Серьезный урок из несерьезной вещи.
Эта статья многократно публиковалась в собраниях сочинений Троцкого на английском, французском и других языках. Здесь она впервые появляется на русском языке в нашем переводе. — /И-R/
28 января 1933 г.
Было бы в корне неверно обойти молчанием дело Веля и просто сослаться на то, что дюжина лентяев сбилась с пути и забрала с собой два-три десятка мертвых душ, которые долгое время не принимали никакого участия в работе организации. У нас действительно нет причин преувеличивать масштабы потерь. Но весьма необходимо четко учесть это событие?
Вель, как и его близнец, Сенин всегда оставался странной фигурой в рядах Оппозиции. Не раз нам приходилось задаваться вопросом: «Что удерживает этих надутых мелких буржуа в Оппозиции?» Они раньше принадлежали к партии, потом примкнули к Правой Оппозиции, потом перешли в Левую Оппозицию, и сразу же по разному поводу начали критиковать тот или другой пункт нашей платформы, понимая его наполовину или не понимая вовсе. Однако, несмотря на неоднократные приглашения, они ни разу не попытались сформулировать свою действительную позицию. Это объясняется тем, что у них не было никакой позиции.
Они принадлежали к тому типу людей, довольно четко определенному колеблющимся интеллигентом и полу-интеллигентом, для которого идеи и принципы стоят на втором месте, а на первом месте стоит забота о личной независимости, которая в отдельном случае переходит в беспокойство за личную карьеру. До тех пор, пока такой кочевник не найдет окончательного пристанища, он никогда и нигде не придет к полному пониманию своей среды и всегда держит входную дверь приоткрытой. Такие типы, естественно, встречаются и среди прогрессивных рабочих, но скорее как исключения. Но в мелкобуржуазной среде «революционных» полу-интеллигентов они составляют, надо признать, не менее 51%.
Мелкая буржуазия старой России выделила из своей среды значительное число революционеров. Большинство из них, однако, оставались революционерами только до окончания университета, а затем становились чиновниками, простыми обывателями. Лишь очень небольшой процент из них проникся пролетарским духом и остался на пути революции до конца.
Еврейская интеллигенция и полу-интеллигенция, наиболее многочисленная на периферии старой Руси (Польша, Литва, Украина), избежала пути чиновничества. Отсюда довольно высокий процент еврейских революционеров в России. Но в большинстве своем они группировались в мелкобуржуазные партии, в меньшевики, в Бунд. Во время Октябрьской революции большинство их было по другую сторону баррикад. После победы они с готовностью присоединились к большевикам. К этому типу принадлежат сегодня многие высокопоставленные лица, а также советские послы: Хинчук в Германии, Майский в Лондоне и др.
Но в более значительном числе, чем старые меньшевики, молодое поколение мелкой буржуазии и особенно еврейской интеллигенции с окраин страны, ворвалось в ряды большевистской партии после Октябрьской победы и особенно после окончания Гражданской войны. Не имея связи с населением, ни с крестьянским, ни с пролетарским, не имея серьезного представления о заботах пролетариата, эти элементы поспешили занять официальные посты в государственном, партийном и профсоюзном аппаратах. Я помню, как после моей первой поездки по Украине во время войны я рассказывал Ленину о том, как мелкобуржуазный интеллигент, благодаря своей гибкости и (не слишком высокой) культуре, то тут, то там оттеснял рабочих-большевиков, прошедших серьезную подготовку в борьбе. Мы договорились определить конкретные меры по очищению партийного и советского аппарата от таких новичков.
Эта разношерстная толпа, у которой много претензий и много недовольства, позже присоединялась к любой оппозиции, пусть и ненадолго. Но как только стало ясно, что речь идет о серьезной борьбе, требующей жертв, мелкобуржуазные бюрократические оппозиционеры быстро вернулись под крылышко партии и превратили свое раскаяние в средство достижения карьерных целей. Так же было вначале и с Левой Оппозицией. В 1925 году тысячи Велей встали под ее знамя. Только в течение следующего года пролетарское ядро Левой Оппозиции смогло очиститься от компрометирующих его соратников. Эти господа затем стали самыми яростными хулителями Оппозиции; аппарат использовал их, не без, однако, некоторого презрения к ним.
В Западной Европе, хотя и тут борьба Левой Оппозиции ведется в сложных условиях, все же она не находится под таким страшным давлением, как в Советском Союзе. В Германии, Франции и других странах попутчики могли продержаться дольше. Давайте вспомним наиболее «красочные» случаи перехода дезертиров из Оппозиции в лагерь Сталина за последние год–два: в Австрии — Граф; во Франции — Миль; в Германии — Вель и Сенин. Все они — разные вариации одного и того же социального типа. Выходец из приграничных городов старой царской России, из мелкобуржуазной среды, без серьезных убеждений, но наделенный способностью быстро схватить пару идей на лету и бездарно ими оперировать — до тех пор, пока их не заменят другие идеи, столь же яркие, но более многообещающие. Каждый из вышеперечисленных принадлежал к какой-либо из иностранных партий, но не нашел обещанного признания; покидал ее или был изгнан, искал другие пути, присоединялся то к Правой, то к Левой Оппозиции, как прохожий запрыгивает в троллейбус, а затем покидал Оппозицию, как пассажир выходит из троллейбуса на какой-то остановке. Эти люди значительно более опасны для организации, к которой они принадлежат, чем для той, против которой они борются. За полчаса до капитуляции все они, и Граф, и Миль, и Вель, и Сенин, с негодованием отшатнулись бы при одной только мысли о возможности своего возвращения в сталинский лагерь. А через полчаса после своей последней присяги они самым наглым и шумным образом порвали с Оппозицией, чтобы немедленно взвинтить свою цену на рынке сталинской бюрократии. По самой скромной оценке, мы можем назвать этих людей не иначе как отбросами революции.
И, тем не менее, в некоторых секциях они сыграли значительную роль. Как это можно объяснить? Часть объяснений уже дана в намеке на украинский опыт. Даже в революционной пролетарской организации интеллектуалы, происходящие из буржуазии, пользовались своими социальными преимуществами, по крайней мере, до определенной степени и до определенного момента времени. Рабочий привязан к своей работе. Если он не безработный, он, как правило, не отрывается от своих корней. Ему тяжело переезжать из одной страны в другую. Он не знает иностранных языков. Даже на своем родном языке ему не так легко писать. Составление статей и резолюций доставляет ему много хлопот. В результате, подвижный интеллигент, не обладающий ни опытом, ни знаниями, но, следовательно, знающий обо всем и обо всех, присутствующий повсюду и готовый писать статьи даже своей левой ногой, часто садится на плечи рабочих организаций. Естественно, такое положение дел в значительной степени определено молодостью организации. Но этот этап должен быть пройден. Пришло время повзрослеть. Рабочие в большем количестве, чем раньше, должны взять всю работу в свои руки. Понятно, что это не означает изгнания интеллигентов — напротив, интеллектуалы, обладающие знаниями, работающие и преданные своему делу, очень нужны нам, — но это в любом случае означает серьезное испытание малоизвестных интеллигентов в работе и медленное, очень медленное их выдвижение на руководящие посты. Нам нужны только такие интеллектуалы, которые без устали и до конца отдают себя в распоряжение рабочей организации.
Большевики-ленинцы должны серьезно подойти к вопросу подготовки и воспитания новых кадров пролетарской молодежи. У Левой Оппозиции есть свои революционные концепции, своя история и традиции. Только на этой основе можно воспитать серьезного пролетарского революционера. Два-три вульгарных лозунга, таких как «массовая работа», «демократический централизм», «единый фронт» и т.д. — этого, возможно, достаточно для брандлерианцев и САП, но не для нас. Параллельно с политической борьбой необходимо проводить систематическую теоретическую подготовку. Боеприпасы надо готовить на целую историческую эпоху.
«Дело Веля» носит скорее скандальный, чем трагический характер. Но это ни в коей мере не умаляет его уроков. Из эпизодической борьбы с мелкими дезертирами мы должны извлечь максимум пользы для революционной подготовки кадров. То, что происходит сегодня в рамках небольшой организации, будет часто повторяться позже в более широком масштабе, не только до революции, но и после ее победы.
Тип Веля занимает большое место в аппарате сталинской бюрократии не только в СССР, но и в капиталистических странах. «Революционный» мелкий буржуа всегда разрывается между анархией и барачной дисциплиной. Они держат руки по швам до первого серьезного урока или до первой серьезной опасности, но они будут постоянно находить достаточно веские причины, чтобы уклониться от борьбы. После окончательной победы пролетариата они вернутся в партию и, возможно, организуют «общество старых большевиков-ленинцев». Были уже примеры. Мы должны научиться испытывать людей в небольших встрясках, во второсортных кризисах, чтобы не удивляться крутым поворотам истории.
Есть еще один важный практический урок, вытекающий из дела Веля. Сталинский аппарат, действующий в международном масштабе, означает прежде всего определенное количество платных должностей. Это отнюдь не второстепенный политический фактор, особенно в годы мирового кризиса. Граф, Вель, Миль и другие не могут претендовать на ответственные посты, поскольку конкуренция велика, и каждый бюрократ цепляется за свое место зубами и ногтями, с подозрением глядя на новичка. Но ситуация мгновенно меняется, если кандидат сначала вступает в Оппозицию, вызывает определенный разлад в ее рядах, а затем громко покидает ее — в качестве «героя борьбы против контрреволюционного троцкизма». Акции такого кандидата немедленно растут. Я не стану утверждать, что Граф или Вель вступили в Оппозицию с заранее обдуманным планом предать ее (хотя в СССР мы наблюдали сотни подобных случаев). Но достаточно того, что склонность к предательству заложена в самой природе таких людей, лишенных революционной моральной подкладки. Постоянные сомнения и недовольство — с одной стороны, собственной несостоятельностью, а с другой, исключительными соблазнами могущественного аппарата — этого вполне достаточно. В Коминтерне, в ГПУ, в каждой национальной секции существует особый аппарат по разложению Левой Оппозиции, состоящий по большей части из дезертиров из ее рядов или сталинских агентов, выдающих себя за оппозиционеров. Если немецкие товарищи приложат необходимые усилия, они наверняка обнаружат связи таких агентов, ведущие от Веля и Графа к Мануильскому и Менжинскому. Сколько Агабековых занято в борьбе против «контрреволюционной» оппозиции? Само собой разумеется, что ни один агент не способен уничтожить исторически прогрессивное течение, воплощенное в традициях революционного марксизма. Но было бы непростительным легкомыслием игнорировать действия сталинских агентов, направленные на внесение путаницы, разложения и прямой коррупции. Мы должны быть бдительны!
С этой точки зрения крайне важно укреплять кадры Оппозиции революционными пролетариями, которые живут на глазах у масс и находятся под их постоянным контролем. Разумеется, и рабочие — не ангелы. Вся история социал-демократических кадров это подтверждает, как и история большевизма после захвата власти. Тем не менее, Левая Оппозиция сейчас проходит гораздо более раннюю стадию строительства партии. Рабочий не ищет бюрократических постов в Левой Оппозиции. Пройти через Оппозицию как ступеньку к тому, чтобы стать советским чиновником или журналистом при Тельмане, такое рабочему и в голову не придет. Сейчас, в период критического наступления, Оппозиция может и должна привлечь лучших представителей молодого поколения пролетариата — тех, кто проверен в борьбе, самых бескорыстных, самых дальнозорких. Очищение Оппозиции от революционного хлама облегчает эту задачу.
Л. Троцкий.