Заявление.
Печатается по написанной от руки копии, хранящейся в Архиве Троцкого в Гарвардском университете, папка MS Russ 13 Т-4295 (Houghton Library, Harvard University) — /И-R/
Среди кучи фантастических «признаний» московских подсудимых я нахожу указание на два «конкретных» факта, которые легко могут быть подвергнуты проверке. Дело идет о моем мнимом свидании с обвиняемым Крестинским в Меране в октябре 1933 года, и с обвиняемым Бессоновым в Париже в 1934 году.
Заявляю:
1. Я никогда не состоял с Крестинским ни в каких отношениях с 1927 г., не встречался и не переписывался с ним ни прямо, ни через третьих лиц. После капитуляции Крестинского я видел в нем политического врага.
2. Я никогда в жизни не был в Меране. Самое имя Мерана выпало из моей памяти. Только что я поручил своему секретарю разыскать в энциклопедическом словаре, где именно находится Меран: в Австрии или Швейцарии. Выяснилось, что город был австрийским до 1919 года, стал итальянским после этого года.
3. Я не мог, следовательно, встретиться в Меране ни с Крестинским, ни с каким-либо другим лицом.
4. Во время моего пребывания во Франции я ни разу не покидал этой страны. Так как мы с женой жили в деревне, во французской семье, на глазах у всех обитателей дома, то факт этот легко проверить, даже если французская полиция откажет ся по дипломатическим соображениям от заявления.
5. Так как мы с женой с ведома высших французских властей жили инкогнито, то мне пришлось во время пребывания во Франции изменить свою внешность. Может быть, г. Вышинский или его свидетели скажут, как именно я выглядел во время мнимого визита в Меран?
6. Обвиняемый Бессонов показал, что я прибыл в Меран по чужому паспорту. По какому именно? На чье имя? В каком отеле остановился? Сопровождал ли меня кто-либо из Франции в Италию? Кто именно?
7. В телеграммах мексиканских газет я не нахожу даты свидания в Меране. Может быть, Вышинский установил ее? Но пусть будет на этот раз осторожен: пусть помнит о трех злосчастных датах:
1) мнимой поездки Льва Седова в Копенгаген;
2) моего мнимого свидания с Владимиром Роммом в Париже;
3) мнимого полета Пятакова в Осло.
* * *
Упомянутый Бессонов утверждает, что виделся со мной в Париже в 1934 году.
Заявляю:
Лицо с фамилией Бессонова никогда не посещало меня во Франции и не могло, следовательно, получать от меня никаких «инструкций», в том числе бессмысленной и отвратительной инструкции об убийстве Максима Горького, старого больного писателя.
Требую от прокурора Вышинского точного установления следующих обстоятельств:
1) Какого числа состоялось мое мнимое свидание с неизвестным мне Бессоновым? Где именно? При каких обстоятельствах?
2) Как я выглядел? Как был одет? Явился ли один или в сопровождении других лиц?
3) Как Бессонов нашел доступ ко мне? Через кого?
Если мои вопросы неполны, то это объясняется неполнотой полученных в Мексике телеграфных сообщений. Оставляю за собой право уточнить и дополнить эти вопросы. Вполне допускаю, что на этот раз ГПУ, наученное горьким опытом, подготовилось к процессу лучше, т.е. запаслось кое-какими «документами» и не будет называть несуществующего отеля «Бристоль». Но считают уместным напомнить господину Вышинскому и его суфлеру, что я нахожусь сейчас не в Норвегии, а в Мексике, т.е. стране, где право убежища понимается не как тюремное заключение, а как предоставление политическому изгнаннику всех законных прав, и прежде всего права самозащиты против ложного обвинения. Правда будет вскрыта до конца.
Л. Троцкий.
3 марта 1938 г., 8 часов утра