Х съезд РКП(б)
Заседание двенадцатое (14 марта, утром)
Троцкий сделал содоклад по вопросу о роли профсоюзов, который с декабря предыдущего года раздирал партию. Текст выступления и заключительного слова дается по изданию «Протоколов» Х съезда Партийным издательством, г. Москва, 1933 г. — /И-R/
Выступление (содоклад) Троцкого
Троцкий. Товарищи, нам сейчас предстоит принять определенную резолюцию по вопросу о профсоюзах, — а не по вопросу о взаимоотношениях рабочего класса и крестьянства, — у нас по этому поводу есть особый вопрос в порядке дня. Разумеется, мы знаем, и в частности видели это вчера на вопросе об армии, что все наши вопросы упираются в основной вопрос — о взаимоотношении классов и партии к классу. Я несколько раз просил вас помнить об этой политической основе вопроса об армии, тем не менее, я 9⁄10 своего доклада и заключительного слова посвящал внутренним вопросам армии и через посредство партаппарата внутри армии, как рычага, подходил к разрешению и преодолению трудностей, среди которых мы живем. Нельзя растворять вопрос о профсоюзах в общем вопросе о кризисе революции. Это первое соображение, которое каждый из нас должен запечатлеть. В противовес этому т. Зиновьев, оценивая наш спор, в качестве главной предпосылки указал на то, что, дескать, мы «производственники», игнорируем вопрос о роли крестьянства и его взаимоотношении с рабочим классом. А между тем оказалось, что мы на этом съезде вынуждены будем сделать огромную уступку собственническим мелкобуржуазным условиям хозяйственной жизни и психологии крестьянства. Между тем, — говорит Зиновьев, — производственники, т. е. сторонники платформы Троцкого и Бухарина, этого не учитывали. На этом вопросе ошибочность, ложность позиции т. Зиновьева вскрывается ярче всего.
Я должен сказать, что как раз год тому назад, перед IX съездом партии, после того как мне пришлось поработать около полутора месяца на Урале, где я ближе стал ко всем практическим вопросам советского хозяйственного строительства и многому научился от местных работников, — я внес в ЦК, в феврале прошлого года, письменное предложение, которое я могу всем членам съезда раздать, которое почти буква в букву совпадает с тем предложением о замене разверстки продовольственным налогом, которое вы теперь будете обсуждать и принимать. Я был обвинен во фритредерстве, в стремлении к свободе торговли— и получил 4 голоса в Центральном комитете. Я не знаю, какова была тогда позиция т. Зиновьева в этом вопросе, но остальные члены ЦК, во главе с т. Лениным, обвиняли меня в фритредерстве. Дискуссия по этому вопросу не поднималась, — рабочая демократия тогда еще не была объявлена, и вопрос остался в недрах Центрального комитета. Я, ввиду заявления т. Зиновьева, приму меры к тому, чтобы воспроизвести и отпечатать для членов съезда то, чтo я внес год тому назад. Я доказывал, что так как наша продовольственная политика развертывается на основе мелкобуржуазного хозяйства, необходимо создать в этой области стимул, стремление к улучшению крестьянского хозяйства, что может быть сделано — при сохранении диктатуры рабочего класса — путем уступок экономического характера. К этому пришли через год. Я не отчаивался тогда, я был уверен, что мы придем к этому. Но боюсь все же, что мы своим промедлением удвоили и утроили нынешние затруднения. Здесь, правда, говорилось, что раньше была военная обстановка, которая не позволяла перейти к налогу. Никакого отношения к продналогу военная обстановка не имеет. Наоборот, во время военной обстановки армия была в наиболее плодородных местах, кормилась там собственными средствами, и если бы год тому назад мы подошли к этому делу правильно, наши отношения с крестьянством были бы лучше. Вот как обстоит дело! Коренной вопрос об отношении рабочего государства к крестьянству поворачивается острым концом не против меня, а скорее против той группы, в которую входит т. Зиновьев. Здесь правильность предвидения целиком на нашей стороне.
Теперь о взаимоотношении партии и класса. Тут борьба у нас шла как бы — за рабочую демократию, или против рабочей демократии. «Рабочая оппозиция» выступала с опасными лозунгами, фетишизируя принципы демократии. Выборность внутри рабочего класса как бы ставилась над партией, как если бы партия не имела права отстаивать свою диктатуру даже и в том случае, если эта диктатура временно сталкивалась с преходящим настроением рабочей демократии.
Вот Петроград. Тов. Зиновьев — разумеется, это было сказано в увлечении, — заявил, что если бы шляпниковский «съезд производителей» собрали, на нем было бы 99 % беспартийных, эсеров, меньшевиков. Это — чудовищное преувеличение, ни на чем не основанное, которое, конечно, при редакции должно быть как можно скорей вычеркнуто из протокола. Неужели же это для поучения Интернационала говорилось, будто «рабочая демократия» состоит в том, что одна сотая часть рабочего класса зажимает рот 99 сотым? Это чудовищное преувеличение! Но если скинем у т. Зиновьева большое количество процентов из 99, в данный момент, при данном настроении, все-таки останется еще очень много. Есть сведения с мест, которые говорят, что нередко нет уверенности у коммунистов на местах перед напором анархической стихии. У нас в партии много молодежи.
Необходимо сознание, так сказать, революционного исторического первородства партии, которая обязана удержать свою диктатуру, несмотря на временные колебания стихии, несмотря на временные колебания даже в среде рабочих. Вот это сознание есть необходимая спайка. Без этого сознания партия может погибнуть зря на одном из поворотов, а их много.
Не на формальном принципе рабочей демократии покоится диктатура в каждый данный момент. Конечно, рабочая демократия есть единственный метод, при помощи которого все больше и больше вовлекаются в политическую жизнь массы… Это азбучно. Согласен, что эта азбучная истина иногда забывалась вольно или невольно, нужны поправки, напоминания, новые методы агитации и т. д. Но все это при условии, если партия в целом связана единством понимания того, что над формальным моментом стоит диктатура партии, которая отстаивает основные интересы рабочего класса, даже при временных колебаниях его настроения. И вот, если бы это так называемой «Рабочей оппозицией» не было понято, то от этого проистекли бы тягчайшие последствия. И я утверждаю, что в первый период нашей борьбы, особенно с т. Зиновьевым, который выступал все время как наиболее яркий представитель тезисов «Десяти», т. Зиновьев сводил роль партии перед ролью рабочей демократии на-нет. И когда я доказывал, что рабочую демократию нужно поставить под критерий хозяйственных интересов рабочего класса, то т. Каменев, занявший впоследствии позицию «Десяти» (что, между прочим, произошло не сразу, как вы это помните), т. Каменев заявлял в дискуссии, что для Троцкого рабочая демократия есть-де положение «условное». Ну, конечно. Не условное, но обусловленное. Если мы будем так ставить вопрос, что рабочая демократия есть нечто безусловное, стоящее над всем остальным, то тогда прав т. Шляпников, в своей первой формулировке говорящий, что каждый завод выбирает свое управление, каждый районный съезд производителей избирает руководящий орган и так до «всероссийского съезда производителей». Если брать с формальной стороны, то ведь это наиболее отчетливая линия рабочей демократии. Но мы выступаем против этого. Почему?.. Да по причинам основным — удержания диктатуры партии, по причинам подчиненным, — потому что такого рода управление на важнейших, основных заводах будет некомпетентным и с хозяйственной стороны провалит дело. И мы говорим, что соподчинение рабочей демократии и хозяйственных интересов рабочего класса мы ставим над формальным критерием рабочей демократии. По этому вопросу шла основная борьба. Но поскольку в этой дискуссии принимал участие т. Ленин, он оставался в этом вопросе архиосторожным, он говорил только намеками, чтобы не слишком сбивать т. Зиновьева. Такое впечатление было у товарищей из разных лагерей по этому вопросу. И сегодня это снова подтвердилось.
Переходя к проекту постановления «Десяти», я должен напомнить товарищам, что голосовать ведь надо будет не речи, а именно этот проект. Я утверждаю, что голосовать этого проекта постановления нельзя. Потому что он в высшей степени — как бы сказать? — не совершенен.
Так как мы сегодня стенографируем*, то я позволю себе употребить эту формулировку. Тов. Зиновьев говорит: «Мы предсказывали, и теперь мы действительно переживаем кризис — не только кризис профсоюзов, а кризис революции». Но это целиком поворачивается против вас. Я имею привычку вносить в ЦК свои предложения в письменном виде. И я могу прочитать одно из предложений, где я говорил, что мы идем навстречу кризису, что кризис в партии и в профсоюзах не самостоятельный, что он является отражением более глубокого кризиса, что уступки «Рабочей оппозиции», которые предлагал т. Ленин, правильны (наряду с угрозой — в случае чего устранить определенные элементы «Рабочей оппозиции»). Я говорил, что наша партия — ныне единственная в стране; все недовольство идет только через нашу партию, как через единственный политический аппарат, и поэтому расширение режима [рабочей демократии] внутри партии, а стало быть и за пределами ее, будет только означать, что мы глубже прощупаем недовольство, но не устраним его; что дело не только в том, чтобы найти формы сожительства с «Рабочей Оппозицией», а дело прежде всего и в том, чтобы партию в целом, через нее союзы и рабочий класс повернуть по хозяйственной линии.
* Здесь Троцкий намекает, что несколько предыдущих сессий о вопросах, связанных с армией, были секретными и не попали в протокол. — /И-R/
Здесь т. Ленин как бы обвинял меня в том (т. Бухарина он обвинял по этому же поводу в эклектизме), что я как будто противопоставляю хозяйство политике, тогда как политика есть концентрированная экономика. Что и говорить… Но есть политика малая и большая. Есть политика на съезде, которая делается в «двух-трех комнатах» и называется маневром, и есть политика большая, которая охватывае? соотношения классов в целом. И я говорил и говорю, что вопрос внутрипартийного соглашения, обновления, компромисса и особенно всемерного расширения рамок рабочей демократии имеет большое значение, но все это должно стоять под хозяйственным критерием. Здесь нет забвения соотношений политических и экономических. Кризис, который надвигался, мы предвидели. Он проявлялся раньше в виде только симптомов в разных областях — советской, партийной и других. В профсоюзах он выражался в давлении потребительской психологии рабочего класса, выражался в том, что рабочие массы в недостаточной степени, а за последнее время в убывающей степени, оказывались связаны производственной психологией.
Кризис состоял в том, чго в профсоюзах стало усиливаться давление чисто-потребительской точки зрения, которая напирала на профессионалистов внизу больше, непосредственнее, чем наверху. Если, однако, внизу это не находило теоретического выражения, то наверху — находило. Тов. Зиновьев говорит, что кризис у нас не профессиональный, а общий. Но это лишь общая фраза о кризисе. Мы же исходим из анализа проявления кризиса в разных областях: в армии кризис имеет одно выражение, — там нужен для борьбы с ним определенный метод, кроме общих политических мер, которые охватывают всю страну в отношении крестьянства, продовольственной политики и т. д. Мы говорим, что есть профессиональный кризис, в котором по особому выражался кризис революции, — кризис, с которым мы справимся, но который сейчас имеется налицо. Отсюда делают тот неожиданный вывод, что мы не правы, когда констатировали кризис. Нам возражают, что у нас не кризис, а… рост. Вот в чем вся суть. Тов. Зиновьев попросту забыл вторую половину своего утверждения, — именно, что у нас не кризис, а рост. Как мы теперь, в настоящий момент, будем говорить, что у нас не кризис, а рост? Это будет чудовищно! Было бы еще логично сказать: «Троцкий ошибался, не понимая, что надвигается более глубокий кризис, а не самостоятельный лишь кризис профсоюзов». Это было бы, по крайней мере, логично, хотя и неправильно с -фактической стороны. Но сказать, что переживаемый теперь союзами кризис является не кризисом и не распадом, а симптомом роста, — на что это похоже? Вместо того, чтобы сказать, что кризис союзов есть только отражение глубочайшего кризиса, нам говорят: «Это симптом роста». Вы, товарищи, не свели концов с концами, и глава вашей резолюции — «Не кризис, а рост» — бесспорно должна быть вычеркнута целиком, как неправильная.
Далее: «Профсоюзы, как школа коммунизма». Здесь, товарищи, ряд общих мест. Нельзя так ставить вопрос — бесформенно, неряшливо. Здесь говорится: «Важнейшей ролью профсоюзов и в Советской России остается их роль, как школы коммунизма». Так сказано с самого начала: «и в Советской России». Что это значит? Тов. Зиновьев говорил нам, что и в Европе этот вопрос— о профсоюзах— играет в настоящее время очень большую роль. Но в Европе диктатура буржуазии, а у нас диктатура пролетариата. Ведь только поэтому и встал у нас этот вопрос в новой форме. Что же мы будем растворять этот вопрос в общеевропейском? Нужно исходить сейчас из особенностей положения Советской республики, из диктатуры рабочего класса (конечно, в стране с крестьянским большинством, — эта поправка принимается во внимание всеми нами), а также из особых условий момента этой диктатуры. А нас тащат не только назад от этого момента, но и тащат назад от рабочей республики вообще и говорят: «И в Советской России, как и в буржуазных странах». С этого и начинается глава. Говорится ли о царской России, о Германии, о Франции? Что означает в такой связи «школа коммунизма»? Задача школы коммунизма — говорится в резолюции — перерабатывание полупролетарских элементов, «приспособление» их к делу строительства коммунистического общества. Извиняюсь, но это общая фраза. Что означает «перерабатывание», «приспособление»? Как? На какой основе? Дальше говорится о постепенном вовлечении «самых широких слоев трудящихся в дело хозяйственного и коммунистического строительства». Как? На какой основе? Ведь это говорится решительно везде. Нет ни одного декрета, который, говоря о любом органе, не предписывал бы «вовлекать». Но как? У нас есть специфический орган «вовлечения» — Рабоче-крестьянская инспекция. Какие формы вовлечения? Чем отличаются в этом отношении профсоюзы? какие конкретные задачи? — не сказано. На стр. 7-й тезисов говорится: «Для профсоюзов Советской России понятие «школа коммунизма» охватывает равным образом момент хозяйственного воспитания». Слышите: «Равным образом момент хозяйственного воспитания». Сперва, стало быть, идет какое-то перерабатывание, приспособление, а кроме того, «школа коммунизма»— видите ли — «охватывает мо мент хозяйственного воспитания». Я боюсь, что это не Владимир Ильич писал, это не его рука. ( Аплодисменты.) «Для профсоюзов в Советской России понятие «школа коммунизма» охватывает равным образом момент... заметьте «момент!» — момент хозяйственного воспитания». «Равным образом!» Тут сделали уступку производственной точке зрения и говорят нам: «Профсоюзы — это школа коммунизма, которая перерабатывает, приспособляет», а кроме того, охватывает еще один маленький момент именно хозяйственное воспитание. Далее в полном противоречии с предшествующим сказано, что «свою роль школы коммунизма в данный период союзы выполнят постольку, поскольку они явятся руководителями пролетарских масс в деле практической реорганизации хозяйства на коммунистических началах». Стало быть, если лишь «поскольку — постольку», то при чем же тогда «равным образом» и «момент»? Я повторяю, что тут противоречия и путаница на каждом шагу. Это небрежно написано, это эклектично, несогласованно. Это не годится! Следующая глава: «Вопрос об огосударствлении профсоюзов» нисколько не лучше. «Быстрое огосударствление профсоюзов — говорится здесь — было бы крупной ошибкой». Что значит «быстрое»? Сколько верст в час? Это абсолютно поверхностно, непонятно, неряшливо. Нужно сказать: развиваемся ли в сторону огосударствления союзов или нет? Если да, то нужно уяснить, отчего зависит темп этого развития. Он, очевидно, зависит от фактического увеличения роли организованных в союзы рабочих масс в строительстве самого хозяйства. Другими словами, рост роли союзов в хозяйстве означает тем самым и постепенное огосударствление. И если мы ставим перед собой задачу содействовать увеличению роли союзов в производстве, то тем самым мы содействуем их огосударствлению. Но что означает «быстрое», этого я не понимаю. «Искусственное ускорение темпа огосударствления повело бы только к тому, что роль профсоюзов, как школы коммунизма, была бы затруднена». Здесь не объяснено, что значит «искусственное ускорение темпа». Мы имеем сейчас отход союзов от производства, засилие потребительской психологии. Что же тут говорить об искусственном ускорении темпа? Почему далее огосударствление само по себе повредило бы их роли, как школы коммунизма? Если негосударственная школа коммунизма лучше, то зачем же мы создаем рядом с нею государственную школу на тех же началах? Возьмите отчет Рабоче-крестьянской инспекции к VIII съезду Советов. На первой странице сказано: задача Рабоче-крестьянской инспекции состоит в том, чтобы быть школой коммунизма. Это есть государственный орган, который строит свои заводские ячейки, подобно ячейкам союза. Почему самый акт огосударствления в рабочем государстве является помехой школе коммунизма? Такая постановка сама по себе в высшей степени неправильна, принципиально опасна. Если мы не можем органы государственные превратить в школы коммунизма, то, товарищи, надо отказаться от кое-чего и побольше. Далее: «Методы убеждения и методы принуждения в профсоюзах» — это формулировка не весьма точная, но в общем и целом правильная. Против этого мы не возражаем. Что бы не было на этой почве сетований и недоразумений и демагогии, мы перенесли целиком этот пункт в наши тезисы. Следующий отдел: «Партия и союзы». Я имею склонность предполагать, не располагая прямыми сведениями, что тут рука т. Ленина прошлась по главе о «Партии и союзах». (Голос: «Попали пальцем в небо!») Говорит: «пальцем в небо»… Может быть, не рука, а маленький телефонный разговор (смех), и это не так плохо. Это не ко вреду для резолюции. Нисколько… Тов. Томский «травил» меня на многих собраниях по поводу подбора работников, — травил самым добродушным образом, потому что Томский, — нужно ему отдать справедливость, — полемизирует по-товарищески…
Когда я говорил о подборе руководящего персонала профессиональных союзов, когда я говорил, что мы должны подобрать работников для профсоюзов под производственным углом зрения, то т. Томский говорил, что подбор означает назначенство. Мы говорили Томскому: какое место они займут в профсоюзах, мы будем определять методами профсоюзной организации, но подобрать-то их надо в партии. Томский не хотел признавать никакого снисхождения, он говорил что подбор тут заключается в перетряхивании, назначенстве и пр. А теперь мы видим в резолюции за подписью Томского целиком: подбор руководящего персонала совершается партией и пр.
Дальше идут «Союзы и политотделы». Это не самый принципиальный пункт, но самый неудобный с точки зрения подписавших его, неудобный с точки зрения автобиографии ЦК, и затем он предосудителен, ибо глубоко несправедлив. Это—вопрос о Цектране который играл, как вы знаете, большую роль в нашей идейной борьбе. Во всякой деревне теперь знают, что такое Цектран: это нечто такое, что отбирает хлеб, имеет в руках палку, не дает рабочим свободно вздохнуть и подносив труженику уксус, когда тот устал, вместо молока, которое имеется в распоряжении т. Зиновьева. (Аплодисменты.) Но, товарищи, я все-таки вам напомню, при каких условиях создавался Главполитпуть. Это в резолюции IX съезда сказано:
«Съезд признает в то же время полную и безусловную необходимость принятия исключительных и чрезвычайных мер (военное положение и пр.), которые вытекают из ужасающего распада транспорта и имеют своей задачей не терпящими отлагательства мерами предотвратить полный его паралич и связанную с этим гибель Советской республики».
Вы видите: «перед полным параличом транспорта и перед гибелью Советской республики»… — Я помню заседание Совета труда и обороны, когда т. Ломоносов делал доклад и говорил, что. в течение 1920 г. мы не поднимем транспорта, а в лучшем случае лишь удержим его от дальнейшего падения. Он говорил полушутя, что чудес не бывает даже и в большевистском государстве. Тов. Ленин ответил: «А может, все же сделаем чудо». Мне вспоминается меморандум американского инженера Мак-Кили, который прибыл к нам в качестве друга Советской республики. Он пришел после некоторого времени в полное отчаяние и подал меморандум, где заявлял, примерно, следующее:
«В течение 1920 г. я, как инженер, говорю, что ваш транспорт умрет, а значит, умрет и страна. Ибо что будет делать эта страна без транспорта?»
И ровно год тому назад, немногим больше, было решено принять исключительные меры. Главполитпуть создавался или развертывался на IX съезде в первую голову для того, чтобы спасти транспорт. Он принимал архижестокие меры и вызывал большое недовольство. Сперва кое-кто пытался отрицать результаты его работы. Я не знаю, знакомы ли вы со статистикой транспорта. Не мешает знать основные факты хозяйственной жизни. Главполитпуть одержал крупнейшую победу. Благодаря героическим усилиям нескольких тысяч коммунистов, брошенных на эту тягчайшую работу, получились первые серьезные успехи. Мы составили план, примерно, на 10 000 паровозов среднего ремонта на год. Тов. Красин из Лондона дал телеграмму на имя т. Ленина, что это — фантазия (дело шло о заказе соответственного количества запасных частей за границей). Красин сказал: «Только фантазеры могут надеяться на это». А мы дали во второе полугодие 1920 г. 6 000 среднего ремонта и, следовательно, за 1921 г. могли бы дать (если бы дальше работа шла не хуже), по крайней мере, 12 000. Работа в этой области была проведена жестокими мерами, конечно, бесспорно, — но партия за ней следила, она знала о ней все и могла в любой момент ее приостановить. 28 августа создавался Цектран. Томский был против этого состава Цектрана, а Ленин, Зиновьев, Сталин (меня не было в Москве, хотя я, конечно, был за Цектран) 28 августа голосовали против Toмскoro. Работники Цектрана получили толчок от IX съезда партии и они вели героическую работу, которая в основном дала огромный успех и спасла транспорт, который был в отчаянном положении. Не признать этого успеха партийному съезду, после того как это было признано после обсуждения на фракции VIII съезда Советов, было бы неправильно, было бы предосудительно, это была бы фракционность в худшем смысле слова. Вы оставляете на постах людей, которые работают, вы их не снимаете, несмотря на это они подвергаются травле за работу, которую они выполняют по вашей воле, возьмите статью т. Хаина* в «Петроградской Правде» и где говорится, что Цектран или Главполитпуть задергал рабочие массы. Они транспорт повышали подобно мануфактурным директорам или хозяевам, которые палкой или колодкой бьют по голове ученика-рабочего. То же самое, что говорит т. Коллонтай. Эта статья не что иное, как призыв к стачке железнодорожников, — я ее иначе понять не могу. Вот до какого ожесточения, осатанения дошли по отношению к организации, которая находится в руках у партии, в руках Центрального комитета. Съезд может убрать, прогнать каждого в отдельности работника, но оставлять в таком положении невозможно.
* А. Хаин в статье «Задачи профсоюзов и Цектран» («Петроградская Правда», 25 января 1921 г.) обвинял Цектран и НКПС в том, что: «самодержавная власть и иерархическая система управления предприятий, которая сейчас на железных дорогах…, рассыпанные «глаза» по всему предприятию, должны припугнуть рабочего, натягивать сверху вожжи, а снизу побуждать рабочих, порой в самой грубой форме!, подчиняться этим вожжам». Далее он указывал, что сращивание НКПС и Цектрана привело к назначенству, широкому применению репрессивных мер, практике широкого применения приказа, вороху бумажных распоряжений, фактическому упразднению коллегиальных методов работы в союзных органах, борьбе с деловой критикой и т. д. — Редакция Протоколов, 1933 г.
Если вы хотите по вопросу о политотделах в Цектране подтвердить то, что сказано в проекте «Десяти», то будет; вопиющей несправедливостью по отношению к тем работникам, которых вы поставили и не снимаете с работы.
Теперь по вопросу о практических предложениях. Они дискутировались уже в такой детальности, что я задерживать вас на них не буду. Будет комиссия, и в этой комиссии относительно отдельных практических предложений мы будем говорить более детально, а если не сговоримся, — то снова вынесем сюда. Но одно необходимо сказать уже сейчас относительно увеличения роли союзов в производстве. В проекте «Десяти» везде говорится, что роль союзов в производстве мала, что ее нужно расширить, увеличить. Но, товарищи, здесь не принято во внимание одно, а именно, что профсоюзы сейчас живут и работают не так, как в конце 1917 или в начале 1918 г., когда перед ними была в смысле организации хозяйства пустыня или местность, занятая нашими врагами. Теперь у нас есть более или менее стройная или неуклюжая система хозяйственных организаций. Говорят профсоюзам: «Вы должны расширить ваше организационное влияние на производство. Вы должны гораздо более, чем раньше, взять в свои руки непосредственное руководство организацией хозяйства». Это говорится в этих тезисах два-три раза. Но что это значит? Но каким образом? Вы знаете, что борьба велась против сращивания. Профсоюзы в области хозяйства имеют, однако, перед собой наличный, существующий организационный советский государственный аппарат. Каким образом профсоюзы могут увеличить свою хозяйственную руководящую роль: мимо этого аппарата, через его посредство или путем организационного сращивания с ним? Это есть вопрос, с которым мы на каждом шагу сталкиваемся. «Рабочая оппозиция» имела тенденцию решить его так, что профессиональные союзы овладевают хозяйством, отстраняя хозяйственные органы, в которых сосредоточен опыт 3-летнего строительства нашего. Это решение абсолютно неправильное. Здесь в проекте «Десяти» сказано, что в прошлом профсоюзы и хозяйственные органы были параллельны, и это оправдывалось тем, что хозяйственные органы были слабы. Но что будет дальше? А дальше остается, очевидно, профсоюзам действовать не мимо, не против или через головы хозяйственных органов, не сметая их и не работая параллельно с ними, а достигая организационного сочетания, которое и есть сращивание. В этой области мы достигли уже некоторых уступок с вашей стороны. Мы добились того, что всероссийские съезды профсоюзов и совнархозов состоятся в одно и то же время, у них будет общий порядок дня в основной работе, общие секционные работы и пр. Если условия позволят это осуществить, то мы сделаем серьезный шаг в области организационного сочетания и сращивания. Но для этого нужно убрать с дороги эти тезисы, абсолютно неправильные, эту путаную формулировку, которая ничем не обогатит ни нашу партию, ни Интернационал. Вот почему, товарищи, мы не можем рекомендовать вам голосовать за эту резолюцию. Тов. Зиновьев докладывал вам, будто эта резолюция охватывает все, будто на ней мы убедились, что имеются два мировоззрения, два метода работы, два отношения партии к рабочему классу и крестьянству и пр. и пр. Если бы дело было так, то мы должны были бы расколоться на этом съезде. Но это не так. Это чудовищное преувеличение. Мы стоим перед труднейшим периодом и величайшими усилиями. Если вы посмотрите под этим углом зрения на вопрос о профсоюзах, то отнесетесь к разногласиям с большим спокойствием и найдете правильный тон, который будет способствовать гораздо больше объединению партии, чем все на ши заседания в «двух или трех комнатах». (Аплодисменты.)
Заключительное слово.
Троцкий. Товарищи, я все же надеюсь на то, что съезд, несмотря на спешность и неблагоприятные условия, отнесется с достаточным вниманием к резолюции, которую мы должны вынести, ибо мы будем принимать не сегодняшнюю речь т. Ленина или т. Зиновьева, а будем голосовать за определенную резолюцию, И как мы ни спешим, мы должны резолюцию эту проработать как- следует, и именно во имя влияния нашей партии на партии других стран. Я еще раз повторяю, что резолюция, которая подписана «Десяткой», не годится, как резолюция. Я не выражаюсь так, как т. Рязанов, у которого все принимает гиперболические формы — «чудовищная», «нелепая» и «бессмысленная» резолюция (поэтому т. Рязанов предлагает голосовать за резолюцию «Десяти»). Я так не говорю. Она не так чудовищна, бессмысленна, но она несостоятельна, она бесформенна и этим компрометирует партию. Наша партия достаточно политически грамотна. Тов. Ленин говорил нам: «Если бы я везде своей рукой проходил или работал по телефону там, где мне нужно подписывать, то у меня не хватило бы 24 часов в сутки». Это правильно, и упреков по этому поводу мы не сделаем. Но примем это во внимание по отношению к данному тексту. Эта резолюция должна быть переработана.
В таком виде, как сейчас, она из рук вон плоха. Она требует коренной переработки. Она явно противоречива в том тезисе, где говорится, что у нас не кризис, а рост. Это будет смехотворно, если мы сейчас скажем: «Не кризис, а рост». В той комиссии, которая должна быть непременно вами создана, необходимо будет переработать ее радикально. Большинство из вас, конечно, будет за нее. Тем не менее, я приглашаю тех, которые поддерживают нашу, производственную, резолюцию, хотя мы и в небольшом меньшинстве, голосовать за нашу резолюцию. Я говорю, что резолюция X съезда о профсоюзах до XI съезда не доживет. У нас был пример, что за 3—4 месяца до нынешнего съезда мы стали жить не по резолюциям IX съезда. Я знаю, что после голосования все возьмут руки по швам, и все будут постановленное выполнять, но тем не менее я утверждаю, что нынешняя резолюция не доживет до XI съезда.
Мы делаем новый поворот — как год назад — в сторону производственной перестройки, производственного приспособления, производственного перевоспитания профессиональных союзов и даже производственного… «перетряхивания». Это — то ужасное, слово, которое я употребил во фракции Всероссийской конференции профсоюзов, где сказал, что вам, товарищи, нужно перетряхнуть профсоюзы. А сейчас что происходит? Не происходит ли перетряхивание партии — правда, снизу, но и у меня не было сказано, что — сверху. Я указывал на необходимость пересмотра состава руководящих работников, чтобы поставить организатора хозяйственного там, где теперь стоит слишком чао о безответственный агитатор и только агитатор, который привык лишь жаловаться, что нет того-то и того-то, и который сам неспособен приложить руку к тому, чтобы сделать больше там, где мало. Эта хозяйственная точка зрения прививается очень медленно. Но темп развития производственного воспитания в значительной мере зависит от того, каких работников партия дает в профсоюзы. Тов. Томский все цитировал мои «назначенские» слова. Я сказал, что партия должна подобрать работников. Да, а то как же? А разве вы не подбирали работников для ЦК союза горнорабочих? Я не говорю, что вы подобрали хорошо. О, нет, вы сделали шаг не в производственную, а в антипроизводственную сторону. Это сделано ЦК партии, который воспользовался своим идейным влиянием. Смешно говорить против партийного подбора. Вопрос о том, под каким углом зрения мы подойдем к этому подбору работников.
Тов. Ленин дал абсолютно неправильную характеристику развития дискуссии в своей речи. Она записана в протоколе и будет всеми читаться, и поэтому я обязан на нее ответить. Он сказал, что Троцкий сделал ошибку, начав дискуссию, и с этого все покатилось. Как будто бы именно дискуссии началась с какого- нибудь моего заявления или документа. Это не верно. Ведь в президиуме ВЦСПС шла борьба в течение всего года между двумя, почти равными, половинами: производственной и профессиональной. И в других профсоюзах между этими двумя группировками в течение всего этого времени велась борьба. Она обострилась перед IX съездом. На IX съезде партии т. Ленин говорил, что для профессиональных союзов имеются громадные трудности, и необходимо, чтобы они свои задачи как следует усвоили, в духе борьбы против остатков пресловутого демократизма. «Весь этот крик о назначенцах, — говорил Ленин, — весь этот старый вредный хлам, который находит себе место в разных резолюциях, — речь тут шла о Томском, — весь этот ненужный хлам должен быть выметен». Вот каким языком т. Ленину говорил в ту эпоху о тенденциях ВЦСПС — на собрании, на котором он цолучил тогда два голоса из шестидесяти*. «Хлам» демократии по отношению к союзам,—это покрепче «перетряхивания»!
* 13 марта 1920 г., в период дискуссии по вопросу о коллегиальности или единоличии в управлении хозяйственными органами произошло заседание коммунистической фракции ВЦСПС. М. Томский выступил с тезисами в пользу коллегиальности. Ленин отстаивал единоначалие и получил 2 голоса за 60 (по некоторым данным — 4 из 90). — /И-R/
Говоря перед фракцией профессиональной конференции, я, конечно, не имел в виду сказать, что мы, мол, вас перетряхнем, а говорил, что вы, профессионалисты, должны профсоюзы перетряхнуть, чтобы они были более свежи, активны, более соответствовали своему назначению, и если придираться к словам, то «хлам» демократии будет поярче.
И после IX съезда борьба продолжалась. Эта борьба находила свое выражение и в том, что в мое отсутствие — меня в Москве не было — Ленин, Зиновьев, Сталин против Томского утвердили состав Цектрана 28 августа. И во многих других случаях мы видим эти две линии. Центральный комитет счел в известный момент нужным сделать поворот от резолюции IX съезда. Я говорил в ЦК: «Вы хотите сделать этот поворот к демократизму— правильно, но у нас есть большое количество работников, которые на этом воспитывались, вот на этой речи Ленина о «хламе». Нужно им объяснить этот поворот, хотя бы тем же самым цектранщикам». Я говорил Цектрану: «Нам необходим решительный поворот на линию демократии», а в ЦК я говорил, что поворот должен совершиться так, чтобы не сломать позвоночника ни наш^й партии, ни нашим товарищам в Цектране. Если вы их ставите туда и начинаете поносить комиссаров, как это сделано в газете т. Зиновьева, то вы этим вносите смуту и деморализацию. Вот что говорится в газете Зиновьева от 25 января, в статье т. Хаина, который введен Петрогубпрофсоветом, если не ошибаюсь, в бюро Цектрана. Там говорится о НКПС, т. е. уже о хозяйственных органах, а не о профсоюзах, следующее: «Самодержавная власть и иерархическая система управления предприятиями, которая царит сейчас на железных дорогах и которую насаждает Цектран, совместно с НКПС, рассыпанные «глаза» по всему предприятию, которые должны припугнуть рабочих, натягивать сверху вожжи, а снизу побуждать рабочих, порою в самой грубой форме, подчиняться этим вожжам — есть типичные черты мануфактурного периода». Или: «Производственное жужжание, применяемое Цектраном, проповедь «полицейского» подтягивания рабочих сверху спецами, нисколько не разрешает основной проблемы о производительности труда, а лишь дезорганизует пролетариат как индустриальную группу». И далее: «Можно много кричать о производительности транспорта, но эта относительная производительность достигнута лишь временным издергиванием рабочей массы сверху до высшей степени». Если наша газета по поводу наших работников говорит таким языком, может ли это быть понято иначе, как призыв к стачке железнодорожников? Нужно — либо снять этих работников, либо поддерживать их. Когда перетряхивали НКПС, я хотел хотя бы одного найти, которого можно было бы поставить народным комиссаром путей сообщения или в коллегию ввести из состава старого ЦК профсоюза — не-цектранщика, — но по инициативе Ленина мое предложение было отклонено: ЦК взял сплошь цектранщиков и поставил их во главу НКПС. Хорошо он сделал или плохо, это — вопрос другой, но нельзя, чтобы партийная газета в то же самое время говорила, что эти методы НКПС являются «издергиванием массы», являются «полицейскими». Это — двурушничество! Нельзя одному заводить рабочую демократию, а когда она приводит к осложнениям — говорить другому по телефону: «Теперь давайте палку, это ваша специальность». Это — двурушничество! (Аплодисменты.) Не может быть такого разделения, когда одни работники в момент паралича транспорта посылаются на ответственные работы, а потом, когда они заданное выполнят, Х^ины начинают их хаять; вот против чего я сопротивляюсь. Я защищал необходимость созыва скорее съезда Цектрана, на самых демократических началах. Это было объявлено. Я предложил создать комиссию на паритетных началах для проверки созыва съезда. В чем сопротивление? Вот мое мнение: когда ЦК, и пусть будущий ЦК намотает себе это на ус, — когда ЦК находит необходимым свою политику ломать в течение года, от съезда до съезда — он не должен это делать так, чтобы его собственные ошибки вымещались на спине тех работников, которые были только исполнителями воли самого Центрального комитета. (Голоса: «Правильно!» Аплодисменты.)
Насчет того, что я взял на себя инициативу дискуссии, это абсолютно неверно: дискуссия длилась долго до того, но я об этом сейчас не буду говорить. Центральный комитет вынес в ноябре решение, в котором запрещалось мне дискутировать. Я сказал: «Ваше решение неправильно, я такой же член партии, как и всякий другой, и вы мне запрещать не можете, после того как объявили свободу дискуссии. Но заявивши это, я не выступил в печати, не дискутировал. Что же произошло? Тов. Каменев, который поддерживал в ЦК меня, говорил, что Троцкий немножко угловат, но что у него есть точка зрения, а у профессионалистов нет точки зрения, и необходимо, чтобы ЦК поддержал Троцкого. Тогда т. Артем — тот самый, что теперь возглавляет под знаком борьбы против производственной демократии союз горнорабочих, — тогда он мне писал: «Развейте на собрании в одном из московских районов точку зрения производственной демократии», потому что у нас переоценивают политическую демократию».
Артем. Формальную.
Троцкий. Я прочитаю, раз он так хочет (читает):
«Тов. Троцкий, на сегодняшней дискуссии подчеркните особенно различие между политической и производственной демократией. У нас в известных кругах, видимо, замечается преувеличение роли политической демократии и отсутствие понимания смысла и будущей роли, а также и природы производственной демократии».
Когда ломается направление политики, то почему же немножко не сломаться и Артему, это — допустимая вещь. Не будем слишком строги к нему. Но во всяком случае вопрос не стоял так, что мы в тот период стояли стена против стены. Самый термин «производственная демократия» не сразу попал под запрет. Когда я впервые изложил точку зрения в ЦК:
«Есть «Рабочая оппозиция», которая питается в высокой степени межеумочным положением профсоюзов в рабочем государстве; на этой почве «Рабочая оппозиция» сплошь и рядом превращает профсоюзы в свою политическую трибуну, отчасти подобно тому, как в свое время ликвидаторы, под видом нейтральности, превращали союзы в свою политическую партию. Нужно, — говорил я, — поставить практически вопрос о производственной роли союзов, и мы лучшие элементы «Рабочей опозиции» увлечем на этой деловой почве».
Я так, примерно, говорил. Ленин сказал: «Я думаю, что Троцкий прав, пусть представит тезисы по этому поводу». В этот момент подоспели трения из-за Цектрана. Центральный комитет далеко не сразу ориентировался. А дискуссия о профсоюзах уже шла. В известный момент, в середине декабря, Зиновьев по телефону мне говорит: «Тов. Троцкий, дайте ваши тезисы для напечатания, потому что дискуссии прет со всех сторон, и дальше ее удерживать нет возможности. Я только что говорил с Лениным, и мы оба вам предлагаем это». Вот как было дело. Тов. Зиновьев, правда или нет? (Зиновьев: «Совершенно верно».) Когда т. Зиновьев сделал это предложение по телефону, только тогда я выступил. А дискуссия уже «перла» со всех сторон. Но я сказал, видите ли, что партийному съезду придется выбирать по этому вопросу. Этим самым как будто предрешались фракции. Ничего подобного! Пустяки! Я лишь констатировал наличие разногласия.
По вопросу о единоличии и коллегиальности т. Ленин говорил перед IX съездом, что съезд выберет между двумя тенденциями: и утвердит единоличие. В предисловии к первой брошюрке своей о профсоюзах я писал: «В вопросе о демократии выбирать не придется, ибо все согласны», и я оказался прав. По вопросу о профессиональных союзах, — говорил я, — мы вынуждены будем выбирать. Я был прав. Но означало ли это, что нужно доводить дискуссию до борьбы по платформам, до ожесточения? И я тут утверждаю, что у нас в этом отношении перед партией, несомненно, меньше грехов, чем у противной стороны: мы делали все, что могли, чтобы оздоровить эту дискуссию. (Аплодисменты.) И если т. Ленин говорит, что и с той и с другой стороны был грех, то я отвечаю: не одинаковые. Когда т. Ленин добавляет: «Тов. Троцкий хочет запретить нам совещаться в разных комнатах, чтобы сговориться и не иметь разногласий на съезде», то тогда я напомню о том, что докладывал вам т. Ленин по поводу Московской конференции. Он сказал: «До чего довели партию — на Московской конференции дошло до двух комнат». Таким образом он тогда «две комнаты» характеризовал, как распад партии, а сейчас говорит нам обратное. Я не сомневаюсь ни на минуту, что как хорошие солдаты мы все подчинимся решениям съезда и ЦК нового состава. Но не забывайте, что не только на съезде есть «две комнаты», но что этим самым вы создаете «две комнаты» и там, в Центральном комитете. Поскольку вы идейную дискуссию по одному вопросу превращаете в платформы для выборов в ЦК, постольку вы проводите методику «двух комнат» и внутрь Центрального комитета. Вы выборы хотите производить под углом зрения фракционной группировки данного момента, но если эта группировка не выдержит 12-ти месяцев, — а я не сомневаюсь, что она не выдержит, — если это будет так, то, может быть, вам придется пожалеть. Накануне столь важного и трудного периода вы должны стремиться к тому, чтобы свой руководящий орган отбирать, исходя из общей оценки положения и связи избираемых с массами, их партийной и политической ценности, а не под фракционным углом зрения, только так вы устраните все, что могло бы после съезда оставить в наших рядах горечь. (Аплодисменты.)