Перспективы и задачи военного строительства.
I. Армия и хозяйство.
Область военного строительства всегда была областью плановой работы: здесь и буржуазные государства не допускали ни «конкуренции», ни частной инициативы, — во всяком случае, «частная инициатива» рабочих, направленная на то, чтобы вооружаться для защиты своих классовых интересов, всегда беспощадно подавлялась и подавляется буржуазным государством. Армии везде имеют строго централизованный характер. Численность армий всегда определяется наперед не только в целом, но и по родам оружия. Вся внутренняя структура армии прорабатывается в порядке законопроекта, т.-е. предварительного организационного и хозяйственного чертежа. Все виды вооружения нормализованы и закреплены в законодательном порядке. Эго нисколько но мешает, как известно, инициативе и творчеству изобретателей, которые как раз в военном деле, особенно во время войны, работают с наибольшим напряжением. Централистическая, плановая, насквозь умышленная, насквозь продуманная, рационализированная, нормализованная организация самой же буржуазной армии всегда была величайшей силы аргументом против буржуазной философии об едино-спасающей силе частного почина, рыночного соревнования и пр.
Второй особенностью армии искони была «тейлоризация» движений, приемов, отношений, т.-е. тщательная детальная проработка всех частных элементов действия с целью получения наивысшего эффекта. Бессмысленная шагистика нисколько не противоречит этому: во-первых, потому, что она была, в своем роде, тейлористским методом психического оболванивания; во-вторых, потому, что всякий метод и прием при известных условиях доводятся до абсурда и превращаются в свое отрицание.
Только одна еще область государственной деятельности приближается к военному делу, по своему централизованно-плановому характеру: это железнодорожное хозяйство. И там не допускается «конкуренция» двух поездов на одних и тех же рельсах, ни даже (за редчайшим исключением) конкуренция двух параллельно проложенных линий. Однако, в железнодорожном деле все еще имеет широкое применение частная «инициатива», т.-е. частная собственность, хотя и введенная в пределы общегосударственного плана. Настоящее плановое железнодорожное хозяйство мыслимо только на основах социалистического государства.
В чисто промышленной области плановое начало ограничивается в капиталистических странах пределами отдельного предприятия или связанной воедино группы предприятий (трест, синдикат), но уже отношения треста к тресту определяются законами рыночной борьбы. Плановая регламентация более широкого масштаба и принудительного характера применялась в промышленной и торговой области только во время войны, когда требовалось соподчинение всего хозяйства потребностям колоссальной действующей армии.
Положение советского государства в отношении хозяйства глубоко отлично. Рабочий класс получил в свои руки не только все железные дороги, но и все важнейшие средства промышленности. Отсюда плановое начало в области промышленности и торговли имеет у нас даже и теперь, при нэп’е, несравненно более широкое, всеобъемлющее применение, чем в капиталистических странах. Новая экономическая политика допускает конкуренцию между государственными предприятиями на основе рыночных отношений, но не как спасительный общий закон, а лишь в тех пределах, в каких государство еще : неспособно путем планового предвидения и согласования разрешить соответственную задачу регулировки. Расширение рынка означает у нас не то, что плановое начало должно сокращаться, а лишь то, что плановое начало, исходящее от рабочего государства, должно оперировать с возрастающей массой материальных благ и ценностей. Широкий исторический успех нашего строительства будет измеряться тем, что плановое начало — чем дальше, тем больше — будет развиваться за счет рыночного. Упрочивающееся государственное регулирование должно, в конце концов, — не завтра, не послезавтра еще, а через долгий ряд лет — привести к централизованному управлению хозяйством, как единым целым. Разумеется, в при развернутом социализме обширнее сферы хозяйства будут предоставлены инициативе мест. Но самое это разделение компетенций будет не продуктом традиции, а составным элементом продуманного и рассчитанного плана.
Выше уже сказано, что армия буржуазного государства имеет в себе все те черты, которые буржуазное мышление ставит в вину социалистической системе хозяйства: в армии все предопределено, законами, положениями, уставами, штатами и табелями, вплоть до числа пуговиц на солдатском белье. Как же обстоит дело с плановым началом в Красной Армии? Здесь Советская республика чрезвычайно отстала от буржуазных государств. И не мудрено: мы начали строить армию почти что из ничего, если не считать доставшейся нам от старого режима материальной части и рассеянных в населении военных навыков. Первоначальный рост нашей армии был полной противоположностью плановому началу. На фронтах импровизировались заново целые дивизии, исполкомы строили по собственному усмотрению отряды, полки, маршевые роты, эскадроны и пр. Аппараты управления и снабжения слагались «по мере надобности» и в структуре своей обнаруживали все виды организационной фантазии, не дисциплинированной не только тейлоризмом, но и более элементарными данными опыта. Все с начала до конца было делом коллективной импровизации. Если бы у рабочего класса не хватило на эту импровизацию инициативы и энергии, революция погибла бы. Но это вовсе не значит, что импровизация остается навсегда или надолго единственным или даже основным методом победоносной революции. Наоборот, социалистическая революция погибла бы, если бы попыталась канонизировать импровизацию, как метод строительства.
В декабре 1920 г. открылась эпоха широкой демобилизации и сокращения численности армии, сжатия и перестройки всего ее аппарата. Этот период длился с января 1921 г. до января 1923 г. Армия и флот сократились за это время с 5.300.000 до 610.000 душ. Сокращение совершалось отдельными довольно случайными этапами под действием толчков, исходивших, главным образом, из нашего хозяйственного положения. Можно сказать, что армия сокращалась в порядке таких же импровизаций, как и строилась. Конечно, до известной степени это было неизбежно. Невозможно было сразу предопределить минимальные размеры необходимой нам армии и календарную программу ее сокращения, так как вся обстановка — и внутренняя, и международная — продолжала определяться, и притом в своих наиболее для нас важных очертаниях, как раз в течение нашей работы по сокращению армии. Тем не менее, нельзя не отметить, что в этой области были совершены явные ошибки. Предвидения иногда не оказывалось и в тех случаях, где оно могло быть. По существу, случайные сокращения усугубляли неустойчивость демобилизуемой армии и, хотя и проводились во имя экономии, порождали в результате, наоборот, излишние материальные расходы. К марту месяцу 1923 г. армия, вместе с флотом, вошла в установленные для нее пределы. За это время проделана была большая работа по организационному и материальному упорядочению армии, т.-е. прежде всего, по установлению необходимого соответствия между человеческим составом, техникой и аппаратом управления. Но уже предшествующая история Красной Армии — как ее роста, так и ее сокращения — дает право и непосвященному сделать тот вывод, что в структуре армии должно еще иметься немало пережитков, т.-е. критически непродуманного и недоработанного наследия эпохи импровизации, работы наспех и на глаз. Не только в области техники, но и в области систематизации нашего собственного опыта или упорядочения организационных форм армии мы чрезвычайно отстали от капиталистических государств. Их работа в этой области имеет гораздо более законченный плановый характер. Нам надо еще дьявольски много работать, чтобы уравняться с ними.
II. Наши преимущества и наша отсталость.
Это не значит, однако, будто все преимущества на стороне буржуазных армий. Без всякого самообольщения мы можем сказать, что это не так. Армия ведь не только техника и не только организационная форма, но, прежде всего, моральная коллективность. Уставы, штаты, приказы — все это регулирует человеческие отношения только на одну треть, если не на одну десятую: формальные элементы дисциплины и подчиненности могут держаться только на основе психической связи, спайки, чувства товарищества и веры в правоту своего дела. В этой области наш перевес несомненен; огромный масштаб этого перевеса может быть не всем еще ясен среди нас самих. Прошлые революционные войны мы вели в условиях продразверстки и ужасающего голода в городах. Крестьянство нередко колебалось между поддержкой Советской власти против белых и мятежом против нее. Население городов корчилось в муках голода. Интеллигенция в большинстве своем саботировала революцию. В командном составе армии измена не являлась редкостью. Как раз за последние полтора—два года во всех этих областях достигнуты серьезные успехи. В глазах самых широких крестьянских масс новый режим определился как тот государственный строй, который может делать ошибки и даже учинять несправедливости, но который в основе своей есть единственно возможный отныне режим сотрудничества рабочих и крестьян. Коммунистическая партия стала в глазах всего населения стержнем нового режима. Интеллигенция, в большинстве своем, или, по крайней мере, в своей жизнеспособной части, радикально переменила ориентировку — в сторону Советской власти. Даже в церкви произошла смена вех в смысле приспособления к новому строю, с которым приходится считаться, как с существующим фактом на «многая, многая лета». Тем временем у нас вырос и продолжает расти новый командный состав, неразрывно связанный С толщами рабочего и крестьянского населения. Нигде в мире нет и до революции но может быть такой монолитной, по настроениям своим, армии, как у нас. Нигде в мире нет и не может быть такой связи между армией и страной, как у нас. Нигде в мире не возможен сейчас переход на милиционную систему. А мы к ней приступили. И если переход этот мы совершаем с постепенностью, то не из политических опасений, а по соображениям организационно-технического порядка: дело новое, важности неизмеримой, и мы не хотим приступать ко второму шагу, не обеспечивши первого.
Для оценки нашего морально-политического перевеса достаточно сравнить реакцию на вызов Керзона в Англии, и у нас. Там шаг Керзона породил не только протест парламентской оппозиции, но, что неизмеримо важнее, и глубокое возмущение рабочих масс. Поведение советской дипломатии в этом же вопросе встречает, наоборот, единодушную, безраздельную поддержку всей страны. И это не показное, не «казенное» единодушие, как повторяют иные «демократические» кретины эмиграции, нет, это неоспоримое, неотъемлемое капитальное завоевание революции, и на этом моральном капитале мы будем строить все, в том числе и Красную Армию. К случае новой навязанной нам войны, наш морально-политический перевес обещает обнаружиться с величайшей выгодой для Союза Советских Республик.
Это наше основное, обеспеченное социальным переворотом, преимущество дает нам право не только с уверенностью думать о завтрашнем дне, но и безбоязненно вскрывать нашу сегодняшнюю организационную, техническую и всякую иную отсталость. А она еще очень велика. Технический уровень армии отражает общехозяйственный уровень страны и, непосредственно, состояние промышленности. Здесь, в области промышленности, завязан сейчас основной узел существования и дальнейшего развития Советских республик, и, прежде всего, — их обороны.
Что такое армия в 600 тысяч человек — при наших пространствах и нашем населении? Это, прежде всего, кадры армии военного времени; отчасти — стратегическое прикрытие, отчасти — возможный ударный авангард, но, главным образом и прежде всего, — кадры будущей армии военного времени. Качество кадров имеет, разумеется, величайшее значение для боеспособности будущей армии военного времени. Но кадры — только одно из условий. Нужна, кроме того, правильная система мобилизации и комплектования, строго продуманная, рассчитанная и организационно-подготовленная — в зависимости от всех особенностей Советского Союза и от возможного направления неприятельских ударов. Нужна, далее, правильная система боевого и всякого иного снабжения армии в течение всего срока операций, какой понадобится для победы. Таковы три основные элемента, — не считая политической работы, — которые обусловят работу Красной Армии в будущей войне.
Совершенно очевидно, что труднее всего для нас дело обстоит с техникой — в ее нынешних крайне сложных и все усложняющихся формах. Мы бедны авиацией, мы бедны химическим оружием, мы бедны броневыми силами, мы бедны артиллерией, мы бедны инженерным имуществом, мы бедны средствами транспорта, чисто-военными и обще-государственными. Это всё несомненные факты: наши враги их знают, а мы их чувствуем каждый день. Какие-нибудь чудесные скачки здесь неосуществимы. Надо равняться по хозяйству, т.-е., прежде всего, по промышленности; по ее общему развитию, по ее постепенному подъему. Нужно, чтобы государственная промышленность дала армии в ближайшие месяцы и годы максимум того, что может дать. Но нельзя требовать от хозяйства непосильных жертв, т.-е. таких, которые грозили бы подорвать развитие промышленности и тем в корне подкосили бы самую армию. Определить предельную границу хозяйственных жертв в пользу обороны есть одна из важнейших — пожалуй, самая важная сейчас — задач нашего обще-государственного плана. Надо, чтобы темп военного строительства, доведенный до максимума, соответствовал в то же время основному темпу хозяйственного развития страны. Сбиться в этом деле с ноги — значило бы подорвать обороноспособность страны. Разумеется, точно предугадать темп хозяйственного развития на ряд лет невозможно, но с известным, хотя бы грубым приближением его можно и должно предвидеть — с тем, чтобы в дальнейшем, на основе опыта, проверять плановую наметку и вносить в нее необходимые исправления.
III. Плановая работа.
Здесь мы подходим вплотную к вопросу о плановой работе. Весь ближайший период советского строительства будет стоять под знаком перехода от работы на глаз, от импровизаций, от административной партизанщины — к систематической работе по широкой плановой наметке. Это вопрос, который далеко не всеми еще продуман как следует быть. Одни обижаются: «Это про нас-то говорят, что мы работаем на глаз да кое-как!». Другие, наоборот, склонны щеголять скептицизмом по отношению к плановой работе — «где уж, что уж»… выдавая этот скептицизм за самое последнее слово государственной трезвости и революционного реализма. Иногда одни и те же лица пользуются поочередно аргументами обоего порядка. Но если отвлечься от дешевенького и пошловатого балагурства по поводу плановой работы, то от всей критики останется та мысль, что всеохватывающий, универсальный, «жесткий» (т.-е. административно-осуществляемый) план нам не по силам. Как будто бы о таком плане идет или может идти речь! XII съезд коммунистической партии дал такую формулировку задач планового хозяйственного строительства, которая, отмечая приведенные выше возражения, получает принципиальнее значение и для военной работы.
«В Советской России, — говорит резолюция съезда, — где главные средства промышленности и транспорта принадлежат одному владельцу — государству, активное вмешательство последнего в хозяйственную жизнь должно, по необходимости, получать плановый характер, и, ввиду господствующей роли государства, как собственника и хозяина, плановое начало приобретает тем самым уже на первых порах исключительное значение.
Весь предшествующий опыт показал, однако, что план социалистического хозяйства не может быть установлен априори, теоретическим или бюрократическим путем. Действительный социалистический хозяйственный план, объемлющий все отрасли промышленности в их отношении друг к другу и взаимоотношения всей промышленности в целом с сельским хозяйством, возможен только в результате длительного подготовительного хозяйственного опыта на основах национализации, непрерывных усилий практического согласования работы разных отраслей хозяйства и правильного учета результатов».
И далее:
«Необходимо решительнейшим образом отметать — в центре, как и на местах — попытки ведомств и учреждений добиваться тех или иных решений обходным путем, в порядке спешности, неотложности, импровизации, рассматривая такие попытки как проявление непредусмотрительности и как вреднейшие остатки административной партизанщины.
Успешность работы каждого ведомства должна оцениваться в значительной степени в зависимости от того, в какой мере оно своевременно вносит свои предположения и предложения в Госплан для их всесторонней разработки и согласования. Тем более успешность работы самого Госплана должна оцениваться с точки зрения своевременного возбуждения им хозяйственных вопросов, правильного предвидения завтрашнего дня и побуждения отдельных ведомств к своевременному сметному и практическому согласованию тех областей и отраслей их работы, которые требуют такого согласования.
Необходимо бороться через посредство Госплана с созданием всякого рода временных и случайных комиссий: исследующих, направляющих, проверяющих, подготовляющих и пр., которые являются величайшим злом нашей государственной работы. Необходимо обеспечить правильную [работу] через нормальные и постоянные органы. Только так возможно улучшение этих органов и развитие в них необходимой гибкости — путем всестороннего их приспособления к поставленной им задаче на основе непрерывного опыта».
С военным делом административная партизанщина и комиссионное кустарничество примиримы еще менее, чем со всяким другим. — Правильность замысла, меткость аппарата, точность исполнения — вот основные элементы серьезной, деловой, экономной и действительной по результатам работы. Шутить с этими элементами нельзя нигде, а в военном деле — тем более.
Военный план находит свое финансовое выражение в военном бюджете.
IV. Бюджет, техника, снабжение.
Прежде всего, нужно действительно обеспечить на сто процентов всеми видами снабжения нынешнюю кадровую армию. Этот вопрос не требует развития, — только исполнения. Параллельно с этим, но уже во второй линии, должно идти скопление мобилизационных запасов, достаточных для того, чтобы поставить под ружье гораздо более многочисленную армию военного времени. Эти две задачи не могут быть, разумеется, разрешены в течение нескольких месяцев, ни даже в пределах одного бюджетного года. Государства гораздо более богатые, чем наше, для проведения серьезных мероприятий по усилению вооруженных сил страны прибегали не раз к установлению специального военного бюджета, рассчитанного не на год, а на пять, шесть и семь лет вперед. Тем более такой метод обязателен для нас, только теперь приступивших к систематическому и планомерному строительству армии и флота. Хозяйство страны возрождается. Есть основания рассчитывать, что этот процесс получит дальнейшее развитие и что темп его будет в ближайшие годы возрастать. Совершенно очевидно, что от возрастающего своего дохода страна может уделять возрастающую часть на нужды обороны. Можно поэтому рассчитывать, что военный бюджет наш будет в ближайшие годы увеличиваться в скромной, но твердой прогрессии. Эту бюджетную перспективу — с тщательным учетом действительных возможностей, допуская скорее преуменьшение, чем преувеличение ресурсов страны, — мы должны положить в основу нашего военного и военно-промышленного плана. Нужно соблюдать необходимую пропорциональность между разными отраслями военной промышленности как в отношении текущего снабжения армии, так и в отношении мобилизационных запасов. Это значит, что план текущего строительства армии и план мобилизации и развертывания армии на случай войны, должны быть согласованы с планом развертывания военной промышленности, а этот последний план не может не быть составной частью общегосударственного промышленного плана в целом.
Длительный, скажем, пятилетний план развития вооруженных сил естественно распадается, в свою очередь, на ряд частных планов, по родам оружия, главным и вспомогательным. Необходимо тщательно проработать эти частные планы в рамках указанной выше бюджетной прогрессии, целесообразно распределенной между внутренними потребностями и нуждами армии и флота.
Мы упомянули о главных родах оружия и о вспомогательных. Особенностью нашего времени является, однако, то, что вспомогательные роды оружия быстро выдвигаются на первую линию. Это относится, прежде всего, к авиации и химии. Авиация не имеет самостоятельных способов истребления: она прибегает либо к динамиту, либо к пулемету, придавая им новую сферу действия. Химия же есть вполне самостоятельный род оружия: она отравляет. Мы подходим к вопросу не с гуманитарной точки зрения. Что человечнее: простреливать человека, взрывать его, зарубать, прокалывать, топить и отравлять — этот вопрос мы всецело предоставляем на размышление Лиге Наций и епископу Кентерберийскому. Последняя война достаточно показала, что, все ханжески-гуманитарные ограничения отпадают после первого пушечного выстрела, как шелуха. И впредь до перемены нынешнего положения вещей, т.-е. впредь до крушения буржуазного господства, у Советского Союза не может быть в деле обороны других правил поведения, как: око за око и газ за газ.
Первое место в наших технических заботах должна занять авиация. Эта задача облегчается тем, что авиация имеет вполне самостоятельное и притом огромное хозяйственно-культурное значение, чего нельзя, к сожалению, сказать ни о гаубицах, ни об удушливом газе. Сопрячь военную авиацию с гражданской — значит, прежде всего, согласовать программу Главвоздухфлота с программой Общества Друзей Воздушного Флота и Добролета. Начало тому положено. Было бы в корне неправильным пытаться втиснуть гражданскую авиацию в рамки военных типов и схем, но необходимо заранее обеспечить стык между ними, достигнув без ущерба для хозяйственных и культурных потребностей — максимальной однотипности самолетов и согласованности всей летной организации. Гражданская авиация должна стать резервом для военной. Мы не будем здесь, по вполне понятным причинам, детализировать вопрос. Общее направление предстоящих мероприятий ясно из сказанного выше. И прежде всего ясно, что оборона Советского Союза находится в прямой и непосредственной зависимости от упрочения и развития государственной промышленности.
«План — прекрасное дело, — возразят иные, в том числе и план военного и военно-промышленного строительства, рассчитанный на пять лет. Но как быть в случае, если неприятельский удар обрушится на нас до истечения этого срока? Как быть в случае внезапной войны? Не нужно ли принять заранее исключительные меры для того, чтобы обеспечить на случай внезапного нападения минимум подготовки?»
Такие и подобные рассуждения представляют собой, по существу, замаскированное отклонение плана. Существо плановой работы состоит в поддержании и развитии необходимой пропорциональности составных элементов военного дела. Совершенно очевидно, что когда бы ни обрушился на нас удар войны, мы окажемся наилучше подготовленными, если предшествующая наша работа велась по плану. Нарушить план подготовки — не только военный, но и общехозяйственный — придется, разумеется, с начала войны. Но нарушить придется один план — во имя другого. Ибо нам необходимо иметь в резерве план мобилизации промышленности всего вообще хозяйства страны на случай большой войны, а новая война, если она разрядится, не сможет не быть большой войной.
V. Красная Армия и национальный вопрос.
Военное строительство наше должно отныне считаться в несравненно бóльшей степени, чем до сих пор, с тем фактом, что страна, которую Красная Армия призвана защищать, есть не страна, а целый континент, что государство наше не национальная республика, а союз национальных республик. В грохоте и огне Гражданской войны этот факт мало замечался, и выводы из него вытекающие нередко по необходимости (а иногда и по злой воле) игнорировались и даже попирались. Ныне Советский Союз с бивуачного положения переходит на более устойчивое и оседлое. Взаимоотношения независимых и автономных республик и областей в рамках Союза получают более оформленное и точное выражение. Конституция советской государственности получает ясно выраженный союзный характер. Армия есть наиболее материальное, резко законченное и неоспоримое выражение государственности. Если бы в строении армии или в ее настроении оказалась несогласованность с строением советского государственного союза, который, в свою очередь, отражает соотношение классовых и национальных элементов населения, то такая несогласованность, а тем более противоречие имели бы самые тяжкие последствия прежде всего для армии, а затем и для государства. Наша армия — не великорусская армия; это армия великого союза, сердцевину которого составляет Великороссия. Пролетариат Великороссии имеет наибольшие опыт революционной борьбы и государственного строительства, в том числе и военного. Это налагает на него большие обязанности, но не даем ему бо́льших прав. Все другие национальности союза, угнетавшиеся ранее царизмом и буржуазией, охотно принимают и будут принимать товарищеское содействие великорусского пролетариата, его идейную и материальную помощь, его советы и указания. Но они не хотят великорусской команды. Даже оттенок команды раздражает, ибо напоминает о совсем еще недавнем угнетении. Если это верно в отношении государственного аппарата вообще, то это в сто раз резче проявляется на армии. Малейшая фальшь, малейшее неравенство, малейшее нарушение товарищеских отношений и взаимного доверия в отношениях между армией и ее частями, с одной стороны, и национальными частями Советского Союза, с другой, имели бы гибельный характер. Это совершенно ясно, если подойти к делу даже только с точки зрения военной обороны. Великорусское ядро союза окружено почти что замкнутым кольцом национальных республик, советских и не-советских, образовавшихся на территории, бывшей «единой и неделимой», которая и погибла отчасти потому, что упорствовала в единости и неделимости. Возможная внешняя угроза будет, следовательно, уже к силу логики географического положения направлена, прежде всего, на периферические национальные республики и области Советского Союза. Если бы между народными массами национальных республик и Красной Армией установилась отчужденность, — мы уже не говорим о враждебности, — оборона стала бы невозможной, и Красная Армия начала бы морально загнивать от периферии к центру. Мы видали это во время империалистской войны на опыте Австро-Венгрии и параллельно — на опыте царской России. Тут одного советского переименования и переряживания, на что надеются некоторые тупицы и карьеристы, совершенно недостаточно: нужны радикальнейшие изменения самой сущности отношений и связей. Какой же к этому путь?
Во-первых, нужно теперь, же приступить к подготовке условий для создания национальных частей и армий. На этом пути стоят бесспорно большие трудности, коренящиеся в различиях хозяйственного и культурного уровня разных частей Советского Союза, в сложном иногда переплете национальных группировок внутри отдельных республик и, наконец, в отсутствии у некоторых национальностей какой бы то ни было военной подготовки в прошлом. Через эти затруднения перескочить нельзя. Но нужно их систематически преодолевать. Нужно начать с правильной сети военно-учебных заведений, вполне приспособленных к национальных и местным условиям и способных в плановом порядке обеспечить будущие национальные войска вполне подготовленными кадрами. Одновременно надо, отказавшись от шаблона, тщательно изучать условия и формы привлечения туземного населения к несению воинской повинности. Незачем говорить, что эта работа должна производиться не через головы национальных республик, а в теснейшем контакте с ними и через посредство их государственного и партийного аппарата. В частности, Революционный Военный Совет Республики должен превратиться в Революционный Военный Совет Союза Советских Социалистических Республик — и не только по имени, но и по существу, т. е. по составу и по методам работы. Развитие милиционной системы даст возможность обеспечить подлинную и неразрывную связь армии с населением во всем его национальном многообразии.
Но это процесс длительный. Параллельно должна идти напряженная работа по воспитанию, довоспитанию и перевоспитанию нынешней Красной Армии, по развитию у нее ясного сознания того, что она является вооруженной силой Союза национальных и автономных республик. Надо систематически, настойчиво, твердо, неутомимо, — а где нужно, и беспощадно, — изгонять национальные предубеждения, наследие шовинизма, высокомерия, великодержавничества. Надо, чтобы части Красной Армии, и прежде всего их политический и командный состав, знали характер, особенности и историю тех национальностей, в среде которых они размещены. Военная централизация, поскольку она вытекает из неотвратимых потребностей военного дела, должна проводиться так, чтобы местное население и, прежде всего, его руководящие слои ясно понимали деловую необходимость централизации. А для этого нужно, чтобы само военное ведомство отдавало себе отчет в допустимых пределах централизации. Всякие административные излишества надо беспощадно изгонять; всякие остатки аракчеевщины, хотя бы самой «советской», даже «коммунистической», надо выжигать железом, накаленным добела. Под этим углом зрения необходимо произвести серьезнейшую чистку военного аппарата в национальных республиках, изгоняя щедринских ташкентцев и их духовных сынков. Военные администраторы, комиссары, командиры, которые проявили злую волю в национальном вопросе, должны, после соответственного разбирательства и гласного суда, изгоняться из Красной Армии с волчьим паспортом. Наша армия — великая революционная школа. Она должна стать школой также и в национальном вопросе. Другими словами, она должна изо дня в день, на практике, учить, как трудящимся разных национальностей общими усилиями, дружно, без столкновений и перебоев, строить здание социализма.
Возможные наши враги сильнее нас техникой. Это свое капитальное преимущество они сохранят еще на годы (если они продержатся еще годы). Мы, как уже сказано, сделаем все для того, чтобы уменьшить существующее в этой области неравенство. Но как ни важна машина, решает в последнем счете человек — тот самый, который эту машину строит и ею управляет. Здесь перевес окончательно и полностью за нами. Мы приступили к переводу части нашей армии на положение территориальной милиции. Из рабочих, не прерывающих работы на заводе, из крестьян, продолжающих обрабатывать землю, мы строим дивизии, способные в любой момент сняться с места и, бок-о-бок с полевыми дивизиями, принять или дать бой. Два года тому назад мы не могли еще решиться на такой опыт. Ныне мы приступаем к нему с полной политической уверенностью, нимало, разумеется, не закрывая глаз на организационные трудности, которые предстоит еще преодолеть. Через два-три года наши милиционные опыты займут виднейшее, может быть, решающее место в обороне страны. Ни одна из крупных капиталистических стран Европы не решится на такой шаг, так как правящий класс рисковал бы при этом создать армию против себя, — еще меньше сможет буржуазия решиться на это через два—три—пять лет, ибо углубление классовых противоречий в буржуазном мире идет своим чередом. Мы же становимся сильнее. Вот почему мы с твердой уверенностью встречаем грядущий день. Армия состоит из человека и из машины. Насчет машины они сильнее, но по части человека, сильнее мы, — а в последнем счете решает человек.
18 мая 1923 г.
«Военная Мысль и Революция», 1923-г., кн. 2-я.
Вошла в брошюру «Перспективы и задачи военного строительства», Высш. Воен. Ред. С., 1923 г.