Copyright: Iskra Research

The article below may be copied and circulated but proper attribution of authorship is required.

Волкогонов: от сталинизма к антикоммунизму

Генерал Д.Волкогонов войдет в историю как один из ключевых символов идейной беспринципности и политической продажности советской сталинистской бюрократии. После того, как в продолжение многих лет он делал карьеру разоблачителя «буржуазной идеологии», достигнув самых высоких постов в нескольких ипостасях бюрократической иерархии, в том числе руководителя политической пропаганды советской армии, он в продолжение нескольких лет горбачевской «перестройки» совершил быстрое идейное линяние и выступил как один из главных защитников ельцинской политики капиталистических реформ, а также в качестве горячего апологета той самой идеологии, борьбе против которой он формально посвятил большую часть своей жизни.

Используя свои монопольные права на доступ к архивным документам, генерал Волкогонов выпустил несколько книг, в том числе биографии Троцкого и Ленина, где он, разоблачая старые мифы сталинской школы исторических фальсификаций, нагромоздил при этом огромное количество новых, приспособленных к новым задачам бывшей советской номенклатуры.

Восторженно встреченные властью «новой России», исторические оценки и суждения Д.Волкогонова до сих пор имеют широкое хождение и известное влияние. Мы неоднократно обращались к критике этих идей. Достаточно указать развернутую статью В.Роговина «Волкогоновский Троцкий» в № 7 «Бюллетеня Четвертого Интернационала» (декабрь 1993 г., стр. 189-210) и заметку на смерть Волкогонова в бюллетене «Рабочий-Интернационалист», № 8 (февраль 1996 г., стр. 35-36). Тема однако далеко не закрыта. В настоящем выпуске мы помещаем еще один материал, посвященный вопросу разоблачения исторических фальсификаций генерала Волкогонова.

Феликс Крайзель (Бостон)

5-го декабря 1995 г. в Москве умер один из сталинистских, антикоммунистических лжеисториков. Генерал Дмитрий Волкогонов взобрался на верх советской иерархической пирамиды по трем направлениям: с военной стороны он достиг чина генерал-полковника, в роли историка он возглавлял Институт Военной Истории, и, как надежный партиец, он был заместителем начальника Политического Отдела Советской Армии при ЦК КПСС. Волкогонов покинул терпевшее крушение судно компартии достаточно рано, чтоб занять место главного помощника Ельцина по делам военной истории. С 1992 года он был одним из трех советников Ельцина в вопросах, связанных с классификацией, публикацией и открытием тайных архивов, и неоднократно ездил в США и другие страны, представляя своего «демократического» шефа.

Волкогонова следует определить как придворного историка. Такие бряцающие медалями и позолотой слуги правящих элит специализируются в изобретении исторических мифов, необходимых двору и заказанных двором. Каждый король, Папа Римский, царь и президент нуждается в таком лакее, в мастере приукрашивать и расхваливать своих господ, искусном схоласте, путающем и морочащем головы народу, таким способом защищая и охраняя этот отвратительный режим. Генерал Волкогонов войдет в историю в качестве одного из главных практиков того, что Троцкий метко назвал «сталинской школой фальсификаций». Карьера Волкогонова образно показывает антимарксистскую и антикоммунистическую сущность сталинизма.

Волкогонов был воспитан историографической школой (а позднее и возглавил ее), которая была на редкость грубой и примитивной. В отличие от своих западных коллег сталинистские историки не видели нужды писать связные рассказы, хоть как-то соответствующие историческим фактам. Невский, Ярославский, Гусев, Жданов, Суслов и Волкогонов выдвинулись вперед благодаря замалчиванию фактов, зажатию ртов и убийству свидетелей, переработке учебников истории на макулатуру, многократному изобретению новых мифов. Правящая элита нуждалась в огромных дозах лжи именно потому, что она сама являлась живым подлогом. Сталинская бюрократия притворялась коммунистической, но не следовала учению Маркса; она выдавала себя за прогрессивную и революционную, но являлась одной из наиболее реакционных сил в истории, она даже отрицала собственное существование, хотя являлась наиболее видной, раскормленной, извращенной и злокачественной язвой советской системы.

Образованная публика в Соединенных Штатах должна была быть тем более удивлена тем сногсшибательным приемом, которым были встречены последние работы Волкогонова. Американский исторический истэблишмент вышел из себя в восхвалении и распространении этих томов. Их моментально перевели с русского языка, рецензии на них появились во всех уважаемых журналах, и эти рецензии были, в огромном своем большинстве, лестными и некритическими. Ввиду того заслуженного презрения, с которым западные историки встречали прежде каждый советский труд, это отношение казалось поразительным. Мы вернемся к «критикам» позже, но пока обратим наше внимание на сами книги.

Эта статья не ставит себе задачу дать основательный анализ каждого лживого мифа, сочиненного Волкогоновым на тысячах страниц его последних монографий: анти-биографий Сталина, Троцкого и Ленина. Основная причина: эти книжки трудно читать с начала до конца; они лишены, мягко говоря, образовательного значения и душат интеллект читателя. Они не дают стройного и связного представления о событиях. Совсем наоборот, их форма такова, что предотвращает какое-либо последовательное повествование (это особенно касается последней книги о Ленине). Автор скачет из одной эпохи в другую, вырывает факты из их исторического и хронологического контекста, без конца проповедует о высшей морали и нравственных императивах, предает героев анафеме и на каждой странице нагромождает одну ложь на другую. Поэтому я попросту опишу некоторые из наиболее поразительных фальсификаций в этих трех работах.

1988: «Триумф и трагедия» — Сталин

В своей биографии Сталина, вышедшей в 1988 году (по словам автора, он написал ее еще до 1985 года), Волкогонов все еще дает нам традиционный взгляд на Ленина и Октябрьскую революцию. Согласно Волкогонову, Ленин был гением, а Октябрьская революция являлась его выдающимся достижением и славной ступенью в истории человечества. Но мы не найдем в этой книге исторического описания или анализа этого эпохального события. Эта книга лишь в одном отличается от сотен других, изданных в Советском Союзе между 1956 и 1985 годами: Волкогонов получил разрешение ссылаться на документы, хранящиеся в спецхранах, и книжка цитирует сотни засекреченных до той поры документов. Эти цитаты вовсе не изменяют общего ортодоксального постсталинского (то есть вышедшего после смерти диктатора и разоблачений ХХ-го съезда) сталинистского тона автора.

Вот несколько примеров лживой, отчасти просто нелепой позиции автора:

«Николай II, при всей его заурядности, долго и довольно умело лавировал, искал компромиссы, готов был идти на частичные уступки буржуазии, лишь бы сохранить монархию» (том 1, ч. 1, стр. 52).

Это странное замечание является одним из немногих, описывающих царский режим и общественные, политические и экономические условия, существовавшие в российской империи. Мы попросту не в силах понять из подобных слов, отчего произошла Революция. Так или иначе, это описание Николая II как искусного политика бьет не в глаз, и даже не в бровь, а в белый свет как в копеечку.

«Известно, что организационная подготовка восстания была возложена на Военно-революционный центр из членов ЦК (куда вошли пять человек, в том числе и Сталин), а также на Военно-революционный комитет (ВРК) при Петроградском Совете…»

Этот мифический Военно-революционный центр большевиков, который якобы помогал Военно-революционному комитету Петросовета, возглавляемому Троцким, являлся одной из основных фальсификаций сталинизма. Эта ложь родилась в середине 20-х годов, чтобы приписать Сталину ту руководящую роль в Октябрьском восстании, которой обделила его история. На следующих страницах Волкогонов описывает этот момент правильно, то есть что Троцкий руководил восстанием, а Сталин неизвестно где пропадал. Нам представляется, что цель Волкогонова состоит в том, чтобы поставить сталинскую ложь и правду Троцкого на равную ногу, и оставить это событие неясным для читателя, где якобы оба соперника попросту восхваляют себя.

Книга 1, часть 1-я: описывая последние годы жизни Ленина, Волкогонов занят сложной акробатикой, направленной на умаление роли Троцкого и его борьбы против Сталина. С одной стороны, Ленин хочет сместить Сталина, с другой стороны, Ленин не желает войти в блок с Троцким. Волкогонов наиболее груб на странице 183, на которой он обвиняет Троцкого в искажении «Завещания» Ленина: «Троцкий прилагал постоянные усилия, чтобы привлечь внимание к «Письму…», вырывая из него отдельные фрагменты и изменяя их до неузнаваемости».

На стр. 256 Волкогонов фактически обвиняет Троцкого в ответственности за убийство Сталиным членов собственной семьи Троцкого: «Трагедия семьи Троцкого, где в конечном счете погибли все дети в результате кровавого водоворота, в который втянула их борьба отца со Сталиным, придала изгнаннику ореол мученика в глазах Запада». На последующих страницах Волкогонов обвиняет Троцкого в предательстве собственной страны: «Для Троцкого наступило десятилетие самой активной борьбы против Сталина, а порой вольно или невольно и против государства, которое на первых порах он помогал активно создавать и защищать» (стр. 259); в фальсификации истории: «Он продолжил издание своих сочинений, часто не останавливаясь перед фальсификациями, натяжками, измышлениями с единственной целью: больнее уколоть Сталина…» (там же); и в славянофобском шовинизме: «… Эти славянофобские, по сути шовинистические высказывания…» (там же, стр. 260).

Эта книга была опубликована в 1988 году, когда Горбачев продолжал рядиться в одежды «демократического коммуниста» наподобие Бухарина. В соответствие с политическими потребностями Горбачева Волкогонов изо всех сил пытается представить Бухарина в положительном свете. Это особенно видно во второй части первой книги, в главе «Диктатура или диктатор?» Миф Волкогонова заключается в том, что про-НЭПовская программа Бухарина якобы являлась настоящей альтернативой тоталитарному курсу Сталина. В его рассказе опущено быстрое моральное перерождение Бухарина, которое сопровождало его политическое перемещение с левого фланга партии на ее правый фланг. Хотя Троцкий рассказал об этом давным-давно, советский читатель узнал об этих фактах лишь в 1991 году с публикацией в журнале «Известия ЦК КПСС» № 8 циничных афоризмов Бухарина по поводу «Завещания» Ленина и борьбы других лидеров против Троцкого. В интересах истории мы приводим здесь два из этих афоризмов:

«Если хочешь быть наркомвоеном, ругай Троцкого».

«Завещания (в отличие от заветов) выполняй всегда наоборот».

Но пойдем дальше.

1990-1991: биография Троцкого

В начале 1991 года Волкогонов закончил свою биографию Троцкого. В предыдущей книге о Сталине он уже начал выполнять социальный заказ сталинистского режима реставрации: отрицание того, что Троцкий представлял собой социалистическую альтернативу сталинизму. Работая над новым двухтомником, Волкогонов находился под давлением двух противоположных тенденций. С одной стороны, некоторые труды Троцкого, в частности его «Преданная революция», уже появились в Советском Союзе. Чтобы сохранить собственный авторитет Волкогонову приходилось давать более или менее правильное описание жизни и деятельности Троцкого. С другой стороны, Волкогонов уже покинул Горбачева и старую союзно-партийную иерархию и поставил ва-банк на шайку приватизаторов и антикоммунистов вокруг Ельцина. Равнодействующей этих противоречивых сил оказалось безобидное, хотя примитивное и куцее описание жизни Троцкого. В нем все еще не заметна какая-либо живая история, но по крайней мере почти нет грубой лжи.

Интересно взглянуть на изменившуюся оценку, которую Волкогонов дает общемировому, международному миросозерцанию Троцкого. В 1988 году Волкогонов обвинял Троцкого в ненависти к славянам и антирусском шовинизме. В 1991 году Волкогонов поздравляет Троцкого за его глубокое проникновение в европейскую культуру, расхваливает его познания в области западной литературы, искусства и психологии и льстиво пишет:

«Пожалуй, ни один российский революционер того времени не был большим «европейцем», чем Троцкий» (том 1, стр. 94). Честно говоря, я бы рекомендовал читать известных западных биографов Троцкого, например Исаака Дойчера, Альберта Глотцера или Роберта Вистрича, которые не меняют своих оценок с такой молниеносной быстротой по приказам сверху.

1993-1994: биография Ленина

К этому времени Волкогонов уже завершил перестройку своих историко-политических воззрений. В 1988 году он был «марксистом-ленинистом»: Ленин был святыней, Сталин был падшим ангелом, Троцкий был антикоммунистическим предателем и антисоветским врагом народа. К 1990 году Волкогонов призрел свет демократии и стал космополитическим демократом, пекущемся об идеалах добра, общечеловеческой морали и гуманности. Но в этой новой книге Волкогонов призрел другое светило. Матушка-Русь стала теперь его поводырем в жизни. Православие и русский патриотизм стали мерой вещей. Между тем, он узнал, что Ленин был злым гением, задумавшим этот ужасный Октябрьский путч. Сталин был верным ленинцем, пошедшим по стопам своего наставника. Троцкий был, есть и во веки веков будет мерзким Демоном революции, худшим тираном, чем Сталин и т.д. Аминь!

Эту книгу читать еще труднее, чем две предыдущие. Нить повествования теряется, пока Волкогонов тащит нас в разные места, к разным лицам и временам, лицемерно ораторствует о высокой морали и религии. Нелепости и внутренние противоречия рассказа Волкогонова явны. Используя всеобщее осуждение марксизма и со стороны западных, и со стороны экс-сталинистских «историков», он опускается до описанного Оруэллом метода Большой Лжи. Вот несколько примеров:

Описывая начало Первой Мировой войны: «Император российский, Николай II, незаслуженно забытый как царь-миротворец, пытался остановить бойню» (том 1, стр. 183). Дальше Волкогонов, вопреки историческим фактам и здравому смыслу, продолжает расхваливать Николая.

Волкогонов воскрешает старую ложь о германском золоте, которое якобы финансировало большевиков в 1917 году, и о Ленине как немецком агенте. Его доказательства — те же самые намеки на Ганецкого и Парвуса, которые были давно уже опровергнуты серьезными историками. Несмотря на свою долгий и привилегированный розыск новых доказательств во всех сверхсекретных архивах СССР, Волкогонов не смог найти ничего более свежего и убедительного, и на странице 200 он вынужден признаться в своей неудаче: «Я не могу категорически утверждать, что после моей книги все в этом вопросе станет ясно. Нет. Тайна сия велика».

Перелистывая страницы дальше, мы находим следующую нелепость:

«…Православие глубоко гуманистично по своему духу. Оно никогда не знало инквизиции, не жгло еретиков на кострах, не организовывало религиозных крестовых походов. Православие всегда осуждало насилие» (том 2, стр. 225).

Если мы вспомним про кровавые еврейские погромы с попом и святой иконой во главе толпы погромщиков, или об анафеме, которой предала православная церковь Льва Толстого за его философию, смешанную из миролюбия и пасторальной веры, или о процессе Бейлиса в 1912 году, когда царское правительство и Святой Синод обвинили евреев в ритуальном убийстве христиан, — когда мы вспомним об этих исторических фактах, мы должны задать себе вопрос: что это, глупая шутка Волкогонова, или он принимает нас за идиотов?

Интересно проследить изменения в мировоззрении Волкогонова. В этой своей последней книжке «демократический гуманист» 1991-го года исчезает и на его месте мы видим великодержавного русского держиморду и монархиста. Волкогонов вспоминает старые сталинистские инсинуации о ненависти Троцкого к России и ко всему русскому, но в этой книге бросает это обвинение по адресу… Ленина. Он осуждает Ленина за «непристойное отношение к России и русским» (том 1, стр. 31) и называет его мироощущение «интернационально-космополитическим» (там же, стр. 52). Как мы знаем, «космополит» являлось иносказательным сталинским выражением в отношении евреев и в определенные периоды служило официальным призывом к погромам. Волкогонов в главе 1, «Дальние истоки», тщательно расследует нерусских (немецких, шведских и еврейских) предков Ленина и в этом изучении напоминает нам о теоретизировании Альфреда Розенберга, одного из расовых специалистов Гитлера.

Взятый в общем и целом, метод Волкогонова в этой книге представляет собой беззастенчивую антиисторическую амальгаму: смешивание разных событий и исторических контекстов. Осуждая антидемократические действия Ленина, Волкогонов забывает об обстановке Гражданской войны, блокады и интервенции. Читателю стоит задуматься, а как же нам оценить ужасно антигуманные действия Джорджа Вашингтона, когда он подавлял сторонников Великобритании в штате Нью-Йорк во время американской войны за независимость, или как нам судить о жестоком приказе, отданном Авраамом Линкольном генералу Шерману, сжечь и опустошить штат Джорджию во время похода северян к океану в годы американской Гражданской войны?


Национальный вопрос

Волкогонов повторно клеймит большевиков, и особенно Ленина, за их «предательство» в 1918 году при подписании унизительного и вредного мира с Германией. Волкогонов расценивает этот мирный договор как позитивное доказательство того, что Ленин предал интересы России. «Для него (Ленина) революция, власть, партия были неизмеримо дороже России. Ведь он готов был отдать без колебаний половину европейской России немцам, лишь бы сохранить свою власть!» (том 1, стр. 52). Но в другом месте Волкогонов сожалеет, что Керенский не удержал власть через посредство… сепаратного мира с Германией! (там же, стр. 285). Еще знаменательней являются факты, которые Волкогонов оставляет за порогом своей книги: сотрудничество в 1917-18 годах между царскими генералами и их бывшими германскими противниками: например, Маннергейм в Финляндии, Скоропадский на Украине, Краснов на Дону, А.П. Родзянко и Юденич в Эстонии и прочие.

Вот что пишет по этому поводу гораздо более вдумчивый и правдивый историк:

«Было бы трудно преувеличить значение советской национальной политики в ее исторической обстановке или в ее конечном влиянии. С самого начала она явилась ключевым фактором в поразительном успехе Ленина в деле воссоединения почти всех бывших владений царей после дезинтеграции и развала войны, революции и гражданской войны» (E.H. Carr, «The Bolshevik Revolution», том 1, стр. 379).

Мы могли бы сопоставить национальную политику волкогоновского шефа с принципиальной и в конечном итоге успешной политикой Ленина. В 1990-91 гг. Ельцин применил националистические лозунги против Горбачева. Поддерживая русский национализм против горбачевских лозунгов «советского патриотизма», а также против явного экономического преимущества, которое приносит большое объединенное государство, Ельцин содействовал расколу Советского Союза на отдельные части, чтобы потом заграбастать самый большой кусок — Россию. Затем он попытался управлять Российской Федерацией опять-таки на основе идей русской нации и ее первенства. Эта близорукая политика привела к нынешней кровавой катастрофе в Чечне и к растущим проблемам в каждой провинции России, невзирая на состав населения любого отдельного региона, русского ли, или составленного из татар, ненцев или чеченцев. Распри между соседними районами, и между провинцией и столицей растут; местные элиты жадно хватают все добро и ресурсы, и Россия в целом стоит перед угрозой развала.

«Идеалы» Волкогонова

Опыт Волкогонова в его длинном подъеме к верхам советской иерархической пирамиды с ее трех сторон (военной, партийной и научной) приучил его быть весьма чувствительным к глубинным общественным и историческим нуждам этой элитарной среды. Для нас будет очень полезно присмотреться, какой именно политический режим он рекомендует в последнее время. Он пишет о событиях, приведших к Февральской революции: «Но в целом, несмотря на тяжелое положение, Россия еще далеко не исчерпала всех материальных и духовных ресурсов продолжать войну… Однако царский режим, ставший в известном смысле думским, проявил свою неспособность управлять государством в критической ситуации» (том 1, стр. 188). Другими словами, благотворное самодержавие Романовых было подкопано конституционными реформами 1905 года. Волкогонов, правда, тут же виляет хвостом и в испуге отбегает, нюхая ветер своим чувствительным носом. В следующем предложении он противоречит себе и критикует Николая II за занятие поста главнокомандующего. Но на следующей странице он собирается с духом и открыто заявляет: «В силу извечной традиции Россия привыкла к государственному единоначалию, персонифицированному в облике конкретной личности».

Мы знаем о сильных монархистских движениях среди русских (равно как и украинских, казахских и т.д.) правящих кругов. Различные силовые элиты: фальшивые коммунисты Зюганова, фальшивые демократы и либералы вокруг Ельцина и фальшивые либеральные демократы Жириновского, — все они склоняются к принципу сильного вождя. Все они фетишизируют государственную власть, все они поклоняются тотемным символам Бога и Монарха. Волкогонов выполняет здесь социальный идеологический заказ правящей элиты по оправданию установления авторитарной, возможно, даже наследственной государственной власти, — все конечно, во имя и для блага России.

Волкогонов вовсе не единственный лжеисторик, обеляющий империю Романовых и ратующий за возвращение к самодержавному наследственному правлению. На моей книжной полке стоит томик русской истории, опубликованный в 1993 году в Институте Плеханова под руководством ответственного редактора профессора Ш.М. Мунчаева. Эта скромная книжка тоже ревизует историю русской империи соответственно монархистским взглядам. Религиозная кампания, пытающаяся канонизировать Николая II, сопровождает эту ревизию истории, и множество политических и военизированных клубов и организаций агитируют за реставрацию монархии.

Если марксистское воззрение на первенство материи над идеологией нуждается в добавочном доказательстве, то это молниеносное изменение в философских и моральных идеалах Волкогонова и всего поколения «советской интеллигенции» предоставляет нам весьма убедительный довод. Вот объяснение этого чудесного превращения, описанное пером самого Волкогонова:

«К слову, свой двухтомник о Сталине я писал до 1985 года, когда не мог знать все эти документы… А мы все, и я в том числе, безгранично верили в «величайший гуманизм» пролетарского вождя» (том 1, стр. 143-144).

Объяснение, будто главный советский военный цензор и пропагандист был просто одурачен — какая глупая ложь! Волкогонов в течение многих лет пользовался редкой привилегией доступа и к архивам, и ко множеству томов западных историков. К слову, этот «демократ» не счел нужным просто опубликовать эти горы документов, чтобы мы, простые смертные, могли сами их судить. Нет, он контролировал и охранял эти материалы и использовал все эти ограничения в свою пользу.

Но в конце концов, какую научную пользу, что нового извлек Волкогонов из этих засекреченных архивов? Что нового (нового для читателя на Западе) появилось в свет? Мы знали о Красном Терроре во время Гражданской войны. На Западе печатались тысячи книг, осуждавших закрытие большевиками Учредительного Собрания в январе 1918 года; гораздо меньше публикаций осудило расстрел российского парламента Ельциным в октябре 1993 года. Большевики не утаивали своего террора. Наоборот, следуя примеру якобинцев Великой Французской революции, они громогласно провозглашали террор, так как публичное заявление о терроре являлось одним из наиболее эффективных средств победить в Гражданской войне и во Франции, и в России.

Нет, корни стремительного превращения Волкогонова из «атеистического марксиста-ленинца» сначала в гуманиста-демократа, а вскоре и в богобоязненного русского националиста лежат не в интеллектуальном освобождении ученого историка. Причины этой идеологической метаморфозы более грубы и низменны, они тесно связаны с идеологическими нуждами жадной и преступной русской буржуазии. Эта буржуазия является социальным слоем, прошлое которого состоит из злоупотребления служебным положением, грабежа государственных ценностей, а затем преступной спекуляции этим награбленным. Будущее этого слоя-класса весьма проблематично: все события говорят, что российская промышленность и все хозяйство идут к гибели. Так называемое возрождение русского капитализма, о котором трубит ельцинское окружение, имеет много общего с культом воскрешения мертвых, Вуду. (В защиту Вуду, этот культ занимается воскрешением свежих трупов, а русский капитализм почил в бозе около 80 лет тому назад). В материально-историческом смысле российский капитализм сыграл в ящик в 1917 году и воскреснуть не может. Поэтому идеологи капитализма и обращаются к мифам, шаманам, реликвиям святых и царей и к другим сверхъестественным чудесам.

А западные критики?

В течение последних 60 лет западная историография заслуженно презирала историческое вранье и фальсификацию сталинской и постсталинской России. Тем более поразительно, что в отношении сборников противоречивых мифов и уверток, вышедших из под пера Волкогонова, вся элита западных историков сообща потеряла свою способность критиковать, и все они занялись лестью и хвальбой.

Мы не намерены тратить время читателя дотошным анализом всех рецензий на книги Волкогонова, которые появились в самых престижных журналах за последние пять лет. Этих рецензий слишком много. В них есть нечто общее: они все уделяют больше внимания автору, чем самому материалу книг.

Такой сдвиг внимания отчасти оправдан. Крах СССР показал нам поразительный феномен: правящий слой могучего государства сознательно и намеренно сверг собственную систему и почти поголовно осудил идеи и принципы, которые он же в течение многих десятилетий, с огромным упорством и жестокостью, утверждал. Роль Волкогонова как одного из главных пропагандистов этого слоя становится ясна. Он должен был побыстрее изобрести новые исторические мифы и закамуфлировать в них слишком уж отвратительную рожу Ельцина. Занятно поглядеть на эту идеологическую акробатику постсоветской интеллектуальной элиты!

Но от критика этот факт требует еще большего внимания и осторожности, он не может принять уверения Волкогонова за чистую монету, он обязан проверить его свидетельства под микроскопом, подумать, кто выигрывает от этих новых мифов. К сожалению, большинство рецензий были написаны не в целях науки, а из-за весьма определенных политических причин. Анализ тона выступлений политического центра Америки по поводу исторических фальсификаций Волкогонова обнажает идеологию правящего класса.

Например, одна из первых таких рецензий, статья Давида Ремника о волкогоновской биографии Сталина в «The New York Review of Books» от 5 ноября 1992 года еще недоумевает по поводу Волкогонова:

«Волкогонов не дает нам поводов для оптимизма. Он опубликовал дюжины книг и монографий на темы военной идеологии, и ни одна из этих книг не давала даже намеков на какую-то независимость автора, его усилия или критическую мысль».

Ремник замечает по поводу книги: «Волкогонов не нашел ясных ответов на загадки истории». Но в конце первой части своей статьи Ремник пишет, что «книга все же успешна», так как она сыграла определенную культурную миссию внутри Советского Союза в разоблачении и демистификации Сталина и советской иерархии. Затем Ремник уделяет остальные три четверти своей статьи описанию Волкогонова в роли Давида, побеждающего советского Голиафа. Этот сдвиг внимания от исторического предмета к восхвалению и идеализации Волкогонова характеризирует почти все дальнейшие рецензии.

Хотя биография Троцкого была опубликована на русском языке в 1991 году, за три года до публикации книги о Ленине, большинство критиков обратили свое внимание именно на последнюю работу. Уильям Таубман задал тон всем таким своекорыстным работам статьей в «New York Times Book Review» от 13 ноября 1994 года:

«Антикоммунисты Востока и Запада уже давно утверждали, что преступления Сталина исходят непосредственно от самого Ленина. Мистер Волкогонов теперь тоже пришел к этому уничтожающему мнению о своем бывшем кумире». Именно антиленинизм и антикоммунизм Волкогонова привлекли растущую лесть всех дальнейших статей, а вовсе не сущность его «научно-исследовательской работы».

Роберт Конквест, старейшина американских советологов, замечает эту ненависть к Ленину и развивает ее дальше:

«Одержимость (Ленина) в отношении к сплошному уничтожению поразила меня как даже более преобладающая, более серьезная, чем у Сталина» («The New York Review of Books», 8 июня 1995 г.)

Мы отметим это предпочтение Сталина Ленину и лишь подчеркнем, что мистер Конквест разделяет его со множеством разных политических течений: в 1930-е годы друзья и сторонники Сталина включали фабианских социалистов Сиднея и Беатрис Веббов, Епископа Кентерберийского, группы русских фашистов за границей, в 1939 году этот обширный круг включил Гитлера; даже президент Рузвельт встал на сторону Сталина против обвиняемых в печально знаменитых Московских процессах. Сегодня защитники Сталина находят в своих рядах Патриарха Алексия (в прошлом стукача КГБ), вождя «русской Компартии» Геннадия Зюганова, некоторые течения в различных «компартиях» на Западе и многих ученых советологов (а в России западников), которые с сожалением вспоминают об обеспеченности и постоянности времен Холодной войны.

Среди этого хвалебного хора нам интересно услышать отдельные несогласные голоса. Рой Медведев в своей статье в скромном леволиберальном журнале «The Nation» от 30 января 1995 года обращает наше внимание на некоторые немаловажные факты. Во-первых, Волкогонов злоупотребил своей позицией «как один из трех людей (вместе с Рудольфом Пихоей и Н. Покровским), кто с 1992 года управлял Госкомитетом Архивов», чтобы монополизировать доступ к архивам. Во-вторых, хотя и называя книгу Волкогонова «полезной», он заявляет, что «специалисты предпочли бы, вероятно, простую публикацию в нескольких томах всех ранее неопубликованных документов Ленина». В-третьих, он критикует Волкогонова за «увертку от настоящего анализа» личности Ленина. В-четвертых, Медведев замечает, что Волкогонов «перепрыгнул через большие периоды жизни Ленина», и что «Волкогонов почти ничего не пишет о ленинизме и об отношении ленинизма к марксизму и к другим социалистическим течениям в Европе и в России». В-пятых, Медведев замечает, что «в этих новых документах нет ничего потрясающе нового, ведь даже советское издание Собрания Сочинений содержит аналогичные материалы в последних десяти томах». В итоге, Рой Медведев, человек с гораздо более длительным и заслуженным, по сравнению с Волкогоновым, прошлым оппозиционера и ученого историка, заключает, что книги Волкогонова малоценны с точки зрения исторической науки.

Известный американский историк Теодор Дрейпер написал рецензию другого типа. В «The New York Review of Books» от 4 апреля 1996 года Дрейпер описал некоторые важные места в биографии Троцкого и пришел к выводу:

«Книга Волкогонова почти не добавляет ничего нового или удивляющего… Она не заменяет работы Дойчера… но добавляет достаточно деталей, чтобы представить собой небольшой вклад в значительную библиотеку, которая накопилась вокруг жизни и деятельности Льва Троцкого».

К сожалению, воспитательное значение этой рецензии было подорвано следующим заявлением Дрейпера в том тоне, что история якобы современного значения не имеет:

«Для большинства людей Троцкий превратился во все более тускнеющее воспоминание, и его пророчества, каковы бы они ни были, принадлежат к ушедшему веку».

В устах историка это поразительное заявление. Если мы относимся к истории как к науке, а марксисты так и делают, то анализ Троцкого и его предвидения («пророчества», если угодно) должны быть проверены в свете нашего опыта и современных событий.

Прав был Троцкий или не прав в «теории перманентной революции», которая предусмотрела социалистический характер предстоящей Русской революции? Был ли Троцкий прав в оценке термидорианской бюрократии в СССР? Был Троцкий прав или не прав в своем анализе противоречивого и переходного характера Советского Союза? Был Троцкий прав или нет, предлагая политику единого фронта в качестве средства борьбы против победы Гитлера в Германии? Верно ли оценивал Троцкий события, ведущие ко Второй Мировой войне? Прав ли был Троцкий в своей защите ленинской концепции революционного авангарда? Оправдывают ли события защиту Троцким анализа противоречий капитализма, сделанного Марксом? Если история является наукой, то мы должны оценить общественные теории в свете опыта. Дрейпер предпочитает отвечать: «мне все равно».

Гораздо более весомый вклад в дело исторической правды был сделан Даниэлем Сингером в журнале «The Nation» от 25 марта 1996 г. Это замечательная статья, и она заслуживает того, чтобы прочесть ее целиком. Сравнивая Дойчера и Волкогонова, Сингер пишет:

«Пропасть отделяет вдохновленного писателя от посредственного писаки, историка-мечтателя от идущего в ногу с модой закройщика, социалистического мыслителя от обращенного в иную веру сталинистского халтурщика».

Мы закончим этот обзор рецензий взглядом на статью в «The New York Times Book Review» от 24 марта 1996 г., написанную американским придворным историком Ричардом Пайпсом. Пайпс сделал себе имя и карьеру, делая анализ сильных и слабых сторон советской национальной политики. В своей ранней книге (она была написана в 1948-53 гг.) «Основание Советского Союза» он писал: «Вся большевистская национальная программа была нацелена на привлечение национальных симпатий путем щедрых предложений национального самоопределения», и дальше: «По мнению Ленина, нужно было лишь показать дружеское, миролюбивое отношение к нерусским подданным». Пайпс в то время исследовал сильный и победоносный Советский Союз вскоре после его победы над фашизмом и разъяснял Пентагону, в чем заключаются сильные стороны врага.

Ни Пайпс, ни его остальные коллеги-советологи не предвидели краха Советского Союза и его предательство собственной правящей элитой. Но после этого краха они, с одной стороны, чувствуют, что военная необходимость в реалистичной оценке «коммунистической» силы стала ненужной, а с другой стороны, бывшие противники антикоммунистической лжи и фальсификаций исчезли. Поэтому в этой статье мы наблюдаем удивительное явление: антикоммунист Пайпс перенимает сталинскую клевету против Троцкого. Вот примеры:

Но в этой небольшой статье содержится слишком много вранья, чтобы перечислить его. Мы наблюдаем за работой антикоммунистического истерика, а вовсе не писателя, еще менее историка. Пайпс даже опускается до кровавой клеветы, использованной Сталиным во время известных Московских процессов, будто

«Троцкий и его сын и ближайший сотрудник, Лев Седов, часто говорили и писали о том, что нужно свергнуть сталинский режим и убить самого Сталина».

Волкогонов умер, но по обе стороны океана продолжают жить и врать множество клеветников. Фантастическая природа фальсификаций Пайпса обнажает отчаянность и неуверенность в себе, которую чувствует правящий класс Америки.

Волкогонов умер, и единственное, о чем можно при этом пожалеть, так это о потере столь надежного барометра, отражавшего намерения кремлевской элиты.

Июнь 1996 г.

Ф. Крайзель