Крестьянский молодняк под ружьем.
Из доклада на конференции ВУЗов 18-20 декабря 1922 г. Доклад был в свое время полностью опубликован в «Правде». Текст отрывка дается по книге «Поколение Октября». — /И-R/
… В труднейшей международной обстановке, среди величайших опасностей мы сократили нашу армию. Вместе с тем армия наша стала значительно моложе. Мы тринадцать возрастов отпустили. Это те, которые прошли империалистическую и гражданскую войну. Теперь мы приближаемся к тому, чтобы армия осталась из двух возрастов, самых молодых. Здесь находятся представители этого прекрасного возраста. Но это — молодой возраст, и у него мало опыта. Если мы на глаз подсчитаем, сколько из них участвовало в гражданской войне, то таких окажется около десяти процентов. Молодость есть прекрасное данное к героическому напряжению армии. Но у нее нет опытности, и эту опытность надо наживать в кратчайший срок.
Это относится и к командному составу. Командный состав нашей Красной Армии стал гораздо моложе, чем был, особенно если взять снизу, с отделенного командира: ведь это тоже 19-20-летний красноармеец. А между тем, для того, чтобы при сокращенной армии мы могли удержаться, мы должны, очевидно, иметь высококвалифицированную армию, армию кадрового типа. Если дело дойдет до новой борьбы, то борьба будет посерьезнее, чем до сих пор. И если это произойдет, мы обратимся к мобилизации больших масс, мобилизуя опять миллионы.
Надо готовиться поднять уровень армии идейный, политический и военный. Состав армии — молодой и с этой стороны благоприятный, он хочет учиться и может учиться. Но его еще надо научить. В этом большая трудность.
Нам нужно готовиться в смысле военного обучения и политического воспитания. В связи с политическим воспитанием молодого красноармейца я выделю основной вопрос — вопрос о крестьянской молодежи в армии. Наше крестьянство было в течение веков пушечным мясом войны. Пока война не потребовала более интеллигентного солдата, наша армия делала чудеса в руках таких командиров, как Суворов. Она делалась все более слабой, поскольку требовались индивидуальность и инициатива отдельного бойца. Наше крестьянство давать такого индивидуального бойца не могло. Рабочий гораздо более способен к абстракции, более способен сказать: «Я понимаю, что буржуазная Европа есть для меня опасность, я готовлюсь к борьбе». Не таков крестьянин. Уже после того, как события поведут его, он способен проявить большую цепкость и мужество, но надо, чтобы события предварительно сдвинули его с места. С этим красному командиру приходится считаться, особенно в нашей армии, которая должна быть основана на сознательности. Агитация среди крестьянской молодежи в армии должна иметь практическую, так сказать, «земельную» точку отправления. Вот почему наша ориентация оборонительная, вот почему наша политика оборонительная.
Величайшие уступки, вплоть до признания царских долгов, имеют два значения: во-первых — попытку откупиться, а во-вторых — это педагогическая мера по отношению к несознательному крестьянству. Крестьянин не хочет воевать. Если передовой рабочий говорит: «Я готов умереть за Венгерскую Республику, за Польскую Республику, за Германскую Республику» — крестьянин этого не скажет. Пензенский крестьянин умереть за польскую революцию, и саратовский крестьянин за германскую революцию не хочет. Но если злая воля наших врагов заставит нас воевать с белой Польшей, белой Румынией и т. д., то нужно, чтобы пензенские и саратовские крестьяне поняли, что выхода нет. Фердинанд Лассаль сказал, что каждое революционное движение начинается с того, что надо сказать, что есть.
Вот надо сказать крестьянину саратовскому, пензенскому, что есть: «видишь, признаем царские долги, величайшие уступки делаем, чтобы не заставить тебя воевать, — вот на что идем!»
Конечно, «патриотические» ворчуны будут. Но пусть один из них перед ротой, перед полком скажет: а чего он хочет? Чтоб мы воевали из-за царских долгов? И ворчун замолчит, потому что ни одна рота, где девяносто процентов беспартийных крестьян, воевать не хочет. А если после всех этих уступок на нас нападут, тогда и саратовский и пензенский крестьянин будут драться. Если понадобится умереть десяткам, сотням тысяч, они пойдут, если будут понимать смысл рабоче-крестьянской власти, независимости страны, неприкосновенности советской территории, всего, чему угрожает смертельная опасность. А это они поймут, если мы сумеем разъяснить смысл нашей каждой уступки. Вот это есть задача политического воспитания армии. Надо объяснить пензенскому мужику международную обстановку, в которую он поставлен. А курсант — это тот же крестьянин, саратовский или пензенский, и он должен понять и объяснить то, что понял, всей армии.
Из речи на конференции ВУЗ
18-20 декабря 1922 г. «Правда» № 286-287.