Александр Ватлин, «Коминтерн: идеи, решения, судьбы».
Copyright: Iskra Research and Felix Kreisel
April 30, 2016.
The article below may be copied and circulated but proper attribution of authorship is required.
Резюме
Книга московского историка Александра Ватлина об истории Коммунистического Интернационала является тривиализацией и фальсификацией этой истории. Враждебность автора к Троцкому и левой оппозиции затягивает его в серию ошибок, смещения акцентов и открытой лжи. В частности, скрыты от читателей гибельная роль Коминтерна и социал-демократов в победе Гитлера, и альтернативная программа Троцкого.
«Коминтерн: идеи, решения, судьбы»
Несколько лет тому назад в России вышла книга московского историка Александра Юрьевича Ватлина об истории Коммунистического Интернационала. Книга вышла в известной серии: История сталинизма. Редакционная коллегия этой серии состоит из светил мировой историографии в области истории России и Советского Союза: Йорг Баберовски из Берлина, Андреа Грациози из Италии, Роберт Сервис из Англии, Шила Фицпатрик из Соединенных Штатов, Олег Хлевнюк из Москвы, и другие высокие умы советологии.
 |
Сам Александр Ватлин работает профессором на кафедре новой и новейшей истории МГУ им. Ломоносова в Москве, специализируясь на отношениях между Россией-СССР и Германией. В МГУ он обучает будущих учителей истории России и русскоязычных школ ближнего зарубежья. В прошлом он подготовил издание ряда сборников документов советской истории, засекреченных советским режимом. Ватлин был главным редактором трехтомного сборника «Стенограммы заседаний Политбюро» и других подобных сборников ранее секретных документов. Он вполне квалифицирован описать зарождение Коммунистического Интернационала из катастрофы Первой Мировой войны, драматичную историю его развития, перерождения и, наконец, прикрытия в 1943 году в угоду «демократическим» союзникам Сталина. На его книге мы можем проверить, как обучают будущих учителей истории и других общественных наук в одном из наиболее престижных вузов России. |
Автор книги многословно, но несколько неряшливо описывает предысторию Коминтерна. Он правильно отмечает, что в августе 1914 года большинство партий Второго Интернационала «поддержали собственные правительства» и их деятельность во время войны «явно шла вразрез с марксистским постулатом о том, что “у пролетариата нет отечества”» (стр. 12). Ватлин цитирует заявление Ленина, что «Империализм поставил на карту судьбу европейской культуры: за данной войной, если не будет ряда успешных революций, последуют вскоре другие войны…» (стр. 13). К сожалению, автор не объясняет, что этот вывод вытекал из марксистского анализа развития империализма, как высшей и конечной стадии капитализма.
Ватлин корректно описывает непримиримую позицию Ленина в отношении социал-патриотов, но неряшливо ставит на одну доску критиков Ленина: Карла Каутского, Отто Бауэра и Розу Люксембург (стр. 9). В то время (1918 год), как Каутский и Бауэр стояли за всеобщую демократию и пацифизм, Люксембург стояла за рабочую демократию и революцию. Пацифизм Каутского и Бауэра делал их посторонними наблюдателями международной классовой борьбы. Революционный интернационализм Люксембург сделал ее непримиримым противником восстановления германского капитализма и мишенью «тоже социалистов» из Социал-демократической партии, заведовавших тогда правительством в Берлине и допустивших ее убийство в январе 1919 г.
Бриллианты для революции.
Ватлин проливает много чернил, описывая секретно-подрывную работу эмиссаров Коминтерна в их попытках подтолкнуть и направить развитие европейской революции. Он начинает с Адольфа Иоффе, посла Советской России в Берлине после заключения Брестского договора. Иоффе субсидировал революционную пропаганду и давал деньги Независимым социал-демократам и Спартаковцам. В главе «Банкир Коминтерна» (стр. 285-296) Ватлин описывает действия другого финансового эмиссара, «товарища Томаса» (настоящее его имя — Яков Самойлович Рейх). Разоблачения Ватлина мало прибавляют к нашему знанию о щедрых субсидиях, которыми советское правительство снабжало компартии, анти-колониальные движения и дружественные правительства за всю историю существования Советского Союза.
Ватлин правильно сообщает, что «Донесения Иоффе свидетельствуют о том, что нарастание внутриполитического кризиса в Германии осенью 1918 г. не было следствием “экспорта революции” из России» (стр. 23). Он продолжает: «Картина большевистского заговора с центром в советском полпредстве … плохо сочетается и с выводами новейших научных работ» (стр. 23-24). Автор прав, когда пишет, что гибель миллионов в кровавой войне, разруха и экономическая стагнация послевоенного периода сыграли решающую роль в революционизировании Европы. Автор цитирует Радека:
«Коммунистический Интернационал развивается не по мере того, как курьер из Москвы попадает в столицы Европы, а по мере того, как в этих столицах, как на шахтах и фабриках рабочие, гонимые всеми бедствиями гибнущего капитализма, поднимаются на борьбу». Ватлин добавляет: «К этим словам, сказанным в первую годовщину образования Коминтерна, можно мало что добавить» (стр. 71-72).
Описывая политический кризис в Англии в 1925-26 гг. Ватлин рассказывает о циничных попытках подкупить руководителей английских профсоюзов и Лейбористской партии. (стр. 166, 179). Цинизм Зиновьева, Бухарина и Сталина оказался безуспешным: главари английского Генсовета предали Генеральную стачку, обманули московских взяткодателей и встали на сторону собственного капиталистического правительства.
В итоге, финансовые операции Коминтерна не подтолкнули развитие революции в Европе. Гораздо важнее было их отрицательное влияние: они отвлекли внимание коммунистических кадров от политических вопросов; московские деньги запятнали репутацию коммунистов и пр.
Белые пятна книги.
В своем рассказе о Коминтерне профессор Ватлин уделяет внимание Англо-русскому комитету, но обходит молчанием вопрос о Китайской революции 1925-27 гг., который, согласно ему являлся «второй осью внутрипартийного размежевания, проходившей через Коминтерн» (стр. 163). Скажем кратко, что политика Коминтерна в Китае была меньшевистской политикой, и в результате к власти пришел китайский Корнилов-Чан Кайши, задавший кровавую баню пролетарским и крестьянским массам.
Что же касается «первой оси» борьбы в Коминтерне, то профессор Ватлин пытается придать принципиальному вопросу характер склочной борьбы за власть. Троцкий и Зиновьев требовали вести в Великобритании независимую коммунистическую политику и порвать с Англо-русским комитетом, который прикрывал оппортунистов в руководстве английских профсоюзов. Политика Сталина-Томского-Бухарина и здесь была оппортунистической, меньшевистской и фатальной для коммунистического движения.
Еще хуже молчание Ватлина о подъеме фашизма и политике Сталина в Германии. Ввиду того, что профессор обучает своих студентов именно истории советско-германских отношений, это молчание можно объяснить лишь злобой автора к Троцкому.
Подумайте! Социал-демократы, справа, Коммунистический Интернационал, слева, оба раскололи могучий рабочий класс Германии и отдали его на поругание национал-социализму. Троцкий предупреждал об опасности и предлагал рабочему классу единственный возможный путь борьбы. Но, господин Ватлин не любит Троцкого … поэтому надо молчать.
Полностью замолчать вопрос о победе фашизма невозможно. На странице 343 Ватлин описывает высылку немецких беженцев из СССР обратно в Германию, называя ее «кощунственной на фоне нацистского террора против рабочих партий в Германии». Дальше, он пишет, что «признания руководителей ИККИ в том, что приход германского фашизма к власти стал выражением банкротства не только Второго, но и Третьего Интернационала, рассматривались как их солидарность с троцкизмом» (стр. 354). Здесь профессор имеет в виду, что даже сторонники Сталина признавали задним числом правоту Троцкого.
В книге находится место для обсуждения вопроса о рабочем контроле на заводах в Германии, для рассказа о борьбе пролетариата Вены против правого клерикального правительства Австрии, для рассказов о чиновниках Коминтерна: Мануильском, Пятницком, Эмбер-Дро и других, для главы о немецком бунтовщике-коммунисте, Максе Гельц. Профессор Ватлин рассказывает интересные факты о гостинице «Люкс», где жили сотни наиболее высокопоставленных сотрудников Коминтерна, и откуда их в 1937 году везли на расстрел. В книге есть глава, названная «Влияние “большого террора” на менталитет сотрудников ИККИ». Мудрый профессор не заметил, насколько кощунственно это словосочетание, ведь большинство ведущих организаторов и руководителей Коминтерна получили в эти годы 9 граммов свинца в затылок: Бухарин, Зиновьев, Раковский, Радек и сотни других.
Обходит стороной профессор и другой вопрос: о защите СССР от интервенции. Сталин и Бухарин победили левую оппозицию якобы в целях защиты Советского Союза от авантюризма «перманентной революции». Да, конечно, именно программа мировой революции привела в 1917 году большевиков к победе. Эта программа возбудила миллионные массы во всем мире встать на сторону молодого советского государства против собственных правительств и помогла Советской России и Советской Украине выстоять в Гражданскую войну.
А к какому результату привела альтернативная программа «социализма в одной стране», якобы менее агрессивная и меньше провоцирующая капитализм на интервенцию? Профессор с грустью отмечает бездеятельность компартий в годы растущей фашистской агрессии в Европе: «Лишь после 22 июня 1941 г. перед зарубежными компартиями открылась перспектива реальной антифашистской борьбы» (стр. 346).
Злоба к Троцкому и к левой оппозиции заносит автора к ряду нелепостей. Ватлин называет Троцкого «главой таинственной Красной Армии» (стр. 318). Почему «таинственной», знает лишь Аллах. Другие нелепости имеют более злобную почву.
«Находясь в Алма-Ате, Троцкий получил возможность больше времени уделять теоретическим вопросам» (стр. 312). Можно подумать, что, выслав Троцкого из Москвы в далекий провинциальный городок, — далеко от друзей, от газет и библиотек, без телефона, вдали от железной дороги, — Сталин хотел предоставить ему удобные условия для кабинетного труда.
«К лету (1928 г. — ФК) главными фигурами в стане оппозиционеров оказались Троцкий и Радек» (стр. 314). На самом деле, второй фигурой в оппозиции был Христиан Раковский. Впрочем, господин Ватлин систематически замалчивает роль Раковского и в идейно-политической предыстории Коминтерна, и в становлении и Конгрессах Интернационала, и в оппозиции.
«Масла в огонь подлили авантюристические высказывания самого Троцкого в духе того, что иностранная интервенция будет способствовать передаче власти в руки истинных революционеров» (стр. 304). Ватлин имеет в виду споры в 1927 году по поводу о так называемом «тезисе Клемансо». На самом деле Троцкий высказал мысль, что руководство Сталина и Бухарина неспособно организовать крепкую оборону страны и, наоборот, подрывает оборону гонением командиров, поддержавших оппозицию. В свете «большой чистки» мы знаем правоту Троцкого в этом споре. Сталин подорвал боеспособность страны накануне Второй Мировой войны уничтожением бóльшей и лучшей части высших командиров Красной армии.
Идеологическая стерильность.
Интересно и показательно следующее замечание Ватлина:
«Эрик Хобсбаум справедливо увидел в этом их роковую ошибку — партии российских революционеров следовало поступиться идеологической стерильностью для того, чтобы создать «широкое международное движение людей, симпатизировавших Октябрьской революции» (стр. 130).
Для непосвященных, Эрик Хобсбаум был известным английским историком. Всю свою долгую жизнь он провел в рядах сталинистского движения и был ведущим специалистом британской «компартии» по вопросам истории и поиска наукообразных извинений и оправданий всех преступлений и зигзагов генеральной линии Кремля.
О какой «идеологической стерильности» большевиков могут говорить Хобсбаум и Ватлин? Троцкий и его последователи следовали марксистской идеологии. Троцкий находил в ней метод для анализа общественного развития России и всего мира. На основе марксистского метода и скрупулезного анализа экономических и исторических фактов он предвидел социалистическую революцию в России, тупик, в котором окажется первое рабочее государство, если мировая революция не подоспеет на помощь, перерождение и коллапс этого государства. Это, плодотворная идеология, господин Ватлин.
Хобсбаум всю свою долгую жизнь перекраивал идеологию по приказам Кремля. Он вышел из «компартии» в 1991 году за несколько месяцев до краха Советского Союза. Он симпатизировал не Октябрьской революции, а правящей бюрократии, которая подорвала и уничтожила наследие Октября. Его личные идеологические зигзаги были оппортунистическими и, потому, бесплодными и стерильными.
Революция невозможна.
Вся книга Ватлина пронизана его убеждением, что германская и мировая революция «была обречена на провал уже потому, что там отсутствовали объективные предпосылки революции» (стр. 126). Он пишет, что в Троцком жила «Иррациональная вера в близкую революцию как единственный выход из кризиса британского общества … пленником которой он оставался до последних дней своей жизни» (стр. 300).
Это убеждение профессора Ватлина делает его позицию противоречивой и ложной. С одной стороны, он признает глубину анализа Троцкого в отношении экономического и политического заката Великобритании: «Казалось, сбывались предсказание Троцкого, сделанные им в книге «Куда идет Англия?»» (стр. 165). Но с другой стороны автор пишет, что «Троцкий и его политические соратники оказались неспособны предложить реальную альтернативу. Их взгляды были обращены в прошлое, но освященные именем Ленина схемы, приведшие к власти большевиков в Октябре 1917-го, никак не хотели укладываться в канву новой исторической ситуации» (стр. 182). Голословно утверждая, что «В конечном счете и Сталин, и Бухарин оставались революционерами» (стр. 205), Ватлин пишет, что «…обе спорящие стороны (то есть, Троцкий и Сталин — ФК) не замечали в своих дискуссиях реальную историческую практику» (стр. 184). Какую же историческую практику упустил из виду Троцкий?
В своих книжках «Европа и Америка» и «Куда идет Англия?», написанных между 1924 годом и началом 1926 года, Троцкий описал огромный рост США в мировом капитализме, и, соответственно, падение Европы и Великобритании, их растущую зависимость от Америки. Привилегированному положению английского пролетариата пришел конец, безработица стала хронической, уровень жизни упал, пролетариат снова и снова толкал лейбористов к власти.
Сегодня, мы наблюдаем аналогичное падение американского капитализма: стагнация и кризисы стали постоянным явлением в жизни Америки; привилегированному положению американского пролетариата давно пришел конец; американский империализм толкает человечество к ядерной катастрофе.
В книге Ватлина мы видим коллапс мысли этого продвинутого историка. Революция невозможна и утопична. Но новые войны, стагнация, депрессии, падение в уровнях жизни, разгул шовинизма, победа фашизма в Европе, все это является «реальной исторической практикой». Почему? Потому, что социалистическая революция нереальна.
Ватлин справедливо объясняет, что Коммунистический Интернационал замышлялся и был построен не как федерация независимых партий, а как единая мировая партия для организации международной революции. Он правильно отмечает «политическую деградацию Коминтерна, превратившегося в одно из рядовых учреждений советской партийно-государственной машины» (стр. 344). К сожалению, весь ракурс книги направлен не на выяснение причин идеологической и политической гибели Коммунистического Интернационала, в его сталинском обличьи, а на очернение и тривиализацию марксистской политической линии, которую олицетворял Троцкий.
Ватлин кончает книгу прямой фальсификацией. На странице 368 он приписывает Троцкому следующую мысль: «Правда есть то, что нужно в данный момент моей партии». Ватлин стесняется указать, откуда он это взял, и его стеснение оправданно. Эта мысль принадлежит Маккиавелли, отцам католической церкви, буржуазным политикам, Сталину, наконец, но не Марксу, Ленину или Троцкому. На самом деле, автор перевирает совсем другую мысль Троцкого в мае 1924 г.:
«Партия в последнем счете всегда права, потому что партия есть единственный исторический инструмент, данный пролетариату для разрешения его основных задач» («Стенографический отчет XIII съезда РКП(б)», М. 1963, стр. 158).
Партия, которую имели в виду Троцкий и Маркс, не является коллекцией членов Союза Коммунистов или РКП(б), платящих членские взносы. Они имели в виду авангард мирового пролетариата, борющийся за историческую цель рабочего класса: социализм. В мае 1924 года Троцкий знал, что основные элементы революционного класса состоят в рядах РКП(б) и Коминтерна, и, несмотря на временную изоляцию левого крыла, он надеялся убедить этот революционный слой пролетариата в правоте своей программы.
Профессор Ватлин спутывает это основное отличие между организационной оболочкой коммунистического движения: РКП(б) — КПСС — партии Коминтерна, и сутью революционной организации рабочего класса. Революционная организация воплощалась в левой оппозиции внутри Российской и других коммунистических партий Третьего Интернационала и в борьбе этих идейно-политических групп за построение мировой партии социалистической революции.