Мысли о партии
Статьи из цикла «Мысли о партии» были написаны Троцким в ответ на его беспокойство по поводу длящегося более года «штиля» и некоторого окостенения партийной жизни. Эта статья, вторая — «Национальный вопрос и воспитание партийной молодежи», и заключительная — «Воспитание молодежи и национальный вопрос» вошли под общим названием «Мысли о партии» в сборник, «Поколение Октября», опубликованный в 1924 г. издательством Комсомола, Молодая Гвардия. — /И-R/.
I. Молодёжь и полоса «малых дел».
25 лет прошли как-то очень уж скоро. А между тем, четверть столетия — срок не малый… Инициаторы 1-го съезда партии, насколько знаю, собирались пригласить на него и нашу николаевскую организацию, но колебались: очень мы, николаевцы, были молоды. Но вопрос разрешился сам собою: в январе 1897 года николаевская организация была разгромлена почти начисто, а съезд собрался в марте. Мы об нем узнали уже в одесской тюрьме в мае: новость передавали криком из окошка в окошко. И вот, прошло 25 лет, да каких! Войны, революции, потрясения, каких не бывало еще в человеческой истории. И хотя кажется, что 97-й год был вчера, но как трудно в то же время охватить это 25-летнее прошлое, более богатое содержанием, чем предшествующие тысячелетия. Не лучше ли поразмыслить о будущем?
Первая мысль — о молодежи, ибо она и есть будущее. Ныне руководящее в партии поколение воплощает в себе неоценимый опыт истекшего 25-летия, а наша революционная молодежь есть вулканический продукт октябрьского извержения. Ни европейская, ни тем более мировая революция, как бы скоро она ни началась, не завершится на глазах старшего поколения. Тем серьезнее, тем глубже вопрос о воспитании смены, которой предстоит доводить работу до конца.
В Европе молодое поколение пролетариата, пробужденное русской революцией, продолжает жить в условиях капиталистического режима. Сочетание этих условий: революционный пример России и могущественный гнет империализма придают молодому поколению европейского пролетариата революционный закал, которого так не хватало в эпоху империалистской войны.
Условия развития нашей молодежи глубоко отличны. Она выросла или вырастает в обстановке победоносной революции, которой не удалось сломить и не удастся. Для нашей молодежи революция уже не цель, а быт. Нет ли в этом новых опасностей? В своем практическом осуществлении революция как бы «разменялась» на частные задачи: надо починить мосты, учить грамоте, понижать себестоимость сапога на советской фабрике, бороться с грязью, ловить мошенников, проводить электрические провода в деревню и пр., и пр. Некоторые интеллигентские пошляки, из тех, у которых мозги набекрень (они считают себя по сей причине поэтами или философами) уже заговорили о революции тоном великолепнейшего снисхождения: учиться, мол, торговать (хи-хи) и пришивать пуговицы (хе-хе). Но представим пустобрехам брехать в пустоте. Сами же поставим вопрос критически: нет ли действительной опасности того, что молодежь наша незаметно сложится и окостенеет в атмосфере советских «малых дел», — без революционных перспектив, без широкого исторического горизонта — и в один злосчастный день обнаружится, что мы с ней говорим на разных языках? Отрицать эту опасность начисто не приходится. Но тем условиям, которые порождают ее, противостоят другие, никак не менее могущественные условия, и прежде всего, международное положение нашей страны, а следовательно, и нашей партии. От разрешенной нами большой задачи завоевания власти, мы перешли к «малым» задачам не сразу, а через долгую гражданскую войну, и не навсегда, а только на известный период, который мы привыкли называть передышкой. Об этом свидетельствует, прежде всего, самый факт существования Красной армии. Не мы одни живем на свете. Мы всего лишь крайний левый фланг очень большого и извилистого фронта, проходящего по всем пяти частям света. Тот отряд неприятельских сил, который непосредственно противостоял нам, мы за эти годы основательно сокрушили: «всерьез и надолго». Но во всем мире еще идет борьба. И она в любой момент может перекинуться на нашу территорию, или наша прямая помощь может потребоваться — во имя нашего же самосохранения — на других участках. Понимание этого международного характера наших задач должно составлять стержень воспитания нашей молодежи. Если мы переживаем внутри как бы полосу малых дел, то Красная армия есть наиболее зримое звено, соединяющее нас с еще неразрешенными революционными задачами мирового масштаба. Поэтому отношение молодежи к Красной армии по существу выражает ее практическое отношение к революции, как к героическому подвигу. Мы видели вчера это отношение на примере Красного флота, завтра увидим на примере авиации. С другой стороны, то, что иногда называют демобилизационным настроением, есть по существу ликвидаторское настроение. Практическую революционную школу, какую давало подполье, — школу высокого самоотвержения, боевого братства — в наших условиях может заменить в первую голову Красная армия.
Для этого нужно, повторяем, чтобы понимание связи нашей внутренней работы с борьбой мирового рабочего класса вошло в кровь нашей молодежи. Достигнуть этого можно, только приблизив к нам мировое рабочее движение в гораздо бóльшей степени, чем до сих пор. Как? Путем правильно поставленной, серьезной, добросовестно продуманной информации. Время суммарных лозунгов насчет призрака коммунизма, который бродит по Европе, уже прошло — и еще не наступило. Нужно, чтобы наша передовая молодежь изо дня в день через газеты, журналы, лекции следила за ходом революционного движения во всей его конкретности; чтобы она знала его силу и слабость, трудности и ошибки, успехи и поражения, его организацию, его вождей. Благодаря тюрьмам, ссылке и эмиграции старшее поколение нашей партии получило эти интернациональные знания, воспитывалось на них, впитало их в себя. В этом его сила, которая и позволяет ему играть ныне руководящую роль в Коммунистическом Интернационале. Младшему поколению нет надобности для этого ни в тюрьме, ни в эмиграции. Задача может и должна быть разрешена в порядке плана партийным и государственным путем. Прежде всего, наша пресса должна научиться давать систематическую, конкретную, живую, непрерывную информацию о борьбе рабочего класса во всем мире. Довольно бессвязных, эпизодических, отрывочных, тараторящих и пустозвонящих сведений! Нужно, чтобы сегодняшний день рабочего движения органически вытекал для читателя из вчерашнего дня. Нужны правильно поставленные корреспонденции из-за границы. Нужно тщательно следить за европейской печатью и выжимки из нее давать нашему читателю. Дело не в том, чтобы поучать, призывать, наставлять: этого слишком много и это утомляет; молодежь, выросшая в атмосфере лозунгов, призывов, восклицаний, плакатов, рискует перестать реагировать на них. Нужно дать ей фактические сведения в правильных пропорциях и в правильной перспективе. Нужно дать ей материальные элементы и методы самостоятельной ориентировки в ходе мировой революции. Как военный по призванию передвигает на своей карте флажки, напряженно вдумываясь в условия и шансы боев, происходящих от него за три-девять земель, так наша молодежь должна учиться на политической карте мира передвигать самостоятельно флажки классового фронта, взвешивать силы и средства борьбы, оценивать методы ее и проверять вождей. Нет более могущественного идейно-воспитательного средства — и против крохоборческого принижения, и против нэповского разложения, и против всех других опасностей.
Но и чисто практическая повседневная работа на почве советского культурно-хозяйственного строительства — даже и советская торговля в розницу! — вовсе не является практикой «малых дел» и не несет в себе необходимо психологии крохоборчества. Малых дел — без больших — в человеческой жизни сколько угодно. А больших дел без малых в истории не бывает вовсе. Точнее сказать: малые дела в большую эпоху, то есть как составная часть большой задачи, перестают быть «малыми делами». После разгрома «Народной Воли» впавшая в дряблость и прострацию русская интеллигенция пыталась встать на путь «малых дел» культурнического и филантропического характера. Так вырос тип восьмидесятника — проповедника артелей и вегетарианства. После поражения революции 1905 г. русский меньшевизм окончательно стал на путь отказа от революционной программы во имя «злободневных потребностей», т.-е. малых дел. Так сложился тип ликвидатора, проросший насквозь буржуазностью и обернувшийся вскоре патриотом. В Европе за время между Франко-прусской войной (1871 г.) и великой империалистской свалкой (1914 г.) социал-демократическая и профессионалистская бюрократия все больше и больше уходила в повседневную чисто-реформистскую, детальную работу, практически отказываясь от революционной борьбы с капитализмом, склоняясь ниц перед его могуществом. Так сложился оппортунист, националист, шейдемановец. Во всех этих случаях дело шло о политической и моральной капитуляции перед врагом. «Малые дела» открыто или молчаливо противопоставлялись большой исторической задаче. Творились они в щелях режима, установленного враждебным классом.
Совершенно очевидно, что совсем иного рода те злободневные потребности и частные задачи, которые требуют нашего внимания ныне. У нас дело идет о строительстве рабочего класса, который впервые строит для себя и по своему плану. Этот исторический план, хотя бы еще крайне несовершенный и сбивчивый, должен объединить все части и частицы работы, все углы и закоулки ее, единством большого творческого замысла. Крохоборчество реформистов не в заботе о частичных реформах, а в том, что эти реформы заранее уложены в тесные рамки, какие отводит им враждебная воля. Если наши советские реформы имеют тесные границы, то это — границы нашего собственного хозяйственного могущества или нашей слабости. От нашей воли и настойчивости зависит расширить их. Все наши отдельные и малые задачи — вплоть до советской торговли в розницу — входят, как части, в план господствующего рабочего класса, направленный им на преодоление своей хозяйственной и культурной слабости. В конце-концов и самый героический баррикадный бой распадается на детали: доставка бревен, опрокидывание телег, установка заграждений и пр. и пр. Но все это связывается высшим революционным напряжением борцов во имя большой политической цели. Единство большой цели и вырывает человека из мещанского крохоборчества, из обывательской тины, поднимает его над уровнем одних только мелких повседневных забот, окрыляет его жизнь даже при самой скромной доле его личного участия в общей работе.
Социалистическое строительство, есть плановое строительство величайших масштабов. И через все приливы и отливы, ошибки и повороты, через все извилины НЭП‘а партия преследует свой большой план, в духе этого плана воспитывает молодежь, учит каждого связывать свою частичную функцию с общей задачей, которая требует сегодня тщательно пришивать советскую пуговицу, а завтра — бесстрашно умирать под знаменем коммунизма.
Советская техника поднимается на уровень революционной политики. Слесарь, ткач, мастер, инженер, — сознательные участники общего хозяйственного плана, — должны стать таковыми. Техническое обучение молодежи не только специализация, но и подготовка к участию в плановом строительстве, в социалистическом зодчестве, в революционном подвиге. Для техники Советская Россия — необъятное поле. И пролетарское студенчество — при правильной постановке дела будет с таким же энтузиазмом изучать агрономию, термодинамику или электротехнику — уже изучает, — с каким наше поколение училось организации стачек, кружков и подпольных типографий. Специализация необходима, плодотворна, спасительна, как элементарная предпосылка всякого успеха. Но специализация в рабочем государстве вовсе не должна вести к сплющению личности, к замкнутой односторонности. От нашей молодежи мы должны и будем требовать серьезной и глубокой специализации, а стало быть, и освобождения от основного греха нашего поколения — всезнайства и всеумения, — но специализация на службе общего, каждым в отдельности воспринятого и продуманного плана. Партия должна будет в ближайшие годы воспитать могущественные научно-технические кадры. Советская техника должна будет подняться на высоты коммунистической партийности.
Вопрос, однако, этими общими историческими соображениями не исчерпывается, ибо они являются решающими только в так называемом «последнем историческом счете». Практически же соотношение между специализацией и партийностью стоит (для сегодняшнего дня) сложнее и острее.
Конечно, и до Октября большевики были не только большевиками, но и выполняли известную служебную, профессиональную работу. Разница, однако, с дореволюционным временем огромная. Во-первых, штабы партии были тогда заняты почти исключительно партийной работой: это так называемые профессиональные революционеры, и число их было довольно значительно. Во-вторых, члены партии, оставшиеся у станков, в конторах и пр., отдавали своей заводской и конторской работе только физические силы, только время, но не душу. Активной сознательной жизнью они жили вне своей профессиональной работы. А теперь? Штабы партии, и центральный и местные, состоят, за небольшими исключениями, из товарищей, выполняющих наиболее ответственную государственную работу, почти всегда специализованного типа. То же самое относится и к очень значительному числу членов партии, не принадлежащих формально к ее штабом, но составляющих ее основные кадры. В свою административную, хозяйственную, военную, дипломатическую и всякую иную работу коммунисты вкладывают теперь свою личность целиком, ибо дело идет не о службе, а о социалистическом строительстве, и чем дальше, тем больше члены партии специализируются, тем больше они входят во вкус специализации — и так должно быть, ибо без специализации нельзя достигнуть ничего серьезного и дельного в таком колоссальном «предприятии», как построение нового государства и нового хозяйства. Но и опасность, отсюда вытекающая, велика — из-за пристального разглядывания деревьев можно разучиться видеть лес.
Года три тому назад мне как-то пришлось сказать, что будет большим для партии завоеванием, когда вместо внутрипартийных течений и фракций старого типа у нас создадутся группировки электрификаторов, торфистов, сланцистов и пр. В общем эта мысль остается правильной и сейчас. Но замедленное в мировом масштабе развитие революции означает для нас замедленное хозяйственное развитие, а это, в свою очередь, означает, что чисто политические вопросы: взаимоотношение между рабочими и крестьянами, партией и массами, сохранят для нас еще долго свое решающее значение, и если бы раздробленная и поглощенная специализованной работой партия утратила способность быстрой ориентировки в этих вопросах и чуткость ко всяким изменениям в политической области, это грозило бы величайшими опасностями. Пытаться противодействовать этому, таща партию назад к примитивным способам решения всех и всяких советских вопросов «партийным путем», на глаз, было бы, разумеется реакционнейшим дон-кихотством. Мы только измотали бы на этом пути партию, заставляя ее голыми руками выполнять работу, для которой у нас уже существуют, хотя и не очень тонкие, но все же инструменты. Противодействовать ведомственному (и всякому иному) перерождению партии можно только сочетанием ряда методов, способных усиливать и сплачивать партию, расширять ее базу, улучшать советские «инструменты» и научать партию — то есть себя самих — лучше владеть ими.
Нужно прежде всего систематически увеличивать в партии число членов, работающих у станка. Промышленность получила сейчас бо́льшую устойчивость, чем в первые годы революции, и мы надеемся, что устойчивость ее будет расти. Вербовка членов партии на заводах может и должна принять строго систематический и притом индивидуализированный характер. Мы должны завоевывать в отдельности каждого рабочего, который заслуживает завоевания. Рабочая молодежь должна стать поголовно нашей. Это задача всех задач, ключ ко всем замкам. Кристаллизация в верхних слоях партии но линиям специальностей и ведомств будет тем менее угрожать партии бюрократическим окостенением, чем обильнее будут питающие партию подпочвенные родники.
Дальше следует повышение политической и теоретической квалификации партии и, как важнейшее к этому средство, улучшение партийной печати, которая должна лучше информировать, больше заинтересовывать, глубже захватывать, в частности — освобождение партийной печати от ведомственной вермишели и от однообразных прокламаций, которые не учат, не побуждают, а утомляют. Но об этом надо говорить особо — конкретно и настойчиво.
Наконец, очень важным и наиболее неотложным средством является усиление и улучшение партийного контроля не только в партийной, но и в советской работе. Ведомственность, бюрократизм, рыночная перелицовка человеческих отношений — все это развивает очень большую силу втягивания, обволакивания, разложения. Наша партия знает это гораздо лучше, чем ее критики со стороны. Но она не пасует перед этими тенденциями, а сознательно, планомерно, бдительно и непримиримо противодействует им. И не только своей общей работой, но и через специальные органы контроля, приноровленные к конкретным формам нынешней партийной и советской работы. Члену партии, который так «специализовался» на своей ведомственной работе, что утратил нравственную связь с партией, незачем оставаться в партии. Он может быть полезным советским работником, но ему нельзя давать голоса в определении общей политики партии. Коммуниста, которому грозит такое перерождение, до́лжно вовремя остановить. Это очень важная задача, которая автоматическим действием советского аппарата не может быть решена. Партия, как партия, организована у нас очень солидно. Но в состав советского аппарата члены партии входят совсем на других началах — с иными взаимоотношениями и иной иерархией. Между партийной и советской организацией существует очень сложное взаимопроникновение, недостаточно, однако, организованное со стороны партии. Отсюда потребность в самостоятельном контрольном органе, имеющем задачей обеспечить партийную линию не только в партийной, но и в советской работе, — авторитетном, гибком, товарищеском, но и беспощадном, когда нужно. Вопрос этот, как все, разумеется, помнят, составляет главную часть темы двух последних статей т. Ленина.
«Правда» № 56, 13 марта 1923 г.