможно. Темп огосударствления будет определяться условиями дальнейшего участия союзов в хозяйстве. После того, как мы констатировали необходимость устранения параллелизма, притом не за счет ослабления, а, наоборот, при всемерном усилении роли профсоюзов в хозяйстве, естественно вытекает необходимость сращивания руководящих союзных органов с руководящими органами хозяйства в центре и на местах, а стало быть и соответственного огосударствления. В какой степени быстро пойдет этот процесс, зависит целиком от того, в какой степени быстро будет расти роль союзов в хозяйстве. На данных исторических основах это только две стороны одного и того же процесса. К сожалению, проект десяти совершенно не отдает себе в этом отчета и потому вопрос о хозяйственной роли союзов, как и вопрос об огосударствлении, ставит совершенно отвлеченно, чтобы не сказать — словесно.
Это становится совершенно очевидным, когда мы переходим к тем практическим мероприятиям, какие предлагает проект десяти для того, чтобы, обеспечить профсоюзам «более непосредственное участие в организации производства». Эти предложения формулированы в ряде пунктов по поводу экономических отделов профсоюзов. По замыслу экономические отделы «являются органами вовлечения широких рабочих масс в дело управления хозяйством». Между тем, задачи экономических отделов определяются следующим образом.
«1. Систематическое изучение и обобщение работы хозяйственных органов. 2. Инспекционно-контрольные функции. 3. Участие в разработке хозяйственного плана. 4. Изучение трудовых процессов. 5. Участие в формировании хозяйственных органов. 6. Наблюдение за учетом и распределением рабочей силы. 7. Выработка методов и способов, борьбы с нарушением трудовой дисциплины, 8. Обобщение технического опыта».
Таким образом, дело сводится к «изучению» и «обобщению» того, что дают хозяйственные органы, к «контролю» над работой хозяйственных органов, и к «участию» в формировании этих органов. Во всем этом нет ни шага вперед по сравнению с тем, что было в эпоху параллелизма. А так как за этот период, хозяйственные органы развились и окрепли, накопили значительный опыт и, стало быть, их хозяйственный перевес над профсоюзами возрос, то сохранение старых форм (изучение, обобщение, эпизодическое участие в формировании) означает, для союзов фактически шаг назад. Разобщенность союзов и органов управления при этом неизбежно возрастет и кризис углубится.
Без указания организационных форм сочетания союзных органов с хозяйственными, их сращивания и постепенного поглощения союзами хозяйственных органов — под руководством партии и объединяющим контролем рабочего государства, — все разговоры об увеличении роли союзов в хозяйстве являются фразами и бесформенными посулами. Это поймут каждый серьезный хозяйственник и каждый серьезный профессионалист. Днем раньше или позже в этом убедится на опыте вся партия.
III. Вопрос об огосударствлении.
(Две стороны этого вопроса).
Вопрос об огосударствлении профсоюзов стоит, как мы видели, в неразрывной связи с вопросом о сращивании, а следовательно, — и с основным вопросом о росте влияния профсоюзов на хозяйство. Проект десяти игнорирует эту связь. «Быстрое огосударствление профсоюзов, — говорит проект, — было бы крупной политической ошибкой именно потому, что оно на данной стадии развития в сильнейшей степени помешало бы выполнению профсоюзами их воспитательных задач». Огосударствление явно понимается здесь, как самодовлеющий процесс, определяемый какими-то юридическими актами (декретами). Между тем, степень огосударствления будет, очевидно, соответствовать роли союзов в производстве. «Быстрое» или «медленное» огосударствление будет отвечать быстрому или медленному росту производственного значения профсоюзов.
Мы уже показали выше, что говорить о «влиянии союзов на производство» вне организационных форм этого влияния значит просто растекаться мыслью по дереву. Организационные формы влияния мыслимы только через сочетание хозяйственных органов с союзами, тем самым через огосударствление профсоюзов в соответственных их органах и функциях. Другого пути вообще не существует.
Рассуждать об огосударствлении в зависимости от гадательных выгод агитации и пропаганды, игнорируя связь этого процесса с хозяйственной ролью союзов, значит бродить в потемках.
Самый страх, будто рост производственной роли союзов, а стало быть — и их попутное огосударствление, окажут вредное влияние на воспитательную работу союзов, решительно ни на чем не основан. Союз будет точно так же включать в свой состав беспартийных рабочих, грамотных и неграмотных и пр., будет точно так же — на деле гораздо шире и серьезнее — обслуживать их нужды. В каком смысле постепенное огосударствление хозяйственных органов союза может этому помешать, — совершенно непонятно. Нас просто пугают призраками.
Вопрос об огосударствлении запутывается и осложняется в проекте еще тем, что авторы игнорируют двусторонний характер огосударствления.
«Считая учет и распределение рабочей силы подготовительной ступенью (?) к коммунистической организации труда, — говорит проект, — съезд полагает, что проф. союзы должны принимать самое близкое участие в этой работе, и в принципе (!) высказывается за желательность передачи и сосредоточения всего дела учета и распределения рабочей силы в ведение ВЦСПС и Губпрофсоветов».
Мы не останавливаемся здесь на поистине удивительной формулировке всего этого пункта. Но дело идет во всяком случае о передаче функций учета и распределения рабочей силы профсоюзам, на чем сами профессионалисты — в том числе и умереннейшие — настаивают давно. При этом положении рабочие окажутся учтены, распределены, нормированы, тарифицированы и дисциплинированы профсоюзом. Другими словами, огосударствление профсоюзов, в смысле воздействия через них государства на рабочего, доводится до конца. Совершенно очевидно, что именно эта сторона огосударствления, т. е. превращение профсоюза в аппарат осуществления трудовой повинности, может оттолкнуть от него отсталого рабочего. Но если этого опасаться, тогда нужно не просто возражать против «быстрого» огосударствления союзов, в смысле их влияния на органы хозяйства, а нужно приступить к разгосударствлению союзов, в смысле освобождения их от функций по проведению трудовой повинности. Тогда не только не нужно передавать союзам учета и распределения рабочей силы но нужно от них отнять нормировку и тарификацию, борьбу с трудовым дезертирством и с нарушениями трудовой дисциплины.
Передача союзам учета и расределения рабочей силы, необходимая и неизбежная, возлагает на них новые принудительные функции или, вернее делает их нынешние принудительные функции более явными и открытыми. Между тем, сращивание союзов с хозяйственными аппаратами, как организационный путь к увеличению хозяйственной роли союзов, вовсе не возлагает на них каких-либо новых принудительных функций и ни в каком смысле не может им помешать сохранить и развернуть свои воспитательные и иные органы.
Таким образом, абстрактные и бесформенные возражения против «быстрого» огосударствления союзов, во имя сохранения их, как массовых организаций, вытекают из игнорирования того обстоятельства, что процесс огосударствления имеет двойственное содержание и что наиболее жесткая сторона его (по трудовой повинности) уже доведена почти до конца, тогда как другая сторона — воздействий союзов на государственную организацию хозяйства — чрезвычайно отстала, что и составляет содержание кризиса профсоюзов, и в частности — источник развития в них настроений «рабочей оппозиции».
IV. Вопрос о «школе коммунизма».
Вопрос о школе коммунизма — та же расплывчатость и противоречивость.
«Важнейшей ролью профессиональных союзов в Советской России остается их роль, как школы коммунизма».
Если это их важнейшая и притом самостоятельная (не производная) роль, то странно, — прежде всего, — почему об этом ничего не говорит наша партийная программа? Она определяет роль союзов, как хозяйственно-организаторскую, видит основную задачу союзов в вовлечении масс в хозяйственное строительство и в этом же усматривает важнейшее средство борьбы с бюрократизацией советского аппарата. С точки зрения десяти наша партийная программа представляется в этом пункте крайне односторонней.
Правда, проект десяти говорит далее: «Для профсоюзов Советской России понятие «школа коммунизма» охватывает равным образом (!) момент хозяйственного воспитания». Но это дополнение только еще ярче подчеркивает второстепенность хозяйственных задач. На первом месте стоит коммунистическое воспитание «вообще», «как таковое», а дальше оно распространяется равным образом и на хозяйственный момент. Самое слово «момент» здесь по меньшей мере неожиданно. Но вся формулировка проекта так небрежна и бесформенна, что мы не станем останавливаться на подробностях.
В чем собственно должна состоять работа профсоюзов, как школы коммунизма, вне хозяйственного «момента» — об этом в проекте говорится пространно, но неопределенно. «Только профессиональный союз, систематически заботящийся о всех сторонах жизни и быта рабочего, как на фабрике, так и вне ее, может явиться первоначальной школой организационных навыков и политического воспитания для самых широких и даже отсталых масс трудящихся». Что это значит?
Несомненно, что союзы могут и должны добиваться от советов тех или других мероприятий в области более правильного распределения квартир, одежды, продовольствия и пр. Но все эти меры быстро исчерпывают себя, ибо возможности перераспределения наличных благ крайне ограниченны. В 9 случаях из 10 задача профсоюза сведется не к тому, чтобы, достать для рабочего то, что ему необходимо, а к тому, чтобы объяснить, почему это достать нельзя. В конце концов во всех областях — коснется ли дело одежды, квартиры, продовольствия, книг, газет — профсоюз вместе с обратившимися к нему рабочими упирается в вопросы производства. Если говорить с точки зрения профессиональных организаций в целом, то жилищный вопрос прежде всего зависит от производственных успехов Союза строительных рабочих, одежный вопрос — от работы Союза иглы, культурно-просветительные задачи упираются в работу Союза писчебумажников и печатников и пр. Говорить при этих условиях, школа коммунизма «охватывает» — да еще «равным образом» — да еще «момент» хозяйственного воспитания, значит не видать действительности. Профсоюз в Советской России охватывает рабочего со всех сторон, ставит его на определенное место, назначает ему определенную плату, дает ему определенный урок, — и это составляет основное содержание повседневной жизни рабочего. Это вовсе не «момент» наряду с другими «моментами», а основа его жизни. Союз организует рабочих — для чего? Для производства. Только на этой основе он может развернуть воспитательную работу, — с тем большим захватом и успехом, чем глубже роль самого союза в хозяйстве, чем яснее масса убеждается на опыте, что хозяйственные органы формируются союзом, что при его решающем участии вырабатываются планы, причем в этой выработке используется производственный опыт самих масс. Вот подлинная школа коммунизма. Все остальное только дополнение, только надстройка.
Л. Троцкий.